Текст книги "Наблюдатель"

Виктор вздрогнул, услышав мощный гудок «Камаза», поднял голову и прищурился от нахлынувшего света. Рычание моторов вокруг заглушал шум лопастей зависшего над пробкой вертолета. Он кружил так низко, что можно было разглядеть серые силуэты в наушниках. Но Виктор не замечал ни вертолета, ни машин. Грязные длинные волосы почти полностью закрывали лицо. Жуткий, должно быть видок, – мелькнуло где-то в глубине сознания. Последний раз он стригся вроде бы в феврале или в марте… Хорошо помнилось только, что для этого он использовал ножницы из складного швейцарского ножа. А мыл… Этого вспомнить не успел – мысли вновь стали легкими, эластичными, странными, и сознание, подчиняясь рождающемуся безумию переместило его в центр избы, сколоченной наскоро, из фанеры. Он сжал ладонь, пытаясь ощутить массивную рукоять полицейского кольта, но ладонь была пуста. Он открыл глаза. В избе стоял обычный стол из ДСП, на нем макет старого советского телевизора, сделанного из папье-маше. Виктор посмотрел в единственное окно без стекла, с обрывками целлофана по краям рамы, трепыхавшихся на ветру. За такими же однотипными избами простиралась степь, над которой возвышался гигантский ядерный гриб. «Как тысячи солнц» – всплыло в памяти. Но нет, ядерный гриб был обычным оранжево-белым, каким его изображали на старых стендах по гражданской обороне. Да и все что он видел, выглядело как на плохой картинке – мутно, серо и как-то неполно, как декорации провинциального театра.

Гудок «Камаза» – на этот раз нервный, протяжный мигом разрушил все вокруг – Виктор открыл глаза и увидел перед собой серебристую скошенную на бок букву «Н» – он почти касался ее носом. Приподняв вспотевшее лицо, он надавил на педаль, и машина рывком преодолела расстояние, в которое уже пыталась вклиниться «Тойота».

Справа проплывала черная от дорожной грязи стена и закрытое картоном окошко кассы. Виктор глядел на него, силясь вспомнить что-то. Что-то нежное, хрупкое, тревожное. Когда-то они проезжали на автобусе мимо этой заправки. Тогда она еще работала, и они с женой, обсуждали, как купив машину, будут объезжать эту проклятую вечную пробку. Он хорошо помнил тот день, это было ранней весной, она к вечеру окончательно простудилась.

«Лучше мчать через леса и поля, – говорила она, прижавшись щекой к его плечу, – наблюдать, как дачники копошатся в своих крошечных домиках».

Он соглашался, гладя ее по голове. Действительно, лучше мчать через леса и поля, чем целый час издеваться над сцеплением и нервной системой.

Но сейчас он не мчал через поля. Не наблюдал за дачниками в их крошечных домиках. Он стоял в пробке вместе со всеми, издеваясь над сцеплением и утопая в выхлопном чаду. Возможно, он просто боялся встретить эти леса, поля и дачников в одиночестве.

Пластиковая елочка под зеркалом раскачивалась словно маятник. Он не заметил, как неуверенные движения стали отточенными. Сцепление, передача, тормоз. Ее не было рядом, когда он впервые неуверенно выезжал из автосалона и чуть не попал под трамвай. Ее аккуратные ладони не укладывали в багажник пакеты с продуктами из супермаркета «Карусель». На соседнем сиденье – там, где должна была сидеть она, лежал старый потертый рюкзак. Он не получал удовольствия от вождения. Просто понял однажды, что не может ездить на автобусе.

Сцепление, передача, тормоз. Он был уверен, что сможет ехать и с закрытыми глазами. Взгляд переместился на электронные часы, и мозг автоматически произвел расчет – оставалось чуть меньше полутора часов. Виктор крепко зажмурился и открыл глаза, напомнив себе о данном слове. Данное себе слово он мог нарушить, но данное ей…

Он думал – будет тяжелее, но первая трезвая ночь три дня назад, прошла спокойно. Он закончил работу над списком, изучил нужные карты в интернете, распечатал и аккуратно выделил номера розовым маркером.

Рассвет встречал лежа на кровати, и рассматривая причудливые силуэты, сотканные из выдыхаемого табачного дыма.

Вторую ночь провел на кухне, методично собирая и настраивая пришедший по почте станок из Китая. Ногти после этой процедуры стали еще чернее. Самой тяжелой оказалась третья ночь, когда он зачем-то открыл шкаф с ее вещами и в ноздри пополз тонкий аромат Ультра Вайолетт от Пако Рабанна. Месяцы сложились в годы, канув в небытие.

«Если затор только до первого светофора, можно успеть в „Карусель“ до закрытия алкогольного отдела».

Он с усилием тряхнул головой и включил радио. В голову ворвался голос Рики Мартина, Виктор судорожно покрутил колесико магнитолы. С тех пор, как она исчезла, он не мог слушать музыку. Музыка отправляла сознание в свободный полет, который заканчивался приземлением в пучину ядовитых воспоминаний. Он понимал, что двигать вперед его может только концентрация. Переключая радио, он наткнулся на диалог – какой-то иностранец с мягким акцентом рассказывал о проблемах московских пробок и о том, что стук колес в российских поездах слышен, потому что колеса – кривые.

Виктор вдавил затылок в подголовник и устремил взгляд вдаль. Впереди показался первый светофор, а за ним – конец пробки. Машины, словно застоявшиеся кони, с дикой скоростью уносились вверх по шоссе.

Квартира за прошедшие годы практически не изменилась. Разве что, потускнели обои, и окончательно вышел из моды дизайн, который она согласилась терпеть только из экономии. Толстый слой пыли покрывал кухню – он ею практически не пользовался. Но, по крайней мере, теперь под ногами не валялись осколки разбитых бутылок.

Виктор бросил ключи на тумбочку, и прошел в комнату. Сев за стол, уложил голову на скрещенные руки. Свет проникал сквозь задернутые занавески, отображая на полу и стенах узоры старомодных кружев. В открытую форточку влетал обычный шум подмосковного лета – детские крики, собачий лай, скрип качелей, звонкий птичий перелив. Влетали и тут же тонули в бездонном колодце черной тоски.

Над ухом раздалось звонкое чириканье, он открыл глаза и равнодушно посмотрел на сидевшего в открытой форточке воробья. Воробей стремительно покрутил головой, и, мелькнув крошечным силуэтом в закатном свете, упорхнул. Виктор опустил взгляд и что-то знакомое, потянуло из привычного небытия.

Мочульский Л. В.

Виктор поднял голову, взял карандаш и поставил напротив фамилии жирную галочку. Затем перечитал фамилию, которая значилась в списке под номером два, откинулся на спинку и попытался представить себе, как выглядит Ларионов Б. С., проживающий на Кленовом бульваре в Москве.

Эпизод 16

Вторник, 16 августа – пятница 19 августа

Сквозь капли стекающие по стеклу, Юля смотрела на аккуратный, похожий на игрушку, рыжий домик с миниатюрными окнами.

Интересно, – подумала она, – мог ли представить Лев Николаевич, что обычная девчонка через сто лет, вот так сверху, будет разглядывать двор, по которому босиком ходил этот могучий бородач, ласково разговаривающий с курами и голубями?

Из приоткрытого окна тянуло свежестью. Мокрая листва шелестела и качалась от ветра, вызывая ощущение покоя и легкой ностальгии. Ей нравилось это место – много теней и зелени, несмотря на центр. Оно напоминало о детстве: постсоветские окраины парка ВВЦ, где они провели немало времени, среди утопающих в солнце и зелени павильонов и памятников.

Захотелось лучше рассмотреть крошечную беседку, и она приподнялась на носках.

– Соблазнительный вид! – раздалось сзади.

Юля быстро оглянулась.

Он стоял в начале лестницы и его блестящий взгляд был нацелен на ее бедра. Нетрудно было догадаться, куда он пялился до того, как она обернулась. Постояв пару мгновений, словно модель на подиуме, он сбежал вниз. Неугомонный нескладный школьник. Его напускная разнузданность проявлялась даже в движениях – руки и плечи были подвижны и скованны одновременно, словно крепились на ржавых шарнирах.

– Что мы тут делаем?

– Какое твоё дело!

– О, таинственное свидание? Иди ко мне!

Он потянулся к ней жирными губами, имитируя поцелуй. Как назло в этой курилке почти не бывало людей, особенно, теперь – к концу рабочего дня. Впрочем, именно потому она и выбрала это место. Но как ее нашел этот придурок?

– Ты следишь за мной?

– Мне нравится, когда ты злишься, – произнес он заученную фразу и протянул руки к ее бедрам, – это делает тебя сексуальней.

Он пришел в отдел меньше недели назад, и уже всем успел надоесть. Казалось, у этого парня не все дома. Он был лет на пять младше, и поначалу выглядел как обычный, страдающий от юношеского гиперсексуализма, нерд, которых Юля видела сотнями, работая в крупнейшей IT-компании. Только в отличие от остальных, у этого парня, возможно, на почве изучения ортодоксальных пикап-техник легших на перегруженный от сперматоксикоза мозг, поехала крыша. Он в буквальном смысле терроризировал ее, и пора было что-то с этим делать.

– Зря кривляешься! Ты не тянешь даже на омегу, – сказала она, сердито прищурившись.

Улыбка на его лице немного поблекла.

– Злая девочка, – сказал он несколько растерянно, – иди ко мне.

– Иди к черту!

Зазвонил телефон.

– Да, Стас. Есть! – ответила она, понимая, что ее голос прозвучал слишком агрессивно и сердясь от этого сильнее.

– Так его зовут Стас?

– Иди к черту! – повторила она и побежала наверх.

Эпизод 17

– Эй, там, на кассе, нельзя побыстрее?!

Сразу пять любопытных лиц обернулись в его сторону.

– Посмотрите: очередь на соседней кассе идет вдвое быстрее!

– Так идите на соседнюю, в чем проблема?

Огромный Чупа-чупс, похожий на древнерусскую палицу лежал всего в двух шагах, на стенде. Увесистый, он отлично лежит в руке – мужчина с оттопыренной нижней губой хорошо знал это. Он держал его вчера, когда стоял в точно такой же очереди.

– Лучше скажите, почему из десяти касс, у вас работают только две?

– Не ваше дело!

Мужчина неожиданно затих и стал что-то бормотать под нос. Затем он заглянул в корзинку стоявшей впереди женщины.

– Мадам, вы слышали о диете Пьера Дюкана?

– Ну, ты достал! – среагировал какой-то бугай, пытаясь протиснуться между ограждениями, но его красное, горящее гневом лицо совершенно неожиданно встретил огромный Чупа-Чупс и раздавшийся почти одновременно хруст утонул в нарастающем женском визге.

Опытный скандалист Борис Семенович Ларионов с неожиданным для своих лет проворством, нырнул под ограждением кассы и, швырнув корзину в спрессованную очередь, молниеносно исчез за дверями.

В магазине повисла тишина. На всех лицах, кроме двух оттаивала легкая оторопь. Каждый быстро нашел для себя адекватное объяснение, и московское равнодушие уже вытесняло остатки скоротечных эмоций. Подлинное объяснение столь стремительно произошедшему, и впрямь отыскать было трудновато – сам Борис Семенович не мог найти этому объяснение уже не один год. Никто, конечно, не пустился за ним в погоню. Только один человек в темных очках каплевидной формы, стоявший у металлических стеллажей, вышел следом.

Борис Семенович не поехал, как обычно домой. Он направил свой дребезжащий рыдван к гаражам, как всегда бубня что-то под нос. Миновал КПП, проехал три ряда, остановился напротив усыпанными ржавыми брызгами ворот с номером «117», вылез из машины и, отперев дверь, вошел в захламленный бокс.

Он долго копался в углу, разбрасывая в стороны куски ветоши, старые журналы, мотки проводов и наконец, достал из пыльной сумки с надписью «Abiboss» телескопическую удочку. Взяв обеими руками, раздвинул трубки и, поднял к тусклой лампе. Стекла очков сверкнули пляшущими огоньками. С оттопыренной нижней губы тянулась тонкая слюна, но он не замечал этого – в мутном взгляде сквозило удовлетворение, а из гортани вырывались звуки, отдаленно напоминавшие мотив песни Валерия Леонтьева про дельтаплан.

Не обратил он внимания и на тихий металлический скрежет, больше похожий на царапанье. В памяти словно трек, поставленный на реверс, все еще проигрывались самые яркие за последние полтора года минуты. Давненько он не испытывал ничего подобного. Одна проблема – в таком состоянии тяжело переключаться на происходящее в реальном мире. Последнее что он помнил – черные тучи над новостройками, пока мчал по Кленовому бульвару, ветер, с неистовством гнавший пожухлые листья и пыль, от которой резало в глазах.

«В этом есть что-то символическое, – подумал он – ливень усмирит жар, в который погрузился город».

– …. поможет мне-е…

И все-таки, не слишком ли круто он обошелся с тем «павлином»? Хруст был таким… оглушительным. Ему должно быть пришлось несладко, но «павлин» сам виноват. По крайней мере, теперь он знает, что за всё нужно платить. Рано или поздно это всё равно случилось бы. Уж лучше так… Кто знает, быть может, это и есть естественный отбор.

– Наивно это и смешно, но так легко моим плеча-а-ам… Похолодало, однако. Проклятые сквозняки!

Внезапно, Ларионов понял, что он в гараже не один.

Тихое ровное дыхание и очертания тени на куче автомобильного хлама.

Дыхание раздавалось слишком близко. Ближе метра.

Ларионов медленно обернулся, и вместо очередного куплета, из горла вырвалось бульканье.

Эпизод 18

Гуров припарковал машину на улице Льва Толстого напротив шлагбаума единственного в округе бизнес-центра, и направился было к ближайшему двору, но замер на полпути, увидев девушку.

– Юля! – позвал он.

Она пересекала улицу, за ней тащился долговязый парень.

Заметив Гурова, девушка повернула к нему, на ходу надувая щеки и качая головой.

– Привет, можем поболтать? – спросил Гуров, бросив короткий взгляд на парня.

Юля развела руками и покачала головой.

– Я не знаю, Стас, думаю, вряд ли.

– Простите, вы ее бывший парень? – обратился к нему долговязый, насупив брови.

– Нет-нет, – ответил, усмехаясь, Гуров, – мы просто старые друзья.

– Очень хорошо, потому что Юля – моя девушка.

– Мне кажется, она считает иначе, – улыбнулся Гуров, переводя взгляд на Юлю.

– Кирилл, если ты сейчас не отвалишь, то я… – она запнулась, потому что хотела сказать «позову полицию», но вспомнила, что Гуров и есть полицейский и это прозвучало бы несколько глупо, если учесть, что она втайне от руководства с ним сотрудничает.

– Ладно, дружище, мне нужно поболтать с твоей девушкой наедине, – сказал Гуров, слегка приподняв ладонь и устремив ее в грудь долговязому.

Парень покачал головой, продолжая глядеть Гурову в глаза.

– Я не могу отпустить ее, вы видите, в каком она состоянии.

Гуров махнул и сделал знак Юле, чтобы она следовала за ним. Они пошли рядом в сторону жилого дома. Долговязый последовал за ними, слегка дергаясь и подпрыгивая, словно его переполняла какая-то энергия.

– Слушай, твой друг и впрямь собирается идти с нами? – тихо спросил Гуров.

– Стас! – не выдержала она, – ты издеваешься?!

Гуров внимательно посмотрел на ее покрасневшее лицо и остановился.

– Кто он такой?

– Появился в отделе недавно и не дает проходу. Может маньяк. Или псих.

– Ясно, – сказал Гуров и повернулся к долговязому, – слушай, дай нам поговорить.

Парень помотал головой.

– Ты не понял? Иди, покопайся в компьютере или еще где-нибудь. Оставь нас, короче.

Долговязый нахмурился, и, засунув руки в карманы, сделал шаг навстречу. Гуров коротко исподлобья глянув по сторонам, тяжело и хлестко ударил его основанием ладони в переносицу. Долговязый отшатнулся, из глаз его брызнули слезы, сделал несколько шагов назад и сел на землю. Из носа его текла кровь.

Несколько редких прохожих флегматично обернулись и продолжили свой путь, как ни в чем не бывало. Долговязый с трудом поднялся, глаза его сверкали от слез и шока. Какой-то дикий вопль вырвался из его гортани, и он, хотел, видимо, бросится на Гурова, но что-то остановило его. Вместо этого он развернулся и побежал в сторону бизнес-центра.

– Как ты тут работаешь?

– Его перевели к нам недавно… Послушай, теперь я боюсь возвращаться.

– Возвращаться не нужно. Поедешь домой, а завтра его здесь не будет.

– Откуда ты знаешь? – Юля подняла взгляд, и Гуров увидел, как к обычному обывательскому страху подмешивается тягучая хмарь древнего инстинкта.

– Я разберусь. С ним поговорит мой коллега, завтра его здесь не будет.

– В каком смысле – не будет?

– Найдет новое место работы. Или не найдет. Успокойся. Лучше расскажи, что там у тебя?

Но Юля не могла успокоиться.

– А если он не послушает… твоего коллегу?

Гуров рассмеялся.

– Поверь, Юля, того, кто с ним будет говорить, он послушает. После бесед со старшим лейтенантом Колоном, плохие парни остаются инвалидами. В смысле – моральными инвалидами.

– Он и так инвалид. Стас, ты пугаешь меня.

– Тебя должна беспокоить только работа, всё остальное – мое дело.

– Ну, ладно, – Юля с трудом отвела взгляд и достала из кармана сложенный вчетверо листок, – вот что вышло.

Она развернула листок:

– Сто пятьдесят семь заинтересованных пользователей в локации. Но на тот момент это была ключевая новость на главной странице, хотя и на последнем месте. Глубоко заинтересовались ею только тринадцать.

Она передала листок.

– Что выделено красным?

– Этих можно отнести к случайным: время зависания – несколько секунд. Другие копались основательнее, но только трое из них пользовались мобильными приложениями. Их я отметила галочкой.

– Остальные?

– Остальные копались глубоко, но только у этих тринадцати история поиска начинается за несколько минут, в диапазоне от девяти к десяти. У одного из них это был самый первый переход, после выхода на главную страницу.

– Где он?

– Я подчеркнула.

– Перепроверила?

– Проверяет программа, а не я.

– Карточные запросы?

Девушка покачала головой.

– Проверяйте через «СОРМ». Возможно, он пользовался встроенным навигатором.

– Ладно, – сказал Гуров, – убирая листок в задний карман, – так что там с твоим парнем?

– Стас…

– Да я не про этого дебила, встречаешься с кем-нибудь?

Ее лицо покрылось румянцем.

– Сегодня я буду занят, как насчет завтрашнего вечера?

Юля почувствовала жар – то ли от показавшегося из-за облаков солнца, то ли от ладони Гурова, которая коснулась ее поясницы.

Эпизод 19

Весь день шел дождь.

В этот день он узнал, что самая высокая отвесная скала в России расположена на берегу озера Паанаярви в Карелии. Билет на поезд до Петрозаводска стоит две с половиной тысячи. Еще полторы – добраться до горы на нанятой машине. Лето, нет нужды думать о том, чтобы согреться. Бутылку «Серебряной» можно бросить в рюкзак. Как и две пачки «Мальборо». Он читал про мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско и знал, что вероятность благополучного исхода составляет примерно один к пяти. Но в его пользу говорило, во-первых то, что гора в три раза выше «Золотых ворот», а во-вторых – он не умел плавать. Оставалась одна проблема – в окрестностях скалы не было японских ресторанов. И все же мысль о скале в течение дня придавала сил.

«Рейндж Ровер Спорт», госномер Р 477 АВ 177. Владелец – Эльза Ядмаева. Адрес регистрации: Москва, улица Минская, дом один. Элитный жилой комплекс с собственным прудом и службой безопасности.

В среду утром он припарковал «Хёндай» в полусотне метров от главного выезда и до вечера не покидал своего поста, справляя малую нужду в пластиковую бутылку из-под «Пепси».

На следующий день, когда история начала повторяться, он покинул машину в два часа дня. Ему без особых проблем удалось проникнуть на территорию жилого комплекса и обойти открытую автостоянку, но это не принесло успеха. Никакого «Рейнджа Ровера» с номером Р 477 АВ 177.

Под предлогом поиска электрика, он спустился в подземную стоянку, но и там ничего не нашел. Тогда поднявшись, он уселся на лавке возле детской площадки и просидел там около часа, пока не понял, что слишком примелькался.

Терпение заканчивалось, но помня о данном слове, он приехал сюда и на третий день, стойко просидев девять часов в машине, жуя бутерброды и слушая радио.

За трое суток, перед ним показался почти весь мировой автопром, въезжавший и выезжавший через шлагбаум элитного комплекса. Но никакого «Рейндж Ровера» с номером Р 477 АВ 177. Либо Эльза Ядмаева сменила место жительства, либо она здесь не жила. Либо, чёрт возьми, еще масса причин. Он достал смартфон и принялся терпеливо набирать номер.

Абонент ответил с четвертой попытки.

– Чего? – пробурчала трубка.

– Нужна твоя помощь.

– Нет!

– Это последний раз.

– Отвали.

– Тридцать тысяч.

– Чёрт. Что там опять?

– Надо проверить кое-кого.

Трубка разразилась матом, но в конце все-таки произнесла:

– Высылай.

– Связь прежняя?

– Нет, Telegram.

– У меня нету.

– Так скачай!

– Окей.

Абонент отключился, и сразу раздался новый звонок. Виктор посмотрел на входящий вызов с надписью «Отец», задумался на пару секунд, затем нажал кнопку «отключить звук» и бросил телефон на пассажирское сиденье.

Эпизод 20

Ольга вышла из магазина в начале одиннадцатого. Уставшие от зноя москвичи передвигались вяло, словно одурманенные дихлофосом мухи, но Ольга спешила. Через двадцать минут от станции «Царицыно» отправлялась последняя электричка, совершавшая короткую остановку на платформе «Силикатная», где она с гражданским мужем снимала квартиру на первом этаже старой двухэтажки.

Гражданский муж… Она усмехнулась про себя. Он предпочитал обозначать роли в их отношениях именно так – муж и жена. Хотя у них и не принято жениться. Вообще, он очень любил говорить о том, что принято и не принято, после того, как вернулся из тюрьмы. Он перестал подавать руку знакомым мужчинам и начал коллекционировать упаковки из-под «Доширака».

Странно конечно и даже немного совестно, но никаких эмоций, кроме облегчения, его смерть не вызывала. Приближался день арендной оплаты, и ей предстояло придумать историю для любопытной хозяйки, по поводу исчезновения «мужа». Скорее всего, он «уедет» к родителям, которых у него, конечно, не было. Ну не в командировку же… Какая командировка у охранника. Гораздо важнее, на что она будет жить, после того, как отдаст почти всю свою зарплату за аренду. На этот вопрос ответа не было. Он ушел, не оставив денег. Говорил, вернется с таким наваром, что ей больше не придется работать. Но он не вернулся, и она догадалась, что он умер накануне вечером, когда прочла новость в интернете. Она сразу поняла, что это он. И даже скорее не потому, что он там работал, а потому что хорошо его знала.

Конечно, с его уходом появилась и масса других проблем. Одна из них – почти полтора километра пешком по окраине поселка. Раньше ее встречал Роман и однажды, его угловатый кулак встретил одутловатое лицо молодого колдыря, вздумавшего к ней пристать. В этом «муж» был силен, и она чувствовала бы себя в полной безопасности, если бы на ее животе не заживал синяк от того же самого угловатого кулака. Оставил на память… Сукин сын.

Ольга свернула во дворы многоэтажек, сокращая путь. Ей нравились летние московские дворы, переполненные жизнью – детскими криками, скрипом качелей и птичьей разноголосицей. Было в этом что-то умиротворяющее. Еще в детском доме она мечтала о такой жизни – сначала с родителями и друзьями, потом со своей семьей, когда она вот так же, как эти молодые мамаши с колясками, будет выходить летним вечером во двор, чтобы поболтать с соседками о чем-нибудь житейском, и заодно встретить с работы приличного мужа. С каждым годом, она понимала, что эта мечта, скорее всего, так и останется мечтой, но образ летнего городского двора был таким сильным в ее фантазиях, что она даже испытывала ностальгию. Ностальгию по мечте. Какой-то высокий парень в очках странной формы и огромных наушниках поравнялся с ней.

– Привет.

Она вздрогнула от неожиданности. Этот голос был ей знаком. Голос из прошлого. Прошлого, в котором не было ничего хорошего. Дыхание перехватило, она замедлила шаг, не в силах повернуться.

– Не узнаешь? – голос прозвучал ближе.

– Игорь?

Парень кивнул.

– Тебя не узнать, – она попыталась улыбнуться, но вышло не очень удачно.

Кажется, он понял это. Он все-таки был не так страшен, как остальные.

– Маскировка, – он опустил на секунду очки, знакомые серые глаза посмотрели на нее.

– Понятно, – она ускорила шаг.

– Оля, мне нужно с тобой поговорить.

– У меня электричка через десять минут.

– Я оплачу такси.

– Не стоит, – она коротко взглянула на него, – это дорого и потом, мне завтра на работу.

– Ольга, послушай, – он снял очки, и коснулся ее руки, – скорее всего, тебе не придется завтра идти на работу.

Она изменилась в лице, но не замедлила шага.

– Не бойся, я просто хочу отдать тебе деньги Романа.

– У него было деньги? – спросила она недоверчиво, – и много?

– Примерно триста тысяч.

Она, наконец, остановилась.

– Триста тысяч? Ты дашь мне триста тысяч рублей?

– Узнаю Романа, – улыбнулся Игорь, – нет, Оля, триста тысяч евро.

Она долго смотрела на его лицо. Серые зрачки быстро бегали по его лицу – вверх-вниз.

– Значит, ему… вам то есть… удалось?

Он мягко взял ее за локоть.

– Видишь, там свободная лавочка под деревом? Пойдем, присядем.

Она пошла.

– Мой брат погиб, также как и Роман, – сказал Игорь, присаживаясь, – его ты знала лучше меня.

– Да, они были друзьями, – Ольга смотрела, как женщина помогала малышу залезть на карусель, затем перевела взгляд на Игоря, – ты совсем не похож на брата.

– Возможно, мы и не братья вовсе, – ответил он, – но это неважно, я не хочу подвергать тебя лишнему риску. Какая-то слишком серьезная охота развернулась. Я не ожидал… Ладно, я знал Ромика… И думаю, он сделал все, чтобы никакие пути не привели их к тебе, но все же, тебе лучше уехать.

Она молча кивнула.

– Чем я могу тебе помочь?

– Что ты знаешь о последней работе Романа?

– Ничего, – ответила она быстро, – сожалею, но ты ведь знаешь его…. То есть знал. Он никогда…

– Я не об этом. Последние два месяца, на кого он работал? Кто они?

Ольга покачала головой, продолжая смотреть на играющих детей. Ее пальцы судорожно перебирали ремешок старенького телефона.

– Об этом он тоже никогда не говорил. Просто уходил в шесть утра и возвращался в девять на следующий день. Где, что и даже в чем заключалась его работа – об этом я ничего не знала, – она резко повернула к нему свое грубоватое лицо, – Игорь, зачем тебе это? Тебе ведь тоже нужно уезжать.

– Я пробовал, но… Впрочем, неважно. Ладно, – продолжил он, вставая, – в конце концов, не за этим я к тебе пришел. Здесь есть какое-нибудь тихое кафе?

– Возле метро, но чем тебя не устраивает это место?

– Здесь слишком много глаз, – сказал он и протянул руку, – идем, я отдам тебе деньги.

Ольга взяла его за руку и улыбнулась. Улыбка ей шла.

В небольшой забегаловке с претензией на восточный стиль было пусто, если не считать двух азербайджанцев, игравших в нарды в углу зала.

Игорь заказал кофе. Ольге, так же, как и ему было не до еды.

Он достал из рюкзака небольшую аккуратную хозяйственную сумку.

– Там деньги, – сказал он, передавая ее Ольге, – обернуты в бумагу. Шесть пачек – это евро, по пятьдесят тысяч в каждой. Еще четыре – рубли, два миллиона. Это доля Романа. Посмотри.

Ольга открыла сумку и увидела бумажные свертки в целлофановых пакетах. Сквозь целлофан краснели туго стянутые знакомые пятитысячные купюры. Сердце ее забилось. Интересно, сколько ее годовых зарплат в одной такой пачке?

Она кивнула, не в силах скрыть радость.

– Уезжай как можно быстрее, – сказал Игорь, поднимая чашку кофе. Его взгляд светился над кремовой эмалью, и в этом взгляде была какая-то едва уловимая теплота. Его брат смотрел иначе.

– Но куда? – спросила она, улыбнувшись, увидев пену от сливок на его губах. В сумраке кафе, его лицо казалось симпатичным. Не таким звероподобным, как у Романа. Он напомнил ей актера из старого фильма.

– Мне об этом лучше не знать, – кажется, сохранять серьезность ему давалось с трудом.

Всё дело сумке – она, как наркотик, подняла настроение. Даже официантка – ворчливая грузинка средних лет казалась милой и экстравагантной.

– Все-таки ты не похож на своего брата. Роман сидел в тюрьме, и поверь, ничего хорошего там нет. Уезжай, Игорь.

– Я пытался, – сказал он, – но не выходит. По крайней мере, сейчас.

– Почему?

Он задумался.

– Не забивай голову.

Внезапно она схватила его за руку.

– Послушай. Не знаю, поможет это тебе или нет, но я вспомнила кое-что.

– Что? – он аккуратно поставил чашку на блюдце.

– Когда Роман устраивался на работу, я была с ним в тот день. – Она подняла лицо к потолку, – это именно тот день, теперь я уверена в этом. Он сказал, чтобы я ждала в машине, и, вернувшись, промолчал, но на следующий день его взяли на работу. После того, как он побывал в том месте.

– Сможешь назвать адрес?

Она покачала головой.

– Это было три месяца назад. Но я могу описать его.

– Подожди. – Игорь похлопал себя по карманам, – Черт, я же не взял смартфон. Ладно, просто хотел, чтобы ты показала его на карте.

– Не беспокойся. Я опишу это место, оно недалеко от Семеновской, его легко найти. Вот только…

– Что?

– Не стоит тебе ввязываться. – Ее взгляд погрустнел, – От этого за километр веет чем-то нехорошим. Моё сердце редко подводит меня.

– Оля, в том, что касается сердца, можешь не беспокоиться, – он снова продемонстрировал свою улыбку, от чего сильнее стал походить на актера. Его горячая рука легла на ее обнаженное запястье. По руке к телу пробежала приятная волна. Ей захотелось сказать что-нибудь хорошее, но она лишь в очередной раз произнесла:

– Да, ты не похож на своего брата.

Когда они покинули кафе, солнце уже село за горизонт и жара немного отступила. В шумной сутолоке возле станции метро «Царицыно» сновали личности с сомнительным прошлым и настоящим. Она поежилась и подумала, что Игорь здорово придумал – передать ей деньги в невзрачной хозяйственной сумке – с такими сумками пожилые обитательницы окрестных многоэтажек ходят на рынок за картошкой.

Она взглянула на Игоря, который был выше ее на полторы головы. Захотелось взять его под руку. Он уже надел свою шапку и темные лыжные очки. Она не выдержала и засмеялась:

– Роман бы так никогда не оделся.

– Роман не любил меня, – ответил Игорь, цепляя на шею огромные наушники.

– А кого он любил?

Игорь усадил ее в желтый «Ситроэн», протянул таксисту тысячу рублей.

– Отвезите прямо к подъезду.

– Отвезем, не волнуйтесь, – ответил седовласый таксист, стуча пальцем по дисплею навигатора, – только куда?

И прежде чем она открыла рот, чтобы назвать адрес, Игорь ушел.

Его сутулая спина мелькнула в людском потоке, и исчезла в сером хаосе подземного перехода.

Машина мягко тронулась, она поправила хозяйственную сумку на коленях и откинулась на спинку. Грязные торговые павильоны, с пьяницами и попрошайками, проплыли за окном. Ей было уютно и приятно наблюдать за привычной картиной из окна такси, а не переполненной душной электрички.

Через сорок минут Ольга была дома. Она сразу отправилась в ванную, прихватив сумку с собой. Пока наполнялась ванна, она заглянула в нее, достала и осмотрела цветные пачки с игрушечными на вид голубыми купюрами и спрессованными пятитысячными, которые так часто видела, работая в магазине. Ничего кроме негативных эмоций, они не вызывали у нее прежде. Искать сдачу с пятитысячной купюры под конец рабочего дня, особенно, когда спешащие мужчины, покупающие только пиво и сигареты, протягивают их одну за другой – сомнительное удовольствие.