Текст книги "Голландское господство в четырех частях света. XVI– XVIII века. Торговые войны в Европе, Индии, Южной Африке и Америке"

Однако голландцы без колебаний забывали о своих принципах свободной торговли, когда это их устраивало или если они считали, что могут установить доходную монополию. Как вполне справедливо отметил накануне 2-й Англо-голландской войны (1665–1667) Даунинг: «В британских водах море считается открытым, но у берегов Африки или в Восточных Индиях оно внутреннее». Он мог бы еще добавить, что у голландцев внутреннее море имелось и гораздо ближе к их дому. Они держали устье Шельды закрытым для иностранных судов еще со времен Мюнстерского договора 1648 г. – из опасений, что Антверпен мог снова обрести свое былое морское могущество за счет Амстердама. Во время безуспешных переговоров насчет англо-голландского союза в 1650 г. голландцы предложили «чтобы все вражеские грузы, обнаруженные на дружественных судах, не арестовывались, а дружественные грузы, обнаруженные на вражеских судах, должны считаться трофеями… они сделали бы исключение только для товаров, принадлежащих Португалии и перевозимых из Европы в Азию, Африку и Америку или в противоположном направлении, поскольку для этих перевозок издавна использовались английские суда». Типичный пример желания иметь пирог и съесть его. Но где голландцы с готовностью забывали о своих принципах свободной торговли и показывали себя полностью поглощенными получением прибыли монополистами, так это в морях, контролировавшихся их Ост-Индской компанией, «великой и ужасной».

Карта 3.

Индонезийский архипелаг и прилегающие регионы

Слово «контролировавшихся» является здесь ключевым; хотя сфера деятельности VOC распростерлась от мыса Доброй Надежды до Японии, голландцы могли в течение какого-то промежутка времени осуществлять свою фактическую монополию только в некоторых конкретных регионах. Хороший обзор их положения на Востоке давали «Общие предписания», составленные Heeren XVII в 1650 г. для руководства генерал-губернаторов и советников в Батавии на острове Ява. Эти предписания заменили собой более ранние, от 1609, 1617 и 1632 г., и оставались в силе до самого конца могущества компании, хотя к 1795 г. большая часть их содержания уже перестала иметь особое практическое значение. Тем не менее они дают нам представление о побудительных мотивах директоров и о различиях, которые они делали между регионами, где компания могла использовать грубую силу и где следовало действовать в бархатных перчатках. Heeren XVII ясно осознавали, что торговая деятельность компании в Азии могла быть разделена на три категории. Во-первых, торговля в регионах, где VOC осуществляла неоспоримый территориальный контроль по праву уступки или завоевания. В 1650 г. такие места ограничивались несколькими мелкими островками в Молуккском архипелаге и немногими укрепленными торговыми поселениями вроде построенных в Батавии (остров Ява), в Малакке (Малайя), в Пуликате (Индия) и форте Зеландия (остров Формоза (Тайвань). Во-вторых, регионы, где VOC обладала эксклюзивными правами на торговлю благодаря монопольным контрактам, выторгованным (обычно с позиции силы) у местных правителей, таких как султан Тернате и вождь селения на Амбоне[35]35
  Тернате и Амбон – острова в Молуккском архипелаге в Индонезии.


[Закрыть]. И в-третьих, торговля с восточными правителями «как на основе свободных торговых соглашений, так и на основе свободной торговли бок о бок с купцами всех других наций».

Следовало бы заметить, что, хотя первые две категории после 1650 г. были значительно расширены благодаря завоеванию компанией Макасара, побережий Цейлона и Малабарского берега Индостана, а также территориальным приобретениям в результате войн XVIII столетия на Яве, тем не менее третья категория, в отношении которой у компании не имелось возможностей сохранять торговую монополию, почти всегда являлась наиболее значительной. Даже в расцвете своего могущества единственными товарами, по которым VOC могла действительно удерживать монополию, были пряности, специи из мускатного ореха и сам мускат с Молуккских островов и корица с Цейлона. Во всем остальном – в перце, шелке, тканях, сахаре, кофе и чае – компании пришлось столкнуться с жесткой конкуренцией как с приобретением этих товаров в Азии, так и с их реализацией на европейских и азиатских рынках. Даже в Японии, где голландцы оказались единственными европейскими торговцами, допущенными в страну с 1639 по 1854 г., им пришлось конкурировать со значительно большим объемом китайской торговли, и им никогда не удавалось манипулировать рынком в Нагасаки так, как им хотелось. На какое-то время они могли монополизировать торговлю некоторыми специями, но им всегда приходилось соперничать с другими народами в приобретении индийских штучных товаров и тканей, которыми они расплачивались за специи – частично или полностью. Другими словами, торговля компании в данной области никогда не определялась одним лишь типом товара, но оперировала целым их множеством, часть из которого всегда находилась за пределами досягаемости ее монополии.

Heeren XVII подчеркивали настоятельную потребность удержания своей, уже имеющейся монополии на Молукках, и при необходимости силой оружия, однако они выступали против применения силы на «нейтральных территориях, принадлежащих независимым народам, где имеются законы и где мы не должны их устанавливать». Они напоминали своим служащим на Востоке, что в подобных местах они не имеют права «приводить вышеупомянутую торговлю в соответствие с нашими принципами и принуждать к этому такие народы силой – точно так же, как компания не может позволить другим странам устанавливать законы того, как следует торговать в местах, находящихся под ее собственной юрисдикцией». Далее предписания 1650 г. подчеркивали необходимость честного и вежливого обращения с обитателями Амбона, в то же время требуя от них точного выполнения контрактов по поставкам гвоздики. В жителях острова Формоза (Тайвань), «всегда являвшихся свободным народом, следует поддерживать лояльность компании посредством хорошего обращения и освобождения этих несчастных от слишком тяжелых пошлин». Благосклонность могущественных азиатских правителей, таких как сёгун Японии или персидский шах, должна подпитываться умиротворяющей и услужливой позицией служащих компании в этих странах. Особенно в Японии, где им предписывалось «предугадывать желания этой отважной, надменной и требовательной нации, дабы во всем ей угождать». По этой причине только «скромные, вежливые и дружелюбные» люди могли быть откомандированы в голландское представительство на Дэдзиму Нагасаки. Общий смысл этих инструкций был отражен в предписании, что «особое внимание следует обратить на ведение мирной торговли во всей Азии, которая поддерживает приготовление пищи на кухнях нашей родины».

Акцент на мирной торговле и на фактических или потенциальных прибылях служил постоянной темой переписки Heeren XVII, особенно когда войны, ведшиеся их служащими на Востоке, оказывались занятием дорогостоящим. В 1644 г. директора палаты Делфта возмутились тяжелыми потерями и расходами, понесенными в ходе кампаний в Малакке и на Цейлоне. Они отметили, что «торговцу приличествует вести себя честно, дабы развивать свои способности и отправлять из Азии в Нидерланды богатые грузы вместо того, чтобы вести дорогостоящие территориальные завоевания, которые больше к лицу коронованным особам и могущественным монархам, а не жадным до наживы купцам». Однако люди на местах часто имели иную точку зрения. Антони ван Димен со своим советом, провозглашая свое теоретическое согласие с мнением палаты Делфта, многозначительно добавил: «Существует огромная разница между общим и частным, между одним видом торговли и другим. На ежедневном опыте мы познали, что торговля компании в Азии не может существовать без территориальных завоеваний». Принимая такую воинственную позу, ван Димен вторил взглядам основателя форта Батавии, Яна Питерсзоона Куна, который в 1614 г. убеждал Heeren XVII: «Ваши Превосходительства по опыту должны знать, что торговля в Азии должна вестись и развиваться под защитой и при поддержке собственных вооруженных сил Ваших Превосходительств и что силы эти должны оплачиваться из прибыли от торговли, поэтому мы не можем ни торговать без войны, ни воевать без торговли». Точно так же Рейклоф ван Гуне в своем докладе от 1665 г. утверждал, что «христианские доктрины», которые директора внушали в своих предписаниях 1650 г., были неверно истолкованы враждебными азиатскими державами как признак слабости. Державы эти, говорил он, по сути завидовали морскому могуществу компании и стремились лишь к его уничтожению.

Когда произошли политические разногласия между Heeren XVII на родине и генерал-губернатором и его советом в Батавии, последний, естественно, получил преимущества, когда высшие посты в «Королеве восточных морей» занимали такие сильные личности, как Кун, ван Димен, Рейклоф ван Гуне и Спелман. Потребовалось примерно 18 месяцев или даже два года, чтобы получить ответ из Амстердама или Мидд ел бурга касательно действий, предпринятых в Батавии; и при таких обстоятельствах генерал-губернатору и его совету было относительно просто не считаться с указаниями Heeren XVII, если они того не желали. Преподобный Франсуа Валентейн (1666–1727) испытал это на себе, когда в 1706 г. вручил генеральному директору в Батавии письменный приказ Heeren XVII, на что сей чиновник заметил: «Директора на родине решают проблемы так, как им кажется лучше там; а мы поступаем так, как нам кажется лучше и целесообразнее здесь». Другими словами, голландский эквивалент испанского выражения «obedezco pero no cumplo» – «подчиняюсь, но не исполняю», с которым вице-короли Мексики и Перу откладывали в долгий ящик неудобные приказы из Мадрида. Власти Батавии обладали еще одним преимуществом в том, что примерно после 1650 г. очень немногие из директоров когда-либо служили в Азии или хотя бы проявляли особый интерес к политической ситуации там. Таким образом, они оказались более зависимы от советов и знаний своих заморских представителей, чем, например, португальская и испанская короны, чьи Индийские советы были в основном укомплектованы бывшими колониальными губернаторами и управляющими. Это помогает объяснить, почему директора, хоть временами и критиковали силовую политику, инициированную людьми с экспансионистскими взглядами, обычно заканчивали тем, что соглашались со свершившимся фактом или отправляли корабли, людей и деньги туда, куда их просили. Естественно, это проявлялось еще сильнее, когда подобная политика приносила ощутимые результаты, как когда Кун захватил Джакарту (в 1619 г.) или когда Спеелман оккупировал Бантам (в 1684 г.). Вместе с тем директора порой отклоняли решения своих подчиненных. Когда генерал-губернатор и его совет в Батавии в 1696–1703 гг. выступили за то, чтобы разрешить королю Канди свободную торговлю через порты восточного побережья Цейлона, Heeren XVII дали задний ход такой политике, которую также критиковал голландский губернатор в Коломбо, и в 1703 г. приказали закрыть все порты королевства для иностранных торговцев.

Следует еще раз подчеркнуть, что Heeren XVII далеко не всегда и не везде противились применению силы своими подчиненными на Востоке, а лишь только там, где, как они считали, было бы слишком дорого или сложно захватить и удерживать монополию посредством силы. Еще в 1614 г. они были решительно настроены защищать такую монополию на островах Пряностей (Молуккских) от всех пришельцев, будь то португальские, испанские, английские, китайские или индонезийские купцы. Они согласились с Куном, что в этом регионе в любом случае было бы безнадежно даже пытаться упрочить свое положение, просто «будучи доброжелательными и творя добро», и что необходимо «управлять туземцами железной рукой». Стоит признать, что поначалу они пришли в ужас оттого, что Кун фактически истребил жителей островов Банда в 1621 г., однако вскоре они восстановили свое душевное спокойствие и лишь мягко упрекнули его. Они – точнее, большинство из них, поскольку Heeren XVII не всегда были единодушны в своем мнении, – игнорировали совет одного из коллег Куна, которому не нравилась жестокость последнего и который считал, что менее суровыми методами можно было бы добиться лучших результатов. Лауренс Реаль и Стивен ван дер Хаген, ведущие представители подобной школы мировоззрения, утверждали, что компания не имела права принуждать туземцев Молуккских островов продавать свои пряности исключительно голландцам, если только те не снабжали их взамен необходимыми припасами продовольствия и одежды по приемлемым ценам. «Сами мы, – писал Реаль, – ввозим на Молукки недостаточно товара и не позволяем другим поставлять его в необходимых количествах. Местные жители не могут собирать гвоздики больше, поскольку высокие цены на ввозимый провиант вынуждают их вместо этого культивировать продовольственные культуры. Саго, которое прежде завозилось к ним с Явы за пятую часть его нынешней цены, теперь приходится импортировать из более далеких мест самим. Индийские ткани – часто плохого качества – им приходится покупать у нас по таким высоким ценам, что они не стоят того, чтобы ради них идти обрывать гвоздику (тяжелая и опасная работа). Более того, мы так поглощены погоней за прибылью, что никому не позволяем заработать хоть один гульден или пенни на нас».

Однако Кун и большинство Heeren XVII пришли к мнению, что голландцы имеют право монополизировать закупку гвоздики и мускатного ореха по ими же установленным ценам в обмен на «защиту», предоставляемую островитянам от португальцев и испанцев. Такая постановка вопроса просто игнорировала тот факт, что голландская монополия на пряности быстро стала более обременительной для островитян, чем при их испанских и португальских коллегах, – отчасти потому, что голландцы платили более низкие цены, а отчасти из-за того, что их монополия была более безжалостной и эффективно подкреплялась силой. Реаль и ван дер Хаген также возражали против карательных санкций, направленных на индонезийских вождей и старост деревень, их вынудили подписать невыгодные для них контракты, которые они не могли выполнить, даже если бы этого хотели. Они настаивали, что в долгосрочной перспективе голландцам лучше довольствоваться крупными продажами с невысокой прибылью, чем гнаться за жесткой репрессивной монополией, нацеленной на мелкий товарооборот и высокий доход. Более того, Реаль и ван дер Хаген, находясь на последней стадии подготовки к применению силы против своих английских конкурентов на Молукках, были не склонны к этому из боязни нежелательных последствий для англо-голландских отношений в Европе – вероятность, которая не беспокоила Куна. И наконец, Реаль и ван дер Хаген считали, что было бы несправедливо и недальновидно силой изгонять азиатских купцов, будь то китайских, малайских или яванских, с Молуккских островов. Несправедливо потому, что существующие контракты не оговаривали подобного изгнания, и недальновидно, поскольку такая политика могла привести островитян в объятия европейских конкурентов и усилить, вместо того чтобы разрушить, малайскую и японскую торговлю.

Хотя выдвинутые Реалем и ван дер Хагеном доводы нашли некоторую поддержку среди директоров, большинство Heeren XVII согласилось с продвигаемой Куном и Хендриком Браувером[36]36
  Браувер Хендрик – нидерландский мореплаватель и 8-й генерал-губернатор Голландской Ост-Индии. Считается первооткрывателем прямого морского пути в Индонезию от мыса Доброй Надежды к Зондскому проливу, носящего ныне его имя.


[Закрыть] агрессивной политикой. «Нет ничего в мире лучше из того, – писал Кун директорам, – что дает кому-то преимущественное право, чем подкрепляющие это право сила и могущество». Получив благословение компании (10 ноября 1617 г.) на то, чтобы силой воспрепятствовать яванским и другим азиатским купцам торговать на Молукках, Кун с удовлетворением выразил свою признательность и добавил: «Изучение природы и того, что свершалось всеми народами из века в век, для меня всегда было достаточно». Одной из причин, почему директора были готовы использовать силу на Молукках, тогда как они не решались делать этого в других местах, являлось то, что местные правители не обладали сколь-нибудь значимыми боевыми кораблями, а районы, где выращивались специи, располагались в основном на побережье островов и находились в зоне прямой досягаемости голландских военно-морских сил. Зависящие от ввоза риса, хлопчатобумажных тканей и других предметов первой необходимости с Явы, из Малайи и Индии, обитатели островов Пряностей находились не в том положении, чтобы предпринимать ответные меры против голландцев за их действительные или мнимые несправедливости, как, например, могущественные королевства на материковой части Азии. Более того, торговля специями долгое время расценивалась как первоочередная цель деятельности компании в Восточных Индиях и как действительный или потенциальный источник огромной прибыли. Вследствие чего Heeren XVII с энтузиазмом поддерживали – если только сами фактически не инициировали – агрессивные действия на Молукках, причем в то самое время, когда осуждали или запрещали ведение захватнических войн в других местах.

И даже при всем при этом, как и предвидели Реаль и ван дер Хаген, борьба за полный контроль над урожаем пряностей на Молукках растянулась на долгие годы и оказалась весьма дорогостоящей в отношении денег и людских потерь. К концу она подошла только в 1684 г., когда Малакка, Макасар и Бантам оказались в руках компании, а индонезийские судоходство и торговля были практически ликвидированы – с ужасными последствиями для экономики и условий жизни обитателей островов. В 1620-х гг. все коренное население группы островов Банда было либо истреблено, либо переселено на другие острова, чтобы служить там в качестве рабов или солдат. После того как в 1651 г. в западной части острова Серам вырезали 160 нидерландцев, включая нескольких женщин и детей, голландцы провели ряд карательных экспедиций, завершившихся насильственным переселением около 12 тысяч человек из родных деревень и их расселением на островах Амбон и Манипа. Монополия на пряности на Молукках подкреплялась так называемыми hongi-tochten – «дружескими визитами», периодическими экспедициями на вооруженных судах с утлегарем – cora-cora[37]37
  В данном случае это туземная пирога с приспособлением в виде двух изогнутых и прикрепленных поперек нее перекладин, к наружным концам которых привязан также изогнутый кусок очень легкого дерева, своего рода противовес, обеспечивающий остойчивость пироги.


[Закрыть], которые под корень вырубали нелегальные гвоздичные плантации. Остается спорным, как много коммерческой прибыли принесла компании эта монополия на пряности, когда она на самом деле добилась ее. Если VOC получала большую прибыль от продажи некоторых пряностей в некоторых местах и в некоторое время, были и другие случаи, когда доход оказывался крайне мал или вовсе отсутствовал – и это не учитывая того факта, что расходы на поддержание монополии посредством флотов, фортов и гарнизонов в долгосрочной перспективе могли свести всю прибыль на нет. Это как раз то, что невозможно выяснить из-за запутанной системы бухгалтерской отчетности компании, которая не позволяла Heeren XVII точно подсчитывать действительные расходы компании до самых последних дней ее существования, однако такие предположения выглядят вполне правдоподобными.

Карта 4. Голландские завоевания в Западных Индиях и Бразилии

Взаимоотношения заморских властей Вест-Индской компании со своим руководством в Нидерландах довольно сильно отличались от превалирующих в их родственной компании, особенно после отзыва графа Иоганна Морица и вспышки восстания в Пернамбуку в Бразилии в 1644–1645 гг. Граф Мориц был в некотором роде фактическим законом самому себе, однако его преемники в Бразилии и других местах в большей степени находились под контролем Heeren XIX, чем он, – благодаря своему благородному происхождению и влиянию при дворе штатгальтера. После 1645 г. из-за задолженностей Heeren XIX и полной зависимости от субсидий государства WIC более чем на десятилетие стала чем-то вроде яблока раздора между соперничающими провинциями, Голландией и Зеландией. Даже после реорганизации в 1670 г. ее заморская деятельность, как на западном побережье Африки, так и в Карибском бассейне, более строго контролировалась из Нидерландов, чем это было в случае VOC, – отчасти потому, что здесь были не такие большие расстояния, а отчасти из-за того, что менее богатая Вест-Индская компания не могла позволить себе принять более жесткую и независимую линию поведения, как это часто делала ее богатая «сестра».

Но если торговцы-олигархи Нидерландов, а особенно из Амстердама, с неохотой поддерживали WIC в ее затянувшемся кризисе 1644–1661 гг., предпочитая уделять большее внимание торговле на Балтике и торговле солью из Сетубала, в других случаях они оказывали Heeren XIX более существенную помощь, если считали, что здесь затронуты интересы не только компании, но и всего государства. Безуспешные переговоры о перемирии с Испанией в 1629–1633 гг. были прерваны в основном из-за отказа Генеральных штатов вернуть (или обменять) завоевания WIC в Пернамбуку, хотя голландцы тогда владели лишь малой частью региона. В 1664 г., при подстрекательстве Амстердама Генеральные штаты санкционировали отправку средиземноморской эскадры вице-адмирала де Рейтера к берегам Гвинейского залива, дабы отвоевать форты WIC, захваченные Робертом Холмсом во время мира. Более столетия они не предпринимали подобных мер в Восточных Индиях, когда эскадра боевых кораблей государства была послана на помощь VOC в Малайском архипелаге.

Не колебались Генеральные штаты и поддерживать WIC на протяжении всего XVIII в. в ее бесконечных препирательствах с португальской короной по поводу доступа к некоторым регионам гвинейского побережья. После обнаружения золота в Минас-Жерайсе[38]38
  Минас-Жерайс – штат на востоке Бразилии.


[Закрыть] (в 1695 г.) португальцы из Бразилии возобновили свою прежнюю торговлю с Нижней Гвинеей, основанную на обмене бразильского табака, рома и золота на рабов из Ардры[39]39
  Ардра или Великая Ардра – королевство в Западной Африке на Невольничьем Берегу, ныне Бенин.


[Закрыть] и Дагомеи[40]40
  Дагомея – африканское государственное образование, существовавшее на протяжении 280 лет на побережье Западной Африки на территории современных Бенина и Того.


[Закрыть]. Голландцы в Элмине[41]41
  Элмина – крепость в окрестностях одноименного города в современном государстве Гана.


[Закрыть]протестовали, что такая торговля нарушает монопольные права WIC, и, когда им удавалось, они заставляли португало-бразильские корабли работорговцев заходить в Элмину и платить пошлину WIC. Португальское правительство с завидным постоянством возмущалось таким поведением компании на протяжении всего XVIII в., однако в ответ на свои неоднократные протесты в Гааге оно не получило никакой сатисфакции, и единственное временное облегчение положения наступало только тогда, когда они высылали конвой боевых судов сопровождать португальских работорговцев.

В своих спорах с англичанами и португальцами по поводу морской монополии, на которую претендовали две голландские индийские компании в различных регионах мира, голландцы находились в некотором замешательстве, имея Гроция[42]42
  Гроций Гуго – голландский юрист и государственный деятель, заложил основы международного права, основываясь на естественном праве.


[Закрыть], своего главного защитника свободы мореходства, которого постоянно цитировали против их доводов. В 1612 г. Гроция самого направили в Англию, дабы разъяснить, почему голландцы имеют право не допускать англичан и других соперников на острова Пряностей. Его основным аргументом являлось то, что, хотя голландцы прибыли на Молукки в качестве мирных торговцев, их вынудили обороняться от португальцев и испанцев и укреплять свои позиции против последних посредством дорогостоящих гарнизонов и флотов. А поскольку они вели эту борьбу в одиночку, то имели полное право на всю прибыль, извлеченную из торговли специями, – не говоря уж о монопольных контрактах, которые они заключили с местными правителями. Нет необходимости говорить, что англичан не убедили подобные доводы – не в большей мере, чем португальцев, которые столетие спустя не согласились с законностью захвата Вест-Индской компанией их кораблей у побережья Гвинеи. Однако в конечном счете голландцы полагались не столько на свои весьма сомнительные аргументы, сколько на свои практические предпочтения:

 
Добрый старый закон прост:
Кто в силах – возьмет,
Кто сможет – удержит.
 

согласно которым столь успешно действовали Питерсзоон Кун, Антони ван Димен и Корнелис Спелман.

Из вышеприведенного ясно, что картина, нарисованная Питером де ла Куром и другими современными ему авторами, будто голландские торговцы-олигархи были исключительно мирными купцами, с великой неохотой бравшимися за оружие, требует значительных поправок. Мы уже видели, что начиная с 1648 г. и далее они, когда могли, обычно избегали военных действий с основными державами; но когда дело касалось более слабых – или, предположительно, более слабых – государств, таких как Португалия, Дания, Макасар или Тернате, история приобретала совсем другой характер. Голландцы не колеблясь принуждали другие стороны к точному соблюдению договоров и контрактов, даже там, где, как это часто случалось, такие договоренности были достигнуты с позиции силы. Нет необходимости добавлять, что подобным грешили не только голландцы, но и все их конкуренты – в большей или меньшей степени. Португальцы вели себя точно так же по отношению к мелким азиатским правителям, чье побережье оказалось открытым для их превосходящих военно-морских сил; а англо-португальское соглашение 1654 г., заложившее основы английского торгового господства в Португалии, было не чем иным, как диктатом, если это вообще можно считать соглашением.

Контракты и договоры, которые VOC заключала с мелкими индонезийскими правителями в течение почти 200 лет, следовали тому же сценарию. Судя по формулировкам, очевидно, что контракты эти составлялись голландцами, а индонезийский правитель должен был лишь поставить свою подпись в соответствующем месте. Они предоставляли голландцам обширную монополию – или исключительные права на торговлю в соответствующем регионе, обычно исключавшие деятельность здесь прочих иностранных купцов, хоть европейских, хоть азиатских. По ним разрешалось строить голландские форты и размещать гарнизоны там, где это считалось необходимым, а представители VOC часто наделялись правом вмешиваться во внутренние конфликты в качестве арбитров или посредников. Голландцы почти всегда контролировали отправление правосудия над своими соотечественниками, которые обвинялись в совершении преступлений и обычно имели право проводить расследование в отношении местных жителей, вовлеченных в разногласия с ними.

Разумеется, на таких условиях нельзя было торговаться с могущественными правителями государств континента в тех местах, где «вопрос состоял не столько в том, терпима ли компания с индийцами, сколько в том, терпят ли компанию индийцы», как заметил один критик в 1624 г. Однако даже в таких местах компания – как и португальцы с англичанами – часто умудрялась добиться экстерриториальных прав для своих представителей, как это было принято у азиатских правителей по отношению к купцам всех национальностей. Одним примечательным исключением в обычных договорных отношениях между европейскими и азиатскими державами является голландско-персидское соглашение о дружбе и торговле, подписанное в феврале 1631 г. в Гааге. Документ этот в качестве особого условия оговаривает, что с персидскими купцами в Нидерландах будут обращаться точно так же, как с голландскими гражданами, но кроме этого им даруют коммерческие и юридические привилегии, какими обладали англичане в Делфте и шотландцы в Вере. Возможно, столь щедрые соглашения были сделаны Генеральными штатами потому, что они знали, что у персов (иранцев) не имелось морского судоходства. А поскольку наземные пути в Европу преграждали враждебно настроенные к ним русские и турки, перспективы того, что какие-либо персидские купцы обоснуются в Нидерландах, казались весьма отдаленными. Как бы там ни было, VOC не обращала внимания на сей договор, который так и остался невостребованным.

Территориальная экспансия VOC ограничивалась Цейлоном (Шри-Ланкой), Южной Африкой и островом Ява. В других местах, например на Суматре и Сулавеси (Целебес), голландцы довольствовались доминирующим коммерческим положением, приобретенным посредством договоров или контрактов с султанами побережья, многие из которых стали их приспешниками или вассалами, чья власть, однако, на внутренние районы островов не распространялась. Первоначально голландцы вторглись на Цейлон (в 1638 г.), дабы оказать помощь Раджасингху II против португальцев и захватить все – или хотя бы часть – районы острова, где выращивалась корица. К тому времени, когда в 1658 г. военные действия завершились изгнанием португальцев, VOC уже контролировала прибрежные районы, а король Канди в конечном итоге лишился выхода к морю. Голландская колонизация Южной Африки оказалась некоторым образом уникальной в истории VOC, и она рассматривается в главе 9. Что же касается завоевания Явы, то оно началось с вынужденного вмешательства генерал-губернатора Мацуйкера в непрекращающиеся раздоры в государстве Матарам на стороне законного, но лишенного права на трон правителя в 1667 г. и завершилось установлением голландского владычества над всем островом столетием позже. Это завоевание не планировалось Heeren XVII, у которых вовсе не было желания превращать свою морскую торговую империю в территориальную. Но, подобно «торговцам сыром с Лиденхолл-стрит»[43]43
  В XVIII в., на Лиденхолл-стрит, в так называемом Индийском доме размещалась штаб-квартира Британской Ост-Индской компании.


[Закрыть] во времена Роберта Клайва и Уоррена Гастингса, они обнаружили себя втянутыми своими служащими в Батавии во внутренние раздоры яванских правителей, что закончилось именно таким превращением. Как писал Лауренс Реаль по другому случаю в 1614 г.: «Мы начали тянуть цепь, и одно звено повлекло за собой все остальные».

Хотя в XVIII столетии и Голландская компания на Яве, и Британская в Индии перестали представлять собой в первую очередь коммерческие структуры, а превратились в территориальные державы, в своих превращениях они явно отличались друг от друга. Тогда как британские военно-морские силы поддерживали и охраняли рост могущества своей Ост-Индской компании в Индии, военно-морские силы VOC и самой страны заметно ослабли за время борьбы за Яву. Возвращавшиеся домой голландские восточные «индийцы» везли, как всегда, богатый груз, состоявший больше из чая, кофе и фарфора, чем из пряностей и тканей, однако доминирование голландцев в малайских и индонезийских водах оказалось сильно подорванным в результате небывалого расцвета контрабанды и пиратства. Что, в свою очередь, во многом явилось результатом жесткой монополии, которую VOC стремилась установить в морях, на которые она заявила свои права.

Во многом, но не во всем. Потому что упадок военно-морских сил компании на Востоке некоторым образом являлся отражением ослабления военно-морских сил Соединенных провинций в Европе. Флот, с которым Михиел де Рейтер успешно противостоял объединенному англо-французскому флоту, был не более чем тенью своего предшественника веком раньше. Несмотря на потери, понесенные в европейских войнах второй половины XVII столетия, в 1699 г. голландская заморская торговля снова достигла высочайшего уровня пятидесятилетней давности, времен после заключения Мюнстерского договора. Однако в финальной борьбе против Людовика XIV, начавшейся в 1702 г. и завершившейся в 1713 г. подписанием Утрехтского мирного договора, Голландская республика переоценила свои силы. Она пожертвовала своими военно-морскими силами ради расходов на поддержку несоразмерно огромных военных усилий во Фландрии и на Иберийском полуострове. В частности, ошибочная политика английских и голландских государственных деятелей, направленная на принуждение Португалии присоединиться к Великому альянсу[44]44
  Великий альянс – европейский союз, в который входили Австрийская империя, Бранденбург (с 1701 г. королевство Пруссия), Голландская республика, Англия, Португалия, Савойя, Дания и др. Альянс был сформирован с целью остановить экспансионистскую политику Франции Людовика XIV.


[Закрыть], дабы использовать