Текст книги "Наследник своенравной магии"

Сатклифф нарушил молчание:

– Я удивлен, что ты все понял. Как…

– Вы когда-нибудь собирались мне сказать? – Мерритт говорил, давясь растущим в горле комом.

Улыбка погасла.

– Нет, – глубокий вдох. – Роуз (мать Мерритта) просила меня молчать. Я уважал ее желание позволить Питеру воспитать тебя как своего… Я надеялся, что он примет тебя.

– Вы его не одурачили, – вот и все, что Мерритт мог сказать. В то время как отец – или отчим? – Мерритта никогда не избивал, он был недоволен им с самого начала. Мерритт всегда считал, что это потому, что он – сын, а отец предпочитал дочерей. Как будто в этом был какой-то смысл.

Питер Фернсби всегда был добр к его сестрам.

– Я так и не думал, – Сатклифф подпер кулаком подбородок. – Я Питеру никогда не нравился. Не судьба.

Мерритт фыркнул. На несколько секунд вернулась тишина. Его желудок превратился в свинец, а кости – в стекло.

– Не желаете рассказать, что там произошло с Анитой? – увидев непонимающее выражение лица Сатклиффа, он добавил: – С моей бабушкой?

– А. Да. Тот дом в заливе, – он кивнул. – Моя семья владела им целую вечность. Никто никогда им не занимался. Он был так далеко, и, – он хохотнул, – там водились привидения.

В голове Мерритта возникла непрошеная картинка Уимбрел Хауса. Желтое здание стояло освещенное полуденным солнцем, которое подчеркивало его ровную синюю черепицу и разномастные окна. Дикие травы и цветы окружали его фундамент, а вдоль крыльца тянулись белые перила, обрамляя четырехпанельную дверь из вишни. По правде говоря, несмотря на все, что привело к тому, что он его получил, этот дом стал и еще являлся благословением в его жизни. Это была его тихая гавань. Он привел его к Хюльде, или, скорее, Хюльду – к нему. Он открыл ему глаза на магию и дал ему место, где он мог думать, восстанавливаться и просто быть.

– Но я хотел как-то внести свою лепту, – говорил Сатклифф. – Я был… У меня все равно были перед тобой обязательства. Подумал, уж по крайней мере земля чего-нибудь стоит. Роуз не хотела, чтобы он был привязан к ней, так что я подарил его ее матери. Приятная женщина.

– Она умерла, – съязвил Мерритт.

– А, – Сатклифф поерзал на диване. – Мы прикрыли это азартными играми, знаешь, как будто я проиграл его в карты. Чтобы утаить это от твоего отца.

Мерритт изучал старый ковер под ногами, прослеживая взглядом узоры в его потертых нитях.

– И как дом? – спросил Сатклифф.

– Хорошо. Он… хороший. – Он должен его поблагодарить, но язык отказывался произносить эти слова. Мерритт потер руки, пытаясь согреть холодные пальцы. – Как? – выдавил он. Он знал, что должен бы спрашивать о магии, но он хотел узнать о стольких вещах. Так много ран нуждалось в целебном бальзаме.

– Как – что?

– Как вы и моя мать… – он не смотрел ему в глаза. – Как это вообще произошло?

Сатклифф широко улыбнулся.

– Ну, когда мужчина и женщина…

– Не нужно со мной как с маленьким.

Улыбка увяла.

– Ты прав, не нужно. Наверное, я не подумал, как это все на тебе скажется, – он снова поерзал. – То есть я слышал о твоем отце…

– Что он отрекся от меня, потому что я бастард? – А вот теперь горечь вырвалась наружу.

Констебль развел руками, будто сдаваясь.

– Мне жаль, Мерритт. Если бы я знал, что из-за этого родится ребенок…

– То есть вы бы предпочли, чтобы я никогда не рождался.

Сатклифф свел брови вместе.

– Не приписывай мне этих слов, – но выражение его лица расслабилось. – Это было ошибкой. Не ты ошибка, а Роуз и я… Она была свидетельницей ограбления банка. Мелкое дело, но я им занялся и немного с ней поговорил. Мы оба здесь выросли. Вместе ходили в школу. Она мне всегда нравилась, но мне никогда не хватало храбрости, чтобы… – он помахал рукой. – Но это неважно. Одно привело к другому, а то привело к тебе, – он вздохнул. – Это было всего один раз.

Всего один раз – не оправдание. Мерритт знал это по собственному опыту.

Еще один глубокий вдох.

– Что ж, – продолжил Сатклифф, – как ты это выяснил? Она что-то сказала?

Мерритт посмотрел ему в глаза.

– Я не говорил с матерью тринадцать лет.

Сатклифф не ответил.

Откинувшись на спинку стула, Мерритт сказал:

– Моя… экономка… вычислила это по записям Генеалогического общества. В доме случались проявления охранных чар, и…

– Охранных чар? – мужчина встрепенулся. – Она у тебя есть? – улыбка вернулась. – Магия?

– Очевидно, – Мерритт не разделял его воодушевления. Казалось, он даже не сможет встать, таким тяжелым он себя ощущал. – Может, если бы отец принимал большее участие в моей жизни, я бы узнал раньше, – Мерритту стало интересно, сколько еще раз ему нужно будет стирать улыбку с лица Сатклиффа, чтобы она больше туда не вернулась?

– Но это же потрясающе, – продолжал тот. – Меня она перескочила.

Надежды Мерритта лужей растеклись по полу.

– Вся?

Сатклифф кивнул, и надежды покрылись льдом. Ну вот и получил от него помощь.

– Я… я честно удивлен, что она проявилась в тебе. – Может, чтобы заполнить тишину, Сатклифф продолжил: – В нашей семье произошел раскол, уже довольно давно: одна часть вступила в какой-то магический культ, чтобы усилить то, что у них было, а другая присоединилась к квакерам[4]4
  Представители радикального протестантского движения, зародившегося в Англии в XVII в.


[Закрыть], – он хохотнул. – Они ненавидят магию. Я, собственно, из первых, но магии во мне никогда не было. А вот мой отец зато умел говорить с растениями, – он пожал плечами.

Мерритт выпрямился.

– Чары общения?

Сатклифф кивнул.

– А есть ли возможность мне поговорить с ним… задать несколько вопросов о том, как он с ними справляется?

Сатклифф нахмурился.

– К сожалению, он отправился туда же, куда и твоя бабушка. Скончался уже почти десять лет назад.

Он мог с тем же успехом ударить его в живот. Мерритту не сразу удалось восстановить нормальное дыхание. Облизав зубы, он попытался разогнать сухость во рту. Он не хотел просить воды.

– А ваши сыновья? – попробовал он.

– У Ньютона есть капелька охранных чар – может ставить небольшие стены. Больше годится для окон, но он так слаб здоровьем, что оно того не стоит. В прошлый раз он подцепил воспаление легких… – он посмотрел куда-то мимо Мерритта, глубоко задумавшись, лицо его погрустнело.

– А есть ли другие живые родственники с общением? Кто-то, у кого я мог бы спросить… – Его занятия с Гиффордом не дадут ему всего, что нужно, если он вообще хоть чему-то научится.

Внезапно смутившись, он добавил:

– Магия для меня в новинку. Мне бы не помешала хоть пара советов.

– Да… Несколько. Сейчас, – Сатклифф встал и вышел из комнаты, вернувшись меньше чем через минуту с листком бумаги. Он вручил его Мерритту. На нем было записано два имени, с адресами. Один жил в Мэне, а второй – в Делавэре.

– Общающиеся? – спросил Мерритт.

– Охранисты, оба.

Если бы Мерритт был сделан из стекла, при этих словах тонкая трещина пробежала бы по нему вверх, от лодыжки до колена. Ему и с охранными чарами была нужна помощь, но… но он так устал. Он просто хотел ее выключить. Ему нужно какое-то подобие покоя, пусть даже всего на одну ночь…

– Но, – Сатклифф медлил, – скажи, что я просто их порекомендовал… если тебе не сложно. Просто… я не хочу, чтобы Мэри узнала об этом. Тебе уже сколько, тридцать, тридцать один? Это было так давно, но для нее это станет свежей раной… Ты понимаешь?

Мерритт выдавил:

– Понимаю.

В животе заплескался яд, когда он понял, что на самом деле имел в виду Сатклифф. У тебя где-то там есть целая семья, но осторожнее с тем, что ты им скажешь, иначе они узнают мой секрет.

Что подумают его единокровные братья – что эти люди с бумажки подумают, – если узнают, кто такой Мерритт? Если узнают, что он существует?

– Я хотел тебя, мальчик, – голос Сатклиффа был не громче шепота. – Не мог тебя получить, но хотел. – Он потер затылок и отошел к дивану, но не сел. – Прости. За то, какую роль сыграл во всех этих неприятностях. Если бы я мог все исправить, я бы это сделал.

– Так уж и сделали бы? – спросил Мерритт, сам себя едва слыша, но, судя по тому, как напрягся Сатклифф, он мог быть уверен, что констебль понял его. – Связались бы с моей матерью? Моим отцом? Рассказали бы моим братьям, кто я такой? Вы бы это исправили?

Сатклифф стоял, совершенно пришибленный, ничего не отвечая.

Таким Мерритт его и покинул.

Глава 7

7 ноября 1846, остров Блаугдон, Род-Айленд

Оуэйну снова было скучно.

Прежде, когда он был домом, он мог проказничать, когда скучал. Находить новые способы использовать свои чары, чтобы себя занять, особенно если у него был жилец. Ему нравилось отыскивать способы выводить людей из себя или создавать для них головоломки. Когда никого не было – когда было темно и одиноко, а так было часто, – он принимался гонять голубей на карнизах или играть с муравьями на крыльце.

Но теперь он этого делать не мог. Если только не хотел потом плохо себя чувствовать. Ему очень нравилось иметь тело, и он бы ни на что его не променял, но оно плохо отзывалось на чары. Искривлялось, если он использовал изменение, а это было больно, а когда он применял любое из своих четырех заклятий хаократии, он словно терял рассудок. Ну и какой смысл иметь чары, если к ним прилагались такие неудобства?

Батист уехал в город, Мерритт отправился в Нью-Йорк, а Хюльда и Бет больше тут не жили. Что, если они не вернутся?

Оуэйн заскулил и попытался себя чем-то занять. Он обнюхал комнату Мерритта, потом кабинет. Он провел утро, таращась на буквы на плакате, который для него сделала Хюльда, повторяя звуки тех, которые узнавал. Позже, когда заняться совсем было нечем, он пошел в библиотеку. Он пока не мог ничего там прочитать, еще нет, но в некоторых книгах были картинки. Хотя не то чтобы он мог дотянуться до большей их части.

Он обнюхивал корешки, останавливаясь там, где улавливал интересный запах, и стащил несколько штук с полок. На задворках сознания он слышал голос Бет, ругающей его, напоминающей не пускать слюни и не оставлять следы зубов, но ее здесь не было. Может, если он попортит несколько корешков, она это как-то почувствует и вернется. Пусть лучше его ругает Бет, чем не ругает вообще никто, потому что он совсем один.

В конце первого ряда полок он вытащил книгу, одетую в потрескавшуюся кожу, она пахла маслом и старостью. Из нее вывалился и упал рядышком листок. Пустой, но Оуэйн заметил какие-то тени на другой стороне, пока он падал. Оставив книгу, он принюхался к листку, тронул его лапой, затем лизнул его краешек, и вот он наконец перевернулся.

Дыхание Оуэйна сперло, когда стала видна картинка. Маленький рисованный портрет. Он перешагнул через него, чтобы посмотреть с правильной стороны.

Он был не цветной – а может, и цветной, просто его собачьи глаза не видели разницы, – но такой знакомый. Посадка глаз, ширина скул, изгиб губ. Он знал это лицо. Откуда он знал это лицо?

Прошло несколько секунд, прежде чем разум прошептал: «Мама».

Из горла вырвался новый скулеж, тоньше и выше, чем в прошлый раз. Ребра Оуэйна как будто сжимались. Он обошел портрет кругом и вернулся к отправной точке. Хвост несколько раз махнул по полу, а потом он улегся, положив морду на лапы, держа нос в нескольких дюймах от картины.

Мама никогда не вернется домой. Никто из его семьи не вернется.

«Мерритт – семья», – напомнил он себе.

Он несколько минут лежал возле портрета, а потом подошел к окну и прижался лапами к подоконнику, чтобы смотреть на остров и ждать, когда его семья вернется домой.

* * *

Хюльда была несчастна – и не из-за необходимости работать в субботу.

Она была несчастна с тех пор, как Мерритт ушел в четверг вечером. На самом деле, если бы был способ вынуть ее мозг из черепа и сдать куда-нибудь на хранение, она бы это сделала. Она опять и опять анализировала каждое мгновение того разговора и дошла до того, что ее разум оказался на грани безумия. Что, если она все испортила? Что, если Мерритт после этого больше не захочет с ней видеться? Что, если у нее никогда не будет другого шанса?

Она не знала, как справиться с… этим. С такой ошибкой, с такой болью, с такими отношениями. Все было таким новым и непривычным. У нее не было опыта, на который она могла бы положиться. В ее резюме было очень много дыр: это, собственно, был чистый лист, на котором в верхнем углу было накорябано ее имя – и на этом все.

Часть ее боялась, что она хотела оттолкнуть Мерритта. В этом она была мастер – отпихивать прочь любую мысль о любви, чтобы можно было жить без разочарований. Чтобы она могла достичь того, что можно контролировать. Теперь у нее была любовь, или, во всяком случае, она надеялась, что любовь еще была, а она не знала, как отключить эти защитные меры.

Так что – да, ее терзали переживания из-за Мерритта. И все же… это не объясняло всей тяжести, которая давила на нее сегодня. Конечно же, то, что Мерритт не отвечал на послания, которые она оставляла ему через их связанные камни общения, добавляло ей беспокойства, но ведь необязательно он избегает ее. Может, он не взял камень с собой в Кэттлкорн. Мисс Тэйлор уехала, а Батист редко имел причины подниматься наверх. Скорее всего, ее сообщения никто и не слышал. Но даже так тревога не утихала.

Часть ее волнений была связана с вопросами, которые возникли у нее по поводу бесцеремонного отъезда мисс Тэйлор. На ее лице было странное выражение запутанности, и воспоминание об этом вызывало неуемный зуд у Хюльды между лопаток. Ну и еще, конечно же, Мира. Она получила только одну телеграмму в ответ на свои расспросы, да и та завела ее в тупик.

Другая часть ее тревог относилась к документам, в которых отдел международных отношений ЛИХОКа начал копаться, – каждое дело, которое Мира курировала и одобряла в противовес тем, что перенаправлялись из Лондона. Если Мира делала что-либо неподобающее вне своих делишек с мистером Хогвудом, это будет в тех документах. Хюльда сильно сомневалась, что Мира могла саботировать свою работу… но Уимбрел Хаус был включен в те отчеты, и, если ЛИХОК узнает, что дом более не зачарованный, Хюльде придется объясняться. И ей явно будет непросто это сделать, не впутывая Миру или себя саму. Пусть Хюльда и не была втянута в махинации мистера Хогвуда, она утаивала информацию, и уже это навлекало на нее вину.

Она думала, а не стоит ли во всем признаться.

Еще нет. Дай Мире время.

Сколько времени – вопрос спорный. Может быть, Хюльде стоит установить для себя некий дедлайн. По меньшей мере для того, чтобы заявить об угасании магии в Уимбрел Хаусе… не то чтобы он в настоящее время получал какие-то услуги, ведь Бет перевели. А раз она сама занята в Бостоне, то, может, ей и незачем это скрывать. В худшем случае Мерритт может формально отказаться от услуг БИХОКа и держать секреты Оуэйна при себе.

Хюльда вздохнула, думая о Мерритте.

И все же никакие из этих мыслей и тревог, даже те, что о Мерритте, не могли объяснить полнейшего отчаяния, которое пронзало все ее тело, настолько сильного, что она почти растеряла самообладание и чуть не разрыдалась, глядя на самый обычный документ.

Однако ей стало гораздо лучше, как только она вышла на улицу. Это было самое странное, потому что случилось уже дважды за сегодня, а еще был даже не полдень.

Неужели ее работа стала настолько тяжкой, что, просто отвлекшись от нее, она почувствовала себя менее уныло? Она, разумеется, все еще была встревожена из-за всего этого. Думала, когда же вернется Мерритт и как она будет объясняться. Не понимала, почему не могла найти новый адрес мисс Тэйлор. Беспокоилась о Мире и трудностях, с которыми та могла столкнуться. Но все эти вопросы казались решаемыми, пока она стояла снаружи отеля «Брайт Бэй». Может, дело в солнечном свете или в морозном осеннем воздухе. В любом случае это было невероятно странно.

Она раздумывала над этим, пока шла в сторону офиса регистратора, который был достаточно недалеко от БИХОКа, чтобы не подзывать коляску. В конце концов, ей не повредит физическая нагрузка. Она прикинула расписание Мерритта. Он может вернуться домой уже завтра, если все пройдет неопределенно. Но, если все пройдет хорошо, он может задержаться там на неделю, а то и дольше.

«Господи, пожалуйста, пусть у него все пройдет хорошо, – молила она в своем сердце. – Ему это нужно». Даже если это значит, что ей столь же долго придется обдумывать свою неловкость.

Их разговор не давал ей покоя, но в данный момент с этим ничего нельзя было поделать, так что она заставила себя сосредоточиться на Мире. Она могла быстро выполнить все дела для ЛИХОКа, а затем днем съездить в дом Миры. Посмотрит, что сможет найти. Да, так она и сделает.

Раз была суббота, Хюльда не могла лично поговорить с кем-либо из персонала офиса регистратора, так что она просунула записку в щель для писем в их запертой двери и повернула обратно к БИХОКу. Когда она добралась до здания, в животе снова собрался этот безосновательный ужас – как будто она съела тухлые яйца. Хюльда морально подготовилась, сделав глубокий вдох. Чем скорее она закончит работу, порученную ей мистером Уокером, тем лучше. Она сегодня просто… сама не своя.

Проскользнув внутрь, она поднялась по лестнице и кивнула сидящей за столом мисс Ричардс – мисс Стиверус была дома, – а затем пошла по коридору к архивам, где устроила себе рабочее место за пустым колченогим столом. Пока все шло хорошо: ее разум, казалось, был под контролем. Нужно изучить лишь еще пару документов, прежде чем сдать работу мистеру Уокеру.

Она читала только пять минут, когда давящее ощущение начало расползаться в груди и тянуть за плечи. Хюльда выпрямила спину, как будто могла физически избавиться от этого чувства, и попыталась сосредоточиться, но слабое ощущение нарастало, как снежный ком, катящийся с холма, вбирая в себя лед по мере спуска. Ее мысли стали тяжелыми. Сердце заболело. Читать становилось все сложнее, и она не знала почему…

– Мисс Ларкин.

Она вздрогнула и подняла глаза на мистера Бэйли, стоящего в дверях.

– Я вам не помешал? – спросил он.

Хюльда моргнула, убеждаясь, что ее глаза сухие, и постаралась игнорировать меланхолию, укореняющуюся в ее костях.

– Вовсе нет. Чем я могу вам помочь? – По крайней мере, ее голосу удалось не выражать эмоций.

Он вошел, оставив дверь открытой.

– Мне любопытно. Что вы думаете об этом месте? Месте директора, в смысле.

Ее глаза начинали гореть.

– О, я… я не очень задумывалась об этом, – солгала она. В конце концов, Бэйли был кандидатом на ту же должность. – Было некогда, ведь работы так много. Кто знает? Может, мисс Хэй вернется.

Мистер Бэйли шмыгнул носом – из всех его эмоций, что она видела, это было более всего похоже на смех.

– Я в этом сильно сомневаюсь, – он изучающим взглядом посмотрел на ее. – Просто… вы здесь, кажется, несчастны.

Укол, как тонкий дротик, пронзил ее сердце. Хюльде вдруг очень захотелось побыть в одиночестве. Она прочистила напрягшееся горло.

– Не могу с вами согласиться, но спасибо за участие. – Она снова откашлялась. – Уверяю вас, я своей должностью вполне довольна. Переживаю, да, но я работаю в БИХОКе уже больше десяти лет, так что на это есть причины.

Он кивнул, хотя выражение его лица было скучающим.

– У вас есть дети?

Этот вопрос застал ее врасплох. Она ожидала, что покраснеет, но… нарастающая тяжесть внутри накрыла крышкой всякий жар. Ее пальцы холодели.

– Я… Нет. А почему вы спрашиваете?

Почему в груди нарастает всхлип?

– Но разве вам не хочется? – напирал он. – Простите, если лезу не в свое дело. Просто… должность директора очень времязатратна. Куда более, чем работа простой экономки.

Это было оскорбление? Она, в конце концов, больше, чем простая экономка. Ее основная функция – диагностика чар дома и заведование подбором прислуги. Ее мышцы напряглись, но она не злилась. Она просто была подавлена. А потом на ум пришел Мерритт, и еще один дротик воткнулся точно туда же, куда и первый, и она содрогнулась.

– Если вы решите отступиться… – мистер Бэйли пожал плечами. – То есть если мистер Уокер поручит эту задачу мне, уверяю вас, я прослежу за тем, чтобы вас повысили.

Зачем вы говорите мне это? Хюльда не произнесла этих слов вслух, потому что в горле будто сидела самая настоящая лягушка, и она не понимала, почему мистер Бэйли вообще решил обсуждать с ней эту ситуацию. Он был не из дружелюбных.

А затем тревога, а не грусть, вдруг ожила у нее внутри, заставляя кожу покрыться мурашками, посылая дрожь по рукам и бокам. Полки с документами нависали над ней. Она была так высоко. А окна безопасны? А…

Хюльда резко встала, опрокидывая маленький столик. Несколько листков упало на пол. Ощущения слегка притупились, и она яростно взглянула на мистера Бэйли.

Он поднял бровь.

– Вы в порядке?

– В полном, – отрезала она и уцепилась за этот огонек гнева, проходя мимо него в коридор и с каждым шагом чувствуя себя все больше собой, пока внезапно вся тяжесть и грусть, и страх не испарились, как будто их и не было, и тогда Хюльда поняла. Она поняла, что он сделал.

Она ворвалась в кабинет Миры – кабинет мистера Уокера – без стука, напугав мужчину, который изучал книгу.

– Мисс Ларкин! – подскочил он. – В чем дело?

Она сделала колоссальное усилие, чтобы тихо закрыть дверь, хотя на самом деле очень хотела захлопнуть ее.

– Боюсь, я полагаю, что мистер Бэйли очаровывает меня.

Мистер Уокер моргнул.

– Он не женат, но я не думаю…

– Мистер Уокер! – Она топнула ногой. – Я не говорила, что очарована им. Я говорю, что он – истериец, который использует свою магию на мне вот уже два дня!

Это было единственное объяснение. Внезапные перепады эмоций, облегчение, которое она испытывала, покидая здание, в котором он жил… Ее чувства искажались и раздувались чарами!

Лицо мистера Уокера опало; затем губы сложились в букву «О».

– Вы не хотели бы присесть?

Она подошла ближе к его столу, но не села.

– Я ценю тот факт, что вы пришли со своими тревогами ко мне, – осторожно сказал он, и Хюльда уже поняла, к чему он ведет, – однако пусть мистер Бэйли и – технически – истериец, но очень слабый. С магией управляется так неловко, что даже стыдно: поэтому он и занялся юриспруденцией, а не психологией или чем-то таким. Поверьте, если бы он пытался вывести вас из себя, вы бы знали. Ну и к тому же мистер Бэйли профессионал, с которым я работаю много лет. Уверяю вас, ему можно доверять.

– Но я и так знаю, – протестовала Хюльда. – Поэтому я и здесь! – Ее поразила мысль. – А он, часом, не говорил с мисс Тэйлор, прежде чем ее перенаправили?

Мистер Уокер моргнул.

– Я… Он был в кабинете, полагаю, но именно я дал ей новое поручение. – Потирая подбородок, он продолжил: – Если вам станет легче, то единственные чары Алистера – это, ну, глупость. Вы, эм, не чувствовали себя глупо, мисс Ларкин?

Хюльда сняла очки и потерла переносицу.

– Нет. Как раз наоборот, – она снова надела очки. – Разумеется, опыта у вас больше, чем у меня, – она старалась сохранять спокойствие, и это оказалось гораздо проще, чем прежде. – Но у меня были… чувства… которые значительно усиливались в его присутствии. Бессмысленные эмоции, не имеющие никакого основания…

– Никакого основания? – мягко переспросил он.

Хюльда замерла. Мерритт. Мира. Мисс Тэйлор. БИХОК. Это разве никакого основания? Нет, не так. В самом деле, на нее много всего свалилось. И она наваливает себе все больше и больше. Просто… Хюльде никогда не приходилось так тяжело, когда она разбиралась с подобными вещами.

Может, все было по-другому, потому что ее сердце было затронуто столь сильно. Хюльда всегда шла вперед, полагаясь на разум.

Она начала сомневаться в себе, а где был хоть отголосок сомнений, не могло быть уверенности. И какие у нее были доказательства, кроме собственных подозрений?

– Может, и нет, – признала она.

Откинувшись на спинку стула, мистер Уокер потянулся, разминая руки.

– Никогда не сомневайтесь, обращайтесь со своими проблемами ко мне, мисс Ларкин. Мы скоро со всем этим разберемся. Но ступайте-ка домой. Передохните. Расслабьтесь немного. Мы вполне справимся без вас до понедельника.

Она покачала головой. Ей не пойдет на пользу, если она оправится домой, в то время как другой кандидат продолжит работать.

Но мистер Уокер закрыл свою книгу и потянулся.

– Я бы тоже, пожалуй, пошел домой. Сегодня мы уперлись в стену. А зачем делать бессмысленную работу?

Это немного ослабило ее переживания… вот только Хюльдин «дом» сейчас был в стенах этого самого здания, на первом этаже. Она все равно останется в том же месте, что и Алистер Бэйли.

Она покусала губу.

– Спасибо, – сказала она. – Думаю, так я и поступлю.

Хюльда оставила дверь кабинета открытой и, вернувшись в архив забрать вещи, с облегчением увидела, что мистер Бэйли ушел. Она повесила свою тяжелую черную сумку на плечо и спустилась по лестнице на улицу, вдыхая прохладный воздух как лекарство.

Идя по улице, она достала кусок серого селенита размером с кулак – свой камень общения. Прижала палец к крохотной руне на его поверхности.

– Мерритт, – пробормотала она, убедившись, что рядом не было никого, кто мог бы подслушивать. – Мерритт, я бы хотела поговорить с тобой. Дай мне знать, когда вернешься. Пожалуйста.

Она шла и шла. Она не ожидала, что он ответит, и все же, когда ответ не пришел, грудь затопило разочарование.

Вздохнув, Хюльда сунула камень обратно в сумку. Повернула на следующем перекрестке. Могла ли она найти убежище в Уимбрел Хаусе, пока Мерритт в отъезде? Может, она бы могла обосноваться в доме Миры и поискать еще подсказки, хотя сердцем чувствовала, что это дело безнадежное. К тому же это на ней плохо отразится, если кто-нибудь из ЛИХОКа узнает.

Ступайте-ка домой. Передохните.

Домой.

Она могла бы съездить к семье. Ее сестра жила не так и далеко, всего-то в Кембридже. Хюльде не нравилось приезжать без предупреждения, но Даниэль, казалось, никогда не возражала.

Во второй раз за три недели Хюльда отправилась к сестре.

* * *

Ну вот и оно. Здесь Мерритт должен свернуть к дому родителей. В конце этой дороги стоит желтый амбар, а у дверей Энни Бэлс будет небольшая полочка с пирожными и ведром, куда можно положить монетки, если ты хотел взять одно. Но он, однако, так далеко не пойдет. Его дом – четвертый с конца этой дороги. Его окружает сделанный из кривых веток забор высотой по бедро, а во дворе перед домом растет слива.

Мерритту нужно было свернуть здесь. И все же он не мог сдвинуться с места. Он не мог даже встать на перекрестке и посмотреть в ту сторону, потому что вдруг кто-то его увидит? Узнает? Скажет что-нибудь…

Он потер глаза. Кости напитались морозом. Сердце стучало слишком быстро. Ладони вспотели, чесались. Его одежда были слишком свободной и слишком тесной, а желудок вывернулся наизнанку, и деревья шшшшелестели у него в голове…

На его плечо легла рука, отчего Мерритт подскочил. Обернувшись, он почувствовал разрастающееся облегчение, когда увидел знакомое лицо Флетчера.

– И как долго ты тут стоишь? – спросил его друг тихим и низким голосом.

Мерритт задумался. Проверил карманные часы. Но он не засек, во сколько пришел сюда, так что все равно не знал. Долго. Солнце уже садилось. Небо было оранжевым. Он замерз.

Флетчер спросил:

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, – он скорее выдохнул, чем ответил.

Здесь Мерритт должен был свернуть, чтобы попасть домой.

Но он не мог.