Текст книги "Хладнокровное предательство"

Домашняя жизнь. Обычная, уютная.

Ратлидж вспомнил шляпку с махровыми розами. У Грейс Элкотт явно был вкус. Красивая женщина, которую любили два мужа…

Может, она боялась Пола Элкотта, потому что он домогался не только фермы брата, но и его жены?

Он вернулся в комнату Хейзел и еще раз взглянул на детский снимок Джанет Аштон. Причастна ли она к страшному преступлению? Единственный найденный им револьвер принадлежал ей. Он разглядывал ее надутое лицо, когда услышал снизу голос Пола Элкотта:

– Инспектор Ратлидж! Вы еще там?

Он вышел на лестницу и крикнул:

– Да! А что?

– Приехал инспектор Грили. Он вас ищет. В гостинице что-то случилось.

Глава 19

Когда Ратлидж вышел во двор, то увидел, что Грили беспокойно расхаживает туда-сюда.

– Вас нелегко найти! – воскликнул инспектор.

– Что случилось?

– Настоящий кошмар. Робинсон пытался покончить с собой. Элизабет хотела ему помешать, но только сама пострадала. Он схватил острую бритву.

Ратлидж выругался.

– Отлично! Встречаемся на месте!

Он завел мотор и сел за руль. Грили развернул коляску и приготовился следовать за ним.

Ратлидж ехал быстро, взметая по обочинам снежные вихри, талую воду и грязь.

Неужели это все притворство? А может, Робинсон не вынес напряжения и горя?

Хэмиш сказал: «Если он порезал девушку, какое уж тут притворство!»

– Чтоб ему! – ругался Ратлидж. – Другого места и времени не нашел. Мог бы хоть подождать, когда его детей предадут земле! Соблюсти приличия.

Но горе каждый переживает по-своему, а Робинсону довелось поучаствовать в кровавых сражениях, а потом побыть в плену. Вернувшись домой, он узнал, что жена и дети по каким-то причинам его забыли. Теперь они мертвы. И он не может найти себе места.

Хэмиш проворчал, как будто соглашаясь с мыслями Ратлиджа: «Война нас изменила». За его простыми словами крылась бездна страданий.

Дверь черного хода стояла нараспашку. Изнутри доносились взволнованные голоса. Ратлидж широким шагом пересек двор.

Хэмиш, голос которого казался сейчас особенно гулким, сказал: «Она не пострадала…»

Войдя на кухню, Ратлидж сразу ощутил запах страха и более резкий запах горелого хлеба. У него защипало глаза. На полу была лужа крови. Рядом валялись осколки разбитых чашки и блюдца. Он невольно вспомнил другую кухню, которую видел меньше часа назад, и мужчину, который старательно оттирал пятна крови со стен.

На кухне были доктор Джарвис и Вера Камминс с заплаканным лицом. Элизабет Фрейзер, бледная и ошеломленная, сидела в своем кресле, доктор перевязывал ей руку. У двери, ведущей в коридор, стоял Гарри Камминс. Ратлиджу показалось, будто он резко постарел. Гарри не сводил взгляда с мисс Фрейзер.

Когда Ратлидж вошел, все взоры обратились к нему.

– Что случилось? Где Робинсон? – спросил он.

– У себя в постели. Я дал ему успокоительное, – мрачно ответил Джарвис.

– Я шла по коридору с чистыми полотенцами, – дрожащим голосом начала Элизабет Фрейзер. – И услышала какой-то шум в комнате мистера Робинсона. Потом глухой удар, как будто на пол упало что-то тяжелое. Я постучала и, не услышав ответа, вошла…

Она вздрогнула и повернулась к Джарвису. Доктор, насупившись, завязывал бинт. Откашлявшись, мисс Фрейзер продолжала:

– Он лежал на полу. Вокруг все было усыпано осколками фарфора, а из запястья текла кровь. А он… лежал и смотрел на нее. А когда увидел меня, то попытался перерезать себе и второе запястье. Я попробовала ему помешать. Мистер Камминс услышал шум и прибежал на помощь, а за ним и мисс Аштон. Мы все вместе с трудом одолели его – он как будто обрел силу целой дюжины человек. И он все время звал своих детей. Это было ужасно, ужасно – мне казалось, нам не удастся его спасти. Если бы не Гарри, я бы упала в обморок. Мы с трудом подняли его и ремнями привязали к стулу, а тем временем послали за доктором. – Помолчав, она еле слышно добавила: – Я боялась, что ему удастся покончить с собой.

Ратлидж повернулся к доктору:

– Как он себя чувствует?

– По-моему, пришел в себя, – ответил Джарвис. – Без конца извинялся перед всеми.

Ратлидж вышел в коридор и направился к крылу, в котором жили постояльцы. Бесцеремонно распахнул дверь комнаты Робинсона. Когда дверь ударилась о стену, мисс Аштон, сидевшая рядом с кроватью и смотревшая на бывшего зятя, вздрогнула от неожиданности и повернула к Ратлиджу испуганное лицо.

Робинсон поднял на Ратлиджа затуманенный взгляд и с трудом привстал, опираясь на локоть. Оба его запястья были перевязаны. На полу Ратлидж заметил пятна крови. Кровь испачкала и белую скатерть на столе; раньше там стояли желтый кувшин и миска. Теперь их осколки валялись на полу.

– Какого черта вы натворили? – Ратлидж развернулся к Робинсону, не слушая увещеваний Хэмиша.

Хью Робинсон ответил:

– Не знаю… По-моему… я потерял рассудок.

– Вы совершили опасную глупость! Поранили мисс Фрейзер, перепугали всех здешних обитателей и перебили кучу посуды, но ничего не достигли!

– Вы не знаете, что значит… – со слезами на глазах начал Робинсон. – Вы не знаете… Он ведь мой сын!

– Тем больше у вас оснований сохранять ясную голову и помочь ему, когда он найдется! – Ратлидж повернулся к мисс Аштон: – Комната запирается на ключ?

– Да. Мисс Фрейзер раздала нам ключи вчера вечером, после ужина.

– А где бритва?

– На кухне.

– Хорошо. Робинсон, вы под домашним арестом до тех пор, пока снова не возьмете себя в руки. Еду вам будут приносить сюда.

Он взял ключ, велел Джанет Аштон выйти в коридор и запер дверь на замок.

– Он горюет, – заметила она.

– И тем не менее. – Ратлидж положил ключ себе в карман.

Джанет Аштон зашагала на кухню следом за ним, явно не согласная с его мнением.

Хэмиш говорил: «Ты вышел из себя, потому что напрасно проездил все утро! Нехорошо вымещать свои ошибки на других».

Они дошли до кухни. Все следили за ним, встревоженные выражением его лица.

– Как он? – спросила миссис Камминс. – Он ведь мой постоялец; не представляю, что на него нашло! Мы стараемся, чтобы всем было удобно, но, понимаете, нам приходится нелегко.

От нее явственно попахивало виски.

– То, что с ним случилось, не имеет отношения к тому, что сделали или чего не сделали вы, – сказал ей Ратлидж и, посмотрев поверх ее головы на ее мужа, предложил: – Может быть, отведете жену наверх? Ей надо отдохнуть.

Камминс оторвал взгляд от лица Элизабет Фрейзер:

– Я должен остаться и убедиться, что с мисс Фрейзер все в порядке.

Миссис Камминс всхлипнула и быстро вышла в коридор. Все услышали, как она поднимается по лестнице.

– Ваше место рядом с женой, – сухо сказал Ратлидж Камминсу.

Хозяин гостиницы нехотя покинул кухню, бросив последний взгляд на женщину в инвалидном кресле.

Мисс Аштон заявила:

– Я иду гулять. Не могу сидеть сложа руки! – Она развернулась и тоже вышла в коридор.

Доктор Джарвис укладывал инструменты в саквояж, по очереди заворачивая их в тряпки.

– Робинсон практически не пострадал, – сказал он Ратлиджу, не прекращая работать. – И Элизабет тоже. Он был вне себя, действовал бездумно. Вряд ли у него хватило бы духу довести дело до конца.

Мисс Фрейзер смотрела на свою руку. На скуле у нее проступил синяк – должно быть, Робинсон ударил ее в ходе борьбы. Ратлидж еле слышно выругался. Ему хотелось схватить Робинсона за горло и как следует встряхнуть. Он сам удивился силе своих чувств.

Доктор Джарвис смерил Элизабет Фрейзер задумчивым взглядом:

– Дорогая, дать вам успокоительное? Или болеутоляющее.

– Нет. Я должна приготовить ужин.

– И все-таки я оставлю вам лекарства – вдруг пригодятся. Мне нужно навестить еще одного пациента со сломанной ключицей. Упал с крыши, когда чистил снег. Если я вам понадоблюсь, пришлите за мной.

Он кивнул Ратлиджу и вышел. Они услышали, как доктор разговаривает с Грили во дворе – тот только что приехал. Доктор и Грили уехали вместе.

На кухне воцарилась тишина. Потом Элизабет Фрейзер сказала:

– Как же я испугалась! – Голос у нее был тихий, как будто она не сознавала, что говорит вслух.

Желая хоть чем-то помочь ей, Ратлидж принялся заваривать чай. Через несколько минут он придвинул ей чашку. Она выпила ее целиком; когда она подносила чашку к губам, ее левая рука слегка дрожала.

– Попросите миссис Камминс или мисс Аштон помочь вам готовить. Повязку нельзя трогать двадцать четыре часа.

– Вы говорите прямо как доктор Джарвис! – Мисс Фрейзер улыбнулась. – Правда, на войне вам, наверное, приходилось видеть более ужасные раны, чем моя. У меня все быстро заживет.

Он не ответил. Смотрел в окно и пытался разобраться в своих чувствах. Он спас жизнь Джанет Аштон, но между ними не возникло теплоты. Они придерживались противоположных точек зрения на произошедшее, да и ее упрямство, желание во что бы то ни стало убедить всех в своей правоте мешало отнестись к ней хорошо. Интересно, почему Джералд выбрал не Джанет, а Грейс? Потому что Грейс показалась ему более беззащитной? Вдова с двоими детьми. Наверное, ему захотелось защитить их. А может, решительность и напор Джанет делали ее неженственной и грубой в его глазах? Не потому ли Джералд был добр к Элизабет Фрейзер? Она ведь тоже по-своему беззащитна.

И все же Элизабет Фрейзер была стойкой, не унывала, к своему увечью относилась спокойно. Не жалуясь, выполняла всю тяжелую работу в гостинице, отношения между хозяевами которой явно были напряженными. Ратлидж снова подумал: только нужда могла заставить ее выносить такое положение.

От него не укрылось, что Гарри Камминс тоже остро сознавал ее беззащитность.

– Я понимаю, в самом деле понимаю, – говорила тем временем Элизабет Фрейзер. – Он обезумел от горя и неизвестности. Но какая напрасная трата сил! Крови и так пролилось достаточно. Что хорошего, какой смысл в том, что он так поранился?

– По-моему, ни о каком смысле своего поступка он не думал. Хотел облегчить свою боль, вот и все. – Ратлидж опустился на колени и начал спокойно смывать кровь с пола и собирать осколки чашки.

– Не нужно, я сама, – слабо возразила Элизабет Фрейзер.

– Почему? – Ратлидж улыбнулся. – Всякий по-своему справляется с досадой и огорчением.

Она смерила его недоверчивым взглядом, но возражать не стала.

Выкинув осколки в мусорную корзину, он закрыл дверь, чтобы в помещение не проникал холодный воздух. Гарь уже выветрилась, и на кухне стало холодно и как-то неуютно, как на ферме Элкоттов.

Миссис Камминс спустилась вниз помочь Элизабет с ужином, и Ратлидж ушел, чтобы не мешать. До того он целый час просидел с Элизабет Фрейзер. Оба молчали, она о чем-то думала. Он старался не вмешиваться, поддерживая ее лишь своим присутствием. Третьим был Хэмиш, встревоженный и отчужденный.

Перед тем как миссис Камминс вернулась, мисс Фрейзер спросила, как будто подводя итог своим мыслям:

– Вы что-нибудь узнали сегодня утром? Когда вы уезжали, то на что-то надеялись. Я поняла по вашему лицу.

– К сожалению, мне почти ничего не удалось выяснить.

– Может, вы просто ищете не там, где нужно?

– Примерно то же самое сказала мне и Мэгги Ингерсон.

– Мисс Аштон убеждена, что она права насчет Пола Элкотта.

– Наверное, ей так проще.

– Проще?! Странное слово вы подобрали, инспектор! Не понимаю, какая ей выгода от того, что она его обвиняет.

Он ничего не ответил, и мисс Фрейзер робко заметила:

– Вы непременно должны выяснить, кто совершил это злодеяние, и как можно скорее! Эрскдейл, правда, уже никогда не будет таким, как прежде, но, если вы найдете убийцу, мы хотя бы сможем спокойно спать.

Он не мог признаться ей в том, что у него уже и так слишком много подозреваемых, а убедительных доказательств нет. Он не мог сказать, что блуждает в потемках, задает вопросы наугад, но преуспел не больше, чем инспектор Грили до него. А вдруг и в самом деле убийца рыщет на свободе – пришлый, чужак, которого никто не заметил в метель? Еще хуже, если убийца кто-то из местных. Тому, кто способен на такое зверство, не составит труда убить еще раз.

Он не смел больше концентрироваться на какой-то одной версии в ущерб остальным. Думать так опасно. Здесь не Лондон, где множество констеблей в разных частях города могут следить за каждым подозреваемым и ежедневно докладывать ему обо всех происшествиях. Здесь у него помощников нет. Зато кругом огромное пространство, где можно спрятаться. И все же ему не хотелось, чтобы убийцей оказался мальчик. Слишком это чудовищно.

Хэмиш напомнил: «Да, но ты не имеешь права ничего исключать, твоя работа не допускает пристрастности. Нельзя закрывать глаза на то, что следует сделать».

Ратлидж как мог старался быть беспристрастным в Престоне. Странно – закончись тот судебный процесс хотя бы на день раньше, его бы не послали на север. К тому времени, как здесь нашли трупы, он был бы на полпути в Лондон. Но если бы судебный процесс закончился на день раньше, судьба молодого Марлтона была бы иной. Долгие и серьезные дебаты присяжных спасли обвиняемого от виселицы.

Что же касается выполнения своего долга… Ратлидж все прекрасно понимал. Ему и раньше приходилось посылать в бой молодых, зеленых юнцов, потому что наступал их черед сражаться. Он научился не думать о том, что многие из них вскоре погибнут. В конце концов, окончательный выбор делал слепой случай. По крайней мере, так он себе внушал, подписывая очередную сводку убитых и пропавших без вести.

Шотландцы, воевавшие под его командой, иногда гадали на воде, спрашивая, что ждет их впереди. Ратлидж так и не понял, удавалось ли им выяснить что-то таким образом.

Что бы он спросил у воды, сиди он над чашей прямо сейчас? Где мальчик? Или – кто убийца? Джошу Робинсону лучше замерзнуть в снегу, чем оказаться на скамье подсудимых.

Глава 20

Грили сидел в своем кабинете, лицо у него осунулось от усталости. Хотя он передал руководство Ратлиджу, ему тоже приходилось принимать участие в расследовании, отчего, в числе прочего, возникал вопрос о личной ответственности. Может, он не выполнил свой долг и ему следовало арестовать убийцу лично?

Увидев Ратлиджа, Грили встал из-за стола, потянулся.

– Доктор Джарвис уверяет, что с ним, с Робинсоном, ничего страшного, – сказал он.

– У меня такое чувство, что он больше не наделает глупостей.

Грили вздохнул:

– Поэтому я и пытался отговорить его ехать в покойницкую. Некоторые сходят с ума от одного горя утраты. – Он выудил из груды лежащих на столе документов лист бумаги. – Вот, это вам. Доставили из Кесвика. Я пошел в гостиницу, чтобы передать вам, и угодил в самую заварушку. Вызвал врача, а сам отправился искать вас.

Ратлидж развернул телеграмму от инспектора Боулса. Она гласила:

«Как можно скорее сообщите о результатах тчк Главный констебль ждет».

Прочитав телеграмму, Ратлидж сунул ее в карман. Как просто сидеть в Лондоне и требовать скорейшего раскрытия дела! Но где улики, способные отправить злодея на виселицу?

Грили сказал:

– Мне сообщили, что вы допрашиваете ближайших соседей Элкоттов. Я уже со всеми поговорил. Напрасно вы теряете время!

Сев на стул наискосок от Грили, Ратлидж ответил уклончиво:

– Мне нужен был предлог, чтобы проверить, с какими препятствиями столкнулся мальчик. Например, я понял, что Джош Робинсон вряд ли попросил бы помощи у соседей. Он не дружил с сыновьями Халднесов и, по-моему, даже в самом отчаянном положении не стал бы просить о чем-то их мать. Петерсоны – люди пожилые, мальчик почти не знал их и, значит, не мог им верить. Мисс Ингерсон грубовата и замкнута в себе. Возможно, Джош побоялся бы обратиться к ней.

– Вряд ли он где-то прячется, – заметил Грили. – Даже если убийца живет в Эрскдейле и мальчик кому-то рассказал о нем, мне непременно передали бы имя убийцы. Все знают, что случилось, на это я могу рассчитывать. – Помолчав, он продолжил: – Теперь мисс Аштон. Я беседовал с ней пару раз, когда она приходила сюда с Грейс Элкотт. У меня возникло чувство, будто она считает себя выше нас, что мы не чета ее лондонским знакомым. Вы расспрашивали ее о сестре? Мне кажется странным, что мисс Аштон выбралась навестить ее в такое время года. По словам доктора Джарвиса, ее коляска перевернулась недалеко от фермы Фоллетов. Если дело было не срочным, почему она не повернула назад еще до Кесвика? Она ведь рисковала жизнью и здоровьем! Ее могли убить. Почему она вдруг сорвалась с места? Скорее всего, хотела сообщить что-то важное.

Джанет Аштон здесь чужая…

– Она уверяет, что Грейс Элкотт боялась своего деверя, Пола, – сказал Ратлидж.

– Что за ерунда! Должно быть, она что-то скрывает!

– Раз мы не можем разыскать мальчика, который расскажет, что он видел, надо хотя бы найти орудие убийства, которое приведет нас к его владельцу. Пожалуйста, составьте список всех жителей Эрскдейла, у которых имеются револьверы.

Грили задумчиво поджал губы.

– Да, хорошо. Мне следовало подумать об этом раньше, но у меня все мысли были только о мальчике. Сейчас, сейчас… – Он достал лист бумаги. – Во-первых, Халднесы. Правда, их револьвер очень старый, из него, по-моему, и стрелять-то нельзя!

– А может, их дети дали револьвер Джошу поиграть?

– Такой револьвер, как у них, разорвется в руках при первом же выстреле. Они нашли его на берегу в пригороде Ливерпуля, когда ездили туда в отпуск. Халднес говорит, он весь заржавел и валялся в песке. Вряд ли они его хоть раз с тех пор заряжали.

Хэмиш проворчал: «Значит, нечего вносить их в список».

Но Ратлидж кивнул:

– Будем иметь их в виду.

– У самих Элкоттов тоже был револьвер.

Хэмиш спросил: «Тогда зачем девчонка везла револьвер сестре?»

– У Джералда? – уточнил Ратлидж, имея в виду вопрос Хэмиша.

– На самом деле револьвер принадлежал дяде Джералда, Тео Элкотту. Он много лет проработал в Южной Африке. Кажется, имел какое-то отношение к железной дороге. Бурам он не доверял; говорят, он застрелил одного, когда отряд бурских ополченцев напал на его станцию. Я его совсем не помню – он уехал отсюда, когда я был еще мальчишкой. Он умер от лихорадки в шестом году, на пароходе, когда возвращался в Англию. Но он считался кем-то вроде местного героя, и все мы знали о знаменитом револьвере. Револьвер отдали родственникам, он был в сундуке с вещами Тео. Я знаю об этом, потому что отец Джералда мне его показывал. Не знаю, что с ним случилось. Я уже бог знает сколько лет о нем не вспоминал. Как, наверное, и все остальные. А Гарри Камминс…

Ратлидж перебил Грили:

– Где сейчас этот сундук? В доме у Элкоттов я никакого сундука не видел.

– Я тоже. Возможно, его забрал Пол Элкотт.

– Есть ли в Эрскдейле человек, друживший с Элкоттами? Прежде чем мы пойдем к Полу Элкотту, я хочу навести кое-какие справки.

– М-м-м… Наверное, вам стоит обратиться к Белфорсу, торговцу скобяным товаром. Он дружил с отцом и дядей Пола.

Ратлидж встал:

– Тогда пора его допросить!

Когда Ратлидж открыл дверь скобяной лавки, то сразу наткнулся на пристальный взгляд ярко-голубых глаз. За прилавком стоял пожилой человек, еще крепкий и широкоплечий. Лицо у него было в морщинах, руки в шрамах от работы с раскаленным железом, узловатые пальцы искривлены.

– Чем могу вам помочь? – спросил Белфорс, опершись ладонями о прилавок.

Лавка была завалена товаром: бочками с гвоздями, скобами и замками, топорищами, лопатами и заступами. К одной стене были прислонены кованые металлические калитки, к другой – вилы и грабли. А на полках лежали всевозможные цепи, молоты и гаечные ключи. В лавке пахло металлом, этот запах смешивался с ароматом трубочного табака.

– Моя фамилия Ратлидж.

– Ага, вы из Лондона.

– Совершенно верно. Мне сказали, вы знали отца Джералда Элкотта.

– Отца-то? – Некоторое время Белфорс смотрел на Ратлиджа, как будто не ожидал такого вопроса. – Да ведь он уже лет десять как умер. Ну да, мы с ним, с Генри, еще в школу вместе бегали. – Белфорс выпрямился. – Одно время ухаживали за одной девушкой. – Он расплылся в улыбке. – А она взяла и вышла за третьего!

– А его брата, Тео, вы знали?

– С вами, вижу, инспектор пришел, он наверняка сказал вам, что я и с ним был знаком.

– Расскажите о Тео Элкотте.

– Да в чем дело-то? – Белфорс покосился на Грили, как будто ждал разъяснений.

Но Грили сказал только:

– Пожалуйста, ответьте на вопрос инспектора.

– Тео с ума сходил по железной дороге. Еще с тех пор, как был мальчишкой. Читал о поездах все, что только мог отыскать. И наконец, в девятнадцать лет, уехал отсюда, и после того я видел его только один раз.

– Куда же занесла его страсть к поездам? – терпеливо спросил Ратлидж.

– Первое время он работал в Слау. А потом ему предложили место в Южной Африке, и он согласился. Говорят, он там неплохо устроился. Но умер, не успев вернуться в Англию. – Белфорс перевел взгляд с Грили на Ратлиджа. – Ну и в чем дело-то? – снова спросил он. – Ведь не думаете же вы, что Тео вернулся домой, чтобы убивать людей? – Он не скрывал ехидства.

Грили хотел было ответить, но Ратлидж его опередил:

– Нет, не думаем. Нам нужен его сундук. Сундук, в котором лежали его пожитки, сундук, который прислали сюда после того, как Тео похоронили в море.

Белфорс вздохнул:

– Где сам сундук, я знаю. Он достался моей сестре, а она переехала в Нортумберленд.

– А содержимое сундука? Что с ним стало?

– Откуда мне знать? Одежда, обувь, шляпы и прочее? Скорее всего, отдали, пожертвовали в пользу бедных.

– Он не привозил с собой сувениров из Африки?

– Ага! Значит, вас интересует револьвер? Так бы сразу и сказали! Из этого револьвера он, бывало, стрелял буров. Однажды я его видел. Генри специально принес его показать. Он гордился своим братом. Честно говоря, я бы ни за что не назвал Тео храбрецом. В то время, когда я его знал, голова у него была забита только механизмами. Но наверное, в трудную минуту ему хватило смелости.

Ратлидж понял, что терпение у него на исходе.

– Вы не знаете, что сталось с револьвером Тео?

– На ваш вопрос может ответить только Генри. А Генри, упокой господь его душу, уже давно на кладбище.

– Револьвер наверняка достался кому-то из его сыновей. Как символ дядиного мужества.

Ярко-голубые глаза Белфорса уставились в темные глаза Ратлиджа.

– По правде говоря, мне и в голову не приходило спросить у них. Понятия не имею!

Пришлось Ратлиджу удовольствоваться таким ответом. Но у него возникло странное чувство: Белфорс мог бы рассказать ему побольше, он утаивает всю правду и кормит незнакомца из Лондона полуправдой. Кого защищает старик?

Ему ответил Хэмиш: «Единственного оставшегося в живых Элкотта. Пола!»

Но Ратлидж пытался нащупать что-то еще, то, что казалось неясным и неполным. Поэтому спросил:

– Кстати, вы не предлагали Генри купить у него револьвер, когда он приносил его показывать?

В голубых глазах мелькнула искра.

– Генри не собирался продавать его. Да и зачем? Ведь револьвер принадлежал Тео.

– Тогда кто предлагал вам его?

Но тут открылась дверь, и в лавку вошел покупатель. Белфорс отвернулся, и вопрос повис в воздухе, словно привидение, которое не желает уходить.

Вернувшись в участок, Ратлидж сказал Грили:

– Прежде чем идти к Полу Элкотту, я хочу еще раз съездить на ферму и как следует там поискать. Кроме того, я должен передать сообщение в Лондон, сержанту Гибсону. Вы мне поможете?

– Пошлю в Кесвик констебля Уорда.

– Пусть берет мой автомобиль – обернется быстрее. Только попросите его непременно дождаться ответа. – Ратлидж без спросу сел за стол Грили и начал писать.

Он чувствовал, как Хэмиш стоит у него за спиной и вглядывается через плечо в список, который он составлял для сержанта Гибсона.

Когда Ратлидж вернулся в гостиницу, там было тихо. Он пошел на кухню, налил себе стакан воды и сел за стол, откуда было видно гору. Снег искрился и блестел в солнечных лучах. Днем стало видно, какая гора неровная. При свете крутые склоны казались не такими гнетущими. Камни как будто устали бороться со снежным покрывалом.

Он подумал: странно, много лет он приезжал сюда летом и бродил по горам, но местных жителей почти не знал. Да и не понимал, раз уж на то пошло. Целыми днями пропадал в горах, если погода позволяла, а вечерами они с отцом или с друзьями грелись у камина, вспоминали свои дневные походы, сравнивали виды, делились трудностями, с которыми встретились на горных тропах, строили планы на следующий день. Он особенно любил бродить по диким и красивым окрестностям озера Уэстуотер; он даже сейчас помнил пройденные тропы. Но не мог припомнить фамилий местных жителей, у которых тогда останавливался.

В дверь черного хода легонько постучали, а потом она открылась. Ратлидж вспомнил этого человека. Его фамилия Хендерсон. Он тоже искал пропавшего Джоша Робинсона и первым явился к нему с докладом.

Хендерсон кивнул Ратлиджу и остановился на пороге, как будто ожидал найти на кухне кого-то другого.

Ратлидж встал и спросил:

– Вам нужен Камминс? Или мисс Фрейзер?

– Нет. Я пришел поговорить с вами… – Казалось, Хендерсону не хочется продолжать. – Парнишку так и не нашли?

– К сожалению, нет.

– Хм… А убийцу? Вы хоть напали на его след?

– Следствие продолжается, – сказал Ратлидж. Таков был стандартный ответ, если кто-то начинал приставать к полицейским с расспросами. Затем он искренне добавил: – Мне очень жаль, но мы и его пока не нашли.

– Хм…

– Может быть, вы случайно увидели или услышали что-то, способное нам помочь?

Хендерсон опустил голову и посмотрел на свою шляпу, которую держал в руке.

– Не знаю даже, как сказать. Видел кое-что странное.

Хэмиш негромко проворчал: «Ему не по себе».

Ясно было, что Хендерсон сомневается, стоит ли рассказывать о том, что привело его сюда. Ратлидж прикусил язык и стал терпеливо ждать. Наконец Хендерсон решился:

– Вчера вечером я повел своего младшего к доктору Джарвису. Он упал, у него на ключице шишка вскочила.

– Сломал, что ли?

– Нет, вроде не сломал. Но он целый час проплакал. Жена забеспокоилась.

– Да, я ее понимаю.

– Доктор Джарвис дал ему болеутоляющее. И велел полежать у него полчаса перед тем, как идти домой. Когда мы снова вышли на дорогу, шел уже двенадцатый час.

– Жена ходила с вами? – Она могла бы все подтвердить.

– Нет, мы с сынишкой были вдвоем. Вышли из Эрскдейла, а когда проходили мимо Нароста, я случайно поднял голову и увидел, что там, наверху, горит свет.

Нарост был виден с того места, где сидел Ратлидж.

– Вы уверены?

– Огонь мигал – так бывает, когда человек несет лампу.

– Куда двигался свет? В сторону Эрскдейла или от него?

– От него. К перевалу.

– К перевалу над владениями Элкоттов?

– Да, совершенно верно. А потом огонь погас. Как будто тот, кто его нес, увидел нас и прикрыл лампу рукой. Вскоре после того я снова задрал голову, но больше ничего не увидел. Не знаю, поднимался тот человек или спускался.

– Здесь не принято ходить в горы по ночам?

– Не принято прятать свет. – Хендерсон переминался с ноги на ногу. – Я бы не стал впутывать соседей в неприятности.

– Да, понимаю.

– А мне стало как-то неприятно… аж жуть пробрала! Мне показалось, что вам нужно об этом знать.

– Да, мистер Хендерсон, вы мне очень помогли. Ценю вашу помощь и поддержку.

– Сам не знаю, почему я так забеспокоился. Вроде пустяк, а не выходит из головы.

– Вы можете сейчас же отвести меня на то место? Я посмотрю, не осталось ли там следов.

– Я уже туда поднимался. Вот еще почему я к вам пришел. Конечно, наверх я полез только утром, когда рассвело, солнце уже растопило следы на снегу. Я только и понял, что кто-то побывал там до меня.

– Мужчина или женщина?

Хендерсон покачал головой:

– Невозможно определить. Там еще и овцы паслись. Почва там каменистая, снег тает быстро. Следы меняют очертания. Но кто-то там точно побывал.

Хендерсон явно преодолевал себя, он с трудом решился рассказать постороннему человеку о том, что видел. Постояв еще немного, он кивнул Ратлиджу, нахлобучил шляпу на голову и вышел.

Когда за ним закрылась дверь, Хэмиш спросил: «Кто ночью лазает по горам?»

Ратлидж догадывался, какое имя ожидает услышать Хэмиш. Но не ответил.

Ехать на ферму было уже поздно.

Либо револьвер еще там, либо его уже забрали.

Должно быть, Джош Робинсон слышал от отчима рассказы о его героическом дяде. Но кому достался знаменитый револьвер? Может, мальчик искал его, пока мать занималась близнецами, а отчим работал в хлеву или поднимался на высокогорные пастбища? Потом он нашел револьвер и точно рассчитал время, боясь, что любопытство сестры или внимательность матери помешают ему воспользоваться оружием?

Ему стало не по себе.

Хэмиш ворчал: «В таких горных долинах нехорошо бродить в темноте. Что, если парню вдали от привычной обстановки все время было неуютно? Не тебе одному кажется, будто горы давят и смыкаются над головой».

Что именно в горной долине беспокоило мальчика? Даже если он и был несчастлив дома, даже если ему трудно было подружиться с местными мальчишками, даже если он мечтал уехать из Эрскдейла и жить с родным отцом, это еще не повод для убийства.

Может быть, во всем виноват Джералд? Что он сделал пасынку? Слишком сурово наказал его? Что могло вызвать взрыв в мозгу мальчика и заставить его думать об убийстве?

Ратлиджа передернуло. Как он ни старался, он не мог поставить себя на место Джоша. Слишком разная у них была жизнь.

Но, вспоминая слова школьного учителя о Грейс – она наотрез отказалась отправить старшего сына к его отцу, – он задумался. Давно ли сама она стала счастлива здесь? Понимала ли, как страдает старший сын? А может, она старалась не обращать на него внимания, чтобы заглушить собственную тоску? Может быть, счастливая с виду семья была на грани распада, только никто ничего не понимал?

«Другого-то убийства не было, – возразил Хэмиш. – И вряд ли еще будет. Если всех перестрелял действительно мальчик».

Но кто тогда среди ночи бродил по горам с фонарем?

Вошла Джанет Аштон – видимо, хотела погреть руки над еще теплым очагом. Она вздрогнула, увидев Ратлиджа, который сидел за столом, не зажигая света, и раздраженно вздохнула. Видимо, знай она, что он на кухне, она ни за что не зашла бы.

– Я гуляла, пока не продрогла до костей. Не помогло, – сообщила она спустя какое-то время. – Только ребра разболелись.

– Хотите чаю?

– Нет. То есть… спасибо, нет.

Джанет подошла к окну и немного постояла, глядя на гору. Снег на склоне переливался в лучах заходящего солнца.

– Ненавижу это место! – вдруг пылко воскликнула она. – Ненавижу из-за того, что случилось с сестрой… и со мной!

– Что же, по-вашему, случилось с вашей сестрой?

– Для Грейс здешняя жизнь была невыносимо трудной. Она выросла в большом городе, где много магазинов, а соседи живут рядом. Мы привыкли к удобствам и культуре. Здешние жители топят только в тех комнатах, которыми пользуются, а остальные оставляют холодными! Грейс приходилось работать одной, без прислуги и помощников.

– Если бы за Джералда вышли вы, вас ожидала бы такая же жизнь.