Текст книги "Ритм войны. Том 2"

61. Масло и вода

При других обстоятельствах песок захватил бы мой разум до такой степени, что не осталось бы места для прочих рациональных занятий. Что он собой представляет? Откуда взялся?

Из «Ритма войны», с. 13

Наконец-то Навани услышала голос Каладина.

«Простите, светлость, – передал Сородич его слова. – Вчера вечером, вернувшись в свое логово, я рухнул без сил и заснул. Я не нарочно заставил вас ждать».

Придя утром в комнату ученых, Навани при помощи Сородича обнаружила, что проспала события, едва не положившие конец их сопротивлению. Затем несколько бесконечных часов ждала вестей от ветробегуна.

– Не извиняйся, – прошептала Навани.

Она стояла на своем обычном месте, заложив руки за спину, касаясь кристаллической жилы на стене и рассматривая своих работающих подчиненных. Стражники стояли у двери, а странная безумная Сплавленная сидела у дальней стены, но никто не пытался помешать самой Навани.

– Ты сделал то, что должен был, и сделал хорошо.

«Я потерпел неудачу».

– Нет, – тихо, но твердо сказала Навани. – Великий маршал, твоя задача не в том, чтобы спасти башню. Твоя задача – выиграть для меня достаточно времени, чтобы изменить то, что было сделано. Ты не потерпел неудачу. Ты совершил нечто невероятное, и благодаря этому мы все еще можем сражаться.

Каладин долго не отвечал.

«Спасибо. – Его голос окреп. – Мне нужно было это услышать».

– Я говорю правду. Если у меня будет достаточно времени, я уверена, что смогу очистить башню от вражеского света, а затем вместо этого зарядить соответствующим.

Все сводилось к природе буресвета, пустосвета и тому, как работает Сородич. Навани нужно было все изучить в ускоренном темпе и точно выяснить, что пошло не так.

«Похоже, уничтожение узла только ухудшило ситуацию, – сказал Каладин. – Исцеление теперь занимает больше времени. Сплавленная ударила меня ножом, и прошло добрых десять минут, прежде чем буресвет полностью залечил рану».

– Сомневаюсь, что это произошло из-за уничтожения узла, – сказала Навани. – Рабониэль смогла сильнее исказить башню, прежде чем ты остановил ее.

«Понял. Меня терзают угрызения совести из-за того, что не получилось защитить узел, но, светлость, это было невозможно. Если обнаружат остальные, их придется тоже уничтожить».

– Согласна. Делай то, что должен, чтобы дать мне больше времени. Есть еще новости?

«Ах да! – сказал Каладин. – Я не успел вовремя добраться до Врат. Я думал, что смогу легко спуститься на первый этаж, но это оказался более длительный процесс, чем я себе представлял».

– Ты не летал?

«Эти сплетения не работают, светлость. Мне пришлось использовать Адгезию, чтобы сделать опоры для рук. Мне нужно больше практиковаться – или найти другой путь вверх и вниз, – если вы хотите, чтобы я попытался добраться до Врат. Как бы то ни было, я украл для вас даль-перья. Двенадцать комплектов. Сил осматривает их и думает, что знает причину, по которой они работают. Светлость, спрены внутри искажены, как и спрены Ренарина. Рубины теперь работают на пустосвете, как вы и подозревали, – и все дело в этих спренах».

Навани тяжело вздохнула. Это была одна из ее догадок; жаль, что она подтвердилась. Если ей понадобится заполучить испорченных спренов, она вряд ли сможет заставить фабриали работать без ведома Рабониэли.

– Отдыхай, – сказала она Каладину, – и не теряй сил. Я найду способ обратить вспять то, что здесь происходит.

«Мы должны предупредить Далинара. Может быть, мы могли бы передать ему половину одного из этих даль-перьев».

– Не знаю, как мы этого добьемся.

«Ну, я думаю, это зависит от того, как далеко простирается защитное поле башни. Возможно, я мог бы спрыгнуть с выступа, упасть достаточно далеко, чтобы выйти за пределы подавления, а затем активировать сплетения. Но это оставило бы вас без Сияющего. Честно говоря, мне неприятно это предлагать. Не знаю, смогу ли я уйти, учитывая, как обстоят дела».

– Согласна, – сказала Навани. – Сейчас гораздо важнее, чтобы ты был со мной. Высматривай Крадунью; Сородич потерял ее след, но она не спит, как и ты.

«Понял».

– А в остальном ты в порядке? У тебя есть еда?

«Да. Мне помогает еще один из моих людей. Он не Сияющий, но хороший человек».

– Немой? – догадалась Навани.

«Вы знаете Даббида?»

– Мы встречались. Передай ему мои наилучшие пожелания.

«Будет сделано, светлость. Правда, я не думаю, что смогу отдохнуть. Мне нужно попрактиковаться в лазании по внешней стороне башни, но боюсь, мне не добиться нужной быстроты. Что, если узел обнаружат где-нибудь на сороковом этаже? На такую высоту я буду карабкаться несколько часов».

– Вполне обоснованное беспокойство, – сказала она. – Посмотрим, смогу ли я найти решение. Давай поговорим завтра примерно в это же время.

«Понял».

Навани оттолкнулась от стены и прошлась по комнате. Она не хотела, чтобы ее видели разговаривающей вслух; наверняка певцам наказали следить за признаками того, что где-то есть Сияющие. Она тихо побеседовала с Рушу, объясняя свои планы на следующий этап траты времени.

Рушу одобрила, но Навани почувствовала раздражение, когда двинулась дальше.

«Мне нужно не просто тянуть время. Мне нужно трудиться ради обретения свободы».

Она снова обдумала свой план. Первым шагом было продолжать следить за тем, чтобы они не утратили свои позиции, и это бремя легло на Каладина. Второй шаг состоял в том, чтобы связаться с Далинаром. Теперь, когда у нее есть даль-перья, возможно, она найдет способ.

Сейчас ее волновал третий шаг. Разговор с Сородичем подтвердил несколько ее подозрений. Башня регулировала давление и тепло для тех, кто жил внутри, – и когда-то она справлялась с этим гораздо лучше, наряду с выполнением множества других жизненно важных функций.

Большая их часть, включая защиту башни от Сплавленных, прекратила действовать приблизительно во время Отступничества, когда Сияющие отказались от своих клятв, а древние певцы превратились в паршунов, их песни и формы были украдены. Действия этих древних Сияющих каким-то образом разрушили башню – и Рабониэль, заполняя ее пустосветом, занималась чем-то вроде ремонта на свой извращенный лад.

Навани задыхалась от всего этого. Ей нужно было решить проблему, используя механизмы, которых она не понимала, – она и узнала-то о них всего несколько дней назад. Она расхаживала по комнате, массируя виски. Лучше сначала решить проблему поменьше, чтобы дать мозгу время отвлечься от более серьезной.

Какую меньшую проблему она могла бы решить? Помогать Каладину быстрее двигаться вверх и вниз по башне? Может, существует какой-нибудь скрытый лифт, и она…

Стоп.

«Способ для одного человека быстро подняться и спуститься. Шквал!»

Она резко повернулась и пошла в другой конец комнаты, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения.

Младший инженер Томор пережил захват Уритиру. Навани заставила его пересчитывать расчеты по некоторым схемам. Она наклонилась к молодому ревнителю и, указывая на бумаги по его текущему проекту, прошептала:

– Помнишь перчатку, которую ты хотел использовать как лифт для одного человека? Где она?

– Светлость? – удивленно спросил юноша. – В коробках в коридоре.

– Достань ее, – прошептала она, – сегодня, когда будешь уходить.

Младшим ученым певцы позволяли передвигаться более свободно, чем самой Навани. А что им было делать? Заставить три десятка человек спать в этой комнате без удобств? Нескольких ключевых работников – Навани, Рушу, Фалилара – всегда сопровождали, но их подчиненным не уделяли столько внимания.

– Светлость? А если меня поймают?

– Тебя могут убить, – прошептала она. – Но это риск, на который мы должны пойти. Сияющий все еще сражается, Томор, и ему нужно твое устройство, чтобы перемещаться между этажами.

Глаза Томора загорелись.

– Мое устройство… Благословенный Бурей нуждается в нем?

– Ты знаешь про него?

– Все только о нем и говорят. Я думал, это безосновательные слухи.

– Сообщай мне о таких слухах, даже если они безосновательные, – велела Навани. – А пока мне нужно, чтобы ты выкрал эту перчатку и спрятал ее там, где ее не обнаружат, но где Каладин сможет ее найти.

– Я постараюсь, светлость, – нервно сказал Томор. – Но фабриали больше не работают.

– Предоставь это мне. Приложи к перчатке схему расположения противовесов на двадцатом этаже, так как ему придется наведаться и туда.

Сопряженные рубины из украденных Каладином даль-перьев, возможно, подойдут для того, чтобы заставить устройство работать. Она объяснит, что и куда установить. И рубины будут меньше тех, которые Томор встроил в свой прибор; выдержат ли они вес? Придется все просчитать, но если предположить, что Томор использовал новые клетки, которые не нагружали рубины так сильно, должно сработать.

Навани встала, чтобы поговорить с другими, делая вид, что продолжает все те же незначащие беседы. Но вскоре заметила, что в дверях кое-кто стоит.

Рабониэль. Навани перевела дух, успокаиваясь и подавляя всплеск тревоги. Сплавленная, скорее всего, будет недовольна тем, что произошло прошлой ночью. Оставалось лишь надеяться, что она не заподозрит в этом бывшую королеву.

Увы, вскоре в комнату вошел охранник и направился прямо к Навани. Рабониэль не вызывала нижестоящих лично. Навани не могла избавиться от спренов беспокойства, которые последовали за ней, когда она присоединилась к Сплавленной в дверном проеме.

Сегодня на Рабониэли было платье, хотя и незнакомого Навани покроя. Свободное и бесформенное, оно походило на ночную одежду какой-нибудь алети. Хотя на высокой Сплавленной оно сидело изящно, вид ее в чем-то роскошном, а не воинственном обескураживал.

Когда появилась Навани, Сплавленная не произнесла ни слова. Вместо этого она повернулась и неторопливо покинула комнату. Навани последовала за ней в коридор с изразцами. Слева мягко светился щит, окружающий кристаллическую колонну.

– Твои ученые, – наконец заговорила Рабониэль, – похоже, не слишком продвинулись. Они должны были доставить моим соплеменникам фабриали для испытаний.

– Мои ученые напуганы и расстроены, Древняя. Могут пройти недели, прежде чем они снова почувствуют себя способными к плодотворным занятиям.

– Да, и дольше, если ты продолжишь заставлять их топтаться на месте в попытке избежать прогресса.

«Она поняла это быстрее, чем я ожидала», – подумала Навани, пока они вдвоем шли по коридору к щиту. Здесь обычный солдат-певец в боеформе трудился под руководством нескольких Сплавленных. С осколочным клинком.

Они знали, что певцы забрали несколько клинков у людей, с которыми сражались, но Навани узнала этот меч. Он принадлежал ее сыну. Клинок Элокара, Восходящий.

Ценой немалых усилий Навани сохранила безразличный вид, хотя спрены тревоги исчезли, а вместо них появился спрен мучений: перевернутое каменное лицо, словно барельеф на ближайшей стене. Это выдавало ее истинные чувства. Рана была глубока.

Рабониэль взглянула на спрена, но ничего не сказала. Навани продолжала смотреть вперед, наблюдая за чудовищным клинком в руке ужасного существа… Боеформа держала оружие наготове. На эфесе не было самосвета; видимо, меч не был связан с боеформой. Или механизм вызова не работал в башне, с ее включенной защитой.

Боеформа атаковала щит – и, вопреки ожиданиям Навани, клинок вонзился в синий свет. Боеформа вырезала кусок, который испарился, не успев упасть, – и так же быстро щит восстановился. Боеформа попыталась снова, ускорившись. Понаблюдав несколько минут, Навани убедилась, что все усилия тщетны. Пузырь проворно отращивал вырезанную часть.

– Прелестно, не правда ли? – спросила Рабониэль.

Навани повернулась к ней, стараясь побороть воспоминания, вызванные видом меча. Сегодня вечером она снова оплачет свое дитя, как делала это много раз в прошлом. Сейчас она не покажет этим существам свою боль.

– Я никогда не видела ничего подобного этому щиту, Повелительница желаний. Мне не дано постичь, как его создали.

– Мы могли бы разгадать его тайны, если бы действовали сообща, – сказала Рабониэль, – вместо того чтобы тратить время, наблюдая друг за другом в поисках скрытых мотивов.

– Это правда, Древняя, – согласилась Навани. – Но если вы хотите моего сотрудничества и доброй воли, возможно, вам не стоит выставлять напоказ передо мной клинок, снятый с трупа моего сына.

Рабониэль напряглась. Она взглянула на боеформу с оружием:

– Я не знала.

В самом деле? Или это была очередная уловка?

Рабониэль повернулась и кивком пригласила Навани следовать за ней.

– Позвольте спросить, Древняя, – проговорила Навани, когда они отошли от щита, – почему вы отдаете захваченные клинки простым солдатам, а не оставляете себе?

Рабониэль загудела в одном из ритмов – Навани не могла их различать. Певцы, казалось, могли отличить один от другого, услышав короткое слово или пару секунд пения вообще без слов.

– Некоторые Сплавленные хранят захваченные нами клинки, – объяснила Рабониэль. – Те, кто наслаждается болью. А теперь, боюсь, мне придется внести некоторые изменения в порядок работы твоих ученых. Ты, естественно, отвлекаешься, не позволяя им выдать мне слишком много информации. Я неосознанно поставила тебя в такое положение, когда твои очевидные таланты растрачиваются впустую из-за глупого политиканства. Новые условия таковы: ты будешь работать одна за моим столом, отдельно от других. Дважды в день сможешь давать им письменные указания, которые я лично проверю. Это даст тебе больше времени для достойных занятий и меньше для обмана.

Навани поджала губы:

– Я думаю, что это неразумно, Древняя. Я привыкла работать со своими учеными непосредственно. Они действуют гораздо эффективнее, когда я лично направляю их усилия.

– Мне трудно представить их менее эффективными, чем сейчас, Навани. С этого момента мы будем работать именно так, как я сказала. Не обсуждается.

У Рабониэли был длинный шаг, и она намеренно использовала его, чтобы заставить Навани спешить следом. Дойдя до покоев ученых, Рабониэль повернула налево, а не направо – в комнату, которую ученые Навани использовали как библиотеку.

Стол Рабониэли в этой комнате когда-то принадлежал Навани. Сплавленная взмахнула рукой, и Навани послушно села. Неудобный поворот, однако перечить Рабониэли нельзя.

Сплавленная присела, порылась в коробке на полу. Положила что-то на стол. Стеклянный шар? Да, как тот, что был рядом с первым узлом, который активировала Навани.

– Когда мы обнаружили узел, управляющий полем, эта штука была с ним связана, – сказала Рабониэль. – Посмотри внимательно. Что ты видишь?

Навани нерешительно подняла шар. Он оказался тяжелее, чем ожидалось, и был сделан из цельного стекла, но она заметила внутри необычную конструкцию. В прошлый раз она такого не видела или не поняла, что видит. В центре шара поднималась колонна…

– Это копия комнаты с самосветной колонной, – проговорила Навани, от изумления распахнув глаза. – Вы же не думаете, что…

– Так создается поле. – Рабониэль постучала по шару оранжевым ногтем. – Это своего рода духозаклинание. Фабриаль внушает воздуху вокруг столба, что он стекло. Вот почему отрезание куска ничего не дает.

– Невероятно! Я даже не предполагала, что потоки можно применять таким образом. Это не полная трансформация, а какое-то половинчатое состояние. Вечный стазис, с шаром в качестве образца для подражания…

– Такие же шары должны быть и в других узлах.

– Ясно. После того как этот был отсоединен, щит ослабел?

– Этого мы не можем сказать. Одного узла должно быть достаточно, чтобы увековечить трансформацию.

– Поразительно…

«Не поддавайся на уловки, Навани. Она хочет, чтобы ты мыслила как ученый, а не как королева. Она хочет, чтобы ты работала на нее, а не против нее».

Сохранять бдительность стало еще труднее, когда Рабониэль поставила на стол что-то еще. Бриллиант размером с ноготь большого пальца Навани, полный буресвета. Но… оттенок был слегка не тот. Нахмурившись, Навани повертела камень в руках. Она не могла сказать наверняка без сферы с буресветом для сравнения, но, похоже, бриллиант слегка отсвечивал сине-зеленым.

– Это ведь не буресвет? И не пустосвет?

Рабониэль запела. Потом, сообразив, что Навани не понимает, сказала:

– Нет.

– Третий свет. Я так и знала. В тот момент, когда мне стало известно о пустосвете, я задумалась. Три бога, три типа света…

– Ах, – сказала Рабониэль. – Но это не третий тип света. Тот мы называем жизнесветом. Сила Культивации в дистиллированном виде. А это кое-что другое. Кое-что уникальное. Причина, которая привела меня в эту башню. Это смесь из двух компонентов, буресвета и жизнесвета. В том же смысле, в каком…

– В каком Сородич – дитя Чести и Культивации, – подхватила Навани.

Шквал. Так вот что имел в виду Сородич, говоря, что его свет больше не работает. Башня перестала действовать из-за того, что нечто случилось с ее светом.

– Он вытекал совсем тонкой струйкой, – продолжала Рабониэль. – Что-то не так с башней, поток встречает некое препятствие. – Ее ритм стал более энергичным. – Так или иначе, это доказательство. Я давно подозревала, что существует способ смешивать и изменять различные формы света. Эти три энергии – средство, с помощью которого действуют все потоки, и все же мы так мало знаем о них… Что мы могли бы сделать с этой силой, если бы действительно понимали ее? Башнесвет подтверждает, что буресвет и жизнесвет могут смешиваться и создавать нечто новое. Может ли то же самое случиться с буресветом и пустосветом? Или это окажется невозможным, так как они противоположны?

– Разве? – спросила Навани.

– Да. Как ночь и день или масло и вода. Но возможно, мы сможем найти способ соединить их. Если так, то это может послужить… моделью взаимоотношений наших народов. Путем к единству вместо борьбы. Доказательством того, что мы, хотя и противоположности, можем сосуществовать.

Навани уставилась на светящуюся сферу башнесвета и почувствовала, что должна кое-что уточнить.

– Масло и вода не противоположны.

– Еще как противоположны, – возразила Рабониэль. – Это центральный постулат философии. Они не могут смешиваться и должны всегда оставаться разделенными.

– То, что не смешивается, не обязательно противоположно, – не сдавалась Навани. – Песок и вода тоже не смешиваются, и вы бы не назвали их противоположностями. Это к делу не относится. Масло и воду можно смешать, если у вас есть эмульгатор.

– Я не знаю этого слова.

– Это своего рода связующее средство, Древняя. – Навани встала.

Если ее вещи все еще здесь… Да, в дальнем углу комнаты нашелся ящик с простыми материалами для экспериментов. Она налила во флакон немного масла и воды, добавила экстракта сока культяпника в качестве простого эмульгатора. Встряхнула полученный раствор и протянула его Рабониэли. Сплавленная взяла флакон и подержала, ожидая, пока масло и вода разделятся. Но, конечно, этого не произошло.

– Масло и вода постоянно смешиваются в природе, – сказала Навани. – Например, в молоке свиньи есть частицы жира.

– Да… вижу, я слишком долго считала древнюю философию неопровержимой, – проговорила Рабониэль. – Я ношу звание ученой, но сегодня чувствую себя дурой.

– У каждого есть пробелы в знаниях. В неведении нет ничего постыдного. В любом случае масло и вода – не противоположности. Я не уверена, что собой представляет противоположность воды, если это понятие вообще можно применить к стихии.

– Различные формы света действительно имеют противоположности, – упрямо заявила Рабониэль. – Я в этом уверена. И все же я должна поразмыслить о том, что ты мне показала.

Она протянула руку и постучала по сфере, полной башнесвета:

– А пока поэкспериментируй с этим. Чтобы ты не отвлекалась, я должна настаивать на твоем пребывании в этой комнате до конца каждого дня, за исключением тех случаев, когда тебя сопроводят в уборную.

– Ладно, – сказала Навани. – Хотя если вы желаете, чтобы мои ученые действительно что-то для вас разработали, то идея о том, что они рисуют планы, а вы их проверяете, глупа. Это не сработает – по крайней мере, блестящих результатов не ждите. Вместо этого, Древняя, я прошу вас доставить самосветы, которые питают фабриали, способные работать в башне.

Некоторое время Рабониэль что-то напевала, разглядывая эмульсию.

– Я пошлю такие камни твоим людям в доказательство моей готовности сотрудничать. – Она собралась уходить. – Если намереваешься использовать шифры, чтобы давать тайные инструкции ученым, будь добра, сделай их трудными. Спрены, которым я поручу разгадывать твои истинные послания, любят сложные задачи. Это придает их жизни смысл.

Рабониэль выставила стражу у двери, но по комнате Навани могла передвигаться свободно. В остальном помещение пустовало: там были только книжные полки, ящики и несколько сферных ламп. Других дверей не было; зато в дальнем углу Навани обнаружила спрятанную в рисунке слоев гранатовую жилу.

– Ты здесь? – спросила она, притрагиваясь к стене.

«Да, – ответил Сородич. – Я ближе к смерти, чем когда-либо. Со всех сторон враги. Люди и певцы одинаково стремятся мной воспользоваться».

– Не приравнивай одно к другому, это неправильно. Мой вид, возможно, не понимает вреда, который мы причинили спренам, но враг, безусловно, знает, какой вред они наносят, развращая их.

«Какая разница. Я скоро умру. Осталось только два узла, а предыдущий был обнаружен так быстро».

– Еще одно доказательство того, что ты должен помогать нам, а не им, – прошептала Навани, заглядывая между стеллажами, чтобы убедиться, что не привлекла внимания охранника. – Мне нужно лучше понять, как работают различные формы света.

«Не думаю, что смогу многое объяснить, – сказал Сородич. – Для меня все это просто… действовало. Как человеческий ребенок может дышать, так и я привыкло создавать и использовать свет. А потом… звуки исчезли… и свет покинул меня».

– Ладно, – сказала Навани. – Поговорим об этом позднее. Теперь скажи мне, где остальные узлы.

«Нет. Защищай их, когда они будут обнаружены».

– Сородич, – взмолилась Навани. – Если Каладин Благословенный Бурей не сможет защитить узел, то никто не может. Наша цель должна состоять в том, чтобы отвлечь и ввести в заблуждение, не дать Сплавленным когда-либо найти узлы. Для этого мне нужно знать, где они находятся.

«Ты так хорошо говоришь. Так удручающе хорошо… Вы, люди, всегда ведете столь разумные речи. А потом приходит боль, и лишь вслед за ней тайное становится явным».

– Ну тогда молчи в свое удовольствие, – заявила Навани. – Но ты должен был понять, когда увидел, как Каладин сражается за тебя, что мы в неравном положении. Наша единственная надежда – предотвратить обнаружение узлов. Если бы я знала, где находится хотя бы один, я могла бы придумать планы, чтобы отвлечь внимание врага!

«Сначала придумай, – упорствовал Сородич. – Потом поговорим».

– Ладно… – сдалась Навани.

Она сняла с полки несколько книг, чтобы скрыть свою истинную цель, и подошла к своему месту. Там она начала записывать все, что знала о свете.