Текст книги "Трюкач"

16

* * *

– Да нас за это в ад отправят, – прошептал Дино.

– Ты и так в аду. Ты трудишься в боулинг-центре, – шепотом же откликнулся Зиг, подходя к катафалку.

– И это говорит человек, работающий в морге, причем по собственной воле. Стоит ли тогда спрашивать, чей это гроб?

Зиг предосудительно посмотрел на друга и взялся за край натертого лимонным полиролем деревянного гроба. Гроб с Нолой уже забрали, но на базе их много. Если пропадет один, никто не хватится и не разгадает план Зига.

– На счет «три», – выкрикнул водитель. Он встал на колени внутри катафалка. – Раз… два…

Одним рывком Зиг и Дино задвинули накрытый американским флагом гроб в машину. Водитель потянул его на себя, закрепил ремнями.

– Легче, чем я думал, – прошептал Дино.

Зиг взглядом велел ему помолчать. Деревянный гроб весит больше металлического, однако не пустой против полного.

Трюк удался. Дино прибежал по первому звонку, отвлек водителя. Зиг сделал новую распечатку бумаг Нолы, взял другой гроб и аккуратно приладил свежевыглаженный флаг. Он даже повесил металлические жетоны с именем Нолы Браун на ручки в передней и задней частях гроба.

– А это ее личные вещи, – сообщил Дино, подавая мешок со связкой ключей, зажигалкой и смартфоном, которые кто-то давным-давно забыл в кегельбане.

– Ясно. Отлично! – воскликнул водитель, делая отметку в путевом листе и садясь на переднее сиденье. – Военный эскорт мне дадут перед зданием?

– Сегодня я в эскорте, – сказал Зиг, подтягивая галстук и снимая со спинки стула синий блейзер.

– Мне говорили, в эскорт назначаются военнослужащие, – усомнился водитель.

– Или кто-нибудь из Довера, – тут же ответил Зиг. – В данном случае я был знаком с покойной. Мы дружили семьями.

Зиг с сочным звуком захлопнул заднюю дверцу катафалка. Прежде чем он успел сесть на пассажирское сиденье, Дино схватил его за руку.

– Ты мог бы поехать за катафалком на своей машине, – прошептал он.

– И засветиться перед теми, кого мы ищем? Если ты так и не понял, тело Нолы похищено.

– Так сообщи куда надо! – прошипел Дино.

– Кому? Полковнику Сюй? Пушкарю? Не обижайся, но они оба либо сами дали добро, либо, по крайней мере, были в курсе, иначе кто бы успел так быстро вывезти Нолу с базы? То же самое происходило с ее доставкой.

– Ну так проследи за катафалком, на котором увезли настоящий гроб. Камеры наблюдения наверняка засекли номерной знак.

– Думаешь, меня подпустят к записям камер наблюдения? Ты невнимателен, Дино. Те, кто это провернул, подделали отпечатки пальцев и быстренько пропихнули Нолу через систему. Они же распорядились, чтобы ее одели с утра пораньше и час назад вывезли. Знаешь, на каком уровне это решается?

– На уровне командования базы, – прошептал Дино, глядя сквозь заднее стекло катафалка на пустой гроб Нолы Браун.

– Мы пока не знаем почему, но кому-то очень хочется заполучить ее труп.

– Но ведь у нас больше нет трупа!

– Они об этом не знают. Те, кто отправил первый катафалк, считают, что гроб у них. Когда «доска» в Довере сообщит, что базу покинул еще один гроб с еще одной Нолой, поверь, они задумаются, не подсунули ли им фальшивый труп. Начнется шевеление. А мы хотя бы узнаем, кто поджидает в похоронном бюро Лонгвуда.

– Если только… – проговорил Дино.

Зиг уже понял, что хотел сказать друг. Если только он доедет до похоронного бюро.

Основную часть своей трудовой биографии Зиг провел в компании мертвых. Он их обмывал, подстригал ногти, тщательно восстанавливал. Вполне еще живая Нола дала ему шанс впервые кого-то спасти. Не просто кого-то – человека, который пришел ему на помощь когда-то. Человека, которому он сам пытался помочь. В тот раз не срослось. Сейчас Ноле грозила явная опасность. Второй осечки он не допустит.

– Ты уверен, что она того стоит? – напоследок спросил Дино.

Зиг посмотрел старому другу в глаза. Ему не требовалось ничего объяснять.

– Все готово? – крикнул он водителю, сел рядом и взглянул в зеркало заднего вида, проверяя, не следит ли кто за ними.

Все чисто. Пока чисто.

– Следующая остановка – похоронное бюро Лонгвуда, – объявил водитель, поворачивая ключ зажигания.

Зиг бросил в зеркало последний взгляд. По-прежнему никого.

Он и понятия не имел, что его ожидало.

17

* * *

Зиг полагал, что хорошо подготовился. Почти два часа он сидел и теребил галстук, читал указатели съездов с автострады, мысленно настраивал себя на возвращение в родной город Бетел. Он знал, что визит всколыхнет множество воспоминаний о молодости, семейной жизни… и, конечно же, о Мэгги.

В Бетеле родилась его дочь. Там же научилась ездить на велосипеде, упала с него и сломала руку. Второй раз Мэгги сломала руку на занятиях в классе танцев. В этом городе она, играя в прятки, просидела четыре часа на дереве. Зиг успел позвонить шерифу, и лишь тогда Мэгги объявила, что победила в игре. В этом городе ее вырвало в «Ланчонетке» – да, именно так называлось это кафе, – когда она первый раз в жизни попробовала яичницу.

После похорон в течение нескольких лет Зиг видел дочь на каждом шагу, желая того или нет. В настоящее время все обстояло иначе. Мэгги была рядом, он ощущал ее присутствие, и одновременно где-то далеко, в эфире, пока осознанная мысль, воспоминание или песня не возвращали ее к жизни.

Сейчас он чувствовал то же самое, пока катафалк съезжал с автострады, с четырех полос на две, и ржавый жилой прицеп вехой отметил границу между сельским Делавэром и сельской Пенсильванией. До боли знакомая местность.

– Может, лучше по Третьей улице? – запоздало предложил Зиг.

Они уже катили навстречу тому месту, куда он меньше всего желал попасть, – к надгробиям кладбища «Октавиус», где много лет назад похоронил свою дочь.

– Сколько ей было лет? – спросил усатый водитель.

Его звали Стиви.

– Извините?

– Ей. – Стиви ткнул большим пальцем в гроб за спиной. – Сержанту Браун. Двадцать шесть?

Стиви на вид лет тридцать пять – толстые пальцы, морщинки в уголках глаз. Даже в сельском похоронном бюро приходилось часто щуриться, отводя взгляд.

– Как вы только этим занимаетесь.

– О чем вы? Вы же сам – водитель катафалка, – заметил Зиг. – Не на то ли самое каждый день смотрите?

– Нет, в Лонгвуде живут восьмидесяти-девяностолетние старики. Все они понимают, что долго не протянут. Ну, иногда попадаются вроде Уолтера Харриса – свалился от сердечного приступа в пятьдесят один год. Дык это уже когда было… А за несколько лет до этого его маленький сын пошел купаться и… – Стиви замолчал. – Ужас, да и только.

Когда люди слышали о Мэгги, они реагировали точно так же: находили убежище в банальностях, бессмысленных штампах – «какой ужас», «большая трагедия», «невозможно себе представить».

– Как бы то ни было, таких случаев – один на миллион, – добавил Стиви. – Но заниматься, как вы в Довере, двадцатилетними солдатами… детьми еще… изо дня в день… – Водитель опять замолчал, не зная, как продолжить фразу.

Зиг кивнул, глядя на мелькающие за окном сплошной зазубренной линией кладбищенские надгробия. Интересно, кладут ли сторожа на могилу свежие цветы, за которые он платит каждый месяц. Надо бы проверить. Ему хотелось проверить. Хотелось ее увидеть. В прошлом он боялся сюда приезжать. Таков тайный механизм длительной потери.

После смерти Мэгги Зиг страшился посещать места вроде побережья Джерси, где они бывали с дочерью во время каникул. Но несколькими годами позже такая поездка пробудила самые светлые воспоминания – запуск огромного воздушного змея-бабочки, еще одну игру в прятки, когда он нашел дочь свернувшейся клубком под креслом, совместное поедание неумело испеченной пиццы и восхитительно мягкого мороженого, разноцветные блестки у нее на губах – воспоминания возвращались частями, как поощрительный приз. То же самое происходило сегодня: нахлынули картины осенних деревьев, оранжево-желтой листвы в тот день, когда родилась Мэгги. Воспоминания, превращавшие сердце в первые дни после утраты в открытую рану, спустя годы несли успокоение. Зиг на мгновение ощутил безмятежность.

Вскоре она растает без следа.

– Последняя остановка, – объявил водитель, когда машина свернула на Леджион-драйв и подкатила к одноэтажному серому зданию рядом с пожарной частью. Вывеска была новая, однако зеленые с белым буквы «Похоронное бюро Лонгвуда» не изменились. – С возвращением.

Зиг обернулся.

– Откуда вы знаете?

– Что знаю?

– Что я отсюда? Вы сказали «с возвращением». Я не говорил вам, что жил здесь… работал.

– Я навел справки.

– Почему?

Стиви нажал кнопку на верхней консоли. Дверь гаража похоронной конторы медленно поднялась, катафалк въехал внутрь.

– Вы не ответили на мой вопрос, – требовательно напомнил Зиг, нащупывая в кармане нож.

В гараже автоматически зажегся свет. Там хранились стопки оранжевых дорожных конусов, аккуратно смотанный шланг, несколько канистр с моющим средством – катафалк всегда должен быть идеально чистым. Справа на стальных тележках – два металлических гроба.

Стиви заглушил мотор и наконец повернулся к Зигу. Глаза – как черные угли.

– Вам следует пройти внутрь.

– С какой стати?

– Вас ждут.

18

* * *

Зиг узнал запах сухих цветов и средства для чистки ковров. Его бывший начальник пользовался этим трюком, чтобы клиенты чувствовали себя как в обычном доме, а не в обиталище смерти. Это, как и почти весь антураж похоронного бюро, тоже было одной видимостью.

– Здесь есть кто-нибудь? – позвал Зиг, медленно двигаясь по широкому коридору, соединяющему гараж с домом. Пальцы касались ножа в кармане. – Эй!

Ему никто не ответил.

Зиг выругал себя за невнимательность. Когда покойных солдат доставляют в родные места, похоронные конторы там обычно украшают цветами и американскими флагами. У входа собираются люди. Полицейские и пожарные на своих машинах приветствуют катафалк, как на параде. В Лонгвуде же царила тишина. Сначала Зиг связал это с тем, что Нола уехала отсюда много лет назад, или с тем, что поменяла свои распоряжения совсем недавно. Теперь же до него дошло – кто-то не хотел поднимать шум.

– Я здесь. Вам доставили то, что вам нужно, – произнес Зиг, проходя мимо спуска в подвал, где находилась комната для бальзамирования.

В горле застрял хорошо знакомый комок. В этом помещении он увидел свой первый труп. Нет, не совсем так. Когда ему было одиннадцать лет, в большом желтом шезлонге посреди гостиной их дома он обнаружил мертвой свою бабушку, кожа – белая, как фарфор, тени для век – ярко-синие, запах духов – все такой же резкий.

Годами позже Зиг обучался в этом подвале своему ремеслу. Набирался опыта на покойниках, учился вводить бальзамирующий состав в нужное место щек, чтобы улыбка не вышла кривой или слишком широкой – кому приятно видеть в гробу клоуна? – ровно такой, чтобы, по выражению Раймонда, прежнего босса Зига, «сделать товарный вид». И однажды в этом же самом подвале Зиг стоял и смотрел на мешок ПВХ на молнии, внутри которого лежал труп таких малых размеров, что мешок казался пустым.

Он всем сказал, что будет обрабатывать Мэгги сам. Травмы были слишком тяжелы. Жена сопротивлялась, умоляла, но он объяснил ей, что это его привилегия, что нет чести выше, чем упокоить с миром того, кого любишь.

Как он ошибался.

Стоило ему увидеть мягкие каштановые волосы дочери… его прорвало. Когда теряешь близкого человека, в конце концов наступает момент для слез. Не обычных слез, когда, поплакав и пообнимавшись, на другой день после похорон выходишь на работу и думаешь: «Надо что-то изменить в жизни, больше ее ценить».

Нет, настоящие слезы подкрадываются незаметно, застигают врасплох, мгновенно ввинчиваются в горло и грудь, лишая способности дышать, и ты начинаешь рыдать так, как никогда не рыдал, хватая ртом воздух, выжимая из себя стон, от которого сводит живот, всю сердцевину, корежит все твои представления о вселенной. Это уже не скорбь. Это – полная безысходность.

В тот августовский вечер Зиг именно так рыдал над телом своей дочери в этом самом подвале. И заново переживал все сейчас, толкая закрытую дверь и входя в приемную.

За спиной раздался тихий щелчок. Пистолет.

Зиг обернулся.

Женщина высокого роста, с заостренными чертами лица. Красивая, резкая. Волосы прямые, седые, с единственной подкрашенной темной прядью. При ближайшем рассмотрении седина оказалась не старческой, а скорее серебристой, оттенка лунного света. Женщина была совсем не похожа на себя прежнюю. Однако черные глаза с золотыми искорками и шрам на ухе не позволяли спутать ее с кем-то другим.

– Руки! – приказала Нола Браун, целясь из пистолета в лицо Зига.

19

* * *

Ноле двадцать шесть лет.

– Опорожнить карманы! – приказала она.

– Думаешь, я вооружен? – с улыбкой спросил Зиг.

– Без разговоров.

Нола его не узнала, понятия не имела, что незнакомца зовут Зиг. Впрочем, ей никогда не нравились обаяшки, и этот тоже не понравился.

– Нож! – сказала она, махнув пистолетом. – В правом кармане.

Зиг в замешательстве остановился.

Нола сразу определила, что он с ножом, стоило ему войти в комнату. При первом же импульсе страха руки незнакомца сами собой потянулись не к поясу, груди или лодыжке, где мог быть спрятан пистолет, а в брючный карман. Баллончик со слезоточивым газом? Вряд ли, мужик староват и, вероятно, слишком много о себе мнит. Остается холодное оружие.

Зиг выложил на подставку ключи и складной нож – «Трайдент Элит» фирмы SOG.

Широкое лезвие. Типичный военный выпендреж. Однако обвисшие плечи указывали на отсутствие выправки. Нож необычный – с глубокой зазубриной на тыльной стороне лезвия, чтобы можно открыть одной рукой, пока вытаскиваешь из кармана. Зазубрина наносила дополнительные повреждения при каждом ударе. Возможно, пользовался им на работе.

– А ключ?

– Я выложил ключи. Они…

– Другой ключ. Настоящий. – Нола приподняла ствол, нацелив его в грудь незнакомца. Тот едва ли обратил внимание, не отшатнулся. Словно не слышал, что ему сказали.

Нола присмотрелась повнимательнее. Пятидесяти лет. Обручального кольца нет. Еще хорош собой и явно это сознает, судя по тому, как выпячивает подбородок, словно выставляя лицо напоказ. Однако давно не стригся – волосы отросли и закрывают уши, брови торчат клочками. Признак одинокого мужчины. Или такого, с кем женщины не задерживаются.

Больше всего обращали на себя внимание темные круги под глазами. Во взгляде – огонек, но вместе с тем – странная тоска. А как он на нее смотрит… Нет, не просто смотрит – изучает, будто давно ее знал и теперь опять встретил.

– Нола, – наконец произнес Зиг.

Девушка не ответила, не убрала палец со спуска.

– Нола, это – я. Я знал тебя маленькой. – Зиг сделал шаг вперед. Даже двигаясь, он, казалось, пребывал в состоянии абсолютного покоя. Привык распоряжаться. И лгать тоже.

– Я вас вижу впервые в жизни. – Нола передернула затвор, целясь в шею незнакомца. – А теперь отдайте мне ключ.

– Не понимаю. Какой ключ?

– От гроба.

– От гроба, в котором должна лежать ты? У деревянных гробов не бывает ключей – одни защелки, – объяснил он. – Кроме того, гроб пуст. Труп увезли.

Нола подвела итог наблюдениям. При разговоре незнакомец делал странный жест, касаясь кончиком языка правого резца. Это могло быть признаком как правдивости, так и лжи.

– Что вам здесь нужно? – спросила она.

На этот раз язык не коснулся зубов.

– Я хочу понять, что происходит и что случилось с людьми в самолете.

Похоже, не врет. И снова языком по резцу.

– Если объяснишь, я скажу, куда делся труп.

Нола молча поманила его к себе. Когда Зиг приблизился, она резко выбросила руку с четырьмя выпрямленными, сжатыми вместе пальцами и, как копьем, ткнула его под ребра, целя…

Ага, попала. Прямо в печень.

– Какого?.. – Его вырвало так быстро, что он не успел договорить фразу.

Хха-а!

Хватая ртом воздух, Зиг упал на колени, расплескав по ковру ошметки съеденного на завтрак тоста. Этому приему Нола научилась у своего папочки. Однажды он ткнул ее в печень с такой силой, что она почувствовала во рту привкус крови.

Сунув пистолет за пояс, Нола выбежала из комнаты в гараж.

Зиг что-то крикнул ей вслед. Она не обратила внимания.

Подскочив к катафалку, девушка распахнула заднюю дверцу, за которой стоял накрытый флагом гроб. Внизу – металлическая табличка с именем «Нола Браун».

Она уставилась на нее, дважды прочитала собственное имя, сорвала флаг и потянула гроб на себя. Нола сразу все поняла, почувствовав, какой он легкий. Хотя… надо убедиться лично.

Нола дважды дернула гроб, отчего тот выпал наружу. Ножки с глухим стуком ударились о бетонное покрытие.

Дзык. Дзык.

Она быстро нашла защелки. Крышка была тяжелой, но, уже приподнимая ее и видя атласную обшивку внутри…

Пусто!

В бешенстве Нола захлопнула крышку с такой силой, что грохот, напоминающий раскат грома, эхом заметался в гараже, отдаваясь вибрацией в грудной клетке. Она не проронила ни слова, не вскрикнула, не выругалась – давным-давно научилась реагировать молча. Криком делу не поможешь. Особенно если за тобой наблюдают чужие. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван»[4]4
  Различные марки карандашей.


[Закрыть], – про себя повторила Нола слова для медитации, список которых помог ей составить психолог. Она пользовалась им всякий раз, когда накатывал приступ безудержной ярости. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван». Заклинание не сработало.

– Врете! – прорычала она. – Вы не знаете, куда пропало тело.

– Для человека, только что заставившего меня выплюнуть завтрак на пол, у тебя странная манера извиняться, – произнес Зиг с порога.

– Я не извиняюсь.

– Я так и понял. Твой враг не я, Нола. Я-то как раз приехал помочь.

Девушка, промолчав, уставилась на катафалк. «Монгол… Фабер… Штедтлер…»

– Ты слушаешь? – спросил Зиг. – Как я понял, ты наняла катафалк, чтобы вывезти гроб, да просчиталась. Тело забрал кто-то другой. Я предлагаю тебе помощь. Тебе больше нечего сказать?

Нола повернулась к нему спиной, словно Зига не было в гараже. Она внимательно осмотрела машину, металлические ролики, крепежные ремни, царапины на коже, передние сиденья, два стаканчика кофе в держателях. Потом вдруг достала из кармана небольшой блокнот и карандаш.

– Что ты делаешь? Дневник ведешь? – поинтересовался Зиг.

Нола рисовала. Она рисовала всегда – делала наброски, визуально запоминая текущее мгновение. Еще ребенком усвоила, что таким образом ее мозги работают лучше всего. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван».

– Надо думать, женщина, погибшая в авиакатастрофе… та, за кого все тебя принимают, была твоей подругой? – спросил Зиг.

Нола не ответила, воссоздавая нечеткими линиями открытую заднюю дверь катафалка и наполовину вывалившийся из нее – как торчащий язык – гроб.

– Я приводил ее в порядок. В морге. Я о ней позаботился, – добавил Зиг, подходя к машине.

Нола резко обернулась, сжимая карандаш в кулаке, как нож.

– Полегче, – пробормотал Зиг. – Я просто… – Он присел на корточки, подобрал с земли американский флаг, начал аккуратно его сворачивать.

– За флаг – извините, – буркнула Нола.

Она не покривила душой. Всю жизнь Нола сознавала, что не похожа на других. Более того, другие люди в большинстве своем вызывали у нее неприязнь. В армии она не увидела ничего нового – ее быстро невзлюбили после того, как она проткнула ключом ладонь другому рядовому из ее части за то, что он потрогал ее зад. И все же армия давала постоянство, размеренность, которых не хватало в ее неприкаянной жизни. К тому же на службе разрешалось убивать тех, кто причинял миру вред, и, видит Бог, Нола неплохо в этом преуспела.

– Можно задать тебе еще один вопрос? – обратился к ней Зиг и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Почему ты не спросила, откуда я тебя знаю?

И опять она промолчала. Очевидно, он не так глуп, как показалось сначала.

– Нола, в комнате… когда ты меня увидела… ты меня сразу узнала, так ведь?

Нола, опустив голову, продолжала рисовать. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван».

– Вы – отец Мэгги. Гробовщик.

Зиг выпрямился.

Нола заметила, как расцвело лицо отчаявшегося пожилого мужчины. Он так давно не слышал этого обращения, что забыл, как приятно оно звучит – «отец Мэгги».

– Зови меня Зиг, – воодушевленно предложил он, протягивая руку.

Нора не обратила на нее никакого внимания, продолжая рисовать. Она закончила рисунок катафалка с гробом. Перевернув страницу, начала новый – портрет Зига.

– Ты же помнишь, как спасла ее? Мою дочь?

Опять молчание.

– Слушай, я говорил правду. Если расскажешь, что случилось, я смогу тебе помочь.

Нола в молчании яростно работала карандашом.

– Хотя бы имя назови… твоей подруги… Раз ты здесь, значит, она тебе не безразлична.

И опять в ответ только скрип карандаша. Зиг получался похожим, для первого наброска сойдет. Как всегда, искусство, непосредственный процесс рисования неизменно раскрывали что-то новое. Она заметила это новое, когда рисовала глаза Зига. В них стояла не просто печаль – одиночество.

– Нола, пойми, те, кто забрал тело той женщины, если они не знали, что ты жива, то очень скоро…

– Где она сейчас?

– Не знаю. Ее увезли.

– Кто?

– Понятия не имею. Мы ждали катафалк из Лонгвуда, но этот прибыл первым, выдав себя за него.

– Тогда зачем вы сюда приехали?

– Ты два дня назад поменяла место похорон на Лонгвуд. Я предположил, что неспроста. По крайней мере, если те, кто за этим стоит, подумают, что настоящее тело у нас, они примчатся искать его. Могу тебя заверить, что они – те самые люди, кто подделал отпечатки паль…

– Мне пора, – перебила его Нола, захлопнув блокнот.

Девушка шлепнула по кнопке гаражных ворот ладонью. Ворота разинули пасть.

– Еще раз извините за флаг.

– Нола…

Никакого ответа.

– Нола, подожди!

Девушка молча покинула гараж.

– Нола, она оставила тебе записку. Твоя подруга… у нее в желудке… я нашел сообщение для тебя.

Нола застыла на полпути.

– Какое еще сообщение?