Текст книги "Приключения Оливера Твиста"

Так как никто из этих преступников не ответил на имя Оливера и ничего не знал о нем, то Нанси прямо направилась к толстому полицейскому в полосатом жилете и со слезами и самыми жалобными причитаниями, эффект которых увеличивался быстрыми и красноречивыми размахиваниями корзиной и дверным ключом, умоляла сказать ей, где ее дорогой братец.

– У меня его нет здесь, моя милая! – сказал старик.

– Где же он? – зарыдала Нанси с самым отчаянным видом.

– Его увез с собой старый джентльмен! – ответил полицейский.

– Какой джентльмен? О Боже милостивый! Какой джентльмен? – воскликнула Нанси.

В ответ на это старик рассказал глубоко огорченной сестре, что Оливер заболел в конторе, что его оправдали, так как явился свидетель, показавший, что кражу совершил не Оливер, а какой-то другой мальчик, и что обвинитель увез его в свой собственный дом в совершенно бесчувственном состоянии. Куда, собственно, его увезли, он не может сказать, но помнит, что кучеру отдано было приказание ехать куда-то в район Пентонвиля.

Неизвестность и сомнение привели бедную молодую леди в такое состояние, что она, спотыкаясь на каждом шагу, еле дотащилась до ворот, но не успела отойти от них и нескольких шагов, как пустилась бежать изо всех сил, придерживаясь на этот раз совсем другой, более запутанной дороги, пока не добралась до жилища еврея.

Мистер Билль Сайкс, выслушав отчет Нанси о совершенной ей экспедиции, кликнул свою белую собаку и, надев шляпу, поспешно вышел, не простившись даже ни с кем из собравшегося там общества.

– Непременно следует узнать, где он, мои дорогие! Непременно надо его найти! – сказал еврей в страшном возбуждении. – Чарли, ничего не делай, пока не выследишь его и не принесешь мне какого-нибудь известия о нем. Нанси, моя милая, мне нужно найти его. Я доверяю тебе, моя милая. Тебе и нашему Чарли. Погоди, погоди! – прибавил он, дрожащей рукой открывая запертый на замок комод. – Вот деньги, мои дорогие! Я закрою это помещение сегодня. Вы знаете, где меня найти! Не оставайтесь здесь ни единой минуты. Ни единой минуты, мои дорогие!

С этими словами он вытолкал всех из комнаты и, тщательно заперев два раза на замок дверь и задвинув ее на засов, вытащил из потайного места ящик, который совершенно случайно показал Оливеру. Он поспешно вытащил оттуда все часы и драгоценности и принялся прятать их за подкладку своей одежды.

Короткий удар в дверь заставил его вздрогнуть и оставить свое занятие.

– Кто там? – крикнул он дрожащим голосом.

– Я, – ответил Доджер через замочную скважину.

– Что там еще? – с нетерпением крикнул еврей.

– Нанси спрашивает, привести ли его в другое место?

– Да, – ответил еврей, – как только она поймает его. Найти его, найти во что бы то ни стало, вот и все! Я знаю, что сделаю потом, бояться нечего.

Мальчик ответил, что понял, и пустился с лестницы догонять своих товарищей.

– Значит, он пока не проболтался, – сказал еврей, продолжая прятать вещи. – Если только он проболтается своим новым друзьям, мы сумеем заткнуть ему глотку.

Глава 14. Дальнейшие подробности пребывания Оливера у мистера Броунлоу. Замечательное предсказание мистера Гримвига относительно того, чем кончится поручение, данное Оливеру

Оливер скоро пришел в себя после обморока, случившегося с ним после неожиданного восклицания мистера Броунлоу. Старый джентльмен и миссис Бэдуин решили между собой тщательно избегать в разговоре малейших намеков на портрет, не говорить также ни о жизни Оливера, ни о его будущем, а только о том, что может развлечь, но отнюдь не взволновать. Он был слишком слаб, чтобы встать к завтраку, но когда на следующий день сошел вниз в комнату экономки, то прежде всего взглянул на стену в надежде снова увидеть лицо прекрасной леди. Надежда его не исполнилась: портрет куда-то убрали.

– Ага! – сказала экономка, заметив взгляд Оливера. – Его унесли, как видишь.

– Я это вижу, ма'ам, – ответил Оливер. – Зачем же его унесли?

– Его повесили внизу, дитя мое. Мистер Броунлоу сказал, что портрет почему-то очень волнует тебя, а это может помешать твоему выздоровлению.

– О нет, нисколько! Он совсем не волнует меня, ма'ам, – сказал Оливер. – Мне нравилось смотреть на него. Я так полюбил его.

– Хорошо, хорошо! – сказала старая леди, стараясь успокоить мальчика. – Поправляйся скорей, мой голубчик, и тогда его опять повесят здесь. Да! Обещаю тебе это! А теперь поговорим о чем-нибудь другом.

Вот и все, что мог узнать Оливер относительно портрета. Старая леди была так добра к нему во время болезни, что он решил не расспрашивать ее больше; он очень внимательно выслушал все, что она ему рассказывала о своей милой и красивой дочери, которая вышла замуж за милого и красивого человека и живет теперь в деревне, а также о сыне, который служит клерком у одного купца в Вест-Индии, о том, какой он добрый молодой человек и четыре раза в год обязательно посылает ей письма, и глаза ее наполнялись слезами, когда она говорила о нем. Пока старая леди распространялась о превосходных качествах своих детей и о заслугах своего доброго покойного мужа, который умер – бедная, чудная душа! – лет двадцать шесть тому назад, наступила уже пора пить чай. После чая она принялась учить Оливера какой-то карточной игре, которой он выучился очень скоро; она ему очень понравилась, и он долго с большим интересом играл, пока не наступил час, когда он должен выпить теплого вина с водой и ломтиком поджаренного хлеба и затем ложиться спать.

Счастливые это были дни, когда Оливер поправлялся после своей болезни. Все так спокойно, уютно, чисто, все так добры и ласковы, что после шума и бесчинств, среди которых он жил до сих пор, ему казалось, что он попал в рай. Как только он поправился настолько, что мог уже одеться, мистер Броунлоу заказал для него новый костюм, шапку и пару башмаков. Когда Оливеру сказали, что он может распорядиться своим старым платьем как хочет, он сейчас же отдал его прислуге, которая всегда была добра к нему, и попросил ее продать его старьевщику, а деньги оставить себе. Она исполнила все, что он ей сказал. Оливер смотрел в это время в окно и, когда увидел, что еврей ушел, сунув его одежду в мешок, то пришел в неописуемый восторг при мысли о том, что ее больше нет, и что он избежал таким образом опасности снова надеть ее когда-нибудь. Сказать по правде, это были сплошные лохмотья, потому что у Оливера до сих пор ни разу не было новой одежды.

В один прекрасный вечер, спустя неделю после истории с портретом, когда Оливер разговаривал с миссис Бэдуин, явилась служанка от мистера Броунлоу и передала, что он желает, если Оливер Твист чувствует себя хорошо, чтобы он пришел к нему в кабинет, так как ему нужно с ним кое о чем поговорить.

– Спаси нас, Господи, и помилуй! Вымой скорей ручки, дитя мое, и дай я тебе причешу головку, – сказала миссис Бэдуин. – Знай мы, что он позовет тебя, мы надели бы чистый воротник и стали бы такими красивенькими, как новенький шестипенсовик.

Оливер исполнил все, что сказала ему старая леди, которая страшно горевала о том, что теперь ей уже не успеть выгладить маленькую оборочку на воротничке его рубашки. Несмотря, однако, на все это, мальчик выглядел таким нежным и хорошеньким, что она не выдержала и, оглядев его внимательно с головы до ног, сказала, что никак не думала, чтобы он за такое короткое время мог так измениться к лучшему.

Успокоенный этим отзывом, Оливер направился к кабинету и постучал в дверь. После приглашения мистера Броунлоу войти он очутился в небольшой комнате, наполненной книгами, с окном, выходившим в красивый садик. У окна стоял стол, а за ним сидел мистер Броунлоу и читал. Увидев Оливера, он отодвинул от себя книгу и сказал ему, чтоб он подошел ближе и сел. Оливер присел, удивляясь про себя, неужели люди могут прочитать столько книг, которые, конечно, написаны для того, чтобы люди сделались более умными.

– Здесь много хороших книг, не правда ли, мой мальчик? – спросил мистер Броунлоу, заметив взгляд Оливера, брошенный на полки, которые шли от пола и до самого потолка.

– Очень много, – ответил Оливер, – я никогда еще не видел столько.

– Ты прочтешь их все, если будешь хорошо учиться, – ласково сказал старый джентльмен. – Это тебе больше понравится, потому что корешки и переплет в книгах далеко не лучшая их часть.

– Я думаю, сэр, они очень тяжелые, – сказал Оливер, указывая на несколько больших томов с золотыми переплетами.

– Не всегда, – ответил старый джентльмен, гладя мальчика по голове и улыбаясь ему. – Бывают меньше этих и гораздо тяжелее. Желал бы ты вырасти, сделаться ученым и писать книги?

– Я думаю, сэр, что мне интереснее было бы читать их, – ответил Оливер.

– Как! Ты не желал бы быть писателем? – воскликнул старый джентльмен.

Оливер задумался на минуту, а затем сказал, что, по его мнению, лучше всего быть продавцом книг. Старый джентльмен засмеялся от всего сердца и объявил ему, что он сказал очень хорошую вещь. Оливер обрадовался, хотя никак не мог решить, почему это хорошо.

– Ну ладно! – сказал старый джентльмен, перестав смеяться. – Не пугайся! Мы не сделаем из тебя писателя, ты и без этого можешь научиться какому-нибудь почтенному ремеслу, хотя бы, например, кирпичному.

– Благодарю вас, сэр, – ответил Оливер.

У мальчика при этом был до того серьезный вид, что старый джентльмен невольно рассмеялся и сказал что-то насчет явлений инстинкта, но Оливер не понял и потому не обратил на это внимания.

– Ну-с, – сказал мистер Броунлоу, говоря ласково и в то же время очень серьезно, чего Оливер никогда не замечал раньше. – Прошу тебя, мой мальчик, как можно внимательнее выслушать то, что я тебе скажу. Я буду говорить с тобой прямо. Уверен, что ты так же хорошо поймешь меня, как и многие другие, которые гораздо старше тебя.

– О, не говорите мне, сэр, что вы хотите, чтобы я ушел от вас! – воскликнул Оливер, встревоженный серьезным тоном старого джентльмена. – Не выталкивайте меня за дверь, чтобы я опять шлялся без пристанища по улицам! Позвольте мне остаться здесь и быть вашим слугой. Не отсылайте меня в то ужасное место, где я был. Сжальтесь над несчастным мальчиком, сэр!

– Милое дитя мое, – сказал старый джентльмен, тронутый таким горячим порывом Оливера, – не бойся, я не отправлю тебя до тех пор, пока мы сам не подашь мне к этому повода.

– Никогда этого не будет, сэр, никогда!

– Надеюсь, что нет, – сказал старый джентльмен. – Не думаю, чтобы ты когда-либо подал мне этот повод. Мне столько раз приходилось разочаровываться в тех, кому я хотел сделать добро. Тем не менее я расположен верить тебе и не могу понять, почему все, касающееся тебя, так глубоко интересует меня. Люди, которых я так сильно любил, давно уже лежат в могиле, с ними я похоронил все счастье и все радости своей жизни, но из этого не следует, чтобы я похоронил также и свое сердце, и закрыл к нему доступ лучшим чувствам. Глубокое горе только укрепило его и сделало более чутким.

Старый джентльмен говорил тихо, как бы обращаясь к самому себе, а не к своему собеседнику. Когда после этого он смолк на несколько минут, Оливер, в свою очередь, тоже сидел и молчал.

– Довольно, однако, – сказал старый джентльмен более веселым тоном. – Я говорил все это только потому, что у тебя юное сердце. Теперь ты знаешь, сколько горя и страданий я вынес в своей жизни, и, следовательно, будешь стараться не огорчать меня больше. Ты говоришь, что ты сирота, что у тебя нет друзей в мире. Я наводил справки, и все они подтверждают твои слова. Расскажи мне все, что знаешь о себе – откуда ты пришел сюда, кто тебя воспитал, каким образом ты очутился в той компании, в обществе которой я нашел тебя. Говори всю правду, и пока я жив, ты никогда не будешь одиноким.

Рыдания душили Оливера, и он в течение нескольких минут не мог выговорить ни единого слова. Не успел он затем приступить к рассказу о том, как его отдали на ферму и мистер Бембль взял его оттуда и отвел в дом призрения, как у парадной двери кто-то нетерпеливо дернул звонок два раза, и вслед за этим в комнату вошла служанка, доложив о приходе мистера Гримвига.

– Он идет сюда? – спросил мистер Броунлоу.

– Да, сэр, – ответила служанка. – Он спросил, есть ли мягкие булочки в доме, и когда узнал от меня, что есть, то сказал, что идет пить чай.

Мистер Броунлоу улыбнулся и, обернувшись к Оливеру, сказал ему, что мистер Гримвиг его старый приятель, что у него несколько резкая, грубая манера речи, но что это один из самых достойных людей, каких он когда-либо знавал.

– Мне идти вниз, сэр? – спросил Оливер.

– Нет, – ответил мистер Броунлоу, – напротив, я желаю, чтобы ты остался здесь.

В ту же минуту в комнату вошел, опираясь на толстую палку, старый джентльмен, хромавший на одну ногу. На нем был синий сюртук, полосатый жилет, нанковые[5]5
  Нанка – сорт грубой хлопчатобумажной ткани из толстой пряжи.


[Закрыть] брюки и штиблеты, белая шляпа с широкими полями. Из-под жилета высовывалась узенькая оборка от рубахи, а под ней болталась довольно длинная стальная цепочка от часов, на конце которой ничего не висело, кроме ключа. Концы его белого шейного платка были связаны узлом величиной с апельсин; все лицо его то и дело передергивалось самыми разнообразными гримасами, для изображения которых не хватало бы ни слов, ни красок. Во время разговора он всегда склонял голову на один бок и смотрел в то же время как-то искоса, напоминая попугая. Так же точно держался он в ту минуту, когда входил в комнату. Вытянув далеко вперед руку, в которой он держал небольшой кусок апельсиновой корки, он воскликнул ворчливым недовольным тоном:

– Смотрите! Видите ли вы это? Не странно ли и не удивительно ли, что во всяком доме, куда я только вздумаю войти, я непременно нахожу на лестнице кусок этого любимого хирургами вещества? Апельсиновая корка виновата в том, что я хромаю, и причиной моей смерти тоже будет апельсиновая корка. Да, сэр! Я умру от апельсиновой корки… Готов съесть собственную свою голову, сэр, если это неправда.

Это было любимое выражение мистера Гримвига, которое он обычно употреблял, желая придать больше силы своим словам и выражениям. Самое удивительное здесь то, что даже в том случае, если бы научные опыты доказали возможность того факта, что джентльмену ничего не стоит съесть свою собственную голову, мистер Гримвиг не смог бы этого сделать, ибо голова его была так велика, не говоря уже о толстом слое пудры на ней, что ни единый человек не смог бы прикончить ее в один присест.

– Да, съел бы свою голову, сэр, – повторил мистер Гримвиг, стуча палкой по полу. – Э-э!.. Это что такое! – продолжал он, увидев Оливера и отступая на шаг или два.

– Это молодой Оливер Твист, о котором мы говорили, – сказал мистер Броунлоу.

Оливер поклонился.

– Не вздумаете ли вы утверждать, что это тот самый мальчик, у которого была горячка? – сказал мистер Гримвиг, отступая с некоторым испугом назад. – Погодите минутку! Не говорите! Да… – продолжал мистер Гримвиг, сделавший вдруг такое открытие, при котором страх горячки сразу отошел на задний план. – Это тот самый мальчик, у которого был апельсин? Если это не тот мальчик, сэр, у которого был апельсин и который бросил эту корку на лестницу, то я готов съесть свою голову, вот что!

– Нет-нет, у него не было апельсина, – сказал мистер Броунлоу, смеясь от души. – Полно вам! Снимите вашу шляпу и поговорите с моим юным другом.

– Я слишком строг на этот счет, сэр, – сказал раздражительный старый джентльмен, снимая свои перчатки. – На мостовой нашей улицы всегда бывают в большем или меньшем количестве апельсиновые корки, и я знаю наверняка, что их бросает мальчик хирурга. Одна молодая женщина поскользнулась вчера, наступив на апельсиновую корку, и упала прямо на мою садовую решетку; я видел, как она, встав на ноги, подняла руку по направлению проклятого красного фонаря с весьма выразительной пантомимой. «Не идите к нему, – крикнул я ей из окна. – Он убийца! Он волчья яма!» Вот что он. Если нет…

Здесь раздражительный старый джентльмен крепко стукнул палкой по полу, что, как было известно его друзьям, заменяло собой его любимое выражение. Затем он сел, не выпуская палки из руки, и, открыв лорнет, висевший на широкой черной ленте, стал рассматривать Оливера, который, видя себя предметом его внимания, покраснел и снова поклонился.

– Так это тот юный мальчик? – спросил мистер Гримвиг.

– Тот самый, – ответил мистер Броунлоу.

– Как твое здоровье, мальчик? – спросил мистер Гримвиг.

– Гораздо лучше, сэр, благодарю вас, – ответил Оливер. Мистер Броунлоу, предполагая, что его странный приятель хочет сказать что-нибудь неприятное, просил Оливера спуститься вниз и сказать миссис Бэдуин, чтоб она готовила чай. Оливер, которому не особенно понравился посетитель, только обрадовался этому.

– Очень милый мальчик, не правда ли? – спросил мистер Броунлоу.

– Не знаю, – ответил мистер Гримвиг.

– Не знаете?

– Нет, не знаю. Я не вижу никакой разницы между мальчиками. Я знаю два сорта мальчиков. Одни сладкоречивые, а другие глупые, с бычьей физиономией.

– К какому же сорту относится Оливер?

– К сладкоречивым. У одного из моих приятелей есть мальчик с бычьей физиономией. Они считают его красивым. Голова круглая, щеки красные, и сверкающие глаза. Ужасный мальчик! Кажется, что все его тело и все члены сейчас раздуются так, что его синий костюм лопнет по швам. Голос у него как у штурмана, аппетит волчий. Знаю я его! Плут!

– Ну, – сказал мистер Броунлоу, – эта характеристика не подходит Оливеру Твисту, поэтому он не может раздражать вас.

– Раздражать не раздражает, – ответил мистер Гримвиг. – Он гораздо хуже.

Тут мистер Броунлоу кашлянул, чтобы скрыть свое неудовольствие, что доставило мистеру Гримвигу невыразимое наслаждение.

– Он хуже, говорю вам, – продолжал мистер Гримвиг. – Откуда он? Кто он? Что он? У него была горячка. Что же из этого? Горячка не есть болезнь, поражающая исключительно хороших людей. Худые и злые люди тоже подвержены горячке, разве это неправда? Я знал человека, которого повесили на Ямайке за убийство своего хозяина. У него шесть раз случалась горячка, однако его не помиловали на этом основании. Какие пустяки!

Дело в том, что мистер Гримвиг был вполне согласен с тем, что наружность и манеры Оливера должны крайне располагать всех в его пользу, но у него имелась страсть к противоречию, которая усиливалась на этот раз найденной им апельсиновой коркой. Решив про себя, что никто не может заставить его думать так или иначе о мальчике, он сразу же начал противоречить своему другу. Когда мистер Броунлоу сказал ему, что не может ответить удовлетворительно ни на один из предложенных вопросов, так как ни о чем еще не спрашивал Оливера, выжидая, пока он совершенно поправится, мистер Гримвиг насмешливо улыбнулся. Он спросил затем, проверяет ли экономка серебро по вечерам, потому что не будет ничего удивительного в том, если в одно прекрасное утро не окажется одной-двух столовых ложек, чему он будет очень рад, и все в таком же роде.

Мистер Броунлоу, несмотря на то что очень вспыльчив, смиренно выслушал все это. Он давно уже был знаком со всеми странностями своего приятеля. Мистер Гримвиг похвалил за чаем вкусные булочки и стал после этого говорить гораздо спокойнее. Видя это, и Оливер, тоже сидевший за чайным столом, начал чувствовать себя свободнее в присутствии старого сердитого джентльмена.

– А когда вы услышите полный, верный и беспристрастный отчет о жизни и приключениях Оливера Твиста? – спросил мистер Гримвиг по окончании чая и взглянул искоса на Оливера.

– Завтра утром, – ответил мистер Броунлоу. – Я желал бы, чтобы он был один на один со мной. Завтра утром приходи ко мне, голубчик, часов в десять.

– Хорошо, сэр, – ответил Оливер. Он дал этот ответ с некоторым замешательством, заметив суровый взгляд мистера Гримвига, брошенный на него.

– Знаете, что я скажу вам, – шепнул мистеру Броунлоу его приятель, – он не придет завтра утром. Я заметил, как он смешался. Он обманывает вас, мой добрый друг!

– Готов поклясться, что нет, – ответил мистер Броунлоу.

– Если это не так, – сказал мистер Гримвиг, – я… – И он стукнул палкой.

– Я готов жизнью поручиться за правдивость этого мальчика, – сказал мистер Броунлоу, стукнув по столу.

– А я – своей головой за его лживость, – сказал мистер Гримвиг и тоже стукнул по столу.

– Увидим, – сказал мистер Броунлоу, стараясь сдержать себя.

Но тут вмешалась сама судьба. В комнату вошла миссис Бэдуин и принесла связку книг, утром заказанных мистером Броунлоу у того же продавца книг, который уже фигурировал в этом рассказе. Положив их на стол, она приготовилась выйти из комнаты.

– Задержите посыльного, миссис Бэдуин, – сказал мистер Броунлоу, – мне нужно кое-что отослать обратно.

– Он ушел, сэр, – ответила миссис Бэдуин.

– Пошлите за ним вдогонку, – сказал мистер Броунлоу, – это необходимо. Он бедный человек, а ему ничего не заплатили. Надо отдать ему несколько книг.

Дверь на улицу была открыта. Оливер бросился в одну сторону, служанка в другую, а миссис Бэдуин остановилась на пороге и громко звала посыльного, но тот уже скрылся из виду. Оливер и служанка, задыхаясь от быстрого бега, вернулись и доложили, что не нашли посыльного.

– Жаль! – воскликнул мистер Броунлоу. – Мне очень хотелось сегодня же вечером вернуть обратно эти книги.

– Пошлите Оливера, – сказал мистер Гримвиг с насмешливой улыбкой, – он в точности исполнит ваше поручение.

– Да, позвольте мне, сэр, отнести их, – сказал Оливер. – Я всю дорогу побегу бегом, сэр!

Старый джентльмен только что собирался ответить, что он не пошлет Оливера, но многозначительное покашливание мистера Гримвига заставило его решиться на это. У него мелькнула мысль, что быстрым исполнением данного ему поручения мальчик докажет несправедливость возводимых на него обвинений.

– Хорошо, голубчик, ты пойдешь, – сказал старый джентльмен. – Книги лежат на стуле у моего стола. Принеси их сюда.

Оливер, довольный тем, что может услужить, в одно мгновение притащил книги, держа их под мышкой, и остановился с шапкой в руке, ожидая дальнейших приказаний.

– Ты скажешь, – говорил мистер Броунлоу, не спуская взора с мистера Гримвига, – что тебе приказали принести эти книги обратно и уплатить за них четыре фунта десять шиллингов, оставшихся за мной. Вот тебе кредитный билет в пять фунтов; следовательно, сдачи ты должен принести обратно десять шиллингов.

– И десяти минут не пройдет, как я буду уже здесь, – ответил Оливер. Он положил банковый билет во внутренний карман курточки, застегнулся на все пуговицы и, взяв книги под руку, вежливо поклонился и вышел из комнаты. Миссис Бэдуин проводила его до самого выхода, объясняя, как пройти более близкой дорогой, затем сказала, как зовут продавца книг, и на какой это улице. Оливер ответил ей, что все хорошо понял. Осмотрев внимательно одежду, чтобы увериться, что ему не будет холодно, она отпустила его.

– Храни Господь это милое дитя! – сказала старая леди, глядя ему вслед. – Не знаю почему, но мне не хотелось бы выпускать его из виду.

В эту минуту Оливер с улыбкой оглянулся на нее, кивнул ей и скрылся за углом. Старая леди улыбнулась ему в ответ и, заперев дверь, ушла к себе в комнату.

– Увидите, минут через двадцать, самое большее, он уже будет здесь, – сказал мистер Броунлоу. он вынул часы и положил их на стол.

– Так вы действительно надеетесь, что он вернется назад? – спросил мистер Гримвиг.

– А вы нет? – улыбнулся мистер Броунлоу.

Дух противоречия с новой силой овладел мистером Гримвигом при виде улыбки своего друга.

– Нет, – сказал он, ударив кулаком по столу, – не надеюсь. У него новый костюм, связка ценных книг под рукой и пять фунтов в кармане. Он присоединится к своим приятелям-ворам и будет потешаться над вами. Если он когда-нибудь вернется в этот дом, я съем тогда свою голову, сэр!

С этими словами он придвинулся ближе к столу, и оба приятеля сидели молча, не спуская глаз с часов.

Здесь мы находим нужным заметить – ибо это указывает на важность, какую мы придаем нашим суждениям, и на ту поспешность, с какой мы часто выводим наши заключения, – что хотя мистер Гримвиг, не злой, по существу, человек, был бы очень огорчен, если бы его друга одурачили, но тем не менее в глубине души своей желал, чтобы Оливер не вернулся.

Ночной сумрак надвигался все больше и больше, цифры на циферблате становились все менее и менее ясными, а оба джентльмена все еще сидели, по-прежнему молча и не спуская глаз с лежавших перед ними часов.