Текст книги "Будни лейтенанта Барсукова"

У Соловья

Было полтретьего ночи, когда два алкотоварища распрощались с уютной квартирой Таппа и на крепких молодых ногах вышли на улицу. Добрая половина жителей заполярного городка ещё и не думала ложиться спать, по зажжённым в окнах огням можно было подумать, что времени не больше девяти. На улицах повсеместно мелькали тёмные силуэты подлунных странников по жизни – подводников, перемещавшихся перебежками из одного подъезда в другой. К ним-то и присоединились Бася с ДеМином. Идти было недолго, Соловьёв жил через несколько домов. Минут через десять они уже поднимались на второй этаж, как водится, в абсолютно тёмном подъезде, но держась за наличествующие перила.

Иначе и быть не могло, дверь у ракетчика была открыта, и они переступили порог стандартной двухкомнатной квартиры – в одной комнате жил холостой Андрюха Соловьёв, а в другой – разведённый каплей с его экипажа. Обстановка быта Соло́вы была сродни Басиной, поэтому повторять описание нет смысла – типичная холостяцкая помойка. Соловей только получил отпускные и на радостях забухал. КГС сидел в компании мутных гражданских, и по стадии опьянения было очевидно: вечер там подходил к концу. Пришли, как говорится, к шапочному разбору – хозяин мирно спал за столом, а его гости собирали последние силы для преодоления силы притяжения, чтобы подняться. Где он подобрал эти две сомнительные личности, непонятно, вдобавок в открытой полусобранной сумке сверху валялась куча отпускных денег – больше тысячи рублей.

– Серёга, ведь обчистят нашего брата по пьяни, – первое, что пришло Басе в голову.

– Согласен, капусту лучше забрать, от греха подальше, потом отдадим, – ДеМин поддержал Басю.

При виде вторгшихся без приглашения военных гражданские гости поняли, что вечер подошёл к концу и уходить им придётся немедленно, что и сделали не без помощи внушительных фигур. После чего штурман с минёром попробовали растолкать ракетчика, и это напоминало, как будили Семёна Горбункова из «Бриллиантовой руки». Наконец Соловей приоткрыл замутнённый глаз, показав слабый признак присутствия сознания.

Тогда Бася ему внятно, буквально по слогам произнёс:

– Соло́ва, я забираю у тебя отпускные, оставляю десятку, понял? Записка в портмоне.

Добро́, – только и смог произнести Соловей и опять отключился.

Было ясно, дальнейшие переговоры с этим телом бесполезны. Бася собрал россыпь денежных купюр и написал записку: «Деньги у Баси», затем, сложив вчетверо тетрадный листок, положил его в портмоне. Бесчувственное тело друзьями было аккуратно переложено на кровать.

– Ну что, по домам? – подытожил Бася.

– Да, давай. Пожалуй, вечер окончился достойно, – согласился минёр, – а представь, что было б, если бы мы не зашли.

– Да уж, Соловей полетел бы в отпуск побираться по зёрнышку.

Засим друзья распрощались до утра, жизнь потекла своим чередом.

Через пару дней очень грустный Солова нагрянул к Басе с ответным визитом и заявил с порога:

– Всё, пипец, допился, за три дня спустил все отпускные, на последнее затарился ящиком «Нарзана», и ку-ку – деньги закончились. Одолжи пару сотен, а то в отпуск лететь не на что.

Перед тем как вернуть алкашу изъятые на хранение отпускные и возвратить человека к жизни, Бася прочитал заблудшему очень нравоучительную и нудную лекцию о том, как правильно выбирать собутыльников, а затем, когда увидел в глазах друга полное чистосердечное раскаяние и готовность впредь усугублять исключительно с правильными людьми, произнёс:

– Загляни в портмоне, придурок.

Тот долго ковырялся в отделениях, пока не нашёл заветный тетрадный листок.

Он держал его в руках, всё ещё не понимая, что с ним делать, тогда Бася, теряя терпение, ему бросил:

– Что смотришь? Разверни и читай, осёл!

Ракетчик прочёл фразу из трёх слов несколько раз, когда же пришло осознание написанного, радости его не было предела, нашлась заветная отпускная тысяча – с такой суммой он вновь в полной мере мог себя почувствовать героем-подводником! К тому же впереди маячил новый 1989 год.

Дед Мороз

31 декабря 1988 года. В Москве на Спасской башне куранты пробили двенадцать раз, обозначая полдень. Звук колокола за доли секунды рефреном-эхом добрался до заснеженного, пребывающего во мраке полярной ночи посёлка Гаджиево, изрядно исказившись по мере распространения в пространстве и переродившись в противный рёв сирены воздушной тревоги. В окнах домохозяйств подводников то тут, то там стали загораться огни – подлунные жители пробуждались от спячки. Оставалось совсем немного времени до наступления главного (после седьмого ноября) в Стране Советов всенародного праздника.

Лейтенант Барсуков в костюме Деда Мороза спит в раскладном кресле-кровати: внушительных размеров седовласый старик с длинной, густой и пушистой, как снег, бородой – народный любимец. Красной женской помадой нарумянены нос и щёки; борода на резинке оттянута за подбородок, чтоб не мешала переливу тирольских звуков в носоглотке. Белый овчинный тулуп до пят, снятый с верхнего вахтенного, оставленного мёрзнуть в матросской шинели на посту охраны атомного подводного ракетоносца у трапа на седьмом пирсе, небрежно расстёгнут; два штурманских белых левых валенка стоят рядом на полу, как часовые, охраняя сон сказочного персонажа.

Напротив него сидит милая трёхлетняя девчушка, с раннего утра нарядно одетая в костюм снежинки: белоснежное марлевое платьице, накрахмаленное и украшенное мишурой, праздничные колготки и туфельки, на голове корона, из-под которой торчат две туго заплетённые мамой косички с большими белыми бантами. В её формирующемся сознании происходит странная и мучительная борьба: с одной стороны, она безумно рада, что её спальное место занял любимый сказочный герой, а ей повезло эту ночь проспать в одной постели с родителями, с другой – какой-то червячок сомнения подтачивает уверенность в подлинности персонажа. В привычную картину образа явно не укладывалась чёрная меховая шапка с кокардой, офицерские брюки, синего цвета уставные носки, как у папы, но главное – страшный большой палец левой ноги, вылезший из дырки в носке. Он был розового цвета, что у Деда Мороза не могло быть по определению. «Как палец ноги может быть тёплым у владыки холода и снега?» – внушал ей не по годам взрослые мысли внутренний голос. Именно этот вопрос мешал маленькой девочке оставаться абсолютно счастливой в это радостное утро.

В то же самое время Деду Морозу снился кошмарный сон. Он стоит в каюте замполита (ЗКПЧ) во втором отсеке, и тот ему вещает: «Ну что, Барсуков, могу тебя обрадовать, ты на Новый год у нас назначаешься Дедом Морозом». Бася в ужасе ему кричит: «Сергей Иванович, не-ет, только не-е это, я столько не выпью-ю…» Кошмар продолжается – зловеще смеющееся лицо замполита вплотную приближается к Басиному, непропорционально увеличиваясь в размерах, и при этом жуткие эмоции от сна усиливаются рёвом сирены воздушной тревоги: «Ну нет, Барсуков, когда тебе говорит партия, ответ должен быть всегда положительным. Ты у нас секретарь комсомольской организации? Вот и весели теперь народ до скончания века! Ха-ха-ха». Бессознательно желая избежать продолжения наводящего ужас сновидения, Бася в холодном поту просыпается и одним, слегка приоткрывшимся глазом видит испуганно-удивлённое лицо чудной малышки, склонившейся над ним.

То ли от страха, то ли от радости девочка вскакивает и стремглав бежит вон из комнаты, крича звонким голосом:

– Мама, мама, Дедушка Мороз проснулся, – крик болезненной вибрацией отдаётся у него в голове.

У Баси тяжелейшая за всю его воинскую карьеру алкогольная интоксикация на фоне полной потери физической трудоспособности: головная боль, ломота во всех членах, а главное – сушняк, каждая клетка его организма, за предыдущий вечер методично, рюмка за рюмкой обезвоженная спиртом, требовала любого сорта жидкости, хоть из болота, да плевать, можно даже хуже – мутной воды около пирса, к которому была пришвартована Басина лодка. Он понимал, что ему надо подняться, но тело, пролежавшее в одном положении несколько часов, затекло, суставы закислились. Он рукой безуспешно попытался найти точку опоры, когда в комнату зашли родители девочки – командир электротехнической группы (ЭТГ) БЧ-5 лейтенант Игорь Маркитантов с запотевшей стопкой шила в руке и его жена с тарелкой, на которой собрана аппетитная закусочка.

– Вы с ума сошли? – вырвалось у Баси при виде рюмки. – Нет, только не спирт, – он испытал сильнейший рвотный позыв, чего, как Дед Мороз, не мог себе позволить в присутствии маленького ребёнка, – налейте лучше кефирчика, и побыстрее, если можно.

Мать семейства быстро метнулась на кухню и принесла молочное лекарство в стеклянной бутылке с зелёной крышкой за 28 копеек. Маркел помог Басе приподняться и принять вертикальное положение, усадив на постели дочери.

– Спасибо, добрые люди, – Бася залпом выпил содержимое и, почувствовав некоторое облегчение, прошептал: – Ещё есть? О боже, как мне плохо.

– Мама, а Деду Морозу разве бывает плохо? – любопытная, как все дети, девочка всё-таки хотела докопаться до истины.

– Конечно, доченька, смотри, какой он старенький. Ему плохо от усталости, вчера пришлось много поработать, разнося подарки детям, – как всем родителям, маме очаровашки приходилось врать, чтобы не рассеять детских иллюзий и наивной веры дочери в Деда Мороза, тем самым раньше срока не отняв у ребёнка детства.

Мама забрала у Баси пустую бутылку и принесла полную.

– Огоньки сверкают ярко… – девочка вскочила на стул и начала было декламировать стишок, выученный к празднику, чтобы поскорее отмучиться и получить долгожданный подарок – кухонный набор для кукол, который она так и не дождалась прошедшим вечером.

– Погоди, доченька, дай Деду Морозу прийти в себя, иди поиграй пока в другой комнате, – строго сказал дочери папа, он-то понимал степень Басиных страданий.

Когда девочка вышла, Бася, периодически припадая к бутылке с целебным кефирчиком, спросил:

– Что вчера произошло?

Со слов Маркела, около двух часов ночи только-только супругам удалось сломить сопротивление дочери, упорно дожидавшейся новогоднего подарка, и уложить спать, когда трелью корабельной «Аварийной тревоги» зазвонил звонок в дверь. Бася стоял на пороге и буквально держался из последних сил, цепляясь одной рукой за мичмана Славу Стуканёва, развозившего детского любимца по детям на своих «жигулях» шестой модели, а другой – за стену. Последними осознанными Басиными словами были: «Я ваш любимый Дед Мороз, глядь, и подарки вам, глядь, принёс», – после чего последним усилием воли сказочный персонаж оттянул бороду на резинке и упал прямо Маркелу на руки, благо тот спортсмен – успел подхватить и, взвалив на плечо, отнёс бессознательное тело в детскую, уложить на спальное место ребёнка – к этому времени боевая офицерская жена с порога поняла, чем этот визит закончится, и спешно переложила едва уснувшую дочку в родительскую постель.

– Срамотень-срамотятина! – теперь к ужасному физическому состоянию Баси прибавились муки душевные – каких ещё дел он натворил за прошедший вечер?

Необходимо было начинать срочно реабилитироваться – времени до Нового года оставалось немного, а обойти предстояло ещё пять адресов.

– Дайте мне минутку, и я сделаю всё как надо, не переживайте, я всё исправлю. Где подарок?

– У тебя в мешке, мы уже всё сложили.

– Тогда я готов, запускайте девочку.

В комнату весело вбежала девчушка, которая на радостях скорого получения подарка забыла обо всех своих сомнениях и готова была снова безоговорочно верить в существование волшебного Деда Мороза.

Бася поднялся, натягивая на нужное место бороду:

– Здравствуйте, мои конфетки – папы, мамы и их детки, как вы все живёте?

– Хорошо, – дружно хором ответила семья.

– Был у вас я год назад. Снова видеть всех я рад. Поди, соскучились за мной – Дедом Морозом с бородой?!

– Ещё как соскучились, – от всей души рассмеялись родители и их ребёнок.

– А меня-то вы узнали?

Девочка, хлопая от восторга в маленькие ладошки, во всю мощь закричала:

– Да!

– Кто я? – допытывался Бася, приложив руку к уху и наклонившись к ребёнку, притворяясь глуховатым.

– Дед Мороз! – маленькая девочка крикнула ему прямо в ухо с такой силой, Бася на мгновение подумал: его голова от этих децибелов расколется.

– Вот и славно, – он резко выпрямился, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы отойти от акустического шока, – а теперь расскажи мне стишок, малышка, – Басе надо было сворачивать программу, если он хотел поспеть к другим детишкам; пришлось без дальнейших прелюдий перейти к главной части программы.

Девочка опять залезла на стул и очень громко, кивая в такт головой, старательно отчеканила:

– Огоньки сверкают ярко. Свечи, шарики, подарки. Скоро сказка в дом войдёт, скоро будет Новый год!

– Молодец, хорошая девочка, а вот тебе за это подарок, – и, покопавшись для видимости в мешке, достал оттуда заветный набор для кукол.

Выйдя на улицу, он с жадностью глотнул свежего морозного воздуха. У подъезда его уже поджидал Славик на «шестёрке».

– Как самочувствие, Игорь Васильич, живы?

– Не уверен. Боже, как мне плохо.

– Следующим у нас идёт командир БЧ-4.

– Какой командир БЧ-4? Враг ты и убивец старушечий! Давай к магазину, мне кефир ещё нужен.

В этот день Гаджиево представляло собой город-рекордсмен по количеству Дедов Морозов на один квадратный километр – их перемещалось великое множество, – десятки, если не больше, фантастических детских любимцев, мучившихся от сильного опьянения, страдали, но мужественно продолжали выходить на улицу, чтобы до конца исполнить свой долг – разнести подарки детям.

Бася сидел в машине и пил кефир, когда мимо него на заплетающихся ногах и пошатываясь прошёл очередной Дед Мороз. Смотря на Басю, припавшего с жадностью к кефиру, он понимающе и сочувственно покачал бородой в поддержку сказочного брата, а затем сделал двумя пальцами V, что означало либо «мы продержимся и не сдадимся», либо «осталось ещё два адреса».

– Славик, как вчера всё прошло? Я не сильно опозорился?

– Всё отлично, не переживайте, все довольны, главное – детей командира и старпома первыми поздравили, остальным как-то меньше повезло. Да и ладно.

– Я же предупреждал Сергея Ивановича, что столько не выпью. Сегодня пить больше не буду, а то мне ещё в экипаж возвращаться – Новый год с матросами в казарме отмечать, и тоже в костюме Деда Мороза. Больше никогда в жизни не подпишусь на эту авантюру.

Программа дня ближе к вечеру с большим или меньшим успехом завершилась. Родители, видя состояние Деда Мороза, расстраивались, но не настаивали, когда тот отказывался от угощения шилом, зато закуски у Деда Мороза в тот вечер шли на ура.

Когда Бася выходил с последнего адреса, к нему подошли двое мальчишек – один лет пяти, другой ещё младше: моськи красные, распаренные, все в снегу. Старший ему с лёта прокричал:

– Дедушка Мороз, моему брату надо сопли высморкать, а я не могу, у меня руки замёрзли. Платок у него в кармане.

Бася достал платок, высморкал обоих как следует, руки им потёр, чтобы согреть, положил малышам в карманы шоколадных конфеток.

– Домой идите, пацаны, замёрзли ведь.

Старший радостно возразил:

– Нет, нормально, нам не холодно, мы сейчас ещё с горки прокатимся, тогда и пойдём, спасибо, Дедушка Мороз.

Вот такие гаджиевские дети были в те времена, а наступающий Новый год Басе запомнился навсегда, ибо повторить такое было просто невозможно.

Сказочная Гаджибеевка

Во время оное Гаджиево называлось Мурманск-130, и как говаривал Серёга Козловский (механический офицер БЧ-5 с позывным Козлевич):

– Ибо местечко сие лежит недалече от Мурмашей курсом строго на Полярную вёрст осмидесят или около того и нарече́ся град сей Гаджибеевка.

Гадюкино – реже употреблялось. Очень симпатичное селение мореходов, собранное из хрущёвок, ютящихся друг к другу в живописной низине в окружении ледниковых озёр и скалистых лысых сопок. При въезде на КПП первыми вас «дружелюбно» встречали дежурный офицер с двумя матросами, которые без прописки или командировочного бескомпромиссно ссаживали с транспортного средства и разворачивали восвояси, «счастливчикам» допускалось следовать дальше. Слева на сопке разложился большой длинный пятиэтажный дом «китайская стена», там располагались по-большевистски собранные вместе – почта, телеграф, телефон. Чуть вниз дорога уходила дальше, где разместилась первая автобусная остановка рядом с двухэтажной красного кирпича ВАИ, там же небольшая площадь, с которой служившие в Оленьей Губе, а проживавшие в Гаджиево отправлялись к месту службы в закрытых «Уралах», прозванных благодаря исключительному комфорту – «скотовозами». Далее автобус проезжал до конечной остановки рядом с ДОФом.

Тот, кому удавалось проделать этот путь, полноправно мог причислять себя к элите флота. Гаджиево – это база самых современных и лучших не только в Советском Союзе, но и во всём мире подводных крейсеров. Затерянное среди сопок на берегу глубоко вдающегося в сушу фьорда99
  Губа – рус.


[Закрыть] за полярным кругом, это было единственное место необъятной России, которое позволяло, благодаря умирающему в этих водах тёплому Гольфстриму, круглогодично направлять наши корабли на боевое дежурство в Ледовитый океан и Атлантику.

Именно служба на новейших подводных лодках влекла молодёжь на север. После окончания училища самым престижным местом безоговорочно утвердилось Гаджиево, где базировались стратегические подводные крейсера проекта 667. Не менее престижной считалась Западная Лица, где у пирсов можно было наблюдать многоцелевые лодки проекта 671 – охотники за стратегами противника, а в бухте Нерпичья – уникальные гигантские ракетные катамараны «Акула» проекта 941.

Здесь базировались самые боеспособные корабли, служба на которых била ключом – наплаванность на ракетных лодках в море в год в среднем составляла 150 суток, 72 – отпуск, 20 дней – профотдых сразу после автономки в санатории всем экипажем, 3 недели – обучение в учебном центре в Палдиски, приплюсуйте сюда время у пирса, когда одна смена или весь экипаж в целом сидел на корабле «без схода» по тем или иным причинам, и в результате для жизни на земной тверди оставались крохи. Для подводников, проводивших большую часть своей жизни внутри прочного корпуса, «гражданка» волей-неволей уходила на задний план, но тем дороже ценилась каждая минута, проведённая на берегу.

Шло короткое полярное лето 1989 года.

«Мудрой» державы знаки: на экранах телевизоров знаменитые борцы с коррупцией Гдлян и Иванов принародно выводили на чистую воду всё новые и новые сонмы партоплутократов, добивая веру в чистоту Партии. На страницах самого популярного журнала «Огонёк» с завидной методичностью на головы советских граждан вываливались тонны архивов о политических репрессиях; бывшие диссиденты получили легальную возможность с экранов телевизоров бороться с коммунизмом в качестве нардепов в прямом эфире телешоу I Съезда народных депутатов СССР; бастовали шахтёры, не получавшие несколько месяцев зарплату, стуча касками о мостовую перед Белым домом. Наконец, полностью вышли войска из Афганистана. В Норвежском море у острова Медвежий затонул «Комсомолец», унеся жизни сорока двух братьев-подводников. В центре Тбилиси войска разогнали митинг сапёрными лопатками. Литва и Латвия объявили о суверенитете. Частные лица получили право торговать валютой. Пала 100-километровая Берлинская стена, Польша с Венгрией повернули курс в сторону Запада, а в Румынии убили Чаушеску. На Кавказе заискрили вооружённые конфликты Грузии с Абхазией и Осетией, а у Азербайджана с Арменией – из-за Карабаха.

В стране расцвёл частный бизнес – видеосалоны, платные кафе и туалеты, в Москве тротуары Тверской от самого Кремля и дальше по Ленинградке плотно обступили проститутки, центральные улицы крупных городов превратились в рай для коробейников, а стадионы переквалифицировались в вещевые рынки. И всё это на фоне сногсшибательных и умопомрачительных внешнеполитических успехов Горбачёва и его жены Раисы.

Молодые офицеры и мичмана разделились на два противоположных лагеря, параллельно со службой, уйдя кто в бизнес, а кто в рэкет, а их старпомы, учась в Военно-морской академии, подрабатывали охранниками, таксистами и вышибалами в казино. Братья-ракетчики 1988 года выпуска из ВВМУПП в Ленинграде учиняли бесчинства над финнами, «держа» гостиницу «Советская» на Лермонтовском проспекте.

В это непростое для страны лето 31-я Краснознамённая многоусердная дивизия подводных лодок продолжала жить по старинке. Бася вернулся с отработки бесконечных морских задач, боевая служба по непонятным причинам откладывалась – тогда никто не подозревал, что прошлогодняя автономка для бравого экипажа окажется последней, а их корабль вскоре пойдёт «на иголки». Передохнув недолго на берегу, братья-подводники по-прежнему один за другим уходили на боевые задания в море, откуда возвращались, оставляя в морских глубинах все свои силы, – серо-зелёные, измотанные, но в любой момент готовые вновь вернуться, чтобы продолжить фанатично служить Родине, которой они были больше не нужны.

Пока Господь-Воздаятель губил безумием страну за беззакония да грехи многочисленные, в Гаджибеевке течение времени словно остановилось – Ярило дневное, как и прежде, светило и за горизонт не заходило, ночь за полночь вокруг уставного озера в центре селения, как и десятки лет дотоле, бродили в поисках доппайка шила и разнообразных приключений разгульные компании загулявших служилых, как правило, из числа тех, кто в благих целях отправил зело любимых чад с их матерями на «Большую землю», освободившись на время от пут воздержанности и благонравия. «Холостяки», оставленные без присмотра, отжигали напропалую, как проживали свой последний день на белом свете. Повсюду в домах горел свет, а из окон на улицу неслась музыка всех направлений. Никого не удивляло, что в 3:30 утра отдельным ухарям, обретавшимся в изрядном подпитии, взбредало в голову переплыть озеро во всей невинности первозданного Адамова наряда, в то время как на школьной волейбольной площадке члены дружного экипажа в/ч 70063, едва державшиеся на ногах от выпитого горячительного эликсира, играли в волейбол – сие занятие изрядно прибавляло веселия их сердцам. Угорая от смеха, они со всей дури били мяч, упорно не желавший перелетать через сетку, – жизнелюбцам сим оставалось пару часиков на сон, чтобы успеть к священнодейству в 7:45, творимому на пирсе ежедневно, – подъёму святого военно-морского флага – давней и нерушимой традиции со времён рождения российского императорского флота.

Нормальная тема – Бася с двумя другими гиперборейцами, просидев ночь за работой над шилом, не ведая сна и усталости, побежали через нижний КПП на подъём флага, пронеслись мимо комендатуры с гауптвахтой, затем миновали пост РБ и влетели на пирс – а возле корабля ни единой души, лишь одинокий боец – верхний вахтенный с автоматом. Тогда они предприняли марш-бросок в казарму, огибая бухту. На сопке возвышалось красивое здание штаба флотилии, куда Басе и другим, как он, смертным было попасть всё равно что в Кремль. Группа ночных марафонцев резво минула плавказарму польской постройки, в которой располагался штаб 31-й дивизии. Наконец, родная четырёхэтажная казарма, забежали в экипаж на первом этаже, а встретил их старпом – благороднейший из благородных, но не радостным лаем, а глаголя:

– Ну что, жалкое сборище, совсем допились? Воистину вы в гибельном заблуждении, сейчас вечер, а посему возвращайтесь в храмины свои, покуда до утра полно времени, – сего-то и алкало та братия.

Никогда не забыть холодной, аж зубы сводит, простой воды из крана с привкусом железа. В более поздние времена, когда Бася отдыхал с женой в Карловых Варах, врач прописал им пить воду с колоннады под номером 4 – один в один вода из гаджиевской казармы, только тёплая!

Завалить в гости без приглашения после полуночи – стандарт жизни одичалых.

Бася у себя дома, совсем недавно ушла царица этой ночи, а он прилёг вздремнуть – хоть немного, да спать надо. Вдруг звонок входной двери препротивно начал исполнять «Большой сбор» в аккомпанементе какофонии стуков в дверь кулаками. Время 3:30 утра. Глядь, Валера Тапп со своим штурманом Мишкой Месищевым (ВВМУППаком годом старше) на бровях и в сильном подпитии.

– Почивать изволишь? – адресовался к недовольному и заспанному Басе млад Валера, облокотясь о дверной проём и уперев руку в бок – а мы тут не покладая ног грибы на сопке собирали, да и решили к тебе без приглашения нагрянуть, дабы немедленно их изжарить. Надеюсь, эликсир горячительный наличествует? – оба подводника благородных ржали над каждым словом как ненормальные, держа в руках по небольшому грибочку, у Баси же вид был красноречивее любых слов – форма одежды «трусы – голый торс» (топлес) при иных обстоятельствах показалась бы весьма неблагопристойной и неуместной, но в той ситуации – единственно подходящей.

– Как нельзя кстати, черти лохматые, – в груди его вельми разносило от злости, но он давно научился в подобных ситуациях сердцем не поддаваться порывам гнева, а стараться сохранять у себя покойное всеприятие. – Вы, аспиды, сейчас без корабля сидите, а мне в 7:45 на подъём флага, спать осталось всего ничего!

– Яко же наста наш час, – пастырским голосом возгласил Месищев, обречённый на пьянство с млад Валерой сей ночью, впрочем, как и во все последующие, покуда Ленка у Таппа улетела в Питер рожать. – Штурмана! – на правах старшего со времён ВВМУПП скомандовал Мишка, – отсыпаться на том свете будем, а ныне пока Луна да Солнце светят рядом, а других звёзд на небушке не видать, приказываю – грибы жарить да трапезничать, – Мишка сопровождал словеса сии многозначительным наклоном тела в одну сторону, завлекательно изображая руками процесс разлива алкоголя равновеликим наклоном бутыли в другую сторону – сим неподражаемым языком тела не овладеть и в целый век обучения шкиперским наукам.

Дабы пресечь срам и скоморошество, учинённое штурманами в дверном проёме, и не восстановить против себя глубокоуважаемых соседей по лестничной клетке, пришлось впустить сих необузданных нечестивцев, после чего разбитная компашка отдалась буйному и разгульному веселью – пока дары природы поджаривались, сковородка мистическим образом пару раз слетала с плиты, благополучно приземляясь на пол, чему братия гулящая изрядно удивлялась и веселилась, зато шильцо зело не подвело ни разу, и всё прошло как нельзя здорово. Когда же к утру потеха сия праздная закончилась, время пришло и на службу собираться.

Вот как у подводников подъём военно-морского флага знаменует суточный круговорот жизни – финиш и в сей же час момент старта.