Текст книги "Судьба России. Духовная история страны"

Предпоследний император Византии Иоанн VIII Палеолог так и не решился огласить унию. Тем не менее он не пытался сопротивляться флорентийским нововведениям, назначая патриархов, поддерживающих унию. Главным лидером противников унии был Марк Эфесский вплоть до своей кончины в 1449 году.

После смерти императора Иоанна власть перешла в руки его брата – Константина XI. Тот был сторонником унии. Народ и придворные любили Константина, он пользовался поддержкой знати. И все же конец Византии был предрешен – турецкий султан Мехмед II мечтал захватить Константинополь и перешел к военным действиям.

В 1452 году, когда турки уже наступали сильно, папа римский отправил на помощь Византии 200 лучников, отряд которых возглавлял бывший беглый митрополит Московский Исидор. За свою поддержку Исидор запросил плату, и это требование Константинополь не смог игнорировать – так 12 декабря 1452 года в соборе Святой Софии была провозглашена уния. Современники тогда отметили интересную деталь – в момент провозглашения у ног императора залаяла собака. Залаяла так, что не могли остановить. Пес оказался единственным, кто возвысил голос в защиту православия.

После принятия унии святая церковь опустела, народ не приходил на службы. Паства потянулась к ученику Марка Эфесского – Геннадию Схоларию, будущему Патриарху. Его келья была расположена в монастыре Пантократор.

А в это время девятнадцатилетний турецкий султан Мехмед II, снедаемый с детства одной страстью – взять Константинополь, уже подступал к городу.

2 апреля 1453 года двухсоттысячная турецкая армия осадила Константинополь, в котором защитников было от силы семь тысяч. Турки бомбардировали стены города, заблокировали Константинополь с моря, а во внутреннюю гавань Золотой Рог перенесли корабли по суше – так свершилось пророчество, что Константинополь падет, когда морские суда пойдут по суше.

Два месяца турки осаждали город и 29 мая ранним утром пошли на штурм. В ночь перед штурмом на последней литургии в Софийском соборе молились все жители города: и те, кто был за унию, и те, кто против, ибо Константинополь могло спасти только чудо. Но в третью волну штурма Мехмед одержал победу. Император Константин XI сражался насмерть и был убит в бою. Узнав о смерти императора, греки прекратили сражение. Мехмед приказал отрубить Константину голову и поставить в центре города на длинном шесте, а затем забальзамировать ее для демонстрации мусульманским правителям.

Три дня солдаты Мехмеда резали и насиловали жителей Константинополя, разграбили Влахернский императорский дворец, церковь Спаса на Хоре и другие храмы города. Уничтожили, расколов на четыре части, икону Божией Матери Одигитрии, которую, считалось, написал апостол Лука. В соборе Святой Софии в это время вершился молебен, прихожане заперли двери изнутри и молились о спасении, но воины Мехмеда протаранили их и захватили собор. Всех крепких и здоровых захватили в плен, с остальными жестоко расправились.

Более четырех тысяч жителей Константинополя были убиты, около пятидесяти тысяч были взяты в плен. Когда воины Мехмеда врывались в женские монастыри, многие монахини, чтобы избежать осквернения, кончали жизнь самоубийством. Было уничтожено большинство рукописей и книг, город был полностью разграблен.

Удивительно, но, когда сам Мехмед вошел в Константинополь и приблизился к Софийскому собору, он не только приказал его не разрушать, но и отпустил часть пленников и священников, еще не уведенных из собора. Посыпав землей близ Софийского собора свой тюрбан, показывая свое смирение и почитание Аллаха, он вошел в собор, немного постоял молча и, подойдя к алтарю, приказал немедля сделать из Святой Софии мечеть.

Мехмед приказал казнить плененных представителей знати, и таким образом предотвратил возможность возрождения Византии. Когда срок, данный на разграбление Константинополя, истек, Мехмед дал возможность уцелевшим грекам вернуться в свои дома, правда, после резни жителей города осталось совсем немного.

От современников тех событий остались данные, что, покидая Константинополь, Мехмед сетовал: «Какой город отдали мы на разрушение и разграбление!» Турецкий султан продолжил свое завоевательное шествие: в 1456 году он завоевал Афины, а Парфенон превратил в мечеть; в 1463 году покорил Боснию. И таким образом все православные восточные страны оказались в «пленении агарянском» на четыре столетия. Лишь Русь избежала этой участи.

На долю этого человека – Патриарха Константинопольского Геннадия – выпало много горя. После взятия Константинополя Геннадий, тогда еще простой монах, попал в плен к туркам. На невольничьем рынке в Адрианополе он был выкуплен каким-то магнатом.

Султан Мехмед II вызвал Геннадия в Константинополь, окружил почестями и утвердил на Патриаршей кафедре. Патриархом Геннадий был всего три года. Но то были самые сложные годы в истории православного Востока. Несмотря на униженность христиан убитой империи, Мехмед уважал Геннадия, попросил его написать основы христианского вероучения для мусульман. Геннадию пришлось защищать свою паству в это время, предстательствовать перед захватчиками.

За 15 лет до того во Флоренции он было поддержал унию, но после раскаялся, выступал против нее. Став патриархом, он окончательно упразднил унию. Позор православия был смыт ценой исчезновения Православной Империи и крови тысяч православных.

Геннадий расшифровал пророчество на надгробном камне царя Константина. Порфировый саркофаг Константина Великого до сих пор хранится в Стамбуле, но верхняя его плита с той таинственной надписью, увы, утрачена. Пророчество на плите было зашифровано – написаны лишь согласные буквы, а гласные специально пропущены. Геннадий смог подставить нужные гласные и прочитать послание. Пришло время. Этот текст касается в первую очередь русских, поэтому приведем его фрагмент о нас:

«Многие народы, совокупясь с Западными, соберут ополчение на море и суше и Измаила победят. Наследие его поцарствует весьма мало. Русский же народ, соединясь со всеми языками, желающими мстить Измаилу, его победят вторично и Седмихолмие возьмут со всеми его принадлежностями».

В это пророчество – что будет час, когда Константинополь будет освобожден русской армией и возвращен православным, а в Святой Софии еще будет служиться литургия – верит вся православная Греция до сих пор. И не только Греция. Красивая многовековая утепляющая Надежда.

Патриарх Геннадий, как знак преемственности в миссии хранения веры, отправил в еще маленькую русскую обитель под Псковом великую византийскую святыню – Цареградскую икону Божией Матери. Эта икона, считается, написана святым апостолом Лукой. Она находилась в Софийском соборе, обращенном Мехмедом II в мечеть.

Монастырь на Псковщине – это нынешний прославленный Спасо-Елеазаровский монастырь. Тогда он назывался Сретенский – в честь встречи там иконы. На месте этой встречи забил святой источник, в который можно окунуться и сейчас.

Вскоре этот монастырь станет центром летописания и иконописания. Предполагается, что в XVI столетии здесь переписали «Слово о полку Игореве», каковой список и сохранился до XIX века. Но самое главное – что именно здесь, у благословенной Цареградской иконы Богородицы, в будущем XVI веке родится формула «Москва – Третий Рим». Игумен монастыря старец Филофей Псковский в письме Василию III выразит формулу русской православной государственности: «Два Рима пали, третий – стоит, четвертому – не быти». Но начало этому осознанию было положено уже тогда, после всех драматических событий в мире.

Падение нашей праматери Византии трезвит. Начинается чудесное и невероятно стремительное возвышение Руси. За каких-то неполных 30 лет будут окончательно изжиты междоусобия, явится мощная единая огромная независимая страна с независимой Церковью и самодержцем на троне.

По сути, князь Василий II – это уже царь. Он объединил в единое целое почти все небольшие уделы внутри Московского княжества. Его сын Иван III продолжит собирание России и станет самодержцем уже не только де-факто но и де-юре.

При нем в состав России вошли: Тверское княжество, которое долго соперничало с Москвой, Новгородская земля, Ярославское и Ростовское княжества, а также часть Рязанского княжества. Относительно независимыми были лишь Рязанское и Псковское княжества. Иван III успешно воевал с Великим княжеством Литовским, подкосив его мощь и вернув в орбиту Руси часть русских земель (почти треть территории тогдашнего Литовского княжества). Перед смертью он передал своему преемнику земли намного обширнее, чем принял под управление сам.

Иван III тонкой внешней дипломатией (поддерживая противников Орды, окончательно вывел страну из-под ига) остановил междоусобицы, жестко преследуя местный сепаратизм и включая русские земли в орбиту Москвы. Он предпринял – и не безуспешные – походы на Север к племенам Югры и Поморья, включая их под управление Московского княжества не только силой, но и крещением, просвещением – разделением с ними наших ценностей. Это первое касание Москвы и Урала.

Русская земля укрепляется мощными крепостями по всем своим границам. Новая крепость – Ивангород, на границе нынешней Литвы и Эстонии. Иван III построил ее против ливонской Нарвы. Он мечтал вернуть и бывшие русские земли, что были в то время под шведами, но пока безуспешно. Промыслу было угодно отложить это возвращение еще на 200 лет.

Ивана III уже при жизни называли Великим. Не случайно на памятнике 1000-летия Руси под его ногами – поверженные литовец, татарин и балтийский немец.

Начинается расцвет летописания, каменного зодчества – выстроены кремль и нынешний Успенский собор. Эти времена вообще характеризуются подъемом культуры. При Иване III на Руси появляется свод законов – Судебник. Жизнь граждан стала жестко регламентироваться правом.

Все это – приметы государственного становления и выздоровления. Промысл неслыханно скоро усиливает внешнюю кору нашей государственности. Для чего? Для того, чтобы мы увереннее берегли ее новое внутреннее наполнение – православную веру – и несли миссию ее сохранения и умножения. России предстоит покрестить еще сотни народов, принести апостольскую веру в сопредельный Дальний Восток, сохранить ее, как горящую свечу на ветру – до последних времен, когда христианство в остальной части мира будет окончательно искажено или извергнуто вон.

России предстоит быть последним оплотом православия в мире. Для этого – и только для этого – мы такие сильные. Поэтому мы так стремительно стали усиливаться именно тогда, во второй половине XV века, в годы, когда мы остались последней православной державой.

Любопытно, что православные империи всегда рождались на пересечении разных миров и культур – в центре мира располагались все три Рима. В этом тоже есть миссионерский Промысл – свеча веры загорается там, где к ней будет доступ максимального числа народов и культур. Об этом миссионерстве еще будем говорить не раз, но уже сейчас чувство своей миссии утверждается у нас.

Это понимание приходит постепенно сейчас ко всем русским людям. Рождается будущая идеология государства. Появляется само название – Россия. В 1493 году впервые на Западе в «Нюрнбергской хронике» появляется карта с упоминанием «страны России». Рождается новая символика государства – герб с Георгием Победоносцем (уже над всей страной) и двуглавый орел. И особую роль здесь сыграла вторая жена Ивана III Софья Палеолог – византийская принцесса. О ней и об их свадьбе стоит сказать особо.

* * *

Софья Палеолог – последняя наследница византийского трона и всей византийской культуры. Ее семья была сломлена трагедией крушения их родины.

Отец Софьи Фома был братом последнего византийского императора. Де-юре унаследовал престол несуществующей империи. Он скрылся с семьей в Риме, жил на унизительном содержании у папы Сикста, того самого, который был заказчиком возведения знаменитой Сикстинской капеллы.

Фома (бог весть из каких выгод) повторил роковую ошибку своей страны – принял католичество. Когда Фома скончался, его преемником стал сын Андрей. Он умер в бедности и нужде. У Фомы был также еще один сын – Мануил. После смерти отца тот возвратился в Стамбул и покорился турецкому султану, став мусульманином. Мануил провел жизнь, служа в турецком флоте, а его сын Андрей, тоже принявший ислам и имя Мехмед-паша, стал судейским чиновником. Грустная судьба семьи, которая была когда-то главным хранителем и гарантом апостольской веры в мире.

И вот среди них оставалась она – Софья. Считается, что она тоже отступила – приняла вслед за отцом католичество.

1 июня 1472 года состоялось заочное венчание Ивана III и Софьи Палеолог. Произошло это в Ватикане. Иван III овдовел за пять лет до этого события, в 1467 году. Идея женить его на Софье принадлежала римскому папе – в этом был чистый расчет: усилить таким образом на Руси влияние католичества, восстановить не принятую там Флорентийскую унию.

После венчания Софья Палеолог выехала в Москву из Рима. Она была католичкой. Планировалось, что папский легат Антоний, сопровождавший процессию Софьи, при въезде в Москву будет нести перед всем кортежем латинский крест. В музее Московского Кремля сохранилось немало даров Софьи Палеолог – мощевики, наперстные иконы, икона Спаса Нерукотворного. Но Софья всех перехитрила. Еще в дороге она показала, что возвращается к вере отцов. Да и на Руси, прознав заранее о планах легата, все сделали, чтобы они не состоялись. За пятнадцать верст от Москвы легата взяли под белы ручки, распятие латинское отняли «да в сани положили». «Тогда же убоялся легатос» – так говорит летопись.

В Успенском соборе кремля 12 ноября 1472 года митрополит Филипп венчал царя и византийскую царевну. Так век, начавшийся с явления на Руси византийского креста, подходил к своему концу полным обручением Руси и Византии. Софья приносит к нам герб своего рода – двуглавого орла. Иван III через свою жену как бы занимает и престол Византии (символически уже).

Так вместо западных планов окатоличивания Руси через Софью здесь еще крепче утверждается православная идея. Запад похоронил Византию и радовался, а оказалось, что Русь – молодое, амбициозное, стремительно растущее государство, призванное византийскую идею укрепить, переосмыслить и влить в нее новую энергию.

Место упокоения Софьи цело и теперь – в подземной палате южной пристройки Архангельского собора. На крышке саркофага острым инструментом процарапано слово «Софья».

В Новгородской области на окраине села Скирино стоит памятный крест, на котором прикреплены две таблички. Надпись на первой: «Помяни, Господи, души усопших рабов Твоих, положивших живот свой на поле брани за Веру и Отечество, и прими их в Небесный чертог Свой. Аминь». Надпись на второй: «Поле Шелонской битвы 14 (27) июля 1471 г., где созидательные силы России победили гибельный раздор междоусобий. Трудами Великого князя Московского Ивана III был открыт путь к созиданию единого централизованного Русского государства. Вечная память и вечная слава нашим великим предкам!»

Это место Шелонской битвы – последнего крупного сражения за единство Руси. Москва разбила здесь силы новгородцев. Это последний крупный бой 300-летней позорной гражданской войны, высасывающей из нас все силы.

Зачем Ивану III было идти на Новгород? Не в самодержавных амбициях дело. А вот в чем.

Новгород стал столицей всероссийской «пятой колонны». Родовитые бояре, которых возглавляла Марфа Борецкая, требовали вступить в союз с Великим Литовским княжеством, ведь оно обещало поддержку в борьбе с Московским князем. Получается, Новгород входил в союз с иноверцами против братьев. Местный архиепископ Иона не допускал даже и речи о подобном союзе. Но когда он умер, литовский князь Михаил Олелькович прибыл в Новгород и заявил на эти земли свои права. Новгородцы же запросили благословение поставить своего священника на пост архиепископа не у Московского, а у Киевского митрополита, который находился в Литовском княжестве. Кроме того, они пытались договориться с литовским князем, чтобы тот поддержал их, если они решат воевать с Иваном III.

То есть это чистой воды сепаратизм, да еще и измена – недальновидная ошибка только что умершей Византии, но в более странном варианте. Византийцы шли на союз с Западом для борьбы с мусульманами. Новгородцы были готовы быть с католической Литвой – лишь бы не с Москвой – родной по вере и истории.

Манифестом новгородского сепаратизма можно считать «Повесть о Новгородском белом клобуке» – настоящий апокриф о белом клобуке, как символе мировой церковной власти. В повести клобук переходит из Рима в Константинополь, а из него в Третий Рим – Новгород. Считалось, что клобук привез к нам почитаемый в тех местах святой – преподобный Лазарь Муромский. Символу этому поклонялись как иконе, как святыне. Поэтому Иван Грозный в будущем веке передаст право ношения белого клобука главе Русской Церкви – митрополиту Московскому. А Петр Великий и вовсе сделает клобук обычным элементом облачения: «Он даровал право ношения белого клобука всем митрополитам Русской Церкви и тем самым лишил его исключительности» – и выкорчевал этот символ как источник разделения.

Эта вера в собственную исключительность – столь далекая от духа православия – скоро будет посрамлена. Новгород будет смирен Господом. В самом городе сепаратистскую прыть западников не все принимали. «Земстие люди того не хотяху», – написал летописец. Бояре тоже не имели единства, и это привело к тому, что военная мощь Новгорода ослабела.

Московский князь Иван III, обличавший предательство новгородцев и их тайное служение интересам Литвы, вначале пытался решить вопрос с Новгородом дипломатически – через церковное духовенство. Правда, это лишь внесло еще больший раздор между новгородской знатью, политические интриги процветали. Иван III объявил действия Новгорода «изменой православию».

Новгород превосходил в Шелонской битве Москву численностью войск, но все равно был побежден. Главу его ополчения – Дмитрия Борецкого, сына Марфы, – казнили. Иван III заключил с пораженным Новгородом мир. Произошло это на озере Ильмень, в деревне под названием Коростынь. Бояре по соглашению принесли присягу Московскому княжеству, но не все из них сделали это сердцем. Новгородский реванш случился через семь лет. В 1478 году.

Марфа Борецкая, эта самая непокорная женщина XV века, все эти годы продолжала общение с литовским князем Казимиром, который обещал ей поддержку. Говорят, она даже намеревалась выйти замуж за «литовского пана», чтобы править Новгородом после его присоединения к Литовскому княжеству. В городе разгоралась борьба между теми, кто был за Литву, и теми, кто признал главенство Москвы. Иван III снова собрался в поход. На этот раз все было еще жестче.

Новгород был разбит и окончательно лишен независимости. Марфа была то ли казнена, то ли пострижена в монахини в далеком Зачатьевском нижегородском монастыре… Волна репрессий коснулась всех влиятельных горожан.

В Москву был отвезен вечевой колокол – символ новгородской вольницы. С ним связана очень поэтичная легенда о том, что по пути он рассыпался на множество валдайских колокольчиков.

Так закончилась кровавая история ранней русской демократии. Почему принцип русского свободолюбия строится на желании зависимости от чужих – лишь бы не от своих? В этом урок Новгорода и новгородского вече.

О нраве же главного «либерала» этого века – почти эпической героини Марфы Борецкой – говорит вот такой факт из жизнеописания св. Зосимы Соловецкого. Зосима приходил в дом Марфы с просьбой дать монастырю разрешение на рыбную ловлю в водах Новгородской республики. Марфа изгнала Зосиму Соловецкого из Новгорода. Тот предрек:

«Настанет время, когда жители этого дома не будут ходить по своему двору; двери дома затворятся и уже не отворятся; этот двор опустеет».

Так и случилось. Гигантская Новгородская республика осталась православной и вошла в состав Великого княжества Московского. Русским междоусобиям был положен конец.

В селе Велебицы, в нескольких метрах от церкви Апостола Святого Евангелиста Иоанна Богослова, в 2001 году в память Шелонской битвы был установлен другой, шестиметровый дубовый крест. На памятной доске, положенной в его основании, начертано: «Жертвам Российских лихолетий – вечная память. Создателям Единой России – вечная благодарность потомков».