Текст книги "Хоккей в моем сердце. Об игре, друзьях и недругах"

Как уходил Мишаков

История приглашения в «Локомотив» в общем-то простая. Накануне сезона играли в Сокольниках два контрольных матча с командой из подмосковной Электростали. Там, кстати, знаменитые Парамошкин с Ионовым выступали. Оба раза мой саратовский «Авангард» проиграл, в каждой встрече я забросил по шайбе.

После нас как раз занимался на льду Сокольников «Локомотив» во главе с корифеем тренерского цеха Анатолием Михайловичем Кострюковым. Он-то и подсмотрел мою игру. Пригласил в «Локо». Атмосфера, уровень ответственности, сама подготовка к сезону, конкретным матчам несколько иные, чем в Саратове. Все-таки команда класса «А». В 65-м «Локомотив» – в пятерке сильнейших клубов страны. По итогам первого сезона в составе железнодорожников мне присвоили звание Мастер спорта СССР». Тогда же впервые съездил за границу, в Чехословакию.

Если в дебюте за «Локо» я был не очень заметен, то к середине сезона разыгрался, выступая во втором звене. С игроками первой тройки, асами Козиным, Якушевым, Цыплаковым, конкурировать проблематично, они объективно сильнее смотрелись. Вспоминая сейчас о том времени, замечу, что в той же молодежке ЦСКА у меня вряд ли что получилось. Битва за место в составе очень острой, жесткой представлялась. Если бы там еще платили деньги… Но минуло три месяца, и – ничего. Видел я, как буквально задыхалась от безденежья наша мама. Смотреть мучительно, просто невозможно. Ведь отец, напомню, умер. И мой отъезд в Саратов казался логичным, неизбежным, надо зарабатывать для семьи.

Но ненадолго вернусь к рассказу о своей жизни в «Локо». В преддверии второго сезона в команде я женился, подробный рассказ об этом, разумеется, впереди. И тут получил приглашение перейти в ЦСКА от самого Анатолия Владимировича Тарасова. Отец супруги моей, Татьяны, заверил: обязательно поможет – материально. Мол, не думай ни о чем, иди в ЦСКА и все. Денег, между прочим, обещали платить в стане армейцев меньше, чем в том же «Локо».

Да и Тарасов в какой-то степени огорошил, сказал, как отрезал, узнав о моей зарплате в «Локомотиве». Получал я двести рублей, по тем временам сумма приличная. «Ты таких денег не стоишь, – молвил Анатолий Владимирович. – Максимум сто двадцать». Конечно, пришлось думать, прежде чем принимать очень ответственное на тот момент решение.

К тому же отношения с партнерами в «Локомотиве» были замечательными, и я, конечно, пришел к «звездам» той поры посоветоваться. Как все-таки мне поступить: остаться в команде или в знаменитый армейский клуб податься? Спросить совета было у кого, например, у Валентина Козина, Михаила Рыжова, Виктора Якушева, его тезки Цыплакова, трех Александров – Волкова, Гришина, Сафронова, Стаса Ильина, Вити Брыкина. Решающим, наверное, стало напутствие как раз Виктора Якушева. Его тоже в свое время звал в ЦСКА Тарасов, но он не пошел. «А надо было идти, – откровенно признался форвард. – Не повторяй моих ошибок, переходи в ЦСКА». Да, Якушев остался верным родному «Локомотиву», выступал в его составе до конца своей карьеры. Так, с благословения старших товарищей по «Локо» я оказался в ЦСКА, о чем, естественно, никогда позднее не жалел.

Теперь о своем давнишнем друге, к рассказу о котором еще вернусь не раз. Ведь именно ему я во многом обязан блистательной хоккейной карьерой. Да-да, по рекомендации Жени Мишакова состоялся у меня тот памятный на всю жизнь разговор с легендарным тренером ЦСКА и сборной СССР Анатолием Владимировичем Тарасовым. Мишаков будто все время сопровождал по жизни. И в Саратов, к слову, я попал не без его помощи, и в «Локо» позвали по рекомендации Евгения Дмитриевича. Конечно, дальше я сам раскрывался, но как огромна роль этого человека в моей судьбе!

До последних дней его жизни нас связывали на редкость теплые, добрые отношения. Конечно, вместе играя в ЦСКА и национальной команде, иногда ссорились, даже ругались. Но неизменно забывали сиюминутные размолвки. Я всегда уважал его мнение. Ну, никак не мог подвести старинного друга – ни на площадке, ни за ее пределами. Четко знал и представлял себе: нельзя. Да и сам Женя полушутя, полусерьезно говорил: «Только попробуй!»

В Советском Союзе люди, долгое время прославлявшие наш хоккей, в одночасье могли остаться не у дел. Словно у разбитого корыта. Они либо сами уходили из большого хоккея, либо им «помогали» уйти. Во времена Мишакова, чуть позже и в мою бытность игроком, – я несколько моложе своего друга, – тридцать лет своего рода возрастной потолок спортсмена. Все, «старик», «ветеран», психологически списанный человек.

А недавнее бремя славы игрока далеко не всегда и не всем позволяло стать, например, тренером. Да и мест на тренерском мостике не хватало. Требовалось в чем-то переломить себя, найти, может быть, иное в жизни занятие.

Это нынче к ветеранам стали относиться с некоторой сердечностью, теплотой. Помощь оказывают, стипендии выплачивают. Тогда, в Союзе, нет у тебя работы, устраивайся сам, как знаешь. Откровенно говоря, единицы только устраивались. Самое страшное, на мой взгляд, – часто сами именитые спортсмены во многом виноваты.

До последних дней виделся, общался с Мишаковым. У него ноги отказывали, тучным был. Все одно к одному. В спорте высших достижений после очень серьезных физических нагрузок мало кто адаптируется к повседневной жизни. В большинстве своем многие атлеты, хоккеисты не исключение, завершают карьеру, как правило, с глубокими травмами. Впоследствии, спустя годы, это фатально сказывается на здоровье. Люди с палочками ходят, на инвалидных колясках передвигаются. У Жени Мишакова дочь осталась, сын ее хоккеем занимался.

Тема ушедших от нас великих хоккеистов неисчерпаема. Фирсов, Викулов, Ромишевский, Кузькин, Брежнев, Цыганков. Тот же Харламов…

«Больше не могу. Отправьте домой»

Разве можно забыть свои первые денечки в ЦСКА?! Это в памяти на всю жизнь. Как уже рассказал, партнеры по «Локомотиву» благословили на переход в знаменитый клуб, и я с легким сердцем и чистой совестью ушел в стан армейцев. Кстати, в ЦСКА никто меня навязчиво не опекал. В команде все понимали: взяли в состав молодых, значит, грядут перемены. Скоро будем менять славных ветеранов.

Признаться, тяжело было. Ведь я познал тонкости подготовительного процесса сначала под руководством одного из ведущих на тот момент специалистов Роберта Дмитриевича Черенкова. Он диссертацию в то время защитил. Красной нитью в ней, к примеру, бег – десять раз по сто метров, потом столько же по двести и так далее. Ноги, образно говоря, горели от беготни. Затем совсем другая работа в «Локомотиве». Штанга, спортивные игры. Считал, что в «Локо» нагрузки, сами тренировки интереснее.

В ЦСКА у Тарасова весь учебно-тренировочный процесс оказался соревновательным. Скажем, брали «блин» в двадцать кг, Мишаков ли, я, Петров. Только Володя Петров весил больше меня, как раз на двадцать килограммчиков. Кто быстрее устанет в работе с этим «блином»? Конечно, я! Но не мог позволить себе опустить, тем паче демонстративно швырнуть «блин» на пол. Ведь соревновался со своими друзьями и партнерами. Тем же Петровым, Валеркой Харламовым, другими ребятами по команде. Проявил бы слабость, Тарасов соответствующе отреагировал бы. Да, совсем другие тренировки, чем в «Локо», но все же интереснее.

И вот в преддверии своего дебютного сезона, в 67-м, поехал с командой на подготовительный сбор в Кудепсту. Загрузили в огромные мешки, предназначенные для клюшек, еще две полные штанги, разборные. Спортсмены поймут, о чем речь. Около двухсот килограммов груз, ничего так, да?! Мы везли их в самолете, в Кудепсте тогда подобного инвентаря близко не было.

Трехразовые тренировки: часовая – утром, двухчасовая днем и столько же вечером. Настал для меня такой момент, когда я пришел ко второму тренеру ЦСКА Борису Павловичу Кулагину: «Больше не могу. Отправьте в любой армейский клуб – Хабаровска, Свердловска, все равно». Кулагин: «Боря, выдержишь, станешь играть. Нет – мы тебя и так отчислим. Терпи». Выдержал. Нас с Володей Петровым стали подпускать к составу, не сразу, однако. То играем, то нет. Конкуренцию никто не отменял, ровесники – Саша Смолин, Толя Еремин, другие хоккеисты наряду с нами рвались в состав.

В середине сезона мы с Вовой опять то играем, то на лавке сидим. На комсомольском собрании в присутствии Анатолия Владимировича Тарасова комсорг Толя Фирсов говорит: мол, взяли комсомольцев из «Локомотива» и «Крыльев Советов», они себя не проявляют. Нехорошо как-то. Я возразил: «Здесь присутствует Анатолий Владимирович. Пусть дадут нам отыграть весь матч. Кто сильнее, проявит себя лучше, тот и заслужит право дальше выступать. А так не ясно, будем играть, не будем. Ведь за какие-то качества, необходимые для игры в ЦСКА, нас взяли?!» Мы с Володей никогда не отмалчивались. Бучу не устраивали, но в «молчанку» тоже не играли.

Тарасов тогда весьма сурово посмотрел на меня. Но после памятного собрания стал выпускать нас с Володей регулярно. Играли вместе, как мы любовно его называли, с дядей Веней Александровым, выдающимся хоккеистом ЦСКА и сборной. Почти целый год отыграли. Никаких проблем не возникало.

С Александровым комфортно было играть. Мы в ту пору с Володей молодые совсем, заряжены непременно проявить себя. Желание било через край, по той же причине недоставало, что ли, ума игрового. Рядом с дядей Веней постепенно росли, обретали тот самый ум. Он прежде всего думающий мастер, грамотно и доброжелательно подсказывающий. Никогда не кричал на меня с Вовой. «Надо отдать!» – это подсказ от Александрова. Отдавали.

История молодых «бычков»

Сейчас можно что угодно говорить, рассказывать, публиковать. А с Валеркой Харламовым свел нас в одну тройку его величество Случай. До перелома лодыжки у дяди Вени ЦСКА отправился играть в Чебаркуль с местной «Звездой» на Кубок СССР. Соперниками руководил один из друзей Анатолия Владимировича Тарасова. Наверное, часов десять из-за нелетной погоды просидели в аэропорту Внуково. Наконец, прилетели-таки в Челябинск. Оттуда – к месту проведения кубковой встречи. Там открытая арена, тридцать градусов мороза. Пять тысяч зрителей никуда не расходились, с нетерпением ждали приезда ЦСКА. Представляете, несколько часов кряду ждали, настоящие болельщики, истинные ценители хоккея!

Кстати, после первого сбора в Кудепсте, о подробностях которого я уже рассказал, к месту прохождения воинской службы в Чебаркуль отправили в том числе Валерку Харламова и Сашку Гусева. Они против нас в том кубковом матче очень здорово отыграли. Мы же действовали в две пятерки, а третья между тем грелась в подтрибунном помещении и т. д. Помню, после броска Александрова шайба, угодив в штангу ворот, раскололась на четыре части, настолько трескучим был мороз.

Вернулись в Москву. После травмы дяди Вени Тарасов вызвал из Чебаркуля Валерку Харламова и, как мы любовно его называли, Сашку Гуся. Анатолий Владимирович сразу поставил Харламова к нам с Володей Петровым. Первый свой поединок в таком сочетании провели против горьковского «Торпедо», ворота которого защищал великий Виктор Коноваленко. Площадка, на которой играли, открытая, по-моему, даже без искусственного льда, 68-й год. Вот истоки создания нашей тройки.

Мы словно три молодых «бычка» буквально вылетали на лед и – вперед. Тактика – где потеряли шайбу, там ее и находили. Тут же вцеплялись в соперников. Делали свое дело. Мы не ведали, что такое «откат». Повторюсь, тут же пытались накрыть противника. Часто удавалось. Пожалуй, процентов пять в своей зоне играли, остальное время атаковали.

Безусловно, выручало общение между собой, за кромкой площадки тоже. Еще поэтому тонко чувствовали друг друга, понимали с полуслова, полужеста. С самого начала и до окончания карьеры исповедовали принцип: впереди катящемуся партнеру отдай пас, а сам откройся. Это примерно, как в «дыр-дыр» в футболе. Никогда не передерживали шайбу.

Уважали друг друга. Не считались, например, кто должен отработать назад. Если Володя впереди, значит, кто-то из нас, крайних форвардов, должен успеть в оборону. Наша тройка – будто крутящееся колесо. Когда все стали забивать, тогда и осознали – пришло истинное взаимопонимание. Получилось звено!

Так вышло, по настоятельной просьбе Тарасова завершил выступления в большом хоккее Витя Полупанов. Великий тренер позвал меня к себе на разговор: «Боря, хочу продлить хоккейный век Фирсова и Рагулина. Забираю у вас Харламова». От неожиданности я воскликнул: «Анатолий Владимирович, а как же мы?» «Вы двое играете, третий тоже будет играть». Однако не сразу нашелся тот самый «третий». Смолин, Еремин, Ноздрин были, другие партнеры…

Закончил играть Анатолий Ионов. И Тарасов из тройки Мишакова перевел к нам с Володей Юру Блинова. С ним действительно стало получаться. Взяли олимпийское «золото» Саппоро. А Валерка Харламов был в звене с Викуловым и Фирсовым, причем Анатолий Васильевич исполнял роль центра, хотя по амплуа крайний нападающий. В Саппоро, как видим, все удачно сложилось. Сама жизнь показала, прав оказался великий наш наставник Тарасов.

После 1972 года Анатолий Владимирович вместе с Аркадием Ивановичем Чернышевым ушел из сборной. Новый тренер, Всеволод Михайлович Бобров, восстановил нашу тройку с Валеркой Харламовым. Между тем завершали свои выступления выдающиеся центрфорварды, – Альметов со Старшиновым. Вообще, на мой взгляд, в период с 1968 по 1981 год Володя Петров сильнейший центр в отечественном хоккее. Абсолютно объективная, прагматичная оценка, независимо от клубных симпатий или антипатий. Он обладал прекрасным видением площадки, своего рода дирижировал игрой партнеров, блестяще завершал атаки. И колоссальный объем работы проделывал.

Дружба кланами

Мы пришли с Володей Петровым в ЦСКА практически одновременно. Уже знали, что собой представляет этот великий клуб. Все время держались вместе. Общались в поезде или самолете, когда отправлялись на выездную игру. Жили в одном гостиничном номере. Собственно, так издавна повелось. Дружили Рагулин с Кузькиным и Зайцевым, Альметов с Александровым и Локтевым.

Тройка единомышленников и приятелей Мишаков – Ионов – Моисеев по времени уже ближе к нам с Володей и Валерой. Своего рода хоккейные «кланы» в лучшем смысле слова. Да, иногда ссорились по мелочам: кто-то в номере закрывал окно, кто-то, напротив, открывал. Душно, видите ли, было. Приходил Валерка и одним своим доброжелательным видом снимал напряжение, возникшее на ровном месте. «Ладно вам, что чудите», – ровным, спокойным голосом успокаивал партнер, давний наш товарищ. Но мелкие бытовые размолвки никак не сказывались на качестве игры, да и не могли сказаться.

Виктор Васильевич Тихонов в свое время перевел Петрова в другое звено. И в двусторонней тренировочной игре Вова чуть голову мою не снес. «Ты что, Вовчик?!» – недоумевал я. «Сегодня я твой противник», – говаривал друг и партнер. Игра, общее дело все равно нас мирили.

Тот же Валерка Харламов несколько моложе нас с Вовой. Небольшая разница в годах тем не менее не мешала общению. Мы всегда были вместе. Я, правда, женатым пришел в ЦСКА, затем и Володя семью создал. Один Валерка свободен. Может, на этой почве Харламов сошелся в сборной с Сашей Мальцевым. Оба холостые, красавцы, девчонки бегали за ними гурьбой, народ любил хоккеистов за прекрасную игру. Словом, очень популярные люди. Но когда Саша и Валера семью обрели, стали сдержаннее на всякие эскапады. Кое-что позволяли себе, но в пределах разумного. Знали, дома жены ждут. Чувство ответственности не покидало ребят.

Отпускной месяц у хоккеистов – июнь. Мы не сразу в отпуск уходили как таковой. Встречались с болельщиками на предприятиях, в воинских частях, нас там всегда очень ждали. В свободное время успевали буквально все. Это глубокое заблуждение, что спортсмены – не от мира сего. Обычные, нормальные люди. Святыми уж точно не были. Другое дело, нас знала, без преувеличения, вся страна. Публичные персоны и вести себя должны прилично. Если и «принять на грудь», то в соответствующих пропорциях. Не уронив имени своего.

Затем снова «пахали» как папа Карло. Молодежь вообще начинала работать раньше нас, в конце июня. Мы входили в очередной сезон с первого июля. Весь отечественный спорт, не только хоккей, построен на учебно-тренировочном процессе.

Методы великого Тарасова

Самое время рассказать подробнее о взаимоотношениях с одним из самых ярких хоккейных наставников советского периода. О его взглядах на игру, людей хоккея, разных житейских ситуациях.

Безусловно, он умел раскрыть талант хоккеиста. Если бы не Тарасов… Сомневаюсь, что столь же ярко смотрелся бы я в «Локомотиве», достиг бы высот мастерства и широкого признания. Что попал бы, например, в состав национальной сборной. Конкуренция была чрезмерно жесткой, я уже рассказывал об этом.

Анатолий Владимирович пестовал характер игрока, ставил перед ним высокие задачи, умел вместе с хоккеистами реализовать задуманное. Убеждал не только много тренироваться, но и успешно учиться. Иногда, правда, противоречил себе. Мог сказать буквально следующее: если учеба мешает хоккею, бросай учебу. Спустя неделю: «Почему не учишься?! Иди, учись».

Если посмотреть на составы тогдашних советских клубов, скольких он великих игроков воспитал, не счесть! Конечно, случались с ним конфликты, в том числе и у меня. Подчас из разряда комичных, или близких к этому. Анатолий Владимирович не любил, когда ему публично возражают, наверное, это вообще мало кому нравится.

Прилетели с ЦСКА в Японию. Местные ребята, работавшие с нашей командой, принесли изоляцию для клюшек. Ведущие хоккеисты тут же ее разобрали. Мы, молодые, скромно молчим, ничего не досталось. Прошу японцев: принесите еще. Приносят. Входит Тарасов: «О, первым взял. Профсоюзная «отрыжка». «У вас какая отрыжка?» – осмелился я возразить мэтру.

Смотрю, следующим днем никакой реакции от Анатолия Владимировича, будто и не было эпизода. Оказалось, второй тренер, Борис Павлович Кулагин, объяснил Тарасову, что изоляцию разобрали партнеры, нас просто обошли вниманием. Пришлось просить еще принести. Вот и все. Инцидент исчерпан.

Тарасов мог «напихать» игроку независимо от его достижений, регалий, званий, веса в команде и прочего. Вызывает меня, спрашивает: «Почему я тебя позвал?» Лихорадочно вспоминаю: вроде вчера не выпивал, режим не нарушал, тренировался нормально, по игре тоже замечаний не слышал. «Хоккеиста Михайлова, работающего на «пятаке» чужих ворот, я знаю. А игрока Михайлова, только по углам площадки снующего, знать не хочу. Думай», – подытожил наставник.

«Что пристал?!» – отчасти негодовал, выходя от Тарасова. Все же я трехкратным чемпионом мира был к тому времени. Чуть позже, оценив ситуацию глубже, понял: тренер-то прав. И вернулся к прежней своей манере: напористой, в чем-то агрессивной, лез на «пятак». Хотя, конечно, там били и бьют беспощадно.

Помню в чем-то забавный эпизод, связанный с Володей Петровым. Сидим на партийном собрании, разумеется, и Анатолий Владимирович присутствовал. У Володи горло першило. Тарасов, обращаясь к доктору команды, говорит: «Вылечите, наконец, товарища Петрова, что это такое?!» Мой партнер ответил: «Доктор, подлечите сначала коммуниста Тарасова, затем меня, наверное». И никакой мести, «подковерной» возни от старшего тренера. Видимо, он понял, замечание в адрес Петрова не совсем уместное. Так что мы с Володей за словом в карман никогда не лезли.

События, о которых только что рассказал, происходили уже после памятного нам комсомольского собрания. На котором, если помните, присутствовал Анатолий Владимирович Тарасов, а вел его тогдашний комсорг Анатолий Фирсов. Мы стали уже полноправными игроками основного состава. И за свою некоторую дерзость, типа Володькиной или моей, не рисковали сидеть на лавке запасных, тем паче быть отчисленными из команды.

Да, стали ведущими мастерами, в чем-то превосходили еще недавних лидеров клуба, Фирсова с Викуловым например. Хотя те же Фирсов, Викулов, ряд других хоккеистов были, как говорят, в силе. А после того, как в течение года отыграли вместе с Валеркой, вообще почувствовали невиданную доселе уверенность в себе, не путать с чувством самоуверенности. Посадят на скамейку за словесную дерзость? Пусть сажают. Тренер не враг себе, чтобы изолировать от коллектива забивного мастера. Ругать нас – ругал, даже в присутствии всех, в этом смысле исключений ни для кого Тарасов не делал. Но чтобы мы были на грани увольнения – нет.

Иногда приходилось слышать от игроков старших поколений ЦСКА и сборной, что Анатолий Владимирович – жестокий-де человек. Будучи игроком, я и сам так порой думал и считал. Вот когда стал тренировать, осознал, что не жестокостью объяснялись поступки и поведение Тарасова. Высочайшей требовательностью к себе и подопечным. Жизнь показала – не будь тренер таковым, некоторые мастера, среди них выдающиеся, завершили бы свой путь в хоккее еще раньше. Даже при кажущейся жестокости, то бишь требовательности, Тарасов умел прощать, и неоднократно.

Примеров хватает. Анатолий Владимирович сначала воспитывал штрафника. Добивался, чтобы команда, к примеру, поручилась за своего товарища. Знал, что, если выводит поведение подопечного на обсуждение коллектива, то партнеры будут заступаться за товарища. А что означало заступаться? Коллектив в хорошем смысле управляемый. Крайне важно для старшего тренера.

Был характерный случай с Эдиком Ивановым. Тарасов пару раз его прощал за определенные проступки, не выгонял из команды. Ребята все время на собраниях отстаивали интересы своего товарища. «Хорошо, завтра приступаешь к тренировкам», – сказал Иванову Тарасов.

Спустя буквально пару часов в тренерской комнате раздался телефонный звонок: «Товарищ полковник, – обращались на другом конце провода к Тарасову. – Здесь остановили машину Иванова, он не в порядке». И на следующий день тренер вынужден был сообщить нам: все, Иванова в команде больше не будет. Терпение наставника исчерпалось. Почти аналогичные случаи с Сашей Альметовым, Витей Полупановым. Разве Тарасов виноват в подобных моментах? Нет, сами хоккеисты.