Текст книги "Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг"

Немного отвлекаясь от темы, заметим, что эти зловещие описания катастрофы позволяют нам оценить опасность, которой было чревато неправильное хранение порохового запаса в крепости. Из переписки Петра Великого с Меншиковым мы знаем, что подобная опасность грозила новопостроенной Санкт-Петербургской крепости в сентябре 1706 года: «Казармы от половины Микиты Моисеевича [Зотова] болварка едва не до самова Гаврилы Ивановича [Головкина] выгорели, но паки все зделано. Правда, что явною милостию Божиею и заступлением патрона своего сей город спасся, ибо под обеими фасами Гаврила Ивановича более 200 бочек пороху в казармах было, и ежели бы добралось, то чаю, что б едва не вся крепость взлетела; и для чего держали столко лишнева пороху, не знаю, и ныне велел развезть, который за погребами остался»[622]622
  ПиБ. Т. 4. С. 368.


[Закрыть]. О специфике хранения больших запасов пороха Я. В. Брюс сообщал в инструкции дьяку Приказа артиллерии Д. Е. Екимову в 1704 г.: «Пересмотри порох и всякую бочку перевороти, которые дно и не в низу, то повороти в верх. Потому что тот порох от долгова лежания без переворачивания портится… И чтоб у такового дела были все в лаптях»[623]623
  Архив Брюса, Т. 1. С. 24.


[Закрыть]. Последняя мера, по всей видимости, объясняется тем, что металлические подковы сапог или башмаков могли высечь искру, а это было смертельно опасно на пороховом складе.

Возвращаясь к теме разрушений от бомбардировки, упомянем ряд мер, которые могли предприниматься осажденными для минимизации ущерба. Боргсдорф писал, что поражать людей на улицах обстреливаемого города могут не только ядра и бомбы, но и обломки строений, которые эти снаряды сбивают и обрушивают на улицы: «Кюди от деревянных и каменных от домов отбиванных частей, болши сокрушены бывают, нежели от самых неприятелских пушечных ядер» [624]624
  Боргсдорф Э. Ф. Побеждающая крепость. С. 39.


[Закрыть]. В этом отношении логичными выглядят действия рижского коменданта, который 5 января 1710 года велел «все кровли отломать… ибо от спадающих черепиц многих людей побито» [625]625
  Гизен. Журнал Петра I с 1709 по 1710. С. 268.


[Закрыть]. Во избежание пожаров, Монтекукколи рекомендовал снять с домов кровли и покрыть крыши песком, землей или навозом [626]626
  Монтекукколи. С. 137.


[Закрыть]. Дерптский магистрат приказал жителям накрыть крыши сырыми воловьими шкурами, снять легковоспламеняющуюся дранку, а торфяные крыши постоянно поливать водой [627]627
  Лайдре. С. 120; Полли. С. 231.


[Закрыть]. Схожие противопожарные меры принял комендант Кексгольма – в городе было приказано разобрать деревянные строения и разметать соломенные крыши [628]628
  Kungl. Artilleriet, Karl XI: s och Karl XII: s tid. Redaktor Hans Ulfhielm, 1993. S. 442.


[Закрыть]. Дерптский магистрат также решил убрать с мощеных улиц булыжники и брусчатку, чтобы ядра и бомбы не отскакивали рикошетом от камня и не причиняли лишнего вреда; однако комендант посоветовал не спешить с такой радикальной мерой, как разрушение крыш и мостовых[629]629
  Лайдре. С. 120.


[Закрыть].

Участники Северной войны не оставили записей о том, какое впечатление производил на них обстрел бомбами. Столетием позже, когда русские войска Александра I снова воевали в Финляндии, а системы вооружения принципиально не изменились со времен Петра I, участник русско-шведской войны 1808–1809 гг. Евгений Петрович Назимов наблюдал, как в ходе осады шведского Свеаборга обе стороны обстреливали друг друга: «как только ночь настанет… бомбы, как ихние, так и наши, безпрестанно прогуливаются по воздуху, с предлинными огненными хвостами, что простым глазом ясно было видно, равно как и чугунные шары, расходившиеся одни с другими, что, наконец, соделалось для нас забавою»[630]630
  Записки Е. П. Назимова ⁄ Псковский ветеран Наполеоновских войн, публ. Н. Окулич-Казарина // Труды Псковского археологического общества, 1911–1912 г. Псков, 1912. Вып. 8. С. 56.


[Закрыть].

Как мы видели, бомбардировка города причиняла значительный материальный ущерб горожанам; поэтому в некоторых случаях осаждающий мог рассчитывать на сделку с осажденным – молчание мортир в обмен на контрибуцию. Существовал специальный термин: «Brand-Schatzung» (нем.), «огненный налог», которым обозначали выплаты, налагаемые на неприятельский город или местность за обещание не сжигать их строения и имущество[631]631
  FdschJ. R. Kriegs– Ingenieur– und Artillerie-Lexikon. Niirnberg, 1726. S. 36.


[Закрыть]. Упоминания о такой практике во время Северной войны немногочисленны. Одно из них обнаружил в рукописном «Журнале походов Петра I» Н. Р. Славнитский. Поскольку от бомбардировки жителям Нарвы в 1700 г. «учинилась великая теснота и неудобное пребывание», капитан бомбардирской роты Преображенского полка Гумерт отправил им тайное письмо, требуя 20 000 ефимков, «ежели обещают дать, то он метание бомб… и разрушение града удержит» [632]632
  Славнитский H.P. Осада Нарвы в 1700 г. // Вестник всеобщей истории. Вып. IV. СПб., 2000. С. 63.


[Закрыть]. Горожане согласились, Гумерт отговорил Петра от бомбардировки, а вскоре перебежал к шведам в крепость. Все эти события, кроме дезертирства Гумерта, не подтверждаются другими источниками, но дают некоторое представление о возможных взаимоотношениях осажденных и осаждающих. Схожий эпизод мы находим в дневнике рижанина Гельмса под 16 ноября 1709 г.: «В половине 9-го неприятель потребовал через барабанщика 20,000 рейхсталеров контрибуции: если наши дадут деньги, то неприятель не будет больше удручать город огнеными бомбами, но будет их пускать пустыми. На что решился наш господин генерал-губернатор – неизвестно, и не было о том объявлено жителям, но, однакоже, знают, что деньги не были выданы. Между тем неприятель на целый день приостановил бомбардирование и усердно работал на своих батареях, так что мы опасались, что скоро начнется более сильное бомбардирование»[633]633
  Гельме. СС. 416–417.


[Закрыть]. В русских источниках сведения о такой попытке сделки русского командования с рижским комендантом отсутствуют. В начале войны известен случай вымогательства саксонцами «огненного налога» с селян в окрестностях Дерпта весной 1700 г.; для коменданта крепости это было признаком, что враг скоро уйдет [634]634
  Лайдре. С. 63.


[Закрыть]. Тогда же король Август «показал милость» и, поддавшись уговорам голландских и английских купцов и французского посла, не стал бомбардировать Ригу, а только взял с города «знатную сумму денег» [635]635
  Гизен. Журнал Петра I с 1695 по 1709. С. 204.


[Закрыть]. Горожане Эльбинга, опасаясь бомбардировки и штурма со стороны русских войск, в 1710 г. призывали прусского короля вмешаться и не дать русским разорять город, а также отправляли своих депутатов к командующему русским отрядом генералу Ностицу (рассматривался, но был отвергнут, вариант заплатить ему несколько тысяч талеров, чтобы он не причинял городу ущерба) [636]636
  Neubaur L. Die Russen in Elbing, 1710–1713 // Altpreussiische Monatsschrift 53. 1916. SS. 279–280.


[Закрыть].

Маршал Вобан призывал бросать бомбы только на укрепления города: «На обороны и батареи крепости и в середины бастионов и полумесяцов, то есть в те места где неприятель себе ретранжемент зделать может, а на дворы не бросать: ибо сии будут напрасные выстрелы и ничего ко взятью крепости не способствуют, но токмо как та крепость взята будет, то сами атакующие себе чрез то убыток зделают. Чего ради надобно бомбардирам накрепко приказать, куда им бомбы бросать, а на домы весьма запретить, чтоб ни одной бомбы не бросали» [637]637
  Вобан. C. 68.


[Закрыть]. Боргсдорф также указывал, что чрезмерное разрушение города бомбами нанесет вред интересам новых хозяев крепости, – сохраненное имущество и жизни могли бы достаться победителю, а от значительной смертности в городе вырастал риск эпидемий, опасных и для осаждающего. Впрочем, он признавал бомбардирование легитимным методом утеснения крепости в случае ее отчаянной обороны: «Но аще осадные люди неприятеля летом и зимою, жестоковыйную оборону чинят, тогда город бомбами утеснять подобает, и ничего не жалети, по тому, да бы взятие сумнително, и многоценно небыло»[638]638
  Боргсдорф Э. Ф. Правила. С. 24.


[Закрыть]. Заметим, что и Вобан, и Боргсдорф советовали ограничивать бомбардирование исходя из материальной выгоды осаждающих, а не из доводов морально-этического характера.

О чрезмерном применении бомбардировок городов русскими войсками пишет и историк инженерного искусства Ф. Ф. Ласковский: «Принимая в соображение цель, с какою производились эти осады, в продолжение Северной войны, нельзя не сознаться, что русским следовало бы, кажется, поболее щадить жителей с их жилищами и не распространять опустошения в покоряемой стране. Очевидно, что к таким жестоким мерам вынуждал русских недостаток других средств, не менее существенных и непосредственно проистекающих из знания инженерного дела»[639]639
  Ласковский. Т. 2. СС. 187–188.


[Закрыть]. Под целью русских осад Северной войны Ласковский имел в виду присоединение городов к Российскому государству, однако это не всегда было так – по первоначальным договорам часть осажденных крепостей (например, Дерпт и Нарва) после окончания войны должна была перейти союзникам Петра, и поэтому Петр не обязательно был заинтересован во взятии городов с наименьшими разрушениями. Там, где города следовало жалеть, на чашу весов ложились другие соображения, например желательность скорейшего завершения осады.

При том, что авторитетные военные авторы, как мы видели выше, выступали за ограниченное применение бомбардировок, нельзя сказать, что такая точка зрения была общепризнанной. Некоторым образом наоборот – мнение Вобана как раз было реакцией на жестокие бомбардировки городов войсками Людовика XIV в последней четверти XVII века [640]640
  Lynn. РР. 507–508.


[Закрыть]. Бомбардировки были скорее способом выбить из городов контрибуции или подорвать их экономику, нежели эффективным способом решения военных задач (так, сожжение Брюсселя в 1695 г. никак не помогло Людовику снять осаду союзников с Намюра); в Войну за испанское наследство бомбардировки как самостоятельный путь принудить крепость к сдаче применялись союзниками и французами шесть раз, но ни разу не приводили к желаемому результату [641]641
  Ostwald. РР. 353–354.


[Закрыть].

Участники и свидетели осад

Войска, инженеры, командующие

Главными действующими лицами любой осады были рядовые воины, офицеры и генералы. Это были не абстрактные «русские» и «шведы», одинаковые всюду и всегда. Да, видимо, существовали и существуют характерные национальные черты, но мы не возьмемся рассуждать о них. С другой стороны, в каждый отдельно взятый момент и в каждом регионе это были конкретные люди с конкретным набором качеств. Когда мы рассматриваем вооруженные силы участников на всех театрах и на протяжении всех двадцати лет войны, национальный состав и способ комплектования можно принять за неизменные величины, в то время как боевые, моральные характеристики и опыт войск были величинами переменными. Некоторые из этих тем подробно освещены в специальных работах, и потому нет смысла подробно пересказывать их; другие же исследованы мало, и мы можем лишь обозначить проблематику.

Костяк петровской армии к началу войны составляли «новоприборные полки», созданные в 1699–1700 гг. Солдаты в них набирались из «даточных» (помещичьих и монастырских дворовых слуг, но не пашенных крестьян) и из «всяких вольных людей» (вербованных добровольцев, «гулящих», чаще всего из беглых крепостных)[642]642
  См.: Рабинович М. Д. Формирование регулярной русской армии накануне Северной войны // Вопросы военной истории России XVIII – первой половины XIX вв. М., 1969.


[Закрыть]. Вольницу продолжали набирать и позднее, в 1701–1702 гг., и т. о. в первые годы войны больше половины личного состава приходилось на наемных добровольцев. С 1702–1703 гг. начали принудительный набор «посадских», бедного городского населения (наименее качественного контингента); в 1703 г. вернулись к набору даточных дворовых; в 1704 г. в армию забрали едва не половину ямщиков. Именно к этим категориям относились солдаты – участники кампаний 1700–1704 гг. Если до 1704 г. правительство оберегало от военной службы крестьянство как основу экономики, то со временем потребности войны вынудили обратиться к этому наиболее многочисленному слою общества, иные источники были исчерпаны. С 1705 г. стали проводиться регулярные рекрутские наборы, отныне затрагивавшие, помимо прежних категорий даточных, все пашенное крестьянство (за исключением женатых). Именно массовые наборы крестьян отличают петровскую практику от остальных, сложившихся в московском войске еще в XVII в., методов комплектования.

Возрастные ограничения для новобранцев устанавливались для каждого набора заново и часто вообще не соблюдались, в среднем границы колебались между 15 и 30 годами. Солдатами становились «бессрочно», т. е. срок службы не был ограничен и люди до конца жизни находились в солдатском сословии (например, таким же пожизненным был статус стрельцов и дворян). При этом пожизненной не была строевая служба – солдаты выходили в отставку по старости и болезням. Регулярные пехота и кавалерия комплектовались в центральных областях (Москве, Смоленске, Пскове, Новгороде, Костроме, Белгороде) и в Поволжье («в низовых городах») и были практически однородны по национальному и конфессиональному составу; представителей поволжских народов в солдаты не брали[643]643
  См. новейшее исследование системы рекрутских наборов: Тихонов В. А. Рекрутская система комплектования русской армии при Петре I. Саарбрюккен: Ламберт, 2012.


[Закрыть].

Несмотря на то, что Петр предпочел создавать новые полки «с нуля», накануне войны государство обладало значительными вооруженными силами. Эти войска «старых служб», таких как стрельцы, городовые казаки, жилые и выборные солдаты в пехоте, рейтары, копейщики и гусары в кавалерии, долго сосуществовали с новыми петровскими полками[644]644
  См.: Рабинович М. Д. Стрельцы в первой четверти XVIII в. // Исторические записки. Т. 53. СС. 273–305; Великанов В. С. К вопросу об организации и численности российских вооруженных сил в 1699 г. // Война и оружие: Новые исследования и материалы. Труды Четвертой международной научно-практической конференции 15–17 мая 2013 г. СПб., 2013. СС. 335–350.


[Закрыть]. Именно эти войска имели к 1700 г. некоторый боевой опыт после турецкой войны; новоприбранные же, как солдаты, так и офицеры, никаким опытом не обладали.

Статистика по офицерскому корпусу нам известна на конец войны благодаря составленным тогда во всех полках «сказкам». Согласно этим данным, офицерами преимущественно (на 62 %) были русские дворяне, для которых служба была обязательной. Выслужившиеся выходцы из низших сословий составляли 14 %, еще 10 % – служилые люди допетровских войск. Иноземцы составляли 13 %, причем большая их часть приходилась на старший офицерский состав от майора и выше. Однако не все иностранцы были для войск чужаками – до 40 % из них относились к «старым выездам», их предки или они сами осели в России ранее в течение XVII в. К этой категории относилось большинство полковников солдатских полков в начале войны, включая будущего коменданта Полтавы А. С. Келина. Они были натурализованы, хорошо знакомы со страной и людьми (а также, как и русские, они не имели современного опыта европейских войн). С этой точки зрения наиболее квалифицированными были иноземцы «новых выездов», которые нанимались незадолго до и уже во время войны; на начальном этапе их жалованье было вдвое выше, чем у русских и старых иностранных офицеров. В целом правительство на протяжении войны сталкивалось с серьезным дефицитом командных кадров, а иностранные наблюдатели, положительно отзываясь о нижних чинах, отмечали низкий качественный уровень русских офицеров[645]645
  См. напр.: Сб. ИРИО. Т. 39. С. 19.


[Закрыть].

Драгунские полки выделялись тем, что в них дворяне составляли большинство не только офицеров, но и нижних чинов (конница в Московском государстве издавна считалась дворянским войском, и даже к концу Северной войны многие дворяне продолжали служить рядовыми драгунами наравне с рекрутами из крестьян)[646]646
  См.: Рабинович М. Д. Социальное происхождение и имущественное положение офицеров регулярной русской армии в конце Северной войны // Россия в период реформ Петра I: Сб. ст. М., 1973. СС. 133–171.


[Закрыть].

Артиллерия была самым интеллектуальным родом войск, и здесь доля иностранных специалистов была особенно высока. Например, при взятии Нарвы в 1704 г. артиллерийскими офицерами от полковника до прапорщика были 27 иностранцев и всего 2 русских (оба поручики). Иноземцы преобладали также среди штык-юнкеров и сержантов; конечно же, рядовые бомбардиры, пушкари, гандлангеры и фузилеры были русскими [647]647
  Архив ВИМАИВ и ВС. Ф. 2. Оп. 1. Д. 37. ЛЛ. 77–79, 91–93, 484–494.


[Закрыть].

Значительные силы выставляли нерегулярные войска, из которых самым многочисленным было украинское казачество. Оно состояло из частей, различающихся как по способам комплектования, так и по административно-территориальному подчинению. В составе Московского государства эта территория называлась Войско Запорожское или Гетманщина. Гетману подчинялись «найманцы» или «охотницкие» наемные полки; они были пешими («сердюки») и конными («компанейцы») и не были привязаны к какой-либо местности. Основную массу украинского казачества составляли городовые (реестровые) гетманские полки, выставлявшие конных и пеших казаков от сотенных (напр., Веприк) и полковых (напр., Полтава) городов. Схожую территориальную структуру имели пять слободских полков (напр., Харьковский), но они издавна подчинялись не гетману, а московской администрации. Запорожское низовое казачество (Запорожская Сечь) фактически выступало независимой силой, хотя формально признавало над собой власть гетмана и царя[648]648
  См.: Сокирко О. Лицар! другого сорту. Наймане вшско Л1вобережной Гетьманщини 1669–1726 рр. К., 2006; Сокирко О. Полтавська битва 27 червня 1709 р.: Украшський Рубикон. К., 2009; Шаменков С. И. ГЙхота украшських гетмашв XVII – поч. XVIII ст. К., 2010.


[Закрыть].

Донские казаки по численности уступали украинским, но активно участвовали в войне вплоть до ее окончания и считались, по-видимому, наиболее надежными[649]649
  См.: Шкваров А. Г. Северная война (1700–1721 гг.). Донское казачество на прибалтийском театре. Хельсинки, 2009.


[Закрыть]. Ограниченными силами привлекались яицкие (уральские) и терские казаки, а из национальных формирований в составе российской армии надо назвать калмыков, башкир, татар и волохов (молдаван) [650]650
  См. напр.: Шовунов К. П. Очерки военной истории калмыков (XVII–XIX вв.). Элиста, 1991; Рахимов Р. Н. Башкиры в Северной войне 1700–1721 гг. // История башкирского народа: в 7 т. ⁄ гл. ред. М. М. Кульшарипов. Уфа, 2011. Т. 3. СС. 157–160.


[Закрыть].

Подготовка и обеспечение осадных операций не обходились без участия гражданских лиц. В материалах переписи 1710 г. в собранных переписчиками «сказках» из Водской и Обонежской пятин Новгородского уезда нашлись десятки дворов, хозяева которых «в 700-м году будучи под Нарвою в подводах умре» [651]651
  См.: Перепись 1710 года [Электронный ресурс], <http://censusl710.narod.ru> (27.10.2013).


[Закрыть]. Крестьяне, привлеченные со своими телегами и лошадьми для перевозки войск и припасов, разделили с царскими солдатами и дворянами тяжесть разгрома, а часть из них, как видно, погибла в том походе.

Особое место среди действующих лиц в любой осаде занимали инженеры – именно эти специалисты в обеих армиях отвечали за техническую сторону ведения осады: разметку траншей, руководство работами по строительству батарей, шанцев и ложементов. Надо признать, мы знаем об этих людях крайне мало. Применительно к нарвской осаде 1704 г. известно, что при русской армии находились инженеры француз Жозеф Гаспар Ламбер де Герен, саксонец Вильгельм Адам Кирштенштейн, итальянец Андре де Брильи, мекленбуржец Марк Гейнсон[652]652
  Names of the Russian Generails, who command at the Siege of Narva, 1704 // The University of Nottingham. Manuscripts and Special Collections. Letters and papers of Robert Harley, 1st Earl of Oxford. Pw2 Hy 1236.


[Закрыть]; артиллерийский офицер Яган Гошка также исполнял обязанности инженера. Но описания их службы и оценки их вклада практически отсутствуют.

Вайгель, Кристоф (Weigel, Christoff) (1654–1725)

Инженер размечает линию окопа.

Регенсбург, 1698

Sachsische Landesbibliothek – Staats– und Universitatsbibliothek

Книга «Abbildung Der Gemein-Nutzlichen Haupt-Stande Von denen Regenten Und ihren So in Friedens– als Kriegs-Zeiten» содержит описания и изображения множества профессий и ремесел. Данная гравюра показывает основные инструменты инженера – чертеж и футляр от него, угломер, компас, циркуль, мерную сажень, а также колышки, бечеву и колотушку.

Мы знаем, что при открытии траншей под Ниеншанцем инженер погиб, и что Бриль с Гейнсоном шли на приступ Нарвы вместе со штурмовыми колоннами, чтобы построить на бреши ложемент. Про инженера, состоявшего при Шереметеве под Дерптом, отзывался сам царь: «Инженер человек добрый, но зело смирный; того для здесь ему мало места»[653]653
  ПИБ. Т. 3. СС. 94–95.


[Закрыть]. Эта ремарка означает, что эффективность ведения осады во многом зависела не от опыта и знаний инженера, а от суждений командующего. Поэтому надо знать, каким был боевой и жизненный путь генералов.

Боярин Борис Петрович Шереметев имел опыт командования осадой (вместе с Мазепой) турецкой крепости Казикермен в 1695 г. В 1702 г. он руководил (во втором случае формально) взятием Мариенбурга и Нотебурга, оба раза была применена тактика бомбардирования и штурма; в 1703 г. Ниеншанц и Копорье были добыты бомбардированием. Первая серьезная формальная атака большой крепости Дерпта уже вызвала затруднения и потребовала вмешательства царя. После Дерпта Борис Петрович брал Астрахань и Ригу.

Александр Данилович Меншиков и Аникита Иванович Репнин участвовали во взятии Нотебурга, Ниеншанца, Нарвы и Риги, но опыта самостоятельного руководства осадами практически не имели. Репнин остался старшим на несколько дней под Нарвой. Меншиков брал Батурин и Штеттин. Выборг в 1710 г. стал для Федора Матвеевича Апраксина первым опытом командования осадой. С каким осадным опытом прибыл с имперской на русскую службу Георг Бенедикт Огильви, мы, к сожалению, не знаем; очевидно лишь, что он был наиболее квалифицированным из петровских генералов на момент второй нарвской осады.

Эпизоды со взятием небольших крепостей связаны с именами целого ряда частных начальников, т. е. командиров невысокого ранга, которым были поручены операции на периферии. К ним можно отнести полковника Петра Ивановича Яковлева, штурмовавшего Переволочну и Сечь, полковника Ивана Максимовича Шувалова, бравшего Нейшлот, генерал-майоров Николая Григорьевича фон Вердена (Ямы), Ивана Ивановича Чамберса (Бауск), Фридриха-Гартвига Ностица (Эльбинг), Романа Вилимовича Брюса (Кексгольм), Федора Владимировича Шидловского (Новосергиевская крепость), генерал-поручиков Карла-Эвальда Магнусовича Ренне (Браилов) и Родиона Христиановича Боура (Быхов, Пернов).

Глядя на массив использованных в настоящей работе источников, нельзя не обратить внимания на то, что значительная их часть состоит из приказов, «пунктов» и инструкций, составленных лично царем Петром. Корреспонденция монарха с подчиненными генералами наглядно демонстрирует не только его стиль управления, но и его широкий кругозор и глубокие специальные знания по военным дисциплинам (его боевой опыт не был и не мог быть большим). В какой-то мере можно судить и о невысоком уровне самостоятельности и экспертизы петровских военачальников. При этом вряд ли стоит впадать в крайность вслед за датским посланником, который был настолько невысокого мнения о способностях русских военных, насколько высокого мнения он был об уме Петра Великого:

«Лицам, заведующим осадою, успех этот достался легко, так как перед своим отъездом из-под Выборга царь, осмотрев в два приема во время приостановок военных действий все в траншеях, каждого научил, как ему взяться за дело – генерал-адмирала, инженеров и артиллерийских офицеров, ибо он весьма прозорлив, отлично все знает и имеет верный взгляд на все. Нет сомнения, что без его указаний все было бы сделано навыворот. Вообще всякая мера, военная или гражданская, должна быть обсуждена царем. Он и сам это видит и прекрасно сознает»[654]654
  Юль Ю. Записки датского посланника в России при Петре Великом. С. 180.


[Закрыть].

Среди европейских армий, которые пополнялись вербовкой рекрутов, т. е. наемных и часто иностранных добровольцев, шведская армия выделялась своим способом комплектования. Система индельты – возложенная на крестьян повинность выставлять от общины солдат – обеспечивала королевство национальными частями из шведских и финских земель. Впрочем, значительной частью были вербованные, т. е. наемные полки – преимущественно из немцев и жителей прибалтийских провинций[655]655
  См.: Беспалов А.В. Северная война. Карл XII и шведская армия. Путь от Копенгагена до Переволочной. 1700–1709. М., 1998; Hoglund L.-E., Salnas A. The Great Northern War 1700–1721. Vol. I. Colours and Uniformes. Karlstad, 2000.


[Закрыть]. Между офицерами также было много иностранных наемников и тех, кто ранее служил другим государям. Случалось, что бывшие сослуживцы по войнам в Западной Европе оказывались по разные стороны фронта в русско-шведском конфликте. Например, шведский майор Лейон, участник обороны Нотебурга, а потом – десанта на Котлин в 1704 г., встретил в бою под Орешком саксонца полковника Кенигсека; они были знакомы по службе во Франции, а теперь соксонец был в русской армии в качестве посланника польского короля.

По своим боевым и моральным качествам армия Карла представляла собой выдающийся феномен. Речь идет именно об армии, во главе которой стоял король, а не о всех вооруженных силах Швеции. Полки под непосредственным началом Карла в 1700 г. выбили из войны Данию, стремительным броском разгромили русских под Нарвой, дерзкой переправой разбили саксонцев под Ригой в 1701 г., неоднократно били союзников в Польше в 1702–1706 гг., заставляли Петра небезосновательно опасаться открытого столкновения с ними и так дошли до Полтавы. Эти полки вместе со своими командирами накопили большой боевой опыт (девять победоносных лет!), а главное – высочайший дух, веру в счастливую звезду своего короля и готовность атаковать любого противника, каким бы ни было соотношение сил. Впрочем, такая блестящая репутация была заработана по большей части в полевых сражениях. Осадами Карл занимался не часто (Динамюнде в 1701 г., Торн в 1703 г., Львов в 1704 г.), они не вписывались в его манеру ведения войны и на них у него не хватало ресурсов. Но к 1709 г. такая однобокость дала о себе знать – эффективность шведской военной машины против русских регулярных гарнизонов на Украине (Веприк, Полтава) дала очевидный сбой. Популярное в отечественной литературе утверждение, что шведская армия была лучшей в Европе того времени, представляется недоказуемым. Подвигами молодого короля и его полков действительно восторгались во многих странах, но континент тогда был погружен в свою борьбу, за Испанское наследство. Из европейских регулярных армий шведская действительно била датскую и саксонскую; но в «первой лиге» были не они, а имперские, французские, английские и голландские войска. Все же, несомненно, в Северной Европе равных шведам на полях сражений не было и для петровских полков они были грозным противником.

Иную картину представляли шведские гарнизоны и армии в Прибалтике и Финляндии. Их полки не имели опыта до войны, а с ее началом они участвовали в осторожных и в итоге малоуспешных действиях. Они часто пополнялись недавно набранными крестьянами, с соответствующим уровнем подготовки и мотивации; поэтому нередки были случаи, когда после сдачи крепости солдаты предпочитали «остаться в крестьянстве по-прежнему», а не продолжать службу. Во многие гарнизоны солдаты попадали из сдавшихся ранее крепостей, причем Петр целенаправленно рассылал свидетелей поражения по разным городам; возможно, таким образом он добивался распространения у воинов противника представления о неизбежности сдачи крепости. Совокупный опыт шведских гарнизонов в этом регионе можно было бы назвать чередой поражений, но это было бы упрощением – ведь такие крупные крепости, как Рига, Нарва и Выборг, по одному разу смогли избавиться от осады. Для Нарвы такой первый положительный опыт в итоге привел к упорству коменданта в уже безнадежной ситуации во время второй осады. Другой обороной Выборга руководил Стернстролле, который пережил осаду Нарвы и смог добиться сдачи на аккорд Ивангорода, хотя и находился в безвыходном положении. То есть были у королевских войск в этих регионах свои военные удачи и заслуженные успехи и были свои командиры, распоряжавшиеся более или менее эффективно в рамках заданных обстоятельств и ресурсов.

Подробное исследование изменявшегося за годы войны боевого опыта и других характеристик обеих армий достойно отдельного исследования на архивном материале, а мы обратимся к другим материям – с чем и с кем приходилось сталкиваться военным во время осад, до них и после них.