Текст книги "Скандальный брак"

Глава 4

Анна смотрела ему в спину. За окном сгущались сумерки. Уже зажглись звезды, но еще можно было разглядеть клубившийся на лужайках туман. Скоро ночная мгла скроет старый особняк от любопытных глаз.

Прошлое всколыхнулось в памяти с новой силой.

– Будет лучше, если ты завтра уедешь, – медленно проговорила Анна. – Сразу же после того, как зачитают завещание твоего отца.

Дом не шелохнулся. Он по-прежнему стоял к ней спиной и смотрел в окно.

– Так ты уедешь завтра? – через силу спросила Анна. Он обернулся. Его лицо было печально.

– А что ты сделаешь, если я скажу, что передумал?

Глаза Анны округлились.

– Что ты сказал?

– Может быть, мне не хочется уезжать.

Анна не нашлась, что ответить. Ее охватила паника. Нет, они не могут оставаться в одном доме и притворяться мужем и женой! Тем более жить друг с другом. Доминик был светским человеком. Ей трудно было представить его вне окружения красивых женщин. Даже если Анна согласится жить с ним в одном доме, как она сможет смириться с этим – видеть мужа каждый день, зная, о его постоянных изменах.

Анна собралась с духом.

– Я хочу, чтобы ты уехал, – решительно обрезала она. – Ты не можешь оставаться в Уэверли Холл.

Дом пристально и сурово посмотрел на нее.

– Да, ты все ясно мне сказала. Но, может быть, мои планы изменились.

– Мне нет дела до твоих планов! – воскликнула она и, услышав в своем голосе истерические нотки, постаралась взять себя в руки. – Для нас обоих будет лучше, если ты немедленно уедешь.

Его улыбка обдала ее холодом.

– Чего ты боишься, Анна?

– Не тебя, если ты на это намекаешь.

Он скрестил руки на груди и оглядел жену долгим оценивающим взглядом.

– Я остаюсь. По крайней мере, на некоторое время.

– Тебя уговорила Кларисса?

– Нет. – Он продолжал разглядывать ее. – В имении много дел, к тому же нужно нанять нового управляющего и разобраться с прислугой. – Похоже, Дома забавлял этот разговор.

– Нет, – возразила Анна. Ее всю трясло. – Я не хочу, чтобы ты оставался.

– Я вынужден тебе напомнить, что этот дом принадлежит мне. Ты не можешь приказать мне уехать отсюда. Кроме того, Анна, – он обворожительно улыбнулся, – по закону ты тоже принадлежишь мне, и неважно, считаешь ты себя моей женой или нет.

– Нет, – ответила она, и ее сердце вновь гулко забилось. – Нет.

– Нет? – передразнил он. – А что это у тебя на безымянном пальце? Разве не обручальное кольцо?

– Я этого не отрицаю. Да, по закону я твоя жена, несмотря на то, что мы не видели друг друга с того момента, как поженились.

– Если ты хотела заставить меня почувствовать вину, то своей цели достигла.

– Я не этого хотела.

– Тогда в чем же дело?

Анна набрала полные легкие воздуха.

– Это не твой дом, – почти шепотом выдохнула она.

На его лице не дрогнул ни единый мускул.

– Прости, что?

Анна облизнула вмиг пересохшие губы. Как ей не хотелось самой говорить ему об этом, да еще при таких обстоятельствах!

– Этот дом мой.

– Что? – Он непонимающе уставился на нее.

Анна выпрямилась.

– Это правда.

– Ты хочешь сказать, что меня лишили наследства? – Доминик не верил своим ушам.

Анна всплеснула руками;

– Нет! Только особняка. Видишь ли, по дарственной я стала единственной его владелицей.

– Я ничего об этом не слышал, – недоуменно произнес он – Это абсурд. Уэверли Холл принадлежал моему отцу. Кто мог передать этот дом по дарственной моей жене? Я тебе не верю!

– Это сделал герцог Рутерфорд, – запинаясь, произнесла Анна.

Его глаза внезапно блеснули, и он вплотную подошел к ней.

– Рутерфорд!

Анна отступила на шаг назад.

– Да.

Выражение его лица изменилось, казалось, он верит и не верит тому, что она сказала.

– Я… я была так же удивлена, как и ты! – торопливо произнесла Анна. – Рутерфорд сказал мне об этом только прошлой ночью! Дом, не смотри на меня так! Ты пугаешь меня!

Его взгляд был тяжелым и безжалостным. Доминик был в бешенстве.

Это неправда. Он единственный наследник Филипа, и Уэверли Холл мог перейти только к нему. И неважно, что у него есть еще несколько имений, доставшихся ему вместе с титулом виконта, одно из которых было даже больше и доходнее, чем Уэверли. Дело не в прибыли. Этот дом принадлежал ему по праву рождения!

Доминик направился в другую часть особняка. Но не в главную гостиную, где люди, съехавшиеся на похороны, совсем недавно ели, пили и говорили о чем угодно, только не о том, кого утром предали земле, а в заднюю часть дома.

Дверь в библиотеку была приоткрыта.

В этой комнате любил работать отец, когда жил здесь. Мальчиком Доминика именно сюда приводили для ежедневного отчета отцу о своих занятиях, но поскольку Дом пренебрегал ими, то редко мог порадовать родителя. Впрочем, Филип Сент-Джордж не скрывал, что ничего другого от сына и не ждет. Поняв это, обиженный до глубины души Дом еще больше стал пренебрегать учебой. Но Филип никогда не наказывал его…

Стоя перед дверью в библиотеку, Доминик словно вернулся на восемь или девять лет назад. На мгновение ему почудилось, что его отец здесь, сидит и работает за столом. Он так живо ощутил присутствие Филипа, что у него даже зашевелились волосы на затылке. Дом встряхнул головой, освобождаясь от наваждения: Филип лежал в земле на глубине шести футов, а Дом в привидения не верил. Он вошел в открытую дверь.

Внутри кто-то был, но, разумеется, не маркиз Сент-Джордж. В массивном, винно-красном, с кожаной спинкой кресле за столом из красного дерева спиной к Доминику сидел герцог Рутерфорд. На полу лежал выцветший персидский ковер. Диван и два кресла были повернуты к зажженному камину, отделанному черным гранитом, и стеллажам с книгами.

Дом молча смотрел на деда. Как он постарел! Раньше герцог всегда выглядел моложе своих лет, но сейчас любой дал бы ему его семьдесят четыре. Глаза старика опухли и покраснели. Дом вспомнил, как дед плакал на похоронах, и вдруг почувствовал, как слезы застилают его собственные глаза. Острое чувство утраты вновь охватило его. Теперь он никогда не узнает и не поймет своего отца!

Рутерфорд поднялся и вышел из-за стола. Он был худой, почти шести футов росту, с некогда золотистыми, как у всех Сент-Джорджей, волосами, которые и теперь еще были густыми, но уже совершенно белыми. Их взгляды встретились.

– Дедушка…

Дому показалось, что Рутерфорд готов обнять его, но вместо этого тот дрожащей рукой протянул ему бокал.

– Вот, выпей.

Доминик взял бокал и залпом осушил его, чувствуя, как тепло постепенно разливается по телу.

– Дедушка, как ты себя чувствуешь?

– Плохо, – ответил герцог, снова опускаясь в кресло. Он закрыл лицо шишковатыми старческими ладонями, и Дому показалось, что он снова заплакал.

В их семье не принято было открыто проявлять нежность, но Дому страстно захотелось утешить деда, который выглядел сейчас не суровым, полным достоинства герцогом, а старым, немощным, убитым горем стариком. Он постоял в нерешительности, затем подошел и опустился перед ним на колени, но так и не осмелился прикоснуться к нему.

– Мне очень жаль, – прошептал он. Рутерфорд, не поднимая головы, отстранил его. В луче света сверкнуло рубиновое кольцо с печаткой.

– Сейчас все будет в порядке.

Гордость была их семейной чертой. Дом поднялся и отошел, чтобы налить себе и деду вина и дать старику время успокоиться. Когда он снова повернулся, герцог уже сидел прямо, и если он и плакал, то ничто, кроме слегка покрасневших глаз, не выдавало этого.

Дом приблизился к деду и подал бокал.

– Не могу поверить, что его больше нет.

– Смерть иногда настигает неожиданно, – хрипло проговорил Рутерфорд. – Почему ты приехал так поздно?

– Я был в Париже; я вернулся, как только узнал о болезни отца.

– Господи, Доминик, как бы мне хотелось, чтобы ты возвратился домой при других обстоятельствах!

– Мне тоже.

– Ты отсутствовал слишком долго, – с горечью произнес Рутерфорд.

Лицо Дома напряглось.

– Я был очень и очень занят. Я вел дела в четырех имениях. В отличие от других я не перекладывал своих обязанностей на управляющих или юристов.

Рутерфорд хмыкнул.

– Но ты мог бы, как другие, время от времени приезжать домой. Твоя занятость недостаточно веская причина для того, чтобы покинуть Уэверли Холл и родителей на столько лет. – Его глаза сузились. – И Анну.

Дом выпрямился.

– Не вмешивайся в мою супружескую жизнь, – предупредил он. – Хотя, если Анна говорит правду, ты это уже сделал.

Рутерфорд медленно встал.

– Какую супружескую жизнь ты имеешь в виду? У тебя ее не было! Но теперь я вмешаюсь. То, как ты обращаешься с Анной, – преступление!

Дом изо всех сил старался не сорваться и не наговорить лишнего.

– После замужества она стала виконтессой, теперь маркизой. Когда-нибудь станет герцогиней. Анна вряд ли пострадала от того, что вышла за меня замуж.

– О, она достаточно пострадала, – повысил голос Рутерфорд. Его лицо покраснело. – Она любила тебя, когда выходила замуж, и ты чертовски хорошо это знаешь. Она любила тебя с детства, а ты был всего лишь слишком красивым и плохо воспитанным повесой! Какого черта тебя здесь не было столько лет?

– Ты же знаешь, я участвовал в войне, – холодно ответил Дом.

– Ерунда. Шесть месяцев ты ждал, пока тебя включат в списки, уже почти год, как не служишь. Да ты бы вообще не приехал сюда, если б не болезнь и смерть Филипа.

Дом, вот-вот готовый вспылить, сделал над собой усилие и спокойно ответил:

– Ты прав.

Рутерфорд долго смотрел на него.

– Знаешь, Дом, иногда я думаю, что хорошо знаю тебя, и тут же оказывается, что я тебя совсем не понимаю. Дом поморщился.

– Иногда я сам себя не понимаю.

– Я знаю, что ты не горел желанием жениться, но согласился, что тебе пора вступить в брак. Ты выбрал Фелисити, и я не возражал. Потом ты скомпрометировал Анну, и тебе пришлось жениться на ней. Ты женился на прекрасной женщине. Зачем ты уехал?

– На это были свои причины.

– Назови хоть одну!

Дом стоял в нерешительности.

– Может, я не мог вынести того, что сделал.

– У тебя было четыре года, чтобы искупить свои грехи. Почему ты не остался здесь, с Анной? Почему не окружил уважением и заботой, которые она заслужила?

Дом посмотрел на бокал, который сжимал в руке.

– Анна хочет, чтобы я уехал. Она презирает меня.

– Она влюблена в тебя, – с болью в голосе сказал Рутерфорд.

Дом с удивлением почувствовал, как легкая дрожь пробежала по телу; он посмотрел на деда.

– Дедушка, ты ошибаешься. – И, помолчав, добавил: – Это правда, что ты оформил дарственную и отдал этот дом Анне?

Рутерфорд мрачно взглянул на него.

– Да, я написал дарственную. Когда я умру, этот дом плюс годовая рента достанутся Анне. Остальное будет твоим.

– Я не могу в это поверить.

– Почему? Все сделано по закону, могу тебя уверить. Еще до того как вы с Анной поженились, мои юристы оформили договор о разделе собственности. Его подписали я и твой отец.

Дом не верил своим ушам. До того как он женился на Анне?

– Что еще за договор о разделе собственности?

– Договор, согласно которому после смерти твоего отца Уэверли Холл переходит во владение Анны. Если у тебя не будет наследника. Суд лорд-канцлера утвердил дарственную. Анна сможет получить все документы и деньги, если обратится к дарителю. – Рутерфорд спокойно выдержал взгляд Дома. – А даритель – я.

У Дома в ушах стучала кровь.

– Как ты мог так поступить со мной? – процедил он сквозь зубы. – Уэверли Холл должен быть моим! Если ты хочешь вмешаться в наш брак и сделать Анну независимой, – хотя, видит Бог, она уже и так достаточно независима, – отдай ей любое другое имение, но не этот дом, где я родился, не дом моего отца!

Рутерфорд ничего не ответил, но лицо его дрогнуло от улыбки.

– Что ты находишь в этом смешного? – не сдержался Дом. – И что ты задумал?

– Я не нахожу ничего смешного в том, как ты обошелся с Анной, – сказал Рутерфорд. – И почему ты считаешь, что я что-то задумал?

– Потому что я знаю тебя. Или ты так полюбил Анну, что потерял голову?

– Да, я люблю Анну. Она мне как дочь, которой у меня никогда не было. Анна самая лучшая женщина, которую я когда-либо знал. Добрая, умная, рассудительная, решительная. Тебя не было четыре года. Ты, вероятно, не знаешь, чего лишился, но кто-то должен сказать тебе об этом.

– Я полагаю, что могу оценить женщину и без твоей помощи. – В отчаянии Дом налил себе еще бренди, но сделал лишь маленький глоток, чтобы сохранить ясность мыслей. – Чего ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты обращался с Анной так, как она того заслуживает.

Дом повернулся к деду.

– Может, отдавая ей наследство, которое должано было от отца перейти ко мне, ты хочешь почувствовать себя ее мужем? Опомнись!

– Я думаю, что на долю Анны выпало гораздо больше страданий, чем следовало, и все из-за твоего бессердечного отношения к ней. Я думаю, что она заслуживает собственного дома и определенного дохода, если у нее нет настоящего мужа. Разве это не справедливо?

Дом сердито смотрел на старика.

– Теперь я начинаю понимать, в чем дело.

– Неужели? – Тон герцога смягчился. – В жизни есть кое-что еще, кроме ведения счетов, разбора жалоб, оплаты векселей и скачек на лошадях, мой мальчик. И та красотка, которую ты затащил к себе в постель, не заменит тебе жены. Иногда мне кажется, Дом, что ты намеренно делаешь себя одиноким.

Дом замер.

– Я не одинок, – хрипло ответил он.

– Если ты думаешь, что французская актриса согреет твою душу, то ты круглый дурак, – без обиняков сказал Рутерфорд.

– Я не обязан выслушивать твои упреки.

– Да, не обязан, но тебе придется меня выслушать, если ты хочешь вернуть Уэверли Холл.

Доминик сжал кулаки.

– Хорошо. Я хочу получить этот дом. Я отдам Анне другой, я дам ей особняк в десять раз больше этого, если она пожелает.

Рутерфорд улыбнулся.

– Ну, так что же я должен сделать, чтобы вернуть Уэверли Холл? – гневно спросил Доминик.

Рутерфорд все еще улыбался. Доминик почувствовал, что у него на лбу выступил пот.

– Для такого мужчины, как ты, вернуть Уэверли Холл проще простого.

Дом ничего не ответил, напряженно ожидая, что скажет старик.

– Прежде чем я умру, я хочу увидеть правнука, – серьезно произнес Рутерфорд, и улыбка исчезла с его лица. – И время не на моей стороне.

Дом остолбенел.

– Я не имею в виду твоих незаконнорожденных детей. Я хочу, чтобы наследника подарила тебе Анна. Тогда дарственная потеряет силу и Уэверли Холл снова перейдет к тебе.

Глава 5

Анна ушла к себе в спальню. Но и здесь она не чувствовала себя в безопасности. Перед глазами стояло удивленное, а потом взбешенное лицо Дома.

Она подошла к окну и остановилась около вазы со свежесрезанными цветами. Ей казалось, что ее заточили в тюрьму. После двух стычек – сначала с матерью Дома, а потом с ним самим – ей не хотелось покидать своей спальни-камеры и спускаться вниз. Доминик был так разгневан, когда направился к деду! Теперь он уже, наверно, услышал о дарственной из первых уст. Успокоился ли он или еще больше разъярился? Анна подозревала, что скорее второе.

Как она устала от несправедливых обвинений! Она ничего не просила: ни возвращения мужа, ни дарственной, ни Уэверли Холл. Ни поцелуя Дома…

Анна решительно отбросила эти мысли. Нет, она должна забыть о его поцелуе. Ей нужно думать о том, как убедить Дома уехать из Уэверли Холл.

Может, теперь, когда он узнал, что больше не является владельцем особняка, он поймет, что ему все же лучше уехать?

Анна прикоснулась руками к губам, и ощущение поцелуя Доминика мгновенно вновь напомнило о себе. О Господи! Кого она хочет обмануть? Она ненавидела Дома, да, но если он уедет, ее сердце будет разбито. Потому что какая-то частичка в ней все еще любила его… и будет любить всегда.

Анна посмотрела в окно. Туман, словно покрывалом, укутал землю, звезд больше не было видно. Деревья и кустарники казались привидениями, населявшими Уэверли Холл. Здесь часто бывал туман, но сегодня он казался Анне мистически таинственным, рождавшим ощущение полного одиночества.

Анна закрыла глаза. В общем-то, несмотря на все неприятности, она прожила эти четыре года не так уж плохо. Уэверли Холл стал ее домом, и ей нравилась жизнь здесь. Но вдруг приехал Доминик, и всколыхнул в ней те чувства, о которых она не хотела и не любила вспоминать. Это вывело Анну из равновесия. И еще то, что она должна прятаться в спальне из страха вновь столкнуться лицом к лицу со своим мужем.

Анна решительно пересекла комнату, вышла в коридор и тихо спустилась по лестнице. Она не знала, куда идет. Ей просто хотелось выйти из этого дома и оказаться подальше от мужчины, за которого она так глупо и безрассудно вышла замуж.

Из-за ближайшего дерева ей навстречу шагнула чья-то фигура.

– Анна?

Анна вздрогнула и схватилась рукой за сердце.

– Патрик! Как ты меня напугал!

Патрик Коллинз подошел к ней и взял за руку»

– Извини, – тихо произнес он. – Что ты здесь делаешь? Я думала, ты уехал вместе с остальными гостями.

– Я боялся за тебя. Мне не нравится, что ты осталась с ним в одном доме. Анна, с тобой все в порядке?

Анна крепко сжала его руку. Она была очень рада видеть сейчас брата Фелисити.

– Не думаю.

Он обнял ее за плечи.

– Он сделал что-нибудь?

– Нет.

– Давай погуляем.

Анна согласилась, и они пересекли влажную от росы и тускло освещенную из окон дома лужайку. Патрик не убирал руки с плеча Анны, и ей вдруг стало неловко. Она, конечно, знала о его чувствах к ней. Хоть Патрик никогда не говорил об этом, она понимала, что он любит ее. Анна подозревала, что именно поэтому он все эти несколько лет находился рядом с ней.

Они молча вошли в лабиринт узких тропинок сада и оказались словно отрезанными от остального мира. Патрик повернулся к Анне и взял обе ее руки в свои.

– Он знает о дарственной? Анна кивнула.

– Он в бешенстве.

На лице Патрика промелькнуло выражение, которого она не поняла.

– Ему раньше никогда не перечили. Он всегда получал все, что хотел. Это, должно быть, весьма болезненный удар для него.

– Ты почти рад!

– Я не рад: просто я говорю правду. Что он собирается делать? Он уедет?

– Не имею представления, – ответила Анна. – Он заявил, что его планы переменились, и он останется, но это было до того, как я сказала ему о дарственной.

– Не думаю, что он пожелает с этим смириться, – пробормотал Патрик. – Я боюсь за тебя, Анна.

Анна взглянула в красивое озабоченное лицо Патрика. Как часто она изливала ему душу и ей становилось легче! Ей и сейчас хотелось все рассказать ему. Но что, собственно, она ему скажет, если даже себе боится признаться в своих чувствах?

Анна закрыла лицо руками. Патрик издал сдавленный звук и заключил ее в объятия. Они и раньше обнимались, но Анна впервые позволила себе прильнуть к нему и опустить голову ему на плечо.

– Анна, не позволяй ему прикасаться к тебе.

Она почувствовала неловкость и попыталась высвободиться, но кузен не хотел отпускать ее.

– Однажды он воспользовался тобой, – предостерег ее Патрик. – Он сделает это снова. Или попытается сделать. Я видел, как он смотрел на тебя в гостиной. У него далеко не благородные помыслы.

Анна выскользнула из его объятий.

– Патрик, ты заходишь слишком далеко.

– Анна…

– Нет! Я взрослая женщина и сама справлюсь с проблемами своей супружеской жизни.

– Правда? – Патрик скривил губы. – Мне кажется, ты переоцениваешь свои силы. До сих пор ты не очень-то успешно с ними справлялась. После свадьбы тебя бросили. Кто утешал тебя все эти годы, кто давал советы?

На лице Анны появилось недовольное выражение.

– Ты мой самый близкий друг, в этом нет сомнений. Я хорошо знаю, что в это трудное время ты пришел мне на помощь.

– Позволь все сказать тебе, Анна, – произнес Патрик. – ДЛЯ таких мужчин, как Дом Сент – Джордж, не существует морали. Он снова воспользуется тобой, если ты это допустишь,

Анна сделала глубокий вдох, но не смогла успокоиться.

– Я не собираюсь позволять ему ничего подобного. Но не кажется ли тебе, что ты несколько несправедлив к Дому? – Ее тон был немного резок. – Я думала, вы друзья.

– Мы были дружны когда-то, – недовольно ответил Патрик. – В детстве мы вместе играли здесь, в Уэверли Холл, ты это наверняка помнишь, потом вместе отправились в Итон и Кембридж. Но в университете у каждого из нас был свой круг друзей, а теперь наши пути редко пересекаются. Но, несмотря ни на что, я считаю Дома своим другом.

– Тогда, может, тебе не стоит так рьяно бросать в него камни? – с упреком спросила Анна.

– У него есть любовница, – мрачно заметил Патрик. – Но ты, конечно, знаешь об этом.

Анна вздрогнула. Она знала. Недавно Доминик вступил в связь с очень известной французской актрисой, снискавшей репутацию одной из самых красивых женщин на современной сцене. Анна изо всех сил старалась не думать о ней.

– Многие мужчины имеют любовниц. ,

– А многие нет.

– Если бы наш брак сложился по-другому, это могло бы иметь значение, но в данном случае – никакого, – решительно солгала Анна.

– Извини, – уступил Патрик.

Анна вздохнула.

– Зачем ты споришь? Почему я должна защищать его?

– Не знаю, – ответил Патрик.

Анна помолчала.

– И ты извини меня. Я очень дорожу нашей дружбой, Патрик.

– Спасибо, – серьезно ответил он. Анна улыбнулась, правда, несколько натянуто, и прикоснулась к его руке.

– Пора возвращаться? '

– Анна… – Патрик не двигался. – Прежде чем мы вернемся, позволь мне еще раз напомнить тебе об осторожности. Пожалуйста, помни, что он сделал с тобой четыре года назад. Это все, о чем я тебя прошу.

У Анны комок подступил к горлу.

– Я вряд ли смогу забыть прошлое, Патрик. И, что гораздо важнее, я не смогу простить Дома.

Доминик расхаживал по террасе, поглядывая на покрытые туманом лужайки. Потом, облокотившись на перила, тихонько выругался.

Замысел Рутерфорда был совершенно ясен. Но, пожалуй, герцог зашел слишком далеко. Заявил, что своей абсурдной дарственной хочет компенсировать Анне четыре года одиночества! На самом деле он просто хочет, чтобы Дом стал Анне настоящим мужем и чтобы они произвели на свет наследника, обеспечив наконец будущее герцогства. Тогда отпадет надобность в «компенсации» Анне отсутствующего супруга.

Дом недовольно хмыкнул. Конечно, дед мог подарить Анне любой другой особняк, но дал именно этот, потому что прекрасно понимал, как потеря Уэверли Холл уязвит внука.

Доминик не хотел уступать. Несомненно, потеря отцовского дома – весьма болезненный удар; ничего, он переживет его. Но он не может примириться с этим – вся его натура противится тому, чтобы дед распоряжался его жизнью. Разумеется, у Рутерфорда были права и основания мечтать о законном наследнике. Самому Дому было все равно. Он имел двоих внебрачных детей – мальчика и девочку, и если понадобится, когда-нибудь сможет узаконить их. За обоими детьми хорошо смотрели, и Дом часто их навещал, поселив их мать, Джулию Гаффни, которая была его любовницей почти пять лет, в роскошном доме неподалеку от себя. Так что, в общем-то, он мог бы уехать отсюда хоть завтра, как только зачитают завещание Филипа, и вернуться в Лионз Хилл, свой особняк неподалеку от Лондона, где обычно проводил большую часть времени.

Дом провел рукой по волосам. Можно понять страстное желание Рутерфорда увидеть наконец законного наследника, но то, как жестко дед добивается своей цели… Этому Доминик не находил оправданий. Если бы герцог просто попытался убедить меня, размышлял Дом, то, возможно, я был бы более покладистым. Тем более что заниматься любовью с Анной вряд ли можно считать неприятной работой.

– Доминик?

Дом вздрогнул от неожиданности, услышав голос матери. Он повернулся и стал напряженно вглядываться в темноту, силясь разглядеть Клариссу. Она стояла на пороге распахнутых стеклянных дверей и казалась удивительно красивым, почти эфирным созданием. Легкий ветерок шевелил складки ее юбки. Кутаясь в черную, вышитую тамбуром шаль, она сделала несколько шагов вперед. Пушистый кот, почти такого же цвета, как туман, терся об ее ноги.

– Мама, ты искала меня?

– Да. – Она замолчала в нерешительности. – У нас не было возможности поговорить раньше, при гостях.

Дом подошел к ней.

– Чем я могу тебе помочь, мама?

Кларисса отвела взгляд и посмотрела в сад, почти растворившийся в тумане.

– Я так тревожусь, Доминик.

Дому захотелось утешить ее; он стоял достаточно близко, чтобы обнять мать, но их взгляды внезапно встретились, и Дом не осмелился даже поднять рук.

– О чем же ты тревожишься, мама?

– Обо всем, – резко произнесла Кларисса. – И о тебе, и о себе.

Дом вздрогнул.

– У тебя нет причин волноваться за меня, а за себя и подавно.

– Ты уже знаешь об этой глупой дарственной Рутер-форда?

Почувствовав, что его вновь охватывает раздражение, Дом отвел взгляд.

Кларисса положила руку ему на плечо.

– Доминик, Уэверли Холл должен принадлежать тебе!

– Да, он должен принадлежать мне, но сейчас он принадлежит Анне.

– Твой дед зашел слишком далеко, он, должно быть, выжил из ума!

– Да, он зашел очень далеко, но он в здравом уме, мама. Он отлично знает, что делает.

– И Анна тоже, – добавила Кларисса с неожиданной горячностью. Дом поморщился.

– Что ты имеешь в виду?

У Клариссы был на удивление взбешенный вид.

– Все эти годы она не теряла времени зря. Дом. Сейчас она маркиза и держит все бразды правления весьма недурным имением в своих руках. Или ты полагаешь, что Рутерфорд сам до этого додумался?

– А почему нет? – Дом пристально посмотрел на мать, взвешивая каждое ее слово. – Мама, что ты стараешься мне доказать?

Кларисса покраснела от злости.

– Твоя жена – расчетливая потаскушка! Жаль, что именно мне приходится говорить тебе об этом, но она очень умна и хитра. Ты этого не знаешь, так как тебя здесь не было четыре года. Все это время она потратила на то, чтобы втереться в доверие к Рутерфорду и завоевать его сердце. Он обожает Анну! Земля, по которой она ступает, кажется ему священной! Он считает, что она всегда права! Он отдал ей то, что по праву рождения принадлежит тебе! Он во всем с ней заодно!

Дом спокойно смотрел на мать. Она, как и все родственники, считала, что Анна всего лишь удачливая дрянь. Если бы Доминик основывался только на фактах, он бы тоже так решил. Однако он знал Анну намного лучше. И, что важнее всего, хоть он и пытался забыть ту безумную ночь в саду, она навсегда запечатлелась в его памяти. Анна была невинна и боготворила его. А он поступил, как последний негодяй.

– Я не думаю, что Анна так бессердечна и так хитра, мама.

– Ну, разумеется! Однако у нее хватило хитрости выманить тебя в ту ночь на свидание прямо с помолвки Фелисити! – воскликнула Кларисса. – И посмотри, к чему это привело.

Дома покоробили ее слова.

– Я виноват в этом не меньше, чем она. А может, и больше. Я не должен был отвечать на ее записку. И, конечно, обязан был вести себя как джентльмен.

– Я не укоряю тебя за то, что ты вступил в связь с этой потаскухой. Ты мужчина, а мужчины со дня сотворения мира попадаются на крючок к расчетливым соблазнительницам.

Дом облизнул пересохшие губы.

– Мама, Анна – моя жена.

– А-а, ты стал ее защищать? После того как она женила тебя на себе, а теперь получила и этот дом, и поистине королевский доход?

– Рутерфорд сделал это по своей воле.

– Ты не знаешь Анну, – продолжала Кларисса на повышенных тонах. – Она здесь королева. Она управляет всем имением. Она прибрала к рукам Уэверли Холл задолго до того, как Рутерфорд объявил о дарственной. А теперь она получила то, чего не имеют большинство женщин, но это только начало, помяни мое слово.

Дом молчал.

– Ты знаешь, почему она уволила управляющего? – спросила Кларисса. – Только для того, чтобы без всяких помех владеть имением!

– Она уволила Джорджа Харвея? – удивился Дом. – Наверняка это сделал отец.

– Нет. Его уволила Анна, а твой отец не стал вникать, что к чему, и быстро с ней согласился.

– Вот это да! Значит, она действительно управляет имением. Это же сложнейшая задача, с которой справится не всякий мужчина.

– Похоже, ты начинаешь ею восхищаться!

– Возможно, – задумчиво проговорил Дом. – Мама, я не могу поверить, что Анна так хитра и жестока. В ту ночь она была невинна, и я один виноват в том, что соблазнил ее. Поэтому я обязан был жениться на ней, а в результате причинил ей только горе. Теперь она презирает меня… и поделом.

– Ты не прав! Ты не знаешь ее! Дом, ты не можешь сейчас уехать.

– Почему?

– Потому что всем нам станет только хуже. Если ты останешься, то сможешь распоряжаться в имении, даже несмотря на дарственную. Анна меня не любит. – Кларисса вытерла слезы. – Куда я поеду, если Анна решит, что больше не хочет меня видеть? Что мне тогда делать?

– Мама, Анна не станет требовать, чтобы ты уехала из этого дома. Да и я этого не позволю. – Доминик осторожно обнял ее и притянул к себе. Ее хрупкое тело дрожало, и он быстро отпустил мать. – Может, ты и сама решишь, что тебе лучше жить где-нибудь в другом месте. Я всегда буду рад видеть тебя в любом из наших поместий.

– Мой дом здесь. Я люблю Уэверли Холл. Я не хочу жить ни в каком другом доме.

– Тогда ты останешься здесь.

Кларисса со всхлипом вздохнула.

– Останься, Дом, пожалуйста! Хоть ненадолго. Пока все не образуется. Анне нужно напомнить, что ты ее муж. И потом… – Она на мгновение запнулась. – Если кто и должен уехать, так это она.

– Нет! – резко ответил он. – Здесь и ее дом тоже. По-моему, ты несправедлива к ней. Тебе никогда не приходило в голову, что у вас с ней много общего? Вы обе любите это имение. Ты моя мать, а она моя жена. Почему бы вам не подружиться? Я был бы тебе признателен, если бы ты познакомила Анну с местным дворянством и помогла ей завести здесь друзей.

– О чем ты говоришь?! – задохнулась от возмущения Кларисса.

– Я уеду завтра, как и собирался. Но мне в голову не приходило, как тяжело Анне жить почти в полной изоляции. Я хочу это исправить.

– Я… – Кларисса побледнела.

– Мама, ты же не откажешь мне в такой простой просьбе? – Его тон был обманчиво мягок. Дом привык, что ему подчинялись беспрекословно. Он отлично знал свою власть над женщинами.

Кларисса молча кивнула и повернулась, чтобы уйти, но Дом остановил ее.

– Мама, спасибо, что ты пришла поговорить со мной.

Их взгляды встретились.

– Я знаю, что была не очень хорошей матерью, Доминик. Я очень сожалею об этом.

– Ты была отличной матерью, – возразил он, внезапно обнаружив, что голос не слушается его. Он постарался улыбнуться, – Мне кажется, мы, наконец узнаем друг друга по-настоящему. – Улыбка исчезла с его лица. – Я не знал моего отца, и теперь уже никогда не узнаю. Я не хочу повторить эту ошибку с тобой, мама.

Кларисса промокнула платком глаза, наклонилась и взяла на руки кота. Ее губы дрожали.

– Когда ты родился, я не хотела отдавать тебя кормилице, но твой отец и дед настояли на этом.Позже они не позволили мне ухаживать за тобой, сказав, что на это есть няньки. – Кларисса энергично моргнула, прогоняя непрошеные слезы. – Я пыталась участвовать хоть в чем-то: купать тебя, расчесывать тебе волосы. Но твой отец твердил, что это дело прислуги. Он настаивал, чтобы я проводила с тобой не больше часа в день, и время выбирал он, а не я. Вот откуда взялся ритуал ежедневного чаепития. «Этого достаточно», – говорил он.