Текст книги "Рабыня Малуша и другие истории"

– Как ты с матерью и княгиней разговариваешь, уноша! – всплеснул было руками Григорий, но Ольга остановила его:

– Что ты задумал?

– Вятичи – останнее славянское племя, которое платит дань хазарам. Эти дикие степняки и нам покоя не дают. Надо пойти на вятичей, заставить их платить дань нам. Возьмем у них воев и пойдем на хазар. Подумай об этом, матушка…

Долгим взглядом Ольга окинула висящие на стене помятый щит, меч, копье и шлем покойного Игоря и наконец, словно очнувшись, сказала сыну:

– Скажи Асмусу, чтобы отыскал Бразда. Пусть позовет его, и оба – ко мне.

Святослав молча поклонился матери и вышел.

– Иди, Григорий, помолись за меня, – обратилась она к священнику.

Уходя, тот бросил:

– Вырос Святослав. Молвит не аки уноша, но как зрелый муж…

Ольга, в волнении сжав руки, нервно ходила по комнате, а потом остановилась перед доспехами мужа и некоторое время смотрела на них.

Через некоторое время в двери показались Асмус и Бразд.

– Здрава будь, княгиня, – поклонились они Ольге.

– Садитель, – Ольга кивнула в сторону стоявшей возле ее кресла скамьи. – Что можете молвить о Святославе?

– Серьезный уноша, – начал было Асмус, но Ольга его перебила:

– Мыслит о походе на вятичей, а вслед и на хазар. Готов ли он к ратным делам?

– Мечом владеет, как своей десницей. С сулицей[24]24
  Сулица – копье


[Закрыть] ловко управляется… В седле крепко сидит, задирист, телесней[25]25
  Телесней – сражаться врукопашную


[Закрыть] не робеет… Ратать[26]26
  Ратать – воевать


[Закрыть] способен, – проговорил Асмус.

– Рынды[27]27
  Рында – оруженосец


[Закрыть], почет[28]28
  Почет – свита


[Закрыть], комонники, гридни и протчие любят княжича, – вместе с ними у кострища снедает вяленую конину, спит вместе со своими дружинниками на траве, подложив под себя войлочную попону, а под голову седло… – перечислил Бразд.

– Не о том веду спрос, – оборвала его Ольга. – Готов ли он вести дружину?

Асмус и Бразд посмотрели друг на друга и одновременно кивнули.

– Рядом с ним всегда бывалые ратники, – начал было Бразд, но княгиня остановила его и махнула рукой, отпуская от себя служивых мужей.

Уже на следующий день Ольга призвала в Людную палату княжьего терема мужей нарочитых, каждый из которых опирался на высокий посох, а на темных опашнях[29]29
  Опашень – верхняя одежда с рукавами


[Закрыть] висели гривны. Воеводы были при мечах. Здесь же в сторонке стояли старшие и младшие бояре.

Княгиня поднялась в палату в сопровождении сына Святослава, воеводы Свенельда, тысяцкого полевой стражи Любомира и ларника[30]30
  Ларник – княжеский писец и хранитель печати


[Закрыть] Меркуши.

Ольга села в кресло, расположенное возле дальней стены палаты, справа и слева от нее расположились Святослав и Бразд, в углу незаметно пристроился ларник с чистыми свитками.

– Здравы будьте, воеводы, бояре, мужи! – поприветствовала княгиня подданных.

– И ты будь здрава, княгиня, – нестройным хором ответили те, склонившись в поклоне.

– Тысяцкий Любомир говорит, что печенеги перебрались через Итиль-реку[31]31
  Итиль-река – Волга


[Закрыть]и стали беспокоить наши передовые заставы, – начала разговор Ольга. – Слыхали ли вы об этом?

Слыхали! Ведомо! – раздались нестройные голоса.

– Поведай нам, Святослав, что ты задумал, – обратилась княгиня к сыну.

– Который раз печенеги не дают нам покоя, – начал тот. – Мыслю так: нам следует пойти на братьев-славян вятичей, освободить их от дани хазарской и вместе с ними пойти на печенегов, а затем и на хазар, кои тоже не дают нам покоя.

Воеводы, бояре, князья, тысяцкие разом загомонили, склоняясь друг к другу. Их разговор напоминал громкий шелест листвы под ветром.

Выждав некоторое время с тем, чтобы присутствующие смогли обдумать и обсудить предложение, Ольга обратилась ко всем:

– Что скажете, мужи и бояре? Где князь черниговский Ставр?

– Я здесь, матушка, – тот встал, подошел к креслу Ольги.

– В твоих землях, князь Ставр, объявились печенеги. Почему допустил их? – сурово спросила княгиня. – Они прошли через всю Северскую область, видели их под Любичем и Остром. Как ты мог допустить такое?

– Не ждали мы их, матушка княгиня, – начал оправдываться черниговский князь. – Налетели, словно пурга в зиму.

– Почему заслоны не упредили? – не отставала Ольга.

– Они не полем шли. Стража стоит на горе, а они крались оврагами…

– Так что же не помыслили овраги стеречь? Не подумал, что бережешь не токмо северян, но и Киев?

– Людишек не хватает, чтобы всюду стражу ставить, – продолжал оправдываться Ставр. – Тяжко ныне работать людишкам…

– А ты им землю дай, пусть каждый на своей земле себя охраняет, да и нам заступом станет, – стояла на своем Ольга.

– Да где же взять вольной земли, матушка? – всплеснул руками князь. – Вся земля тебе принадлежит.

Подумав, Ольга обратилась к собравшимся:

– Что решаем, мужи и бояре?

– Надо дать смердам черниговскую землю, – раздались разрозненные голоса. – Пусть боронят от печенегов клятых.

– Все ли согласны?

– Согласны… Все… Разом… Едино, – зазвучало со всех сторон.

– Так и решаем, – заключила Ольга. – Пустим ли в поход княжича Святослава, как он разумеет?

– Дело задумал княжич…

– Пора наказать клятых…

– Засиделись…

– Так и решаем, – твердо произнесла Ольга. – Закончим полюдье, зачнем собирать воев.

Осень окрасила золотом сжатые поля и начала раскрашивать деревья в лесу. Смерды радовались – урожай удался как никогда.

Корж с помощью подросшей Малуши и братьев управился с урожаем до дождей, уже начавших изредка кропить землю и луга. И вправду, было чему радоваться: и сена для коровы, коня и вола было припасено вдосталь, ячменя и ржи должно хватить до нового урожая, да и князю отдать его долю можно было без всякой ужимки…

В один из таких дней в селении Коржа появились всадники. «Кто бы это мог быть, – подумал Корж, заслонив от солнца глаза ладонью. – Полюдью вроде бы рановато…»

В подъехавших ближе всадниках он разглядел старого знакомого тысяцкого Любомира. Тот, подъехав ближе, слез с коня и воскликнул:

– Ты ли это, славный Корж?

Он обнял Коржа за плечи и трижды расцеловал его.

– А кто эта красавица? – спросил он, кивнув на стоявшую здесь же Малушу.

– Дочка Малуша, – с гордостью объявил Корж.

– Хороша, ох, хороша! – продолжал тысяцкий, откровенно любуясь девушкой. – Сколько же тебе годков, красавица?

– Тринадцатую весну встретила, – смущаясь, ответила та.

– Невеста! Небойсь, уже и женишка приглядела? – Любомир окончательно вверг Малушу в смущение, отчего ее щеки густо зарделись.

– Не думает она еще о женихах, – ответил Корж. – Времени нет, урожай нужно было собрать, да и по дому работы много. Жену-то мою летось медведь задрал.

– Охти, беда какая! – посочувствовал мужику Любомир. – То-то виски у тебя заснежились.

Потом он обратился к девушке:

– А мы ведь с твоим батюшкой ратоборствовали еще с князем Игорем у Искоростеня.

– Так-то так, только вспоминать это бывает срамно, – ответил Корж.

– А ты и не поминай, коли так, – отмахнулся Любомир. – Пригласишь ли в избу?

– О, милости прошу, – пригласил хозяин.

– Я сейчас меды достану, – вспорхнула Малуша и первой нырнула в жилище.

– Вправду, хороша дочка у тебя, – Любомир погладил усы. – Многие уноши засохнут, глядя на нее

– Полно тебе, совсем засмущал девку, – отмахнулся Корж.

– Добро, поговорим о серьезном, – перевел разговор Любомир. – В черниговские земли все чаще наведываются печенеги. На днях княгиня Ольга собирала ближних воевод, князей и протчих мужей.

– О чем шел разговор? – Корж разлил в ковши хмельной мед.

– Княжич Святослав сватал нас идти на вятичей, а потом с их помощью на печенегов и хазар.

– Широко размахнулся, – покачал головой Корж. – Порты не лопнут?

– А ты не шуткуй, дело серьезное. Решение принято, – нахмурился Любомир.

– И когда?

– Да вот полюдье закончим, так и в поход. Ты не разучился еще ратать?

Корж помолчал, потом негромко сказал:

– Руки-то не забыли, как меч держать. Да только вот не знаю, как с Малушей быть. Можно, конечно, ее с братьевыми женами оставить, да ведь у них своих забот хватает. Остера и Кожему тоже возьмешь?

– Возьму, добрые вой нужны будут.

– Вот то-то…

– Погодь. А давай на время похода Малушу пристроим к княгине. Она, чать, помнит тебя.

– Помнит ли?

– Как не помнить! Мы же дрались рядом с князем Игорем до последнего, пока нас не разоружили. А потом мы оружие и тело его привезли.

– Память-то не шибко радостная…

В это время к жилищу Коржа подскакал ябедьник и крикнул в раскрытое окно:

– Любомир! Дань собрана, обоз уже отправлен.

– Ну, добре, – Любомир встал и начал прощаться. – Вскоре за воями приедут гридни, скажут тебе, как княгиня распорядилась Малушей.

Когда тысяцкий уехал, Малуша с тревогой проговорила:

– Ой. Боюсь я ехать к княгине…

– Не трусь. Она хоть и строга, но справедлива. Не съест же она тебя.

В это время к избе Коржа верхами подъехали его братья Остер и Кожема.

– На какую рать-то собирают? – встревоженно проговорил Остер.

– Княжич надумал идти на вятичей, а с ними на печенегов и хазар, – ответил старший брат.

– Разом на всех? – поразился Кожема.

– Да нет, – усмехнулся Корж. – В очередь. Да что тут толковать: нас, подневольных, не спрашивают.

– Это так, – согласился Остер. – Погонят, аки скотину, и не спросят. Так что пора готовить оружие и коней.

– О-хо-хо! – вздохнул Кожема. – Как Рада с дитем-то управится?

– Род поможет, – успокоил его старший брат.

– Я накажу Праскеве, чтобы приглядела за ними, – сказал Остер. – Добре, поехали по дворам…

Едва закончили засыпку зерна нового урожая в лари, убрали последнее сено в стога и на сеновалы, поправили хлевы для скотины, как в селении появились три гридня. Они остановились у жилища старейшины рода, один из них спешился и постучал рукоятью плети в переплет узенького окошка.

На стук вышел Корж и, увидев гридня с огненно-рыжими волосами и короткой бородкой, воскликнул:

– Никак ты, Вогул!

– Здрав будь, старый! – засмеялся тот.

– Коли я старый, пошто за мной пришел? – улыбнулся в ответ Корж.

Старые товарищи обнялись и троекратно расцеловались.

Вогул махнул оставшимся гридням, и те поскакали вдоль конца[32]32
  Конец – улица в русских селениях


[Закрыть], колотя мечами о щиты.

– Любомир велел кланяться, – сообщил гридень.

Корж выжидательно посмотрел на него.

– Ну?

– Толковал он с княгиней. Та вспомнила тебя, лестно отзывалась. Помнит, помнит…

– Ну, ну! – поторопил его Корж.

Вогул засмеялся и положил руку на плечо товарища.

– Берет она твою дщерь в помощницы ключницы. Меланья стареть стала, неторопка. Ольга давно уже о замене ее помысливала. Считай, дело сладилось.

Помолчав немного, Вогул лукаво прищурился и спросил:

– Бают, у тебя дочка зело баска[33]33
  Баская – красивая


[Закрыть]!

– А тебе, старому, какой интерес? – засмеялся Корж.

Постепенно к хижине Коржа начали стягиваться селяне, одетые кто во что: кто с копьем, кто с мечом, в разномастных шлемах, ведя в поводу таких же разномастных лошадей. Рядом с ними шли прижавшиеся к ним матери, жены, сестры, дети.

Корж, одетый в начищенную кольчугу, в шлеме, с мечом на боку, с копьем и щитом, выглядел, словно былинный богатырь. Он подал руку Малуше, и та, уцепившись за стремя, потом за руку отца, вспорхнула и словно приросла к луке седла впереди отца.

– Ну, с помощью Перуна, двинулись, – попросту скомандовал Вогул.

Разделившись попарно, отряд двинулся вперед, оставляя позади рыдающих женщин и стариков. Отъехав от селения, Вогул, ехавший впереди вместе с Коржем, оглянулся и насмешливо произнес:

– Ну и войско! Печенеги увидят – либо утекут в страхе, либо окочурятся от смеха.

Пока ехали знакомыми местами, Малуша вслушивалась в разговор взрослых.

Но как только начались незнакомые места, она забыла, о чем говорят отец с Вогулом, и с любопытством осматривала окрестности.

Недолгое время они ехали низиной по Оболони, на которой раскинулись убогие хижины и землянки. По обеим сторонам дороги стали появляться огороды, отделенные друг от друга частоколом. Как сказал отец, эти огороды принадлежали князьям, а возделывались уставными смердами[34]34
  Уставные, урочные смерды – платящие дань, налоги


[Закрыть].

Малуша с удивлением смотрела на видневшиеся впереди три горы, на которых лес был частью вырублен или выжжен, а на порубах золотом отсвечивала золотистая стерня и темнели редкие жилища людей.

Наконец впереди зазолотились крыши княжеских теремов. Ниже, окружая Гору кольцом, теснились темные дворища бояр и воевод, а внутри этих дворищ были видны хижины служилых людей – ремесленников, холопов, рабов.

У самого подножья Горы, уходя к Днепру, тесно, словно ласточкины гнезда, лепились хибарки и землянки простого люда – чади. Здесь же, среди этого селища, на небольшой площадке стояло деревянное изваяние Волоса, вокруг которого грудилась и суетилась людская толпа.

– Чего это там? – спросила Малуша отца. – Молятся никак?

– Да нет, – усмехнулся тот. – Им не до Волоса сейчас. Это большой торг.

Дорога пошла в гору, словно змея ползучая, к единственным воротам в частоколе на Горе. Вот уже копыта лошадей застучали по деревянному настилу подъемного моста…

При виде грозных вооруженных людей у ворот девушка съежилась и теснее прижалась к отцу.

– Не пужайся, – успокоил Корж дочку. – Никто тебя здесь не обидит.

Кто-то из стражников, разглядев прячущуюся за щитом девушку, крикнул:

– Гляньте, люди добрые! Еще в поход не пошли, а этот ратник уже полонянку волочет!

Стоявшие рядом с ним гридни захохотали, отчего совершенно смутили девушку.

На широком дворе было разбросано несколько строений, возле одного из них сгрудились гридни в полном облачении. Увидев приехавших, один из них отделился и подошел к всадникам. Это был тысяцкий Любомир.

Приехавшие сошли с коней и остановились в растерянности, не зная, как поступить далее. Обращаясь к ним, Любомир распорядился:

– Располагайтесь в гридне, места всем хватит.

Тепло поздоровавшись с Коржем и Малушей, он сказал:

– Ты, Корж, располагайся со своими, а Малушу я поведу представлять княгине. Пошли, красавица!

Малуша растерянно посмотрела на отца, но тот слегка подтолкнул ее, усмехнувшись:

– Иди, иди, я здесь, рядышком…

Девушка медленно пошла за тысяцким, постоянно оглядываясь на отца. Они поднялись по ступеням княжеского терема, и, войдя в него, Любомир придержал Малушу:

– Погодь здесь, я упрежу княгиню.

Он прошел дальше в покои и поднялся по лестнице в светелку Ольги. Через некоторое время он появился в дверях и сказал:

– Поднимайся наверх.

У Малуши от страха заколотилось сердце и стало сухо во рту.

– Давай, давай, не робей, – подбодрил тысяцкий девушку.

Когда они поднялись на второй этаж, он приоткрыл дверь, из которой только что вышел, и слегка подтолкнул Малушу внутрь.

Помещение, в котором она оказалась, было довольно большим, со многими окнами, пропускающими много света. Возле одного из окон стояла княгиня, одетая в красное платно, которое девушка никогда не видела, с узорочьем на шее. На ногах ее были надеты такие же красные черевьи[35]35
  Черевьи – сапожки


[Закрыть].

Малуша опустила глаза и поклонилась княгине в пояс.

Внимательно оглядев девушку, Ольга произнесла:

– Хороша собой, но молода больно.

– Она осталась без матери и вела все хозяйство у Коржа, – заступился за девушку Любомир.

– Кликни ключницу, – приказала княгиня тысяцкому.

Когда тот вышел, княгиня спросила:

– Тебе сколь годков, унотка?

– Пятнадцатый, – еле выдавила из себя девушка.

– Что умеешь делать?

– Стряпаю, шью, вышиваю, полощу платно…

– Хворости какие есть?

Малуша удивленно посмотрела на княгиню и отрицательно помотала головой.

– Ну, да. В таком возрасте какие хворости могут быть, – в раздумье проговорила Ольга.

В этот момент в помещение вошла ключница Меланья и низко поклонилась.

– Ты скорбела, что твои девки не очень расторопны, – обратилась к ней княгиня. – Вот тебе помощница. Пристрой ее к делу.

– Слушаю, – поклонилась ключница и внимательно оглядела девушку.

– Идите, – отпустила их Ольга.

Выйдя от княгини, женщины едва не столкнулись с княжичем Святославом. Тот остановил их и, обращаясь к Меланье, спросил:

– Кто такая?

– Княгиня прислала новую помощницу, – ответила та.

– Как зовут? – обратился княжич к девушке.

– Мала, Малуша, – пробормотала та.

Святослав взял Малушу за подбородок, приподнял ее голову и внимательно посмотрел ей в глаза. Потом повернулся и пошел к матери.

– Кобель, – вслед ему тихо сказала Меланья и, обращаясь к девушке, добавила:

– Стерегись его, старайся не попадаться на глаза.

Ключница повела Малушу в дальний конец терема, где к нему было пристроено помещение кухни и каморки для прислуги.

В центре достаточно просторной пристройки на каменной кладке догорал костерок, на красных углях в глиняных горнцах что-то варилось, испуская незнакомый Малуше приятный запах. Стройная и красивая девушка, которую, как оказалось, звали Праскена, деревянной ложкой помешивала варево. Огонь поддерживал невзрачный мужичонка с пегой бороденкой и сбитыми лохмами на голове.

Ключница немедля включила Малушу в работу, заставив ее носит воду из родника, протекающего невдалеке, помыть несколько горнцев, корыто, деревянные мисы, ложки. Малуше пришлось еще и вымести сор из трапезной, с дресвой[36]36
  Дресва – толченый кирпич


[Закрыть] почистить огромный трапезный стол, помыть стоявшие возле него лавки.

Меланья время от времени проверяла ее работу и удовлетворенно кивала головой. Заметив это, Малуша старалась исполнить порученную ей работу с еще большим тщением.

Когда работа в трапезной была закончена и все в ней блистало чистотой, Меланья обратилась к девушке:

– Приглядывай, как я буду выносить и расставлять яства.

Тем временем ключница взяла деревянную ложку и стала пробовать варево из кипящих горнцов.

Через полуоткрытую дверь в трапезную было видно, как в помещение начали заходить и рассаживаться вокруг стола князья, воеводы, бояре…

Ключницу словно подменили – она выпрямилась, стала строже. Шепотом она начала подгонять девушек, уполовником разливающих похлебку в мисы, бросали в них куски мяса и расставляли мисы на огромном серебряном подносе. На другое блюдо устанавливались ковшики с медовым взваром.

Меланья относила поочередно подносы в трапезную, а тем временем девушки готовили новую перемену блюд.

Наконец, после того, как в трапезной загремели отодвигаемые скамьи и из помещения вышли все, кто там был, настало время передохнуть. Усталая Меланья села возле очага, опустив руки на колени. Праскена, старик истопник и Малуша смогли поесть сами, добирая остатки похлебки из горнцев.

Вечером, когда настала пора ложиться спать, Меланья повела Малушу в свою каморку, постелила рядно на сундук и сказала:

– Спать будешь здесь.

А сама села на свою лежанку и долго сидела, массируя натруженные руки.

– Уставать стала, – негромко проговорила она. – Скоро, видно, не смогу таскать тяжеленные подносы. Уронить боюсь…

– А почему Праскена вам не помогает? – спросила девушка.

Помолчав немного, ключница ответила:

– Куда уж ей! Непраздна[37]37
  Непраздная – беременная


[Закрыть] она… Княжич постарался. Молодой да ранний…

Но Малуша уже не слышала ее. Утомленная за день непривычной работой и новыми впечатлениями, она крепко спала.

Ей казалось, что она только что уснула, как почувствовала, что ее тронули за плечо.

– Вставай, девонька, пора приниматься за работу, – будила ее ключница.

Малуша открыла глаза. В поставце горела лучина, слюдяное окно было совсем темным.

Началась тяжелая и суматошная жизнь в княжьем тереме…

В первом часу[38]38
  Первый час – семь часов утра по древнему счету


[Закрыть] после утренней трапезы на втором этаже княжеского терема, в Людной палате, воеводы, бояре, князья и тысяцкие решали вопрос о предстоящем походе на вятичей.

– Говори, князь Ракита, – обратилась Ольга к старейшему князю, участвовавшему еще в походах ее мужа князя Игоря.

Старый князь встал и, обращаясь к княгине, медленно заговорил:

– Вятичи давно упорствуют и не желают платить Киеву дань. Давно пора их образумить. Половцы такоже испокон веков рушат наши рубежи, немало от них исстрадались. Да и хазары нам покоя не дают. Проучить их надобно. Да только опасаюсь я, что надобен поход сразу на всех. Не надорваться бы. Людишек погубим немерено…

– Что предлагаешь? – остановила его Ольга.

– Вятичей не ратать, а дать им куну[39]39
  Куна – заем


[Закрыть] и тем примучить[40]40
  Примучить – подчинить


[Закрыть] их. Пошто воев зазря терять?

– А ты что скажешь, черниговский князь Ставр? Ты соседствуешь с вятичами, да и половцы хаживают в твои владения, – с насмешкой спросила княгиня.

Князь Ставр нахмурился, встал и, сдерживая себя, проговорил:

– Дело говорит князь Ракита. Нынешний год у вятичей, да и у нас, выдался неудачный – Хоре[41]41
  Хоре – бог солнца


[Закрыть] осерчал и в червень[42]42
  Червень – старославянское название июля


[Закрыть] пожог многие посевы. Куна им ныне аки благо небесное. А печенегов устеречь тяжко, – оне без обозов, скачут, бесам подобно: появились, сволочат[43]43
  Сволочить – грабить


[Закрыть] и пропадают…

– Все ли согласны пойти к вятичам с куной, а не с мечами? – обратилась княгиня к подданным.

Присутствующие дружно закивали головами.

– Тысяцкий Любомир, как ты готовишь поход? – обратилась она к стоявшему рядом боилу[44]44
  Бойл – военачальник


[Закрыть].

– Сейчас по весям[45]45
  Весь – деревня, село


[Закрыть] разосланы загоны[46]46
  Загон – отряд, высланный с определенными целями


[Закрыть] собирать рать. Чинятся пороки[47]47
  Пороки – стенобитные осадные орудия


[Закрыть]. В корчайницах куется оружие…

– Зачем пороки? – вскочил со своего места княжич Святослав, но Ольга строгим взглядом усадила его на место.

– Продолжай, Любомир, – обратилась княгиня к Любомиру.

– Сейчас набираем лучших людей[48]48
  Лучшие люди – подданные, которых посылают в дружину князя


[Закрыть], собираем охочин[49]49
  Охочин – добровольцы, охотники


[Закрыть], чадь[50]50
  Чадь – челядь, то есть рабы, рядовичи, независимые смерды


[Закрыть].

– Позволь, княгиня, сказать, – обратился Святослав к матери.

Ольга улыбнулась, кивнула головой и махнула рукой, разрешая Любомиру сесть на свое место.

– Любомир, готовя пороки, имеет в виду рать против городов, – горячо начал Святослав. – Но мы решили не ратать с вятичами, у которых есть города, а будем биться со степняками – половцами и хазарами. Да, и у степняков есть города. Но для чего нам идти на далекий Саркел? В этих голых степях, вдалеке от Киева, нас просто перебьют. Любомир готовит телеги, обозы… Они нам не нужны. Мы должны ратоборствовать, как степняки – быстрыми, нежданными наскоками. Нападать, когда нас не ждут, быстро уходить до прихода основных сил противника. Бить его с нежданных для него сторон, бить по частям.

Потому нам не нужна большая рать, нам не нужны безлошадные вой, не нужны необученные убогие[51]51
  Убогие – неимущие, нищие


[Закрыть] людишки. Все везем с собой в тороках…

Все молчали, обдумывая слова Святослава. Бывалые воины, привыкшие к рубке в чистом поле в пешем строю, в сомнении качали головами: много ли помашешь тяжелым мечом, сидя на скачущем коне? Стоя на твердой матушке-земле, куда привычнее. А тут вон что выдумал… Непривычно как-то…

Святослав, словно прочитав их мысли, продолжил:

– Большая пешая рать хороша в поле с таким же пешим противником или при взятии детинцев[52]52
  Детинец – кремль, крепость


[Закрыть]. Половцы и хазары не бьются пеши. Да и пешие ратники будут сдерживать комонников медленным ходом.

– Телесней[53]53
  Телесней – врукопашную (сражаться)


[Закрыть] биться оплитами[54]54
  Оплит – тяжеловооруженный пехотинец


[Закрыть] привычней, – проговорил кто-то из князей. – Испокон веков так было…

– Вот и теряли людей немеряно, – откликнулся Святослав.

– Стало быть, возьмешь только комонников? – уточнила княгиня.

– Так, – коротко ответил княжич. – Двигаться будем лесными тропами негласно, кормиться давлениной[55]55
  Давленина – мясо убитых животных


[Закрыть].

– Что решаем, бояре, князья, воеводы? – обратилась Ольга к присутствующим.

– Добро… Мыслит здраво… Согласны, – послышались голоса.

– Дадим ли гривен, кун, резанов[56]56
  Гривны, куны, резаны – деньга в Древней Руси


[Закрыть] из скарбницы[57]57
  Скарбница – казна


[Закрыть]? – снова спросила княгиня.

– Дадим… Как же без них… Добро, – снова все согласились с ней.

В один из дней подготовки к походу Ольга, находящаяся в светелке на первом этаже терема, стала невольной свидетельницей разговора, который вел ее сын с Асмусом, Чурилой и Любомиром, сидящими на лавке под окном. Говорил Асмус:

– Твой батюшка очень ловко использовал чело[58]58
  Чело – передовые отряды


[Закрыть], соглядатаев…

– И мы такоже станем, – ответствовал княжич.

– Мне старые вой толковали, как бьются мадьяры, – продолжил рассказ Асмуса Чурила. – Впереди они всегда держали конные дозоры, а лагерь на ночь окружали стражей. Перед нападением осыпали врага тучей стрел, а потом налетали, аки соколы. Если враги устояли, они пускались в притворное бегство. Когда их преследовали, они разом оборачивались и кучно нападали на растянутый отряд преследователей. Помогал в этой сече засадный отряд, скрытый от врагов[59]59
  Эту тактику мадьяр описал в военном трактате император Лев Мудрый (881–911 гг.). По сообщению доминиканского монаха Юстиниана, прародина мадьяр – Великая Венгрия – находилась в Башкирии и существовала примерно до XII в.


[Закрыть].

Утром, когда солнце словно бы играло с природой, то прячась за легкие облака, то выглядывая из-за них, начались сборы в поход.

Передовой отряд комонников и гридней грудился во дворе княжеского терема. Здесь же толкались женщины и дети, провожавшие своих родных.

Малуша стояла подле отца и дядьев и пыталась передать кому-либо из них довольно объемистый кухоль[60]60
  Кухоль – глиняный кувшин


[Закрыть] с сытой[61]61
  Сыта – мед, разбавленный водой


[Закрыть].

– Так и степняки поступают, – заметил Асмус.

– Мы тоже станем заманивать их в засаду, – заключил Святослав.

– Ну, куда мы его пристроим, голова садовая? – уговаривал ее Корж. Все же расплещется, а кухоль разобьется…

– Ну, хоть попейте сейчас, – просила Малуша.

– Дай-ка мне, – усмехнувшись, успокоил девушку ее дядя Оскол.

Он отпил немного и передал сосуд Кожеме. Отпил и Корж, чтобы не обижать дочурку.

А потом он передал кухоль другим комонникам, а те, отпивая понемногу, пустили его по кругу. Вскоре пустую посудину возвратили Малуше.

– Ты не грусти особенно, – приобнял Корж дочку. – Как к тебе ключница относится, не обижает?

– Она очень добра ко мне, да и с Праскеной мы ладим.

– Вот и ладно, вот и добре, – поглаживал ее плечи отец. – Жди и не плачь.

– Как не плакать? – Малуша прижалась к отцу. – Одна остаюсь, бросаете меня.

– Ну, немного можно иногда всплакнуть, – по-доброму проговорил Остер. – Это, говорят, помогает.

– Праскева с Радой так ревели, что платно до сих пор от их слез не просохло, – пошутил Кожема.

– Вам-то все шутки, а нам-то каково? – отмахнулась от него девушка.

– Ты только слушай во всем Меланью, – поучал отец. – Она, я слышал, женщина хоть строгая, но добрая.

– Она ко мне, как к дочери, относится, – Малуша посмотрела на отца. – Говорят, что у нее никого нет на всем белом свете.

С крыльца княжеского терема неспешно сошли Святослав, княгиня Ольга и, поотстав от них, шествовал греческий священник Григорий.

Тут же рында подвел к крыльцу белого оседланного коня. Ни слова не говоря, княжич поклонился матери в пояс и, вскочив в седло, поднял правую руку с обнаженным мечом.

– Садись! – зычно крикнул Асмус, сразу пристроившись рядом со Святославом.

Вытянув руку вперед, княжич тронул коня.

По этой команде всадники осторожно и медленно тронулись к воротам. Провожающие цеплялись за стремя в надежде хоть еще миг побыть с родными мужчинами. Но ворота, словно сито, отжали провожающих, и вот уже копыта коней застучали по деревянному настилу моста.

Внизу на Почайне было темно от столпившихся людей, над которыми возвышались комонники, предводимые Чурилой.

Неожиданно кто-то тронул Малушу за локоть. Она вздрогнула и обернулась. Это была Праскена.

– Пойдем, ключница зовет, – сказала она.

Едва девушки вошли в помещение, где готовилась пища, Маланья распорядилась:

– Давайте, девоньки, поспешать. Скоро воеводы и бояре придут трапезничать, а у нас еще не все готово.

И как бы мимоходом спросила Малушу:

– Проводила родичей?

– Проводила, – вздохнула та. – Только они не взяли с собой сыту, а выпили все вместе.

– Ну и ладно, ну и хорошо. Мисы-то помыты у нас?

– Давно помыты и мисы, и ложки, – ответила Праскена.

– Пойди глянь, все ли ладно в трапезной, – обратилась Меланья к Малуше.

В это время Праскена, наклонившись над огнем, схватилась за живот и ойкнула.

– Э, девонька, не опростайся мне тут, – воскликнула ключница. – Ну-ка, присядь к дверце, подыши свежим воздухом, а мы уж тут вдвоем с Малой управимся.

Вечером, когда все дела были закончены и можно было отправляться спать, Меланья вдруг строго наказала Малуше:

– Пойди вымой пол в трапезной.

– Так я уже вымела там голиком, – недоуменно ответила Малуша.

– А я сказала вымой, да с дресвой, – жестко отрезала Меланья.

Малуша даже перепугалась: никогда до сих пор ключница не разговаривала с ней таким тоном. Не смея ослушаться, она налила в бадейку воды и вышла.

Оставшись вдвоем, Меланья спросила Праскену:

– Может быть тебе сходить к бабке Барнихе? Она, говорят, помогает опростаться…

– Поздно уже. Я бегала к ней. Не хочет она в таком сроке грех на душу брать.

– А чего же я не замечала? Замоталась, видно, совсем, старая…

– Я затягивалась сильно.

– Так может он…

– Да нет, шевелится.

– Вот беда-то. Что же теперь будет?

– Не знаю, – заплакала Праскена.

– А родичи-то есть ли у тебя?

– Мамка и две сестрички помене меня.

– Ну, ладно, ладно, – старая женщина принялась успокаивать бедняжку. – Поди ложись, утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем.

Когда Малуша вернулась в каморку ключницы, та в одном исподнем уже сидела на своей лежанке и неторопливо расчесывала свои редкие, тронутые сединой волосы.

Заметив состояние пожилой женщины, девушка спросила:

– Что-то случилось:

– Нет, нет. Ложись, – ответила та.

Дни катились за днями, седьмица за седьмицей… Малуша уже втянулась в однообразную и тяжелую работу, ей доверяли выходить с Меланьей в трапезную, расставлять мисы с варевом и убирать пустую посуду.

В один из дней, когда князья, бояре и прочий кормящийся у княгини люд, насытившись, разошлись, Ольга подозвала ключницу и спросила:

– Что-то я не вижу Праскены. Здорова ли она?

Меланья молчала, опустив голову.

– Ну! – грозно прикрикнула на нее княгиня.

Старая женщина вздрогнула, как от удара, и, не поднимая головы, тихо ответила:

– Трудно ей носить тяжелые подносы с варевом. Непраздна она…

– И кто же этот сластолюбец? – в гневе спросила Ольга.

Меланья дрожала от страха, зная грозный характер правительницы.

– Язык проглотила? – уже закричала княгиня.

– Княжич Святослав, – еле слышно пробормотала ключница.

– Та-а-ак! – стала остывать Ольга. – Добро, иди.

Через неплотно прикрытую дверь девушки слышали, как кричала княгиня и сидели в уголке, притихшие, словно мышки. Праскена молча плакала.

– Ой, что теперь будет? – Малуша поглаживала подругу по спине. – Что будет-то?

– Не знаю, – сквозь слезы отвечала Праскена и зарыдала уже в полный голос.

Вошедшая Меланья, какая-то согнутая, даже ставшая меньше ростом и постаревшая, села рядом с ними, зажав натруженные, все во вздувшихся венах руки между колен.

После долгого молчания она тяжело вздохнула и со стоном проговорила:

– Вот она бабья доля рабыни… И отказать нельзя, и сама же оказываешься виноватой… Я вот тоже была молоденькой да и с лица не дурной. Тоже приглянулась князю Игорю. Снасильничал…

Девушки замерли, слушая тяжкие воспоминания ключницы.

– И что? – тихо спросила Праскена.

– От тяжелой работы скинула ребеночка…

Видно воспоминания сильно расстроили женщину. Она встала и, не глядя на Малушу и Праскену, бросила:

– Посуду вымойте, в трапезной приберитесь…

Старчески шаркая ногами, она ушла в свою каморку, плотно закрыв за собою дверцу. А через тонкую дверь изредка стали слышаться тяжелые всхлипывания пожилой женщины.

Несколько дней ничего особенного не происходило и уже казалось, что все само собой успокоится и ничего плохого для Праскены не произойдет.

Меланья и Малуша, понимая состояние Праскены, старались сделать за нее самую тяжелую работу. Но несчастную девушку это не успокаивало: все чаще она тихонько плакала, несмотря на доброжелательное отношение товарок.