Текст книги "Самоубийства: психология, психопатология, терапия"

Аутодеструктивные тенденции могут возникать у человека очень рано, оказывая влияние на его развитие на разных возрастных этапах. Постепенное подавление жизненного инстинкта приводит к тому, что человек выбирает для себя аутодеструктивный стиль поведения, включая аддикции. Самоубийство – не изолированный и не необъяснимый с точки зрения обычной логики факт. Так, анализ поведения женщин, которых насилуют регулярно, порождает вопрос о том, почему эти женщины постоянно попадают в ситуации, провоцирующие насильников? Существует мнение о наличии у ряда виктимных людей готовности к несчастным случаям.

Последователь З. Фрейда К. Меннингер [235] считал, что самоубийство включает в себя «три последовательных желания»: умереть; убить себя; быть убитым. Автор считал, что настоящая, непоказная попытка совершить самоубийство обязательно должна содержать в себе эти три ингредиента. Если же какой-то из них отсутствует, то попытка не является серьезной: она рассчитана на внешний эффект и связана со стремлением запугать кого-либо, шантажировать, получить таким образом какие-то дивиденды.

Таким образом, в самоубийстве можно выделить три элемента:

1. Желание умереть. Человек хочет умереть, освободиться от чего-то, прекратить участие в жизни. Встречается у лиц, предпочитающих рискованные виды поведения, и больных, выбирающих смерть как средство избавления от телесных и душевных страданий.

2. Желание убить себя. Активный процесс, при котором желание убить себя очевидно. Деструктивный инстинкт проявляется в двух направлениях: ауто и гетеродеструкции. Внешняя агрессивность и направленная на себя аутодеструкция формируется, с точки зрения автора, почти с момента рождения. Обычно внешняя агрессия подавляется, за исключением криминального развития, но она может проявляться во время расширенного самоубийства, при котором человек из альтруистических соображений сначала убивает своих близких, а потом себя. Иногда враждебность бывает настолько сильной, что ее наличие можно объяснить только существованием тени (К. Г. Юнг), направленной против определенного объекта. Человек должен знать эту сторону своей личности, понимая, что она может быть опасной для него, и своевременно прорабатывать свою тень совместно со специалистом, например, в ходе психосинтеза.

3. Желание быть убитым. Может проявляться в провокации разнообразных ситуаций, представляющих опасность для жизни.

Таким образом, при одновременном появлении трех желаний суицид неотвратим.

Разная представленность их во времени вызывает менее серьезные последствия.

В целом представители психоаналитического направления относятся к самоубийству как к проявлению болезненных механизмов и в значительно меньшей мере рассматривают его в социальном аспекте. В связи с этим следует подчеркнуть, что современные психологи и психиатры, не придерживающиеся психоаналитических взглядов, придают большое значение в развитии суицидного поведения психическим и невротическим нарушениям.

Очевидно, проблема суицидного поведения достаточно сложна и не может быть во всех случаях объяснена с точки зрения одного из названных подходов, так как в ней участвуют и социальные, и личностные, и культуральные факторы. К их числу относятся: способ восприятия окружающих людей, ситуаций, собственных проблем; особенности мотиваций; система жизненных ценностей; жизненный опыт; характер воспитания; способы преодоления трудностей и многое другое.

Б. Беттельгейм (B. Bettelheim) придавал большое значение осторожности в анализе суицидальности и подчеркивал стремление понять, что выражает внешнее действие. В 1990 году автор опубликовал работу «Как я учился психоанализу». В ней он описывает встречу с психотическим ребенком, которого в течение двух лет лечила его жена. На протяжении всего курса лечения мальчик вел себя неадекватно. Его излюбленным способом поведения являлся следующий: он отрезал ножницами, которые всегда носил с собой, колючки от кактусов, засовывал их в рот и жевал. Часто это сопровождалось появлением крови и боли. Мальчик игнорировал эту боль. Наблюдая за поведением пациента в течение двух лет, Б. Беттельгейм заметил, что его это раздражает. Однажды, повинуясь внутреннему импульсу, он не сдержался и спросил: «Слушай, сколько я тебя вижу, ты всегда жуешь этот кактус. Зачем ты вообще сюда приходишь?» Доселе молчаливый мальчик напрягся, внимательно посмотрел на него и сказал: «Что значат эти два года по сравнению с вечностью?» Б. Беттельгейма поразил его ответ и он понял, что за этими действиями скрывается какой-то смысл. Поведение мальчика не является нелепым, за ним скрывается определенное психологическое содержание. Возникла мысль, что его раздражение по отношению к маленькому пациенту отражало не просто то, что происходило с мальчиком, а то, что он сам, несмотря на собственную длительную психотерапию, до сих пор не мог решить свои проблемы. В следующий момент он понял, что смысл кровотечения ассоциируется у ребенка со стремлением продемонстрировать свою полноценность и способность переживать ряд состояний, которые свойственны лицам другого пола. Мальчик стремился показать, что может контролировать боль во время кровотечения и прекрасно справляться с этим состоянием, не нуждаясь в посторонней помощи. Самоповреждение служило проявлением умения контролировать себя, реализуя возможности, которые выходят за пределы присущих своему полу функций.

К. Г. Юнг описывал бессознательное желание человека к духовному росту, которое может явиться причиной суицида в случае актуализации архетипа коллективного бессознательного.

К. Хорни считала причиной суицида базисную тревогу как причину невротического конфликта, возникающего в результате нарушения взаимоотношений личности с ее окружением.

Г. С. Салливэн описывал суицид с позиции теории межличностного общения. Автор указывал на наличие у личности «Я-хорошего», «Я-плохого» и «не-Я». Последний появляется при утрате Эго-идентичности, например, при суицидальной ситуации и психопатологии (Ц. П. Короленко, Н. В. Дмитриева, 2014, 2016). Кризисы идентичности протекают на фоне самоощущения в образе «плохого Я» как источника дискомфорта. При этом трансформация «плохого Я» в «не-Я» с помощью суицида иногда может стать единственным способом разрешения конфликта.

Р. Мэй и К. Роджерс считали причиной суицида невыносимые эмоциональные переживания (в том числе тревогу).

В. Франкл полагал, что поскольку самоубийство противоположно идее концепции о смысле жизни, человек боится не смерти, а жизни.

Мимотическая теория суицидального поведения

В рамках мимотической теории самоубийства объясняются «противоречием интересов» биологических репликаторов (генов) и культуральных влияний. Индивидуум, совершающий суицид, не способен в дальнейшем измерении передавать свои гены. Иногда это объясняется фразой «Я жертвую собой ради других, близких себе людей». Однако такое поведение часто является бесцельным.

Объясняется это тем, что комплексы мимов, ответственные за самоубийство, действуют по «самопринуждению», хотя это и не полезно для генотипа индивидуума, который подвергается уничтожению. Таким образом объясняются некоторые формы суицидального поведения, приковывающие к себе внимание средств массовой информации (например, прыжки с небоскребов), поскольку некоторые самоубийственные мимы могут таким образом реплицироваться дальше. Лица, «зараженные» мимами самоубийства, являются «мимоидами», для которых сохранение собственной жизни и забота о своем потомстве не имеет значения.

Термин «мимоид» – это неологизм, определяющий лиц, захваченных мимами до такой степени, что их собственное выживание оказывается под вопросом. Сам термин «мим» происходит от древнегреческого слова «имитатор» или «претендент».

В книге Р. Докинза «Эгоистичный ген» (Dawkins R. The Selfish Gene. 1976) использовал термин «мим» для описания фактора трансмиссии (передачи) человеческой культуры по аналогии с генной передачей, считая, что такой процесс репликации также происходит в культуре, хотя и в несколько другом смысле. Р. Докинз утверждал, что мим является находящейся в мозгу единицей информации и мутирующим репликатором в культуральной эволюции. Мим может оказывать влияние на окружающий мир, являясь причинным фактором, действие которого может распространяться.

С. Блэкмар (S. Blackmore, 2002) также подтверждает определение мима как всего того, что копируется одним человеком от другого, касается ли это привычек, навыков, песен, рассказов или любой другой информации. Мимы копируются посредством имитации, обучения и других методов. Копии несовершенны. Мимы копируются с вариациями. Более того, они конкурируют за пространство в нашей памяти и за шанс быть копированными снова. Только некоторые из существующих вариантов могут выжить. Комбинация этих трех компонентов (копий, вариантов, конкуренции за выживание) формируют условия для эволюции.

Психологическая теория суицидального поведения

К. Джемисон (К. Jamison) [165] на основании большого опыта изучения самоубийств пришла к заключению, что наше понимание психологических факторов, приводящих к самоубийству, очень ограничено, так как свершившееся нельзя повернуть назад, «как бы мы ни старались восстановить психологический мир суицидента, всякое понимание косвенно и недостаточно; приватность психики является непроницаемым барьером». Каждый суицидент имеет свою, вескую причину для самоубийства или, по крайней мере, так кажется тем, кто совершает этот акт. Большинство суицидентов объективно имело существенные основания для того, чтобы остаться в живых, что значительно усложняет психологический анализ этих случаев. Наиболее важные мотивы, вызвавшие самоубийства, нередко оказываются нераскрытыми, они относятся к внутреннему миру, запутанному, блуждающему, противоречивому, находящемуся вне поля зрения других [36].

Тем не менее, самоубийство не является исключительно приватным идиосинкратическим, полностью непредсказуемым актом. Существуют методы, помогающие понять психологические корни самоубийства, и, хотя эти методы не гарантируют полной ясности, они все же что-то объясняют.

В различных психологических теориях содержится своя концепция о психологических факторах риска совершения самоубийства.

Факторы риска суицида

П. Делани (P. Delaney) [97] обращает внимание не только на то, что суицид является серьезной социальной проблемой, в связи с нарастающим числом случаев, но и на тот факт, что суицид часто расценивается как неморальный поступок. Почему?

Результаты исследования, опубликованные учеными Бостонского университета в недавнем выпуске Journal Cognition, показали, что даже нерелигиозные люди морально осуждают суицид, так как уверены, что он «загрязняет человеческую душу».

Философы давно рассуждают о том, следует ли считать суицид неморальным явлением, что он наносит вред другим или потому, что суицид сам по себе «растлевающий и нечистый». Возникает вопрос, как относятся обычные люди к лицам, совершающим суицид?

Анализировалась информация, полученная от взрослых американцев об их отношении к некрологам, описывающим жертвы суицидов и убийств.

Исследование показало, что в то время как убийства осуждались как тягчайшие преступления, не становилось ясным, почему суициды считались аморальными. Вне зависимости от их политических и религиозных убеждений участники опроса с большей вероятностью морально осуждали суициды. В тех случаях, когда опрошенные были убеждены в том, что суициды порочат душу жертвы, они проявляли большую озабоченность ее моральной чистотой. Выявлена тенденция отвращения к суицидальным некрологам и еще большее отвращение к суицидам вообще. По мнению Дж. Роттмана (J. Rotman) из департамента психологии Бостонского университета, возглавляемого профессорами Л. Янг (L. Young) и Д. Келеман (D. Koleman), результаты исследования показывают, что лица, «которые эксплицитно (внешне) отрицают существование религиозных феноменов, обладают природной тенденцией имплицитно (внутренне) верить в существование души, что лежит в основе их оценки».

Полученные данные способствуют формированию научного понимания моральных оценок и проливают свет на распространенные в мире реакции на суициды, объясняя почему суициды стигматизируются и считаются запретной темой (табу) в разговорах. Дж. Роттман полагает, что «лучшее понимание процессов, относящихся к осуждению жертв суицидов, может оказаться полезным для людей <…>, которых затронула эта трагедия».

Г. Гертц (G. Gertz) [140] показывает, что согласно данным многочисленных исследований последнего времени, тревога в большей степени, чем депрессия, является сильным фактором риска совершения суицида.

В октябре 2013 года исследование, проводимое под руководством А. Канвара (A. Kanwar), выявило наличие связи между тревогой и суицидальным поведением. Анализировались результаты 42 исследований, посвященных изучению этого вопроса. В различных работах оценивались данные о лицах с тревожными расстройстами, имеющих суицидальные мысли, суицидальные попытки и завершенные суициды. Доктор А. Канвар и его коллеги собрали информацию о том, что пациенты с клиническими проявлениями тревоги более склонны, чем пациенты без тревоги, к совершению суицидальных попыток, завершенных суицидов или к проявлению любой формы суицидального поведения вообще. Это относилось ко всем тревожным расстройствам, исключая обсессивно тревожное расстройство. В зоне суицидального риска оказались лица с генерализованным тревожным расстройством, личностными расстройствами и посттравматическим стрессовым расстройством.

Д. Бонд (D. Bond) [72] – директор проекта Trevor кризисной интервенционной службы считает, что баттеринг и суициды не всегда «идут рука к руке», однако баллинг является серьезным фактором суицидального риска, который нельзя недооценивать. Автор пишет, что недавно Келли Макбрайд из института им. Пойнтера опубликовала материалы, призывающие журналистов не упрощать связь баттеринга и суицидов. Представляет опасность проведение прямой линии от одного феномена к другому, особенно потому, что этим подчеркивается идея о том, что лица молодого возраста, подвергающиеся баттерингу, совершают суицидные попытки как метод выбора. Неправильно использовать уравнение: баттеринг – суицид.

В поле предупреждения суицидов следует принимать во внимание все факторы, которые способны редуцировать риск суицида. Например, фактор самооценки, физическое и психическое здоровье, чувство удовлетворенности жизнью, способность к приспособлению, наличие сети социальной поддержки, умение формировать дружеские и любовные отношения, чувствовать связь с другими людьми. Каждый из этих факторов определяет степнь ранимости человека молодого возраста, находящегося в зоне суицидального риска. Если эти базисные элементы нашей личности делают нас такими, какие мы есть, постоянно атакуются и находятся в состоянии угрозы, мы становимся ранимыми и не только в плане совершения суицидальных попыток.

Постоянный длительно повторяющийся баттеринг делает человека более ранимым и предрасполагает не только к прямому суициду, но и к спектру различных форм девиантного поведения, опасного для жизни, начиная злоупотреблением алкоголем и наркотиками, небезопасным сексом, опасным вождением, нахождением в ненужном месте в ненужное время, и заканчивая актами агрессии и самоповреждающего поведения. Эти формы поведения отрицательно влияют на других, вызывают ответные реакции и создают порочный круг взаимно усиливающихся конфликтных межличностных отношений.

Тем не менее, работа по усилению защитных факторов снижает ранимость, разрывая порочный круг и минимизируя риск суицида.

Усиление ресурсов и выстраивание защитных факторов может начаться в любое время и чем больше они будут задействованы, тем менее реальным станет риск совершения суицида,

Чувство личной безопасности ученика в школе и его окружении может серьезно влиять на академическую успеваемость и посещение школы. Школы не всегда используют все возможности для формирования защитных факторов для снижения негативных воздействий. Суицидальные попытки школьников являются результатом комплексного негативного воздействия ряда причин, усиливающих ранимость и риск суицида. Когда ранимый человек встречается с триггерным событием, этот финальный триггер может стать единственным воспоминанием выжившего суицидента, и в действительности он является лишь последней каплей, переполнившей чашу терпения (английское – «последней соломинкой, сломавшей шею верблюда»). Хронический баттеринг может значительно ослаблять защитные факторы и усиливать уязвимость, особенно в случаях отсутствия необходимой поддержки.

Синдром Вертера

Синдром Вертера относится к риску возникновения суицидальных попыток, которые совершают в основном лица молодого возраста после публикаций и оповещений о самоубийстве. Этот феномен впервые зарегистрирован в 1774 году непосредственно после публикации новеллы И. В. Гете «Страдания молодого Вертера», герой которой покончил с собой. Новелла вскоре после ее выхода в свет была запрещена в ряде стран, так как ее публикация спровоцировала вспышку самоубийств среди молодых людей, прочитавших ее. Некоторые из них во время самоубийства одевались подобно Вертеру (одежда и ее цвет были детально описаны автором) и/или оставляли возле себя открытую на месте описания самоубийства Вертера книгу [145]. Несмотря на то, что это происходило около двухсот лет тому назад, «эффект Вертера» наблюдается и в настоящее время. Описание таких случаев периодически появляется в средствах массовой информации и их анализу посвящены специальные исследования.

Так, например, Д. Гоулман (D. Goleman) [145] сообщает: «Вчера утром суицидальную попытку совершили два молодых человека в районе Бергенфилд (округ Берген, штат Нью-Джерси, США). Она детально копировала смерть четырех подростков, имевшую место на прошлой неделе, и представляла собой образец имитации, которая часто возникает после широко распространенной информации о суицидах».

«Известие о суициде усиливает риск его совершения у предрасположенных к суициду подросткам», пишет Д. Шэффер (D. Shaffer), профессор детской психиатрии Колумбийского университета и руководитель Центра исследования суицидов института психиатрии штата Нью-Йорк: «Освещение в новостях суицидов у подростков изображает их как жертв в виде мучеников различного рода. Чем в более сентиментальном плане подается информация, тем более оправданным и даже героическим воспринимается суицид некоторыми подростками».

«Подростки очень склонны к имитации, они находятся под влиянием фактов и примеров в целом», отмечает Д. Филлипс (D. Phillips) – социолог из Калифорнийского университета в Сан Диего, который исследует синдром Вертера с 1974 года. Доктор Д. Филлипс [253] обнаружил факт значительного роста самоубийств после широко распространяемой информации о каких-то конкретных их случаях. Наиболее высокий рост суицидов регистрируется среди подростков, вне зависимости от возраста первой жертвы. Сообщения о суицидах общенационального характера увеличивает в последующий месяц количество суицидов в среднем на 2 % (добавочные 58 случаев) и на 7 % среди подростков. Самоубийства знаменитостей вызывают еще больший эффект. Так, например, самоубийство Мэрилин Монро вызвало рост самоубийств на 12 %.

Д. Филлипс приходит к заключению, что полученная информация о суициде способна вызвать у предрасположенных («ранимых») лиц чувство «разрешения умереть», разрешение совершить самоубийство. Такое чувство, по мнению автора, не ограничивается суицидом, а распространяется и на различные формы отклоняющегося поведения, антисоциальность, злоупотребление алкоголем, употребление наркотиков, в тех случаях, когда кто-то подает первый пример.

В исследованиях университета Пенсильвании (А. Бек и др. (A. Beck et al.), 1985) установлено, что причинами совершения суицидальных попыток студентами колледжа были затруднения в обучении, семейные конфликты, неудачи в любовных отношениях. У женщин кризис чаще всего возникал после разрыва отношений с бойфрендом. У мужчин обнаружена связь с академической неуспеваемостью.

А. Бек, известный специалист в области когнитивной терапии агрессии, также проводил исследования депрессии и суицидов. Автор пришел к выводу, что человек, совершающий суицид, потерпел перед этим объективно серьезную неудачу. Автор указывал, что часто в этом контексте обнаруживается «относительное несоответствие между ожиданиями и реальностью, так, например, 13-летний подросток пытался совершить самоубийство после того, как не смог стать редактором школьной газеты».

Исследуя кластер самоубийств в округе Уэстчестер (штат Нью-Йорк, США), Д. Филлипс установил, что вовлеченные в суицидальные попытки и реализации лично не знали друг друга, но знали о себе все посредством средств связи. Информация о самоубийстве другого подростка создает ситуацию риска у подростка, если присутствуют другие психологические травмирующие факторы, согласно Д. Шэфферу, подросток, совершающий самоубийство, не всегда депрессивен в течении долгого времени. У некоторых самоубийству предшествует лишь кратковременное изменение настроения в форме гнева, страха или депрессии. На этом фоне подростки могут импульсивно совершать самоубийство. Подросток, по наблюдениям Д. Шэффера, может совершить самоубийство в начале переживания кризиса или предвосхищая его, до того, как он встретится с последствиями кризиса.

В англоязычной литературе синдром Вертера часто называют copycat suicide («подражающее самоубийство»), которое определяется как подражание суициду, о котором лицо, совершающее его, знает из местных сведений или из описаний или демонстрации в средствах массовой информации. Хорошо известная модель суицида служит при отсутствии защитных факторов базой для следующего суицида. Этот процесс называют «контагиозным» или заразным суицидом. Такие суициды иногда распространяются в школах или в более широких социальных кругах, что может происходить после самоубийства национальных кумиров. Д. Гоулман [145] использует в таких случаях термин «суицидный кластер», когда имеет место сочетание времени и места совершения суицидов. Последние связаны с распространением в средствах массовой информации фактов о самоубийствах знаменитостей. Примерами кластерного суицида могут быть суициды после самоубийства японского музыканта Юкико Окада или Мэрилин Монро, после которых количество суицидов в этом же августе увеличилось на 200 случаев больше среднего.

Д. Филлипс (1974) в своих работах подчеркивает подражательный (имитативный) характер во многих случаях подростковых суицидов, что подтверждается и другими авторами [225]. Публикация способов совершения суицида, его романтизация, сенсационный характер изложения данных о суициде знаменитостей может спровоцировать эпидемию суицидов с прославлением жертвы и упрощением возможных причин. Некоторые лица рассматривают суицид как гламурное окончание жизни, с привлечением массового внимания, симпатии и скорби, которые они никогда не получали в реальной жизни.

Другим возможным провоцирующим суицид фактором является чувство, которое выражается словами: «Если они не смогли с этим справиться, то и я не могу» [242].

Более точная статистика показывает, что самое значительное число самоубийств регистрируется в течение десяти дней после телевизионного сообщения о суициде

Э. Этзерсдорфер (E. Etzersdorfer) и др. [104] отмечают наличие выраженной корреляции между количеством статей, распространяемых в различных географических зонах, и числом последующих огнестрельных суицидов в каждой зоне после относящегося к суициду сообщения.

Синдром Вертера способен вызывать также непрямой эффект, когда восприятие суицидальных сообщений другими воздействует через них и на психологию третьих лиц, изменяя в отрицательную сторону содержание мыслей о будущем и поведение [282].

Эффект Вертера может наблюдаться в результате массового воздействия художественных произведений, примером чего является известная история с песней «Мрачное воскресенье» венгерского композитора и пианиста Режё Шереша, имевшая место в начале 30-х годов XX века. Песня «Мрачное воскресение» получила мировую известность и ее версии появились на английском, шведском, китайском, японском языках. На русском языке ее исполнял в эмиграции Петр Лещенко в 1935–1937 годах. «Мрачное воскресенье» исполняли Луи Армстронг, Билли Холидэй, ее пели даже на эсперанто.

Вскоре после появления «Мрачного воскресенья», эта песня приобрела известность как «гимн самоубийств», в связи с ее сильнейшим влиянием на рост случаев самоубийств. Многие люди совершали самоубийства, оставляя возле себя вместе с прощальным письмом текст этой песни.

Так, например, в Берлине молодой человек, прослушав песню, вернулся домой и застрелился. Молодая женщина, возможно, его знакомая, в том же городе была найдена повешенной. Рядом с ее телом находилась партитура этой песни. В Нью-Йорке молодая секретарша покончила с собой, отравившись газом. Рядом с ней тоже была найдена партитура этой песни, а также записка, в которой она просила, чтобы мелодия песни была сыграна на ее похоронах в качестве прощального сопровождения. В Англии была найдена женщина, отравившаяся барбитуратами. Сообщалось, что у ее тела находилась партитура «Мрачного воскресенья». В Риме девушка бросилась с моста, после прослушивания этой песни. В Будапеште хозяин магазина покончил с собой, оставив записку с цитатой из «Мрачного воскресенья». В Вене девочка подросток утопилась, сжимая в руке листок бумаги, на котором были записаны слова песни.

В целом было зарегистрировано свыше ста самоубийств, связанных с «Мрачным воскресеньем», включая самого Шереша.

Шереш сочинил это музыкальное произведение в возрасте 34 лет, находясь в депрессивном состоянии после того как его покинула возлюбленная. Его друг – поэт Лацло Джавор написал слова, ставшие меланхолической балладой. «Мрачное воскресенье» вначале не произвело такого трагического социального эффекта. Однако спустя два года, после того как песню исполнил Пал Калмар, в Венгрии и других странах прошла волна самоубийств, что привело к запрету на ее исполнение. Музыкальные продюсеры из США и Англии обратились к исполнителю С. Льюису и сотруднику Британского театра Д. Картеру с просьбой срочно сделать английский перевод песни. Версия С. Льюиса была записана в 1936 году. Билли Холидей исполнила и записала свою версию в 1941 году. В США песня «Мрачное воскресенье» никогда не запрещалась официально, как, например, в Англии. В ранних 40-х BBC осудило песню как «чересчур возбуждающую» для публики, а потом заявило, что только музыкальная версия может быть транслирована по радио. В 1984 году «Мрачное воскресенье» снова появилось в новостях по ассоциации, когда Оззи Осборн был привлечен к суду родителями подростка, который застрелился во время слушания рокерской песни «Суицидное решение».

В 1999 году на экраны кинотеатров вышел немецкий фильм «Песня о любви и смерти» (Ein Lied von Liebe und Tod), в котором рассказывалось об осуждаемом любовном треугольнике и песне, запустившей цепь самоубийств.

В последние годы песня «Мрачное воскресенье исполнялась такими артистами как Элвис Костелло, Сара Маклахлан и Хезер Нова.

Следует отметить, что даже венгерские сказки характеризуются не встречаемым в сказках других культур реализмом, поскольку в их окончаниях наиболее часто содержатся, например, такие слова: «И жили они долго и счастливо… до самой смерти».

Примером венгерского пессимизма и сентиментальности является также обожание, проявляемое по отношению к разного рода грустным мелодиям, которые венгры играют на традиционных скрипках. Популярная в Венгрии цыганская музыка способна вызвать положительные эмоции, а известный во всем мире чардаш знаком каждому. Однако в случаях психического дискомфорта и эмоциональной подавленности венгры предпочитают угнетающие звуки, усугубляющие чувство одиночества и нередко вызывающие слезы. В такие моменты будущее может восприниматься в исключительно мрачных тонах.

В Европе венгры давно приобрели репутацию депрессивных людей, в связи с легко возникающими в национальном масштабе пессимизмом, депрессией. Это, по данным ВОЗ, связано с наибольшим числом самоубийств на душу населения.

Мрачность, депрессия и самоубийства часто рассматривались как атрибуты венгерской культуры. «Вы с трудом встретите венгра, у которого в родне или среди друзей нет лиц, которые бы не совершили в действительности самоубийство. Это своего рода национальная болезнь», говорил Питер Мюллер, венгерский сценарист, написавший пьесу по мотивам «Мрачного воскресенья» и специально изучивший феномен самоубийств в Венгрии (The Hungary Report Monthly Digest, May, 1997).

В некоторых районах Венгрии самоубийства происходят так часто, что ни одна семья не остается незатронутой. В недавние годы некоторые небольшие и изолированные поселения в южной Венгрии стали известными как «суицидные деревни», так как число самоубийств в них превышало даже средний национальный уровень. До недавнего времени в Венгрии регистрировалось 4500 самоубийств в год, что было наибольшей цифрой на душу населения в мире. Люди не только убивали себя, но использовали при этом очень жесткие, брутальные методы: прыжки с большой высоты, повешение, утопление, отравление пестицидами.

Венгерский психиатр Б. Буда (B. Buda, 1997) полагает, что одной из причин такой ситуации является то, что венгры относятся к самоубийству иначе, чем лица других национальностей: «В бессознательной психике популяции самоубийство считается положительным способом решения проблемы. Эта формула актуализируется во время кризиса, поскольку каждый имеет опыт самоубийств, совершенных другими, что расценивалось в обществе не как признак поражения, но как проявление храбрости, смелости людей, стремящихся сохранить свою самооценку и достоинство с помощью этого отчаянного и героического поступка».

Грусть и мрачность имеют давнюю традицию в истории Венгрии. Многие известные исторические фигуры, начиная Средневековьем и заканчивая современностью, совершали самоубийство.

Иштван Сеченьи – политик, которого считают Величайшим Венгром, покончил с собой. Самоубийство совершил премьер министр Пал Телеки. Покончил с собой известный венгерский поэт Аттила Йожеф, также, как и актер Золтан Латинович, бросившийся под поезд на той же станции. Подобные случаи происходят каждый год. Б. Буда обращает внимание, что молодые люди стараются совершить самоубийство на той же железнодорожной станции, где покончили с собой поэт и актер.