Текст книги "Сумасшедшая площадь"

Так и есть – на тыльной стороне различались полустертые черные перекрещенные шпаги. Это был настоящий саксонский фарфор, причем сработанный еще в 18-том веке. Я знал, что начиная с века двадцатого на верхней части клейма, между кончиками шпаг ставилась точка. Такие сервизы очень ценились у коллекционеров. Я удивился – почему хозяин квартиры оставил его здесь. И решил пить кофе из старинной чашки с фиалкой.

Фарфор был покрыт слоем пыли. Я осторожно, как минер, стал выгружать посуду на стол. Потом так же медленно протер все предметы. Комплект был не полный. Сервиз был рассчитан на двенадцать персон. Мне показалось, что, как и пианино, и статуэтка-подсвечник, фарфор тоже связан с Аленой. Я еще раз набрал ее номер. Но телефон Алены оказался вообще отключен.

Полежав в ванне и послушав целительные для нервов хоралы Орландо Лассо, я все-таки собрался наружу, из квартиры, из дома. Мне надо было купить продуктов.

В павильоне, который приткнулся за углом, четверть пространства занимала веселая говорливая азербайджанка Патимат. У нас сложились приятельские отношения. Он называла меня «молодой, холостой». Я звал ее Патима, упуская конечную «т».

– Вай мэ. Молодой – холостой пришел! Что такой бледный? Вчера водка пей, земля валяйся?

Патимат великолепно говорила на русском. Но использовала такие фразы просто по веселию души.

– Было дело. Посидели на работе.

– Головушка вава?

– Не. Нормально.

Я выбрал мешочек шампиньонов, взял пару перцев – красный и желтый, пару луковиц и полкилограмма яблок.

– Молодой–холостой, жениться-то надумал?

– Нет еще. Хозяйством не обзавелся.

– Э, и не обзаведешься, пока хозяйки не будет. Это я тебе говорю! А Патимат знает, что говорит, Патимат шесть детей родила, и на ноги поставила. Смотри, упустишь время, потом будешь куковать в старости один.

– Доживу ли я до старости, Патима?

– Ты доживешь! – почему-то очень серьезно сказала она.

– Ты не смейся, я вижу людей. Жить будешь долго. Но мучиться будешь. Много думаешь. Живи легче – она улыбнулась и осветила павильон блеском золотых зубов.

Потом я зашел в «Гастроном», помещающийся в углу нашего дома, купил кефир, сметану, сок и минералку. Как и вчера, воздух был промороженный и жесткий. А впереди простиралась большая часть бесполезного воскресенья. Я как-то быстро управился с делами. Наверное, потому, что Мишкин звонок поднял меня в девять часов.

«Вот интересно, – думал я – чем обычно занимаются такие, как я, одинокие люди в возрасте за сорок, когда им совершенно нечего делать? Встречаются с друзьями и пьют пиво или водку? Может, я зря не пошел к Мишке?». Мне представилась невидимая мной никогда подруга Мишкиной жены, и даже на мгновение проснулся вялый интерес. В несколько стоп-кадров я уложил семейные посиделки: чинное знакомство, потом неизбежное «Руслан, проводи Олю, (Таню, Свету, Ир… нет, Ир с меня хватит)». И дальше скованное провожание, или, наоборот, стремительное развитие событий, и пробуждение утром рядом с чужим телом.

– Schlaf, Kindlein, schlaf!

Der Vater hutt die Schaf… – услышал я вчерашнюю колыбельную Алены. Услышал сразу же, как представил пробуждение рядом с телом.

«Может, начать ходить в спортзал?». Нет. Я не любил помещения, пахнущие потом, и заполненные полуголыми мужиками. По той же причине я никогда не понимал удовольствия коллективных походов в баню. Было в этом для меня что-то отталкивающее.

– Ты прям, как баба. – говорил мне на прииске механик Адамыч, – не пьешь, в «штуку» не играешь. Даже в баню ходишь один. Странно все это…

«Странно, если бы я рвался в парную, набитую мужскими телами, и потел бы там часами в плотном окружении волосатых ног и животов», – хотел ответить тогда я. Но Адамыч бы этого не понял. Нравы на прииске были простые и бесхитростные. Для меня главной задачей было поддерживать со всеми ровные отношения. А для этого требовалось немногое – побольше молчать, делать свое дело, и выполнять обещанное.

«Можно ходить в лес», – пришла еще одна идея, и тут я рассмеялся почти вслух. Я совсем недавно вырвался из таких глухих уголков Забайкалья, по сравнению с которыми любой пригородный лес казался мне площадкой для детских игр.

– Так можно и до вечеров знакомств для тех «кому за…» докатиться. И это тоже было смешно. В общем, на душе повеселело.

Дома я занялся грибами. Я потушил их в сметане, с луком и овощами, добавив специй. Но есть особо не хотелось – я осилил лишь половину порции.

«Все же вчера я перебрал с коньяком», – думал я. На прииске был сухой закон, но пили все, пили все, что угодно – от самогона до технического спирта и одеколона. За пьянство рабочих выбрасывали с участков без оплаты отработанного времени. Брали новых. Но процесс остановить было нельзя. Вся страна последние годы судорожно хлебала алкоголь, словно справляла затянувшиеся поминки, или хотела уйти от жестокой реальности. Напротив нашего дома стоял пивной ларек. Там с утра до вечера шумел народ. Бывало, дрались, или наоборот, братались, ржали, и пели песни. Изредка приезжала полиция, народ стихал. Но затем все повторялось. Там был свой круг бытия. Многие доходили до точки гораздо раньше, чем был запрограммировано природой. Я вспомнил Иру, подумал, что и Мишка тоже стал явным любителем выпить по поводу и без. Хотя уж ему-то было грех жаловаться на жизнь. Значит, и Мишку изнутри глодал страх перед настоящим и будущим. Или же он старался заполнить пустоту, которую не могли заполнить работа, мелкий бизнес, жена, дети, и любовница.

Сидя над тарелкой с остывшими грибами, я выстраивал разные схемы заполнения своего бытия.

«Может, купить машину? Зарплата позволяет взять кредит, да и сбережения есть». Нет, машины я тоже не любил. Я замечал, как менялись мои знакомые, заполучив личное средство передвижения. Не говоря уже о массе проблем с ремонтом, техосмотром, гаражом и другими составляющими, они постепенно начинали жить ради куска железа на четырех колесах, будь то свежий дорогой внедорожник или сменившая нескольких хозяев японская малолитражка. Автомобилисты привыкали следить за рынком, реагировать на выпуск новых моделей, они собирались и обсуждали преимущества и недостатки той, или иной марки, сравнивали возможности двигателя, и особенности дизайна. Все это было невероятно скучно. Ведь речь шла об аппаратах, имеющих одну лишь функцию – доставлять тело владельца по назначению. Да и куда мне ездить? Работа была в четырех шагах. Поездки на рыбалку и охоту тоже лежали вне моих интересов. Охоту я ненавидел особо. Мне казалось, что люди с ружьями, выплевывающими несущий смерть огонь, компенсировали свою сексуальную неудовлетворенность. Стволы были фаллическими образами, а выстрелы символизировали оргазм.

«Может, обзавестись дачей?» – продолжал я искать приемлемые варианты спасения себя от пустоты вне рабочего времени. Но жизнью на природе я пресытился. Дача в моем понимании должна была быть местом отдыха и уединения. А этого мне хватало и так. Возится же в земле, потеть на грядках и истово бороться за каждый помидор и огурец мне казалось такой же тратой времени, как возня с автомобилем. Я не понимал восторгов дачников по поводу удавшихся в этом году перцев, и сетований по пропавшей от вредителей малине. Да и запасы были мне ни к чему. В общем, я опять возвращался в исходную точку – мне ничего не хотелось, кроме хорошей музыки и книг. Для этого у меня был ноутбук и интернет.

Наконец, я признался себе честно – все эти внутренние монологи о машинах, дачах, охотах и спортзалах – всего лишь попытка заглушить действительно точащую меня мыль об Алене. Я понял – единственное, что меня интересует, это – где она сейчас? Нет, то не была ревность. Я даже не хотел думать о любви к ней. Тут было нечто другое. То, что произошло вчера, уже точно убедило меня в неотвратимости грядущих событий. Только я не мог представить, каков будет конечный итог.

Я еще раз набрал номер Алены. Нет, она была недоступна. Во всех смыслах. И, запустив на ноутбуке негромко музыку, я уснул под «Эпитафию» King Crimson. Сны мне не явились.

***

Утром снова потеплело. Кажется, небо еще раз решило побаловать город снегопадом. Ветер дул с Юго-востока. В нем были отголоски тепла пустыни. Однажды, в глубоком детстве, такой ветер принес в Читу сперва пыльную бурю, а потом – фантастический снегопад оранжевого цвета. Пустынная пыль смешалась со снегом, и вскоре город стал декорацией к фильму про Марс. Правда, снег тогда стаял быстро – уже через пару часов вниз по улицам к реке текли ручьи оранжевого цвета. Даже местная газета уделила этому явлению несколько строк.

Когда я подходил к «Альпам», тучи уже столпились над центром Читы. Полетели первые снежинки.

Алены на работе не было. Я принялся заполнять сайт новостями и анонсами мероприятий развлекательной империи Гарика. Потом хотел заняться написанием статей об особенностях средиземноморской кухни – у нас готовились тематические дни. И уже надо было планировать новогодние мероприятия. Мелькнул в кабинете менеджер по рекламе, скинул очередные контракты, и исчез. Я сам выторговал для него свободный график работы – сидеть с девяти до шести в кабинете ему не было никакого смысла.

Сразу после него вошел Федорович. Судя по всему, он закончил праздновать только вчера. Федорович был одутловат, красен, и мрачен. Руки он мне не подал.

– Алены не будет несколько дней. Взяла больничный. У тебя как дела?

– Все по плану, без проблем.

– Ну, я не сомневался. Знаешь, – немного подобрел Федорович, – я уже поймал себя на том, что теперь сперва наш сайт читаю. А потом все прочее. Интересно получается.

Федорович помолчал, сглатывая слюну.

– А как тебе наш корпоратив? Ты же первый раз был?

– Отлично. Было весело. Отдохнул от души. Спасибо.

–Тебе спасибо. Лихо вы с Мишкой сбацали. Я, правда, другую музыку люблю. Круг, Розенбаум, Дюмин. Ну, такая чисто мужицкая тема. Но вы нормально так сделали вещь. Может, на Новый Год что-нибудь затеете? Для узкого круга?

– Почему нет? Подумаем.

– Давайте! Если надо гитару – бери. Музыканты предупреждены. Да, и зайди после обеда в бухгалтерию. Там вам проценты начислили от рекламы.

– Спасибо.

Федорович опять помолчал.

– Да, а ты как добрался тогда до дому? Я что-то смотрел, ты пешком пошел вроде?

Я смотрел в монитор, но макушкой ощущал твердый взгляд небольших глазок Федоровича. Казалось, он хочет просверлить мне черепную коробку, что бы узнать правду о позавчерашнем вечере.

– Пешком. Я же человек малопьющий. А тут что-то с Михой поддали. Ну, решил проветриться.

– А, вот так вот? А я вроде потом видел – какая-то машина тебя подобрала?

– Нет. Я ушел сразу через парк на Ленина.

– Ну, ладно. Кстати, ты о нашем разговоре не забыл?

Я понял, какой разговор он имеет в виду.

– Нет.

– А то смотрю, Алена там с вами сидела. Ну, это с одной стороны, правильно. Гарик с женой был. И я тоже.

«А ты-то тут причем?» – подумал я.

– Да, главное-то я и забыл. Нас с Гариком не будет неделю. Мы через пару часов в Китай по делам сваливаем. Мишка за старшего остается. И ты давай, привыкай следить за порядком. Зайди, типа как бы случайно, к АСУшникам, к программистам, посмотри – что б никто не бухал.

– Я попробую. Но из меня начальник-то не очень

– А куда ты денешься? Все. Ты в обойме. Надеюсь.

Последнее слово Федорович выделил особо.

– Привезти чего-нибудь из Китая?

– Нет. Спасибо.

– Ну, давай. Работай. Удачи. Не забудь про премию.

– Счастливой поездки.

Я был уверен, что отсутствие Алены связано с этой поездкой. Наверняка Гарик решил ее взять с собой. Я тут же вспомнил рассказ Федоровича, как он вывез ее оттуда. Неужели, после всего, что было, она спокойно сможет опять пересечь границу? Впрочем, это было не мое дело.

«Нет – оборвал сам себя я – это уже мое дело».

После обеда, получив в бухгалтерии деньги, я специально свернул в коридор, где были кабинеты Гарика и Федоровича. Повод был придуман заранее – я хотел уточнить продолжительность дней средиземноморской кухни.

Но в предбаннике была только Маша. Сейчас она болтала, приложив к уху розовенький телефон. При моем появлении она быстро сказала – «ну все, пока», и уставилась на меня, сдув с глаз челку.

– У себя? – показал я на кабинет Гарика.

– Нет. Все, они теперь только через неделю будут. Только вот уехали.

– Вдвоем?

– Нет, – ответила честная Маша. С водителем.

– Эх. Не успел. Ладно, я ему позвоню.

Мне и правда пришлось набрать номер Гарика, на случай, если Маша доложит ему о моем визите.

– Руслан, я уже в дороге. Давай быстро. Что хотел?

Я уточнил сроки акции.

– Вы там с Аленой сами решите это. Мишку подключи. Посмотрим, как пойдет.

Все. Алена была не с ним. Теперь можно было действовать. Я пошел к Мишке. Тот маялся с похмелья. Когда я открыл дверь, он что-то быстро спрятал под стол.

– А, это ты. Чё пугаешь-то так? Закрой дверь!

Мишка вынул из-под стола бутылку пива.

– Лечусь вот. Ты вчера зря не пришел. Такой пирог был! Я под него «Смирновки» пол-литра скушал. И подружка у Светки оказалась такая…ммм…сам бы не отказался. Да, зря.

– Миха. Нужна помощь.

– Говори. Только быстрее. Я скоро свалю домой.

– Ты за старшего сейчас?

– И чё?

– Можешь адрес Алены пробить? На работу она не пришла, труба отключена. Как бы не вышло чего с ней. Федорович сказал, что она больничном.

– Руся, вот послушай меня, а? Отвали ты от нее. Любая баба, только не она. Ну, наживешь неприятностей. И ей тоже.

– Да дурак ты. Я не за этим совсем. Я тебе сейчас кое-что расскажу. Но ты же не сдашь меня?

– Ты что, за падлу меня, что ли, держишь?

– Короче, после корпоратива мы поехали ко мне.

– Нихера себе!! Ну, я так и знал. Вот почему ты не пришел вчера!

– Да заткнись ты. Ничего не было, вообще ничего. Там другая фигня. Ей надо было мою квартиру глянуть. Кажется, она там жила. Или ее вещи там некоторые как-то оказались. Потом я отрубился – говорил же, что не надо мне было пить. А она по-тихому уехала. Вот и все.

– И чё, не трахались? Отвечаешь?

– Да отвечаю, отвечаю. Ничего не было. Даже не целовались.

– Слушай. Тебе Федорович говорил, что у нее проблемы были с головой? Так что иногда ее всерьез не воспринимай. Она девка умная, даже очень. И в бизнесе фишку рубит. Но бывает, что накатывает на нее. Гарик очень беспокоится.

– Так, тем более, надо съездить и проверить, что там с ней.

– Блин. Ну ладно. Но я тебе ничего не давал и не говорил! Якши?

– Якши!

Иногда мы использовали с Мишкой набор словечек, привезенных мной с армейской службы.

Мишка, допив пиво, и буркнув животом, стал водить мышью по столу.

– Записывай. Шилова, 43, квартира 131.

– Запомнил! Рахмат!

– С тебя коктейль.

– Или!

Не буду говорить, что я с трудом дождался окончания рабочего дня. Нет. Я, как и просил Федорович, посетил два отдела (при этом явно спугнув похмеляющихся программистов и инженеров), дописал статью, выложил на сайт, поработал с почтой. Обновил информацию от клиентов проекта «Еда в Чите». И дождался, пока в углу монитора появятся цифры 18.00.

Я вызвал такси. И выйдя на улицу, заметил, что вовсю валит снег, какого я еще и не видел зимой в Чите. Мы ехали долго, в колонне осторожных машин. Снег вился в свете фар и уличных фонарей. Наконец, мы завернули во двор высотки из красного кирпича.

У дверей подъезда я некоторое время просто стоял – даже хотелось закурить. Но сигареты я с собой не носил. Я не люблю курить на улице. Я набрал номер квартиры на домофоне. Дверь щелкнула замком. Но в динамике была тишина.

Квартира Алены оказалась на тринадцатом этаже.

«И этаж тринадцатый, и в номере квартиры есть такое же число» – машинально отметил я.

Ее дверь – обычная типовая дверь, которые ставят сейчас во всех свежих домах, была приоткрыта. Когда я подошел, она открылась еще шире.

– Пораньше не мог приехать? – не здороваясь, сказала Алена. И опять возникло такое ощущение, что мы живем с ней давно, и сейчас она встречает меня с работы, недовольная тем, что я задержался с мужиками в пивбаре.

– Ты что, ждала, что я приеду? А, Мишка, позвонил?

– Я не ждала. Я знала, что ты приедешь. А телефон у меня с утра отключен. Только Гарику позвонила, сказала насчет проблемных дней. Хотя никаких проблем нет – внезапно она ясно и хорошо улыбнулась. – Проходи!

Зайдя в комнату, я остолбенел. Квартира Алены очень сильно напоминала мою. Казалось, она была уставлена недостающими у меня деталями гарнитура. Тут были два кресла, выполненные в том же стиле, что и мой диван, прикроватная тумбочка, нелепо смотревшаяся сейчас у современного пухлого дивана, этажерка с фигурными стойками, и явно очень старый торшер с изогнутым абажуром. Квартира была спланирована в виде студии – тут же были и кухня, и на столе я увидел точно такую же чашку из саксонского сервиза с фиалкой.

Алена забралась на диван и завернулась в бледно-зеленый пушистый плед.

– Садись.

Кресло было таким же жестковатым, как и диван.

– Знаешь, – сказал я, – что-то не очень похоже на съемную квартиру.

– Потому, что такой мебели там быть не может, – продолжила Алена – Ладно. Я наврала тебе. Это не съемная квартира. Мне ее купили. Гарик купил. Когда я вернулась в Россию. А я думала, ты с порога спросишь меня о здоровье.

– Я уже усвоил, что тебя лучше ни о чем не спрашивать.

– Умный мальчик, – улыбнулась Алена. – Все у меня нормально. Просто…короче, я не захотела ехать в Китай. Я не могу туда ехать. Не могу видеть эти… – она зябко передернулась, и еще сильнее укуталась в плед.

Я пропустил через себя информацию о покупке квартиры. Я был к ней готов.

– А еще у меня в буфете…

– Стоит точно такой же сервиз – опять продолжила Алена, – саксонский, с клеймом в виде двух скрещенных шпаг. Я уже все это видела. Ты забыл? Но ты не ответил мне – почему не пришел раньше?

– Я не был уверен, что ты захочешь меня видеть.

– И все из-за того, что ты позавчера уснул? Тебе было жутко неловко за такой конфуз. Как же – я у тебя в гостях. А ты просто взял, и уснул. Не переживай. Ты и должен был уснуть. Это я сама тебя усыпила.

– Schlaf, Kindlein, schlaf!

Der Vater h;tt die Schaf…

–снова тихонько запела Алена колыбельную, раскачиваясь в такт песни. Одеяло понемногу сползало с нее. Она была похожа сейчас на зеленоглазую тонкую змейку, готовящуюся к броску.

– Вот этой колыбельной я тебя и усыпила. Вечер же должен был как-то завершиться.

– А зачем ты выключила телефон?

–А иначе бы просто позвонил мне. И на этом все закончилось. Ты бы спросил, как я, я бы ответила – нормально. И все. И тебе не надо было бы ехать. Ты заметил, что люди по телефону всегда говорят глупые и ненужные вещи?

Мысленно я с ней согласился.

– Ты спрашивай, спрашивай, сегодня можно.

Алена выглядела совсем иной. В домашней белой кофте и серых трикотажных брючках, с прической – хвостиком, она была уютной и свободной. И даже улыбалась чаще.

– Я не знаю, о чем спрашивать. Главное я уже услышал.

– И это «главное» то, что я не захотела ехать в Китай с Гариком, сказалась больной и ждала тебя? Ну, ведь именно это ты услышал?

– Да!

– По крайней мере, честно. Впрочем, мне врать бесполезно. Я заранее уже знаю, что мне хотят сказать.

– Ты читаешь мысли?

– Я их чувствую. С некоторых пор.

Я понял, о каких «некоторых пор» она говорит.

– Да и ты тоже. Разве нет? Вот сейчас ты все правильно понял – с каких именно пор я умею чувствовать слова. Потому сейчас ты здесь. Тебе не надо ничего объяснять. А то, что надо, расскажу. Но не тут. И не сейчас. Ты голодный? – совершенно неожиданно закончила она фразу. Меня удивили не слова, а интонация.

– Не особо.

– Ну да, ты же мало ешь, и не пьешь. И не любишь пьяных женщин. Зато любишь лежать в ванне. И думаешь – чем бы занять себя, кроме работы, на всю оставшуюся жизнь. И при этом опять же думаешь обо мне.

– С тобой иногда страшно.

– Не бойся. Привыкнешь.

– У меня будет время привыкнуть?

– Ну вот, уже привыкаешь. Так покормить тебя?

Я давно не слышал ни от кого такого вопроса. И молча кивнул. В горле что-то перехватило.

– Эй, мужчина, не надо эмоций. Это всего лишь ужин.

Алена освободилась от пледа, пошла к холодильнику, и по дороге легко провела пальцем по моей щеке. Я не успел отреагировать. Впрочем, а как я мог отреагировать?

– Омлет будешь?

Я вспомнил, что давно не ел яиц.

– Буду.

Алена легко, как балерина, двигалась по кухонному уголку. Ассоциация с балериной появилась не случайно – я видел, как она держит спину и голову. В ее движениях была законченная четкость.

– Да, да. Занималась классическими танцами. На этом воспоминания о заре туманной юности сегодня закончены.

И опять мне оставалось только молчать.

Потом мы сидели за узкой барной стойкой и ели омлет. Алена сварила кофе.

– Спасибо – положил я вилку на тарелку с фиалкой. – Замечательный омлет.

Алена собрала посуду в мойку.

– Я хочу покурить. Ты со мной?

Мы, набросив куртки, вышли в просторную лоджию. Ее стекла были покрыты толстым слоем шершавого льда. Алена распахнула одну створку. Над городскими огнями стояло серое стадо туч. И опять они светилась снизу бледно-розовым. Алена закурила свою душистую сигарету. Я отказался, хотя еще недавно хотел курить. Снег пролетал на расстоянии вытянутой руки. Алена поймала несколько снежинок.

– Как хорошо, – тихо сказала она и слегка прислонилась ко мне. Я обнял ее за плечи, подчинившись бессознательному инстинкту.

– Еще больше привыкаешь, – шепнула Алена. Она не отстранилась от меня, пока не докурила.

– Ну, а теперь пора, – сказала Алена, когда мы вернулись в тепло ее маленькой квартирки.

Я молча пошел в прихожую. И стал собираться.

– Не торопись. Я переоденусь.

– А ты куда?

– Я с тобой. Разве нет?

– Конечно, со мной.

– Слава Богу. Если бы сейчас сказал что-то вроде «Ты уверена?», на этом все бы и закончилось. Но ты не должен был так говорить. Подожди меня в подъезде.

В крашенном зеленой краской подъезде было гулко и пусто. Щелкали и гудели лифты. Народ возвращался домой – к звукам и запахам своих жилищ. Я подумал, что мое жилище сегодня тоже наполниться звуками. Вспомнил – сегодня Алена обошлась без немецкого языка, не считая напетой ей колыбельной. И тут же она вышла. Сегодня вместо шубы на ней был коротенький светлый пуховик, белая шапочка и белые сапожки. Она казалась школьницей – старшеклассницей. Алена несла довольно большую сумку.

– Возьмешь? – протянула она ее мне. У нее остался маленький рюкзачок.

Лифт спустил нас на грешную землю. В лифте мы стояли так же, как в лоджии.

– Вызвать такси? – спросил я.

– Ты что! Пойдем пешком! Ты знаешь, какое это счастье – просто идти по улицам, и не оглядываться.

Я понял – это было напрямую связано с Гариком.

Мы спустились по ступеням подъезда. Рядом стояла низкая черная машина. У нее вспыхнули фары и высветили падающий снег. Мы свернули на улицу.

– Как же я давно просто так не гуляла. Ощущение, будто меня только что выписали из больницы.

И опять я понял, про какую больницу она говорит.

Алена внезапно взяла меня под руку.

– Когда такая погода, хочется просто идти и идти. В никуда.

Снег сделал город умиротворенным. Снег скрипел уютно и нежно. Утром он скрипит совсем по-другому – в его скрипе есть тяжесть длинного дня, и плач ребенка, которого тащат за руку в садик, а он не хочет туда идти.

Впереди нас вспыхнуло пятно фар. Машина, которая стояла у подъезда, оказывается, кралась за нами. Сейчас она остановилась.

– Алена Карловна! – я услышал резкий мужской голос. И вспомнил недавние слова хозяина квартиры: «А за деньгами в эти же числа будет приходить к вам мадам Лизонька. Елизавета Карловна. Дама весьма строгих правил, но умница, и большой души человек».

Алена дернулась и застыла.

– Gott, nicht das! Wie konnte ich nicht denken? – почти крикнула она.

– Алена Карловна! – требовательно сигналил голос сзади. К нам шли двое мужчин в черных куртках. В голосе того, кто позвал Алену, были нотки бывшего судебного пристава.

Мужчины подошли к нам. Алена выпустила мою руку.

– Алена Карловна! – еще раз жестко повторил тот, что был пониже ростом. Он был коротко стрижен. На узком лице были вырезаны два глубоко посаженых темных глаза.

– Я вам настоятельно рекомендую прекратить прогулку, и вернуться домой. Поверьте. Это ради вашего здоровья. Давайте не будет доводить дело до конфликта. Вы сами все прекрасно понимаете.

– Алена Карловна пойдет туда, куда сама посчитает нужным. Это только ее право, и ее поступок. Всего доброго.

– Слышь, ты, – включился второй, и его интонации были мне хорошо знакомы мне еще по девяностым годам. – Тебя тут вообще нет. Уже нет. Ты понял? У тебя вообще ничего больше нет. В первую очередь – работы.

– Kommt zum Teufel, Ihr freaks! – закричала Алена. Я не думал, что она может так кричать.

– Тише, тише, Алена Карловна. Вы же знаете, что сейчас будет? У вас, судя по всему, очередное обострение. Вы опять путаете языки. Мы просто обязаны доставить вас в … сами знаете, куда. А вы, – обратился он ко мне, – лучше уйдите сами. Вы видите – девушка не в себе. Ей нужна медицинская помощь. У нас на руках есть все документы.

– Эта девушка, – я уже понял, что и как надо делать, – моя будущая жена. На этой неделе мы оформим наши отношения. И любая попытка применить силу, или лишить ее свободы, будет расценивать как преступление.

– Ты кого барагозишь, э, пассажир, – опять заработал второй. – Пойдем, я тебе разжую все чисто словами.

– Алена Карловна! Холодно. Давайте уже решfть – или вы идете домой, или мы едем туда, где вы уже были. Я не буду даже считать до трех.

Пока он все это говорил, я набрал телефон службы спасения, и четко, на громкой связи, произнес в трубку: – Нападение и попытка похищения человека. Нападающих две. Есть угроза жизни и здоровью.

– Урод. Сука! Ты еще сам не понял, что сделал – потерял выдержку первый.

– Все нормально ребята! Вы можете работать на кого угодно. Но, кроме вашего хозяина, в городе есть и другие люди.

Я шел на откровенный блеф. У меня, кроме Мишки, не было больше никаких знакомых. Но это был единственный выход. И возникшая на отчаянии бессилия уверенность сделала свое дело.

– Валим! – распорядился первый. Пусть сам с ней разбирается, – он не сказал при мне, кто именно.

Машина провизжала по снегу задними колесами и вылетела на проезжую часть, подрезав маршрутную Газель.

Алена внезапно крепко-крепко обняла меня.

– Я же говорила вчера, что это ты! Теперь ты знаешь все. От и до.

– Я и раньше это знал. Но как теперь ты…

– Все. Не говори ничего.

– Подожди. Надо срочно вызов полиции отменить. Сейчас нам только протоколов не хватало.

Я опять набрал службу спасения. Пришлось долго объяснять, что нападавшие скрылись после первого звонка.

– Вы номер машины запомнили? Марку? – расспрашивала дежурная.

– Нет. Все очень быстро было.

– Заявление не будете писать?

– Нет.

– Хорошо. Назовите вашу фамилию, имя, отчество и адрес проживания.

Я назвал.

Дальше мы какое-то время шли молча.

– Ты понял, что произошло? – спросила Алена. Она опять крепко держала меня под руку.

– Давно все понял.

– Нет. Ты не понял. Ты назвал меня своей женой. Это стресс? Или тактика?

– Это правда.

– Ты понял, куда ты ввязался? Ведь только сейчас все и начнется.

Подтверждая ее слова, в кармане моей куртки глухо зазвучал телефон.

– Не бери! – вцепилась в меня Алена уже обеими руками.

– Почему? Глупо прятаться. Мы ничего не украли.

– Украли! Ты украл.

– Признаю свою вину. Меру. Степень. Глубину.

Я был бешено-веселым. Внутри рос азарт обреченного.

Это был Федорович. Он звучал, как туркменский волкодав.

– В общем, Руслан, ты ничего не понял, и не усвоил. Больше того, ты обманул. Ладно – меня. Но ты сам знаешь, кого еще. У тебя есть один шанс все исправить. Верни Алену домой. А сам сваливай из города. Завтра же. Ночь на сборы. Зато у нее не будет проблем.

– Федорович! Помнишь, я говорил тебе, что Алена не вещь. Когда ты просил не трогать ее руками. Помнишь, или нет?

– Да помню, помню! Что ты хочешь сказать?

– То, что сказал. Она не вещь. Ее нельзя забрать или вернуть.

– Ну, все. Мне больше нечего тебе сказать. Ты сам все решил. А жаль. Да, на работу с завтрашнего дня оба можете не выходить. Впрочем, у Алены завтра начнется другая жизнь. Игорь Васильевич в бешенстве. Он очень беспокоится о ее здоровье.

– Ну, так пусть побеспокоится о здоровье жены, например.

– Урод! Ты понимаешь, с кем говоришь?

Я сбросил звонок. Федорович звонил еще три раза. И, наконец, отстал. Его сменил, видимо поднятый по тревоге, Мишка. Ему я не мог не ответить.

– Руся, ты как сука поступаешь, – говорил явно пьяный Мишка, – ну на хера же так делать? Я же тебя привел, как человека, а ты… На хера?

– Мишка. Я сделаю все, что бы всем было понятно – ты не при делах. В любом случае ты за меня не отвечаешь.

– Да какого хрена! Федорович щас орал, что если я не разрулю этот рамс, то тоже с работой шиздец. А у меня трое детей. И кредиты.

– Миха. А ты бы продал любимого человека за кредиты, или за работу?

– Хрена ли ты сравниваешь? Тебе побаловаться, а мне разгребать. Эта Алена, она же убитая на всю башку.

– Рот закрой. Не истери. И слушай. Я все разрулю сам. Но про Алену лучше молчи.

Видимо, что-то услышал в моем голосе Миха такое, что замолчал. И только спросил: – Так у вас что, все так серьезно?

– Брат. Ты даже не представляешь, насколько. Прости.

– Ладно. Это ты прости.

Все-таки он по-прежнему был тем же самым Мишкой. И сейчас, будь он с нами, полез бы в драку с теми, из машины. Я его очень хорошо знал.

– Дурдом, – выдохнул я.

Алена замотала головой.

– Сумасшедшая площадь.

– Да. Сумасшедшая площадь.

Мы шли домой – теперь уже к нам домой. Снег заметал за нами следы, что бы на нем отпечатывались следы уже других людей. Мы уходили от нашего прошлого. От самих себя – прошлых. От границ круга обреченности. Я вел Алену по белому городу, как по нарядному дворцу. Мы и представить не могли, какой путь нас ждет. Но мы шли, шли, шли…

Глава IX

***

Время. Единственный бог, официально признанный наукой. Время не имеет материального воплощения. Но оно имеет власть над любой материей. Никакое вымышленное и персонифицированное людьми верховное существо не имеет такой власти, как время. И бог этот самый безжалостный. И бесстрастный.

Сейчас я сидел на темной кухне, курил, и размышлял о том, как время трех прошедших месяцев спрессовалось для меня в плотное пространство событий и лиц. Так уплотняется материя после взрыва и смерти гигантской звезды. И на этом месте образуется черная дыра. Говорят, что через нее можно попасть в иные миры, с другими законами природы и бытия. Близость черной дыры чувствовалась за окном. Она ощущалась в громком тиканье старого будильника. Любое приспособление для измерения времени, вернее, для отсчета твоего личного пребывания в нем, будь то деревянные ходики с кукушкой, или цифры на экране смартфона – это и иконы безжалостного бога, и его слуги, управляющие всеми процессами в этом мире. Старый будильник сейчас отсчитывал отведенное нам время тишины. И с каждым звуком его оставалось все меньше и меньше. За это время мне надо было решить простую и практическую задачу – выжить.