Текст книги "Суворов с нами. Слово"

НЕ ПО КРОВИ, А УМУ

Так устроилось от века,

Так по жизни повелось,

Что всегда у человека

Рядом жил добряга-пёс.

Неказистый, беспородный,

Без медалей и призов,

Хитрован с умнющей мордой,

Друг детей и враг котов.

Благородные идальго

Не по крови, а уму,

Героини без медальки

И Каштанка, и Муму.

Своей службой не унижен,

Только вами пёс живёт,

Он и ссадину залижет,

Он и тапки принесёт.

Он озябшего согреет,

Успокоит малыша,

От обиды не звереет

Его добрая душа.

Затевает с вами игры,

Сходу прыгает на грудь,

Он готов до неба прыгнуть,

Чтобы в щёку вас лизнуть.

Наша жизнь идёт по кругу,

В день последний, в крайний час

Дорожите, люди, другом —

Похлопочет он за вас…

ТРЯПИЧНАЯ МЫШКА

Тряпичная мышка – игрушка собачья

Смеётся неслышно, невидимо плачет,

Забывши про страхи, ночным переулком

В зубах у собаки идёт на прогулку.

Такая по праву досталась ей доля —

Играть с волкодавом, не чувствуя боли,

Геройского вида поделка из тряпок,

Не держит обиды она на собаку.

Усы поредели, кафтанчик прокушен,

Штанишки слетели и порваны уши,

Но держится гордо тряпичный комочек,

Собаке на морду нацелившись точно.

И падает метко, подброшенный грубо,

С полутора метров – и в острые зубы,

Такой вот коронный в игре этой номер,

Да будь я мышонком – от страха бы помер!

Вот так и живут, как сестра и братишка,

Тряпичная мышка и пёс-шалунишка.

Стареет собака, мышонок порвался,

Но с ними, однако, я не наигрался…

ХВАЛА ЛОПАТЕ!

Сегодня в Египет

Мне даром не надо —

Снег сыпет и сыпет,

Воздушный, как вата.

А в воздухе тихо,

Ни оха, ни вздоха,

Собака притихла,

Как будто издохла.

Взирает из будки

На танцы снежинок,

До лампочки Вуки

Бали и Мальдивы.

Лохмата, как кочка,

На что ей Египет?

А снег этот точно

Её не засыплет.

Мы вместе, мы рядом,

И я, и собака,

Почистим ограду

Хвостом и лопатой.

Снег снова нападал,

Мы снова почистим,

Мужчины с лопатой

В Сибири плечисты.

Привыкли мы к снегу,

И нет в Эмиратах

Такой вот потехи

С метлой и лопатой.

Останемся дома

В сугробах и вьюгах,

С лопатой огромной

И с преданным другом.

ВУКИ

Ну, что за дурочка такая

Моя собака, пацаны?

Всегда прохожего облает,

А то и цапнет за штаны.

И вид такой напустит зверский,

Такую ярость и азарт,

Что человеку плохо с сердцем,

Или влажнеет малость зад.

Но если чуть остановиться,

Поговорить о сём, о том,

В саму невинность превратится,

Завертит дружески хвостом.

Я во дворе ей будку сладил,

Но ей на будку наплевать.

Есть в сенях шкаф – она в прохладе

В шкафу том любит почивать.

Как привидение ночное,

В шкафу расслабившись во сне,

То вдруг под музыку завоет

Или залает в тишине.

Не пёс, а Божье наказанье,

Ходячий ужас в волосах,

На кашу смотрит со страданьем

И видит косточку в мечтах.

ЗАКОН СУХАРЯ

Хрустит собака сухарём,

Мы сухари вдвоём грызём —

Мне сухарь и ей сухарь,

Угощайся, Божья тварь!

Красоты собака редкой,

Она верностью своей

Говорит, что её предки

Были голубых кровей.

Пуще жизни любит нас,

Но сухарь свой не отдаст,

Стоит руку протянуть —

Обещается куснуть…

Вот такой закон природы

Для собачьей дан породы —

И любить, и защищать,

Но сухарь не возвращать.

Так и пёс мой благородный,

Не побитый, не голодный,

За меня пойдёт в огонь,

Но сухарика – не тронь!

Неприятно мне, однако,

Понимаю я собаку:

Коли дали сухаря —

Не дразните её зря.

И сидим мы с ней вдвоём,

Каждый с чёрным сухарём.

Догрызём – и снова станем

Неразлучными друзьями…

КАК ЖИТЬ БЕЗ ПЕСНИ?

Пить-то пьём, а петь-то нечего,

Настоящая беда —

Наши песни вековечные

Мы теряем навсегда.

Под коктейль, под пиво с чипсами

Не желает молодёжь

Про границу петь с танкистами,

Про коня и про мороз.

Я проблему не утрирую,

Больно мне на них смотреть —

Научились инвестировать,

Разучились люди петь.

А без песни нет и праздника,

Край родной не в радость нам,

От такого безобразия

Рвётся сердце пополам.

Вспоминается картина мне,

Как на праздник пел народ

Про кудрявую рябину

И про свой родной завод.

И летела в дали дальние

Птица-песня над столом,

Нас самих же удивляя,

Как душевно мы поём!

Нынче водки изобилие,

В магазинах – колбаса,

Почему же разучились

Песни петь на голоса?

Отчего притихли люди,

Почему народ молчит?

Песня долго ждать не будет,

Помолчит – и улетит.

Нам бы вновь за стол собраться

От Камчатки до Москвы —

Песня может выжить, братцы,

Но без песни сгинем мы!

ДЕМОГРАФИЯ

Слеза текла по подбородку,

Щека краснела все сильней,

Муж денег требовал на водку —

Вот и навешал пендюлей.

Такая женская свобода,

Такой в России Домострой —

Рожать от пьяницы уродов

И в сорок быть уже вдовой…

ГОВОРУН

Я – не поэт, я птица Говорун,

Поэт – мудрец, а я простой болтун.

Я сквозь решётку на людей смотрю,

Про то, что вижу, честно говорю.

Пусть неказиста клеточка моя,

И не всегда мне крошки подают,

Но навещают изредка друзья

И сыплют мне на блюдечко за труд.

Такой мне пост доверила судьба,

Пусть в клетке – но умею говорить,

По капле из себя давлю раба

И долго мне ещё его давить.

Порою крылья хочется поднять

И улететь из клетки во всю прыть,

В последний раз сказать: «Япона мать!» —

И плюнуть на способность говорить.

Какое это званье – Говорун?

Ни орденов, ни премий, ни заслуг.

Я демагог и престарелый лгун,

Вчера сказал мне самый лучший друг.

МОДНЫЙ ПЛАЩ

Вовек не забуду,

Блестящ и шуршащ,

Практичное чудо —

Болоневый плащ!

Не фат, не повеса,

Не раб у вещей,

Я крут стал и дерзок

В заморском плаще.

Хожу я в нейлоне

И в солнце, и в дождь,

Я в нём на шпиона

Стал сильно похож.

Какие, в натуре,

Сукно и вельвет?

Девчонки в гипюре

Мне шепчутся вслед.

Я вроде Делона

Теперь во дворе,

Отдав за обновку

Аж семьдесят «рэ»!

Немалую сумму

Я в моду влупил,

Недолго я думал —

Но долго копил.

И не было круче

Покупки моей,

Прочней и живучей

Не знал я плащей.

Я в нём за грибами,

Я в нём на покос,

С лихвой испытаний

Мой плащ перенёс.

И нынче достойно

Висит на гвозде,

Всегда под рукою

И нужный везде!

КРОССВОРД

Ну, что ты, милая, задумалась серьёзно,

Нахмурив брови, губку прикусив?

Штурмуем мы под перестук колёсный,

Ты – свой кроссворд, я – свой аперитив.

Ты – хороша, юна, почти невинна,

Лет двадцати, на пальчике кольцо.

А я, благоухая дозой винной,

В ладони прячу мятое лицо.

Вот так сошлись в одном купе случайно

Два путника вечернею порой,

На долгие часы в дороге дальней,

Одна – с кроссвордом и с вином – другой.

Ты шепотком слова перебираешь,

И вижу я, за грубость не сочти,

Как много слов ты, милая, не знаешь —

А вот живёшь и счастлива почти!

«Шесть букв, в начале – эл, по вертикали» —

И морщишь лобик, губку прикусив.

А ведь за это слово умирали

И жили, одолев и победив.

«Любовь! Любовь – пиши по вертикали!» —

Я подсказал из своего угла.

«Вы, гражданин, сидели б и молчали,

Я и сама додуматься могла!»

«Ах, милая, простите, ради Бога,

За скорый и не прошеный совет» —

Ночной вагон и дальняя дорога

Изрядно упрощают этикет.

В ответ – молчок и взгляды исподлобья,

Моя попутчица, достоинство храня,

Сидит на своей полке в изголовье

И, как рентген, сканирует меня.

А я лицо своё, как мог, разгладил,

Не стушевался и не обнаглел,

Привстал, представился, а извинений ради

Достал из рюкзака «Джек Дэниэлс».

По десять грамм за доброе знакомство

Мы приняли со спутницей моей,

И вот уже кроссворд нам поддаётся,

Да и слова приходят веселей!

«На букву дэ, пять букв в горизонтали,

Бэ в середине – это же добро!» —

И весело колёса так стучали,

Как будто мне стучался бес в ребро.

К утру мы отмотали километры

С весёлою попутчицей моей,

Хватаю я свой рюкзачок заветный

И на перрон – в объятия друзей!

Прощай, моя случайная подружка,

Передавай законному привет!

Я знаю, что тебе теперь не нужен —

Кроссворд разгадан, а другого нет…

СПИ, МИЛАЯ!

Спи, ангел мой, уснули звёзды,

Уснули тапки на полу,

Уснули даже в вазе розы,

И крепко куклы спят в углу.

Спит дом, и сладко спит собака,

Нас охраняя лишь во сне,

Усни и ты, довольно плакать

И горько жаловаться мне.

Мне больно видеть твои слёзы

И муки сердца твоего,

Что ты влюбилась слишком поздно

И полюбила не того.

«Да, он умён и крепок телом,

И музыкален, и речист,

Играет в кубики умело

И залихватский гармонист.

Но жаден! Вот его проблема,

Его ужасная черта,

Он не поделится и хлебом,

Не даст в подарок ни черта.

Вчера весь день жевал конфеты,

Сидел в песочнице, как хан,

Жевал, как будто незаметно,

И прятал фантики в карман.

Но я всё видела прекрасно,

Слюну глотала со слезой.

Ах, до чего же я несчастна,

Что жуткий жмот избранник мой!»

Спи, ангел мой, забудь обиды,

Возьми на сладкое деньжат,

А если выхода не видно,

Давай, мы сменим Детский сад.

ПАПИРОСКА

Дым завивается колечками,

Ментолом мой щекочет нюх,

Ты подняла чуть выше плечика

Свой черепаховый мундштук.

В нём папироска иностранная,

Она душиста и тонка,

И в губы алые, желанные

Её несёт твоя рука.

Ах, папироска-папиросочка,

Как красный светится зрачок.

Я звал тебя влюблённо кошечкой,

А ты курила табачок!

Мне без ума в тебе всё нравится —

И томный взгляд, и шёлк волос,

Вот только куришь ты, как бандерша,

Да и дымишь, как паровоз.

А скоро станешь, словно фурия,

Утратишь свой салонный шик

И будешь голосом прокуренным

В своей беде винить других.

Пойми, что молодость не кончилась,

Но ты попалась на крючок.

Ах, папироска-папиросочка,

На палец в морге ярлычок!

БОРОДАТАЯ ЛЮБОВЬ

Мужик-то я, в общем, не слабый,

Мне эта любовь по плечу —

Хочу бородатую бабу,

Страшусь, но ужасно хочу.

Мне жизнь этот шанс отпустила,

Другому такому не быть,

Хочу, словно яблоко Змия,

Её за бочок надкусить.

Она мои нервы щекочет,

Внушают мне сладкую жуть

Её бородатая щёчка,

Её волосатая грудь.

А вы, натуральные гады,

Держите покрепче свечу.

Хочу бородатую бабу

И сам над собой хохочу!

РЕЗИНОВАЯ КСЮША

Настроенье – шалое, весеннее,

Огонёк горит в моих очах:

Подарили мне на день рождения

Надувную Ксению Собчак!

Ты прости, жена, что нынче в бане я

Без тебя стелю себе постель —

Надобно устроить испытание

Ксюше каучуковой моей.

И во сне такое не привидится —

Ксения лежит, открывши рот,

На моё похмелье не обидится

И рублём меня не попрекнёт.

Широко открытыми глазищами,

Не мигая, смотрит на меня,

Ни питья не нужно и не пищи ей,

Женщине, похожей на коня.

Я уже насос приладил лодочный —

Худовата Ксюша на мой вкус,

Подкачаю, хлопну рюмку водочки

И за испытания примусь.

Эх, прощайте сдобные соседушки,

Девицы невинные, адью!

Звёздную резиновую девушку

Я теперь надолго полюблю!

МОЙ КОСТЁР

А я знаю, зачем я живу —

Чтобы греть эту зябкую Землю,

Чтоб гореть, а не тлеть, не приемля,

По уму, ни суму, ни тюрьму.

А Земля коченеет во лжи,

И её, как погрязшую в блуде,

Раздевают бесстыдно вожди,

Пропивают бессовестно люди.

Льды неправды, обмана снега,

Словно саван, укрыли планету.

Ей тепла бы – и вся недолга»,

Но тепло растеряли мы где-то.

Только я свой разжёг костерок

И берёг его в сварах и войнах.

«Так зачем же ты жил?» – спросит Бог.

«Землю грел!» – я отвечу спокойно…

СИЗИФ

Качу я камень в гору,

Уже который год

Вручную, без мотора,

Качу его вперёд.

Вперёд и вверх по скату —

Аж искры из-под ног!

Не поверну обратно

Я, даже если б мог.

Мне жмут зеваки руку,

Желают многих сил,

Следят, чтоб каменюку

По правилам катил.

Они помочь бы рады,

Чтоб облегчить мой труд:

Как только спать прилягу —

Так камень вниз столкнут…

ВПЕРЁД И ВВЕРХ

Как близких не оберегай,

Как не вини в потерях время,

Пора понять, Земля – не рай,

И жизнь не сладкий сон, а бремя.

Дорога здесь в один конец,

Как за бессмертие не ратуй,

И проходимец, и мудрец

Не смогут встать на путь обратный.

Вперёд и вверх! Пускай судьба

Тобой безжалостно играет,

Пока звучит в ушах труба,

Пока в крови огонь пылает!

ДОРОГА

По буеракам и ухабам,

Через овраги и межи

С похмелья сбрендившею бабой

Бредёт моя шальная жизнь.

Себе под нос чего-то стонет,

Шагает задом наперёд,

Коня она не остановит

И в дом горящий не войдёт.

Судьба – индейка, жизнь – копейка

И накоплений – с маком шиш,

Себя теряя помаленьку,

Бредёт моя шальная жизнь.

Какие тары-растабары?

Вот день прошёл – и хорошо!

Уже диван заждался старый,

Чтоб на покой я отошёл.

Чтоб, накатив на сон четушку

И покидая бытиё,

Обнял подушку, как подружку

И как сокровище своё.

Чтобы в раздумьях о народе

Заснул, спокойный, как вода.

Заснул, а жизнь пускай уходит.

И не вернётся никогда…

МАШИНА ЖИЗНИ

Гремит машина жизни,

Ломается подчас,

Запчасти почти вышли,

Иссяк боезапас.

Но я качу беспечно,

Как будто у меня

Мотор поставлен вечный

И новая броня.

Через засады вражьи

Качу без колеи,

Мне верный путь покажут

Товарищи мои.

И нету даже мысли

Нажать на тормоза,

Греми, машина жизни,

Пусть вздрогнут небеса.

Покуда есть сноровка,

Пока огонь в груди,

Кати без остановки,

Без устали гуди.

ИСТИНА – ДОМА

Я жил у гуру в Бангалоре,

Служил монахам в Шаолине,

Искал я истину за морем

И на заснеженной вершине,

Внимал отшельнику в пустыне,

Ловил слова анахорета,

Искал Эдем в морской пучине

И ждал по майя конца света.

Но не явилось откровенье

Мне под чужими небесами,

Вернулся я в родные стены,

Зажёг свечу под образами…

ХОРОШЕЕ

«Как быстро все хорошее минуло…»

(Виктор Коваленко)

Ах, на то оно хорошее,

Чтобы быстро проходить,

Чтобы в жизни ничегошеньки

Нам назад не воротить.

Чтобы чаще мы тревожились:

«Вот, уйдёт, и не вернёшь!»

Ведь на то оно хорошее,

Чтобы лучше видеть ложь.

Так и жизнь – как камень брошенный,

Только пулей просвистит,

Даже самая хорошая —

Быстро мимо пролетит…

ЕСТЬ ЖЕНЩИНА В РУССКИХ СЕЛЕНЬЯХ

Дорогая моя, мне заботы твоей не хватает,

Позабудь про дела – ты уже натрудилась вполне,

Выходи из огня – пусть изба без тебя догорает,

Остановленный конь пусть пасётся один в стороне.

Дорогая моя, как в шелках, ты в трудах и заботах —

Ребетёнок под мышкой, подвыпивший муж на груди,

Бога ради, прошу, не ходи ты с утра на работу,

Приоденься, накрасся, накрути загодя бигуди.

Знаю я, что всегда ты меня и поймёшь, и приветишь,

Да видал я в гробу без тебя Шарм-эль-Шейх и Париж!

Ты пройдёшь, и, как солнце, мой домик убогий осветишь,

Раз посмотришь, как тыщей меня невзначай одаришь.

Ты такая одна, расцветаешь ты миру на диво,

Работяща, умела, румяна, стройна, высока,

Ты в одежде любой и желанна всегда, и красива,

И в опасный момент ты поддержишь всегда мужика.

Проведёшь ты его по развилкам, оврагам, ухабам,

Не уступишь соседке, дружкам на пропой не отдашь,

По-простому сказать – ты надёжная русская баба,

И, тебя обнимая, я чувствую в сердце кураж.

Эй, завидуйте мне хоть в Париже, а хоть в Вашингтоне,

Обыщите Европу, прочешите и в Штатах народ, —

Вам такой не найти, кто коня на скаку остановит,

Вам вовек не найти, кто в горящую избу войдёт!

ЧЕМ ЖИВА ДУША

Сильней всего любовь не показушная,

Любовь, с которой встретим смертный час,

Любовь к тому, что делает нас русскими

И сохраняет душу живу в нас.

Пусть англосаксы влюблены по-своему

В шотландский виски, в джинсы из джерси,

А мы такой любови удостоены,

Которую не каждому снести.

Мы с ней прошли такие испытания,

Такую за неё пролили кровь,

Что, кажется, нет горше наказания,

Чем наша безответная любовь!

Но это неразделенное чувство

И составляет наше естество —

Мы любим не за что, а потому что,

И вопреки, а не из-за того…

Вот так и любим матушку – Россию

И, только ею грезя и дыша,

Мы сохранить сумеем душу живу,

И это будет русская душа.

КАЗИНО

Мой друг, прошу, так больше не шути —

Какой театр, какие бенефисы?

Сурова жизнь, и как там не крути,

Но правят бал сегодня не артисты.

Какие платья, маски, антураж?

Какие сказки вкупе с королями?

В ходу, конечно, нынче макияж,

Но лишь затем, чтоб справиться с прыщами.

Стою один, раздумьями объят,

И прихожу к итогам невесёлым —

Увы, мой друг, жизнь нынче – не театр,

И, к сожаленью, армия – не школа!

А что касается воров и подлецов —

Они теперь не образы, не роли,

Они – элита, и своё лицо

Они теперь за масками не скроют.

Раскрыты карты, кончена игра,

Другая нынче властвует эпоха.

Мир – казино, и мы с тобой вчера

Всё проиграли. И теперь нам плохо.

АХ, АССОЛЬ!

Ассоль, Ассоль, сказать позволь,

Не стало красной парусины —

И поперёк я, и повдоль

Прошёл в порту все магазины.

Но цвета, что наобещал,

Ни в штуках нет, ни на бобинах,

Напрасно с Летикой искал

Я холст, окрашенный кармином.

Ассоль, невинное дитя!

Простись с мечтой своей, не плача,

Цвет парусов у корабля

Зачем тебе так много значит?

Ведь нынче в терминах цветных

Звучат понятия иные,

Теперь у сверстников твоих

Не только волны голубые.

Ассоль, я вижу твою боль,

Довольно слёз, упрёков хватит —

Возьму секстан я и буссоль

И новый курс найду на карте.

Избавлюсь я от парусов,

Куплю мотор от «Мицубиси»,

И под его весёлый рёв

С цветными снами мы простимся.

Найду я нежные слова

И опьяню тебя простором,

Поверь, романтика жива —

Но с интернетом и с мотором!

ПЬЮ «БАЛТИКУ»

Пью горечь «Балтики» и мну десной беззубой

Сухую плоть рыбца, и чешуёй плюю,

Вливаю через треснувшие губы

В себя пивную пенную струю.

Внебрачное дитя славянских двух народов,

Я трезвость не терплю в согласии с собой,

Обжёгшись в юности, не дую я на воду,

И следую беспечно за судьбой.

Смешаю, как заправский виночерпий,

В бокале синь небес и горечь тубероз,

И выпрыгнут зелёненькие черти,

Чтоб рассмешить меня, взгрустнувшего, до слёз.

В углу, как верный пёс, следит за мной анапест,

И дактиль, словно кот, ластится под столом,

Не сетуйте, друзья, мне не до вас, покамест

Есть дом, а в доме – стол с таранью и пивком!

ПОЛЫ НЕ МЕТЕНЫ

Полы не метены, залита скатерть пивом,

И Золушка визжит в открытое окно.

Всё в доме у меня, как в жизни, вкось и криво,

И выправить судьбу мне, видно, не дано.

Забыты времена ночных и людных сборищ,

Рыдающей строфой не в силах описать

Боль одиночества, пытаюсь я всего лишь

Разжечь, что не горит, погибшее – спасать.

Твоих измен поток унёс мои обиды,

И горечь вечеров мне без тебя сластит,

Вот только уязвлённое либидо

Нелестное мне что-то говорит.

Пусть тихою зарёй горят верхи деревьев,

Сырая горечь лет и тлеет-то едва,

Остался у меня последний грошик медный

И звонкая от рифм седая голова.

ВАСИЛИЮ ЛАНОВОМУ

Он закалился сам, как сталь,

Смущая дам лицом пригожим,

Всё та же в нём осталась стать,

И обаяние всё то же.

Он и Курагин Анатоль,

И Вронский с Анною на шее,

Он прочно так вживался в роль,

Что был Андропова хитрее.

Варавва с шашкой наголо,

Он до сих пор идёт в атаку

И улыбается светло

Там, где другой бы горько плакал.

Он одолеть стремился зло

В бою за светлую идею.

Склоню почтительно чело

Пред великим лицедеем.

Не очернят его путей

Ни проходимцы, ни невежды —

Всю жизнь стоял на вахте Грей

Под алым парусом надежды.

РОМАНУ КАРЦЕВУ

Фигляр и жалкий лицедей,

Однообразный до ико’ты,

Достал репризою своей

Уже последних идиотов.

Согласно рыночным азам,

Цена на раков волотильна,

А он всё ездит по ушам

Своею шуточкой дебильной.

Уже на пенсию ушёл

Начальник транспортного цеха,

А скучный комик не нашёл

Другого повода для смеха.

Идёт с протянутой рукой

Он к микрофону под софитом,

Давно пора бы на покой,

Но кушать нужно одесситу.

КОХИНОР

Зажат в точёных пальцах «Кохинор»,

Слова так горячи, что лист вот задымится,

В строках больной упрёк и взбалмошный укор,

В них гордость с неподкупностью ложится.

Ах, этот грифель из цветных Богемских глин!

Ты пишешь всё, что юное созданье

В порыве извлекает из глубин

И только множит строками страданья.

Сломайся, грифель! Затупись перо!

Не всё излечишь письменной строкою.

Случайно промолчать, бывает, – серебро,

Но, знать и не сказать – богатство золотое!

МАТЭ

Довольно дуть из кружки квас —

Налей матэ мне в калебас!

А я, глотнув из тыквы чая,

Тебе Коэлью почитаю.

Пусть тростниковая бомбилья

У нас одна и не стерильна,

Мы ею брезговать не станем,

Как настоящий гуарани.

Индейский чай, питьё богов,

Причина зависти врагов,

В зелёной шапочке из пены

Ты горек, как сама измена

Забудь, мой друг, о суете —

Налей-ка мне ещё матэ!

Пусть укрепляет в дружбе нас

Один с бомбильей калебас.

ЦВЕТЫ ГЛУХОНЕМЫЕ

Проникнуть в мир глухонемых

Нам трудно по определенью —

Я наблюдаю жесты их,

Как речь травы, цветов, деревьев.

Как георгины или дуб,

Глухонемые бессловесны,

Они движениями губ

К нам обращаются из бездны.

А в бездне этой звуков нет,

Нет слов любви, молитв и песен —

Вот так и ты живёшь, поэт,

Тебе наш мир звучащий тесен.

Ты рвёшься в бездну тишины,

Устав от слов, пустых и праздных,

Для вдохновенья не нужны

Ни гром войны, ни стон оргазма.

Лишь бессловесные цветы,

Представ в росе рассветом ясным,

Способны гений красоты

В молчанье выразить прекрасном.

У ОКНА

Дышу на стылое стекло,

Чтобы оттаял лёд немножко,

Моё дыхание стекло

Слезинкой влаги по окошку.

Граница стужи и тепла —

Стекло под плёнкой ледяною

Мне сообщает, что пришла

Зима к нам гостьею ночною.

Я на узорчатую гладь

Дышу, чтоб мог ледок согреться —

Хочу глазок в нём продышать

И заглянуть далёко в детство.

Но то ли слаб напор в крови,

Или огня в ней не хватает —

Но под дыханием моим

Не тает корка ледяная…