Текст книги "Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг"

Действия артиллерии осаждающего

Итак, осадные батареи построены, орудия установлены и бомбардировка началась; заглянем на эти батареи и посмотрим на работу артиллеристов. Действия артиллерийского расчета в подробностях описаны у Сен-Реми. К каждой пушке он предписывал ставить двух канониров (профессиональных артиллеристов) и шесть прикомандированных солдат, «которые б в пушечном услужении обучены были» [486]486
  Сен-Реми. T. 2. C. 259.


[Закрыть]. Канонир с правой стороны пушки с натруской и двумя затравниками сыпал порох в затравочное отверстие, а также вкладывал в ствол пороховой заряд (в картузе, а если порох насыпной, то шуфлой). Второй канонир, с левой стороны пушки, с кожаной сумой «каптенармусом» ходил в магазин за порохом и насыпал его в шуфлу первого канонира; затем отставлял каптенармус в безопасное место от огня, и с пальником был готов «к запалению пушки». Артиллерийская принадлежность – набойник и банник ставились слева, а шуфла – справа. Для охлаждения ствола банник полагалось смачивать водой после каждых десяти-двенадцати выстрелов. Солдаты были расставлены по трое с каждой стороны орудия. Два солдата у дула, каждый со своей стороны, чистили ствол банником («банили») и прибивали заряд и снаряд набойником; это была, очевидно, тяжелая работа, и солдаты действовали «в четыре руки».

Мейер, Йоханнес (Meyer, Johannes) (1655–1712).

Ночная бомбардировка. Цюрих, 1690 Zentralbibliothek Zürich

Всполохи выстрелов со снопами искр, далекое зарево пожара в крепости, огненные дуги от полета бомб, озаряемые вспышками лица бомбардиров – все это в ночной темноте создавало по-своему живописное зрелище и было сродни популярным в те времена фейерверкам.

Пыж поверх пороха прибивали восемью-десятью ударами набойника, пыж поверх ядра – четырьмя ударами. После прибивания эти солдаты поворачивали орудие рычагами спереди за колеса. Второй солдат с правой стороны подавал пыжи к набиванию на порох и на ядро, а его товарищ с левой стороны брал из сложенной рядом кучи в 50 ядер одно ядро и вкатывал его в ствол сразу после забитого порохового пыжа. Эти солдаты после заряжания также брались за рычаги и за колеса сзади накатывали орудие вперед. Два солдата у задней части пушки («хобота») рычагами поворачивали лафет влево или вправо по указаниям наводящего и накатывали пушку к амбразуре. Если левый канонир шел в магазин за порохом с шуфлой, ему помогал левый задний солдат; этот же солдат затыкал пальцем затравочное отверстие, когда прибивали пороховой заряд. После выстрела орудие отдачей откатывалось от амбразуры и правый канонир подкладывал спереди под колеса рычаг, чтобы пушка не накатывалась, пока ее заряжают (вспомним, что платформа делалась с уклоном вперед). После того как орудие заряжено, его нужно было навести на цель. Наводкой пушки у Сен-Реми занимались «комиссары», которых полагалось двое на батарею из шести орудий. Касаясь рукой одного или другого бока лафета, наводящий давал знак солдатам у хобота поворачивать орудие вправо или влево. Он же давал сигналы солдатам у середины орудия поднимать или опускать ствол, подкладывая рычаги под казенную часть[487]487
  Сен-Реми. Т. 1. СС. 233–234.


[Закрыть].

Хотя в книге саксонского артиллериста И. 3. Бухнера нет указаний, какой пушкарь какую операцию выполняет, в ней мы находим несколько ключевых «правил техники безопасности» при обслуживании пушек. В первую очередь необходимо было следить за тем, чтобы при заряжании порох не просыпался из шуфлы на землю (рассыпанный на земле вокруг пушки порох мог воспламениться от выстрела и грозил взрывом порохового магазина). При забивании заряда стоять следовало сбоку от дула, но не прямо перед ним (на случай непроизвольного выстрела). Банить следовало тщательно, вычищая из ствола остатки пороха или картуза, которые могли оставаться и тлеть в стволе после выстрела; для большей уверенности запал при пробанивании затыкался пальцем, чтобы перекрыть доступ воздуха в ствол и дать потухнуть тлеющим частицам, – таким образом исключалась вероятность самопроизвольного возгорания пороха при заряжании после выстрела. Поднятое с земли ядро следовало начисто вытереть, прибивали порох и ядро пыжами из сена или соломы. Чтобы выстрел гарантированно произошел, запальное отверстие протыкалось затравником (металлической иглой) до самого порохового заряда в стволе и заполнялось мелким порохом[488]488
  Бухнер. Т. 1.СС. 51–52.


[Закрыть]. Сен-Реми, «опасался злоключений, которые могут от того статься», тоже советовал следить, чтобы канониры и солдаты не просыпали порох из шуфел по дороге от магазина до орудия, и для большей безопасности предлагал носить из магазина кожаные каптенармусы на 50 фунтов пороха[489]489
  Сен-Реми. Т. 2. С. 259.


[Закрыть]. Труд Э. Брауна работу расчетов по заряжанию не описывает вообще, но дает частные рекомендации. Например, Браун пишет, что наводчик орудия не должен сам запаливать (т. е. стрелять), поскольку его дело – смотреть, куда полетело ядро «для исправления последующих стрельб»[490]490
  Браун. С. 40.


[Закрыть].

Чтобы зажечь что-нибудь в осажденном городе, его обстреливали из пушек раскаленными («калеными») ядрами. Для этого на флангах батареи в земле делались печи, «в которых печах ставят решотки, на которые кладут ядра… которые ядра греют, и носят их в лошках, или клещами к пушечному дулу. Когда ядра красны, тогда офицеры понемногу пушки велят заряжать, ибо зело они разгораются жаром калионых ядер, и стреляют токмо для того, чтоб ядра попадши на кровли, тамо оставались не проходя сквозь, и чтоб вскоре зажигали». Опасность заключалась в том, что раскаленное ядро могло прожечь пыж и воспламенить пороховой заряд, поэтому в качестве пыжа лучше было использовать дерн[491]491
  Сен-Реми. Т. 2. С. 261.


[Закрыть].

Оставив пушкарей, посмотрим на действия бомбардиров в кетелях; для этого изучим описанный у Сен-Реми «манер, как учреждать салдат для поспешного управления мортирою на батарее». Как мы знаем, мортирные батареи отличались от пушечных; значительно отличались и конструкции этих типов орудий. Ствол мортиры имел короткую и сравнительно узкую пороховую камору и короткий же, но очень широкий канал ствола. Лафет («станок») мортир не имел колес и клался прямо на платформу. Отличались и инструменты: вместо банника использовалась железная «скоблица» с выгнутой лапкой для вычищения ствола и каморы, вместо прибойника – деревянная колотушка, другие предметы тоже были обусловлены специфическим процессом заряжания мортиры. Обслуживать одну мортиру должны были пять человек – офицер и бомбардиры. Первый бомбардир стоял с левой стороны; он вкладывал затравник в запальное отверстие, приносил из магазина порох и всыпал его в камору, справляясь о размере порохового заряда у офицера. Солдат с правой стороны подавал пыж из пеньки, и первый плотно прибивал его тремя ударами набойника; затем подавался кусок дерна, который также забивался в камору поверх пороха и пыжа девятью ударами. Затем солдат справа клал в мортиру две лопаты земли, а первый плотно прибивал ее. После того первый бомбардир клал набойник справа от лафета и вынимал из запала свой затравник. В это время другие бомбардиры по обе стороны брали носилки, которые лежали справа от станка, и на этих носилках подносили заряженную бомбу к стволу. Первый солдат с левой стороны принимал бомбу и вкладывал ее в мортиру трубкой кверху.

Первый солдат с правой стороны насыпал лопатой землю в ствол поверх бомбы; первый слева прибивал землю набойником, а в зазоре между снарядом и стенками ствола «утыкивал» специальным деревянным ножом, который подавал второй слева солдат. Тем временем второй солдат справа ставил на место носилки, а затем все четыре бомбардира брались за ломы и ставили мортиру на свое место, где офицер начинал наводить орудие. По его сигналам солдаты ворочали станок рычагами вправо-влево и вверх-вниз; для фиксации угла возвышения под станок подкладывали деревянные клинья. Заряженной и наведенной мортире первый бомбардир насыпал порох в запальное отверстие. К этому моменту бомба в стволе была закрыта землей, из которой торчала лишь запальная трубка (деревянная трубка формы усеченного конуса, заполненная медленногорящим составом). Торец трубки с горючим составом нужно было поскоблить концом затравника и присыпать пороховой мякотью – чтобы состав «скорее запалился». Последний солдат с правой стороны пальником поджигал запал бомбы, а первый после этого подносил свой пальник к затравке мортиры. После выстрела последний слева бомбардир вычищал ствол и камору скоблицей[492]492
  Сен-Реми. Т. 1. СС. 286–288.


[Закрыть].

Снаряжать боеприпасы полагалось прямо на месте расположения батарей. У каждой батареи был свой пороховой магазин, где хранился порох и где начинялись бомбы: «Чтож касается до заряжания бомб, то надобно в них сыпать порох воронкою; а потом трубку в нее вложить, которую надлежит вколачивать в запал деревянною колотушкою, а железною никогда [чтобы не высечь искру металлом. – Б. М.]»[493]493
  Там же. С. 289.


[Закрыть]. В частности, Сен-Реми советовал запастись для мортирных батарей запальными трубками для бомб, по числу на треть больше, чем количество бомб, на случай, если трубки будут теряться или портиться от дождя; «оные трубки заряжают на том месте, где стрелять будут, для того, чтоб доброе действо чинили» [494]494
  Там же. С. 267.


[Закрыть]. Перед началом бомбардирования Нарвы в 1700 г. бомбардирская рота Преображенского полка занималась подготовкой бомб: «В 15 д. [октября. – Б. М.] зачали работать на острову около бомбов и нарядили 110 бомбов»; после чего 18 октября «для пробы бросили в город 4 бомбы» [495]495
  Устрялов Т. 4. Ч. 2. С. 508.


[Закрыть].

Фюссли, Йоханн Мелхиор (Fiissli, Johann Melchior) (1677–1736). Осадная батарея. Цюрих, 1728 Zentralbibliothek Zürich

Сен-Реми напоминает, насколько тяжело было управляться с бомбами больших калибров: «По толщине и тягости их зело их трудно ворочать, и надобны к ним козлы, чтоб ими можно было в мортиры их положить»[496]496
  Сен-Реми. Т. 2. С. 267.


[Закрыть]. Поэтому такие бомбы изготавливались с «ушами» возле запального отверстия, чтобы за них цеплять крюки и, подвешивая снаряд на козлах или рычагах, опускать его в ствол [497]497
  Там же. Т. 1. СС. 280–281.


[Закрыть]; малые бомбы производились без ушей, и тогда приходилось употреблять «веревочную сетку, на которую бомбу кладут и носят два человека» [498]498
  Там же. С. 283.


[Закрыть]. О необходимости приделывать к снарядам уши напоминал в Приказ артиллерии Я. В. Брюс: «К бомбам гаубичным… приделывать по два уха к бомбе, понеже присланные сюда в поход бомбы без ушей и в гаубицы подымать и класть их трудно» [499]499
  Архив Брюса, Т. 3. С. 99.


[Закрыть].

Отметим некоторые аспекты артиллерийского дела, которые характеризуют уровень развития техники той эпохи. Пушки наводились примитивными по современным меркам средствами, например вертикальная наводка орудия осуществлялась деревянным клином, который подбивали вперед-назад и таким образом поднимали или опускали казенную часть ствола. Мортиры тоже наводили клиньями, но часто устанавливали на неизменном возвышении, а дальность полета регулировали размером порохового заряда: «Спрашиваться офицера, управляющего мортирою, сколько ему пороху надобно на заряд, для того что, смотря по расстоянию отколь стреляют, надобно пороху на заряд иногда больше, а иногда и меньше» [500]500
  Сен-Реми. Т. 1. С. 285.


[Закрыть]. Размером заряда также регулировалась сила пушечных выстрелов; специальными мерками (металлическими стаканами заданного объема) порох насыпался в шуфлу. Однако одинаковый размер порохового заряда не гарантировал одинаковой силы выстрелов. Дело в том, что качество пороха могло розниться от партии к партии, поэтому при пристрелке орудий приходилось делать поправку на то, что порох в разных бочках мог иметь неодинаковую силу. В связи с этим Вобан рекомендовал записывать, какое количество пороха из каждой вновь открытой бочки необходимо для верного выстрела: «Примечать ядра, куда они летят, а как увидишь, что в то место верно попадают, куда бить намерен, то надобно заметить на клину, которым пушки подклиниваются, или на задней подушке лафета, на которой клин лежит, и заряжать тою же мерою и тем же порохом. А как весь тот порох изойдет, то надобно снова первый выстрел, который бы в то же место попал, сыскать: ибо разность пороха немалую разность в выстрелах производит, и так когда найдешь первый выстрел и одною мерою и одним порохом заряжать станешь, то конечно выстрелы будут попадать несравненно лутче»[501]501
  Вобан. С. 66.


[Закрыть]. Вместе с этим порох старались принимать по определенным стандартам качества: «У подрядчиков в приеме пороха смотреть накрепко, чтоб оный порох в приемных во всех бочках сходен был с первым опытом, который есть в Приказе артиллерии»[502]502
  Архив Брюса, Т. 3. С. 111.


[Закрыть], – приказывал своим подчиненным Я. В. Брюс в 1707 г..

Было бы неверным полагать, что в начале XVIII в. было известно только раздельное заряжание. Применялись «бумажные заряды» и «клееные картузы» с заранее отмеренным зарядом пороха [503]503
  Бухнер И.З. Учение и практика артиллерии. Т. 1. С. 52.


[Закрыть]; в России они назывались «скорострельные мешки» и шились из полотна [504]504
  Струков Д. П. Архив русской артиллерии. Т. 1 (1700–1718). СПб., 1889. С. 214.


[Закрыть]. Однако по всей видимости картузы были актуальны в первую очередь для полевой артиллерии, тогда как при осадах часто приходилось менять размер заряда и поэтому пользовались насыпным порохом.

Пламя и искры от выстрелов в сочетании с большими объемами находящегося на батарее пороха (часто насыпного) создавали чрезвычайно взрывоопасную обстановку, в прямом смысле этого слова. Поэтому обслуживание орудий требовало соблюдения мер предосторожности. Сен-Реми например требовал, чтобы на батарее сначала палила пушка, находящаяся ниже по ветру; часто случалось по глупости канониров, что искры от выстрелившей пушки летели по ветру к другим пушкам. «Это может причинить много нестроения: ибо случается так, что ближняя пушка, не будучи еще в бойнице своей, ниже со всем заряжена, а верхняя пушка запалит ея, то она отрывает у канониров руки, бойницу разпирает, и может побить людей в шанцах, которые перед нею»[505]505
  Сен-Реми. Т. 2. С. 259.


[Закрыть]. Настойчивость, с которой и Сен-Реми и Бухнер пишут о недопустимости просыпания пороха на землю из шуфлы, заставляет думать, что на практике земля и платформы на батареях со временем действительно покрывались дорожками рассыпанного пороха, и не трудно догадаться, какими последствиями это было чревато. О несчастном случае на батарее, когда во время осады Дерпта «на роскате взорвало порох», сохранилось упоминание в военно-походном журнале Б. П. Шереметева [506]506
  ВПЖ Шереметева 1701–1705. С. 167.


[Закрыть]. Крайне важно было, чтобы используемые при работе с порохом инструменты не давали искры, поэтому из металлов предпочтение отдавалось меди; в частности, желоб шуфлы делался из меди и крепился на шесте медными же гвоздями[507]507
  Браун. С. 101; Струков Д.П. Архив русской артиллерии. Т. 1 (1700–1718). СПб., 1889. С. 215.


[Закрыть].

Из труда Сен-Реми мы узнаем еще о некоторых нюансах поведения солдат на батареях: «Надлежит запрещать сколько возможно, чтоб салдаты, или иные, не чинили себе проходу сквозь батарею, для того что сие мешает тем, которые пушками управляют; да к томуж неприятель на то место чаще стреляет, и случается от таковых проходов несчастие салдацкою глупостию, когда который идучи мимо пушек станет табак курить»[508]508
  Сен-Реми. Т. 1. С. 240.


[Закрыть].

Особенно рискованной была стрельба из мортир, поскольку требовалось почти одновременно зажечь и запальную трубку бомбы и затравку мортиры. Если мортира выстрелит, а бомба не разорвется – она просто не причинит ожидаемого ущерба крепости; если же затравка мортиры не сработает, бомба взорвется прямо на батарее. Опасность такого исхода живо изобразил Сен-Реми: «Может так случиться, что бомбовую трубку запалят, и мортирная затрава запалена ж будет, не учиняя никакова действа, за тем, что запал худо прочищен, или худо затравлен, или для того, что затравку дождем обмочило; что возможет причинить много смятения в батарее, и в шанцах от бомбовых черепьев, которые после повсюду розлетятся»[509]509
  Сен-Реми. Т. 2. С. 260.


[Закрыть]. Британский профессор фортификации и артиллерии середины XVIII века Джон Мюллер описал два подхода к зажиганию бомб. Французы при стрельбе из мортир прибивали порох пыжом, бомбу клали в ствол мортиры трубкой кверху, а пространство вокруг бомбы заполняли и утрамбовывали землей; один артиллерист должен был поджечь трубку бомбы, после чего другой запаливал затравочный порох мортиры. Описание этого способа и его недостатков у Сен-Реми приведены выше. Британские же артиллеристы, по Мюллеру, клали бомбу поверх пороха так, чтобы трубка зажигалась сама от возгорания пороха в каморе мортирного ствола [510]510
  Muller J. A treatise of artillery. London, 1768. P. 155.


[Закрыть]. Мюллер, впрочем, не говорит, когда этот способ стал фактически применяться; в связи с этим встает вопрос, был ли этот способ известен европейским и русским бомбардирам конца XVII – начала XVIII в.?

В книге Эрнеста Брауна, изданной впервые в Гданьске в 1682 г., подробно описываются способы заряжания мортир «двумя зажиганиями», когда между каморой и бомбой укладываются пыж, деревянные поддоны, дерн и песок, а сама бомба кладется трубкой кверху и зажигается отдельно. Там же описана стрельба из мортиры «духом или одним огнем», когда, как и у Мюллера, запал должен запалиться от выстрела. Для этого снаряженную порохом и трубкой бомбу снаружи обрабатывали смолой, обматывали тканью и посыпали тертым порохом, а к трубке привязывали фитиль; все это должно было загореться при выстреле и сообщить пламя бомбовой трубке. Пороховой заряд в каморе закрывали одним пыжом («казенным зерцалом или втулкой» с пятью отверстиями), сверху посыпали тертым порохом и накрывали вторым пыжом («подъемным зерцалом» с большим количеством отверстий). Через сделанные в обоих «зерцалах» «дыры и лощины» при выстреле огонь от каморы доходил до бомбы. Бомбу клали на второй пыж трубкой вверх и фиксировали в канале ствола четырьмя клиньями. При этом Браун предостерегал: если нижняя стенка бомбы окажется тоньше, чем верхняя, то ее может расколоть при выстреле: «Легко от удару разбиваются и розрываются перед мортиром, так что от того запаляющий в смертном страху пребывает»[511]511
  Браун. С. 131.


[Закрыть].

Другой автор-артиллерист конца XVII в., саксонской поручик Поган Зигмунд Бухнер, признавал, что «предки наши двумя зажиганиями стреляние за безопасное почитали», но считал, что связанные с этим способом опасности вынуждают отказаться от него. Описывая риски, он упоминает интересующие нас реалии работы на батарее: спешка, ошибки и случайности сопровождали артиллеристов всегда. «Каждый огнестрелятель, також и последний пушкарь со мною признает, что почасту и самому лутчему мастеру прилучитца при многом и скором бросании погрешение в затравливании в запалных дыр, а хотя и того не будет, то почасту бывает, что запалные трубки засорятся и при затравливании порохом и вовсе заткнутся, от чего порох токмо с полки сорвет, а сквозь не прогорит. И аще тако бомбу на переди зажжет, а запал по достоинству не затравит, и от того могут при том стоящие люди в смертный страх прийтить, или хотя люди куцы и уйдут, то однако и весь мортир розорвет, и тем тому государю великий убыток, а иногда в нужное время когда иного вскоре взять негде и великий вред учинится, и тех причин ради изобретено есть духовое бросание». Альтернативой Бухнер называл способ, при котором бомбу клали очком вниз, проложив между порохом и снарядом пыж – «войлочный шпигель или круг с зажигательным составом» [512]512
  Бухнер И. 3. Учение и практика артиллерии. Т. 1. С. ИЗ.


[Закрыть].

Таким образом, можно сделать вывод, что стрельба «одним огнем» хотя не была в чести во Франции, была тем не менее известна в Европе уже в конце XVII в. Исходя из того, что работы Брауна и Бухнера были известны, как минимум, по опубликованным в 1710–1711 гг. переводам на русский язык, можно предположить, что русские артиллеристы владели этим способом стрельбы бомбами (или по крайней мере знали о нем).

В любом случае стрельба из мортир была сопряжена с риском; в 1711 г. бригадир Балк доносил Я. В. Брюсу о производстве опытной стрельбы из мортир и о случившемся при этом «несчастии»[513]513
  Струков Д. П. Архив русской артиллерии. Т. 1 (1700–1718). С. 216.


[Закрыть].

Поломка орудий

Ядра и бомбы из крепости, как мы видели, могли выводить из строя осадную артиллерию, но брустверы батарей все-таки защищали от выстрелов. Однако нередко случалось, что орудия приходили в негодность сами – без помощи неприятельских снарядов. В реляциях встречаются упоминания о «разгоревшихся» запалах артиллерийских стволов – от многократных выстрелов запальное отверстие увеличивалось в диаметре до такой степени, что это выводило орудие из строя. Под Нотебургом в 1702 г. в результате длительной стрельбы запальные отверстия орудий «разгорелись» настолько, что ломовые пушки стали непригодными для ведения огня; это произошло раньше, чем было закончено пробитие брешей, и войскам пришлось штурмовать непреодолимые стены. При снятии осады в 1706 г. из-под Выборга пришлось вывозить мортиры, которые разгорелись[514]514
  ПиБ. Т. 4. С. 410.


[Закрыть], а при второй осаде того же города в 1710 г. одна пушка «раздулась от многой стрельбы» [515]515
  Мышлаевский. Северная война на Ингерм. и Фин. театрах в 1708–1714 гг. С. 88.


[Закрыть].

Все эти орудия было необходимо починить, например «разгоревшиеся» под Нотебургом пушки было необходимо готовить к кампании следующего 1703 года, и в письме от 19 марта 1703 г. Петр сетовал, что специальный мастер, заделывающий запалы, до сих пор не был прислан и это ставило под угрозу срыва планы по взятию крепостей в 1703 г.: «Прошлоготские пушки ни одна в паход не годна будет, от чево нам здесь великая останофка делу нашему будет, без чего и починать нельзя» [516]516
  ПиБ. Т. 2. С. 136.


[Закрыть]. В 1704 г. пушкарь Афиногенов посылался в Ладогу «для завинчивания у раздутых пушек запалов» [517]517
  Струков Д. П. Архив русской артиллерии. Т. 1 (1700–1718). С. 203.


[Закрыть]. Очевидно для этого применялся специальный шуруп, «которым надлежит разстрелянные запалы завинчивать», он упоминается в 1710 г. [518]518
  Там же. С. 215.


[Закрыть].

Иногда пушки было проще перелить, чем починить. В 1704 г. царь принял решение испорченные от стрельбы во время осад Дерпта и Нарвы пушки переливать на месте – для этого строили кирпичные печи [519]519
  ПиБ. Т. 3. СС. 154–155.


[Закрыть]

Мортира с бомбой. Нач. XVIII в.

Отдел рукописей БАН

В 1715 и 1716 гг. «негодные разстрелянные орудия» тоже не ремонтировали, а просто переливали[520]520
  Струков Д.П. Архив русской артиллерии. Т. 1 (1700–1718). С. 207.


[Закрыть]. Датчанин Юст Юль видел собранный русскими около Нарвы в сентябре 1709 года парк осадных орудий и записал: «Из числа этих орудий двадцати штукам с прогоревшею от долгой пальбы затравкой и потому негодным к употреблению залили дно на толщину ядра металлом и затем впереди этого залитого слоя просверлили новую затравку. Русские артиллерийские офицеры уверяли меня, что такому быстрому прогоранию затравок подвержена большая часть их орудий, и это потому, что вылиты они из металла, обыкновенно употребляемого для колоколов и заключающего в себе слишком много олова; ибо в настоящую войну духовенство было вынуждено предоставить правительству из церквей во всех царских владениях известное количество колоколов для переливки оных в пушки»[521]521
  Юль Ю. Записки датского посланника в России при Петре Великом. С. 60.


[Закрыть].

Подверженность пушек разгоранию старались проверять на производстве до отправки орудий в войска, в 1705 г. Я. В. Брюс велел дьяку Приказа артиллерии «опытать» вылитую мастером Михелом Арнольтом 12-фунтовую пушку: «От скольких выстрелов той пушки запал повредится. И ты тое пушку прикажи вывесть на поле и стрелять из нее выстрелов по 50»[522]522
  Архив Брюса. Т. 1. С. 70.


[Закрыть]. Результаты этого «производственного эксперимента» (хотя и проведенного не по инструкции) интересны для нас, так как демонстрируют предельные нагрузки для осадных пушек: «И опытывано в дву числех по 50 выстрелов, а в дву числех по сту выстрелов. И оттого у той пушки запал повредился. А наперед сего к тебе писал, чтоб из тоей пушки стрелять по 50 выстрелов, а не по 100. И я дивуюсь о том, что от вашей стрельбы пушка устояла»[523]523
  Там же. Т. 2. С. 74.


[Закрыть], – пенял Брюс своему подчиненному Н. И. Павлову. Возможно, в Приказе артиллерии из подопытной пушки выстрелили даже не 300, а 600 раз. В итоге Брюс распорядился распилить оружие на две половины вдоль, «дабы возможно было видеть как внутри выгорело», и представить чертеж государю [524]524
  Там же. Т. 2. С. 76.


[Закрыть]. В документах Я. В. Брюса мы также находим подтверждение описанному выше у Ю. Юля способу починки: «Досмотря, у которых запалы гораздо разгорелись, вели налить меди в пушку столько, сколь дуло широко. А запал прикажи вновь провертеть перед заливкою» [525]525
  Там же. Т. 2. С. 81.


[Закрыть].

Разгоревшееся орудие было хоть и неприятным, но обыденным явлением для европейских артиллеристов той эпохи, во всяком случае, Сен-Реми пишет о ситуации, когда пушка «разгорится от многой стрельбы», как о неизбежности [526]526
  Сен-Реми. Т. 1. С. 263.


[Закрыть]; он также писал о перегреве пушек от длительной пальбы, когда в раскаленную пушку полагалось класть меньший пороховой заряд [527]527
  Там же. С. 259.


[Закрыть]. Мюллер же определенно пишет, что затравочные отверстия ломовых пушек в ходе осады обычно разгораются, делают орудия непригодными для дальнейшей стрельбы и их приходится переливать; сберегать затравки от прогорания Мюллер рекомендовал, используя скорострельные трубки [528]528
  Muller J. A treatise of artillery. London, 1768. PP. 164–165.


[Закрыть]. Браун также писал об «изгоревшемся запале» у пушек как об обычном деле и предлагал в качестве временной меры заливать отверстие оловом и просверливать его заново [529]529
  Браун. С. 49.


[Закрыть].

Несмотря на то, что прочность стволов проверялась при приемке усиленным пороховым зарядом, бывало, что некачественные стволы взрывались при стрельбе. Так, например, произошло в июне 1705 г. в Санкт-Петербурге, когда при отражении нападения шведского генерала Мейделя «олонецкого литья две пушки разорвало и пушкаря убило»[530]530
  Устрялов Н. История царствования Петра Великого. СПб., 1863. Т. 4. Ч. 2. С. 335.


[Закрыть].

Помимо стволов, в негодность приходили и лафеты. Поломка лафетов должна была предусматриваться осаждающими заранее: «Для всех батарейных пушек имеют переменные станки; а на меньшой конец по два для пяти пушек, для того, чтоб батарейные пушки не лежали на земле, когда станки их разобьют, или разломают неприятельскими ядрами… Имеют по 5, и по 6 переменных станков для мортир», – писал Сен-Реми[531]531
  Сен-Реми. Т. 2. СС. 266–267.


[Закрыть]. Пушечные «станки» должны были делаться из прочного дерева; в 1702 г. их делали из сосны[532]532
  ПиБ. Т. 2. С. 322.


[Закрыть], но предпочтительнее был дуб; причем, чтобы дерево лучше сохранялось, его рекомендовалось рубить зимой, а детали из дерева, срубленного летом, «не могли одного дня в походе употребиться» [533]533
  Архив Брюса, Т. 2. СС. 158, 163.


[Закрыть].

Перед походом на Нарву в июле 1700 г. боярин и воевода Великого Новгорода И.Ю. Трубецкой отчитался, что «под ломовые пушки, под которыми станки и колеса были ветхи, вновь зделаны и железом окованы» [534]534
  Северная война 1700–1721 гг. Сборник документов. Т. 1. М., 2009. С. 42.


[Закрыть]. Тем не менее в ходе осады при установке на батареи у ломовых пушек ломались колеса и лафеты (очевидно, из-за низкого качества или ветхости) [535]535
  Алларт. № 1. С. 11.


[Закрыть]. В письме Петру из осадного лагеря под Выборгом 8 апреля 1710 г. Апраксин писал о низком качестве лафетов и просил проконтролировать вновь отправляемые орудия: «Который мортиры с нами также и пушечные лафеты в оковках, железо зело плохо и непрестанно ломается; изволишь Ваше Величество, который мортиры и пушки готовятся к выходу от Петербурга приказать осмотреть и учинить пробу; а здесь если станут портиться, чинить будет не без труда» [536]536
  Мышлаевский. Северная война на Ингерм. и Фин. театрах в 1708–1714 гг. С. 91.


[Закрыть] Впрочем, деревянные лафеты, даже обитые качественным железом, неизбежно изнашивались от высоких нагрузкок при длительной стрельбе, и об этом из-под осажденной Риги Б. П. Шереметев писал Я. В. Брюсу: «Понеже… объявлено, что мортирные лафеты от метания бомб повреждены, того ради изволите приказать послать из артиллерийских офицеров для осмотрения с потребными к тому людьми, и те лафеты починить, чтоб оные паки к метанию бомб были надежны» [537]537
  Сборник ИРИО. Т. 25. С. 191.


[Закрыть]. Интересные сведения о том, как орудийные лафеты чинили в походных условиях, нашлись в документах Бутырского полка. Там при осаде Штетина в 1713 г. на оковку пушечных станков, колес и патронных ящиков и на лошадиные подковы «употребили» негодное оружие («фузеи 51, штыков 11, шпаг 23») и наконечники копий (288 рогаточных и 74 пикинерских пик)[538]538
  Бобровский П. О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. Т. 2. СПб., 1892. Приложения. С. 11.


[Закрыть].