Текст книги "Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки"

Давайте теперь обратимся к статистике и попробуем высветить некоторые фрагменты картины православного Крыма в эти годы.

В конце 40-х произошел некоторый спад религиозной жизни. Спад временный, во многом связанный с ограничительными акциями властей и атеистической пропагандой. Но, тем не менее, спад. «Если в первые годы после войны церковь посещала значительная часть молодежи, то уже за последние годы этого явления не наблюдается; конечно, имеются еще случаи посещения церкви молодежью, но это уже единицы, да и там, где слабо подготовлена культурно-воспитательная работа; например: в селе Мазанка Зуйского района нет ни клуба, ни кино, ни избы-читальни, а село большое, не менее 500 дворов, и молодежь заявляет, что ей некуда пойти, кроме церкви.

За последние годы установился постоянный контингент посетителей церкви, в основном это женщины пожилых возрастов, имеются и средних, но меньше; мужского населения посещает церковь незначительный процент, посещаемость церкви детьми школьного возраста также постепенно уменьшается» (19).

В 1953-м в Крыму действовало 49 церквей, а практикующих христиан было около 50 тыс. человек, т. е. примерно 6 %. Эти цифры берутся из подсчета уполномоченным числа «исповедников», т. е. тех, кто хотя бы раз в год был на исповеди и причастился.

По этим данным, в 1949 году «исповедников» было 45 400 человек, в 1950-м несколько меньше, 42 905 человек (20).

«Случаев распада церковных двадцаток (то есть групп, состоящих из двадцати человек, которые регистрировали приход в местных органах власти. – Б. К.), и исполнительных органов не было. Но исполнительные органы распоряжениями Архиепископа Луки очень часто переизбираются, в некоторых церквах по 2–3 раза в год» (21).

В 1951-м на приходах служили 53 пресвитера и 1 диакон (22). Храмы на двунадесятые праздники в среднем посещало от 400 до 700 человек в городах и от 150 до 250 на селе (23). Ниже приводится таблица, в которой показана динамика посещения крымских храмов на Рождество и Крещение в годы наибольшего спада «религиозности» (24).

Таблица 1

Если уж мы обратились к сухому языку цифр и фактов, то, наверное, стоит привести данные о числе крещений, браков и отпеваний, позволяющие представить распространение «традиционных ценностей» внутри простого народа. Уполномоченный приводит такие, безусловно, заниженные цифры, взятые из отчетов приходских священников и из бесед с церковным активом (25):

Таблица 2

По сравнению с предыдущими годами число крещений, браков и отпеваний действительно сократилось.

При этом финансовое положение епархии тоже оставляло желать лучшего. В 1948 году доход составил 3 296 259 руб., в 1949 – 3 321 934 руб. (26). На собрании благочинных 18 февраля 1948 года отмечалось, что в 1947 году общая сумма дохода выразилась в 3 779 164 руб., то есть с уменьшением против 1946 года на 30,8 % (5 448 423 руб.) и против 1945 года на 46 % (7 026 193 руб.). «Существующая система обложения церквей на нужды епархии и Патриархии в размере 10 % не обеспечивает содержание последних и создает угрозу срыва финансовых мероприятий Епархиального управления», – говорилось на этом собрании (27). Сокращение дохода поставило епархиальное управление в трудные условия и заставило его пойти по пути ужесточения финансовой дисциплины. В частности, для каждой церкви были установлены твердые ежемесячные ставки взносов на содержание епархии и центрального аппарата; повсеместно было проведено сокращение заработной платы персоналу и хору. Лука высказал пожелание, чтобы ставка церковного старосты, по возможности, была упразднена и сама должность рассматривалась как почетная. Но найти желающих работать бесплатно оказалось непросто, и зарплату старостам все равно пришлось платить. Впрочем, были и те, кто совсем не получал зарплату. К ним относилась сестра русского классика А.П. Чехова Мария Павловна Чехова.

В) Бюджет Крымской епархии

Как Крымская епархия зарабатывала деньги? Об этом дают представление доходные статьи церковного бюджета.

«Кружка». Это непосредственные пожертвования прихожан и всех тех, кто молился в храме. Как и в наше время, эта статья составляла, пожалуй, самую малую часть церковного (преимущественно приходского) бюджета.

Тарелочно-кружечный сбор и добровольные пожертвования составляли не более 8 % доходов (1). В цифрах: в 1959 г. – 67 518 руб., в 1960 г. – 43 301 руб., в 1961 г. – 39 813 руб. (2).

Свечи и записки являлись главной «коммерческой» статьей дохода, во многих храмах и в епархии в целом доход от продажи свечей составлял более 60 % бюджета. В цифрах: в 1960 г. – 254 622 руб. (общий доход – 402 617 руб.). В 1961 г. – 254 570 руб. (общий доход – 395 836 руб.) (3).

По сути, приобретение свечи за цену значительно более высокую, чем ее себестоимость, это та же жертва на храм. Однако львиную долю продаж составляли свечи, проданные случайным людям. Такая жертва могла быть весьма значительна, особенно в курортных городах полуострова.

«Культ записок» – одна из характерных черт современного российского православия. Нередко их чтение занимает большое время и оттесняет на периферию другие, духовно более важные моменты богослужения. В послевоенном Крыму, однако, не было «вала записок», и доходы от них сопоставимы с суммой тарелочного сбора – 8–10 % (4).

Венчики, крестики, иконки не приносили большого дохода, в среднем 4–5 % от бюджета епархии. Это было связано с относительно небольшим числом крещений, венчаний и отпеваний. Так, по официальным данным в 1959 году в Крыму крестилось 4108 человек (родилось 24 828), венчалась 71 пара (зарегистрировано 15 010 браков). Отпели 957 человек (умерло 7952) (5). Без сомнения, реальные цифры были больше, но не настолько, чтобы существенно влиять на приходские доходы.

Выручка церковного ящика от продажи свечей, просфор, а также выручка от тарелочного сбора в церквах расценивались советской властью как пожертвования верующих на церковные нужды и были освобождены от налогообложения. В то время как доход, получаемый от продажи утвари и вещей, производимых в церковных мастерских, налогом облагался. Церковная утварь изготовлялась в Симферополе своими средствами, по замечанию Луки, «весьма недурно». Снабжение свечами шло из Одесской и Ивановской (одно время) областей (6).

С 1946 по 1961 год в Симферополе действовала полулегальная мастерская, в которой изготавливались нательные крестики. Епархия покупала крестики за 8 коп. и продавала за 20 коп. Устная договоренность со смертью Луки, видимо, утратила силу, и мастерскую прикрыли (7).

Требы. К ним относится совершение молебнов, крестин, отпеваний, соборование – словом, все то, что схоластическое богословие называет «частным богослужением». Эта деятельность трудно поддавалась учету и контролю, и нередко требы становились главной статьей дохода священника. Инструкция по применению законодательства о культах допускала «отправление обрядов в квартирах и домах верующих по просьбе умирающих или тяжелобольных без разрешения или уведомления органов власти». И священники этим по возможности пользовались, распространяя указания инструкции и на отпевание на дому (8).

Доходы от треб, совершенных в храме, поступали в бюджет прихода. Однако сумма была крайне незначительна. В начале 1960-х, когда многих священников перевели на твердый оклад, она составляла всего 11 878 руб. Вывести до конца из тени этот сектор церковной экономики властям так и не удалось.

Помимо тарелочного сбора, многие жертвовали деньги непосредственно Луке, как человеку, пользующемуся непререкаемым авторитетом, и он распределял их по своему усмотрению. Кроме этих пожертвований епархиальное управление (в штате которого было 7–8 человек) зарабатывало тем, что вычитало в свою пользу определенный процент с отпускаемых приходам свечей и утвари. В то же время приходы переводили на нужды епархии определенные суммы. В 1960 г. – 56 381 руб., в 1961 г. – 40 969 руб.

Здесь мы уже подошли к расходной части бюджета. Она состоит:

1. Расходы на покупку свечей, муки для просфор, вина, ладана, венчиков, крестиков, икон.

2. Внесения обязательных платежей: страховые взносы, земельная рента, налог со строений.

3. Содержание хора, зарплата священнику, диакону, псаломщику.

4. Покупка утвари, ремонтные работы.

5. Отчисления на нужды епархии и церковного центра – Московской патриархии.

Прочие расходы (порядка 10 000 руб.), в которые входили устройство обедов для прихожан в престольные праздники, подарки именинникам, поддержка монастырей и т. п.

К этим статьям в 1960-е годы добавились «добровольно-принудительные» отчисления в Фонд мира (в 1961-м – 14 190 руб.).

На что расходовало деньги епархиальное управление, кроме содержания аппарата? Лука поддерживал так называемые «затухающие» приходы в сельской местности, выплачивал единовременные пособия священнослужителям и их вдовам, помогал детям из бедных семей. Все эти траты власти предержащие рассматривали как благотворительность, то есть запрещенную законом деятельность. И все-таки до поры до времени с ней мирились. Но с началом хрущевских гонений эта статья церковного бюджета была ликвидирована.

Г) Русская православная церковь в Крыму от смерти Сталина до хрущевских гонений (1953–1957)

В пятидесятые годы в Крым приехали переселенцы из разных областей России и Украины. По данным статистического управления, за 6 лет население области увеличилось на 329 тыс. человек. В 1950 году было 823 тыс., в 1956-м – 1152 тыс. Городское население выросло с 480 тыс. до 680 тыс., сельское с 340 тыс. до 470 тыс. Для религиозной картины Крыма оказалось важным, что на полуостров приехало значительное число украинцев, религиозность которых была гораздо выше, чем русских. Переселенцы прибыли из Станиславской, Дрогобычской, Тернопольской, Львовской, Черновицкой, Волынской, Ровенской, Винницкой областей, всего более 50 тыс. чел. (1). Для жителей Западной Украины, где советской власти не было до 1939 года, основополагающим фактором идентичности оставалась христианская вера. И этим они отличались от граждан других областей, для которых православие по большей части было все-таки завязано на остатки культурных традиций.

Увеличение верующего населения сказалось на церковной ситуации, в частности на положение приходских храмов. В связи с ростом числа прихожан «малоперспективные» церкви встали на ноги. Правда, подавляющее большинство православных по-прежнему составляли бабушки, женщины преклонного возраста. В то время как процент мужчин от общего числа верующих, посещающих храмы, составлял всего-навсего 5 % (2).

Тем не менее общая картина улучшилась: «Проверкой на месте установлено, что дотация, выдававшаяся священнику церкви в селе Грушевка, прекращена с прошлого года, так как надобность в этом миновала, церковное здание отремонтировано и находится в хорошем состоянии. О влиянии этой церкви на окружающее население можно судить по такому факту, что организованный правлением колхоза воскресник 5 апреля (первый день пасхи) был сорван, никто из колхозников не явился. На воскресник, объявленный до этого, в день так называемого вербного Воскресения, явилось на работу во всем колхозе 35 человек, и те вскорости покинули работу.

Церковь в селе Шубино, считавшаяся безнадежной, в настоящее время уже имеет 4 тыс. руб. свободных денег…

Молитвенный дом в селе Почтовое в день пасхальной службы не вместил всех верующих, много их находилось вне помещения, а поодаль стояло 5 легковых автомашин и 1 автобус.

4 апреля, накануне пасхи, 35 колхозников, как заявил председатель правления колхоза, не вышли на полевые работы. Правление колхоза, опасаясь невыхода на работу в день пасхи, объявило воскресение 5 апреля выходным днем…

Остальные церковные общины сельских церквей сравнительно крепкие, церковные помещения содержат в хорошем состоянии и имеют свободные денежные средства…

Богаче и сильнее, чем в сельской местности, выглядят церковные общины в городах. Например, церковная община собора Феодосии… Исполнительный орган собора, расходуя ежемесячно на текущие нужды (оплата хора, обслуживающего персонала, отчисления в епархиальное управление и др.) около 10 тыс. рублей, имеет на текущем счете 55 тыс. рублей и наметил произвести в этом году реставрацию росписи внутри храма…

В Керчи функционируют три церкви, положение которых мало чем отличается от церквей г. Феодосии».

На 1 января 1954 г. в Крыму числилось 49 действующих церквей, сведения о которых собраны в таблице:

Из таблицы видно, что примерно половина функционировавших храмов находилась в городах. Здесь оставалось большинство не изуродованных типовых зданий. В сельских районах, напротив, их было немного, и знакомый пейзаж русской равнины с маковкой вдалеке редко встречался на полуострове. В 5 районах действующих церквей вообще не было. Как не было в Крыму и приписных храмов, то есть храмов, где богослужение совершалось спорадически командированным с этой целью священником. Из документов известна только одна незаконная «приписная» часовня. Часовня находилась в заповеднике под Алуштой, и там 11 лет подряд 11 августа (очевидно, с негласного согласия Луки) совершался молебен, на котором присутствовало 50–60 человек. Уполномоченный делал вид, что ничего не знает об этом. В 1957 г., с началом хрущевских гонений, молебны по требованию чиновника СДРПЦ были прекращены, а священник в качестве наказания переведен.

Характерная особенность приходской жизни послевоенного Крыма – устройство агапических трапез после богослужения. Скажем, в Покровской церкви Джанкоя на престольный праздник. «Такие обеды в этой церкви, по установившейся традиции, устраиваются в этот день ежегодно, за счет самих верующих, приносящих продукты, кто что может» (3). Или в Успенском храме в Старом Крыму, где в 1957-м в праздничной трапезе участвовало 300 человек. С резким изменением церковно-государственных отношений эти трапезы были отменены.

СДРПЦ потребовал от уполномоченного: «Об устройстве религиозными общинами благотворительных обедов при удобном случае переговорите с Управляющим епархией о прекращении таких обедов» (4).

Значительное оживление религиозной жизни отразилось даже в стилистике записок уполномоченного. В них появились живые детали, живописные подробности. Особенно выделяется рассказ о Пасхе 1954 года. Чиновник СДРПЦ посетил 11 храмов и составил отчет по 19. В первый и последний раз он работал в жанре репортера районной газеты, за что, к слову, получил выговор от начальства: «Зачем Жданов ездит по церквам на престольные праздники? Если для того, чтобы подсчитать количество молящихся, то это дорогое и ненужное удовольствие».

Вот некоторые фрагменты этих зарисовок с натуры, в которых пасхальные описания неотделимы от фискальных поворотов и атеистической «аналитики».

«Николаевская церковь с. Зуя. Был здесь в 9:30 вечера. Хотя служба еще не начиналась, но в церкви было уже не менее 250 чел. и примерно такое же количество было вне храма в ограде церкви, сидели группами с узелками пришедшие из других деревень для «освящения» пасок, куличей, яиц и др., среди таковых много было молодежи и подростков. Кроме этого немало находилось молодежи и местной, так как кроме платных танцев в районном доме культуры, который находится почти напротив церкви, ничего не было».

«Кладбищенская церковь гор. Симферополь, в 11:30 уже шла пасхальная служба, в самой церкви, которая была переполнена и вне ее находилось не менее полутора тысяч человек (в прошлом году до тысячи чел.), много было молодежи и подростков».

«Кафедральный собор г. Симферополь – в 12:00 ночи в пасхальной службе принимал участие архиепископ Лука, а также и в крестном ходе вокруг собора. Здесь в это время было не менее 6 тыс. чел., больше, чем в прошлом году, примерно на 2 тыс. чел., много было молодежи и подростков, примерно 20–25 %. У собора стояло 5 автомашин, из них: 4 «Победы» и 1 грузовая. Вторично посетил собор в 3:45 ночи, количество верующих уменьшилось незначительно».

До этого уполномоченный успел побывать в нескольких храмах. «Николаевская церковь, село Мазанка Зуйского района. В 10:30 вечера службы еще не было, но в церкви и ее ограде было не менее 400 чел., из них не менее 40 % молодежи и подростков.

В это время в клубе демонстрировалась кинокартина, но на ней были только мужчины и не более 30 чел. Молодежь находилась в церкви и около нее. Верующие в это время еще подходили».

«Успенская церковь, село Чистенькая, Симферопольского района. В 0:40 здесь было до 250 чел., больше, чем в прошлом году, примерно на 100 чел., было много молодежи, которая составляла не менее 40 %».

«Покровский молитвенный дом с. Почтовое Бахчисарайского района. В 1 час ночи храм был переполнен, всего было до 500 чел., из коих до 40 % молодежи и подростков. Поодаль от молитвенного дома стояло 10 легковых автомашин, из них: 4 «Победы», 4 «Москвича», 1 иномарка и 1 автобус».

«Николаевский молитвенный дом гор. Бахчисарай. В 1:45 ночи было до 800 чел. Храм и двор его были переполнены верующими, молодежи было до 40 %. Здесь имело место и проявление хулиганства со стороны 4 молодых парней, которые вошли в храм в головных уборах, подняли шум и стали свистеть, для их удаления были вынуждены пригласить находившегося недалеко на улице милиционера, который отобрал у хулиганов паспорта и удалил их с территории молитвенного дома».

«Петропавловская церковь, село Партизанское, Бахчисарайского района. В 2:30 ночи здесь было до 400 чел., из них до 50 % молодежи».

«Николаевская церковь, село Пионерское, Симферопольского района. В 3:10 ночи здесь было до 500 чел., из них до 50 % молодежи. Здесь также имело место проявление хулиганства. Против церкви примерно в 20–25 метрах открыт винно-водочный ларек, который и торговал водкой всю ночь. Пьяные заходили в церковь и поднимали шум, что мешало нормальному проведению церковной службы, конечно, их удаляли из церкви сами верующие, но у последних создавалось убеждение, что ларек против церкви торговал ночью водкой с целью, чтобы пьяные сорвали пасхальную службу».

В других храмах уполномоченный был уже днем. «Николаевский собор гор. Евпатория, здесь в пасхальную ночь было до 4 тыс. чел., значительно больше, чем в прошлом году. Имело место хулиганство со стороны пьяных, которые заходили в храм и поднимали шум».

«Казанская церковь, село Красногвардейское. Здесь не обошлось без происшествий. По заявлению церковного старосты, подростки-школьники в возрасте 12–13 лет разобрали метров десять-двенадцать каменной ограды и камень разбросали, поломали в ограде скамейки и сделали ряд других повреждений».

Празднование Пасхи – этот праздников праздник – в СССР имело свои особенности. В пасхальную ночь в храмы приходило немало людей, далеких от церкви. Те, кто уже давно не бывал в храме, но в глубине души сохранял искорки веры. Те, для кого оставалась важной традиция, кто помнил об обычаях старины. И молодежь – потусоваться, посмотреть на крестный ход. И для всех пришедших под советским весенним небом звучало Евангельское благовестие, – Христос воскрес! Громко. Единственный раз в году. Атеисты, чуявшие нутром миссионерское значение пасхальной службы, устраивали, чтобы отвлечь народ, многочисленные мероприятия. Но эти программы, в силу неразвитости шоу-бизнеса, мало кого интересовали. А многочисленные кордоны активистов, призванные не пустить подрастающее поколение в храм, еще не практиковались.

Оборотной стороной пасхальной службы, и это видно из «репортажа», было банальное хулиганство. Дух атеизма, сопутствующий толпе, проявлял себе во всей красе. Не случайно святитель после пасхальной ночи направил на имя начальника областной милиции письмо: «Во время Пасхального Богослужения в селе Красногвардейском группой хулиганов была разрушена часть недавно построенной каменной ограды. Кроме того, вывернуты из земли находившиеся в ограде церкви скамьи. Грубые хулиганские выходки мешали пасхальному крестному ходу также в гор. Белогорске.

И в Красногвардейском и в Белогорске милиция не сочла своей обязанностью присутствовать при огромном стечении народа в ночное время.

Прошу произвести расследование о разрушении ограды и привлечь к ответственности Красногвардейскую и Белогорскую милицию за неисполнение своих обязанностей, а также и виновников разрушения ограды церкви».

В это время в Крым зачастили «миротворческие» делегации, и верующие полуострова принимали их, беседовали с иностранцами. В Крым приезжают гости из «братских стран». В 1957 году в Ялте отдыхает митрополит Пражский и всея Чехословакии Иоанн (Кухтин).

В июне 1957 года в Ялте умирает заштатный епископ Никандр. И Лука просит разрешения проводить со священниками умершего собрата до кладбища. Уполномоченный, зная, что «проводы умерших священниками до кладбища имеют место во всех областях Украины», дает такое разрешение, чем вызывает недовольство СДРПЦ: «В Крыму эти церемонии не соблюдались, не надо было давать согласие на их восстановление» (5). «В похоронной процессии участвовало все 7 священников, 2 диакона и 12 человек певчих из Ялтинского собора… до 2–2,5 тыс. верующих, которые на протяжении 5 км от церкви до кладбища шли в процессии» (6).

Однако даже в эти относительно спокойные годы верующим жилось непросто. Осенью, зимой и весной в Белогорске, Ялте, Евпатории и других местах крымские школьники и молодые люди били стекла в окнах храмов и совершали другие пакости. И власти смотрели на это сквозь пальцы (7). Более того, местные «князьки» стремились внести свой вклад в дело борьбы «с религиозным дурманом». То дорожный отдел, ремонтируя дорогу, разрушит мостик для проезда в церковную ограду (8). То установят водопроводный кран для нужд населения в ограде церкви, и образуется целое болото (9).

То придумают и того круче. Рядом с церковью в Ново-Александровке председатель колхоза им. Сталина Файнберг поместил свинарник, «в котором имеется до 100 свиней». Священник, естественно, пожаловался, поскольку «соседство отражается на деятельности церкви, особенно во время кормления свиней, которые своим ревом и криком заглушают церковные службы и верующие теряют молитвенное настроение, что вместо «ладана кадильного» отвратительный запах от свиного кала проникает в храм» (10). «Зловоние идет в церковь, отравляет воздух, и, кроме того, в церковь проникают тучи мух», – жалуется уполномоченному СДРПЦ о. Николай Розанов (11). Чиновник требует от руководства колхоза перенести свинарник в другое место, но его особенно не слушают. История с фермой продолжалась и в 1955, и в 1956 годах (12).

Но, в сущности, все это было мелочью по сравнению с ветрами из Кремля. 7 июля 1954 года ЦК КПСС принял постановление «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения», в котором пересматривалась «примиренческая» позиция в «церковном вопросе». И началась новая травля верующих.

Однако антирелигиозная война вызвала негативные последствия внутри страны и за рубежом. К тому же в правительстве сохранялось немало сторонников старого курса. И уже осенью первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев отступил. 10 ноября 1954 года ЦК КПСС принимает постановление «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения», ряд пунктов которого прямо противоположен июльскому решению (13).

8–9 декабря 1954 года архиепископ Лука выступил на совещании благочинных: «Вы, конечно, все читали статью Хрущева с постановлением ЦК КПСС. Проведенная до этого антирелигиозная пропаганда встревожила всех верующих. Ко мне многие обращались с просьбой реагировать на эту пропаганду… Я только ограничился одной проповедью, которую произнес в соборе на тему «Не бойся, малое стадо» (14). Лука поинтересовался у духовенства, как реагировали верующие на антирелигиозную атаку. Протоирей Дмитрий Романовский из Севастополя сказал: «После пропаганды народу в церкви прибавилось». Протоирей Иоанн Милославов отметил: «У нас в соборе стало больше мужчин». Пока власть не задействовала в полной мере административный ресурс, пропаганда давала сбой.

Волна схлынула. Однако атеистическая машина продолжала свою работу. С церковным активом «беседовали» (но с работы не выгоняли). Советские и партийные органы оказывали на мирян все большее и большее давление. «Женщины-хозяйки не только покупают свечи, но и делают солидные денежные пожертвования… Необходимо провести особую работу, вплоть до прикрепления к ним определенных товарищей» – такую запись делает в 1957 году чиновник СДРПЦ (15).

Храмы продолжают закрывать. Так, во втором полугодии 1956 года закрыли молитвенный дом в селе Емельяновка (16). В Симферополе городской фотограф обходил храмы и, не слишком стесняясь, фотографировал прихожан в лицо. Так люди попадали в досье соответствующих органов (17).

И все-таки Крымская церковь укреплялась. Росли доходы епархии. В 1955 году по сравнению с 1954-м они выросли на 193 305 руб. (18). В 1956 году «в сравнении с 1955 годом доходы по 32 приходам увеличились на 407 тыс. руб.; по 15 приходам уменьшились на 114 тыс. руб.; по двум приходам стабильно» (19).

«Рост доходов идет главным образом за счет городских церквей. Например, в Симферополе в кафедральном соборе в 1947 году доход был 412 165 руб., то за 1957 г. он составил 611 000 руб. В Алуште соответственно 68 864 руб. и 120 000 руб. Увеличение доходов наблюдалось за последние 3–4 года» (20).

Весной 1956 года усилился процесс освобождения духовенства. Из заключения прибыли о. Григорий Афанасьев и о. Евгений Руденко (21). Ежегодно епархия тратила значительные суммы (в 1957-м – 650 тыс. руб.) на ремонт и украшение храмов. «Лука не жалеет средств на ремонты церковных зданий, за 3 года на ремонты израсходовано около 1,5 млн руб.», – сообщает чиновник (22).

На уполномоченного СДРПЦ посыпались заявления об открытии новых приходов, и хотя они, как и прежде, отражались, появилась надежда, что законные интересы верующих будут хотя бы частично удовлетворены.

Так что архиепископ Лука имел все основания в своем отчете патриарху за 1956 год написать: «В важнейших городах Крыма и особенно в Симферополе ярко выражен подъем церковной жизни: очень небольшой (до 2500 чел. вместимостью) кафедральный собор не вмещает молящихся» (23).

Владыка по праву считался крутым руководителем. К тем священникам, которые компрометировали свой сан, он был предельно строг. Так, за систематическое пьянство Лука лишил сана священника Вязового и перевел его в псаломщики. На виновника святитель наложил епитимью: пройти пешком 150 км от Партизанского до Соленого озера. У Вязового были больные ноги и большой горб. Он уклонился от выполнения наказания и скрылся в неизвестном направлении (24).

Однако «крутизна» нравилась далеко не всем. Однажды в откровенной беседе с о. Николаем Розановым святитель сказал: «Если 50 % священников меня уважают, это хорошо» (25).

Что же являлось причиной напряжения между духовенством и правящим епископом? Почему служители алтаря не всегда жили в мире со своим архипастырем? На эти вопросы могут быть даны разные ответы. Самый напрашивающийся, лежащий на поверхности – это стремление клириков попасть на богатые приходы, во всяком случае не самые бедные. Лука достаточно активно перемещал священников, и это вызывало постоянные упреки в его адрес.

Другим источником недовольства служили вполне определенные требования святителя к жизни клириков. Он не отделял ортодоксию от ортопраксии, то есть церковного учения от жизни по вере, и требовал неукоснительного соблюдения поста, строгого уставного служения, обязательного ношения рясы, отказа от вредных привычек – пьянства и курения. Не разрешал одиноким священникам даже содержать у себя дома родственниц, в помощи которых они нуждались, дабы исключить злые слухи. Такого рода требования далеко не всем нравились. Отсюда обиды. Скажем, о. Михаил Семенюк жалуется уполномоченному на то, что Лука «запрещает брить бороды, стричь волосы и носить гражданскую одежду, вследствие чего нельзя в Ялте выйти на улицу, пройтись по набережной. Стыдно ходить с длинными волосами, с бородой, в рясе, особенно среди курортников» (26). Впрочем, эти слова лишь в малой мере характеризуют отношения архиерея и священника. Из других документов известно, что Лука всячески противился удалению Семенюка из Ялты как неблагонадежного, старался его не обидеть. И слова о. Михаила можно расценить как попытку спрятаться за мощную фигуру архипастыря. Мол, хожу в рясе не по собственной инициативе, и ваши указания всегда выполняю, поэтому не трогайте меня, товарищ уполномоченный.

А вот сетования настоятеля симферопольского Благовещенского храма о. Леонида Юркевича: «Врачи рекомендуют кушать только молоко и масло, но сейчас пост. Обратился к архиепископу Луке, как к своему начальнику, чтобы разрешил ему во время поста кушать молоко. Архиепископ категорически запретил и, более того, прочитал целую нотацию, что «если Вы, как пастырь, соблюдать посты не будете, что скажут Ваши прихожане» (27).

У о. Леонида, похоже, был темный страх перед епископом. Однажды во время совершения Юркевичем литургии Лука зашел в алтарь и стал молиться. «Юркевич так растерялся, что прекратил службу, облокотился на престол, повернулся спиной к Луке и стал что-то бормотать». Объяснение Юркевича: «Когда вошел в алтарь владыка, я так растерялся и испугался, что весь облился холодным потом и упустил…» (28).

Ортопраксия Луки нередко граничила с ригоризмом, обычным для определенного типа епископата. Здесь были свои положительные и отрицательные стороны. Ориентация на манифестацию церковности в атеистической атмосфере помогала дисциплинировать паству. К тому же внешние формы имели, так сказать, миссионерский мессидж. Минусы были тоже очевидны: чрезмерная привязка к форме, к букве. Традиция при таком подходе распадалась на ряд элементов, которые существовали как бы сами по себе. Представляли некую онтологическую ценность вне связи со всей полнотой церковной жизни. Лука, к примеру, настраивал священников на ежедневное совершение богослужений строго по уставу, даже если в храме никого не было (29). Видимо, он считал, что сами элементы традиции – ношение подобающей сану одежды, строгое соблюдение постов, службы «пустому залу» (по словам уполномоченного) – мистическим образом соединяются между собой, раз в реальных советских просторах их соединить не удается. Может быть, он надеялся, что они чудесным образом встретятся в далеком завтра. И станут частью обновленной жизни. Той жизни, где главное – следование за Христом. Остальное, как известно, приложится.