Текст книги "Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне маге"

«И настало время родить ей: и вот близнецы в утробе ее. Первый вышёл красный, весь, как кожа, косматый; И нарекли ему имя: Исав. Потом вышёл брат его, держась рукою своею за пяту Исава; и наречено ему имя: Иаков. Исаак же был шестидесяти лет, когда они родились. Дети выросли, и стал Исав человеком, искусным в звероловстве, человеком полей; а Иаков человеком кротким, живущим в шатрах. Исаак любил Исава, потому что дичь его была по вкусу его; а Ревекка любила Иакова. И сварил Иаков кушанье; а Исав пришёл с полей усталый. И сказал Исав Иакову: дай мне поесть красного, красного этого; ибо я устал. От сего дано было ему прозвание: Едом. Но Иаков сказал: продай мне теперь же свое первородство. Исав сказал: вот, я умираю; что мне в этом первородстве? Иаков сказал: поклянись мне теперь же. Он поклялся ему, и продал первородство свое Иакову. И дал Иаков Исаву хлеба и кушанья из чечевицы: и он ел, и пил, и встал, и пошёл; и пренебрег Исав первородство.»

Иосия продолжил уже от себя:

Исав по еврейски "волосатый, косматый", Едом – "красный"; Иаков – значит по нашему "держащийся за пяту", – добавил Иосия. – то ещё пояснить? Потом Иаков с помощью своей матери Ревекки обманул старого слепого отца своего Исаака и получил от него благословение как первородный сын. Однако обман этот оказался угоден Ягве и Он избрал Иакова в праотцы наши, и Иаков своею жизнью оправдал надежды Ягве. Упоминает Моисей ещё то, что однажды ночью боролся Иаков с Неким на берегу реки, и повредил в борьбе свое бедро, и сказано было ему утром, что боролся он с Богом, _ – 50 – за что другое имя ещё дано ему – Богоборец, по еврейски Израиль. Что ещё рассказать вам? – спросил Иосия, не слыша от нас ничего.

Я решил все же начать с чего-то, самого понятного для всех, кто хоть что-то слышал о знаках Зодиака:

Иаков, по моему, Телец по знаку, а Исав – Овен. Иакова любит мать, и Телец женский знак, а Исава – отец, и Овен как раз мужской и воинственный знак. Иаков мирный человек, и любит готовить пищу, это все признаки Тельца. Также упрямый, упертый как бык. К тому же всех вас, евреев, потомков Иакова, не раз называет Моисей в своих книгах "жестоковыйными, крепкошеими", а шея – как раз телесный атрибут Тельца. ещё бедро он повредил, а бедро связано со Стрельцом, а Стрелец – восьмой по счету знак от Тельца, значит знак испытаний и катастроф. Так, Бахрам?

Так, так. ещё вот что: много раз евреи совращались от заветов Моисея к поклонению Золотому Тельцу. И про Исава красного и волосатого, воинственного охотника, тоже похоже. Это Овен. Только вот как это близнецы могли оказаться в разных знаках: Исав вышёл из чрева, Солнце было в Овне, а Иаков вышёл из чрева – уже в Тельце? Это только в один день в году может быть, когда Солнце переходит из Овна в знак Тельца, – теперь это по юлианову календарю в апреле, в начале третьей декады, – 21 или 22 апреля. ещё вот что: управляет Тельцом Венера-Астарта, и число ее по нашим книгам шесть, – вот и шестиконечная звезда Давида ваша, Иосия, откуда! ещё скажу тебе, к тому же, помнишь ещё до Пятидесятницы выбирали из двух "Тельцов", Иуста и Матфия, замену Иуде Искариоту, и жребий кидали? И загадали тогда они, один шестерку, другой – двойку? Шесть есть число Венеры, а два – Луны, которая в Тельце проявляется лучше всех планет, экзальтируется, как мы говорим.

Но это к слову, – продолжил Бахрам, – а сейчас дальше пойдем. В этом году Солнце перешло из Овна в знак Тельца 22 апреля, но когда же родились близнецы, сколько лет назад? Иосия, хотя бы очень примерно известно это вам?

Иосия задумался, но ненадолго:

Авраам родился, считают наши книжники, примерно 2080 лет от наших дней. Исаака он родил в 100 лет, и Сарре было 90. Исаак же, как слышали вы, родил Исава и Иакова в 60 лет. Значит, отними от 2080 лет 100 и ещё 60, будет 1920 лет от наших дней. А если от Рождества Христова, это ещё 34 года отнять: получается 1886 год до Рождества Христова. Но это очень примерно, потому что никто точно не знает, сколько лет провел народ иудейский в Египте. Так что до ста лет разнится может истиное время Иакова. Но и не более того.

И достаточно, Иосия, – сказал Бахрам. – . Теперь вот что: почему Иаков оказался угоден Богу, так что даже обман его с первородством был ему прощен? Наверное было в сердце Иакова что-то, угодное Богу. Вера в Единого, – вот что угодно было Ягве, как вы Его называете. А вера связана в небесном воинстве с Нептуном, которого греки и римляне считают богом морей. Но ни греки, ни римляне, ни ессеи не знают, что есть такая планета, Нептун, не видная на небе простым глазом. А в нашей Авесте написано о ней подробно, и есть у наших жрецов таблицы ее движения на небе на сотни и сотни лет, сейчас посмотрим на сколько, – сказал Бахрам, доставая из-под большого своего стола кипу пергаментов.

На три тысячи лет назад! Теперь скажи мне, Рем, как ты думаешь, где должна бы находиться эта планета при рождении Иакова?.. Да, верно так: в первом градусе Тельца, где и Солнце было при рождении Иакова. Если бы в последнем тридцатом градусе Овна был Нептун в тот день, то не Иаков, а Исав оказался бы угоден Богу, а раз Телец – Иаков, то ищем для Нептуна первый градус Тельца!

Иосия осуждающе посмотрел на Бахрама:

Не так, Бахрам. Не потому Иаков был угоден Ягве, что у него, у Иакова, Нептун в сердце Солнца оказался, а наоборот – потому что Иаков был угоден Ягве, поэтому Он и дал Иакову появиться на свет в тот день, когда на небесах такое было. Ведь Небесное воинство сотворено Ягве, как и весь мир… И вообще, Бахрам, не хочу я слушать твои вычисления. Скажи сразу, что ты хочешь сказать. Вычисли сам, а потом скажи нам.

Бахрам стал молча перелистывать таблицы, что-то выписывая. Так продолжалось несколько минут. Потом посмотрел на Иосию, потом на меня, и сказал:

Получалось, что Иаков родился 22 апреля 1897 года до Рождества Христова, – такую точку летоисчисления использовал впервые в тот день Бахрам.

Иосия же сказал тогда:

Хотя и мало я знаком с астрологией, но то, что вы тут говорили, понял и я. И не спорю, похоже, что в самих книгах Моисея есть ключи, которые позволяют открыть вот так тайны праотцов. Но что дает это, кроме даты рождения? Что отсюда следует?

Очень многое, дорогой Иосия, – начал я отвечать ему. – Знаешь ли ты, что великий Рим, по преданию, начал быть также с 22 апреля, если от Рождества Христова, то 749 лет до него, когда Ромул провел копьем черту там, где вырос затем этот город? А рожденные в один день, уж если свела их судьба, или задушат друг друга в объятиях, либо загрызут до смерти. Судьба свела Рим и Иудею, и, значит, кто-то из них сгинет в истории, кто-то будет растерзан, уничтожен, рассеян по всему миру. Не думаю я, что скорый конец ждет великий Рим. Значит, такая судьба ждет евреев, раз уж они сцепились в истории с Римом. Много ведь говорил и Господь наш Иисус о будущей печальной судьбе Иерусалима, и предрекал ему и иудеям страшные испытания, и скоро, – ведь говорили нам об этом Пётр и Иоанн, и другие Апостолы.

Да, все так, – отвечал мне Иосия. – Я сам видел, как плакал Он, глядя на город с Елеонской горы перед последней Пасхой, и говорил о грядущих страшных временах для города и иудеев, – подтвердил Иосия, и тяжко вздохнул, – значит, время близко, когда уже не только Господь, но необрезанные говорят об этом. Вы мои друзья и братья во Христе, но как же тяжко слышать об этом от вас! Но правда, сказал Иисус в тот день: «О, если бы ты знал, что служит миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих. И придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя, и стеснят тебя отовсюду. И разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне, – за то, что ты не узнал времени посещёния твоего.»

Когда же будет это? Неужели и это можно узнать, неужели есть ключи?

У Бога год как день, так сказано в писаниях, и ваших и в нашей Авесте, – сказал Бахрам. – Сколько пробыл Иисус с вами, учениками Своими, от воскресения Своего до того, как покинул Он Иерусалим и вас и вознесся к Отцу Своему? Такой, наверное, и будет срок до разрушения Иерусалима и растерзания детей его, – столько лет и будет. Сорок дней Христос задержался здесь после воскресения Своего, столько лет и дано Отцом. К тому же сорок – число расплаты за грехи, число воздаяния.*²2
        * Действительно, Иерусалим был полностью разрушен римлянами через 40 лет после этого, в 70г.н.э., во время Иудейской войны; погибло около миллиона евреев, и оставшиеся в живых шесть миллионов были рассеяны по всему миру на 1878 лет, до 1948 года, когда 14 мая (под Тельцом!) было образовано государство Израиль (прим. переводчика).


[Закрыть] Будем ли сегодня ещё искать звездные ключи в писаниях, или довольно?

Я был готов, но Иосия, похоже, переживал все сказанное гораздо больнее меня и Бахрама. Он отошёл к окну, посмотрел на тихую вечернюю улицу. Наверное он думал о том, что будет здесь через сорок лет, и терзался этим. Все же сказал:

Сказано было Им однажды, что не наше дело знать времена и сроки Отца, когда спрашивали мы Его о Конце дней. Много рассказал Он тогда о том, что будет перед Концом дней, но сроков не назвал. Может ты, Бахрам, и ты, Рем, – может вы и это знаете, – против Слова Иисуса?

Этого не знаем мы, Иосия, – отвечал Бахрам, – и никто не знает. Печаль твоя понятна нам, и не видишь ты ведь и в нас веселья, мы же братья в Духе. Малые сроки могут быть открыты людям. К тому же знаю я, рассказывал мне Левий Матфей, что в другой раз, когда приступили к Иисусу фарисеи, и искушали Его дать о себе знамения с неба, то сказал Он: "Вечером вы говорите, что будет дождь, если красен закат, или утром, если багров рассвет, тоже знаете что будет днем. И не только это , а и многие знамения неба различать умеете, а знамений времен не можете? Лицемеры! Что сами знать можете через звездные свидетельства, то знайте, а у Сына или Отца не просите двойную плату! Умейте сами читать, что навечно Отцом в небесах записано". Так ведь примерно было сказано, Иосия?

Так. Меня вы убедили сегодня. Говорил Он также, что и перед Концом дней будут знамения на солнце, луне и звездах, – значит и тогда дано будет свидетельство. Это к твоему же слову, Бахрам. Но тяжко мне сегодня. Неужели нет выхода, и близки сроки? Неужели до Конца времен положена вражда между Левиафаном-Римом и народом моим? Ответь, и пойду я.

Может быть и родится когда-нибудь в неведомой стране 22 апреля тот, кто соединит мощь государства, римскую силу с твоим народом, – сказал Бахрам, – но не позавидую я той стране, где родится тот человек, Иосия.

И он ушёл. Иосия ушёл… Мы с Бахрамом тоже устали, хотя нас мысли о будущем разорении Иерусалима и судьбе евреев терзали, надо признаться, меньше чем Иосию, хотя и невесело было думать об этом. Посидев ещё немного и обсудив, какие ключи к писаниям искать дальше, мы расстались.

Глава 10. Анания и Сапфира

К середине лета этого года, то есть через полтора месяца после Пятидесятницы, новообращенных назореев было уже более восьми тысяч! Большинство из них были люди бедные, но после исцеления хромого Хирама у Красных ворот появились и состоятельные иудеи и эллины. Из прежних учеников Самого Иисуса только Иосиф Арифамейский и Иосия Кипрянин были по настоящему богатыми людьми. Иосиф ещё до Голгофы тайно помогал назореям, а после Пятидесятницы уже открыто.

Вскоре после того разговора, который был в доме Бахрама с Иосией, мы узнали, что он продал все свои земли и имения на Кипре и в Иудее и все, до последнего сестреция, деньги передал Апостолам, в казну общины!

Общее правило дарения, которое без всяких постановлений и договоров соблюдалось при этом, состояло в том, что каждый желающий помочь общине приносил столько, сколько считал для себя возможным, и даренные суммы не обсуждались. Иосия был первым, кто продал и отдал общине все, – и это сразу стало известно в Иерусалиме. Он сам сказал об этом Апостолам, а в кругах деловых людей города утаить любую куплю-продажу было невозможно.

Несколько дней среди купцов, банкиров и лавочников только и разговоров было, что о безумстве Иосии Кипрянина. У него остался только один собственный дом в долине Сыроварен, но и его он предоставил общине. Однако на такое полное дарение решился пока только он, – может быть после нашего разговора о будущем разорении Иерусалима и рассеянии иудеев.

Прошло несколько дней, и однажды вечером к нам домой зашёл редкий гость из претории, тот самый Титус, на негласной службе которого я как будто состоял, но ещё никак не служил, и после встречи в книжной лавке не виделся. Поговорив немного о римских новостях, о банке "Севт и сын", с которым имел дело и мой отец, он перешёл к тому, о чем говорили в Иерусалиме уже несколько дней. Вопрос он задал и отцу, и мне:

– Смогли бы вы, будучи в здравом уме, продать всю свою собственность и пожертвовать деньги Кому-бы-то-ни-было? Хотя бы сам Юпитер спустился с Олимпа и сказал бы, – тут Титус рассмеялся, – что ему нужны подобные приношения? Я не могу понять этого, Сидоний и Рем. Объясните мне, если можете.

Мы посмеялись вместе с Титусом и отец сказал, что, скажи Юпитер такую глупость, другие боги свергли бы его с Олимпа, а люди посадили бы в приют умалишенных. Все знают, что собственность есть основа цивилизации и закона, порядка и мира.

Я должен признаться, что тоже не понимал Иосию, – даже зная его переживания о грядущих черных днях Иерусалима. Но об этом нашем разговоре в доме Бахрама я решил сегодня молчать. Все равно Титус ничего не поймет, я чувствовал это. Да и не поверит он ни мне, никому, что из писаний и астрологии следует это.

– Может все же ты, Рем, знаешь что-нибудь ещё? Может был у Кипрянина разговор с кем-то из Апостолов? Может те сказали, что ему грозит разорение? Я спрашиваю, потому что никогда не замечал за этим богатым и набожным иудеем ничего ненормального. Знаете ли вы, что он с младых лет учился в Иерусалиме у самого благоразумного среди иудеев священника Гамалиила? Все его ученики отличаются умом и трезвомыслием. Если бы все иудейские священники вышли из его учеников, у нас, римлян, и забот бы здесь не было. Этого законоучителя уважают и иудеи, и мы. И тут – такое! Я по просьбе Афрания проверил все его счета и дела у купцов, – все в порядке, дела у него шли хорошо. Что же случилось? Нет, говоришь ты, не было разговоров? Ну, может ты и не знаешь, верно. Хорошо, как он тебе теперь кажется? Такой же как раньше, или что-то изменилось в нем?

Я ответил Титусу:

– Нет, вроде не изменилось. Впрочем, ведь мы цивилизованные люди, а иудеи все же фанатичны, и в назореях тоже. Иногда их трудно бывает понять. Иудей способен пойти во всем до конца. Так всегда было и, наверное, будет, – если Гамалиил их не переучит. Никто из не-иудеев не поступил как Иосия. Есть богатые эллины и сирийцы, которые жертвуют в общину, но они ведут себя в дарении цивилизованно, оставляют многое себе, и все это знают, и никто это не обсуждает.... Изменился ли Иосия? Может мне кажется, но какая-то тоска, похоже, есть у него в душе, хотя открыто он это не выказывает.

– Хорошо. Но ведь и среди иудеев один только Иосия поступил так, верно? Не понимаю все же, – вздохнул Титус. – Ладно. Вот ещё вопрос тебе, Рем: всякого ли принимают в вашу общину? Достаточно ли придти к Петру или Андрею и сказать, что верую в Сына Божиего Иисуса Назорея, – так я сказал? Всякого ли иудея или не-иудея принимают в общину?

– Апостолы, не только Петр, но и все двенадцать, видят человека насквозь, – будь то иудей или сириец, или римлянин. Они сразу видят, верует ли человек в сердце или только говорит об этом. Хотя до сих пор, по-моему, никто и не приходил в назореи без веры. Кому бы это надо было? Не было таких. Нечего там делать неверующему. Иудею – только неприятностей от синедриона искать, а не-иудею без веры там уж вовсе странно быть. Я видел своими глазами воскресшего Иешуа, и как Он ушёл на небо, поэтому верю. Ты знаешь это, Титус..

– Знаю, знаю. Может, если увидел бы, и сам поверил, кто знает. Но насчет того, что Пётр и другие видят людей насквозь, позволь с тобой не согласиться. Ты не видел их, этих рыбаков, в дни Голгофы, когда распяли на столбе их Иешуа. Они были растеряны как мальчишки и боялись всего, как женщины. На них жалко было смотреть, – я видел Петра в то утро, и других видел. Один Иоханан Зеведеев держался тогда, но он из знатного рода, из хорошей семьи, это чувствуется. Но и он, я видел тогда, не с сердцем орла и не семи пядей во лбу, – он тоже растерялся, хоть и не запутался в соплях, как Пётр и другие… Ну хорошо, Рем. Что-то ты пряснил, хотя многое мне не ясно все же. Ладно, посмотрим, что дальше будет.

Вы ведь не удивляетесь, – обратился Титус теперь к моему отцу и подошедшей теперь матери, – что Афраний интересуется все этим делом? Девять тысяч человек назореев, сектантов, это уже серьезно. Нам надо представлять себе, как могут сложиться дела. Спасибо вам за гостеприимство, Сидоний и Тиния. И тебе, Рем, спасибо за ответы, за разъяснения.

Титус доброжелательно и внимательно посмотрел на меня и ушёл. Ну и ладно. Разговор был вполне доброжелательный, – я вопросительно посмотрел на отца. Он улыбнулся и подтвердил, что все нормально, и что я вел себя, вполне, как он выразился, "вполне цивилизованно". Ну и слава Богу. Сегодня пойду, как и собирался, к Эвнике, а завтра – к Петру и Андрею, расскажу им все…

Но тут я вспомнил, как срочно прислал мне свое послание Андрей, и решил идти к Апостолам прямо сейчас. Мать ещё нарочно задержала меня на четверть часа, – чтобы Титус добрался до претории, и я пошёл.

Пётр и Андрей

Пётр и Андрей обрадовались моему приходу, – я давно не обращался прямо к ним. Я не часто видел их вместе. Братья мало походили друг на друга, разве что худощавой статью, хотя Андрей был немного ниже высокого Петра. Петру исполнилось 9 апреля, этой весной, в день воскресения Христова, 24 года, – об этом сказал мне как-то Бахрам, который знал даты рождения всех Апостолов, кроме Симона Зилота, который так и не захотел нарушать иудейские обычаи, и не открылся Бахраму со своим днем рождения.

Пётр был жилистый, с жесткой золотистой кудрявой шевелюрой и бородой, вообще его внешность бросалась в глаза. У него был ясный и очень притягательный взгляд, и в зеленых глазах бушевало все, что было в душе. Он был очень эмоционален и обидчив. Лицо немного вытянутое, рот большой и прямой, видный и под усами. Черты лица – крупные, прямые, нос с горбинкой. Он был человек семейный, с двумя детьми, обремененный трудным и бедным хозяйством, с тяжело больной тещёй и престарелыми родственниками, – так было, когда три с половиной года назад брат Андрей позвал его к Мессии, к Иешуа

Иисус сразу признал его, назвал Скалою (по арамейски Кифа, по гречески Петр, Камень). Известно, однако, что Кифа почти полгода отказывался идти за Иисусом, оставить семью и тещу. Но Иисус вылечил ее, а через Иоанна Зеведеева, имевшего связи через свою знатную семью в Иерусалиме, устроил всё так, что семья его перестала нуждаться и была как-то обеспечена. Тогда только Кифа пошёл за Учителем и с тех пор не отходил от Него ни на шаг, и первый среди Апостолов признал в нем не только долгожданного иудеями Мессию, но и Сына Божьего, и сказал об этом. Андрею, который первым из двенадцати был призван Иисусом.

Андрей был на два года младше брата и недавно, 3 июля ему исполнилось 22 года, – об этом тоже говорил мне Бахрам. В отличие от брата, Андрей с самых младых лет посвятил себя Богу, отказался от всех земных радостей. В 17 лет он стал учеником Иоанна Предтечи, а три с половиной года назад, перед пасхой, когда крестился в Иордане Иисус, Предтеча указал на Него своим ученикам, среди которых были Андрей и Ионин Зеведеев, и сказал, что видят они Агнца Божьего, и что следует им, Андрею и Иоанну пойти за ним.

На другой же день Иисус снова был на берегу Иордана и позвал Андрея за собою. Вскоре стали учениками Иисуса и Симон-Петр, и Иоанн, затем и другие. Андрей, в отличие от брата, был застенчив, иногда даже неловок в движениях; худощав но не жилист, с тонкой белой кожей, без единого родимого пятнышка, с мягкими шёлковистыми волосами и маленькой бородкой. Черты лица его были мелкие и мягкие, тоже в отличие от Петра. Глаза у обоих были большие, но у Петра зеленые и переменчивые, и вся его бурная душа была видна в них, а глаза Андрея как будто были обращены вовнутрь его, и можно было утонуть в этих темных глазах, и видно было, что этот человек никогда не отступит от своего, наперекор своей внешней мягкости и даже неловкости. Только руки у Андрея были сильные в захвате; большая сила чувствовалась в плечах и ладонях, и в пальцах.

Сейчас оба они были вместе и я ещё раз удивился их непохожести. Андрей уже знал про то, как помогло мне недавно его удивительное послание. Теперь я рассказал про сегодняшний разговор с Титусом. Они выслушали меня очень внимательно, иногда переглядываясь между собою. Когда я закончил, Пётр сказал:

– До сих пор ещё никак мы не сталкивались с римлянами и не думал я, что скоро столкнемся. Мы считали, что Пилату и Афранию наша община даже на руку, ибо всякое ослабление Синедриона и саддукеев приятно их душе и облегчает управление Иудеей. Но видно и мы становимся силой, которую замечает уже Игемон, и следит за нами. Ну а нам знамения и не-есное воинство Отца должны показать, чего ожидать нам от Игемона. И помогут нам Ангелы Господни…

Календарь

Пётр посмотрел на Андрея, тот продолжил разговор:

– Вот что, Рем, скажи-ка, какой сегодня день по твоим и Бахрама календарям, или, вернее, какой завтра будет? И каковы его приметы?

– Наш календарь и солнечный и лунный. Завтра четверг, середина июля, второй четверг июля, 13-е по календарю Юлиана. А по Авесте, как Бахрам меня учил, это 23-й солнечный день и 24-й лунный. Солнечный называется "Великая Сеть", посвящен супружеству и игрищам всяким. Жрецы Авесты считают его днем представлений, театра на сцене и в жизни: "Выступай перед людьми в день Паука", – так написано, я помню. Белый паук – тотэм этого дня, священное животное, а противостоит ему черный паук, от сатаны. Считается ещё, что в этот день Небесное воинство срывает любые маски, раскрывает любые обманы. Кто в этот день задумает что плохое и выступит на людях, будет наказан немедленно и страшно, в пример другим. Хорошо в этот день покупать дома и землю, заключать договоры, но не дай Бог ввести кого в обман. Грозный знак в этот день, – если с утра гром прогремит без дождя, – кстати, давно в Иерусалиме ни дождя, ни грозы не было, чуть ли не с весны. Вот таой солнечный день, вроде ничего не забыл.

– Ну а лунный день, что про него знаешь? – спросил Андрей.

– А лунный день 24-й, тоже серьезный, самый сильный среди всех лунных дней, день Медведя. Помогает в серьезных делах, а если что не так, – накинется небесный медведь и растерзает тотчас. Небесный медведь – белый, а против него – черный, как те, которые в Сирии есть, страшные. ещё считается, что этот день связан с Юпитером-громовержцем. И тоже ещё с супружеством связан этот день и с плодородием, с зачатием детей. У кого много детей, тем легче в этот день, а бездетным не дай Бог нарушить небесные законы, – пощады не будет. Вот, пожалуй, все. А что?

– Я и сам думаю, а что? – сказал Пётр серьезно.

Я не понимал, в чем дело, почему Пётр и Андрей так заинтересовались завтрашним днем, ещё и Иоанна привели (Пётр позвал его). И спросил об этом у Петра и Андрея. Ответил Андрей:

– Реми, мы и сами точно не знаем, но нужно быть готовыми к чему-то, – вот мы и пытаемся понять с твоей помощью, к чему быть готовым. Скажи-ка нам ещё, где в эти дни Юпитер проходит, где он сейчас?

– Это потому что лунный день связан с Юпитером? – спросил я. – Сейчас посмотрим. Вот, в Овне он, в твоем знаке, Петр! А градус называется: "Человек повергает черного медведя ударом копья". И ещё, сегодня и завтра Юпитер стоит под звездой Хамаль. Это жестокая звезда, она приносит несчастья.

Пётр и Иоанн переглянулись. Андрей отошёл к окну во внутренний двор и молчал. "Слишком много сходится на завтра", – сказал Иоанн, и сказал ещё, что уже думал об этом и знает этот календарь.

Я все равно не понимал. Пётр и Иоанн, не замечая мое недоумение, обратились к Андрею:

– Не наша воля и не наш выбор, Андрей. На все воля Отца, и не нам судить о ней… А ты, Рем, – ты сильно помог нам сегодня. Но лучше тебе не знать более того, что слышал сегодня. Поверь, так будет лучше. И ещё просьба к тебе, – завтра не приходи сюда, и послезавтра тоже, пожалуй. Мы сами тебя позовем на днях, или Бахрам к тебе зайдет, может завтра к вечеру.

– Но я ничего не понял. Что у вас завтра здесь будет, – хоть это вы скажете? – с обидой спросил я.

Ответил Петр:

– Завтра день как день вообще-то. С утра и днем мы собирались новообращенных принимать в общину, много людей. Потом ещё откладывали на несколько дней, но завтра собирались разобраться с дарениями, – несколько богатых из новых наших братьев продали свои имения и хотят отдать кто сколько может ради Христа, – не как Иосия, но часть. Это несколько наших иудеев здешних из Иерусалима, ещё есть даритель из Лидды, ещё морской купец из Иоппии, тоже иудей. ещё двое, муж и жена, Анания и Сапфира, они недавно объявились у нас… – задумчиво продолжил Петр. – В общем, день как день, но лучше тебе побыть дома, поверь мне.

Я поверил, что мне оставалось делать. Вечер я провел у Эвники, но к ночи пришёл домой и крепко заснул, и спал без сновидений.

Анания и Сапфира

Проснулся я утром чуть раньше обычного от глухого раската грома, выскочил во двор, – хотел скорее под дождь, – но грозовых облаков не было над Иерусалимом, то ли гроза обходила город стороной, то ли не было ее вообще. Этот утренний глухой гром испортил мне настроение: я вспомнил сразу, что это плохая примета, о которой я говорил вчера Апостолам. Отец был уже на службе в претории, мать приготовила мне завтрак и удивилась, когда я остался после него дома и не пошёл, как обычно, на Овчую площадь к Апостолам, или к Бахраму, или к Мосоху, или к Николаю Антиохийцу.

Я объяснил, что хочу отдохнуть сегодня, но потом добавил, что и Пётр советовал мне побыть сегодня дома. Взял у отца со стола комментарии Филона Александрийского, которые старый грек достал для него, и принялся читать. Часа два я читал, потом искупался в нашем бассейне, потом ещё почитал не без интереса, потом пообедал, потом поспал. Когда проснулся, отец уже был дома. Мы обсудили с ним прочитанное, потом я ещё искупался, – было жарко и какое-то тревожное чувство не покидало меня весь день, и я не ошибся…

Бахрам пришёл ещё до вечерних сумерек и выглядел он растерянно. Мать предложила ему поужинать с нами, но он отказался, сказал что кусок в горло не лезет, – от того, что случилось сегодня во дворе дома на Овчей площади:

– Случилось страшное. Сначала, с утра, все было нормально. Пётр и братья Воанергес, сыны грома, как называл их Иисус, – Иоанн и Иаков, – беседовали во дворе с новообращенными, потом пришли иудеи с дарениями. Каждый говорил подробно, какую часть имущества продал и сколько вносит в общину, – ты сам знаешь, Рем, видел. И хорошо это вообще-то: виден человек как на ладони, ничего не таит, и искренность видна, и все друг о друге все знают. Сегодня тоже так было. Шесть или семь богатых иудеев из Иерусалима, Вифании, из Лидды, из Иоппии продали часть своих земель и скота, небольшую часть в основном, но для общины это заметные деньги.

– Иосия наш так и остался один со своим почином? – спросил я. Бахрам продолжил:

– Никто и не ожидал, что такие ещё будут. Но слушай дальше. И вот, где-то за час до полудня, пришёл иудей сирийский Анания, недавно совсем появившийся в общине со своей женой Сапфирой. Сначала пришёл он, без жены, и положил к ногам Апостолов во дворе плат с деньгами, с золотом, – за имение в Сирии, которое продали они с женой ради Христа, так он сказал. И сказал, что все деньги здесь, что подобно Иосии, – все про него знают, – так и они все продали и все деньги здесь. Пётр же, посмотрев на плат, увидел на нем паука и пальцем показал на него. И я увидел: ну, паук как паук, черный паук.

– Бахрам, – собрался я было прервать его и напомнить о приметах дня, но Бахрам продолжил, в волнении, не слушая меня:

– Но Пётр сказал Анании: "Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажей не в твоей ли власти находилось? Для чего ты солгал? Никто не просил тебя продавать имение и все деньги вносить за него. Но здесь на плату твоем малая часть от проданного. Не мне и не ради меня дарения, а ради Христа. Ты солгал не человекам, а Богу!" И грозен же был Пётр в тот миг! Я стоял рядом, и не по себе мне стало, такая сила шла через него, – воздух дрожал!

Я представил себе Петра в гневе, и кивнул. Бахрам продолжил свой рассказ:

– Все заметили это и тихо стало во дворе общины, и страшно. Анания же, услышав эти слова, взгянул в глаза Петра, зашатался и пал бездыханным!..

Мать, сидевшая с нами за столом, охнула и закрыла рот рукой. Отец и я были изумлены. У нас даже слов не находилось, чтобы что-то сказать. Бахрам, похоже, и сейчас переживал случившееся несколько часов назад. Помолчав, он продолжил.

– Юноши, бывшие во дворе, вынесли тело Анании в дальний двор Иосифа и Пётр распорядился приготовить его к погребению по иудейскому обычаю. Великий страх напал на всех, и на этом прекратили прием дарений, и разошлись все по дворам и комнатам, тихо обсуждая все это. Я же пошёл с Петром, Иоанном и Иаковом и спросил их, что случилось, и почему умер Анания? Велика была его вина и лгал он, верно, не человекам а Богу, но почему он умер? Пётр и Иоанн вместо ответа посмотрели на меня с укоризной и Иоанн сказал другое:

"Тебе, Бахрам, следовало бы самому прежде нас знать это. Если бы ты смотрел в свои календари и таблицы каждый день, и сверял бы приметы дней и знамения со словами людей и их делами, то ни о чем бы нас сейчас не спрашивал…"

И я, – продолжил Бахрам свой рассказ, – – вспомнил сразу, какие дни сегодня по календарям Авесты, и приметы вспомнил, и замолчал, и только удивлялся Апостолам!

Тут Бахрам рассказал нам все, что я вчера рассказал Петру, Иоанну и Андрею. И про утренний гром упомянул, и про белого и черного пауков и ещё сказал, что Анания был одет в желтую накидку, по низу которой были вышиты крестом черные сирийские медведи, – и этот знак, который сегодня был знаком лжи и нечисти, тоже, значит упал на Ананию, сам он это выбрал, будучи в сетях сатаны.

Но и это было ещё не все! – Через три часа после Анании во двор пришла его жена Сапфира, и стала искать мужа. Петр, Иаков и Иоанн вышли к ней во двор, и я вышёл с ними. Сапфира была одета в дорогое сиреневое платье, на шее ее было большое ожерелье, посередине которого, прямо на груди у сердца, висел большой желтый прозрачный камень, а внутри его виднелся… –