Текст книги "Путь домой"

Глава 8

На следующий день я пошла вместе с Лукасом, чтобы «Идти на Работу», теперь это было моим самым любимым делом после игры в «Крохотный Кусочек Сыра». Я проводила время с Таем и другими моими друзьями. Теперь многие из них приносили мне маленькие лакомства, потому что я была такой хорошей собакой. Стив дал мне холодный и очень вкусный кусочек чего-то похожего по вкусу на молоко, но намного слаще. Марти дал мне бекона. Их любовь ко мне была очевидна, она выражалась в их ласках, словах и объятиях. Одному старику нравилось целовать меня в нос, но у него плохо получалось нагибаться, так что я научилась подходить к его креслу, класть передние лапы ему на грудь и лизать его в лицо. Когда я делала это, он смеялся. Его звали Уайли, и он называл меня не Белла, а «Я Бы На Ней Женился».

– Ей-ей, я бы на ней женился, – каждый раз говорил он Таю.

Обычно, когда я ходила в гости к моим друзьям, я проводила с ними большую часть дня, даря успокоение, поедая лакомства и играя в игру «Доктор Ганн», которая состояла в том, что я ложилась на диван между двумя людьми, они накрывали меня всю одеялом и ласково гладили, пока кто-то не кричал: «Отбой»! Это было похоже на «Ждать», только куда интереснее. Но в этот день Лукас и Тай повели меня в другую часть госпиталя. Мы немного постояли перед дверью, слушая, как звенят колокольчики, и я выполняла «Не Лай», а потом дверь открылась, раздвинувшись в стороны, и мы вошли в маленькую комнатку, которая гудела и тряслась. У меня в животе было такое же ощущение, как когда мы ехали в машине Оливии. Когда дверь опять открылась, все запахи изменились, так что я поняла, что мы теперь находимся в каком-то другом месте. Это было как поездка на машине, но без машины!

Идя за Лукасом и Таем по гладкому коридору, я нюхала пол и стены, чуя запахи многих людей и химикатов. Тай и Лукас, похоже, нервничали, и мы двигались очень быстро, так что я не могла как следует втянуть в себя все эти запахи. Мы несколько раз повернули, потом Лукас постучал в открытую дверь и просунул в нее голову.

– Доктор Стерлинг? Я Лукас Рэй. Я звонил вам сегодня утром.

– Входите, – сказал мужчина. От его рук сильно пахло химикатами, когда они с Лукасом схватили друг друга за пальцы, потом он, передумав, схватил пальцы Тая, а потом, опять передумав, опустил руку. – Это и есть та самая собака?

– Это Белла.

Я завиляла хвостом. Мужчина нагнулся и потрепал меня по голове. Он мне нравился, несмотря на острый запах, исходивший от его ладоней.

– Лучше закрой дверь, Тай, – сказал мужчина.

Все сели, так что села и я. В комнате было мало запахов, к которым стоило бы принюхаться. Правда, я учуяла, что из открытого мусорного ведра, которое стояло у стола, немножко пахнет картошкой.

– Итак, я изучил этот вопрос, – сказал мужчина. – Действительно, существуют собаки, чующие приближение эпилептических припадков. Большинство из них проходит специальное обучение, чтобы научиться делать то, что Белла, по вашим словам, умеет от природы, то есть предупреждать. Некоторые люди утверждают, что такие собаки спасли немало жизней, хотя, разумеется, есть и скептики. И по закону вам должны разрешить иметь такую собаку, если таково предписание врача. И неважно, если в вашем многоквартирном доме действует запрет на домашних животных – для вас должно быть сделано исключение. Я говорил с нашим юрисконсультом, и он сказал, что в законе о справедливом решении жилищных вопросов это прописано очень ясно.

– Слава богу, – пробормотал Лукас.

Мужчина поднял одну свою вонючую руку.

– Погодите, все не так просто. Для этого нужно пройти целую процедуру. Вы должны будете получить на Беллу свидетельство, удостоверяющее, что она именно такая собака. А до этого она останется просто домашним животным.

– Но я же говорил вам, она лаяла оба раза, когда моя мать была близка к эпилептическому припадку. Если бы мы тогда понимали, в чем дело, мы бы смогли принять меры!

Я чувствовала, что мой человек отчего-то сильно возбужден, и посмотрела на него с беспокойством. Что стряслось?

– Я понимаю это, сынок, – ответил мужчина. – Но от обладания врожденной способностью до обладания официальным свидетельством путь неблизкий.

– Сколько времени может занять получение такого свидетельства?

– По правде сказать, я точно не знаю, но, похоже, это сложный процесс. – Мужчина пожал плечами. – Я могу сказать тебе определенно только одно – наш госпиталь этим не занимается.

– У нас есть только три дня, а потом они запустят процедуру выселения, – простонал Лукас. Я лизнула его руку.

– Док, а вы не могли бы ему дать какое-нибудь письмо на этот счет? – спросил Тай.

– Нет, не могу. Даже если от такого письма и была бы какая-то польза, в чем я сильно сомневаюсь – ведь, как я уже сказал, для признания Беллы такой собакой существует четко прописанная процедура – я все равно не могу заявить, что она обучена предупреждать о приближении эпилептических припадков, поскольку она такое обучение не прошла. Она просто собака с врожденной способностью это делать.

Тай вскочил на ноги. Он казался еще более возбужденным, чем Лукас.

– Послушайте, она по-настоящему особая собака. Она приходит в отделение, и ты видишь, как у людей проходит стресс. В программе групповой психотерапии из двенадцати шагов новички от нее в восторге, потому что она дает им уверенность в себе. Она сидит перед всеми ними, и почти каждый, кто хочет рассказать о своих проблемах, сначала гладит ее. И я знаю, она очень помогает Терри. Она говорит, что от Беллы больше проку, чем от антидепрессантов, которые она принимает. Ее все любят. Белла творит добро, док. А это дорогого стоит.

Мужчина немного помолчал.

– Стало быть, вы все-таки знаете, что, приводя собаку в госпиталь для ветеранов, вы тем самым нарушаете правила, верно? – спросил он наконец.

– Я знаю, что готов сделать все, что только возможно, чтобы помочь тем мужчинам и женщинам, о которых я забочусь. Мужчинам и женщинам, которые служили своей стране. Людям, которым по множеству причин сейчас приходится туго. И раз уж эта собака может положительно влиять на то, как они себя чувствуют, я, черт возьми, сделаю все, чтобы она продолжала их навещать! – с жаром ответил Тай.

Мужчина поднял руку.

– Не поймите меня превратно. Я просто хотел удостовериться, что вы понимаете – если доктор Ганн или пара-тройка других врачей, имена которых я мог бы вам назвать, узнают, что вы тайно проводите в госпиталь домашнее животное, они прикроют всю вашу программу. Хотя лично я в этом не заинтересован.

– Белла не просто домашнее животное, – спокойно сказал Тай. Теперь он казался мне уже не таким сердитым. – Именно это я и пытаюсь вам объяснить.

Мне понравилось, что Тай произнес мое имя, и я завиляла хвостом.

– Как дела у твоей матери? – спросил мужчина Лукаса.

– Ей стало… в чем-то лучше, в чем-то хуже. Последнее время она уже не чувствует себя такой подавленной, вот только меня сильно беспокоят эти ее судорожные припадки. Мы-то думали, они у нее прошли.

– А твоя собака помогает ей справляться со своей депрессией?

– Да. Еще как.

– Расскажи мне об этом поподробнее.

– Ну, она остается с Беллой на целый день. И когда я возвращаюсь домой, то вижу, что ей намного лучше, чем раньше, я хочу сказать, до того, как у нас появилась собака. Я уже очень давно не видел, чтобы она, как бывало прежде, чувствовала себя настолько подавленной, что весь день ходила бы в пижаме или ничего не ела. Она гуляет с Беллой, и это дает ей массу энергии. И Белла, похоже, понимает, когда на нее начинает наваливаться тоска, и каждый раз, когда это происходит, она кладет голову маме на колени.

Лукас произнес мое имя, и я опять завиляла хвостом.

– Рад слышать, что ей стало лучше.

– Она начала намного чаще ходить на собрания по программе двенадцати шагов. – Лукас взглянул на Тая.

– Лукас, я в общем-то не могу этого подтвердить, – словно извиняясь, сказал Тай.

– А, ну да. Извини.

– В общем, дело сводится к следующему, – сказал мужчина, откашлявшись. – Я не могу дать вам какой-либо документ, подтверждающий, что она обучена предупреждать о приближении эпилептических припадков. Однако, если я правильно понимаю закон о справедливом решении жилищных вопросов, для признания ее собакой, обеспечивающей эмоциональную поддержку, достаточно письма от врача, наблюдающего Терри. И я напишу такое письмо прямо сейчас.

– А в этом случае… компания, управляющая домом, разрешит нам остаться в нашей квартире, если у нас будет такое письмо? – с надеждой спросил Лукас.

– Я, конечно, не адвокат, но судя по тому, что я читал в Интернете, они будут обязаны это сделать.

– Огромное спасибо, доктор Стерлинг. Вы даже представить себе не можете, как много это значит для меня и моей матери.

Мужчина взял карандаш и какое-то время писал что-то на листке бумаги.

– Но это вовсе не означает, что вам теперь все сойдет с рук. – Он пристально посмотрел на Тая. – Приводя ее сюда, вы все равно нарушаете правила, установленные в госпитале для ветеранов. Если бы она была официально признана собакой, предупреждающей о приближении эпилептических припадков, это был бы другой разговор, но проводить сюда животных, оказывающих эмоциональную поддержку, запрещено.

– Я вас понял, доктор, – сказал Тай.

– Я не собираюсь на вас стучать. Я просто предупреждаю вас о возможных последствиях, если вас раскроют.

– О, думаю, мы сумеем сохранить визиты Беллы в тайне, – сухо заметил Тай. – Этим занимаются люди, знающие толк в таких делах.

Мужчина отдал листок бумаги Лукасу, и тот положил его в карман. Он явно был ужасно, ужасно рад, но почему-то не отметил свою радость, дав мне лакомство.

* * *

После этого кое-что в нашем доме изменилось. Лукас перестал на мгновение выходить из дома на улицу один, прежде чем бежать со мной на тротуар. Теперь мы выходили вместе, и Лукас не возражал, если я мешкала, обнюхивая землю вокруг нашего крыльца.

Поначалу это сбивало меня с толку. Я уже поняла, что хорошая собака учится новым вещам, проделывая их снова и снова. Именно так мне стало понятно, что «Не Лай» означает, что я должна молчать, как бы меня ни провоцировали, а «Крохотный Кусочек Сыра» означает, что Лукас меня любит и держит в руке совершенно особенное лакомство. Когда он говорил мне, что я хорошая собака, это было так же замечательно, как любое лакомство, даже курица, хотя, разумеется, было еще лучше, если к этому прилагалось еще и лакомство.

Но люди могут все менять без предупреждения, и я просто приняла эту перемену как часть жизни с моим человеком. Правда, я все равно никак не могла взять в толк, почему мы теперь выходим из дома по-другому.

Когда со мной гуляла Мамуля, мы не ходили так далеко, как с Лукасом, но иногда мы останавливались, чтобы поговорить с людьми.

– Это моя терапевтическая собака, – говорила им Мамуля. Что бы это ни значило, я слышала слово «собака» и чувствовала одобрение и нежность этих людей, когда они начинали меня гладить, и понимала, что они тоже считают меня хорошей собакой.

Когда воздух стал теплее и под ветром зашелестели листья, Оливия начала возить нас на машине в места, расположенные высоко на холмах, где все запахи были совершенно другими.

– Давай пойдем в поход, – говорил мне Лукас. Меня всегда охватывало радостное волнение, когда он подходил к своему стенному шкафу и доставал оттуда мешок с лямками, которые надо было надевать на плечи, потому что в этом мешке всегда находились лакомства для меня.

– Смотри, лиса! – вдруг крикнула Оливия как-то раз, когда мы пошли в поход. Я почуяла запах животного, которое никогда не попадалось мне прежде, и увидела его впереди на нашей тропе. Оно бежало примерно как кошка, низко припав к земле.

– Видишь лису, Белла? Там лиса! – взволнованно сказал Лукас.

Лиса отличалась от другого животного – койота. Мы иногда видели их, и я на каждого из них рычала. Похоже, лису было бы интересно погонять, но вот в койотах было что-то делающее их похожими на маленьких плохих собак – и я таких собак инстинктивно ненавидела.

– Белла явно хочет погнаться за ним, – заметила однажды Оливия, когда мы встретили это животное. Одинокий койот стоял далеко впереди, нахально преграждая нам путь и уставившись на меня. Я зарычала.

– Верно, но они хотя и маленькие, но очень злобные, – ответил Лукас. – И их тут может быть больше одного – этот вышел на открытую местность, чтобы заманить Беллу за собой, в то время как пара других, возможно, скрывается в кустах.

– Я же не говорила, что ты должен позволить ей погонять его. Я просто сказала, что ей этого хочется.

– Ты вечно твердишь, что мне надо научиться смотреть на вещи проще. Вот я подумал, что дать моей собаке поохотиться на дикое животное – это часть твоей программы.

– Ты меня неправильно понял. Я имела в виду, что тебе вообще надо заняться самосовершенствованием, – беззаботным тоном ответила она.

– Мне нравятся эти долгие пешие прогулки. Они дают нам время для того, чтобы ты смогла перечислить все мои недостатки, – сухо заметил Лукас.

Раздосадованная, я смотрела, как койот ускользает. Почему мы не разделались с ним?

– Как твоя мамуля?

Я подняла голову и посмотрела на Оливию, когда она произнесла слово «Мамуля».

– Знаешь, весьма и весьма неплохо. Если не считать этих судорожных припадков. Но зато настроение у нее теперь просто замечательное.

– А у нее всегда была депрессия?

Я остановилась и стала нюхать скелет птички, от которого восхитительно пахло гнилью, пока поводок не натянулся, и мне не пришлось отойти.

– По правде сказать, я точно не знаю. Когда она поступила на военную службу, я стал жить с моей тетей Джули. А потом, когда мама вернулась из Афганистана, все стало совсем плохо. Ну, сама понимаешь, у нее появились проблемы с алкоголем и наркотиками. Опеку надо мной суд отдал Джули, и мама просто исчезла на пару лет. Потом она прошла курс принудительного лечения, попала в программу реабилитации и попросила, чтобы я принял ее обратно в свою жизнь.

– Попросила тебя? Ничего себе.

– Ага.

– Она явно тобой гордится. Все время говорит о том, какие у тебя высокие оценки и какой ты ответственный.

– Хм, зато ты учишь меня почаще прислушиваться к голосу живущего в моей душе рискового авантюриста.

Оливия коротко рассмеялась.

– Да, кстати об этом, – сказала она, немного помолчав. – Ты говорил это прежде кому-нибудь еще? – Мы, не останавливаясь, поднимались по склону высокого холма, и нас обдувал холодный воздух, идущий от покрытых снегом гор. Да, там, наверху, был снег – и мне было интересно, не пойдем ли мы туда, чтобы поваляться в нем.

– Говорил что?

– Ты сам знаешь что.

Лукас пнул камешек, и тот отлетел вперед, как мячик.

– Нет, ты была первой. А ты, ты говорила это кому-нибудь прежде?

– Нет.

– Выходит, когда ты скажешь мне, что тоже любишь меня, в следующий раз, этот момент войдет в историю.

– Так ты собираешься сказать это опять? – Она засмеялась.

– Я люблю тебя, Оливия.

– Мужчины постоянно мне это говорят.

– Я серьезно.

– Конечно, серьезно. Ты самый серьезный человек, которого я когда-либо встречала.

Лукас остановился и торжественно положил руки мне на голову.

– Белла, Оливия боится выражать свои чувства.

Я завиляла хвостом.

Оливия опустилась рядом со мной на колени.

– Белла, Лукас считает, что ему непременно нужно обсуждать все.

Они наклонились друг к другу над моей головой и поцеловались. Почувствовав волну любви, которая захватила их обоих, я встала на задние лапы, а передние положила на них. Они наслаждались любовью, и я хотела быть ее частью.

* * *

Мы с Лукасом шли по тротуару, возвращаясь из парка, когда рядом с нами остановились два грузовичка. Дверь одного из них открылась, и оттуда вышел дымно-мясной мужчина, Гантер.

От другого грузовичка пахло просто изумительно. Он весь был пропитан наслоенными друг на друга запахами множества собак, кошек и других животных, побывавших там, в том числе и мертвых. Я натянула поводок, чтобы подойти к нему поближе для более детального изучения, но Лукас держал меня крепко.

– Отдел по контролю за животными, – с беспокойством в голосе сказал он. – Пошли, Белла.

– Эй, Лукас! – позвал его Гантер. – Подойди сюда на минутку.

Из передней двери второго грузовичка вылез мужчина. От него пахло собаками и кошками. Он был грузный и со шляпой на голове.

– Эй, парень! Мне надо потолковать с тобой насчет твоей собаки, – сказал он.

– Белла, «Иди Домой»! – скомандовал Лукас, но в этой разновидности игры он не отстегнул мой поводок, и когда побежала я, побежал и он. Это было так здорово, что мне хотелось бежать и бежать, но «Иди Домой» означало также, что я должна добежать до моего места у стены и лечь. Едва я сделала это, как Лукас открыл дверь и втащил меня в дом.

Я сразу почуяла, что Мамули дома нет. Лукас тяжело дышал, и по его дыханию и запаху его кожи я почувствовала, что он напряжен.

– Ты хорошая собака, Белла. Ты хорошо выполнила команду «Иди Домой».

Я завиляла хвостом.

Позвонили, и я выполнила «Не Лай». Лукас пошел открывать. Я чуяла, что это мужчина в шляпе из чудесного грузовика с запахами животных. Лукас на мгновение приложил глаз к двери, затем со вздохом открыл ее.

– «Сидеть», Белла, – сразу же скомандовал он.

Мне хотелось поприветствовать нашего нового гостя, но я знала, что значит «Сидеть», и тут же села.

– Отдел по контролю за животными, – грубо сказал Лукасу мужчина в шляпе.

– Я знаю.

– Итак, насколько мне известно, у вас дома живет питбуль.

– Я… мы не знаем, какой она породы. Она была брошена сразу после рождения. Мы обнаружили ее в том самом подполе, где, по словам кого-то из ваших сотрудников, вообще нет животных. А между тем там все еще обитают кошки. И их там больше, чем когда-либо прежде. Но вам, скорее всего, это известно.

– Мне не нравится ваш тон, – тихо сказал мужчина в шляпе.

– А мне не нравится то, что вы не соблюдаете этических норм.

Послышалось шуршание ткани – мужчина в шляпе весь напрягся.

– В Денвере содержание питбулей запрещено законом, вам кто-нибудь это говорил?

– Белла особенная. Она терапевтическая собака моей матери. Моя мать – ветеран войны, она служила в Афганистане.

– Говорите, это терапевтическая собака?

– Хотите посмотреть письмо от врача, который наблюдает мою мать? – вежливо спросил Лукас.

– Вы можете на минутку подозвать сюда вашу собаку?

– Зачем?

– Я не собираюсь забирать ее у вас. Я не имею права входить в частные дома и квартиры с этой целью.

– Белла. – Мне показалось, что Лукас сказал это без особого желания, но он хлопнул себя по бедру, и я сразу же подошла к нему. Я чувствовала, что Лукасу не нравится мужчина в шляпе, поэтому я не стала подходить к нему, чтобы он меня погладил, а осталась возле ноги Лукаса, вдыхая аромат множества животных, который исходил от одежды нашего гостя.

Мужчина в шляпе энергично кивнул.

– Да, это точно питбуль.

– Ну и что? – Лукас пожал плечами. – У нас есть письмо от врача.

Мужчина сунул руку в карман и что-то достал. Потом двинул большим пальцем, раздался тихий хлопок, и воздух наполнился вкусным запахом. Он бросил лакомство на пол, и я сразу же схватила его. Что бы там ни думал Лукас, мне нравился мужчина в шляпе.

– В следующий раз будьте любезны не кормить мою собаку, пока не попросите разрешения у меня, – холодно сказал Лукас.

– Суть в том, что она должна уметь не обращать внимания на лакомство, лежащее на земле. Она не сумела, так что она не подходит под определение терапевтической собаки.

– Не может быть.

– Если я поймаю это животное за пределами вашей квартиры, я его конфискую. На эту породу наложен запрет.

– Конфискуете?

– Вам придется заплатить штраф, потом мы наденем на нее чип и если поймаем ее еще раз, то уничтожим.

– Вы, наверное, шутите.

– Таков закон. Я просто исполняю свою работу.

– Вы исполняете ее так же, как тогда, когда дали заключение, что под домом напротив нет кошек? Это Гантер платит вам, чтобы вы отравляли нам жизнь? Мы не сделали ничего плохого! – запальчиво крикнул Лукас.

– Вот тут вы ошибаетесь. Вы укрываете собаку запрещенной породы. Питбули – животные опасные и свирепые.

– Неужели Белла кажется вам опасной и свирепой?

– А это неважно. Даже если она ласкова, как новорожденный ягненок, закон говорит, что она животное злобное, значит, так оно и есть. До скорой встречи, приятель. До очень скорой.

* * *

На следующий день, когда Лукас вернулся после «Идти на Работу», с ним пришла и Оливия. И мы поехали на машине! Я высунула нос навстречу ветру так далеко, как только смогла, упиваясь изумительной смесью запахов, которые так быстро менялись.

Скоро мы оказались в здании, очень похожем на то, куда Лукас делал «Идти на Работу», чтобы повидать Оливию. Мы стояли в маленькой комнатке, в которой было еще несколько не знакомых мне людей, и я хотела познакомиться с ними, но мне мешал поводок. Комнатка гудела, тряслась, и у меня от этого сосало в животе. Она была намного тише, чем та, в которой я стояла с Лукасом и Таем, и каждый раз, когда дверь комнатки открывалась, запахи на другой ее стороне оказывались совершенно другими, и люди выходили, возможно, огорчившись, что им не дали поиграть со мной. Я не понимала, что мы делаем в маленькой комнатке, но я была рада находиться в ней и была рада, когда мы из нее вышли.

Мы прошли по тихому коридору и вошли в комнату, где стоял стол, а пол был мягкий, потому что его покрывал ковер. Вскоре в нее вошел мужчина с бумагами в руках.

– Я Майк Пауэлл, – поприветствовал он нас. Я завиляла хвостом.

– Спасибо, что согласились с нами встретиться. Я Лукас Рэй, а это моя… – И он показал на Оливию.

– Выбирай слова, – предостерегающе сказала она.

– Мой друг Оливия Филипс.

– Я его водитель. – Оливия немного подержала руку мужчины, но потом решила, что ей это не нравится, и отпустила ее. – Но он обращается со мной совсем не так, как того требует мой статус.

Мужчина рассмеялся, потом наклонился, чтобы увидеть меня. Я лизнула его в лицо.

– Значит, это Белла. Какая лапочка.

Они все говорили и говорили, пока я искала самое мягкое место в комнате. Рядом с узким столом лежал коврик, но он был недостаточно велик, чтобы я уместилась на нем целиком. Я легла на него, пыхтя.

Потом я задремала, но сонно приоткрыла глаза, когда услышала, как мужчина произнес мое имя.

– Белла противостоит городским властям. Боюсь, законодательство Денвера на сей счет находится в противоречии со здравым смыслом. Вам известно, что в перечне пород собак Американского клуба собаководства нет отдельной породы, называемой «питбуль»? Это целый класс собак, включающий такие породы, как американский бульдог, американский питбультерьер, стаффордширский терьер и стаффордширский бультерьер, а также любые гибриды, похожие по своему внешнему виду на собак этих пород. Как бы то ни было, несколько лет назад собака, которую в прессе обозвали питбулем, загрызла ребенка, и после этого городской совет ввел этот запрет. Существует много доказательств, что эти собаки ничуть не более опасны, чем любые другие – собственно говоря, по-моему, чаще всего людей кусают таксы. Просто питбули очень заботятся о своих хозяевах и всегда стремятся их защитить – возможно, отсюда все и пошло. Кстати, вы знаете, что с тех пор, как ввели этот запрет, питбули стали в Денвере еще популярнее, чем до него? Вот за что я люблю американцев – достаточно сказать им, что они не могут чего-то иметь, и им сразу же хочется это заиметь, чтобы показать, что они не желают прогибаться перед властями.

Как бы то ни было, проблема заключается не в том, что Белла – питбуль, а в том, что ее так назвал представитель отдела по контролю за животными. Достаточно заявления одного их инспектора, и ее могут у вас забрать. Если еще два инспектора согласятся с тем, что Белла – питбуль, она согласно денверскому закону объявляется питбулем. Это совершенно бредовая система, но они действуют именно в соответствии с ней.

– А как же письмо врача? Это не липа, Белла действительно оказывает моей матери большую эмоциональную поддержку, – сказал Лукас.

– Боюсь, предписания закона на сей счет весьма суровы. Бросить собаке лакомство и посмотреть, возьмет ли она его с земли – это, возможно, грубый критерий, но это один из тех проверочных тестов, которые они имеют право применять. И если собака провалит хоть один из них, то все, кончен бал. И этот их приговор обжалованию не подлежит.

– Совсем? Неужели? – спросила Оливия.

– Во всяком случае, в пределах системы приютов для животных. Мы, конечно, могли бы обратиться в суд, но это стоило бы вам очень дорого, – ответил мужчина. – И пока суд стал бы рассматривать дело, Белле пришлось бы оставаться в приюте. На то, чтобы добиться решения суда, могли бы уйти месяцы.

– Тогда что же нам делать? – в отчаянии спросил Лукас. – Этот тип сказал, что если поймает меня с Беллой на улице, то заберет ее.

Мужчина развел руками.

– Вы хотите получить честный ответ? Ну, так вот, по денверским законам, вы не сможете сделать ничего.

Оливия пошевелилась. Впервые с тех пор, как я ее знала, я почувствовала, как в ней разгорается гнев.

– И инспектора отдела по контролю за животными могут вломиться в квартиру Лукаса и Терри?

– Нет. Этого я не говорил. Для этого им потребуется постановление суда.

– А как насчет нашего крыльца?

– Эта норма относится и к нему. И к подъездной дорожке, и к гаражу. Если эта территория или помещение включены в ваш арендный договор, то Белле там ничего не грозит.

Лукас наклонился, чтобы поговорить со мной, и я завиляла хвостом.

– Так тому и быть, Белла. Если увидишь того плохого человека, то «Иди Домой» и оставайся на своем пятачке. Ладно? Если мы будем действовать так, то нам не будут страшны никакие угрозы.

– Я очень обеспокоена, Лукас, – тихо сказала Оливия.

– Я тоже.