Текст книги "Мальчик и его собака перед концом света"

Я схватил старую кастрюльку, которую мы использовали как черпак, и наполнил собачью миску водой из запасов. Стуча когтями по полу, Джип подбежал ко мне и начал жадно лакать чистую воду. Я пообещал покормить его позже, вышел в кокпит, пригнувшись под рангоутом, и посмотрел в сторону, противоположную течению, чтобы понять, почему мы застряли.

Виной всему были не рифы, иначе бы волны сильнее разбивались о борт «Доброй надежды». Лодка застряла на какой-то штуке, которая тоже плыла по течению. Сначала я решил, что это наполовину затонувшая лодка, но стороны и углы были плоскими и прямоугольными. Тогда я понял, что «Добрая надежда» зацепила металлический транспортный контейнер размером с маленький дом. Я видел такой на Эрискее: почти полностью проржавевший, он стоял на трейлере рядом с насыпью. Краска на этом контейнере слезла, и корпус был густо усыпан ракушками и водорослями, свисающими с ее обивки – запутанной рыбацкой сети. Я перешел на другую сторону кокпита и увидел, что сеть опутала второй металлический контейнер, погруженный носом в воду. Должно быть, в первом контейнере был воздух, который позволял ему держаться на поверхности. Киль моей лодки застрял в щели между ними. Поскольку «Добрая надежда» возвышалась над поверхностью воды, ветер толкал ее быстрее, чем течение, двигавшее контейнеры под водой. Вот почему лодка кружилась на месте.

Мне предстояло перерезать сети, а их было немало. Ветер усиливался. Я должен был действовать быстро, чтобы успеть спасти киль. Если он сломается, дно лодки будет пробито или она перевернется.

Вооружившись отпорным крюком и ножом, я приступил к работе. Я зацепил крюком комок сетей, вытащил его на поверхность и начал пилить ножом. У меня не было плана, но пока я пытался перерезать сети, течение и движение лодки сталкивались друг с другом, и нить за нитью у меня получилось перерезать одну веревку. Пластик, созданный твоим поколением, – прочная штука. Мы видим его повсюду, и мне кажется, он переживет последних людей. Сеть не могла смириться с моей атакой. Острые волокна резко отделялись и царапали руки, пока я работал ножом. На правой ладони появились мозоли, которые лопались и горели в соленой воде.

Я плохо помню те часы, потому что был занят изнурительной монотонной работой. Тело болело, спина ныла из-за того, что я слишком долго находился в согнутом состоянии над верхней кромкой борта. Я помню, что остановился, чтобы попить и обвязать нож шнуром. Держать его было так больно, что я боялся уронить его в море. Я помню, что повторял это несколько раз, пока не начало темнеть, каждый раз вытаскивая сеть все выше на поверхность и продолжая пилить жесткий пластик. Еще я помню, как сеть неожиданно распуталась, и целая россыпь остроугольных моллюсков, облепивших ее, ударила по моей руке. У меня до сих пор осталось два шрама. А потом – возможно, потому что часть сети, находившаяся как можно ближе к солнечному свету, прогнила больше, чем волокна, которые я начал резать, – вся сеть распалась, и тяжелый грузовой контейнер пошел ко дну. Поскольку он уже находился под водой, шума не было, и его финальное погружение стало странным, но не драматичным моментом. Со вторым контейнером было проще – теперь противовеса не было, и воздух поднял его на поверхность. Хотя я действовал быстро, я все равно поранил предплечье из-за ракушек. Закончив, я выругался и рухнул обратно в лодку.

Плавучий контейнер начал медленно кружиться на поверхности, словно ленивый кит, подставивший брюхо небо, а затем поплыл вдаль, словно больше не собирался иметь со мной дело.

Освободив лодку, я тут же почувствовал, что «Добрая надежда» ведет себя по-другому. Она игриво покачивалась на волнах, будто действительно хотела отправиться в путь. Хотя мне хотелось спать, я знал, что лодка права, и я должен был поднять паруса и найти место для швартовки на ночь.

Из остатка того дня я помню лишь то, что поднял паруса, поймал ветер, а потом Джип напомнил мне, что его пора покормить. И хотя лодка двигалась немного иначе, чем обычно, я отмахнулся от мыслей об этом. Еще я помню, что мне очень хотелось повернуть на север, в сторону дома, но я направился на юго-восток, к материку. Тогда мне казалось, что я сделал это из-за близости к суше и лучшей возможности безопасной стоянки. Теперь я понимаю, что решил не сдаваться и найти Джесс. К тому же, я никогда не бывал на материке. Любопытство, знаешь ли. Оно сгубило не только кошку.

Глава 11
Борьба с гигантами

Я не нашел хорошего места для швартовки, но обнаруженная бухта вполне подходила для спокойной ночевки. Мне повезло, что на «Доброй надежде» был якорь Фёрга, тот самый, который я спас в день, когда Брэнд вошел в нашу жизнь. Без него у меня были бы большие проблемы, ведь мой якорь покоился на дне моря к западу от Айоны. Я воспринял это как хороший знак, и мне немного полегчало. Я проверил узлы, бросил якорь за борт и дождался, пока он опустится на дно, надежно удерживая лодку. Затем я спустился в каюту, зажег лампу и сделал две вещи, которые мне хотелось сделать весь день. Во-первых, я съел несколько овсяных лепешек и немного сушеной баранины, которую взял из дома. Во-вторых, достал из кармана куртки карту, украденную с лодки Брэнда, и разложил ее на столе.

Джип запрыгнул на скамью рядом со мной, свернулся в клубок и положил морду мне на ногу. Когда он делал это дома, Джесс нередко ложилась так же с другой стороны, и я всегда читал в окружении собак. Когда я почесал Джипа за ушами, моя другая рука автоматически потянулась влево, пока мозг не сообщил мне, что Джесс здесь нет. Я вздрогнул от этой мысли и постарался сосредоточиться на карте материковой части. Она была напечатана с двух сторон, верхняя половина на одной стороне, нижняя на другой. Кусочки суши изобиловали географическими названиями и разноцветными линиями, показывающими дороги. Море вокруг земли было усыпано пометками и цифрами, написанными вручную, но я не понимал их смысл. Перевернув карту, я заметил в свете лампы множество крошечных отверстий. Они казались случайными, но когда я снова перевернул карту, рисунок сложился: следы булавок отмечали места на берегу на каждой стороне. Разумеется, это означало, что половина из них была разбросана по суше, если смотреть на карту с неправильной стороны. Я вспомнил острый кончик циркуля, о который укололся в темноте. Эта карта показывала места, которые Брэнд посетил или собирался посетить – а может, и то, и другое.

Но самым интересным была россыпь отверстий в одном месте – посреди моря с одной стороны карты. С обратной стороны отверстия находились прямо над тем, что в детстве я называл попой страны. Тогда мне казалось, что материк немного похож на сидящего человека, если смотреть на него сбоку. Больше на карте не было других мест с таким количеством отверстий и исходящих разноцветных линий. Присмотревшись, я увидел слово «Норфолк», и меня охватил восторг. Брэнд говорил, что вырос в Норфолк-Бродс.

Я вспомнил, как он пытался извиниться за угрозы отрезать мне язык. Брэнд сказал, что когда ты лжешь, всегда нужно добавить крупицу правды, чтобы ложь запомнилась. Я решил, что он приправил ложь о своей жизни крупинкой правды. И этой крупинкой был Норфолк. Ложью было то, что он уехал оттуда и больше никогда не возвращался. Возможно, мне просто хотелось поверить во что-то, чтобы попытки найти его обрели смысл. Возможно, это оправдание было необходимо для того, чтобы отправиться на поиски. Наверное, так оно и было. В тот момент я решил – вероятно, потому, что нуждался в конечной точке путешествия, чтобы не бороздить бесконтрольно море, – что эти дыры в карте были его домом. Местом, куда он направлялся с моей собакой.

Я лег на скамью рядом с Джипом и, несмотря на последние события, быстро уснул. Мое тело было истощено, но разум – после того, как я принял осознанное решение, – успокоился достаточно, чтобы позволить мне выспаться.

Ближайшей дырой в карте – первой, к которой вела карандашная линия, – был Блэкпул, город далеко к югу от нас. Когда я проснулся, то снова ощутил желание вернуться домой, но ветер дул с севера, и Джип стоял на носу лодки, будто зная, где искать Джесс. Поэтому мы отправились на поиски.

Теперь я почти не помню тот путь. Я мало знал о навигации по карте, потому что всю жизнь плавал вдоль маленькой цепочки островов, ориентируясь по их внешнему виду и никогда не выходя за границы знакомого пейзажа. Но я умел пользоваться компасом, знал, где поднималось и садилось солнце, а с картой, теперь прикрепленной к столу в моей каюте, мне казалось, что я могу чувствовать маршрут вдоль берега. Так оно и произошло.

Я еще не успел выйти на сушу, но чем дальше я отплывал от дома, тем больше становилось земли по левую сторону от меня. Материк, словно незримая сущность, наблюдал за нами, ждал, пока я взгляну на него и замечу, как он манит меня. Он, будто невидимый магнит, притягивал меня. Его было невозможно игнорировать.

Возможно, если бы у меня была морская карта, а не карта дорог, пересекавших когда-то заселенную землю, я бы лучше ориентировался. Два дня быстрого плавания остались позади. Мы заночевали в широком заливе, который огибал большой остров на севере и, как мне кажется, вел в реку, по которой мама и папа привезли «Добрую надежду» много лет назад из города, в котором они спали в библиотеке. Мне захотелось отправиться туда и увидеть книги своими глазами, и я почти решился, но Джип снова стоял на носу лодки и смотрел на юг, поэтому мы продолжили путь.

Меня переполняли странные чувства, пока я плыл мимо домов и маленьких деревень на берегу. Они ощущались иначе, чем на знакомых островах. Я знал, что все дома заброшены. Но теперь моя уверенность таяла. Даже спустя столько лет забвения окна некоторых зданий по-прежнему сохранились и подмигивали солнечным светом, когда мы проплывали мимо. Каждый раз меня охватывало странное ощущение, словно дома пытались привлечь внимание. Я нередко чувствовал, как встают дыбом волоски на затылке, пока мы плыли, словно дома что-то делали у меня за спиной. Смеялись. Обсуждали, что я совершаю огромную ошибку.

Когда ты один, легко поддаться тревожным мыслям. Ты когда-нибудь испытывал эти секунды тишины в своем переполненном мире, когда кажется, что твой разум преследует тебя и играет с тобой в игры? Или людей было так много, что ты не мог услышать песни, которые он хотел спеть тебе, как плохие, так и хорошие? До того, как я оказался в руинах твоего мира, я все еще не представлял, сколько людей жило в нем, но я ощущал его одиночество. Оно было таким оглушительным, что я достал твою фотографию из рюкзака, – где она жила в качестве книжной закладки в любой книге, какую бы я с собой ни брал, – и прикрепил ее к карте, чтобы ты составил мне компанию. У меня не было фотографий своей семьи, поэтому тебе предстояло выполнить эту работу за них. Даже такое присутствие очень успокаивало.

Поскольку часть пути была монотонной, а разум любит блуждать, я нередко погружался в мысли, а потом осознавал, что потерял бдительность. Ощущение слежки было более чем реальным. Какое-то шестое чувство говорило мне, что Брэнд был рядом. Он прятался на темном массиве земли и преследовал меня. Когда эти мысли накрывали меня, я начинал осматривать море и берег в попытке увидеть Брэнда. Но его там не было. Он жил лишь у меня в голове.

Дни Джипа тоже проходили одинаково. Проснуться, встать на носу лодки и ждать, пока мы отправимся в путь, затем сесть в кокпите рядом со мной, прерываясь лишь на еду и туалет. Последнее его смущало: обычно Джипу не нравилось справлять свои дела на глазах у других, но мы заключили сделку. Я притворялся, что не замечаю его, а он притворялся, что не видит, как я мою пол морской водой или выбрасываю какашки за борт ржавым совком, который я хранил в лодке как раз для таких неудобных моментов. Я подходил к перилам, следя за тем, чтобы ветер был позади, делал свои дела, и в свою очередь Джип старательно игнорировал мои извивания над водой.

Порезы и царапины на руке от моллюсков заживали не так быстро, как мне бы хотелось. Я винил соль в морской воде и постоянные брызги волн. Когда я закрывал раны рукавами, становилось еще хуже, поэтому я держал их открытыми и надеялся, что воздух высушит их и даст затянуться. Я надеялся, что по крайней мере чистая морская вода не даст распространиться инфекции. Кожу щипало так сильно, словно мои надежды оправдывались.

На полпути между материком и большим островом (думаю, это был остров Мэн) перед моими глазами возникла странная картина: лес из погнутых ветряных турбин, похожих на те, что были на домашних островах. Но эти находились посреди моря. Впервые увидев их, я не сразу понял, что это. Я вспомнил историю о старом испанце, считавшем себя рыцарем в доспехах, а ветряные мельницы – гигантами. В книге он отправился сражаться с ними на своей старой костлявой лошади. Эти потрепанные непогодой мельницы напоминали костлявых лошадей. Или скелеты гигантов – с редкими уцелевшими лопастями винтов, рассекавшими воздух, словно мечи.

Я подплыл к лесу из металлических труб и ослабил паруса, чтобы проплыть под ними и посмотреть наверх. Это было странное тихое мгновенье. Лучи солнца проходили сквозь обломки, отбрасывая на воду полосатые, как тигровая шкура, тени.

Джип облаял некоторые турбины. Они никак не отреагировали.

Если они действительно были гигантами из моих фантазий, то что бы они ни защищали, это давно исчезло. В моих мыслях они по-прежнему напоминали стражников, потому что за ними начинался абсолютно новый мир чудес.

Отвернувшись и взглянув на сушу, я увидел то, что заставило меня поднять паруса и ускориться. Огромная башня возвышалась над самым широким лабиринтом из домов и зданий, который я когда-либо видел. Мегаполис, подумал я. Так выглядит настоящий мегаполис.

Когда я подобрался поближе, солнце уже садилось на западе, и свет окрашивал все на своем пути, придавая миру золотистое сияние. Башня была металлической и напоминала главную достопримечательность Парижа. Но башня Парижа не вырастала из крыши яркого дворца, как эта. Только завидев конструкцию, я понял, что обязательно поднимусь на нее. Чтобы узнать, как выглядит мир с высоты. Понять, что видит птица.

Наверное, башня бы не впечатлила тебя. В конце концов, у вас были самолеты. И вертолеты. Но для меня эта башня была единственной возможностью ощутить чувство полета. А еще ты бы наверняка сказал, что это не мегаполис. Просто небольшой городок.

Начался высокий прилив. Длинный металлический забор торчал перед зданиями из воды. Столбы с фонарями и флагштоки, тоже погруженные в воду, тянулись в небо. Некоторые из них согнулись, как ветряные турбины позади меня, но большинство стояли прямо.

Большая пристань уходила в море, и я решил пришвартоваться там. Но, подплыв ближе, я понял, что она и когда-то стоявшие рядом здания сгорели. Там было какое-то огромное металлическое колесо. Погнутое и расплавленное огнем, оно словно стекало под воду. Я осторожно проплыл мимо, опасаясь обломков под водой, но их не было, и привязал «Добрую надежду» к столбу, который выглядел не слишком ржавым.

А потом, после всего восторга оттого, что я наконец выйду на таинственную землю… я этого не сделал.

Я сел на борт лодки рядом с Джипом, огляделся и попытался понять, что здесь произошло.

Море плескалось волнами о здания за затонувшим забором. В этом не было ничего удивительного. Я знал, что с годами уровень моря повышался. Возможно, если бы не Гелдинг, жители построили бы защитную стену. Теперь такой стеной служили дома, находившиеся на первой линии. Я внимательно изучил их, пытаясь представить, как все выглядело, когда здесь жили люди. На фасадах некоторых из зданий сохранились буквы, но многие исчезли или стали нечеткими, а те, что остались, складывались в чепуху:

_МНАТА _ЕХА! ВЕСЕ_ЫЕ __РАКЦ_ОН__!

_ОРСК _УРСИ _АЗ_НО __УРЫ_ НА _ХТА_

М___ЕНОЕ _РУППАМ С_ДКИ.

Я зачитал буквы вслух Джипу. По-моему, он тоже ничего не понял.

В полумиле от нас я заметил еще одну расплавленную мешанину из металла, немного похожую на гигантское колесо. Она огибала группу странных построек, уходя в воду, поднимаясь и переплетаясь. Она тоже была высокой, пусть и не как башня. Я не понимал, зачем нужен такой огромный забор. Теперь, когда солнце село, ветер, дувший с моря, обдавал шею холодом. Я закутался в куртку. Вдалеке раздался пронзительный крик. Наверное, кричала птица.

«Завтра, Джип, – сказал я. – Мы выйдем на берег завтра. Когда будет светло».

Глава 12
Суша

Я забыл о ране, а тетиве было все равно.

Стрела вонзилась в большого кролика прямо туда, куда я целился, – в плечо – и прошла сквозь шейный позвонок, моментально убив его. Выстрел был хорошим, но я себя не поздравил. Рана на моей руке еще не зажила. Я выругался и схватился за предплечье. Ослабленная тетива задела царапины и мозоли, снова содрав кожу и причинив боль.

Позже я освежевал кролика перед готовкой, но в тот момент мне казалось, что шкуру сдирают с меня.

Подойдя к добыче, я понял, что ошибся. Это был заяц, и даже если я неправ, с тех пор я называл этих кроликов зайцами. У них были длинные уши и очень мощные лапы. За все время мне удалось подстрелить лишь парочку, потому что их сложнее застать врасплох. Наверное, длинные уши позволяют слышать лучше. Джип гонялся за ними до изнеможения, но так и не поймал одного для себя, что было для него личным оскорблением. Каждый раз, когда он бросался на зайца, тот замечал его и скрывался за горизонтом. Возможно, зайцам нравится дразнить терьеров, потому что они в любой момент могут включить дополнительный режим скорости.

Теперь я знал, что конструкция, которую я увидел ночью, была не гигантским забором, а американскими горками. Там сохранилась старая вывеска, и хотя она проржавела и вспучилась, слова были читаемыми. Я знал, что это, потому что видел фотографии аттракционов в книге о каникулах американских школьников. Люди садились в вагонетки, которые со свистом носились вверх-вниз, все весело вскидывали руки в воздух и кричали. То есть на фотографиях все улыбались, широко раскрыв рот, но в книге было написано, что они кричали от восторга.

Но теперь никто не кричал. Здесь было тихо, лишь поскрипывали металлические опоры и гниющие останки домов на ветру.

Я думал, что сразу поднимусь на башню, как только сойду на берег, но с восходом солнца прилив ушел, и киль «Доброй надежды» царапал дно. Переживая, что вода отступит еще больше и киль сломается, я сбросил якорь и ослабил веревки, связывающие лодку с причалом, чтобы она свободнее держалась на воде. Затем я взял рюкзак, лук и стрелы и осторожно поднялся на пристань. Еще я взял карту, решив, что она поможет мне сориентироваться, когда я поднимусь на башню. В том, что я взял рюкзак, не было ничего особенного, но в итоге оказалось спасением. Мы привыкли всегда брать с собой воду, еду, средства для розжига костра и аптечку. Никто не поможет нам, если мы попадем в беду. Эти привычки были у нас в крови. Еще я взял с собой две большие пластиковые бутылки, чтобы при первой возможности наполнить их водой.

Свежая вода и еда всегда были приоритетом в любом путешествии, но в тот день я решил нарушить привычку и отпраздновать свой выход на сушу восхождением на башню и осмотром территории. У Джипа были другие планы, и его было сложно нести на руках. Пройти по обломкам пристани с рюкзаком, луком и двумя бутылками для воды было не так легко, поэтому я скинул Джипа в воду, и он радостно поплыл к берегу.

Отступившее море оставило полоску земли перед домами, стоявшими в нескольких футах над уровнем воды. Мокрый песок проникал в открытые двери и окна, и по всему берегу были разбросаны наполовину погребенные останки старых автомобилей. У некоторых были горбатые крыши, делавшие их похожими на огромных жуков. Другие были перевернуты из-за штормов и теперь показывали свои ржавые колеса и механизмы небу. Джип выбежал из воды, отряхнулся и посмотрел на меня. Завилял хвостом и отправился исследовать новый потрясающий мир незнакомых запахов.

Мой путь на берег был не таким простым. Огонь почти полностью уничтожил пристань, и мне приходилось проверять каждый шаг. Оказавшись на берегу, я бросил бутылки и огляделся. Башня уходила в небо слева от меня. Дворец, из которого она возвышалась, был не золотым в лучах утреннего солнца, а кирпично-красным и казался огромным. До этого момента самым большим зданием в моей жизни была церковь, в которой Брэнд играл на скрипке. Этот дворец был размером с несколько церквей. Джип побежал направо, вдоль моря, в сторону американских горок, которые я по-прежнему считал загадочным гигантским забором. По привычке я приготовил стрелу и лук на случай, если нам попадется кролик, и последовал за терьером. Но охота не состоялась, потому что я не мог сосредоточиться и слишком часто отвлекался. Здесь странно пахло – костром и огнем. Я решил, что запах исходил от пристани, но он не исчезал, пока я шел вдоль зданий, заглядывал в разбитые окна и рассматривал остатки старых вывесок, сообщавших о предназначении построек. Вблизи ОРСК УРСИ означали морские экскурсии, а буквы РАКЦ ОН оказались аттракционами. Большая комната, где пол был усыпан песком, а низкий потолок угрожающе вспучился, не выглядела заманчивой, но ряды ржавых, поломанных игровых автоматов были увешаны веселыми рисунками, которые когда-то выглядели ярче и симпатичнее, чем сейчас.

На песке не было никаких следов, кроме моих и Джипа. Я последовал за ним, и мы вышли к нависающим зданиям, окруженным американскими горками.

Мы оба остановились у открытых дверей АЗ НО с маленькими табличками, пояснявшими, что это казино. Я знал, что это, и мне хотелось увидеть место, в котором роскошно одетые люди спускали деньги, но в лобби стоял отвратительный запах чего-то мертвого. Джип выбежал, и я поспешил за ним на свежий воздух. Вещи умирают и гниют. Рыться в них необязательно.

Другая вывеска сообщала, что на территории американских горок находился Пляж удовольствий, и песок на земле доказывал это. Я увидел стену, на которой висел огромный череп в шлеме викинга. Он был в три раза больше меня и угрожающе скалился на нас. Наверное, твоим людям он нравился. Я не сомневался в этом. Но мне он показался угрюмым и злобным существом с кривыми зубами. Пляж удовольствий оказался странной деревней с нелепыми штуковинами вроде этого черепа. Тут были пряничные домики, тревожно нависающие над головой. Металлические клетки и сломанные аттракционы – многие с когда-то яркими, но теперь выцветшими пластиковыми сиденьями. Наверное, это были карусели, хотя теперь они казались пыткой, а не развлечением. Повсюду лежали стеклянные осколки, поэтому я шел медленно. Заметив странное животное, я почти выстрелил из лука, но потом понял, что передо мной потрепанный плюшевый медведь.

Я увидел пару огромных птиц, похожих на страусов. Они спокойно стояли в траве, и хотя я быстро сообразил, что они сделаны из пластика, я едва не подпрыгнул, когда посмотрел вправо и увидел гигантскую ящерицу размером с лошадь, притаившуюся в потрепанных кустарниках. Она злобно скалила зубы, обещая расправиться со мной. Я замер на месте и похолодел. Джип подбежал к ящерице и задрал лапу. Лишь тогда я понял, что это очередная статуя, на этот раз бетонная. Во взгляде Джипа явно читалось: «Тоже мне динозавр».

Ящерица была ненастоящей. Разумеется. Динозавры даже мертвее тебя. Но мой шок в тот момент был реальным. Я подошел к гигантскому переплетенному забору, который хорошо освещался, и увидел вывеску, сообщавшую, что это американские горки. В тот момент я почувствовал, что Джип замер в охотничьей стойке рядом со мной. Мы увидели, как из кустов выпрыгнул заяц. Он замер, подергивая носом в сторону моря.

Когда я подстрелил его и подвесил к своему рюкзаку, Джип решил взять след, который вел к кустарникам, густо растущим в этом уголке Пляжа удовольствий. Тем временем я поднялся на американские горки. Сначала я собирался подняться на несколько футов над землей и проверить, увижу ли я Джипа, но конструкция казалась прочной, поэтому я продолжил подниматься. Я вскарабкался на рельсы и начал очень осторожно идти по узким подножкам, образующим лестницу. Наверное, не самый разумный поступок, но я крепко держался за рельсы. Вещи, которые так хорошо построили в старом мире, еще долго проживут в эпоху После, и мне не хотелось, чтобы мое приключение закончилось падением с чего-то полуразрушенного. Да-да, я считал свое путешествие приключением. Я все еще намеревался найти Джесс, но даже несмотря на внутреннюю ярость, я был рад наконец оказаться в мире, о котором только читал или слышал старые ненадежные истории. Чем выше я поднимался по ступеням, тем больше чувствовал, как что-то раскрывалось внутри меня и привыкало к новому, более свежему воздуху. До этого момента я не знал, что мир, в котором можно чувствовать себя самим собой, был гораздо больше, чем я представлял.

На вершине американских горок стояла вагонетка. Если бы не она, я бы начал спускаться. Вряд ли бы это что-то изменило, хотя кто знает. Увидев ее, я решил залезть внутрь и немного отдохнуть, изучая открывающийся вид.

Джип уже вернулся с охоты и теперь лаял на меня, пытаясь привлечь внимание. На песке перед ним лежал кролик. Я махнул рукой и крикнул, что спущусь через минуту. Снова поднялся ветер, и небо потемнело, но я сосредоточился на ступеньках. Мне не нужно было смотреть на сгущающиеся облака, чтобы понять, что собирается дождь. Я сказал себе, что просто посижу в вагонетке минуту и затем спущусь, пока не начался дождь. Я старался не смотреть вниз, потому что тогда я начинал терять равновесие и у меня кружилась голова. Это было похоже на морскую болезнь, только на суше.

Я поднялся наверх и увидел их. Останки человека на полу вагонетки. Старые кости в лохмотьях, когда-то бывших одеждой, превратились в прах, длинные седые волосы, словно гнездо, обвивали череп. Из треснувшего резинового сапога торчала целая кость. Рядом лежал рюкзак. Он был сделан из плотного черного пластика и закрывался на один ремешок сверху. Лямки истрепались, но сам рюкзак был непромокаемым. Возможно, потому что он лежал под сиденьем вагонетки и был защищен от непогоды, я решил, что содержимое внутри тоже сохранилось.

Среди костей на полу лежал пистолет.

Непогода превратила его в бесполезную черную глыбу, но он был реальным. Как и отверстия в черепе. Одно маленькое в нижней части головы, где начинался рот, и одно большое в области затылка. Все это рассказывало грустную, но понятную историю. Мужчина поднялся сюда, в последний раз взглянул на мир и покончил с собой.

Я извинился перед костями и открыл рюкзак. Застежка неохотно треснула, и тогда я понял, что ошибся. В нем было много фотографий, фотографий целой жизни, но еще здесь лежала помада, флаконы с косметикой, маленькое зеркало и расческа. Еще в рюкзаке было что-то вроде металлической урны. Мне стало интересно, и я открыл ее. Но там был лишь прах, серый и с крупинками песка. Эта женщина решила умереть в своем лучшем виде, выглядеть хорошо, несмотря ни на что. В этом было какое-то неповиновение, которым я восхищался. Но я не понимал, зачем она проделала такой путь, взяв с собой такую бесполезную вещь, как урну с прахом. Я приподнял рюкзак. Он был тяжелым. Судя по седым волосам, женщина была пожилой. Вряд ли бы я понял причину, если бы остался в вагонетке подольше, но в любом случае у меня не было такой роскоши, как время.

Что-то заставило меня оглянуться и окинуть взглядом пляж, в конце которого была башня. Даже с такого расстояния и высоты можно было увидеть, что она возвышалась над американскими горками. Казалось, она касается серых облаков. Ее останавливала лишь черная туча, поднимающаяся над морем.

Но это была не туча, а столб дыма. И он поднимался от огня, который уничтожал «Добрую надежду».

Я хотел броситься вниз по ступенькам, но понимал, что пока добегу до пристани, будет слишком поздно. Я сел и уставился на катастрофу.

Возможно, то ощущение слежки было плодом моего воображения. И все же отчасти оно было реальным. Я искал Брэнда. Но он нашел меня.

Я не видел его. Не видел его лодку. Я даже не видел, где на широком побережье, тянувшемся на север, она могла быть. Брэнду было негде спрятать ее. Если только там не было бухты. Я не видел его проклятой собаки Саги и не видел Джесс.

Лай Джипа становился все более тревожным, словно он чувствовал то, что не мог видеть.

Рядом с пристанью на песке была выведена надпись. Достаточно большая, чтобы прочитать ее за милю, и достаточно четкая, чтобы разглядеть буквы за дымом погребального костра моей лодки.

Я ЖЕ СКАЗАЛ, ГРИЗ.

ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ.