Текст книги "Суворов с нами. Слово"

ВИЗИТ ДРУГА

Однажды он пришёл ко мне,

Друг, закалённый в передрягах,

Висела плотно на ремне

Со спиртом воинская фляга.

Он говорил и говорил,

Что болен я томленьем духа,

Потом по «маленькой» налил,

И пили спирт мы, не сивуху.

«Послушай, братец, ну, нельзя

Всем всё прощать, врагов целуя,

Пускай, мы давние друзья,

Но и тебе не всё прощу я!

Ты слишком мягок, старый друг,

А уступать нельзя и в малом,

Проснись и посмотри вокруг —

К тебе ласкаются шакалы.

Не то, что палец, руку в миг

Откусят эти доброхоты,

А ты сочувствием проник

И всё хлопочешь за кого-то!»

Друг замолчал, сглотнув опять

Кристально чистый медицинский.

Ну, что я мог ему сказать

О том, что свято мне и близко?

Как объяснить, что жизнь меня

Не зря и гнула, и ломала,

Что не поддался мести я,

Не уступив ей даже в малом?

И так мне сердце отпустило,

Что стало мне вполне по силам

Жить по Божественным словам:

«Отмщенье мне и аз воздам!»

Прости меня, мой добрый друг,

За мягкий нрав, за незлобливость,

Тому, Кто о’жил, смерть поправ,

Давалась тоже трудно милость.

Прощаю всё, прощаю всех,

Врагов, друзей и равнодушных,

И пусть в ответ я слышу смех —

Я так спасаю свою душу…

ВОПРОС О ЗЛЕ

Мой друг в шлафроке бумазейном,

В старинных синих галифе

Меня приветствовал шутейно,

Вольготно лёжа на софе.

Не чуждый поискам и смыслам,

Адепт гуру и бодхисатв,

Вперёд глядел он лет на триста

И лет на тысячу – назад.

Потёрши пальцем кончик носа,

Невозмутимый вид храня,

Философическим вопросом

Он огорошил вдруг меня.

«Скажи мне, отчего так вышло,

Что жить людишкам тяжело?

И если создал мир Всевышний —

Откуда в этом мире зло?

Неужто Бога обманули,

Создавши зло на стороне?

Христос, Аллах и Шакьямуни

Не объяснили это мне».

Мой друг умолк. Вино играло

В бокале солнечным лучом.

Конечно, зло существовало,

Но в транспарентности с добром.

Я не Платон и не Гельвеций,

Мне недоступен мир идей,

Я не утешу, как Боэций,

Вас философией своей.

И тут я тайны не нарушу,

Когда скажу, что убеждён —

Зло проникает в наши души

Лишь по согласию сторон.

Запри от зла замком железным

Ты сердце доброе своё,

Чтоб зло и в мысли не пролезло,

Не отравило бытиё.

Не поддавайся злу, дружище,

Не попускай ему расти,

Будь выше, милостивей, чище —

Чтоб мир душевный обрести.

Ведь как рецепты не пиши —

Не входит зло в состав души!

КТО ОТВЕТИТ?

Эй, профи в курсе философий,

Высоколобые умы,

Сакральных знаний только крохи

Воспринимать способны вы.

Для вас всё ясно в этом мире

В причинно-следственной связи»,

А рассмотреть континуум шире

И глубже – Боже, упаси!

Погрязли вы в материализме,

Попали, аки кур в ощип,

И не достанет вашей жизни

Осмыслить квантовый принци’п.

Осуществляя акт познанья,

В свой запишите кондуит:

Не всё подвластно пониманью

И объясненью подлежит!

И не надейтесь на коллайдер,

Гоняя в нём по кругу свет —

Не верю я, сказать по правде,

Что вы найдёте так ответ.

А мой вопрос животрепещет,

Как глас в пустыне, вопиёт:

«Кем сотворён был мир наш вещный

И даден времени отсчёт?

И где найти такую меру,

Чтоб бесконечность измерять?

И как дополнить меру верой,

Чтобы к ответу ближе стать?

Как стать на верную дорогу,

Где отыскать нам путь такой,

Чтобы и к Знанию, и к Богу

Прийти дорогою одной?»

ВРУТ КАЛЕНДАРИ

Мы вдруг задумались об этом

Последних где-то года три

И ищем древние приметы,

А зря – все врут календари.

Боимся, что грядёт комета,

Берёмся дату исчислять,

Когда конец наступит света,

И ищем пятую печать.

Апокалипсис и Пророки

До дыр зачитаны уже,

А мы всё вычисляем сроки,

Не промышляя о душе.

То у догонов, то у майя

Мы ищем страшного рожна,

Совсем того не понимая,

Что не комета нам страшна.

Страшней комет и метеоров,

Страшнее ядерной зимы

Неуправляемый наш норов

И просвещённые умы.

Лауреаты всяких премий,

Высоких знаний доктора

Могли без лишних словопрений

Разрушить мир ещё вчера.

У них на это знаний хватит,

Нам остаётся только ждать,

Когда эксперимент оплатят,

А кто – нам ввек не угадать…

СОБЕСЕДНИК

Коньяк допит, пуста бутылка,

Плетя логическую нить,

В лимон не попадая вилкой,

Ты норовишь меня учить.

И с неуступчивостью пьяной,

Стараясь угодить под дых,

Живописуешь мне изъяны

В немногих принципах моих.

Ты говоришь умно» и ловко,

Как будто Цицерон воскрес,

Как трёхлинейную винтовку,

Взяв аргумент наперевес.

Подняв логическое жало,

Бросаешь острое словцо,

И я, как кролик на удава,

Смотрю в упрямое лицо.

Нет, я с тобою не согласен,

Но всуе спорить не готов,

Ты самому себе опасен,

Поверив в силу громких слов.

Не в силе истина сокрыта,

Без правды истина пуста —

Я верю в тихую молитву

У бессловесного креста.

Я сам с собой не соглашаюсь,

Когда по слабости грешу,

И под иконой молча каюсь,

Молчком прощения прошу.

Вот и в тебе я вдруг увидел

Ту боль, которой не ищу,

И если Бог тебя обидел,

То я, конечно же, прощу.

СЛУЧАЙ

Весь смысл в том, что смысла нет,

Идёт бесцельно звёздный трафик,

Нет смысла в кружеве планет,

Нет в разбегании галактик.

И расщепляя вещество,

И приникая к телескопам,

Мы не отыщем ничего,

Что наполняет смыслом опыт.

Пора унять людскую спесь

И наделять умом природу —

Наш мир лишь газовая смесь,

В ней правят гелий с водородом.

Наш мир – игра стихийных сил,

А жизнь земная – только искра,

Её нам случай подарил,

И не имеет случай смысла.

ВОПРОС БЕЗ ОТВЕТА

Ну, как же в жизни так выходит,

Что сыновья от нас уходят?

Чья забирает их рука,

Не дав дожить до сорока?

По чьей они уходят воле

Из суеты земной юдоли?

В чём здесь сокрытая причина

Скоропостижной их кончины?

Ищу во всём причину эту,

Хочу дойти до смысла сам

И в ожидании ответа

Взор поднимаю к небесам.

А там, в бездушной красоте

Сияют звёзды в пустоте,

И вижу в этой круговерти —

Нет никакого смысла в смерти.

Как, впрочем, смысла нет и в жизни,

Всё – вещества круговорот,

Мы все из грязи в люди вышли

И станем грязью в свой черёд.

Такая скорбная картина

Не объясняет смерти сына,

Но беспросветностью своей,

Как сладкий яд душе моей.

Но вот душе моей не надо

Для облегчения скорбей

Успокоительного яда

Атеистических идей.

Я сердце верою наполню,

Про дом небесный тихо вспомню

И, помолившись до рассвета,

Отправлюсь в Храм – искать ответа.

ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА?

Так что есть истина, философ?

Её ещё Пилат взыскал

И задавал вопрос вопросов,

Но вот ответ не понимал.

Не понимал, какие тайны

Ему сын плотника открыл,

И всё выспрашивал детально

Того, Кто истиною был.

А Он, избитый до ареста,

Впитал в себя всю боль земли,

Его глаза сияли вестью,

Слова спасение несли.

«Гони толпу, не верь злословью

И не бери на душу грех.

Ты б отпустил меня на волю

И с миром, добрый человек!»

Пилат в пришедших очи вперил,

Вникая в смысл нехитрых слов,

Он был готов почти поверить

И отпустить почти готов.

«Так что есть истина, философ?

Пусть оправдаю тебя тут —

Тебя на первом перекрёстке

Камнями до смерти забьют!

Пусть всё свершится по закону,

Пусть торжествует вечный Рим!

Перед судом синедриона

Что ты с учением твоим!?»

Послав Учителя на муки

И усмирив толпу с трудом,

Пилат умыл спокойно руки,

Довольный праведным судом.

Так что есть истина в итоге?

О чём Евангельская весть?

Пилат судил до смерти многих,

Казнённых всех не перечесть.

И только раз пред грозны очи

Ему представили Того,

Кто светом был во мраке ночи,

И не признал Пилат Его!

И, воздевая к небу руки,

Пилат себе не смог простить —

Ведь мог спасти от крестной муки,

Мог оправдать и отпустить.

Его история известна —

На все века остался он

Игрушкой воли иудейской,

Христовой кровью обагрён…

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА

Достала су’етность сует,

Проблемы быта одолели,

В конце тоннеля виден свет —

Но как добраться до тоннеля?

Бреду полночною порой

По каменистым буеракам

Под Елеонскою горой,

Пытаясь выбраться из мрака.

Не различая ничего,

Впиваюсь взглядом в мир окрестный —

А вдруг увижу я Того,

Кто здесь молился до ареста?

А если не достанет взгляд

Сокрытых тьмой пределов вышних,

То я сквозь пение цикад

Смогу Захарию услышать?

Молю знамения с небес,

На Божью милость уповая —

Мертвеет вера без чудес,

Теперь я твёрдо это знаю.

И я услышал тихий смех,

Весёлый, добрый и негромкий:

«Ау! Какой заставил грех

Тебя здесь мыкаться в потёмках?

И двух шагов-то не прошёл,

Уже о чуде возмолился,

Всего лишь тропки не нашёл —

А будто в жизни заблудился!

Довольно в жалкой суете

В пустых барахтаться вопросах,

Гляди под ноги в темноте,

Не зрят глаза – используй посох.

Надейся твёрдо на себя,

Твори, дерзай легко и смело,

Люби других, себя любя,

И делай, делай, делай. Делай!

Не царствуй, лёжа на боку,

Не предавайся праздной лени,

Доступно только дураку

Добро по щучьему веленью.

И сразу выправится путь,

И станут цели все открыты,

А будет нужно отдохнуть —

Присядь и сотвори молитву.

Вот так и нужно жизнь прожить —

В трудах, в любви и помолившись.

И будет свет тебе светить,

Когда усопнешь, натрудившись.

Ну, а теперь иди отсель —

Какой тебе ещё тоннель?»

Я постоял, тропу нашёл

И потихонечку ушёл…

ТЕОРЕМА

А память болит, если жили напрасно,

Грешили и лгали по собственной воле,

И то, что сказали, темно и неясно,

А если и ясно, то стыдно до боли.

Напрасно восходят на небе знаменья,

Полощутся флаги, скрижали пылают —

Пусть кто-то докажет в своей теореме,

Что люди живут, времена выбирая.

Нас выбрало время, и долгие годы

Ему соответствовать жизнь нас учила,

И память болит не от смены погоды,

И нашим слезам есть иная причина.

ФИЛОСОФ

Спрячь микроскоп, натурософ,

Убавь с ретортой аппетиты —

Пути к познанию основ

Глубокой тайною покрыты.

Метаморфозы элементов,

Круговращенье вещества —

Ты хочешь здесь экспериментом

Постичь природу естества?

Ты инструмент свой отложи

И притуши жаровню с углем —

Не можно взвесить миражи

И запредельное «отгуглить».

Не отольют тебе из бронзы

Ни бюст, ни памятник в саже’нь —

«Остепенившиеся» бонзы

Всегда тебя задвинут в тень.

Лепечет атом электроном,

Протоны стиснуты в ядре,

Они по квантовым законам,

Как ноли-крестики в игре.

Пространство складками измято,

В нём чёрных дырок решето,

И не выходит свет обратно

Из этих дырок ни за что!

А рядом с ними метр – не метр,

И годы – вечности под стать,

Такое, разве что, поэту

Дано словами описать.

И этот мир к тебе взывает,

Он смертен, как любой из нас,

В нём энтропи’я нарастает

По экспоненте каждый час.

Лишь ты, свободный теософ,

В своём безудержном стремленье,

Пронзая мыслью ткань миров,

Способен отыскать решенье.

Но ни безмен, ни ватерпас,

Ни астролябия с секстаном,

Удобны будучи для глаз,

Спасти не в силах от обмана.

И лишь отточенная мысль,

Покинув су’етную Землю,

Стремится вглубь, стремится ввысь,

Ограничений не приемля.

Дерзай, философ! Постигай

Нас окружающую майю,

Иди, заглядывай за край,

Покров незнания свивая.

Шагай сквозь множества миров,

На бесконечность множа вечность,

И, как философ, будь готов

Отдать в оплату человечность.

Стань термоядерной звездой,

Свети, как знак небес о Боге,

И человечий образ свой

Излей в рентгеновском потоке.

ИЛИЯ

Снимаю ветхие одежды

И сон приемлю, словно смерть,

Смыкаю вежды без надежды

Знаменье доброе узреть.

Я получил уже ответы

На все вопросы бытия,

И даже днём не видит света

Душа скорбящая моя.

Изнемогла она в скитаньях,

Звенит, натянута, как нить,

И не приемлет подаянья,

Когда дающий учит жить.

Не знаю сам, где заночую,

Чьё приютит меня жильё,

Какой молитвой уврачую

Я тело грешное своё.

Оно выносит все невзгоды,

Спасает от лихой беды,

Ему довольно для свободы

Лепёшки пресной и воды.

Спасают руки от паденья,

Спасают ноги от зверей,

От змей, порой, спасает зренье,

Но нет спасенья от людей!

Живут в грехе и служат бесам,

Зловредны в мыслях и делах,

Им заменяют разум чресла,

И заменяет совесть страх.

О них душа моя страдает,

Да так, что в рот не лезет кус,

О них молюсь я, засыпая,

И, встав, о них же я молюсь.

Я им несу живое слово,

С благою вестью к ним иду,

Но буду бит я ими снова,

В душе их отзыв не найду.

Очнитесь, люди, время слушать,

Грядёт суровый Судия!

Как сохранить живую душу

Вам объяснить пытаюсь я.

Минует царствие Ахава,

Ваал с Астартой канут в прах,

Иезавель умрёт бесславно

От стаи бешеных собак.

А труп её растопчут кони —

Я это вижу наяву,

Язычник меньшего достоин,

Чем смерть в загаженном хлеву.

Народ Исава и Еноха,

Народ, утративший свой дом,

Без веры жить, конечно, плохо,

Страшнее быть отступником.

Покайся, Исаака семя,

Очнись, заблудший Варлаам,

Пока ещё не вышло время,

Вернись к отеческим гробам!

Я – Илия, я послан к людям

Не наказать, а объяснить,

Что, как решите, – так и будет,

И с этим вам страдать и жить.

ПУСТЬ БУДЕТ БОЛЬНО

Малою то’ликой, силы небесные,

Пусть будет больно мне, если воскресну я.

Больно за сгинувших в бездне неверия,

Гордо отринувших путь ко спасению.

Пусть будет больно мне – это я выдержу,

Страхи невольные с кровью я вырежу,

Вычищу сердце, грехи накопившее,

Чтобы болело за всех оступившихся.

Силы небесные, Божье воление,

Если придёте ко мне со спасением,

То попустите мне боль нестерпимую,

Чтоб мог отмолить я хоть душу единую…

ПО ЭЙНШТЕЙНУ

Нет, время не учит и время не лечит,

А душу нам мучит и тело калечит.

Оно относительно. Мыслью своей

Постиг эту истину мудрый еврей.

Идею Эйнштейн изложил, как по нотам,

Что самое главное – точка отсчёта,

И если вдруг жизнь прекратилась досрочно,

Считать её стал ты с неправильной точки.

Система отсчёта – здесь тайна сокрыта,

Здесь Богом секретно собака зарыта,

Отсюда выходит, что внук тебя встретит,

Когда на фотонной слетаешь ракете.

Вернёшься моложе и с гладкою кожей,

А внук без сиделки и встать-то не может,

Ты время по звёздам сверял в темноте,

А внук отмечал по «Филиппу Пате».

Такая вот с временем, братцы, докука,

Оно не константа, сказала наука,

И если в пространстве оно переменно —

Инерциональная это система.

Поведал Альберт это с хитрой улыбкой,

И мира картина вдруг сделалась зыбкой:

Закручено время, пространство распалось,

И места для Бога нигде не осталось.

А старый еврей достаёт свою скрипку,

Играет на слух без единой ошибки —

Эйнштейн ошибиться и в малом не может,

За истину чёрту он душу заложит!

Вот так, под «семь – сорок» обрезана круто,

Осталась Вселенная без Абсолюта.

За Бога обидно – Альберт так старался,

Он Бога подвинул, а дьявол остался!

ЧТО? ГДЕ? КОГДА?

О, тайна тайн, загадка века,

Ума логический тупик —

Мир создан был для человека

Или случайно мир возник?

Здесь средостение Вселенной

И всеобъемлющий секрет —

Пусть даже мир возник мгновенно,

Но вот по плану или нет?

О сингулярности уныло

Бубнит учёное лицо,

Но если мир возник из взрыва,

То кто же выдернул кольцо?

Кто притащил туда взрывчатку,

Туда – неведомо, куда,

Поджёг бикфордов шнур украдкой,

Взорвав ничто и никогда?

Стремится мысль к первоосновам

В ночных сомнениях моих

Туда, где мир творился Словом

Или по случаю возник.

Пусть непонятны мне детали,

Хоть кол на голове теши,

Но если мир материален —

То где в нём место для души?

Летят вопросы в бездне косной,

Как обезумевшая рать,

С небес подмигивают звёзды

И не желают отвечать.

Ну, что до них мне, недоучке?

Какой от умствований прок?

Зачем мне знать, кто в мире круче —

Незрячий случай или Бог?

Я – круче всех! И в этом фишка,

Здесь вся загадка бытия:

Под черепною тонкой крышкой

Весь этот мир вмещаю я!

Весь Универсум я объемлю

Игрой пытливого ума:

Фотоны, кварки, звёзды, Землю —

На ней людей и их дома.

Ах, доморощенный философ

И недоученный Ньютон!

Дымится череп от вопросов,

Не различая явь и сон.

Молчит Вселенная, хоть тресни,

Ответов в ней не нахожу,

В ночной тиши, в молчащей бездне

С ума тихонечко схожу.

Забрезжит утро, тьма померкнет,

И воссияет пустота,

И будет мне дано по вере,

И проживу я лет до ста.

Однажды сяду у порога,

Тряся седою бородой,

И обращусь с вопросом к Богу,

А Он заплачет надо мной…

ИКОНА СЕРАФИМА

Седой сатир, старик скабре’зный

И мизантроп от А до Я,

Стремлюсь я логикой железной

Проникнуть в тайну бытия.

Я думал – тайна скрыта в книгах

И с самых молодых ногтей

Их открывал, но видел фигу

В оправе из пустых идей.

Я верил – древние пророки

Наставят ум, укажут путь,

Читал пылающие строки,

Но вместо сути видел муть.

Ни Заратустра с Гуатамой,

Ни Мухаммад, ни Моисей

Не задались ответить прямо

На тихий крик души моей.

И только старая икона,

Как знак, над лежбищем моим —

Через соблазны и препоны

Водим я ею и храним.

На ней чернец, в руке топорик,

У ног его лесной народ:

Медведь его молитве вторит,

А белка Святцы подаёт.

Вот и ответ на все вопросы:

«Любите Бога, господа!

Пусть голодны, наги и бо’сы,

Любите жизнь! Везде. Всегда».

Я не желаю доли лучшей

И со слезой его молю:

«Не нужно мне Эдемских кущей,

Оставь мне Родину мою!»

Непостижимым мягким светом

Икона светится во тьме.

От Серафима нет ответа,

Но верю, он ответит мне…

ПОРТРЕТ

Великий вождь, отец народов,

Ах, как он любяще суров!

Он утвердил в стране свободу

И дал народам хлеб и кров.

Он видел всё, он знал секреты

Земных путей, небесных сил,

И озарялись мудрым светом

Глаза, когда он говорил.

Под речь его, умявши пайку,

В бараки скрывшись от дождя,

Любил народ «Черезвычайку»

И славил мудрого вождя.

БУТОВСКИЙ ПОЛИГОН

Исполнители устали

От своих заплечных дел —

Целый день они стреляли,

И никто не уцелел.

Вон, лежат во рву глубоком

Бабы, парни, мужики,

Не спасённые и Богом

От карающей руки.

Исполнители курили,

Недострелянных добив,

Спирта чистого хватили,

Салом с хлебом закусив.

Если выдалась минутка,

Задержался чуть конвой,

Можно скуку сдобрить шуткой

Между первой и второй.

Нелегка работа эта,

И не каждый к ней готов —

Очищать страну Советов

От врагов и от попов.

Куча трупов поднималась,

Осыпался в ров песок,

Ночь с расстрела начиналась,

Под расстрел алел восток.

Так под лозунг «Ленин с нами!»

И под Сталинской рукой

Наполнялись рвы телами,

Зарастали рвы травой.

Нынче крест над полигоном,

И дано услышать нам,

Как растёт трава со стоном,

Плачут липы по утрам…

ВСЁ ХОРОШО!

Без тени сомнений

Заезжая нежить

Нас в русских селеньях

Стреляет и режет.

А нам заявляют

Продажные власти,

Что это бывает,

Но изредка, к счастью!

Что режут не больно,

Стреляют не громко,

Что люди довольны —

Какие погромы?

При чём тут кавказцы?

Какие цыгане?

Они неопасны,

Виновны мы сами.

И проще заткнуться,

Чем правды добиться,

Когда в нас плюются

Нерусские лица…

МОЛОДЦЫ КИТАЙЦЫ!

А у китайцев всё путём —

Всё по фен – шую и закону,

И строят свой китайский дом

Без чертежей из Вашингтона.

Нигде «добро» не испросив,

С улыбкою подобострастной

Они в Нью-Йорк и в Тель-Авив

Не поспешают за указкой.

Всё у китайцев по уму,

Живут по трезвому расчёту:

Не хочешь пулю и тюрьму —

Не хапай взятки, а работай!

Живут без сказочной трубы,

Без нефтегазосамобранки,

Но наплодили, как грибы,

Пуховики, кроссовки, танки.

И работящий этот люд

Достоин правильной оценки —

Они на печке не дают

Нам подремать, заливши зенки.

Нет, нам китайцы не враги,

Они – пример нам и наука,

И только злые дураки

Не уяснят уроки друга.

УЕДУ В ИЕРУСАЛИМ

Духовной жаждою томим,

Уеду я в Иерусалим —

Покинув Родину свою,

Места святые воспою.

Пора валить в Иерусалим —

Москва уже не третий Рим,

Своею азиатской рожей

Она, скорее, с Меккой схожа.

С Бишкеком схожа, с Бухарой,

С любым аулом азиатским,

В который, как к себе домой,

Прёт голытьба республик «братских».

Бегут от жуткой нищеты

Своих республик суверенных,

Лелея тайные мечты

Разбогатеть в краю неверных.

Несут в Москву своё рваньё,

Коросту, вшей, стафилококки,

Национальное ворьё

Пасёт подпольные потоки.

«Гаст» по-немецки значит гость,

Но эти гости в горле костью.

Народ одолевает злость —

Мы никого не звали в гости!

Гостей приветствуем всегда,

Гостей мы дарим и величим,

Но заявляйтесь, господа,

В наш дом, когда мы вас покличем.

А вы с метлою и лопатой,

Да и с Аллахом заодно,

В наш дом протиснулись когда-то

Глухою ночью сквозь окно.

Ни днём, ни в дверь, ни по желанью

Хозяев этого двора

К нам самочинно влезли в зданье

В виду хозяйского добра.

И экстремистские идеи

Здесь совершенно не при чём,

Ну, не желаю я, чтоб лезли

Без спроса чужаки в мой дом!

«Да!» – на законном основанье,

«Да!» – по согласию сторон,

«Да!» – наказанью и изгнанью

Для всех, нарушивших закон.

И станут наши города

Для нас родными. И тогда,

Тоской по Родине томим,

Покину я Иерусалим…

НАМ НЕ ПО ПУТИ

Пусть девки бесятся срамные

И геи пляшут на шоссе,

ГРИНПИС штурмует буровые,

И нагибает нас ПАСЕ —

У нас терпения хватает,

Перемогём и эту мразь,

Пусть русский долго запрягает,

Но запряжёт – и скажет «слазь»!

Стряхнёт пожитки и манатки —

Не по пути нам, господа!

Нам до села, семьи и хаты,

А вам – до Страшного суда!

ПАРОДИСТ

Над непослушной рифмой млея,

Сопя над песенным куплетом,

И в страшном сне я не посмею

Всерьёз назвать себя поэтом.

Мне, разве, было бы по силам

В калачный ряд с суконным рылом,

С язвящим, словно жало, словом

Явиться новым Ивановым.

Поэты прославляют вольность,

Они на дыбу за свободу,

Поэт в России – это совесть

Нечасто трезвого народа.

Поэты влюблены в деревья,

В луга, в туманы и восходы,

А я, приехав из деревни,

Стал щелкопёром беспородным.

Я жизнь растрачивал упорно

И, пропитавшись злою скукой,

Водяру дул, курил махорку

И поспешал за каждой юбкой.

И плакал пьяными слезами

Среди застойного застолья,

Когда давился я словами

Напополам с горячей кровью.

Не принимал я труд напрасный,

Я видел – это бесполезно:

Народ, в безволии погрязший,

Глаголом жечь, клеймить железом.

К чему вставать на путь опальный

И биться в каменную стену?

Сподручней анекдотец сальный

Шутейно срифмовать со сцены.

Зачем идти путём тернистым,

За правдой следуя до края?

Податься проще в пародисты,

Народ глаголом потешая.

И мы смеялись до ико’ты

И хохотали до упада,

Мы цирком сделали работу,

Борделем заменив порядок.

Так и живём, уставясь в «ящик»,

С кривых зеркал дерьмо снимая,

И дышим серою смердящей,

За юмор бесов принимая.

А я, наморщив лоб бугристый,

Не улыбнусь России новой.

За всё спасибо пародистам!

Хвала за это Иванову!