Текст книги "Признание"

Глава 20

После визита к миссис Даннер, оказавшегося таким плодотворным, Ратлидж поехал к себе на квартиру, распаковал саквояж и сел у окна, наблюдая за тем, как пылинки пляшут в свете лампы на столе у его локтя.

Собиралась гроза; Ратлидж явственно чувствовал изменения погоды.

Ему вспомнились слова экономки: «Я одного не понимаю… если все-таки это сделал кто-то из них – мистер Уайат или мистер Джастин, – зачем они оставили на нем медальон? Ведь он так много для нее значил…»

Конечно, можно было предположить, что тело упало в Темзу до того, как убийца успел снять медальон. Возможно, убийце помешали, когда он опустошал карманы мертвеца. Не желая попадаться на глаза случайным свидетелям, он столкнул в воду труп вместе с медальоном.

Может быть, Джастин Фаулер прямо обвинил Уиллета в убийстве миссис Рассел? И потому Уиллету пришлось убить его. А потом он, зная, что умирает от рака, попытался очистить совесть, переложив вину на Уайата Рассела.

Ратлидж покачал головой. Объяснение, можно сказать, притянуто за уши…

«Любимчик Синтии»…

Так назвал Бена Уиллета Уайат Рассел. Неужели Уиллету хватило хладнокровия убить приемную мать Синтии Фаррадей, как и человека, с которым она вместе росла? И как он мог потом жить после всего, что мисс Фаррадей для него сделала?

Вдали зарокотал гром; из-за его раскатов голос Хэмиша был едва слышен: «Уиллета прикончил Санди Барбер, чтобы избавить от позора отца и сестру».

Возможно, так оно и было, если Уиллет в самом деле так сильно изменился. Его убили, не дав ему вернуться домой, в Фарнэм, и открыть свою подлинную натуру.

Отсюда неизбежно вытекает другой вопрос: кто покушался на жизнь Уайата Рассела?

А может быть, Уиллета убил вовсе не Санди Барбер. Джессап так любит Абигейл, что мог сам убить Уиллета, чтобы оградить ее от кривотолков. Джессап также, в силу своего положения, мог перехватывать письма от блудного сына. А если он куда больше знает о книге, вышедшей во Франции, чем говорит?

Снова и снова перебирая в голове все, что ему стало известно, Ратлидж понимал, что головоломка по-прежнему не складывается, как ни крути.

Хэмиш сказал: «Если кто-то хочет повесить на Уайата убийство Уиллета, значит, кто-то хочет отомстить».

Да, вполне возможно.

Но Ратлидж никак не мог успокоиться.

Он сидел у окна. Над Лондоном бушевала гроза. Деревья на улице клонились под порывами ветра, молнии вспарывали тьму. Громовые раскаты напоминали канонаду.

Улик набралось вполне достаточно для ареста, и старший суперинтендент Боулс наверняка велел бы ему готовить дело для передачи в суд. Пусть теперь они разбираются…

Ратлидж немного по-другому относился к своим обязанностям. Он считал, что долг полицейского – рассмотреть все улики и обстоятельства и арестовать виновного. Суд же решит, наказать ли обвиняемого по всей строгости закона или оправдать без всякого ущерба. Собственно говоря, речь идет о критерии истины. То, чего так и не понял приходской священник. Даже миссис Ченнинг однажды спросила, почему он предпочел стать полицейским и не захотел пойти по стопам отца и служить в какой-нибудь адвокатской конторе.

Старые предрассудки сдаются с трудом. Многие до сих пор думают, что полицейского надо впускать через черный ход и относиться к нему как к прислуге. Правда, подобные взгляды характерны больше для представителей старого поколения. Сейчас отношение меняется.

Хэмиш ворвался в его мысли со словами: «Ты должен решать. Кто из них захотел заменить собой правосудие?»

Может быть, Джессап? Он ведь всегда считал, что Бен Уиллет поступил неправильно, бросив семью и родную деревню. Или Санди Барбер, который любит жену и готов любой ценой защищать ее?

Ответа по-прежнему не было.

На следующее утро Ратлидж вышел из дому рано. Проехав по мокрым после дождя улицам, он завернул на работу. Из своего кабинета он позвонил в Колчестер адвокату Харрисону, который вел дела покойных мистера и миссис Фаулер.

Когда мистера Харрисона позвали к телефону, Ратлидж спросил, какой именно благотворительной школе для мальчиков завещали деньги Фаулеры.

– Школе имени Джеймсона Балдриджа, – сразу ответил Харрисон. – До того, как переводить завещанную сумму, я воспользовался случаем и навел о школе справки. Мистер Балдридж был членом парламента и близким другом Уильяма Гладстона,[7]7
  Гладстон Уильям – английский государственный деятель и писатель (1809–1898), премьер-министр Великобритании (1868–1874, 1880–1885, 1892–1894).


[Закрыть] который и поощрил бездетного Балдриджа пожертвовать крупную сумму какой-нибудь лондонской благотворительной школе. Школа вполне обеспечена; ее руководство разумно распоряжается выделенными средствами. Поэтому мы выполнили пожелания мистера Фаулера-старшего.

– Почему Фаулер так заботился об этой школе?

– К сожалению, он так мне и не сказал. Он начал жертвовать школе деньги еще до своего возвращения в Колчестер.

– Что это за школа?

– Для бедных мальчиков безотносительно вероисповедания; единственное условие – ученики должны происходить из бедных семей и проявлять способности. Преподавание в школе ведется на чрезвычайно высоком уровне. Почти все выпускники в дальнейшем преуспели в жизни. Несколько человек служат в столичной полиции, многие сделали военную карьеру, некоторые приняли духовный сан. Есть учителя. Несколько человек даже попали на государственную службу.

– На государственную службу? – удивился Ратлидж.

– Один выпускник стал камердинером министра. Еще один служит управляющим крупным имением в Шотландии.

– А неудачники среди них есть? – спросил Ратлидж.

– Мне дали понять, что они тоже неплохо устроились, – сухо ответил Харрисон.

– Значит, в тюрьму не попал никто?

– Если и попали, директор не счел нужным о них упоминать.

Ратлидж поблагодарил мистера Харрисона и поехал разыскивать благотворительную школу для мальчиков имени Джеймсона Балдриджа.

Школа находилась на тихой улочке недалеко от собора Святого Павла; со дня своего основания она существенно разрослась. Кирпичное здание Викторианской эпохи поднималось ввысь на несколько этажей; арочный каменный вход напоминал епископский дворец. Правда, барельефы, идущие по фасаду, изображали не святых, а древнегреческих ученых и поэтов. Нажав кнопку звонка, Ратлидж поднял голову и посмотрел на Платона и Гомера.

Дверь ему открыл молодой человек, одетый так же хорошо, как студенты Харроу или Итона, и вежливо спросил, по какому он делу.

– К директору. Моя фамилия Ратлидж.

Его пригласили в просторный холл с полом в клетку из черного и белого мрамора, и молодой человек ненадолго отлучился. Через несколько минут к нему вышел пожилой человек, похожий на преподавателя, и спросил, какое у него дело к мистеру Лезерингтону.

– Скотленд-Ярд. Хочу навести справки об одном вашем бывшем выпускнике.

– Вот как, мистер Ратлидж… Моя фамилия Уоринг. Я могу вам помочь. Сюда, пожалуйста!

Его провели по тихому коридору в небольшой кабинет, уставленный стеллажами и рядами папок. Уоринг предложил ему стул.

– Первым делом мне бы хотелось спросить, почему вы интересуетесь одним из наших мальчиков.

– О нем мне известно следующее: его мать умерла от чахотки, а отец сидел в тюрьме. Я пока точно не знаю, учился ли он в вашей школе, но косвенные улики свидетельствуют о том, что учился. Мы ищем его, потому что, возможно, он стал свидетелем преступления, совершенного несколько лет назад. И нам помогут любые сведения, которые он сумеет нам предоставить.

Уоринг жестом показал ему на ряд папок.

– Назовите фамилию мальчика и примерные годы, когда он мог учиться в нашей школе; я попробую его найти.

– Мне известно лишь имя его матери, Глэдис Митчел. И приблизительная дата. На вашу школу я вышел потому, что человек, который, возможно, также имеет отношение к этому мальчику, много лет жертвовал вашей школе определенные суммы денег. Фамилия того человека – Фаулер.

Судя по лицу, Уоринг узнал фамилию, однако он лишь спросил:

– Когда он мог у нас учиться?

Ратлидж произвел мысленные подсчеты.

Глэдис Митчел могла лишь в двух случаях заявить, что отцом ее ребенка является Фаулер. Либо он был зачат после короткого романа с Фаулером, который оборвался, но впоследствии возобновился. Либо ребенок был зачат сразу после того, как их отношения закончились. Между разрывом с Глэдис Митчел и женитьбой на матери Джастина прошло десять лет. Фаулеров убили перед тем, как Джастину исполнилось двенадцать лет. Мальчику – если ребенок в самом деле был мужского пола – в то время было двадцать два или двадцать четыре года. С того дня прошло еще двенадцать лет; значит, сейчас убийце года тридцать четыре, а может, тридцать пять или тридцать шесть… Во всех случаях он – примерно ровесник Харолда Финли. Ратлидж назвал Уорингу предположительное время.

– Как по-вашему, он воевал?

Если речь шла о Финли, то да.

– Возможно.

– У нас в нашей часовне есть почетный список учеников, павших смертью храбрых. Возможно, его имя там. Но сначала давайте взглянем… – Уоринг пробежал пальцем по корешкам высоких папок на третьей полке, – вот на это. Митчел, говорите?

– Да. – Немного подумав, Ратлидж добавил: – Посмотрите еще на фамилию Финли.

Через полчаса Уоринг закрыл папку и покачал головой:

– К сожалению, скорее всего, вы ошиблись. Учеников с такими фамилиями у нас не было.

– А не могла ли его фамилия быть Фаулер?

Уоринг пристально посмотрел на него:

– Вы хотите сказать, что этот мальчик мог быть сыном мистера Фаулера?

– Насколько мне известно, нет. Но мать мальчика могла дать ему эту фамилию. Чтобы… выразить признательность его родне.

– Фаулера тоже не было; я бы его заметил.

Больше искать было нечего. Ратлидж перебрал все возможные варианты. Конечно, оставалась еще сестра Глэдис Митчел, но ее фамилию Ратлидж не знал. Что ж, придется снова наведаться в архив и попробовать разыскать ее. Или еще раз побеседовать с мистером Харрисоном.

Он поблагодарил Уоринга за помощь; тот явно испытал облегчение, поняв, что розыски ни к чему не привели. Школе, да и ему лично, лишние неприятности ни к чему.

Вернувшись на работу, Ратлидж еще раз позвонил мистеру Харрисону, но тот сообщил, что не знает, как фамилия сестры Глэдис Митчел.

– Кажется, вы говорили, что она занималась организацией похорон.

– Да, в самом деле. Однако счет нам пришел напрямую от владельца похоронного бюро. С сестрой мы ни в какие отношения не вступали.

Ратлидж понял: адвокаты не сочли нужным переводить деньги сестре миссис Митчел, хотя прямо мистер Харрисон об этом и не сказал.

– Точно так же оплачивалось пребывание Глэдис Митчел в санатории или, например, сооружение надгробного памятника?

– Совершенно верно.

Едва Ратлидж успел положить трубку, как вошел сержант Гибсон.

– Какие новости о старшем суперинтенденте?

– Ему в первый раз позволили немного посидеть в кресле. Хотя впереди у старшего суперинтендента еще много времени, он не любит пребывать в праздности.

Ратлидж согласился с сержантом. После того как у Боулса случился инфаркт, в Скотленд-Ярде все чуточку изменилось. Все как-то притихли и занимались своими делами без особой уверенности в будущем. Инспектор Майклсон, которого послали расследовать убийство в Нортумберленд, старался лишний раз не попадаться начальству на глаза. Интересно, подумал Ратлидж, полетит ли голова Майклсона, если Боулса заставят выйти в отставку по состоянию здоровья? Уверенный в том, что состоит под защитой Боулса, Майклсон ухитрялся наступать на больные мозоли всем кому не лень. Вопрос в том, позаботится ли Боулс о том, чтобы Майклсона так же защищал его преемник.

Сам Ратлидж считал временное отсутствие Майклсона благотворной передышкой.

Он вернулся к себе в кабинет и попытался сосредоточиться на папке с делом, которую немного раньше принес ему Гибсон. Но мысли его все время возвращались к стоящей перед ним задаче.

Замечание миссис Даннер о медальоне казалось ему верным.

Кроме того, неразгаданной оставалась загадка благотворительной школы.

Стремление Фаулера-старшего помогать школе с такого юного возраста должна была иметь какое-то отношение к его первому браку, окончившемуся катастрофой. Может быть, после того, как его первый брак аннулировали, он купил молчание Глэдис Митчел, пообещав ей, что ее сын получит приличное образование? Едва ли ему хотелось, чтобы Глэдис Митчел спустя год-два снова возникла в его жизни и стала шантажировать его. Ведь он собирался жениться во второй раз. Образование ребенка, пусть даже ребенок был не его, должно было, как он считал, надежно защитить его от проблем в будущем. А крупные взносы, которые регулярно поступали на счет школы, должны были обеспечить хорошее отношение к мальчику.

Но при чем здесь убийства?

Видимо, пока ему не удалось обнаружить связующее звено…

Несчастный, брошенный ребенок, возможно, жаждал мести. Особенно если мысли о мести внушала ему несчастная, умирающая мать. Сначала он решил убить Фаулеров. А потом, узнав, что Джастин выжил, стремился разыскать его и погубить членов его новой семьи.

Хэмиш презрительно хмыкнул: «Уиллет не был членом его семьи!»

Ратлидж глубоко вздохнул.

«Медальон-то оказался у него. Значит, и Уиллет каким-то образом связан с ними».

«Все они собрались в усадьбе в тот день, когда пропала миссис Рассел. Он ведь мог укокошить их всех одним махом. И покончить с прошлым раз и навсегда».

«Тогда за ним бы стали охотиться».

«Ведь не охотились же, когда убили Фаулеров».

Не в силах усидеть на месте, Ратлидж вышел из здания, перешел по мосту на другой берег Темзы, потом развернулся и вернулся назад. Ходьба ему не помогла.

Он сел в машину и поехал в больницу, где лежал майор Рассел. Ему сообщили, что майора перевели в общую палату.

– Вы делаете успехи, – заметил Ратлидж, садясь на стул рядом с кроватью майора. – Вот видите, из палаты для тяжелобольных вас уже перевели к остальным страдальцами.

Майор Рассел поморщился:

– Мои соседи ужасно храпят! Из-за храпа я вчера всю ночь глаз не сомкнул.

– Наверное, вам все равно бы не спалось.

– Да. Дышать тяжело. От этого я не сплю. Чего вы от меня хотите? Пришли задать еще вопросы? Если бы я мог на них ответить, тот подонок сейчас уже был бы в наручниках!

– Я пришел, чтобы спросить вас о Харолде Финли. Миссис Даннер хотела бы, чтобы у нее был такой сын, как он. Синтия Фаррадей уговорила его свозить ее в Лондон, вопреки желанию вашей матушки. Ваша мать наняла его, чтобы он ее возил. Словом, женщины к нему благоволили. Интересно послушать, как к нему относились вы.

– К Финли? Да я его почти не замечал. Раньше, когда маме нужно было куда-то поехать, ее возил садовник, но потом она купила машину. Машина ей не нравилась, она называла ее «эта штука». А садовник не умел с ней управляться. Поэтому она разместила объявление, что ищет шофера, который, если понадобится, сумеет прислуживать и дома. Агентство прислало к ней на собеседование трех или четырех человек. Она выбрала Финли. Работал он очень хорошо. Синтия напропалую флиртовала с ним, но она была ребенком, и именно так он с ней обращался – к ее досаде. Мама только посмеивалась. Со мной и Джастином Финли тоже обращался уважительно. Я принимал его как должное. Наверное, так же, как принимал миссис Бродли, миссис Даннер, Нэнси и остальных. Они просто были – и все.

– Не казалось ли вам, что под маской вежливости в нем таится гнев?

– Ни разу не видел, чтобы он выходил из себя.

– Не вел ли он себя по-другому, когда вы оставались с ним наедине? Когда миссис Рассел не было рядом и он мог становиться самим собой?

– Нет… насколько я помню. Он знал свое место и держался за него. На что вы намекаете?

– Ни на что. Харолд Финли очутился в замкнутом мирке, состоящем из женщин и детей. Вы не думаете, что он что-то скрывал? Например, темное прошлое или свое настоящее имя?

– Господи, какое у вас извращенное воображение! Нет. Финли был Финли. Вот и все.

– По-моему, при своих способностях он мог бы найти работу где угодно. Зачем хоронить себя заживо в глуши, на болоте, где в свободные дни можно развлечься только в Тилбери?

– По-моему, болота ему нравились. Как-то он возил меня кататься на лодке; мы больше часу просидели в камышах, наблюдая за болотными птицами. До него я никогда по-настоящему не обращал внимания на птиц. Он подарил Джастину грошовую свистульку; никто из нас не умел на ней свистеть, но мы старались и насмешили Синтию до слез.

Поняв, что его расспросы ни к чему не привели, Ратлидж спросил:

– Часто ли в «Берег» приезжали посторонние люди?

– Если и приезжали, я никогда их не видел. На что вы намекаете?

– По-моему, я гоняюсь за призраками.

Наступила короткая пауза, после чего Рассел сказал:

– Насколько я понимаю, Синтия не воспылает ко мне жалостью и не решит навестить меня?

– Не знаю. Ее очень потрясла ваша последняя встреча.

– Да уж, не сомневаюсь, – уныло ответил Рассел. – У меня с ней как-то никогда ничего не получалось. Тут, наверное, требуется особый дар.

– Вам что-нибудь нужно?

– Терпение, – ответил майор.

Из больницы Ратлидж поехал на работу. В коридоре его окликнул констебль Генри:

– Сэр! На вашем столе лежит записка. Некий Джордж Манро просит ему перезвонить.

– Спасибо, сейчас перезвоню.

Через десять минут он дозвонился до Манро и спросил:

– Есть у тебя что-нибудь для меня?

– Да, есть. Правда, не думаю, что это тебе чем-нибудь поможет.

– Ты нашел сведения о Джастине Фаулере и Харолде Финли?

– Учти, на то, чтобы найти их, у меня ушло несколько часов, потому что я не там искал. Наконец, я для очистки совести попробовал поискать в другом месте. Там-то я и обнаружил их обоих.

– Погоди, только достану записную книжку.

– Иен, она тебе не понадобится. Все очень просто.

– Хорошо. Выкладывай!

– Я посмотрел списки погибших, потом списки пропавших без вести. Их там не оказалось. Я перешел к спискам дезертиров. И нашел там их обоих. Военному министерству тоже очень хочется найти их. Хотя война кончилась, им по-прежнему грозит расстрел.

– Когда они дезертировали?

– Летом пятнадцатого года.

Глава 21

Ратлидж так и застыл, приложив трубку к уху. Через какое-то время Манро спросил:

– Ратлидж, ты куда пропал?

– Никуда, я здесь.

– Как ты наткнулся на их имена? Мне бы очень хотелось это узнать.

– Они всплыли при расследовании убийства, которое веду я. С самого Перемирия они оба не давали о себе знать. В каком месяце они дезертировали?

– Незадолго до того оба получили ранения – правда, не одновременно. Установлено, что они не причинили себе увечья намеренно, желая поскорее попасть домой. Финли не вернулся в свой полк во Франции в июле. Рана Фаулера оказалась серьезнее, но он не вернулся в строй в сентябре. Более того, пропустил медицинскую комиссию, на которой должны были определить, можно ли ему возвращаться на фронт. Медкомиссия проводилась в августе. По-моему, их исчезновения никак не связаны между собой. Мне бы очень хотелось узнать, что по этому поводу думаешь ты.

– В моем деле теперь появились новые белые пятна…

– Да, я так и думал. Итак, власть переменилась. Напоминаю, что теперь ты мой должник – что лично для меня гораздо приятнее, чем наоборот. Передай привет Франс, хорошо? Только позавчера о ней спрашивала Джоан.

– Обязательно передам.

Манро отключился. Через какое-то время в трубке послышался голос диспетчера. Он поинтересовался, не хочет ли Ратлидж позвонить еще куда-то. Только тут Ратлидж сообразил, что так и замер с трубкой у уха.

Домой Ратлидж вернулся поздно; ему пришлось допрашивать подозреваемого, проходившего по другому делу. В квартире было жарко, душно; он открыл все окна, чтобы впустить хоть немного воздуха. В Лондоне необычно долго тянулся период сухой и теплой погоды, сопровождавшейся грозами. Правда, грозы совсем не освежали.

Он прекрасно понимал, что в деле Уиллета вернулся к тому, с чего начал. И чем больше он узнавал, тем менее вероятным казалось, что исчезновение миссис Рассел имеет какое-то отношение к убийству Уиллета. Если Уиллет даже нашел медальон на болоте, участвуя в поисках, а потом заменил свадебную фотографию портретом Синтии Фаррадей, его можно обвинить в краже, а не в убийстве. Скорее всего, суд признает, что Уиллет решил выдать себя за Уайата Рассела, потому что голова у него шла кругом от сильнодействующих наркотиков, которые ему прописали.

Как безупречно Уиллет выдавал себя за другого – никто ничего не заподозрил!

Ратлидж снова попробовал представить, из-за чего кто-то покушался на жизнь майора Рассела. Может быть, его, бредущего в камышах, спутали с настырным инспектором Скотленд-Ярда? Решили покончить с полицейским ночью, без свидетелей. Если его не станет, уже никто не узнает, почему убили Бена Уиллета.

Даже если искать инспектора будет целый отряд его коллег из Лондона, у них не больше шансов найти его, чем раньше у отряда, который искал пропавшую миссис Рассел.

«Он ведь не пришел проверить, умер ты или нет!» – напомнил Хэмиш.

«Да, потому что боялся наследить. Меня бы все равно хватились не раньше чем через несколько дней. Наверное, убийца рассчитывал, что до того успеет спихнуть мой труп в реку».

Хэмиш сказал: «Дом-то его».

«Наверное, он приезжал сюда достаточно часто, чтобы напомнить себе об этом. И если убийца не Джессап, по-моему, он знает, кто убийца».

«Да, очень даже возможно».

Ратлидж понял, что стычка с Джессапом неизбежна. Что ж, тем лучше!

Он отошел от окна и вскоре лег в постель, но заснул не сразу. Он думал о Синтии Фаррадей и пытался сообразить, что именно делало ее такой привлекательной в глазах многих мужчин.

Вопреки пословице, утро не оказалось мудренее вечера.

По пути на работу Ратлидж размышлял, не дать ли объявление в «Таймс» с просьбой к Джастину Фаулеру или Харолду Финли обратиться в Скотленд-Ярд. Нет, не стоит. Оба они считаются дезертирами и понимают, что им грозит. Значит, такой путь для него закрыт.

Должен быть другой.

В кабинете, отказываясь признать свое поражение, он все же стал составлять объявление в газету.

Хэмиш напомнил ему: «А ведь Фаулер к своим денежкам и не притронулся. Вот увидишь, он умер. Потому-то и не явился на медкомиссию».

«Тогда где спрятали его тело?»

«В реке. Тело миссис Рассел ведь тоже не нашли».

«Почему тогда майора Рассела не сбросили в реку?»

Ратлидж покачал головой: он знал ответ на последний вопрос. Убийце или убийцам помешали они с Моррисоном. У злоумышленников просто не было времени подойти к «Берегу» на лодке и утащить с собой труп.

Постепенно у него в голове начал складываться некий план.

Оживившись, Ратлидж лихорадочно работал три четверти часа, комкал листы бумаги, если делал ошибку или неправильно, по его мнению, составлял фразу. Наконец, довольный, он пошел искать сержанта Гибсона.

– Вот, прочтите. Я бы хотел, чтобы завтра это появилось в утреннем выпуске «Таймс».

Гибсон проглядел лист бумаги, потом поднял глаза на Ратлиджа.

– Сэр, это правда?

– Только наполовину. Рассел жив, но тяжело ранен. Возможно, тот, кто стрелял в него, убил и Бенджамина Уиллета. Мне нужно взять его, пока он снова не начнет убивать.

– А он, по-вашему, начнет?

– Если узнает, что Рассел жив, он непременно снова попытается до него добраться.

Гибсон еще раз перечитал текст объявления:

«Три дня назад на лужайке возле собственного дома по Фарнэм-роуд (Эссекс) был застрелен майор Уайат Рассел. Его увезли в лондонскую больницу, где, как ожидалось, он придет в себя и назовет имя того, кто покушался на его жизнь. Сегодня в шесть утра майор скончался от сильной кровопотери и общего заражения. Скотленд-Ярд возбудил дело об убийстве от рук неизвестного лица или неизвестных лиц. Всех, кто имеет какие-либо сведения, способные помочь в расследовании, просят связаться с сержантом Гибсоном в Скотленд-Ярде. Анонимность обратившимся гарантируется».

– Я обо всем позабочусь, – обещал Гибсон, однако в его голосе угадывались нотки сомнения. – А майора вы уже известили?

– Сейчас поеду к нему.

Приехав в больницу, Ратлидж первым делом поймал доктора Уэйда – тот как раз выходил из операционной. Они ушли в пустой кабинет, и Ратлидж изложил доктору свой план.

– Не нравится мне это, – сухо заметил Уэйд. – Опасность заражения еще не миновала.

– Я понимаю, чем мы рискуем. Но если майор Рассел выживет, тот, кто стрелял в него, затаится и попробует снова напасть.

– Вы так в этом уверены?

– Мне бы не хотелось, чтобы мое подозрение подтвердилось.

– Да, в том-то и дело. Но куда вы его увезете? Ему требуется уход, в одиночку он не справится.

О том же самом думал Ратлидж по пути в больницу. Первым ему в голову пришел приходской священник Моррисон. Но у того в доме слишком мало места. К тому же, если состояние майора ухудшится, ближайшая больница слишком далеко. Кроме того, дом священника совсем рядом с Фарнэмом. Моррисону не справиться с разъяренным Джессапом.

Второй вариант – клиника в Оксфордшире, но он был почти уверен, что майор не захочет о ней и слышать. А осторожный убийца наверняка первым делом обратится туда, чтобы проверить, правду ли написали в «Таймс».

Третий вариант – увезти майора к Синтии Фаррадей. Это тоже рискованно.

Оставалось последнее: перевезти майора к себе на квартиру, и чтобы с Расселом поехала сиделка. Все в Ратлидже сопротивлялось этому предложению. Его квартира – его убежище, его берлога, куда можно спрятаться и зализать свои раны. Там он кричит по ночам, когда ему снится война… Дома и Хэмиш разговаривал громче всего, и его присутствие казалось вполне ощутимым.

Здравый смысл подсказывал: ни майор, ни сиделка не догадаются о Хэмише Маклауде. И все же та часть его подсознания, в которой поселился Хэмиш, сжалась от ужаса и отчаянно сопротивлялась, как Ратлидж ни убеждал Хэмиша, что, пока у него будет жить майор, сам он переедет в другое место.

Проведя остаток пути до больницы в борьбе с самим собой, Ратлидж одержал победу и сказал доктору Уэйду:

– В мою лондонскую квартиру.

Следующие полчаса Ратлидж и Уэйд обсуждали все возможные мелочи. Наконец, оба решили, что все продумано.

Доктор Уэйд заметил:

– Я по-прежнему не убежден в том, что это необходимо.

– Давайте попробуем, а там видно будет.

Войдя в палату, Ратлидж увидел, что майор Рассел сидит, опершись о подушки, и пьет воду из стакана.

– Удивлен, что вижу вас снова, – сказал майор, когда Ратлидж присел на стул рядом с его кроватью. – Я думал, наши с вами дела закончатся, когда вы найдете того, кто на меня напал. Я рассказал вам все, что мне известно, – сухо добавил он, когда Ратлидж придвинулся ближе к кровати.

– Я приехал для того, чтобы организовать вашу смерть.

– Будь я проклят!

Ратлидж протянул майору копию страницы, которую он отдал сержанту Гибсону. Отставив стакан, Рассел прочел, что там написано, а потом перечел еще раз.

– Да, я понимаю, куда вы клоните. Ладно, как мне умереть? И куда вы меня увезете? Только не в Оксфордшир, учтите, иначе я отказываюсь вам помогать!

– С этим возникли небольшие затруднения, но мы нашли решение. Я придумаю, как все уладить. Пожалуйста, постарайтесь сыграть свою роль как можно лучше. Через полчаса вы позовете сиделку. Она осмотрит вас и накроет вам лицо. Потом кто-нибудь унесет ваш… м-м-м… труп.

– Когда вы получите, что хотите, вы уберете извещение о смерти?

– Да, конечно, сразу же. – Ратлидж забрал у майора листок и сунул его себе в карман. Потом он спросил: – Вы знали, что Джастин Фаулер значится в списках дезертиров?

– Джастин?! Вы, наверное, шутите! Хотя… – Рассел немного помолчал и продолжал: – Странно. Как-то Джастин сказал нечто, чего я никогда не понимал. Он признался: война для него слишком кровавая, от нее у него снова начинаются кошмары.

Ратлидж пригнулся ближе, чтобы их никто не подслушал, но пациент у него за спиной сильно закашлялся, и ему пришлось повторить вопрос:

– Вы знали, что родителей Джастина Фаулера зверски убили, что ему самому нанесли несколько ударов кинжалом и приняли за мертвого?

– Боже правый! Нет. Неужели это правда? Джастин? Убийцу поймали? Нет? – Рассел тихо присвистнул. – Мама знала? Мне она ни слова не говорила. Теперь понятно, откуда у него шрамы. Мама как-то обмолвилась, что ему делали операцию… – Помолчав, он сухо добавил: – Я тогда был мальчишкой, но не поверил ей. Я завидовал, потому что думал, что Джастин совершил какой-то подвиг. И как-то прямо спросил его о шрамах. Знаете, что он ответил? «У меня нет никаких шрамов». Я подумал, что его заставили под присягой хранить тайну, и очень разволновался.

Ратлидж сказал:

– Что ж, пора начинать. Я должен идти.

Рассел задержал его:

– Вчера, засыпая, я кое-что вспомнил. Когда я наткнулся на Бена Уиллета в Лондоне, он попросил меня позаботиться о том, чтобы Синтия получила коробки, которые он оставил для нее в его квартире в Блумсбери. Он был в нее влюблен. Это было ясно как день. Я спросил, почему нельзя переправить коробки его родне в Фарнэм. Уиллет ответил, что им они без надобности. Но я из ревности ничего с ними не сделал. Насколько мне известно, коробки до сих пор на месте. Всю ночь меня мучила совесть. Я поступил плохо. Больше мне некого просить. Моррисон так и не вернулся. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы с ними ничего не случилось до тех пор, пока я сам не смогу их забрать.

– Что за коробки?

– Не знаю. Любопытства не хватило спросить.

Ратлидж поблагодарил его и вышел.

Он ждал в другой палате, пока майора не перевезли; наблюдал, как сиделка, с которой он заранее договорился, выбежала из палаты, позвала доктора Уэйда. Через несколько минут накрытое простыней тело майора Рассела унесли на носилках под мрачным, зорким взглядом старшей сестры. Наконец, прибыл гробовщик, а Ратлидж вышел к своей машине и стал ждать.

Передача состоялась на стоянке милях в двух от больницы. Сиделка помогла майору пересесть на заднее сиденье машины Ратлиджа. Несмотря на боль, майор держался стоически. Ратлидж поблагодарил водителя похоронного фургона. Час спустя майор Рассел оказался в квартире Ратлиджа; измученный, он лежал в постели, а сиделка измеряла ему пульс, температуру и давление.

Ратлидж быстро упаковал в саквояж все, что могло ему пригодиться, и положил саквояж в багажник машины. Вернувшись, он еще раз напомнил сиделке, чтобы она никому, кроме него, не открывала дверь.

Затем он поехал в Блумсбери. Он не сразу нашел меблированные комнаты, в которых Бен Уиллет жил, когда приезжал в Лондон; пришлось спросить дорогу у человека, который выгуливал красивого английского сеттера.

Дом оказался небольшим, чистеньким; на двери висело объявление о том, что здесь сдаются комнаты. Ему открыла высокая женщина с седеющими рыжевато-каштановыми волосами и морщинистым лицом. Как только она заговорила, стало ясно, что она ирландка.

– Здравствуйте, дорогой мой. Ну да, объявление-то висит, но, к сожалению, комната уже занята… Я просто не успела его снять. Но у моей подруги – она живет совсем рядом – свободные комнаты есть.