Текст книги "Ритм войны. Том 2"

И все-таки он видел и боевые варианты применения. В целом устройство работало лучше, чем ожидалось. Каладин прошел в конец коридора, чтобы снова занять исходную позицию.

– Опять? – спросила Сил.

– На свидание спешишь?

– Просто скучно.

– Могу врезаться в другую стену, если хочешь.

– Только если ты пообещаешь сделать это забавным образом.

– В смысле? Еще раз пальцы сломать, что ли?

– Нет. – Она пронеслась вокруг него светящейся лентой. – Ломать руки не очень смешно. Попробуй другую часть тела. Забавную.

– Я даже не рискну вообразить, как это сделать. Вернемся к делу.

– И как долго мы будем уныло врезаться в стены?

– Разумеется, пока не перестанем, – ответил Каладин. – Я отрабатывал сплетения месяцами, а к первому бою в качестве копейщика готовился еще дольше. Судя по тому, как быстро Сплавленные нашли второй узел, подозреваю, у меня всего несколько дней, чтобы освоиться, а потом придется испробовать фабриаль на практике.

Когда настанет время – если, конечно, Навани или Сородич успеют предупредить, – он хотел быть готовым. Он знал по крайней мере один способ успокоить кошмары, растущее давление и умственное истощение. Он ничего не мог поделать ни со своей ситуацией, ни с трещинами внутри, которые постоянно расширялись.

Но он мог заниматься делом, не позволяя трещинам определять, в чем его суть.

64. Личное напоминание

Песок попал к нам из другого мира. Это только одно из удивительных чудес родом из иных мест; недавно я получила цепь из земель мертвых, – говорят, посредством какой-то из Когнитивных аномалий она может стать чем-то вроде якоря для личности. Не знаю, как она может мне пригодиться, я же не могу покинуть Рошарскую систему. И все-таки это бесценный предмет.

Из «Ритма войны», примечание к с. 13

Ясна никогда не бывала в шкуре солдата. О, она видела войну вблизи. Она осталась в передвижных военных лагерях. Она ходила по полям боев. Она сражалась и убивала, даже вмешалась в битву на Тайленском поле. Но она никогда не стояла в общем строю, как воин среди других воинов.

Остальные монархи были сбиты с толку. Даже солдаты, казалось, растерялись, когда расступились, позволяя ей решительно прошествовать вперед среди них в осколочном доспехе. Далинар, однако, понял.

«До тех пор пока ты не встанешь в эти ряды, держа меч и повернувшись лицом к вражеским силам, ты никогда не поймешь. Никакие книги не подготовят тебя, Ясна. Так что да, я думаю, тебе лучше пойти».

Тысячи цитат из трудов известных ученых пришли ей на ум. Рассказы о том, каково это – быть на войне. Она прочла сотни книг, некоторые настолько подробные, что чувствовался запах крови. И все они исчезли, как тьма от лучей солнца, когда она достигла фронта коалиционных армий и посмотрела на врага.

Число противников казалось бесконечным. Грибная поросль на земле – черная, белая и красная; оружие блестит на солнце.

По донесениям здесь было около сорока тысяч певцов. Это число она могла понять, проанализировать. Но ее глаза видели не сорок тысяч, а ряды, которым не было конца и края. Цифры на странице стали бессмысленными. Она пришла не для того, чтобы сражаться с сорока тысячами. Она пришла, чтобы бороться с приливом.

На бумаге это место называлось низменностью Друнму, что в Эмуле. В реальности оно выглядело как обширный океан беспокойной травы с высокими нагромождениями лоз. На собраниях Норка настаивал, что сражение здесь выгодно для коалиции. Если позволить врагам отступить к городам и крепостям, они там окопаются и этот панцирь будет трудно взломать. Вместо этого он подтолкнул певцов к месту, где они будут чувствовать себя в полноценном сражении уверенно, поскольку у них было небольшое преимущество в виде возвышенности и солнца в спину. Здесь и случится противостояние – и Норка намеревался использовать превосходящую численность и навыки коалиции, чтобы добиться победы.

Так что логически Ясна понимала: эта битва ее войску выгодна. Однако в глубине души она чувствовала себя подавленной расстоянием до врага – расстоянием, которое ей, как и всем остальным, предстояло пересечь под шквалом вражеских стрел и копий. Было трудно не ощущать свою незначительность, даже в доспехе.

Зазвучали рога, приказывая наступать, и она заметила двух гранетанцоров, державшихся рядом, – вероятно, по просьбе дяди. Хотя она всегда представляла себе сражения, начинающиеся с грандиозной и стремительной атаки, ее войско двигалось с размеренностью механизма: подняв щиты, держа строй, уверенным маршем, – темп задавали подразделения ветеранов, которые не дрогнули, когда начали сыпаться стрелы. Если бы солдаты побежали, они бы нарушили строй, да к тому же запыхались, прибыв на место.

Она вздрогнула, когда в нее ударили первые стрелы. Они падали с аритмичной серией щелчков металла по дереву, как град. Одна отскочила от ее плеча, другая скользнула по шлему. К счастью, их вскоре перестали обстреливать, когда азирская легкая кавалерия совершила налет на вражеских лучников. Она слышала стук копыт, видела, как парят ветробегуны, охраняя всадников с воздуха. Противник по-прежнему недооценивал кавалерию, которой тысячи лет назад в значительном количестве не было.

Несмотря на все это, войска Алети продолжали идти вперед, подняв щиты. Это заняло мучительно много времени, но, так как сторона Ясны была агрессором, у врага не было никакого стимула двигаться навстречу. Певцы сохраняли позицию на вершине пологого склона. Она понимала, почему враг счел разумным остаться на месте: войскам Ясны предстояло брать штурмом этот холм.

Противник превратился в преграду из фигур в панцирях и стальных доспехах, держащих большие щиты и прорастающих пиками в несколько рядов глубиной. Эти певцы сражались не так, как паршенди на Расколотых равнинах; это были обученные войска, и Сплавленные быстро приспособились к современной войне. В вопросах кавалерии, конечно, они были слегка недальновидны, а вот своих связывателей потоков использовали куда эффективнее, чем раньше.

К тому времени как отряд Ясны занял позицию, она чувствовала себя измотанной от необходимости находиться на повышенном уровне боевой готовности во время марша. Она остановилась вместе с остальными, трава отступала перед ней волной – предчувствовала грядущую битву, словно бурю. Ясна приказала доспеху приглушить сияние, чтобы внешне не отличаться от обычного осколочника. Враг все равно выделит ее, но не узнает в ней королеву. Так она будет в большей безопасности.

Загудели рога. Ясна начала подниматься по последней части склона почти бегом. Склон был слишком пологим, чтобы назвать возвышенность холмом, и если бы она вышла прогуляться, то не обратила бы особого внимания на перемену уровня. Но теперь чувствовала ее с каждым шагом. Доспех побуждал ее двигаться, как и буресвет, который она вдохнула, но стоит отделиться от отряда – и можно попасть в окружение. Среди врагов притаились в засаде Сплавленные и Царственные. Только Небесные предпочитали сходиться с осколочниками в открытом бою.

Ясна призвала Айвори в качестве клинка, и оружие упало в ее ладони в латных рукавицах.

«Готов?»

«Да».

Она пробежала последние несколько футов до преграды из пик и взмахнула Айвори. Ее задача состояла в том, чтобы сломать их строй; полный осколочник мог крушить солдат вокруг себя целыми рядами.

К чести певцов, их строй выдержал натиск. Он прогнулся – пики царапнули броню Ясны, когда она попыталась приблизиться и атаковать, – но выстоял. Ее телохранители и два гранетанцора оставались позади, чтобы не дать врагу окружить королеву. Неподалеку еще одно подразделение из пяти тысяч солдат атаковало певцов. Звучали вопли, раздавался хруст.

Держа клинок двумя руками, Ясна металась взад и вперед, отсекая пики и пытаясь нанести удар по врагам. Певцы двигались с неожиданной гибкостью, отскакивали, оставаясь вне досягаемости ее меча.

«Это менее эффективно, – сказал ей Айвори. – Есть и другие наши силы. Использовать их?»

«Нет, я хочу познать настоящее чувство битвы, – подумала Ясна. – Или нечто настолько близкое к нему, насколько я могу себе позволить, в броне и с клинком».

«Ученая до мозга костей…» – страдальческим тоном ответил Айвори.

Ясна пробилась сквозь пики – против нее они были практически бесполезны – и сумела вонзить меч в грудь какого-то певца. Глаза противника выгорели, он упал, и королева, вытащив оружие резким движением, вынудила остальных с ругательствами отпрянуть.

Ею двигал не только научный интерес.

Если она собиралась приказывать солдатам идти в бой, ей нужно было нечто большее, чем описания из книг. Ей нужно было почувствовать то, что чувствовали они. И да, она могла воспользоваться своими силами. Духозаклинание и раньше оказывалось полезным в битвах, но без Далинара она не хотела растрачивать впустую ограниченный запас буресвета.

Если дела пойдут плохо, она сбежит в Шейдсмар. Она не дура. И все же это знание не давало ей покоя, пока она проносилась сквозь строй, отвлекая внимание врага. Ей не суждено по-настоящему испытать, каково это – быть бедолагой-копьеносцем на передовой.

Она слышала их крики, когда две силы столкнулись. Строи казались очень продуманными, и в большом масштабе они такими и были. Воинские подразделения на поле боя располагались с расчетом на ужасную инерцию, которая заставляла людей в авангарде сражаться. Поэтому, пока враг крепко стоял на позиции, войска на линии фронта терлись друг о друга с металлическим скрежетом.

Никак иначе Ясна не могла испытать подобное чувство. Тяжесть войсковых монолитов, наваливающаяся с двух сторон, – без возможности сбежать. И все же она хотела здесь быть. Она взмахнула клинком, вынуждая певцов отпрянуть, но другие начали тыкать в нее копьями и пиками, оттесняя в сторону, угрожая сбить с ног.

Ясна недооценила эффективность копий: да, они были бесполезны против ее брони, но с их помощью ею можно было маневрировать, как чуллом, в которого тыкают шестами. Она споткнулась и впервые почувствовала настоящий страх.

«Контролируй это».

Вместо того чтобы попытаться выпрямиться, она повернулась плечом к врагу и превратила свое неуклюжее движение в рывок, сокрушив строй певцов вблизи от своих солдат. Она не убила многих, но в этом и не было нужды. Их ряды дрогнули и поддались от ее усилий, и солдаты коалиции этим воспользовались. По обе стороны от Ясны они ответили врагу своими копьями и пиками – передний ряд солдат каждые десять минут отходил назад, руководствуясь выверенными приказами командира.

Охваченная звуками битвы, Ясна повернулась к врагу, и ее телохранители выстроились позади. Затем – пот струился по ее лбу – она снова бросилась в атаку. Вражеский строй расступился, выпуская громадное существо, до поры скрытое в их рядах. Это был Грандиозный – сплавленный с панцирными наростами в виде топоров на руках. Такие твари управляли потоком Прогрессии, который позволял им отращивать броню определенной формы, с нужной скоростью.

Солдаты с обеих сторон держались на расстоянии, образуя вокруг двух бойцов пустое пространство. Ясна не хотела прибегать к использованию своих особых сил. С осколками королеве полагалось быть на равных против этого существа, а вот силы быстро выдадут ее – в коалиционной армии не было других связывателей потоков, обладающих собственным доспехом.

«Есть еще одна причина, по которой ты сражаешься», – дерзко заметил Айвори.

Да, спрен был прав. Но вместо того чтобы признаться себе в этом, Ясна кинулась в бой. Буресвет бушевал в ее венах. Она отсекла одну из рук-топоров Сплавленного, а он ударил ее другой и сбил с ног. Она тряхнула головой и снова призвала клинок, замахнулась им, когда рука сплавленного понеслась вперед, как таран. Ясна отрубила его топор, но культя ударила ее в грудь. Панцирь вырос поверх нее, как корни дерева, и пригвоздил к земле.

Сплавленный шагнул в сторону, отломав панцирь в локте и оставив Ясну обездвиженной. Потом он повернулся – ее телохранители отвлекли его.

«Ах, мы получаем столько чудесных впечатлений, – съязвил Айвори. – Как мило».

Другие певцы подскочили к Ясне и принялись вонзать тонкие пики в ее забрало. Одна из них пронзила ей глаз, заставив закричать. Буресвет исцелил рану, и шлем запечатал щель, чтобы предотвратить дальнейшие атаки. С буресветом она не нуждалась в отверстиях, чтобы дышать. Но это, как и быстрый призыв клинка, было уступкой. Риском раскрыть, кто она такая.

Она высвободила руку из-под панциря, потом использовала Айвори в виде кинжала, чтобы прорубить себе путь к свободе. Выкатилась, повалив нескольких певцов, пинками вынудила упасть еще нескольких. Но стоило ей остановиться, как шквальный Сплавленный ринулся в атаку, ударил ее руками-топорами по голове и расколол доспех. Шлем взвыл от боли и раздражения, а потом щедро глотнул ее буресвета, восстанавливая себя.

«Весело-то как, – продолжил иронизировать Айвори. – Но конечно, Ясна не будет использовать свои силы. Она хочет и дальше притворяться простым солдатом».

Королева зарычала, поднялась на одно колено и ударила Сплавленного кулаком по ноге, но там вырос панцирь еще до того, как она успела коснуться врага. От ее удара существо даже не шелохнулось. Айвори стал коротким мечом в ее руке, и она принялась рубить Сплавленного, однако это открыло врагу возможность еще раз стукнуть ее по шлему – и от этой атаки она рухнула плашмя. Застонала, опираясь ладонью на камень.

«Твердый камень, – отметил внутренний голос. – Счастливый и довольный своей жизнью на равнинах». Нет, он будет сопротивляться ее просьбам измениться.

Враг начал наносить сокрушительные удары, Айвори превратился в щит на ее предплечье. Кровь на щеке Ясны смешалась с потом; хотя ее глаз зажил, пехотинцы-певцы пытались снова ее достать, и телохранители делали все возможное, чтобы их сдержать.

Ну ладно.

Она потянулась к воздуху, который сегодня был застоявшимся и угрюмым. Втягивая буресвет из камней на поясе, отдала единственную команду: «Изменись». Никаких просьб, как во времена ее молодости. Только твердость.

Скучающий воздух внял приказу и превратился в масло, которое хлынуло дождем – кое-что даже попало сражающимся в рот. Ее телохранителям был известен этот сигнал, и они отступили, кашляя и спотыкаясь, освободив круг в десять ярдов диаметром, с Ясной в центре. Вражеские солдаты сыпали ругательствами, кашляли и продолжали топтаться на месте.

Ясна стукнула кулаками: на одном было прикреплено кресало, на другом – кремень. Вспыхнули искры, и часть поля боя загорелась.

Грандиозный Сплавленный от неожиданности споткнулся, и Ясна прыгнула на него, превратив Айвори в иглоподобный меч, который вонзила прямо в грудь противнику. Она метила в светсердце и не промахнулась. Воин опрокинулся, глаза его сгорели, а воздух вокруг продолжал пылать.

Ясна прикончила столько вражеских солдат, сколько смогла найти в пламени. Ее шлем – изнутри прозрачный как стекло – начал покрываться сажей, и вскоре ей пришлось отступить из огня.

Она видела достаточно отчетливо, чтобы узреть ужас, охвативший ближайших певцов, когда горящий осколочник вырвался из огня, словно из самого центра Преисподней. Этот страх ошеломил их, и она ударилась в их строй, как валун, обрекая на смерть дрогнувшие ряды. Трупы падали среди ликующих спренов, которые корчились посреди сражения, переполненные сильными эмоциями. Спрены страха, спрены боли, спрены предвкушения…

Королева дралась как мясник. Рубила. Пинала. Швыряла тела в ряды певцов, чтобы напугать. Создавала волны, которыми пользовались ее солдаты. В какой-то момент что-то врезалось в нее сзади, и она предположила, что ей придется столкнуться с другим Сплавленным, – но это был мертвый ветробегун, сброшенный пролетающим Небесным.

Она оставила мертвеца на окровавленной земле и вернулась к битве. Она не думала о стратегии. Стратегия осталась в душных палатках и спокойных разговорах за вином. Она просто убивала. Рубила, пока руки не стали вялыми, несмотря на броню и буресвет. Хотя ее солдаты менялись местами, сама она не позволяла себе такой роскоши. Как она могла? Они боролись и истекали кровью в чужой стране, потому что ставки, которые она обещала им, были важны. Если королева отдохнет, кто-то из них умрет.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ясна поймала себя на том, что задыхается, вытирая кровь со шлема. Тот открыл сбоку вентиляционные отверстия, впуская прохладный свежий воздух. Она споткнулась и внезапно осознала, что стоит посреди поля битвы одна и не понимает, каким образом снова начала дышать.

«Буресвет заканчивается», – оцепенело подумала Ясна и посмотрела на свою ладонь в латной перчатке, испачканную оранжевой кровью певцов. Откуда столько крови? Она смутно помнила, как сражалась с другим Сплавленным, и с некоторыми Царственными, и…

Ее подразделение маршировало к центру поля, повинуясь трубам – приказам, которые эхом отдавались в ее голове. Этот рев означал… он означал…

«Ясна, пора отойти в сторону», – сказал Айвори.

Один из гранетанцоров медленно шел среди павших, выискивая тех, кого можно исцелить. Другой подошел к Ясне и вложил большой топаз ей в руку, потом указал на задние ряды.

– Мне надо сделать больше, – сказала она.

– Продолжив в таком состоянии, – ответил рыцарь, – вы принесете больше вреда, чем пользы. Больше солдат погибнет, чтобы вас защитить, чем потеряет враг. Вы этого хотите, моя королева?

Это заставило Ясну стряхнуть оцепенение и повернуться в указанном направлении. Там формировались резервы, штандарты обозначали боевых командиров и полевые медпункты.

– Вам надо отдохнуть, – сказал рыцарь-гранетанцор. – Ступайте.

Она кивнула, принимая мудрый совет, и, спотыкаясь, побрела с поля боя. Ее измученные телохранители – теперь их было в два раза меньше – поплелись следом. Плечи поникли. Лица пепельные. Сколько времени прошло? Она посмотрела на солнце.

Этого не может быть! Меньше двух часов…

Битва отодвинулась от этих мест, оставив после себя трупы, как упавшие ветки после бури. Когда Ясна приблизилась, от резервов отделилась фигура в черном и поспешила через побоище ей навстречу. Что здесь делает Шут?

За ним следовала небольшая группа слуг. Когда они подошли к ней, он щелкнул пальцами, и слуги бросились вытирать доспехи королевы. Она сняла шлем, открыв лицо воздуху, который казался холодным, несмотря на жару Эмула. Остальную броню она оставила на месте. Она не осмелилась снять доспех, опасаясь, что враги начнут охоту на нее.

Шут протянул вазу с фруктами.

– Что это? – спросила Ясна.

– Услуги камердинера.

– На поле боя?

– Шутам тут не место, согласен. Или, точнее, сюда стоит отправлять только тех, чьи шутки неудачны. И все-таки я думал, что мне будут рады. Как глотку свежего воздуха.

Она вздохнула, но возражать больше не стала. У большинства осколочников были помощники, которые готовили их к битвам. Ей действительно нужно было выпить и подзарядиться буресветом.

Однако она поймала себя на том, что пристально смотрит на… ну, на все.

Шут молчал. Он был настоящим знатоком молчания в нужный момент, хотя и редко к таковому прибегал.

– Знаешь, я читала об этом, – наконец сказала она. – О чувстве, которое испытываешь. О сосредоточенности, необходимой для того, чтобы принять происходящее и двигаться дальше. Просто делать свою работу. Я не обучена, как все они, Шут. Я все время отвлекалась, пугалась или путалась.

Он похлопал ее по руке. По сжатому левому кулаку в латной перчатке, где она держала топаз гранетанцора. Ясна посмотрела на камень и втянула свет. Ей стало лучше, но не вся усталость была физической.

– Я не та непреодолимая сила, какой себя воображала, – прибавила она. – Они знают, как сражаться с осколочниками; я не смогла бы одолеть Сплавленного в честном бою.

– Ясна, честных боев не бывает, – возразил Шут. – И никогда не было. Этот термин – ложь, с помощью которой люди навязывают воображаемый порядок хаосу. Два человека одного роста, возраста и с одинаковым оружием не смогут сражаться друг с другом честно, потому что один всегда будет иметь преимущество в обучении, таланте или простой удаче.

Она хмыкнула. Далинар оценил бы такой довод невысоко.

– Я знаю, ты чувствуешь, что должна показать солдатам, что можешь сражаться, – мягко прибавил Шут. – Доказать им, а может быть, и себе, что ты так же компетентна на поле боя, как Далинар с пером в руке. Это хорошо, это разрушает барьеры – и за тобой последуют глупые люди, которые иначе не сделали бы этого. Но будь осторожна, Ясна. Талантливая или нет, ты не можешь наколдовать для себя боевой опыт длиной в целую жизнь одной лишь силой воли. Нет ничего постыдного в том, чтобы использовать силы, которые ты развила. Это не несправедливо – или, скорее, не более несправедливо, чем смерть самого искусного мечника на поле боя от случайной стрелы. Используй то, чем владеешь.

Он был прав. Она вздохнула, затем взяла кусочек фрукта – осторожно зажав его двумя бронированными пальцами – и откусила. Прохладная сладость потрясла ее. Фрукт принадлежал другому миру. Он смыл вкус пепла, обновил ее рот и пробудил голод. Неужели она сделалась такой бесчувственной после двух часов битвы? Ее дядя во время своих кампаний сражался часами – день за днем.

И еще зарабатывал свои шрамы.

– Как идет сражение?

– Толком не понятно, – ответил Шут. – Но генералы были правы: враг твердо решил остаться здесь. Вероятно, певцы считают, что могут победить, и поэтому позволяют нам вести эту ожесточенную битву, вместо того чтобы втягивать в повсеместные яростные стычки.

– Так почему же ты насмехаешься?

– Это не насмешка, – сказал он. – Просто моя природная харизма дает о себе знать.

Шут кивнул в сторону, где далекий холм – небольшой, но с крутыми склонами – полыхнул светом. Гром расколол воздух, несмотря на ясное небо. Люди пытались прорваться на позиции и гибли десятками.

– Я думаю, что мы подходим к концу традиционных боевых порядков, – сказал Шут.

– Они хорошо послужили нам сегодня.

– И возможно, послужат еще какое-то время, – согласился Шут. – Но не навсегда. Когда-то военная тактика зависела от упорства, с помощью которого можно было разбить врага. От достаточного количества жизней. Но что делать, когда ни одна атака – ни одно количество храбрых подопечных – не поможет занять нужную позицию?

– Не знаю, – призналась королева. – Однако пехота была стабильным тактическим инструментом на протяжении тысячелетий, Шут. Она адаптировалась к каждому технологическому рывку. Не думаю, чтобы она устарела в ближайшее время.

– Посмотрим. Ты думаешь, что твои силы несправедливы, потому что убиваешь десятками, а противник не может сопротивляться? Что случится, когда один субъект может убить десятки тысяч в мгновение ока – при условии, что враг любезно соберется в аккуратную толпу, ощетинившуюся копьями? Все быстро изменится, когда подобные силы станут обычными.

– Вряд ли они обычны.

– Ну, они такими не были, – сказал он. – До сих пор.

Она сделала глоток и наконец решила приказать телохранителям отдохнуть. Их капитан пришлет новых людей.

Шут предложил помассировать ее руку с мечом, но Ясна покачала головой. Вместо этого она съела еще один фрукт, затем сухой паек, который он дал ей для разнообразия. Она также взяла несколько мешочков со сферами. Но как только прибыли ее новые телохранители, она отправилась на поиски полевого командира, который знал бы, какую позицию ей лучше всего занять.

Семь часов спустя Ясна топала по тихому полю боя в поисках Шута. Он навещал ее несколько раз во время сражения, но с их последней встречи прошло уже много времени.

Она шла через руины битвы, чувствуя странное одиночество. Когда темнота окутала землю, она почти смогла притвориться, что разбросанные бесформенные куски были камнепочками, а не трупами. Запахи, к сожалению, не исчезли вместе со светом. И они оставались сигналом, открыто свидетельствующим, как любое знамя, о том, что здесь произошло.

Кровь. Вонь горящих тел.

В конце концов, победа и поражение пахли одинаково.

Но звучали они по-разному. Ветер доносил возгласы. Человеческие голоса, с резкими нотами. Эти возгласы звучали не радостно, а скорее с облегчением.

Она направилась к особому световому маяку – палатке с набором разрисованных флагов коалиции, развевающихся на одной высоте, по одному на каждое королевство. Внутри ее встретят как героя. Однако, когда Ясна приблизилась, ей не захотелось входить. Она устроилась на камне снаружи, на виду у стражников, которые были достаточно мудры, чтобы не бежать за кем-нибудь. Некоторое время она сидела и смотрела на поле боя, надеясь, что Шут в конце концов найдет ее.

– Устрашающе, не правда ли? – раздался голос из темноты.

Она прищурилась и огляделась, но наконец нашла источник звука: невысокий мужчина сидел неподалеку, и в ночи то и дело вспыхивала его гердазийская зажигалка. Каждая вспышка света освещала пальцы и лицо Норки.

– Да, – сказала Ясна. – «Устрашающе» – правильное слово. Даже больше, чем я ожидала.

– Вы сделали мудрый выбор, отправившись туда, – сказал Норка. – Независимо от того, что говорили другие. Слишком легко забыть о цене. Не только для мальчиков, которые умирают, но и для тех, кто остается жить. Каждому командиру следует периодически напоминать об этом.

– Как мы справились?

– Мы сломали им хребет. Именно этого и хотели, хотя и не учинили полный разгром. Нам понадобится еще одно или два сражения почти такого масштаба, прежде чем я смогу сказать вам, действительно ли мы победили или нет. Но сегодня был шаг вперед. Делайте это достаточно часто, и вы неизбежно пересечете финишную черту.

– Потери?

– Никогда не принимайте рапорты о потерях в ночь сражения, светлость. Дайте себе немного времени насладиться трапезой, прежде чем смотреть на счет.

– Ты, кажется, не в восторге.

– Ну почему же… Надо мной открытое небо, и я не в кандалах.

Он встал – тень на фоне темноты.

– Если предпочитаете удалиться к себе, я скажу остальным, что видел вас и что вы здоровы. Ваш Шут здесь, и, сдается мне, что-то встревожило его.

Она поблагодарила Норку и встала. Шут встревожен? Возможные причины терзали ее, пока она шла через прифронтовой военный лагерь к своей палатке. Внутри Шут сидел за дорожным столиком и что-то яростно строчил. До сих пор ей удалось застичь его за письмом на пяти чужестранных языках, и он не желал отвечать на вопросы о том, откуда они взялись.

Сегодня он захлопнул блокнот и нацепил на лицо улыбку.

В основном она доверяла ему. А он ей… почти всегда. Прочие аспекты их отношений были более сложными.

– В чем дело, Шут? – спросила королева.

– Моя дорогая, тебе надо отдохнуть перед…

– Шут!

Он вздохнул и откинулся на спинку стула. Он был безупречен, как всегда: строгий черный костюм, идеально уложенные волосы. Несмотря на легкомысленные речи, он точно знал, как себя подать. Это их связывало.

– Я подвел тебя, – сказал он. – Я думал, что принял все необходимые меры предосторожности, но нашел в своем письменном столе негодное перо.

– Ну и… что? Это какой-то розыгрыш, Шут?

– Боюсь, разыграли меня. Перо было не пером, а существом, созданным, чтобы выглядеть как перо. Можно сказать, кремлецом, которого взрастили искусно и придали невинную форму.

Она похолодела и шагнула вперед, позвякивая доспехом:

– Неспящий?

Он кивнул.

– Как думаешь, много он услышал?

– Не уверен. Я не знаю, когда заменили настоящее перо, и я сбит с толку: не понимаю, как моя защита, которая должна была предупреждать о подобных существах, была обойдена.

– Тогда мы должны предположить, что они знают всё, – сказала Ясна. – Все наши секреты.

– Увы, – согласился Шут. Он вздохнул и пододвинул к ней блокнот. – Я пишу предупреждения тем, с кем общался. Радует лишь то, что ни один из Неспящих, насколько мне известно, не заодно с Враждой.

Ясна только недавно узнала, что Неспящие – не миф. Ей потребовалась встреча с таким дружелюбным существом – возможность увидеть собственными глазами, что нечто живое может состоять из тысяч кремлецов, действующих сообща, – чтобы поверить в их существование.

– Если это не шпионаж в пользу врага, то в чью?

– Ну, я написал своим связным, чтобы проверили, не проявляет ли кто-то благосклонности в адрес Вражды. Но… Ясна, я знаю, что по крайней мере один из них связал свою судьбу с Духокровниками.

– Преисподняя…

– Думаю, пришло время, – сказал Шут, – рассказать тебе о Тайдакаре.

– Я знаю о нем.

– О, это тебе так кажется. Но я встречался с ним несколько раз. На других планетах. Ясна, Духокровники – не рошарская организация, и я не думаю, что ты осознаёшь опасность, которую они представляют…