Текст книги "Португальская империя и ее владения в XV-XIX вв"

Хотя неизвестно, в какой степени поиски золота служили побудительной причиной для разведывательных плаваний португальцев вдоль побережья Западной Африки, притягательная сила золотого металла стала играть решающую роль после 1442 г. Португальцам так и не удалось обнаружить постоянный источник золота в Западной Африке и Судане, которое, как мы знаем сейчас, в основном добывалось в области Бамбук в верховьях Сенегала, в Мали, в верховьях Нигера и в Лоби на притоках в верховьях Вольты. Это золото, большей частью в виде золотого песка, носильщики, проходя по пути через царства Мали и Ганы (нисколько не соотносятся с современными государствами), первоначально доставляли в Тимбукту (Томбукту). Там его покупали арабские и мавританские купцы, а затем везли верблюжьими караванами через Сахару в исламские государства Северной Африки. В тамошних портах часто бывали среди прочих торговцев еврейские, генуэзские и венецианские купцы. Во второй половине XV в. с помощью фактории в Аргене и других незащищенных факторий в прибрежных районах Сенегамбии португальцам удалось отвести значительную часть караванов с основного торгового пути через Сахару к своим торговым пунктам на побережье, где они грузили золото на свои корабли. Этот процесс усилился, когда король Жуан II приказал в 1482 г. возвести крепость Сан-Жоржи-да-Мина (Элмина) на Золотом Берегу. «Святой Георгий из Мины» превзошел в торговле факторию в Аргене и вел не только торговлю золотом в Западном Судане, но и намытым золотом на самом Золотом Берегу. Спустя двадцать лет была построена вторая, меньшая, крепость в Аксиме.

Португальцы продолжали прилагать систематические и упорные усилия, чтобы перенаправить все пути торговли золотом в направлении побережья. Их эмиссары проникли, хотя и на краткое время, в Тимбукту (Томбукту). Португальцам так и не удалось создать долговременные фактории во внутренних областях материка, и они были вынуждены опираться на посредников – негритянские племена, через которые они получали золото, будучи сами не в состоянии добыть его. Но соперничество между португальскими каравеллами и мавританскими верблюжьими караванами привело к победе первых и их господству в торговле золотом на протяжении около ста лет – приблизительно с 1450 до 1550 г. Во время правления короля Мануэла I (1496–1521) средняя годовая стоимость золота, импортируемого только из Сан-Жоржи-да-Мина (Элмины), составляла 170 тысяч добрас, а в отдельные годы и больше. В то время как рабы и золото были основными предметами торговли португальцев в Сенегамбии и Гвинее, другие товары, такие как напоминающая перец пряность, называемая «райские зерна», обезьяны и попугаи, находили доходные рынки сбыта в Португалии.

Вплоть до своей смерти в 1460 г. принц Энрике был концессионером всей торговли на западном побережье Африки, но это не значит, что вся торговля принадлежала только ему. Наоборот, он часто выдавал патент частным торговцам и отчаянным предпринимателям, решившим снарядить морскую экспедицию, но при условии, что ему будет выплачиваться одна пятая или особо оговоренная часть от полученной ими прибыли. Не ясно, каким образом велись торговые операции в первое десятилетие после смерти принца, но в конце 1469 г. ведение торговли на основе монопольного соглашения было передано короной богатому лиссабонскому купцу Фернану Гомишу. За монархом оставалось право объявить свою монополию на ряд ценных товаров. Благодаря контракту Гомиш получил значительную прибыль, и он исследовал следующие две тысячи миль побережья для короны. По истечении срока этого контракта в 1475 г. король Афонсу V передал управление торговлей в руки сына и наследника инфанта дона Жуана, и она так и оставалась монополией короны, пока он не взошел на престол в 1481 г.

Король Жуан II, «совершенный принц», был полным энтузиазма дальновидным империалистом, имевшим настоящую страсть к Африке и плодам ее земли, к ее людям, животному и растительному миру и минералам. Он имел особый персональный интерес к торговле, оставив за короной монополию на импорт золота, рабов, пряностей и слоновой кости и экспорт коней, ковров, английского и ирландского текстиля, меди, свинца, медной посуды, ожерелий и браслетов. Частным торговцам было позволено импортировать после уплаты лицензии такие менее важные товары, как попугаи, мартышки, тюленьи шкуры, хлопок, волокно рафии и пр. Соответственно корона предоставила права некоторым частным лицам импортировать рабов и слоновую кость, но всегда сохраняла монополию на золото. В действительности, конечно, эта монополия была совсем не так строга и эффективна, как это выглядело на бумаге. Было невозможно помешать экипажам кораблей вести частную торговлю на свой страх и риск, не говоря уже о королевских чиновниках, и самих торговых агентах, и жителях островов Зеленого Мыса. Торговля в Западной Африке развивалась благодаря морским перевозкам; корабли снаряжались в Лагуше и других портах Алгарви. К концу XV в. флот начал сосредотачиваться в Лиссабоне; все суда подходили к цокольному этажу королевского дворца, располагавшегося на берегу реки Тежу, где находились конторское помещение и торговые склады (Casa de Mina); здесь король мог лично наблюдать за погрузкой и разгрузкой судов.

Товары, которыми португальцы платили за африканских рабов и золото, в большинстве своем производились за границей. Пшеницу часто привозили из Марокко, с островов Атлантики, из Северной Европы. Сукно и текстиль импортировали из Англии, Ирландии, Франции и Фландрии, хотя имелись также португальские ткани. Медную посуду и стеклянные бусы привозили из Германии, Фландрии и Италии, а раковины моллюсков – с Канарских островов. Многие импортируемые из Западной Африки товары реэкспортировались из Португалии. Большая часть «райских зерен» поступала во Фландрию, а множество рабов отправлялось в Испанию и Италию до тех пор, пока открытие и освоение Америки не перенесло всю торговлю рабами на другое побережье Атлантики. Возможно, наиболее важным следствием этого было то, что большое количество гвинейского золота, которое поступало в Лиссабон и где из него чеканили крузадо, реэкспортировали, используя в качестве платы за зерно и мануфактуру, в которых нуждалась Португалия. Португальское золото Западной Африки помогло стране обрести собственную валюту, как и в других странах Европы. Некоторые типы золотых монет, бывших в обращении в Северной Европе, назывались «португальскими», хотя и чеканились в Зволле и Гамбурге.

Трудно подвести итог этой торговли в Западной Африке. Весьма вероятно, что португальцы вывезли в 1450–1500 гг. около 150 тысяч негров-рабов. Зачастую рабы приобретались в результате межплеменных войн, шедших во внутренних районах; росту работорговли не способствовала существовавшая атмосфера насилия и неопределенности, и ничто не могло разрядить ее. Вожди племен получали наибольшую прибыль от работорговли с португальцами, и, как уже говорилось, большинство среди них всегда были для европейцев сговорчивыми партнерами. В районе Верхней Гвинеи, которая занимала в основном территорию между рекой Сенегал и мысом Пальмас, португальские торговцы и ссыльные уголовные преступники прошли вдоль многих рек и их притоков, часто уходя вглубь территории. Значительная их часть поселилась в негритянских деревнях, где они вместе со своими отпрысками-мулатами выступали как главные посредники между белыми и неграми в обменной торговле золотом, слоновой костью и рабами. Некоторые из них полностью натурализовались, сняли свою одежду, татуировали свои тела, говорили на местных языках и даже участвовали в местных языческих обрядах и празднованиях (таких называли tangos-maos или lancados).

Короли Португалии не возражали против смешанных браков между белыми и неграми; за что белых людей могли преследовать, так это за неуплату налогов, которыми облагалась вся иноземная торговля. По этой причине в законодательном порядке в 1518 г. была введена смертная казнь за подобное преступление. Но хотя этот закон продолжал действовать в течение многих лет, он вряд ли применялся на практике, поскольку португальская корона не могла добиться отправления правосудия в Западной Африке за стенами факторий, лишь только в непосредственной близости от крепостей Мина (Элмина) и Аксим. Из-за смешения языков благодаря отуземившимся португальцам в прибрежных районах Верхней Гвинеи лингва франка стал португальский язык. Конечно, взаимоотношения португальцев с тем или другим западноафриканским племенем были различными, но вооруженных конфликтов было сравнительно немного, и в целом они отличались дружелюбием.

На Золотом Берегу Гвинеи португальцы возлагали надежду не только на мирные переговоры с местными племенами, но и полагались на свою силу и мощь, поддержанную крепостями Мина (Элмина) (1482) и Аксим (1503). Эти две крепости были основаны с двойной целью – защитить монополию на торговлю золотом от испанцев и других европейских торговцев и держать в благоговейном страхе прибрежные негритянские племена, через посредство которых приобреталось золото. Эту последнюю цель интуитивно почувствовал вождь местного племени, когда Диогу Азамбужи сошел на берег в роскошном убранстве и в сопровождении вооруженной свиты в январе 1482 г., чтобы положить закладной камень в основание крепости Мина (Элмина). Вождь рассказал, что единственные португальцы, которых он встречал до этого, были те самые, которые приплывали каждый год на каравеллах, чтобы вести обмен товаров на золото. Эти моряки, по его словам, «люди, одетые в лохмотья, были довольны всем, что бы им ни давали в обмен за их товар. Это было единственной причиной, по которой они прибыли сюда. Их основным желанием было быстрее сторговаться и вернуться домой. Потому что им была ближе собственная страна, чем чужая земля». Португальцы и негры договорились регулярно встречаться через определенные промежутки времени, вместо того чтобы жить по-соседски, поблизости друг от друга, и вести торговлю как прежде, то есть чтобы португальцы приплывали на кораблях. Азамбужи, имевший приказ короля Жуана II построить крепость с согласия вождя или без него, продолжал настаивать на своем и вырвал у собеседника вынужденное согласие. Но если у вождей прибрежных племен не было достаточно сил, чтобы помешать строительству европейских крепостей на берегу залива, они были достаточно сильны, чтобы воспрепятствовать проникновению европейцев во внутренние области в поисках желанного золота. Португальцы, как и их последователи голландцы и англичане, должны были оставаться в своих фортах, выменивая медные кубки, браслеты, бусы, текстиль и другие товары на золото, слоновую кость и рабов, которых странствующие торговцы привозили из внутренних областей материка. На Золотом Берегу не встречалось португальцев-посредников, о которых мы уже рассказывали. Одним из наиболее важных государств в области Нижней Гвинеи во второй половине XV в. был Бенин. Португальцы, посещавшие столицу Бенина, с восхищением рассказывали об этом большом городе, о чистоте его улиц и домов и об огромном королевском дворце с его замечательными медными статуями и металлическими дисками, украшавшими стены.

Процветавшая торговля золотом и рабами с Гвинеей давала необходимые средства для Жуана II, чтобы продолжить поиски «пресвитера Иоанна», образ которого, казалось, постоянно преследовал короля. Как бы ни были смутны их представления о «королевстве Иоанна», португальцы считали, что оно располагается где-то за Нилом. Эта река в представлении ученых европейцев образовывала границу между собственно Африкой и Средней Индией. Вначале они надеялись проникнуть во владения «пресвитера Иоанна», поднявшись по одной из рек – Сенегалу, Гамбии, Нигеру и, наконец, Конго. Каждый раз, переправляясь в месте впадения каждой реки в океан, они последовательно принимали эти реки то за приток Нила, то за его рукав. Каждый раз первооткрыватели испытывали разочарование; но по мере того, как они продвигались на юг вдоль западноафриканского побережья, вероятность того, что этот континент можно обойти по морю и тогда откроется путь в «королевство пресвитера Иоанна» и в Индии, становилась все более вероятной. Так случилось, что в правление Жуана II поиски Иоанна шли одновременно с поисками азиатских специй.

Этот король предпринял решительные шаги для обнаружения «царства пресвитера Иоанна» и поиска пряностей, снарядив и тщательно подготовив разведывательные экспедиции, как сухопутные, так и морские, в середине 80-х гг. XV в.[8]8
  Две выдающиеся экспедиции были осуществлены в 1482–1486 гг. (или 1487 г.) под руководством Диогу Кана. Кан достиг 22° ю. ш. – на мысе Кросс на побережье пустыни Намиб в Юго-Западной Африке был поставлен падран – каменный столб с гербом, с именами короля, мореплавателя и датой открытия (найден в конце XIX в.). На обратном пути Кан поднялся на 160 км вверх по р. Конго, преодолев грозный водоворот, где гигантский поток, сдавленный до 800 м, мчится со скоростью 18,5 км/ч, и пороги Еллала.


[Закрыть] Во главе основной морской экспедиции был поставлен Бартоломеу Диаш, отплывший из Лиссабона в августе 1487 г. Сначала он обогнул мыс Доброй Надежды в первых месяцах 1488 г. и, пройдя какое-то расстояние вдоль побережья Южной Африки, вернулся с известием, что морской путь в Индии открыт. Большинство посланцев, в поисках «страны пресвитера Иоанна» отправившихся по суше, потерпели неудачу, но один из них, говоривший по-арабски дворянин по имени Перу да Ковильян, который отправился из Лиссабона в том же самом году, что и Бартоломеу Диаш, достиг через Красное море и Аден западного побережья Индии в 1488 г. Затем он побывал в Персидском заливе и прошел в южном направлении по восточноафриканскому побережью, по землям суахили до самой Софалы. Это полное приключений путешествие, длившееся более двух лет, натолкнуло его на важную мысль о необходимости развивать торговлю основными товарами в Индийском океане, и пряностями в частности. На своем обратном пути в Португалию в конце 1490 г. он встретил в Каире посланника короля, который передал ему от него повеление продолжить путь в «королевство пресвитера Иоанна», местоположение которого к тому времени было определено, это были нагорья Абиссинии (Эфиопии). Это он и сделал, послав прежде из Каира королю подробный отчет обо всех своих открытиях. В Абиссинии его с почетом принял император, или, иначе, негус, но ему не было дано разрешения покинуть страну. Ему дали жену и одарили землями, и его так и продолжали удерживать там вплоть до его смерти 30 лет спустя.

Неизвестно, попал ли отчет Ковильяна 1490–1491 гг. в Португалию, так как мнения по этому вопросу расходятся. Если он достиг адресата, то тогда Жуан II имел в своем распоряжении отчет из первых рук о торговле пряностями в Индийском океане. И это помогло бы объяснить, почему семь лет спустя Васко да Гама на своем пути в Индию получил приказ направиться в Каликут, в то время наиболее важный перевалочный пункт в торговле пряностями. С другой стороны, да Гама и его люди были сильно удивлены высоким уровнем развития цивилизации в городах-государствах суахили в Мозамбике, Момбасе и Малинди, которые они посетили во время своего эпического плавания. В случае, если отчет Ковильяна все же пришел в Лиссабон, у португальцев было бы достаточно информации об этих местах. По прибытии в Каликут да Гама не смог отличить индуистские храмы от христианских церквей. Ковильян должен был это знать, поскольку часто посещал торговые порты Малабарского берега, и тогда он сообщил бы об этом. Наконец, да Гама приготовил для правителя Каликута самые дешевые подарки и наиболее неподходящие товары для торговли – ткани, медную посуду, бусы и т. и. – для обмена на перец и другие специи; а ведь Ковильян определенно сообщал, что это можно было приобрести только за золотые и серебряные монеты[9]9
  Помимо отчета, отправленного Ковильяном в Португалию, важным свидетельством является отчет посольства португальцев в Эфиопию в 1520 г. Священник посольства Франсишку Алвариш записал рассказ Ковильяна о его странствиях и включил в свой отчет «правдивое сообщение о землях священника Жуана Индийского» (1540).


[Закрыть].

Получил ли король Португалии отчет Ковильяна или нет, но можно с уверенностью утверждать, что только в 1480-х гг. португальцы впервые всерьез заинтересовались возможностью торговли азиатскими пряностями непосредственно в местах их произрастания или поблизости от них.

До тех пор их относительно скромные потребности в азиатских пряностях удовлетворялись теми специями, что они получали (подобно другим европейцам) от венецианцев, которые приобретали их у мусульманских купцов из империи мамлюков[10]10
  Правивших в Египте с 1250 г., с 1517 г. под турецким господством; в 1808 г. при Мухаммеде Али у мамлюков отняли земли, в 1811 г. истребили.


[Закрыть] в Египте и Сирии. Мы не обладаем достаточной информацией о ценах на эти пряности во второй половине XV в. и поэтому не знаем, когда и почему у Жуана II зародился план покончить с монополией венецианцев и мамлюков на торговлю пряностями. Но факт остается фактом, он это сделал. Явные доказательства этого – инструкции, данные Перу да Ковильяну в 1487 г. и Васко да Гаме в 1497 г. Выглядит правдоподобным следующее предположение. Если король был уверен в том, что можно было найти дорогу в Индию, то он, вероятно, также считал возможным и желательным добиться того, чтобы торговцы везли азиатские пряности не по суше, а морем, по Атлантическому океану (хотя бы отчасти), как это произошло в случае с гвинейским золотом. Тогда место верблюжьих караванов, шедших через Сахару, заняли каравеллы, швартующиеся у крепости Сан-Жоржи-да-Мина (Элмина).

Как бы то ни было, из речи, произнесенной португальским посланником Вашку Фернандешем де Лусеной в декабре 1485 г. и обращенной к папе римскому, явно следует, что Жуан II уже тогда, до плавания Бартоломеу Диаша и путешествия Перу да Ковильяна, был убежден – открытие морского пути в Индию дело ближайшего будущего. В этой речи посланник сообщил папе от имени своего господина, что португальские корабли, как ожидается, вскоре выйдут в Индийский океан и встретят «пресвитера Иоанна», и других христианских королей, и иные народы, которые, вне всякого сомнения, существуют в тех краях, о которых ничего не известно. Не были упомянуты пряности, но это было объяснимо. Если Жуан II уже замышлял разрушить монополию венецианцев и мамлюков, было бы верхом глупости говорить во всеуслышание об этом во время папской аудиенции в Риме.

Давнишний интерес короля Жуана II к «пресвитеру Иоанну» и недавно проявившийся к азиатским пряностям перешел по наследству к сменившему его на троне Мануэлу I. Когда Васко да Гама в июле 1497 г. отправился в свое знаменательное плавание, ему были вручены верительные грамоты к «пресвитеру Иоанну» и радже Каликута вместе с образцами пряностей, золота и жемчуга. Ему было приказано показывать эти товары жителям всех еще не открытых земель, в которых он мог оказаться, проплывая вдоль побережья Африки, в надежде, что население этих мест может узнать эти ценности и сообщить жестами или через переводчика, где их можно найти.

Васко да Гама отправился в плавание только девять лет спустя после возвращения в Лиссабон Бартоломеу Диаша, который впервые обошел вокруг мыса Доброй Надежды. За это время Колумб успел вернуться в марте 1493 г. из своего эпохального путешествия, заявив об открытии нескольких островов на границе Восточной Азии, а в 1495 г. умер король Жуан. Эти два события не стали, сами по себе, причиной длительной задержки в отправке новых экспедиций после завершения замечательного плавания Бартоломеу Диаша. Особенно если мы вспомним, что в 1485 г. король публично информировал папу римского о том, что его корабли стоят на пороге открытия морского пути в Индию. Историки высказывали различные предположения, почему произошла подобная задержка. Объясняли ее событиями в Марокко, смертью сына и наследника короля Жуана Ив июле 1491 г. и последующей болезнью короля. Многие королевские советники открыто выступали против дальнейшей разработки планов открытия Индии, приводя в качестве аргумента тот факт, что экономические и демографические ресурсы Португалии были слишком ограниченны, чтобы такая небольшая страна могла осваивать обширные новые земли на таком большом отдалении. Они настаивали, что было бы лучше развивать существующую и высокодоходную торговлю золотом и рабами в Западной Африке, а в остальном все оставить как есть.

Все или любая из этих причин могли повлиять на поведение Жуана II; но он был не из тех людей, которые могут позволить, чтобы их надолго отвлекли от того дела, которому они посвятили свою жизнь. Напрашивается наиболее вероятное предположение, что в эти годы португальцы, скрытно ото всех, отправлялись в плавания в Южную Атлантику, чтобы освоиться там с местными особенностями навигации и найти более удобный путь вокруг мыса Доброй Надежды, чем тот, каким прошел Диаш. Продвижению его корабля, шедшего вдоль юго-западного побережья Африки, сильно мешали противные ветра – юго-восточные пассаты. Это может объяснить, почему Васко да Гама проложил свой собственный маршрут; именно этим путем впоследствии следовали португальцы Ост-Индии. В пути корабли пересекали экватор у Зеленого Мыса, затем следовали в юго-восточном направлении и, миновав область переменных ветров в районе тропика Козерога, шли уже под полными парусами, поймав постоянный западный ветер. Этот маршрут полностью отличался от маршрута Диаша в открытом океане в 1487 г. и мог появиться (как можно предположить) только в результате опыта, приобретенного в плаваниях, о которых не осталось свидетельств.

Нет смысла пересказывать повествование об известном морском путешествии Васко да Гамы в 1497–1499 гг. Следует лишь подчеркнуть, что несмотря на то, что мы не знаем, что подвигло первых португальцев отправиться в море на открытие новых земель, но к тому времени, когда умер принц Энрике (1460), их вело страстное желание найти «пресвитера Иоанна» и золото Гвинеи. К тому же во время правления Жуана II ими овладела новая страсть – погоня за азиатскими пряностями. Когда да Гама прибыл в Каликут, к одному матросу из экипажа его судна обратились два знавших испанский язык тунисца. Они спросили его: «Какой дьявол занес вас сюда?» На что тот ответил: «Мы приплыли, чтобы отыскать христиан и пряности». Также знаменателен факт, что вскоре после того, как возвращавшиеся корабли да Гамы вошли в устье Тежу в июле 1499 г., король Мануэл отправил Фердинанду Арагонскому и Изабелле Кастильской послание, написанное в восторженных тонах. В нем он сообщал, что первооткрыватели достигли своей цели и нашли большое количество гвоздики, корицы и других пряностей, помимо «рубинов и всех видов драгоценных камней». Король также утверждал, явно преувеличивая, «что они открыли земли, в которых множество золотых копей». Он заявил о своем намерении продолжить плавания ради новых открытий и силой, при поддержке встреченных в Индии «христиан», захватить у мусульман торговлю пряностями в Индийском океане. Таким образом, монополию венецианцев и мусульман на левантийскую торговлю азиатскими пряностями и предметами роскоши сменит португальская монополия, которая будет основываться на поставках товаров по морскому пути вокруг мыса Доброй Надежды. Несколько недель спустя король писал в Рим кардиналу-протектору Португалии и просил получить у папы римского подтверждения обнародованных ранее булл и посланий, которые утверждали за португальским королем «сюзеренитет и господство» над вновь открытыми землями. В этом письме, датированном 28 августа 1499 г., король Мануэл титуловал себя inter alia «Владыка Гвинеи и начальствующий над навигацией и торговлей Эфиопии, Аравии, Персии и Индии».

Послания короля Мануэла испанским властителям и папе римскому, а также его поспешные утверждения о господстве в Индийском океане в то время, когда на его просторах не было ни одного португальского корабля, указывают ясно на две вещи. Во-первых, он был решительно настроен установить контроль Португалии над азиатской торговлей пряностями силой оружия; и во-вторых, король рассчитывал на помощь дружественных (пусть и не строгих римокатоликов) индийских христиан. Во втором случае он ошибался, хотя незадолго до смерти короля Мануэла с призрачным «пресвитером Иоанном» наконец была установлена связь. Все-таки соблазн получить большие прибыли от намечаемой португальской монополии на торговлю пряностями и уверенность в том, что союзники-христиане могут быть обнаружены в землях, лежавших по берегам Индийского океана, помогли развеять сомнения некоторых советников короля Мануэла, и небольшое королевство Португалия начало удивительное военное предприятие в муссонной Азии.