Электронная библиотека » Чайна Мьевиль » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Город и город"


  • Текст добавлен: 16 января 2020, 10:40


Автор книги: Чайна Мьевиль


Жанр: Социальная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 4

Обе версии оказались ложными. Помощница юриста уволилась, не сказав никому ни слова. Мы нашли ее в Бятсиалике, в восточной части Бешеля. Она пришла в ужас от того, что причинила нам столько беспокойства. «Я никогда не подаю заявление об уходе, – повторяла она. – Только не с такими работодателями. И – нет, ничего подобного не произошло». А Корви без малейших проблем отыскала «Розину-Капризулю»: она работала на своем обычном участке.

– Босс, она совсем не похожа на Фулану. – Корви показала мне фотку в формате jpeg, на которой радостно позировала Розина. Обнаружить источник этой ложной информации, поданной так уверенно, мы не смогли – так же как и понять, как кто-то мог спутать этих двух женщин. Появилась другая информация, и я отправил людей ее подтверждать. На мой рабочий номер поступили сообщения, в том числе пустые.

Шел дождь. Плакат Фуланы на киоске рядом с моим домом размяк и покрылся разводами. Кто-то прикрепил глянцевое объявление о вечере балканского техно так, что оно закрыло верхнюю часть ее лица: текст, сообщающий о клубной вечеринке, начинался от ее губ и подбородка. Я снял новое объявление, но не выбросил, а повесил его рядом с фотографией Фуланы. Диджей Радич и «Тайгер крю». «Хард битс». Других плакатов с Фуланой я не видел, но Корви уверяла меня, что в городе они есть.

Разумеется, Хурущ сильно наследил в фургоне, но на Фулане его ДНК не оказалось, если не считать тех волосков. Да и те «игроки» вряд ли бы все стали врать. Мы попытались выяснить, кому он мог одолжить фургон. Хурущ назвал несколько имен, но продолжал настаивать на том, что машину угнал какой-то чужак. В понедельник мне кто-то позвонил.

– Борлу.

Я назвал свое имя, и после длительной паузы его повторили.

– Инспектор Борлу.

– Чем могу помочь?

– Не знаю. Я надеялся, что вы поможете мне еще много дней назад. Я пытался связаться с вами. Теперь уже я, скорее, могу вам помочь. – Мужчина говорил с иностранным акцентом.

– Что? Простите, вы не могли бы говорить громче? Связь очень плохая.

В трубке шумели помехи, а голос человека звучал так, словно он – запись, сделанная на древней машине. Я не мог понять, то ли на линии задержка, то ли он на каждую мою реплику отвечает после долгой паузы. Он неплохо говорил по-бешельски, но пересыпал свою речь архаичными словами.

– Кто вы? – спросил я. – Что вам нужно?

– У меня информация для вас.

– Вы уже звонили на нашу инфолинию?

– Не могу. – Он звонил из-за границы. Отчетливо слышалась обратная связь, которую создавали устаревшие телефонные станции Бешеля. – В этом как бы все и дело.

– Откуда у вас мой номер?

– Борлу, заткнитесь. – Я снова пожалел о том, что у нас нет определителей номера. – Из «Гугла». Ваше имя в газетах. Вы руководите расследованием, связанным с этой девушкой. Обойти ваших помощников несложно. Вам нужна помощь или нет?

В ту минуту я, если честно, посмотрел по сторонам, но рядом никого не было.

– Откуда вы звоните? – Я раздвинул жалюзи, словно мог увидеть, как кто-то звонит мне с противоположной стороны улицы, но, конечно, никого не увидел.

– Да бросьте, Борлу. Вы знаете, откуда я звоню.

Все это время я делал пометки в блокноте. Этот акцент я знал.

Он звонил из Уль-Комы.

– Вы знаете, откуда я звоню, и поэтому, пожалуйста, не трудитесь спрашивать, кто я такой.

– Вы не совершаете ничего противозаконного, говоря со мной.

– Вы не знаете, что я собираюсь вам сказать. Вы не знаете, что я собираюсь вам сказать. Это… – Он умолк; я услышал, как он что-то бормочет, прикрывая трубку рукой. – Слушайте, Борлу, я не знаю вашей позиции по таким вопросам, но мне кажется, что это просто безумие, это оскорбление – то, что я говорю с вами из другой страны.

– Я не политик. Слушайте, если вы предпочитаете… – Последнее предложение я начал на иллитанском, языке Уль-Комы.

– Нет, все нормально, – прервал он меня на своем старомодном бешельском. – Язык-то все равно один, черт побери. – Я записал его слова. – А теперь заткнитесь. Хотите получить от меня информацию?

– Конечно. – Я встал, попытался придумать способ отследить его звонок. Моя линия не была оснащена соответствующим оборудованием, и на определение номера с помощью «БешТела» уйдет несколько часов – даже если смогу сейчас связаться с представителями компании.

– Женщина, которую вы… Она умерла. Верно. Да, умерла. Я знал ее.

– Мне жаль… – ответил я после долгой паузы.

– Я ее знал… Я давно с ней познакомился. Борлу, я хочу помочь вам, но не потому, что вы полицейский. Клянусь Святым светом, я не признаю вашу власть. Но если Мария… если ее убили, значит, людям, которые мне дороги, грозит опасность. В том числе человеку, который мне дороже всего, – я сам. А она заслуживает того, чтобы… Итак… Вот все, что мне известно. Ее имя Мария. Так она себя называла. Мы с ней познакомились здесь. Здесь – значит в Уль-Коме. Я рассказываю все, что знаю, но известно мне немного. Это не мое дело. Она чужестранка. Вместе нас свела политика. Она была серьезной. Преданной делу, понимаете? Но не тому, о котором я думал с самого начала. Она многое знала и не теряла времени даром.

– Слушайте… – начал я.

– Это все, что я могу сказать. Она жила здесь.

– Она была в Бешеле.

– Да будет вам, – рассердился он. – Бросьте. Официально – нет. Она не могла там жить. Даже если и так, она все равно была здесь. Займитесь местными ячейками радикалов. Вы найдете тех, кто ее видел. Она всюду побывала. Обошла всех подпольщиков. Наверняка с обеих сторон. Она стремилась побывать везде, потому что хотела знать все. А она знала все.

– Как вы узнали о том, что ее убили?

Я услышал, как он выдохнул.

– Борлу, если вы сейчас серьезно, значит, вы тупой и я зря трачу время. Я узнал ее по фотографии. Думаете, я стал бы вам помогать, если бы не считал, что это необходимо? Что это важно? Как, по-вашему, я об этом узнал? Я увидел ваш долбаный плакат.

Он завершил звонок. Какое-то время я еще прижимал свою трубку к уху, словно он мог вернуться.

Я увидел ваш плакат. Когда я посмотрел на свой блокнот, то увидел, что рядом с его словами я написал «черт/черт/черт».

* * *

В кабинете я задерживаться не стал.

– Тиадор, у тебя все нормально? – спросил Гэдлем. – Вид у тебя…

Наверняка так оно и было. Выйдя на улицу, я заказал в киоске крепкий кофе «ай-тюрко» – по-турецки. Это была ошибка: от него я стал еще более дерганым.

Поэтому неудивительно, что по дороге домой я с трудом замечал границы, видел и не-видел только то, что должен. Меня стискивали люди не в моем городе, я медленно шел сквозь толпы, которых не было в Бешеле. Я сосредоточил внимание на камнях – на соборах и барах, на кирпичах, которые когда-то были частью школы – на том, что окружало меня с самого детства. Все остальное я игнорировал, или, по крайней мере, пытался.

В тот вечер я позвонил Сариске, женщине-историку. Я бы не отказался от секса, но, кроме того, она была умна и иногда любила поговорить о делах, с которыми я работаю. Я дважды набрал ее номер, но оба раза сбрасывал звонок, прежде чем она успела бы ответить. Мне не хотелось втягивать ее в это дело. Нарушить условие о неразглашении информации по незавершенному расследованию, выдав сведения за гипотезу, – это одно. Сделать ее соучастницей – совсем другое.

Мне не давали покоя те слова – черт/черт/черт. В конце концов я вернулся домой с двумя бутылками вина и стал медленно – закусывая оливками, сыром и колбасой – переливать в себя их содержимое. Я делал новые бесполезные записи в блокноте, рисовал какие-то магические символы, словно они помогут мне найти выход. Однако эта ситуация – эта головоломка – стала для меня предельно ясной. Возможно, я стал жертвой сложного, бессмысленного розыгрыша, но такая мысль казалась маловероятной. Меня больше привлекала версия о том, что звонивший сказал правду.

Это означало, что я получил зацепку, важные сведения о Фулане-Марии. Мне сообщили, куда идти и кого искать, чтобы узнать больше. А в этом и заключалась моя работа. Но если я воспользуюсь полученной информацией и этот факт всплывет, то ни один суд не сможет вынести обвинительный приговор. И, что гораздо серьезнее, действуя на основе этой информации, я не просто нарушу законы Бешеля, а создам пролом.

Мой информатор не должен был видеть плакаты. Они находились не в его стране. Он не должен был мне об этом рассказывать. Он сделал меня сообщником. В Бешеле эти сведения были словно аллерген – одна мысль о том, что они у меня в голове, причиняла мне боль. Я замешан в преступлении. Уже ничего не изменишь. (Возможно, потому, что я уже напился, мне не пришла в голову мысль о том, что у него не было необходимости рассказывать мне, как он узнал об этом, и что у него должны были быть причины это сделать.)

* * *

Я не сжег и не порвал заметки, сделанные по ходу того разговора, но у кого не возникло бы искушение так поступить? Конечно, я бы так не сделал, но… Поздно ночью я сидел за кухонным столом, разложив их перед собой, и время от времени писал поверх них «черт/черт». Я включил музыку: «Little Miss Train», дуэт Вэна Моррисона и Коирсы Яков («бешельской Умм Кульсум», как ее называли). Запись была сделана в ходе его турне 1987 года. Я выпил еще и положил рядом со своими заметками фотографии Марии-Фуланы, неизвестной иностранной проломщицы.

Никто ее не знал. Возможно (господи помилуй!), по-настоящему она вообще не была в Бешеле – хотя Покост и был сплошной территорией. Ее могли туда притащить. И то, что подростки ее нашли, и все это расследование в целом тоже могло быть проломом. Мне не следует компрометировать себя, продвигая эту версию. Возможно, просто нужно отказаться расследовать дело, и пусть она гниет себе. На минуту я притворился, что могу так сделать. Это был эскапизм чистой воды. Нет, я сделаю свою работу, даже если при этом нарушу какие-то правила. Этого требовал экзистенциальный закон, гораздо более основополагающий, чем все те, за соблюдением которых я следил по долгу службы.

В детстве мы часто играли в Пролом. Я не особо любил эту игру, но в свой черед все равно крался, осторожно переступая через нарисованные мелом линии, а мои друзья гнались за мной, корча жуткие гримасы и изогнув руки, словно у них лапы с когтями. А когда наступала моя очередь, я гонялся за ними. Еще мы любили выкапывать из земли палки и камни и заявлять о том, что нашли волшебный бешельский магнит, а также играть в гибрид салок и пряток под названием «Охота на отступника».

Какой бы жуткой ни была теология, у нее найдутся приверженцы. В Бешеле есть секта, которая поклоняется Пролому. Люди возмущаются этому, но ее существование никого не удивляет, особенно если учесть, какие силы замешаны в данной истории. Секта не запрещена законом, хотя и мысли о природе ее религии заставляют всех нервничать. Ее часто показывают в телепередачах, посвященных разным сенсациям.

В три часа ночи я был пьян, а спать мне совершенно не хотелось. Я смотрел на улицы Бешеля (и более того – на пересечение). Я слышал лай собак и вой тощих уличных волков. Стол был завален бумагами – аргументами «за» и «против» в споре, словно этот вопрос еще был открыт. На лице Фуланы-Марии и на незаконных записях «черт/черт/черт» виднелись круги от рюмки.

Я часто страдал от бессонницы. Если Сариска или Бисайя посреди ночи сонно шли из спальни в туалет, то уже не удивлялись, увидев, как я читаю за кухонным столом и жую жвачку (чтобы снова не начать курить, я жевал ее так много, что у меня появлялись язвочки от сахара). И не удивлялись тому, что я смотрю на ночной город и (неизбежно не-видя, но ощущая его свет – на другой город).

Сариска однажды посмеялась надо мной за это.

– Посмотри на себя, – ласково сказала она. – Сидишь тут, как сова. Меланхолическая горгулья. Дурилка сахарная. То, что сейчас ночь, то, что где-то горит свет, не означает, что на тебя снизойдет озарение.

Сейчас ее рядом не было, она не могла подшутить надо мной, а я нуждался в озарении, пусть даже ложном, и поэтому продолжал смотреть в окно.

Над облаками летели самолеты. Шпили соборов освещал свет стеклянных небоскребов. Изогнутые, похожие на полумесяц дома по ту сторону границы. Я включил компьютер и решил поискать кое-что в Сети, но связь у меня была только по телефонной линии, медленная, так что я бросил это дело.

– Подробности позже. – Кажется, я сказал это вслух. Я сделал еще кое-какие пометки. И в конце концов позвонил по рабочему номеру Корви.

– Лизбет, у меня есть одна мысль. – Когда я вру, то инстинктивно начинаю тараторить. Поэтому я заставил себя говорить медленно, расслабленно. С другой стороны, Корви не была дурой. – Уже поздно. Я оставляю тебе это сообщение, потому что завтра, скорее всего, не приду. Поездки по улицам ничего нам не дали, так что очевидно, что все не так, как нам казалось – иначе кто-то бы ее узнал. Мы разослали фотографию во все участки, так что если она проститутка и работала на чужом участке, то, может быть, нам повезет. Но я тем временем хотел бы рассмотреть еще пару версий. Я думаю так: она в чужом районе, ситуация странная, никакой обратной связи мы не получаем. Я говорил со своим знакомым из отдела по борьбе с инакомыслящими, и, по его словам, те, за кем он следит – нацисты, красные, объединители, – действуют очень скрытно. В общем, я поразмыслил о том, какие люди стали бы скрывать свою личность, и, пока у нас есть время, мне бы хотелось немного с этим поработать. Я вот что подумал… так, погоди, я взгляну на свои записи… Начать можно с объединителей. Загляни в отдел, который занимается этими психами. Узнай адреса, отделения – мне мало что о них известно. Обратись к Шенвою. Скажи ему, что работаешь на меня. Обойди всех, кого сможешь, покажи фотографии, посмотри, не узнает ли ее кто-нибудь. Они, конечно, будут вести себя странно, им не понравится твое присутствие. Но постарайся чего-нибудь добиться. Повторяю: меня в офисе не будет. Звони на мобильник. Ладно, поговорим завтра. Все, пока.

– Это было ужасно. – Кажется, это я тоже сказал вслух.

Затем я позвонил Таскин Черуш из нашего административного отдела. Я запомнил ее номер три-четыре дела назад, когда она помогла мне преодолеть бюрократические барьеры. С тех пор я поддерживал с ней связь. Она была великолепным специалистом.

– Таскин, это Тиадор Борлу. Пожалуйста, позвони мне на мобильник завтра или когда будет время и скажи, что нужно сделать, если я собираюсь представить дело в Надзорный комитет. Если я захочу скинуть дело на Пролом. Чисто гипотетическая ситуация. – Я поморщился и хохотнул. – Никому ни слова, ладно? Спасибо, Таск. Сообщи, что мне нужно делать, а если есть полезная инсайдерская инфа, то выдай и ее тоже. Спасибо.

Сведения, которые передал мне мой никудышный агент, особых вопросов не вызывали. Отдельные фразы я записал и подчеркнул.

тот же язык

признавать власть – не

обе стороны города

То, что он мне позвонил, – это было логично. Как и то, что это преступление и то, что он видел, не остановило его, в отличие от остальных. Он поступил так, потому что боялся того, что означала для него смерть Марии-Фуланы. Он сообщил мне о том, что его сообщники в Бешеле, скорее всего, видели Марию и что она не уважала границы. Если какая-то группа смутьянов в Бешеле и могла совершить данный вид преступления и нарушить данное табу, то это мой агент и его товарищи. Они, очевидно, были объединителями.

* * *

В моей голове зазвучал насмешливый голос Сариски. Я снова повернулся к ночному городу, и на этот раз я увидел его соседа, хоть это и было противозаконно. А кто из нас не делал этого время от времени? Там были газовые комнаты, которые не следовало видеть – камеры, с которых свисали рекламные щиты, закрепленные на металлических каркасах. По крайней мере один прохожий – его выдавали одежда, цвета, походка – находился не в Бешеле, но я все равно за ним наблюдал.

Потом я повернулся к железнодорожным путям, проходившим в нескольких метрах от моего окна. В конце концов, как я и предполагал, по ним проехал ночной поезд. Я заглянул в проносящиеся мимо освещенные окна вагонов, в глаза немногих пассажиров. Некоторые из них тоже увидели меня и удивились этому. Но они быстро унеслись по соединенным между собой крышам. Преступление длилось недолго и произошло не по их вине, так что они, вероятно, не очень мучились от угрызений совести. Мой взгляд они, скорее всего, не запомнили. Я всегда хотел жить там, где можно наблюдать за иностранными поездами.

Глава 5

Иллитанский и бешельский языки, если вы не знаете, звучат совершенно по-разному. И у каждого, конечно, свой алфавит. У бешельского – свой: тридцать четыре буквы, все звуки записываются отчетливо, фонетически, слева направо – согласные, гласные и полугласные, украшенные диакритическими знаками. Часто говорят, что наш алфавит похож на кириллицу (хотя жителя Бешеля подобное сравнение, скорее всего, разозлит, вне зависимости от того, правда это или нет). Для записи иллитанского языка с недавних пор используют латинский алфавит.

Почитайте заметки о путешествиях позапрошлого века и старше – в них постоянно упоминаются странная и прекрасная иллитанская каллиграфия справа налево и резкие гласные иллитанского языка. Рано или поздно все наталкиваются на цитату из дневника Стерна: «В Стране алфавитов Арабский привлек внимание дамы Санскрит (он, несмотря на запреты Мохаммеда, был пьян, иначе его бы оттолкнул ее возраст). Девять месяцев спустя на свет появился не признанный родителями ребенок. Этот малыш-дикарь – Иллитанский, гермафродит, но не лишенный красоты. В его облике есть что-то от обоих родителей, но голос у него такой же, как у тех, кто его вырастил, – птиц».

Этот алфавит был утрачен в 1923 году, в одночасье. Данное событие стало кульминацией реформ Я Илсы: именно Ататюрк подражал ему, а не наоборот, как обычно утверждают. Тексты, написанные иллитанским алфавитом, теперь умеют читать только активисты и хранители архивов.

В изначальной или в более поздней письменной форме иллитанский совсем не похож на бешельский. И звучит он по-другому. Но эти различия не столь велики, как может показаться. Несмотря на тщательное разграничение культур, два этих языка тесно связаны между собой в части грамматики и отношений между фонемами (хотя и не основными звуками) – ведь у них, в конце-то концов, общий предок. Когда говоришь об этом, то почти чувствуешь себя мятежником. И все-таки.

Средневековье у Бешеля очень мрачное. Город был основан где-то от тысячи семисот до двух тысяч лет назад – здесь, в этом изгибе побережья. В самом сердце города еще сохранились развалины, относящиеся к тем временам, когда это был порт, спрятавшийся от пиратов на несколько километров вверх по течению реки. Эти развалины теперь окружены самим городом, а в некоторых случаях стали фундаментом для новых зданий. Есть и более древние развалины – например, остатки мозаик в Йозеф-парке. Мы считаем, что эти здания в романском стиле предшествовали Бешелю. Вероятно, мы построили Бешель на их костях.

Пока мы строили Бешель, а может, и что-то другое, другие тем временем возводили на тех же костях Уль-Кому. Вероятно, тогда это было единое целое, которое позднее раскололось; возможно и то, что наш древний Бешель тогда еще не встретил своего соседа, с которым позднее сплелся в холодных объятиях. Даже если бы я изучал Раскол, то все равно бы этого не знал.

* * *

– Босс! – Мне позвонила Лизбет Корви. – Босс, вы жжете. Как вы узнали? Встретимся на Будапешт-штрас, 68.

День уже перевалил за середину, а я еще не был одет. На кухонном столе выросли горы бумаг. Рядом с пакетом молока возвышалась вавилонская башня из книг о политике и истории. Нужно было отставить ноутбук подальше от этого бардака, но я поленился это сделать. Я смахнул какао со своих заметок. Мне улыбнулся негр с упаковки от французского горячего шоколада.

– Ты о чем? Что там, по этому адресу?

– Это в Бундалии, – ответила она. Бундалия была промышленным пригородом к северо-западу от Фуникулерного парка, у реки. – «Что там?» Это вы так шутите, да? Я сделала так, как вы сказали, – навела справки, выяснила, какие существуют группы, что они друг про друга думают, и все такое. Все утро я потратила на расспросы. Навела шороху. Не могу сказать, что форма вызывает большое уважение у этих ублюдков. У меня не было каких-то особых надежд, но я подумала: а что нам еще остается? В общем, я стала обходить всех подряд, пыталась вникнуть во взаимоотношения и все такое прочее, и вдруг человек в одной из… наверное, их можно назвать «ложами» – начал сливать мне инфу. Поначалу он не хотел это признать, но я все поняла. Босс, вы просто гений, черт побери. Будапешт-штрас, 68 – это штаб-квартира объединителей.

В ее восхищенном голосе уже почти звучали ноты подозрения. Она бы взглянула на меня еще пристальнее, если бы увидела документы на моем столе – если бы заметила, как во время нашего разговора я раскрывал книги на ссылках, имеющих отношение к объединителям. На самом деле мне ни разу не встретился этот адрес на Будапешт-штрас.

Сторонники объединения, как это часто бывает в мире политики, расходились во мнениях по многим вопросам. Некоторые группы были вне закона – братские организации как в Бешеле, так и в Уль-Коме. Запрещенные группы призывали использовать насилие, чтобы объединить города, как того требует бог, народ или история. Некоторые из них, хотя и неуклюже, преследовали националистов-интеллектуалов – бросали кирпичи в окна и обмазывали дерьмом двери. Радикалов обвиняли в том, что они занимаются пропагандой среди беженцев и недавних иммигрантов, которые еще плохо умели видеть, не-видеть и также быть в одном конкретном городе. Активисты хотели превратить такую неопределенность в оружие.

Какие бы тайные планы и воззрения ни связывали экстремистов и умеренных, последние резко критиковали первых, стремясь сохранить свободу передвижения и собраний. Они спорили и по другим вопросам: о том, каким должен стать единый город, о его языке и названии. Даже легальные группы находились под постоянным надзором, и власти обоих городов периодически их проверяли.

– Объединители – это швейцарский сыр, – сказал Шенвой, когда я позвонил ему утром. – Агентов и осведомителей там, наверное, больше, чем в рядах «Истинных граждан», нацистов и прочих психов. Насчет них я бы не беспокоился: они ни хрена не сделают, не получив разрешения от службы безопасности.

Кроме того, объединители должны знать (хотя, возможно, они надеются никогда в этом не удостовериться), что за всеми их действиями следит Пролом. В нем окажусь и я, если навещу их.

Поездка через весь город – это всегда проблема. Нужно было взять такси сразу после звонка Корви, но нет – два трамвая, пересадка на площади Вацлава. Трамваи, покачиваясь, везли меня мимо резных и заводных фигур бешельцев-бюргеров на фасадах домов, а я тем временем игнорировал, не-видел более блестящие дома по ту сторону, в иных краях.

Вдоль всей Будапешт-штрас перед старыми зданиями пенились островки зимней буддлеи. В Бешеле она традиционное городское растение, но не в Уль-Коме, там ее обрезают, чтобы не мешала. И так как Будапешт-штрас находилась в бешельской части пересеченного района, то кусты, в то время года еще без цветов, буйно росли перед двумя-тремя зданиями, а затем вдруг заканчивались резкой вертикальной плоскостью на краю Бешеля.

Здания в Бешеле были кирпичные, оштукатуренные; с каждого из них на меня смотрел лар – небольшая гротескная человекоподобная фигура, обросшая той же буддлеей. Несколько десятилетий назад эти дома еще не были в таком запущенном состоянии; из них доносилось больше шума, а улицы были заполнены молодыми клерками в темных костюмах и прибывшими сюда по делам бригадирами. За северными зданиями находились заводы, а за ними, в излучине реки, – доки. Раньше в доках кипела работа, а теперь они превратились в кладбища для железных скелетов.

В то время район Уль-Комы, деливший с ними пространство, был тихим, но с тех пор стал более оживленным: экономика соседей двигалась в противофазе. Пока уровень речных грузоперевозок в Бешеле падал, деловая активность в Уль-Коме активизировалась, и теперь по старой каменной пересеченной мостовой ходило больше иностранцев, чем бешельцев. Некогда близкие к обрушению ветхие дома с зубчатыми башенками, украшенные в стиле «люмпен-барокко» (не то чтобы я их видел – нет, я тщательно старался их развидеть, но они все равно незаконно оставались в памяти, и кроме того, я помнил их по фотографиям) отремонтировали и превратили в галереи и офисы интернет-стартапов.

Я посмотрел на местные здания. Они возвышались островками между чужих, иных кварталов. В Бешеле этот район был достаточно малолюдным, но вне его, по ту сторону границы, мне приходилось уклоняться от многочисленных молодых мужчин и женщин в элегантных деловых костюмах. Их голоса были приглушены, превращены в бессмысленный шум благодаря многолетней практике. Когда я добрался до покрытого гудроном здания, где меня ждала Корви с несчастного вида мужчиной, мы встали в почти пустынной части Бешеля, среди оживленной, но неслышной толпы.

– Босс, это Полл Дродин.

Дродин был высоким и худым мужчиной лет сорока с кольцами в ушах, в кожаной куртке с нашивками малоизвестных организаций, в том числе военных. Кроме куртки, на нем были невероятно модные, но грязные брюки. Он курил сигарету и печально разглядывал меня.

Корви его не арестовала. Я кивнул ему, медленно повернулся на сто восемьдесят градусов и посмотрел на окружавшие нас здания. Фокусировался я, разумеется, только на бешельских.

– Пролом? – спросил я. Дродин выглядел потрясенным, и, если честно, Корви тоже, хотя она пыталась это скрыть. Не дождавшись ответа от Дродина, я спросил: – Неужели вы думаете, что власти за нами не наблюдают?

– Да нет, наблюдают, – с горечью сказал он. Я был уверен, что за ним они точно следили. – Конечно, конечно. Вы спрашиваете меня, где они? – Это, в общем, был бессмысленный вопрос, но он принадлежал к числу тех, которые ни один бешелец или улькомец не может выбросить из головы. – Видите здание у дороги? Бывшую спичечную фабрику? – На стене здания виднелись струпья краски, остатки рисунка почти столетней давности – улыбающаяся саламандра в кольце пламени. – Видите, там что-то движется? Приходит и уходит, словно ей здесь не место.

– Значит, вы их видите? – спросил я. Дродин снова встревожился. – Думаете, именно там они проявляются?

– Нет, нет, но методом исключения…

– Дродин, заходите внутрь. Мы сейчас. – Корви кивнула ему, и он зашел в здание. – Какого хрена, босс?

– Проблема?

– Что это за бред насчет Пролома? – Слово «Пролом» она произнесла вполголоса. – Вы что делаете? – Я промолчал. – Я тут пытаюсь выяснить расклад сил, и главной в этой схеме должна быть я, босс, а не Пролом. Это дерьмо мне нахрен не нужно. Откуда вы взяли эту жуть?

Я не ответил, и она, покачав головой, повела меня внутрь.

«Фронт солидарности Бешкомы» не прикладывал больших усилий при создании своего декора. Здесь были две комнаты, максимум две с половиной, набитые шкафами и полками с папками и книгами. Из одного угла вынесли все вещи и вычистили – судя по всему, для создания фона. На стоящий в нем пустой стул смотрела веб-камера.

– Трансляции, – сказал Дродин, заметив мой взгляд. – По Сети. – Он начал диктовать веб-адрес, но я покачал головой, и он умолк.

– Остальные ушли, когда я приехала, – сказала мне Корви.

Дродин сидел за своим столом в задней комнате. Там стояли еще два стула, и мы с Корви сели на них, хотя Дродин нам и не предлагал. Снова горы книг, грязный компьютер. На стене большая карта Бешеля и Уль-Комы. Чтобы избежать преследования по закону, объединители нанесли на нее все линии и цвета разделения – сплошная территория, иная и пересечения, – но намеренно тонко, едва различимыми оттенками серого. Какое-то время мы с Дродиным просто смотрели друг на друга.

– Послушайте, – сказал Дродин. – Я знаю… Вы понимаете, что я не привык… Я вам не нравлюсь, это нормально, это понятно. – Мы молчали. Он поиграл с какими-то вещами, лежавшими на столе. – А я не стукач.

– Господи, Дродин, – сказала Корви, – если вам нужно отпущение грехов, обратитесь к священнику.

– Просто… Если это связано с тем, чем она занималась, то вы наверняка решите, что это имеет отношение к нам. И, возможно, это правда. Но я не дам властям повода выступить против нас. Понимаете? Понимаете?

– Ладно, хватит. Перейдем к сути дела, – сказала Корви и огляделась. – Вы считаете себя очень умным, но давайте начистоту – сколько правонарушений я вижу прямо сейчас? Для начала – ваша карта… По-вашему, она нарисована очень аккуратно, но любой, даже не особенно патриотически настроенный прокурор интерпретирует ее так, что вы отправитесь за решетку. Что еще? Хотите, чтобы я просмотрела ваши книги? Сколько из них в списке запрещенной литературы? Может, мне заглянуть в ваши бумаги? Да тут повсюду крупными, сияющими неоновыми буквами написано: «Оскорбление суверенитета Бешеля второй степени».

– Как в клубных кварталах Уль-Комы, – заметил я. – Улькомский неон. Вам бы это понравилось, Дродин? Предпочитаете его, а не местную разновидность?

– Мы благодарны вам за помощь, господин Дродин, но давайте не будем заблуждаться насчет ваших мотивов.

– Вы не понимаете, – буркнул он. – Я должен защитить своих людей. Это какая-то странная херня. Какая-то странная херня здесь творится.

– Ладно, проехали, – сказала Корви и положила перед ним фотографию Фуланы. – Давайте, Дродин. Расскажите моему боссу то, что начали рассказывать мне.

– Да, – сказал он. – Это она.

Мы с Корви наклонились вперед. Идеальная синхронность.

– Как ее зовут? – спросил я.

– Она сказала, что ее зовут Бела Мар. – Дродин пожал плечами. – Да, я понимаю, но что тут скажешь?

Это был очевидный псевдоним, элегантная игра слов. Бела – бешельское имя, которое может быть как мужским, так и женским. «Мар» может сойти за фамилию. Вместе их фонемы походили на фразу «бе лай мар» – буквально «только наживка». В лексиконе рыбаков эта фраза означала «ничего особенного».

– Noms de unification, – сказал я. Понял ли меня Дродин, осталось неясным. – Расскажите нам про Белу.

Бела, Фулана, Мария – она продолжала накапливать имена.

– Она была здесь, я не знаю, года три назад? Поменьше? С тех пор я ее не видел. Она иностранка, это ясно.

– Из Уль-Комы?

– Нет. Она говорила на иллитанском, но не бегло. Она знала бешельский, иллитанский или… ну, корневой. Не слышал, чтобы она говорила на других языках. Она отказывалась сказать, откуда она. Судя по акценту – из Америки или Англии. Чем занималась, не знаю. Это не… В нашем деле много вопросов не задаешь, это грубо.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 5 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации