Текст книги "И дым отечества… Рассказы"

XI

Расположенный на обширнейшей территории парк включал в себя фрагменты флоры и фауны самых экзотических уголков мира. Заплатив за вход и пройдя за ограду, мы стали ждать автобусик местной линии. Впоследствии мы, как и многие другие посетители, заезжали в «Сафари» прямо на своем автомобиле, но в первый раз я, памятуя о своем таланте в ориентировании на местности, решил не блуждать среди диких зверей, а положиться на экскурсовода.

Среди высоких деревьев бродили страусы весьма внушительного вида. Но вот подошел автобусик мы уселись возле окон и по дорожке поехали вглубь парка. С обеих сторон дороги простиралась «саванна». На больших прудах плавали стаи незнакомых птиц, по берегам стояли цапли и фламинго. Стада зебр паслись рядом с валявшимися в желтой траве или пасущимися носорогами. Один из этих громадин с рогом, облепленным засохшим илом, в котором он рылся, не обращая внимания на нашу машину, пересек не спеша нам дорогу и стал расталкивать другого носорога, развалившегося у обочины. Водитель поддал газу, пока гиганты, резвясь, не помяли машину. Страусы выходили на дорогу парами, один закрывал на проезд стоя спиной к автобусу и растопырив крылья, а другой в это время просовывал голову в окно, выпрашивая лакомство. Стада всевозможных антилоп и буйволов носились вдали, нимало не беспокоясь о проезжающих мимо туристах. Бегемоты, фыркая, валялись в лужах, а по их широким спинам гуляли маленькие длинноклювые птички. Козлы с лихо закрученными рогами штурмовали искусственную гору из каменных глыб. Сыну, скучавшему по своим любимцам из зоопарка в нашем родном городе в России, мы объяснили, что все наши зверушки приехали сюда вслед за нами и живут теперь здесь на воле, поэтому они такие большие и удивительные.

Но вот мы въехали под сень деревьев, автобус остановился. Дальше были клетки и вольеры. Мы взяли на прокат электромобильчик и поехали по дорожкам, используя карту – указатель, купленную тут же. Волки, лисы, верблюды, кенгуру, жирафы, слоны медведи, тигры, ламы, тапиры, огромное количество обезьян. От самых маленьких лемуров с длинными полосатыми хвостами до семейств огромных горилл и орангутанов, резвящихся на холмах с домиками, отделенные от посетителей бетонным рвом и маленьким заборчиком. При виде людей звери, как правило, старались выклянчить что-нибудь вкусненькое. Особенно нам понравилась семья покрытых длиной рыже шерстью орангутанов совершенно как люди, выстроившихся на задних лапах по росту на краю рва – папа, мама, и трое малышей. И благородный отец семейства жестом небезызвестного вождя протягивал вперед руку за гостинцем.

Уставшие от впечатлений, мы разыскали кафе на берегу озера и перекусили дарами Макдоналдса, глядя на огромных пеликанов, которые разогнавшись по берегу, устремлялись в воду и продолжали бежать по ней, хлопая перламутровыми крыльями и поднимая тучи брызг почти до противоположного берега. Где они все-таки тяжело взлетали и, сделав круг над озером, плюхались на воду в месте своего старта. Высоко в небе, как в России ласточки, кружили аисты. Сынишка задремал, уставший и довольный.

Потом был городок аттракционов и вольеры со всевозможными попугаями от маленьких волнистых до больших какаду и ара, орлами, ибисами и даже пингвином, говорившим: «пап-пап». Деревянный мостик через болото, полное толстых, ленивых на вид крокодилов и бассейн с большими рыбами и черепахами. На детской площадке были крошки пони, гуси, куры и удивительные четырехрогие козы. В заключении программы на выезде из парка распахнулись створки дистанционно управляемых высоких ворот и мы въехали в царство львов. Лениво развалившись в траве с львицами и львятами, сонно щуря глаза, блаженствовали сытые Цари зверей, вяло дергая кисточками хвостов и провожая взглядом торопливо проезжающие мимо них автомобили. Нащелкав уйму фотографий, мы вернулись домой, но впоследствии еще много раз, улучшив свободный денек, приезжали в этот чудесный уголок звериного Рая.

Разыскав как-то визитную карточку Ави (маклера, который обещал подыскать мне работу), я перезвонил ему и получил от него адрес его друга, который занимался озвучиванием и освещением эстрадных шоу. Его фирма была расположена в Бней-Браке – городе ортодоксальных священнослужителей, который я уже проезжал во время забастовки мусорщиков. Приехав и разыскав нужный мне адрес, я узнал, что шефа пока нет и в ожидании его прибытия познакомился с выходцем из России Володей, который работал на этой фирме мастером по ремонту аппаратуры. Он рассказал, Ж что фирма владеет огромным количеством звуковой и световой аппаратуры почти не ограниченной мощности, для озвучивания стадионов, эстрадных площадок, театров и т. д. Эту аппаратуру приезжие группы и ансамбли берут в аренду во время гастролей, предпочитая путешествовать налегке. Поэтому постоянно приходится содержать все прожектора. сканеры, усилители и колонки в постоянной боевой готовности. Тут приехал шеф. Володя подвизался в переводчики. Как выяснилось сейчас был не сезон концертов, в ближайшее время их не ожидалось, и мне предложили пока практиковаться в языке, обещая позвонить если понадобится звукооператор или осветитель.

Через несколько месяцев я имел возможность действительно убедиться насколько любят здесь приезжих гастролеров. Перед концертом очередной американской популярной рок группы в толпе, ломящейся на стадион, из-за не вовремя открытых ворот образовалась давка в которой погибло несколько молодых девушек и парней. Был объявлен траур и концерт, кстати, отменили.

Следующей моей попыткой заявить о себе стала поездка в Тель Авив в редакцию русскоязычной газеты «Вести», адрес которой дал мне мой бывший земляк Шапиро Геннадий. Там по его словам была детская страничка «Окна» которую вел некто Ян Топоровский.

«Вези ему свои книжки детских стихов он поможет их распечатать», – сказал Гена, суя мне в руку записку с адресом.

Разыскав редакцию, я через секретаря нашел нужную дверь, постучал и вошел.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте!

Передо мной за столом в небольшой комнате сидел крупный мужчина среднего возраста и что-то быстро писал в блокнот.

– Простите, что отвлекаю, сказал я.

– Ничего, ничего, -доброжелательно улыбнулся Ян, -вы по какому вопросу?

– Я принес кое что из своих детских стихов и сказок на пробу, смущенно пролепетав, я стал выкладывать перед ним на стол свои рукописи.

– А да, да, – улыбка Яна несколько поблекла, – а вы, собственно, кто будете?

Я представился и полез в карман за запиской.

– Вот! Мне посоветовал к вам обратиться Шапиро…

– Да что же вы сразу не сказали, – Ян буквально вспыхнул улыбкой на 1000 ватт, – садитесь, садитесь, чудесно, что пришли! Как он там? Как дочка?

Я несколько опешил, пытаясь поймать нить беседы:

– Простите, чья дочка?

– Да Шапиро! Хорошая девочка, у нее скоро день рождения. Надо будет непременно поздравить.

– Позвольте, позвольте, – недоуменно перебил я. – Какая дочка, откуда? Да он ведь даже не женат!

Ян уставился на меня, мгновенно погасив улыбку. – Вы о ком говорите?

– О Шапиро, о Геннадии, – сказал я.

– Так, так, так…

Было видно, что мой собеседник почувствовал легкое недоумение.– А откуда он меня знает?

– Он нашел ваши координаты среди адресов отделов газеты «Вести» и дал мне.

Хозяин комнаты на мгновение уставился на меня и тут же засуетился.

– Вы знаете, у меня сейчас совещание. Я очень спешу, оставьте ваши записи у секретаря, я попозже с ними познакомлюсь.

– Да ведь стишки совсем коротенькие, – попытался я привлечь к себе ускользающее внимание собеседника, – а ехать мне сюда далековато…

– А вы звоните, звоните по телефону, – он вскочил из-за стола, сунул мне в руку визитку и выбежав за дверь, смешался с суетливой толпой в коридоре.

Я смущенно побрел к секретарю, где и оставил свои вирши, приложив к ним на всякий случай свой адрес и номер телефона. На протяжении месяца я раз пять звонил в редакцию, пытаясь узнать судьбу своих стихов, но каждый раз Ян, извиняясь, отвечал что ему пока некогда, но в ближайшее время он обязательно выберет минутку и ознакомится с моими произведениями…

Когда я рассказывал эту историю Гене, он, смеясь заметил:– Жаль, что у меня нет дочки! Видимо здесь никому не нужны детские стихи на русском языке. Дети должны как можно быстрее овладевать ивритом, а не забивать себе голову русским.

Я только горько пожалел, что стихи переводить с языка на язык не так легко, как прозу, а моих познаний в иврите, хоть он мелодичный и легко рифмуется только и хватает на короткие четверостишия, да и те друзья критикуют: смысл ясен, но фразы построены не правильно, так не говорят! Ты строишь предложения через чур по-русски. Надо мыслить на иврите, чтобы писать на нем стихи. И опять припевом, как похоронный звон: – Учи язык!

Господи! На старости-то лет, вот уж не думал, что язык является для человека в жизни самое главное, а вот поди ж ты! Я постоянно ощущал дискомфорт от отсутствия русской ноосферы, что ли. Непонятно о чем разговаривающие в автобусах, в магазинах и на улицах люди. Невозможность уследить за сюжетом фильма по телевизору или за диктором радио, о газетах я вообще молчу. Частично этот вакуум общения возмещали русскоязычные газеты, книжки на русском, покупаемые мной втридорога по сравнению с их стоимостью дома и кабельное телевидение с программами 1-го и 2-го российских каналов.

Так или иначе, но ощущение эйфории от первых недель пребывания в новой стране начало постепенно развеиваться, уступая место ностальгии по дому. Все чаще во сне я оказывался в своей квартире или среди знакомых и друзей в родном городе. Просыпался я с ощущением потери и с каким-то тяжелым чувством безысходности. Похожее происходило и с женой. Все чаще в нашем разговоре стали мелькать фразы: «У нас в России…", «Там дома…» Подливала масла в огонь и теща, чуть ли не ежедневно звонившая по телефону и обливавшаяся слезами: «Возвращайтесь! И квартиру найдем и за ребенком присмотрим только приезжайте домой!» Сын, наслушавшись наших разговоров, тоже начал канючить: «Хочу домой, в Россию, в наш парк к нашим зверушкам!»

XII

Устроиться на нормальную работу не владея языком, без связей, не обладая востребованной специальностью: программист, наладчик ЧПУ, помощник дантиста, сварщик СО2 и т. д. было практически невозможно, разве что грузчиком или разнорабочим по укладке дорог. Даже на работу дворником без блата не устроиться. Тут дозвонился радиотехник Володя и предложил шабашку. Нужно было озвучить в одном кибуце «Бар Мицву» – Праздник совершеннолетия. Аппаратура у них была своя и после нескольких репетиций с самодеятельностью – праздник состоялся. Я взял с собой жену и сына. На огромной поляне и среди деревьев стояли накрытые столы. На эстраде шел концерт, подготовленный силами именинников. Все было очень трогательно и по домашнему тепло. Чувствовалось, что все здесь хорошие друзья и соседи. На минуту мы тоже почувствовали себя членами большой доброй семьи. Но, к сожалению, по возрасту я уже не годился в кибуцники, да и общественный образ жизни меня не очень прельщал. Живя в кибуце человек получал жилье и питание, на выходные ему выдавалась определенная сумма карманных денег. Иметь свою машину не разрешалось, можно было пользоваться автомобилями общины, если они на тот момент были свободны. Да и сельскохозяйственная деятельность меня не притягивала, а кибуц этот выращивал пшеницу и вел молочное хозяйство. Хотя существовали и промышленные кибуцы. Только прожив кажется 10 лет, можно было покинуть общину с вообщем-то небольшой суммой денег, заработанных за это время. Так что, помечтав немного, мы простились с нашими новыми друзьями, сели в автомобиль и уехали в ночь.

Примерно на середине пути на загородной автостраде меня впервые за все время остановил полицейский, дежуривший с армейским патрулем. Надо сказать, что в Израиле, слава Богу, нет ГИБДД и только девушки в форме на скутерах выписывают штрафы за неправильную парковку. Правами на вождение занимается дорожное управление не имеющее к полиции никакого отношения. Остановивший нас полицейский потребовал документы, обошел вокруг машины, пнул ногой колеса, проверяя подшипники и стал что-то писать на листке бумаги. Солдатик из патруля, знающий немного русский язык перевел, что мне выписали «Дох», запрос по поводу прав на вождение, так как предъявленные мною российские права, вызвали недоумение полицейского. Мои израильские оставались дома, а ездил я с русскими, которыми мог официально пользоваться в течении трех месяцев до получения местных.

– Так это штраф? – спросил я у солдата, – Нет, только предложение объясниться. Если вы в течении недели не ответите на этот запрос о наличии у вас прав, то будете вызваны в суд.

– Ничего себе! – удивился я, – а что в суде?

– Вам могут присудить 30 дней тюрьмы или грязных работ.

Я был крайне удивлен.

– Вот тебе бабушка и юрьев день! Да наши гайцы просто отцы родные, штрафуют да и все, а тут тюрьма!

На следующий день я развил бурную деятельность. С помощью дочки хозяина нашей квартиры свободно владеющей языком, написали на иврите объяснительную, приложили ксерокопию моих израильских прав и поехали в полицейское управление ближайшего города Квар-Саба. Начальник полиции выслушал меня, посмотрел запрос и сказал: – Это полицейский не из нашего участка, а из палестинского города Шхема (Наблус).

– Вот тебе и раз! Так что же теперь ехать туда?

– Зачем? Пошлите ответ по почте! – успокоил меня начальник.

Что я и сделал. Так как инцидент не имел продолжения, я посчитал, что мои объяснения приняли к сведению.

XIII

В нашем поселке находилось небольшое предприятие по разработке электронных проектов, хозяином которого был сын российских переселенцев – Славик. Я как-то обращался к нему со своими техническими идеями объемного телевидения, аппарата возвращающего зрение слепым, освещение автодорог, используя энергию проезжающих автомобилей и т. д. Ответ был стандартным: – В Израиле все есть, а чего нет, то и не нужно. Да и фирма маленькая не потянет наукоемкие разработки. И вот я получил предложение работы по проектированию и настройке блоков управления сигнализацией для автомобилей и охраняемых объектов. Работа была во вторую смену, так что придя из Ульпана домой я сразу же бежал в свою новую лабораторию. Особых навыков от меня работа не требовала, но в связи с недостаточным знанием языка, отвлекать соседей для прочтения технической документации не рекомендовалось.

– Читай технические требования в свободное время, – говорили мне.

– Так они же на иврите!

И сакраментальное: – Учи язык!

Проработав немного на автосигнализации, я перешел в лабораторию испытания плат для сотовых телефонов. Работа была интересной и я часто задерживался допоздна. Оплата в отличие от стенда сигнализации, где платили по минимуму – 2000 шекелей в месяц, была сдельной и можно было неплохо заработать. Жена начала ворчать:

– Сижу целый день и весь вечер одна с ребенком, на холмы любуюсь. Стоило ехать за тридевять земель, чтобы куковать в глухомани!

Я старался как мог скрасить ее досуг, гулял с ребенком, ходили семьей в гости к новым и старым друзьям. Но поскольку здесь не принято делиться наболевшим, выворачивая душу, как в русских компаниях, беседы были однообразны и прохладны. Считалось, если у тебя проблемы и ты не можешь с ними справиться, значит ты ни на что не годен или невезуч, а это заразительно. Поэтому на любые вопросы о жизни следовало отвечать, что все в порядке, все хорошо. А плачущие в жилетку идут к психоаналитикам, где их выслушивают за немалые деньги.

Пригласив как-то знакомых в гости, жена накрыла обильный стол, как привыкла это делать в России. Материально мы себя не особенно ограничивали, так как у нас был некоторый запас денег, привезенный с собой после продажи нашей квартиры. На столе были холодные закуски, горячие блюда, пиво, шампанское, фрукты и торт. Наши гости удивились по какому случаю такой праздничный пир, ведь так можно в два счета вылететь в трубу! Все вокруг старались жить очень экономно, чтобы иметь возможность откладывать каждый шекель на погашение кредитов, на обучение детей, на медицинскую страховку, на отпуск и т. д.

Мы посчитали, что если жить на том уровне, как мы жили в России (кстати, не особенно шикуя), наши затраты превысят в месяц две моих здешних зарплаты. Жене, к сожалению, кроме уборки квартир никакой работы не предлагали. Было обидно, что местные восемнадцатилетние детки получали зарплату больше моей за похожую работу. На мои просьбы о повышении был один ответ:

– Потихоньку, потихоньку! Поработаешь год другой, а там видно будет.

Приближался срок продления аренды квартиры. Но так как жена хотела переехать куда-нибудь «поближе к жизни», стали потихоньку подыскивать жилье в соседних городках. Моего знания языка теперь хватало, чтобы не прибегать к услугам риелторов, а пользоваться объявлениями в газетах и телефоном. Проезжая через понравившиеся нам городки, мы присматривались к объявлениям о сдаче квартир, вывешенным на стенах домов. Но узнав, что мы из России, многие хозяева отказывали нам, несмотря на мои уверения заплатить наличными и сразу, на том основании, что «русские» неаккуратно обращаются с чужой собственность и потом не вовремя платят.

Да, здесь мы были «русскими», хотя этого почти не ощущалось, но даже и те, кто прожил по двадцать лет, все равно оставались эмигрантами. На девушках это отражалось не так заметно. Их охотно брали замуж, в школах они легко вливались в коллектив, а вот ребята группировались на приезжих и местных «сабра» или «кан наладети» – здесь рожденных. Только приехав в Израиль мы узнали, что «ирида» – эмиграция намного превышает «алию» прибывающих на постоянное место жительства репатриантов. Многие отправляли своих детей учиться в Америку, Англию, Францию, а богатые предприниматели, которым принадлежали в Израиле банки, заводы, гостиницы, дома, вообще зачастую жили за границей и только выделяли деньги на программу Репатриации для приманивания дешевой рабсилы. Приезжим выделялась сумма которой хватало на год, а дальше каждый крутился сам как мог, платя аренду за жилье принадлежащее заграничным миллионерам, работая на их предприятиях, беря кредиты в их банках и покупая продукты в их супермаркетах.

Израиль для России оказался страной, в которую относительно не сложно было выехать на постоянное жительство, чем многие, даже не будучи евреями, воспользовались. В связи с тем, что из России приехало много криминальных элементов с «грязными» деньгами, которые они интенсивно принялись «отмывать» пробираясь даже в политические структуры, в газетах развернулась целая кампания, формирующая у обывателей мнение, что из России приезжают бандиты, наркоманы и проститутки.

Первое время, встречая на улицах негров, китайцев и представителей всевозможных народов, я был удивлен, что это не туристы, а граждане Израиля – евреи. Оказывается евреи – это не национальность, как считается в России, а религиозная принадлежность. Христиане, какого бы толка они не были. все равно остаются поляками, французами, русскими, англичанами и т. д. сохраняя свою национальную принадлежность. Но и англичанин, и эфиоп, и русский, и араб, и поляк если они ходят в синагогу и соблюдают законы Торы, становятся евреями, переставая быть представителями своих национальностей.

Используя эту возможность, в первые годы образования Государства Израиль сюда переселилась многочисленная марокканская община, которая и стала, на мой взгляд, ведущей этнической группой современного Израиля, придавая ему арабский колорит Поэтому мое представление об Израиле, как о теплой еврейской семье европейского типа «ашкенази» развеялось в прах. В этом буржуазном государстве со смешанными элементами американо – азиатской культуры каждый был сам по себе, а я – чужой.

От своих знакомых мы узнали, что недалеко от нашего поселка на бывших палестинских территориях есть израильское поселения с недостроенными или брошенными домами – Неве Менахем. Государство, проводя программу «Мир на Землю» сократило ассигнования на строительство домов для прибывающих репатриантов на захваченных территориях. Многие бывшие русские занимали брошенные дома, обустраивали их и жили.

Мы поехали посмотреть что и как. К нашему удивлению все дома оказались занятыми. Даже на недостроенных двухэтажных коттеджах висели таблички «Семья такая-то». Разыскивая свободную квартиру, мы разговорились с местными жителями. Оказывается здесь живут и местные «сабры», многие из которых, имея квартиры в городах «на всякий случай» застолбили жилье и здесь, чтобы потом сдавать его в наем приезжим. Воду и электроэнергию подключили самовольно, за что идет «война» с управлением соседнего городка. Люди, проживающие здесь, как правило пенсионеры или безработные, живущие на пособие, постоянно отстаивают отстаивают захваченное жилье от административных комиссий по выселению. Рассказывали даже о случае самоубийства местного израильтянина, который при попытке полиции взломать двери подорвал себя баллоном с газом. Нам показали одну из пока еще не занятых квартир, в которой не было ни окон, ни дверей, ни сантехники. По самым скромным подсчетам, чтобы привести ее в жилой вид потребовалась бы не одна тысяча шекелей, которые в случае выселения были бы потеряны в пустую. Но мы все таки тоже написали табличку с фамилией своей семьи, так, на всякий случай.

В Неве Менахем мы приезжали несколько раз проведать «свою» квартиру и как-то даже застали американских корреспондентов, берущих интервью у местных старожил об их постоянной борьбе за жилье. Из газет становилось ясным, что обстановка на территориях накаляется. Студенты блокировали шоссе, не пропуская арабские машины. Израильская полиция вместе с армейскими частями скоро должна была покинуть эти городки, оставив их под юрисдикцию палестинцев. И мы решили не связываться с поселением в Неве Менахем, головной боли и так хватало, надо было ехать в Тель-Авив, оформлять в Российском Консульстве гражданство, иначе потом для поездки в Россию понадобилась бы виза.

В свой первый приезд в Консульство я был поражен очередью, выстроившейся в ожидании приема. Люди записывались с ночи, так как офис работал через день до 12 часов и принимали лишь 29 человек. Желающих подтвердить российское гражданство было так много потому, что уехав в свое время по туристическим путевкам многие стали невозвращенцами и теперь, подав заявление на гражданство, пытались восстановиться в правах. Следующую попытку попасть на прием в Консульство мы сделали всей семьей, приехав в Тель-Авив на день раньше и записавшись в очередь на прием, отправились рассматривать достопримечательности Столицы. Очень понравились многоэтажные гостиницы с ресторанами, магазинами и развлекательными центрами, стоящие в ряд на набережной. Особенно эффектно выглядела зеркальная «Башня оперы», внутри которой мы пропутешествовали не один час. Посидев в кафе у огромного фонтана, мы отправились на пляж, где сынишка как всегда устроил бойкот Средиземному морю и не стал купаться. Вечером набережная украсилась огнями, привлекая к себе толпы отдыхающих и вереницы машин.

На следующий день, получив в паспортах штампик – «Гражданин России», мы прогулялись в центр города, посетили знаменитый восточный базар «Шук Кармель», который несмотря на восторженных туристов с видеокамерами, привыкших к супермаркетам, не произвел на нас особенного впечатления. Наши Российские южные базары могли дать ему сто очков вперед и размерами и изобилием товаров. Вообще здесь у всех сложилось мнение, вероятно по воспоминаниям предыдущих репатриантов, уехавших в 80-е, 90-е годы, что в России до сих пор голод, разруха. военные конфликты. На мои рассказы, что нынче в России всего полно, не меньше, чем здесь да еще и дешевле, были бы только деньги, собеседники улыбались, недоверчиво качая головой.

В последнее время, заводя разговор о своем родном городе, я испытывал необъяснимую грусть, сжимавшую горло. В погоне за синей птицей я оказался на чужбине откуда Таганрог казался мне таким прекрасным! В нем было все – и море, и парк, огромный как лес с большущими тенистыми деревьями и цветочными полянами с аттракционами и кафе, старинные и современные дома, памятники, скверы, рестораны, концертные залы, музеи и картинная галерея с подлинниками великих художников. Снег зимой, дождь летом, множество красивых нарядных людей, казалось бы можно прожить всю жизнь никуда не выезжая за пределы города и ни в чем не нуждаться, все было под боком. Не нужно было за каждым пустяком гонять в соседние города, а главное все говорили на понятном русском языке.

Хотя на улицах Тель-Авива русская речь тоже иногда встречалась. Перед кафе, между вынесенных на тротуар столиков, играл струнный квартет – скрипка, альт, виолончель и контрабас. Исполнение было высочайшего уровня – преподаватели российских консерваторий зарабатывали свой хлеб. В подземном переходе пел, аккомпанируя себе на электрооргане солист одной из известных российских групп. В платном туалете, кстати, исключительно чистом, заполненном звуками музыки и запахом приятного дезодоранта, оплату принимала женщина, говорившая на чистом русском языке. Сидя в кафе с бутылочкой пива в ожидании жены с сыном, путешествующих по магазину игрушек, я разговорился с пожилым мужчиной, степенно потягивающим пивко за столиком рядом с моим. Он оказался хирургом из Алма-Ата. Рассказал, что сейчас работает дворником на автовокзале. работа не трудная, платят хорошо, после 12 часов дня уже свободен. Единственное, что вначале стеснялся встретить кого-либо из знакомых, а сейчас привык. По специальности работать не может, так как нужно пересдавать экзамены на подтверждение профессиональных навыков, а знания языка для этого у него не достаточно, да и на пенсию уже не сегодня – завтра…

На лавочках в сквериках встречались люди с протянутой рукой, просящие подаяния. Прямо на центральной улице под стеной солидного здания банка, закутавшись в старье, на картонке спала нищая, еще совсем молодая женщина. В этом большом незнакомом городе, я еще острее почувствовал себя таким ничтожным и затерянным в чужом мне мире, с измученной жарой и ностальгией женой и крошечным сынишкой. Мне захотелось немедленно прямо сейчас проснуться и оказаться дома в России, где все вокруг знакомое и родное, где можно не надевая личину благопристойности, сетовать другу на свои проблемы и в ответ выслушивать повесть о его неприятностях, сочувствуя, смело давать советы которым никто никогда не следует.