Текст книги "Новые надежды для мертвецов"

– Миссис Хикки к этому делу не имеет никакого отношения. Она очень состоятельная женщина. У нее собственный цветочный магазин в Гейблз. Так что забудь о ней, Санчес. У нас и без того куча работы.

Эллита ничего не сказала. Только посмотрела на Хока со значением и отхлебнула кофе.

Хок снял пиджак и повесил его на спинку стула. Он уже третий день не снимал цветастую рубашку с коротким рукавом, и под мышками у Хока образовались по три белых концентрических окружности. Свежую рубашку Хок получит только в субботу вечером, так что пока придется терпеть. В лишенной окон комнате для допросов было довольно прохладно, но от Хока уже воняло потом, так что кондиционированный воздух его не спасет. Эллита наверняка уже учуяла, как от него несет. Ну и что с того? В конце концов от нее тоже вечно пахнет «Шалимаром» и мускусом. Как и все кубинки, она не знает меры, прыскаясь духами.

– Можешь взять себе любую стопку, – сказал Хок. – Все равно каждому из нас придется ознакомиться со всеми делами. Будем меняться прочитанными папками. Когда одолеем все пятьдесят дел, выделим из них три наиболее перспективных, по общему мнению, случая. Займемся их расследованием, а там посмотрим, как все пойдет… В идеале, было бы неплохо достичь консенсуса относительно десяти «висяков». Но все должны составить списки самостоятельно, без всякого обмена мнениями. Понятно?

– Понятно. Но мы не успеем просмотреть все дела за сегодня.

Хок пожал плечами.

– А куда нам торопиться? У нас в запасе два месяца. Лучше потратить неделю на чтение и заняться наиболее перспективными делами, чем хвататься за первую попавшуюся папку и тратить на нее попусту ту же неделю.

Хок и Эллита принялись за чтение, не откладывая дело в долгий ящик. В комнате для допросов воцарилась тишина. Лишь изредка Санчес и Хок отрывались от чтения, чтобы сделать нужные пометки в блокнотах. Билл Хендерсон появился в комнате для допросов в половине десятого Хок коротко рассказал ему о разработанной им методике, и Билл, прихватив третью стопку папок, примостился у дальнего стола.

– Этот кофе для тебя, Билл, – сказал Хок, показывая на пластмассовый стаканчик.

– Спасибо, Санчес, – поблагодарил Эллиту Билл, снимая пластмассовую крышечку со стакана. Он отхлебнул глоточек кофе и скорчил недовольную гримасу: – Да он же совсем остыл! Пойду, схожу в буфет за горячим. Кто-нибудь еще будет кофе?

– Я сама схожу, – сказала Эллита, вставая из-за стола. – Я не думала, что вы так долго будете общаться с Гонсалесом и Слейтером.

Как только Эллита вышла, Билл тут же пересел на ее место, поближе к Хоку.

– Я и так опоздал сегодня на службу, а потом пришлось еще пререкаться со Слейтером. Он хотел, чтобы я завтра отправился в Майами-Бич. Там кто-то играет свадьбу, и им нужен охранник, который бы приглядел за подарками. За это платят пятьдесят баксов, из которых Слейтер забирает десять процентов посреднических. Правда, нужно быть в униформе. Но все равно, Хок, эта работе – не бей лежачего. Разве плохо побродить по залу три часа, попивая шампанское, да еще и полтинник за это получить? Я бы не стал отказываться, но уже обещал Марии и детишкам, что свожу их в зоопарк. Хок, если ты хочешь заработать пятьдесят баксов, то еще не поздно. Можешь договориться со Слейтером.

– Билл, я похудел на десять килограммов, и униформа теперь висит на мне как на вешалке. Хотя не в униформе, конечно, дело. Просто став сержантом, я поклялся никогда больше не заниматься подработками. Дело вовсе не в моей щепетильности. Деньги мне пригодились бы, но меня возмущает Слейтер. Десять процентов за посредничество – это грабеж средь бела дня! Я ему прямо так и сказал, когда он впервые предлагал мне подработать. С тех пор он мне ничего не предлагает. Если я сейчас попрошу у него работу, Слейтер решит, что я прогнулся.

– Понятно. Я просто сообщил тебе информацию, и ни в коей мере не хотел тебя обижать… Знаешь, почему я опоздал сегодня? Из-за своего оболтуса. Пришлось прочесть ему небольшую нотацию перед школой. Представляешь, учитель физкультуры записал в дневнике, что Джимми отказывается принимать душ после урока.

– А сколько ему сейчас?

– Четырнадцать. Я его спрашиваю: «В чем дело?» А он говорит, что не хочет, чтобы одноклассники разглядывали его член.

– Он у него слишком большой или слишком маленький?

– Откуда я знаю?! Он же и мне его не показывает. Сколько я его ни увещевал, парень уперся рогом и ни в какую. Короче, пришлось сочинять записку учителю физкультуры и вешать ему лапшу на уши – дескать, у Джимми чесотка, он мажется серной мазью, которую нельзя смывать. В общем, написал какую-то ахинею.

– Рано или поздно ему все равно придется ходить в душевую после физкультуры, – заметил Хок.

– Да я знаю. Но Джимми жутко стеснительный мальчик, Хок. Не то что Дафна. Она младше его на год, но совершенно без комплексов. Если ей дать волю, она с радостью помылась бы в мальчишечьей душевой вместо Джимми.

– Это у нее все от матери, Билл. Мария же у тебя активистка-феминистка. Небось, дает читать дочке журнал «Мисс», а?

– Как же, заставишь ее что-нибудь прочесть… Учиться ни хрена не хочет. Представляешь, на прошлой неделе спрашивает меня: «Па, а когда мы в следующий раз будем отмечать двухсотлетие Соединенных Штатов?» Я просто охренел. Она, по-моему, до сих пор по слогам читает. Причем, девка-то сообразительная, просто учиться не желает. Знаешь, вот она смотрит по телевизору детектив и еще до первой рекламной паузы уже знает, кто преступник. Я даже думал, что у нее дислексия, или со зрением проблемы… Ни фига подобного! Просто не любит читать книжки, и все. Хоть ты тресни. Зато Джимми прочел всю мою библиотеку. И «Приключения дока Сэвиджа», и марсианский цикл Эдгара Райса Берроуза.

– А я, например, вообще не знаю, умеют мои дочки читать или нет, – философски заметил Хок.

– Ты скучаешь по ним, да? – участливо поинтересовался Билл.

– Нет. Так, иногда.... Они были совсем маленькие, когда мы с Патси развелись, так что я не успел как следует с ними познакомиться. Наверное, я просто не создан для семейной жизни.

В это время вернулась из буфета Эллита, и троица погрузилась в чтение. В половине двенадцатого Хок сделал небольшой перерыв, чтобы проверить свою ячейку для сообщений. Помимо обычной корреспонденции, там лежали две телефонограммы от Харольда Хикки. Он сообщал, что весь день будет дома. Результаты вскрытия Хикки-младшего еще не поступили, и никаких бумаг, требующих срочного ответа, в ячейке также не оказалось.

Вернувшись в комнату для допросов, Хок сообщил Эллите и Хендерсону, что ему нужно ненадолго отлучиться, и предложил своим коллегам тоже сделать перерыв на обед.

– Я постараюсь вернуться часам к четырем, – сказал Хок. – Мне нужно подыскать, наконец, какое-нибудь жилье, а то уже сроки поджимают.

– Ты только не нервничай, Хок, – сказал Билл Хендерсон. – Если не успеешь уложиться в отведенные сроки, то я поставлю тебе раскладушку на своей веранде.

– Спасибо, Билл. Но ты же сам знаешь, что я не очень лажу с твоей супругой. Она все время обвиняет меня в сексизме, а я даже не знаю, что это такое.

– Так я же не предлагаю тебе поселиться у меня навеки, Хок. Но, по-моему, лучше пару дней перекантоваться на раскладушке, чем оказаться отстраненным от работы без сохранения содержания.

– Спасибо тебе, Билл. Если будет совсем уж туго, то я, конечно, воспользуюсь твоим приглашением… Ладно, хватит об этом. Если я не вернусь к половине пятого, заприте все папки в моем кабинете. Продолжим работать с ними в понедельник. Пока не займемся непосредственно следственными мероприятиями, будем считать, что у нас восьмичасовой рабочий день.

– Если надо, я могу завтра заскочить в контору на пару часов, – вызвалась Эллита.

– В этом нет необходимости, но если тебе хочется, то ради Бога, – ответил Хок. – Я все-таки надеюсь обернуться до четырех часов.

Он спустился в гараж, сел в свой «леманс» и поехал в Хеллендейл. Быстрее всего туда можно было добраться по шоссе И-95, но Хок решил сделать крюк и потому повернул на трассу ЮС-1. Если Хоку случалось оказаться в северном Майами, он непременно заезжал в кафе «Сэндвичи Сэма», чтобы угоститься ржаной булкой с говяжьим языком. Сэм никогда не брал у Хока денег за сэндвич, но Мозли не злоупотреблял этой своей привилегией, и пользовался ею не чаще одного раза в месяц. Впрочем, заезжал Хок к Сэму не из-за «халявного» бутерброда, а потому, что у Сэма были лучшие сэндвичи во всем округе Дейд, если не считать заведение «Вулфи» в Майами-Бич.

Глава 7

Перед въездом в «Клуб Меркурий» стояла караульная будка, в которой нес вахту охранник в зеленовато-голубой униформе и фуражке с золотым околышем. К черному ремню из патентованной кожи прицеплена пустая кобура. В левой руке у охранника небольшая папка, а в правой – бумажный стаканчик с кофе. Несколько капель кофейного напитка упали с пышных усов охранника прямо на его брюки.

Хок остановился перед опущенным черно-желтым шлагбаумом. Охранник взглянул на папку, потом на стакан с кофе, сообразил, что обе руки у него заняты, поставил стакан на землю и выудил из нагрудного кармана шариковую ручку.

– Рамон Новарро, – представился Хок. – К мистеру Харольду Хикки.

Охранник раскрыл папку, нашел в отксерокопированном списке жильцов Харольда Хикки и вписал в чистую графу напротив его фамилии: «Р. Новарро». Затем записал регистрационный номер автомобиля и нажал на потайную кнопку. Шлагбаум стал медленно подниматься.

– Квартира 406, – сообщил охранник Хоку адрес мистера Хикки.

Хок въехал на территорию клуба, припарковал машину у обочины газона, вышел из нее и вернулся к караульной будке. «Клуб Меркурий» состоял из трех приземистых многоквартирных домов и собственно клубного здания. Территория клуба была обнесена трехметровым забором, выкрашенным в желтый цвет. По верху забора была пропущена в три ряда колючая проволока. В глубине двора виднелись ворота, которые, очевидно, вели на пляж и к причалу. Ворота были заперты и на них висела табличка «ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЛЕНОВ КЛУБА». Хок предположил, что у каждого члена клуба, скорее всего, есть собственный ключ от этих ворот. Подойдя к охраннику, Хок спросил:

– Как вы узнали, что меня зовут Рамон Новарро?

– Чего? – переспросил охранник. – Откуда вам известно, что меня зовут Рамон Новарро? Вы ведь не попросили меня предъявить удостоверение. Вы даже не проверили, вооружен ли я. – Хок вытащил из кобуры свой пистолет, продемонстрировал его охраннику и вернул оружие на место. – Итак, вы не знаете, как меня зовут на самом деле. Вы также понятия не имеете о том, к кому я направляюсь в гости. Вам известно лишь то что среди жильцов есть человек по имени Харольд Хикки, но этими сведениями вы обладали еще до моего приезда. Почему вы не позвонили мистеру Хикки и не предупредили его о том, что к нему с визитом Рамон Новарро? Если бы вы потрудились набрать номер мистера Хикки, то он, возможно, сообщил бы вам, что Новарро умер несколько лет тому назад. – Хок показал ошарашенному охраннику свой жетон. – Я офицер полиции. Сколько вам платят? Небось по минимуму – три доллара шестьдесят пять центов в час?

– Нет, сэр. Моя почасовая оплата – четыре доллара.

– Что ж, вполне приличная ставка за ничегонеделание.

Хок вернулся к машине, доехал до гостевой автостоянки, которая находилась прямо перед зданием клуба, и стал прикидывать, в каком из трех домов может находиться квартира 406. Так: все дома трехэтажные, а ведь первая цифра в номере квартиры, как правило, указывает на номер этажа. Что бы это значило? Очевидно, четвертым этажом считается первый этаж второго корпуса.

Хок оказался прав. Он трижды постучал в дверь квартиры медным молоточком, и на пороге тотчас возник «бой» в лиловых брюках с лампасами, серой форменной куртке и белой рубашке с галстуком-бабочкой. Мальчик на побегушках был явно филлипинского происхождения, и на вид ему было никак не меньше шестидесяти лет. «Мальчик» провел Хока по коридору, потом они миновали гостиную и вошли в рабочий кабинет мистера Хикки. И в гостиной, и в кабинете стояла кожаная мягкая мебель с хромированными подлокотниками. Хозяин квартиры сидел в глубоком кожаном кресле, перед которым стоял низенький столик со стеклянной столешницей. Увидев Хока, мистер Хикки выключил телевизор и поднялся навстречу гостю. Харольд Хикки был одет в лиловый спортивный костюм и отороченные кроличьим мехом домашние тапочки. В комнате еле слышно жужжал кондиционер, поддерживавший температуру на отметке 18 градусов.

Хикки улыбнулся, обнажив первоклассные коронки, и стал еще симпатичнее. Он явно молодился, судя по длинным волосам, но все его усилия сводила на нет небольшая лысина на макушке. Хикки был строен и худощав, ногти у него были аккуратно подстрижены и отполированы, а безымянный палец на левой руке украшала золотая печатка университета Майами.

– Мне только что позвонили с вахты, – сказал Хикки, продолжая улыбаться. – Охранник был в полном замешательстве. Он сообщил мне, что в мою квартиру направляется мертвый полицейский.

– Он сказал, как зовут мертвеца? – спросил Хок.

– Рамон Новарро. Этот не тот актер, которого пару лет назад прикончила проститутка?

– Я точно знаю, что он уже мертв, но не помню, при каких обстоятельствах он умер. Я видел в детстве несколько фильмов с его участием. Названия картин я сейчас не вспомню, но этот Новарро во всех фильмах только и делал, что нанизывал всех на свою шпагу.

– Ну и Бог с ним… Присаживайтесь, мистер Мозли. Желаете что-нибудь выпить?

– Я бы не отказался от пива.

– Два пива, пожалуйста, – повернулся мистер Хикки к «мальчику».

Филиппинец поклонился и вышел из комнаты, а Хикки спросил у Хока:

– Вы ведь мистер Мозли, не так ли?

Хок кивнул.

– Я просто проверял на профпригодность вашего охранника. Могу сказать, что деньги на содержание охраны вы тратите впустую.

– Я знаю, – спокойно сказал Хикки. – Этот охранник просто выполняет роль пугала. Раньше тут была вооруженная охрана, которой мы платили большие деньги, но как-то раз один из охранников – бывший офицер никарагуанской гвардии – едва не пристрелил управляющего клубом. Он думал, что охрана знает его в лицо, и поэтому проехал через ворота не останавливаясь. А тот никарагуанец, оказывается, первый раз заступил на дежурство. Вот он и пальнул по машине. После этого инцидента мы решили отказаться от вооруженной охраны.

Хок уселся в кресло, которое было обращено к раздвижной двери, ведшей во внутренний дворик, вымощенный мраморными плитами. Во дворике в двух кадках росли пальмы, но ни одного стула или шезлонга в патио не было. Хок недоуменно кивнул в сторону дворика.

Хикки улыбнулся:

– Я туда не выхожу, поэтому там и нет стульев. В квартире все равно прохладнее, чем на улице, а загорать я хожу к бассейну.

– Я не это имел в виду, – сказал Хок. – Просто вид из окна не слишком симпатичный – пустой дворик да забор.

– Я купил эту квартиру не из-за красот пейзажа, а из соображений престижа. Пусть все знают, что я могу позволить себе раскошелиться на апартаменты в элитном клубе… Я вчера дважды пытался дозвониться до вас, но никто не снимал трубку. Вы сообщили на автоответчик, что…

– К сожалению, в отеле «Эльдорадо» только один портье, и когда он отлучается куда-нибудь, то ответить на звонок действительно некому. Извините, что доставил вам неудобства. Мне самому иногда нужно срочно дозвониться в «Эльдорадо», а Эдди Коэна, как назло, нет на месте. Если честно, то я вспомнил, кто вы такой, уже после того, как позвонил вам от миссис Хикки. Это ведь про вас писали несколько месяцев назад в газетах? «Знаменитый адвокат, представляющий в суде интересы наркоторговцев».

– Весьма искаженный портрет. Я, как и все адвокаты, время от времени защищаю наркодилеров, но в основном специализируюсь на налогах. С недавних пор я вообще отказываюсь от клиентов, которые проходят по делам о торговле наркотиками. Наркоторговцы, конечно, могут себе позволить такого дорогостоящего адвоката, как я, но у них странное представление о судопроизводстве: мол, раз мы тебе платим такие бабки, то ты обязан на сто процентов отмазать нас от тюрьмы. Хотя я сразу честно предупреждаю их: «Если вы виновны, то придется немного посидеть за решеткой». Я могу добиться отсрочки приговора или освобождения под залог, но вы, наверное, и сами знаете, что с тех пор, как борьбу с наркотиками стал курировать сам вице-президент США, судьи стали гораздо более жестко относиться к наркоторговцам.

Филиппинец вернулся с двумя кружками бочкового пива. Кружки были аккуратно обернуты в коричневую бумагу, перехваченную резинкой. Поставив кружки на столик, филиппинец удалился. Хок снял обертку с кружки, и тут впервые обратил внимание на черно-белую картину, висящую на стене над компьютером. Картина представляла собой хаотичное буйство размашистых мазков.

– Подлинный Матисс? – решил продемонстрировать свои знания Хок, отхлебывая пиво.

– Джеймс Тэрбер. Это портрет женщины. В руке у нее то ли стакан мартини, то ли ошейник. Я еще не решил.

– По-моему, это браслет.

– Пожалуй, вы правы. Действительно, похоже на браслет.

Хок снова хлебнул пива.

– Насколько я понимаю, вы вчера созвонились с миссис Хикки, не так ли? – спросил он.

– Да, – кивнул мистер Хикки. – Но я не стал бы ей звонить, если бы сумел дозвониться до вас.

– Значит, вы уже знаете, что Джерри умер от передозировки героина?

– Да. Во всяком случае, так мне сказала Лоретта.

– Мне хотелось бы узнать о ваших взаимоотношениях с сыном, мистер Хикки. В частности, меня интересует, насколько близки вы были друг другу? Строгим ли вы были отцом или наоборот, добрым?

– А какое это имеет отношение к смерти Джерри?

– Не знаю. Просто вчера вечером мне пришло в голову, что Джерри мог связаться с кем-то из ваших клиентов. Я имею в виду торговцев наркотиками. Может, он добывал героин через кого-то из них. Насколько я понял, Джерри давно уже сидел на игле.

– Джерри не знает никого из моих клиентов. Он ни разу не был у меня в офисе, потому что я запретил ему там появляться. Если честно, то мы с ним практически не общались. Во всяком случае, никаких теплых отношений между нами не было. Джерри ведь мне не родной сын. Впрочем, вы об этом уже наверное знаете?

– Да, ваша жена мне все рассказала.

– Бывшая жена. А о том, почему мы с ней разошлись, Лоретта тоже рассказала?

– Нет. Но я ее об этом и не просил.

– Лоретта трахалась с Джерри, вот почему. Ему тогда было семнадцать лет. Я не знаю, как долго они были любовниками, но как только мне стало известно об адюльтере, я тут же съехал. На самом деле, мне было наплевать, чем они там занимаются, просто это был хороший повод для развода. Лоретта, естественно, не хотела огласки, поэтому обошлось без скандала. Мы разошлись полюбовно. Правда, мне пришлось пойти на некоторые уступки, которые я вовсе не обязан был делать – но это неизбежно, когда хочешь обойтись без неприятностей. В то время мои дела как раз резко пошли в гору, так что в финансовом плане я почти не пострадал. Лоретте, естественно, достался дом и один из автомобилей. Видите ли, юридически я стал отчимом Джерри после развода с первой женой. Джерри был ее сын, а я в те давние времена был полным придурком, поэтому усыновил его. После второго развода я избавился не только от Лоретты, но и от Джерри – так что этот развод стал для меня очень удачной сделкой со всех точек зрения.

Вот только Джерри этому вряд ли обрадовался.

– А чего ему огорчаться? Ему было где жить, никто им не понукал… Конечно, Лоретта не очень обрадовалась, узнав, что ей придется делить кров с Джерри, но у нее не было иного выхода. Честно говоря, я не думаю, что у нее с Джерри был серьезный роман. Скорее всего, она в один прекрасный день перебрала со спиртным, и в ней взыграла похоть. Тут ей под руку и подвернулся семнадцатилетний юноша. Хотя утверждать, что одним разом все и обошлось, я не стану. Сами знаете, если тебе удалось заполучить кого-то однажды, то ты наверняка сможешь заполучить его еще раз. Думаю, время от времени они продолжали мять простыни, но к моменту, когда мне об этом стало известно, все уже было в прошлом. В этом я абсолютно уверен.

– Кстати, а как вы узнали об их связи? Меня это, конечно, не касается, но просто любопытно.

– Я узнал про все от соседки, миссис Кунц. Сначала я ей не поверил, но потом поговорил с Джеральдом, и тот все подтвердил. Знаете, что он мне сказал? «Я думал, вы будете не против, мистер Хикки». Конечно, я был не против – у меня ведь появился шанс расторгнуть неудачный брак!

– Он называл вас «мистер Хикки»?

– Да, почти всегда. А что в этом такого? Я не хотел, чтобы он называл меня «папой», потому что он мне не сын. В конце концов, я вправе был рассчитывать на уважение с его стороны – как-никак, Джерри был на моем обеспечении.

– Короче говоря, на вашу любовь Джерри мог не рассчитывать, не так ли?

– Ему вполне хватало любви Лоретты, – улыбнулся Хикки. – Он сам мне об этом сказал. Лоретта сначала все отрицала, но потом я показал ей письменное признание Джерри. Я заставил Джерри письменно признать свою любовную связь с Лореттой – на тот случай, если Лоретта вдруг заартачится и откажется дать мне развод.

– А как могло вдруг такое получиться, что Джерри сел на иглу, а вы об этом не знали?

– Я знал об этом. Симптомы были слишком очевидными. Я тут же посоветовал Джерри завязать с наркотиками, даже готов был оплатить курс лечения от наркомании… Но он сказал, что у него все под контролем. На том наш разговор и закончился. В Майами сейчас практически вся молодежь на игле, мистер Мозли.

Сам я даже «травку» не курю. Но бороться с пагубной привычкой Джерри было бессмысленно. Если у человека есть деньги, то купить наркотики в Майами можно за пять минут.

– Но деньги-то вы ему давали, – напомнил Хок.

– Я давал ему немного на карманные расходы, пока он учился в школе. Я был категорически против того, чтобы он бросил школу. Сказал ему, что если он закончит школу, то я оплачу ему обучение в колледже. Но Джерри все равно ушел из школы, и тогда я резко ограничил его в средствах. В штате Флорида родители перестают нести ответственность за детей сразу после того, как им исполнится восемнадцать. Но я готов был сдержать слово и помочь Джерри с колледжем. – Мистер Хикки вдруг подался вперед. – Мне самому с учебой никто не помогал. Я сам поступил в университет Майами. Днем учился, а по вечерам мыл противни в хлебопекарне, чтобы оплатить учебу. И ремонтировал сантехнику в многоэтажном жилом комплексе, чтобы иметь возможность бесплатно жить в крохотной каморке. Никто никогда не подарил мне ни одного гребаного цента! Я всего достиг собственным умом и трудом. В Майами перед молодыми людьми открываются такие перспективы, каких днем с огнем не сыщешь во всех Соединенных Штатах. Если ты хочешь прорваться – то ради Бога, только дерзай. В том, что Джерри очутился на обочине жизни, не виновато ни общество, ни президент Рейган, ни я. – Хикки вновь откинулся на спинку кресла и безуспешно попытался подавить зевок. – Извините. Просто эти разговоры про то, что вся ответственность за детей лежит на родителях, выводят меня из себя. Вы откройте любую газету и прочитайте страницу для женщин. «Дети не виноваты в том, что они такими выросли. Это все безответственность родителей, общества…» Херня все это!

– Порой трудно разобраться в жизненных ценностях, – дипломатично сказал Хок. – Никогда не угадать, правильно ты поступаешь или нет. Впрочем, в семейных делах я не советчик.

Но мистер Хикки уже решил переменить тему:

– Когда можно будет забрать тело? Я хочу поручить какому-нибудь похоронному бюро кремировать Джерри.

– Как только станут известны результаты вскрытия. Могу порекомендовать вам похоронное бюро Минроу.

– А вы что будете с этого иметь? Десять процентов комиссионных? – ехидно просил мистер Хикки.

Хок не обиделся. Вполне резонный вопрос в устах майамского адвоката. На самом деле он не имел с этого ни цента, и порекомендовал Минроу только потому, что они когда-то жили по соседству Но Хок понимал, что если он скажет мистеру Хикки правду, то тот сочтет Мозли за придурка, упускающего «халявные» деньги. Поэтому Хок солгал:

– Нет, я проценты не беру. У меня фиксированная ставка – пятьдесят баксов за покойника.

– Понятно. Что ж, я воспользуюсь вашей рекомендацией и непременно сообщу мистеру Минроу, что это вы меня к нему направили. Мне без разницы.

Хок допил пиво, поставил кружку на стол и встал из кресла.

– Раньше стоило позвонить по специальному номеру, и к тебе приезжало такси. Ты платил таксисту пять баксов, и он увозил труп. И больше ты о покойнике никогда не слышал. У меня где-то записан этот телефон, но боюсь, что эти услуги уже не действуют.

– Вы серьезно, мистер Мозли? Или это у вас такая манера шутить?

– Не мистер Мозли, а сержант Мозли, – поправил Хок мистера Хикки. Он решил еще раз продемонстрировать свое увлечение живописью, и, показав на висящую напротив олеографию, спросил: – Это, наверное, детский рисунок Джерри, да?

Картина изображала синего скрипача, который парил в зеленом небе над крышей белого домика.

– Нет, это Марк Шагал, – кисло ответил Хикки и, подавшись вперед, включил телевизор. На экране возникла реклама зоопарка, и мистер Хикки приглушил звук.

– А мне все равно нравится, – сказал Хок и направился к дверям кабинета. Обернувшись на пороге, он сказал: – Последний вопрос, мистер Хикки, и я откланяюсь. Вы когда-нибудь давали Джерри крупные суммы денег?

Хикки встал с кресла и покачал головой:

– Нет. Я никогда не выписывал ему чеков больше, чем на сто долларов. Самую большую сумму денег он имел, когда продал автомобиль. Мне этот «форд» обошелся в четыре тысячи, а он продал его за две штуки, хотя мог получить за машину гораздо больше.

– Так всегда бывает. Платишь за машину всегда больше, чем выручаешь за нее.

– Это понятно. Просто я не должен был переоформлять машину на Джерри. Тогда он вообще не смог бы ее продать.

– Все мы иногда совершаем ошибки, мистер Хикки. Спасибо за пиво.

В комнату бесшумно вошел филиппинец и проводил Хока до входной двери.