Текст книги "Последнее поколение"

Пока он блуждал среди гостей, заметил любопытную особенность: никто из тхари, входивших в коалицию, не разговаривал друг с другом. Они находились на одном дворе, пили и веселились, но не контактировали. Двадцать восемь богатейших людей из первой сотни ненавидели друг друга ничуть не меньше, чем семью Келвин и корпорацию «Транстек». Сегодня они собрались на общую вечеринку, чтобы отпраздновать совместную победу, но это не делало их друзьями. Это был лишь вынужденный союз врагов.

Во время очередного обхода территории его заметил Оскар.

– Эй, иди сюда! – крикнул он, привлекая внимание. С мрачным лицом Андрес направился в его сторону. Раз уж Тауэра нет на этой вечеринке, он прикончит первым Оскара. Затем это будет Джуан, следом Эмилио и потом все остальные.

Оскар находился в кресле у бассейна. Рядом с ним стоял столик с напитком, а позади располагался широкий пляжный зонт. Одет Оскар был в белые шорты и такую же белую майку. Чёрные волосы спадали на глаза, и он то и дело убирал их за уши рукой с телефоном. Его обыкновенно мрачное настроение сменилось, Оскар почти улыбался. Но в голосе по-прежнему чувствовалась надменность. Он словно считал себя выше всех присутствующих.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – И какого чёрта с тобой произошло? Что это за халат? И почему у тебя вдруг металлические руки? А татуировка на лбу? Что она значит?

Андрес не собирался отвечать на этот поток вопросов. Ему нечего было сказать. Он лишь стоял и смотрел на Оскара ненавидящим взором. Это был один из трёх лидеров коалиции, значит, как никто другой был виновен в смерти Арлетт, в потере тела, в долгих муках холодного подвала.

Один из телохранителей положил руку на правое плечо Андреса и произнёс:

– Отвечай на вопрос.

Короткое предложение прозвучало как приказ. С такой интонацией Андрес мириться не стал: левой рукой он взял ладонь телохранителя, лежащую на его плече, и приказал металлической кисти сжаться. Затрещали кости, и человек позади него завыл от боли. Когда Андрес разжал хватку, у того вместо руки осталась груда сломанных костей. Никто не смел приказывать ему. Второй телохранитель попытался схватить Андреса, но остановился. Со всех сторон к ним приближались всё новые люди в чёрной форме.

– Наша война закончена, – продолжил Оскар, поднося к губам манговый коктейль. – Мы получили три подписи: твою, Артура и Анетты. Ваша семья проиграла, а мы победили. Запустился процесс развала вашей корпорации: «Транстеку» осталось совсем немного. Ты всё ещё самый богатый человек в мире, но это ненадолго, скоро твоё состояние поползёт вниз. Вы начнёте терять одну сферу за другой, пока не опуститесь глубоко. Может, вы останетесь в первой сотне, а может, и нет. Если Эдуард передал тебе навыки управленца – выкарабкаешься, а если нет – добро пожаловать в третью лигу. Вам останутся лишь объедки с нашего стола.

Выпив напиток до дна, Оскар поставил пустой бокал на стол и попросил помощника – хилого паренька лет восемнадцати – принести ещё. Следом за этим он вытер вспотевшую ладонь о шорты и протянул её Андресу. Неохотно Андрес протянул свою руку в ответ. Он не собирался пожимать её, лишь взять в заложники и сломать при первой возможности. Оскар был настолько пьян, что даже не понимал, в каком состоянии находится Андрес. Не видел, что ему совершенно наплевать на свою жизнь.

– Надеюсь, ты не держишь на меня зла. Можешь не верить, но я ценю нашу родственную связь. Кровь у нас разная, но раз Лиза усыновила тебя, то я считаю тебя полноценным двоюродным братом. Даже больше.

Оглянувшись по сторонам, Оскар поманил Андреса пальцем, чтобы прошептать на ухо. Андрес наклонился к губам двоюродного брата так близко, что дыхание Оскара обдало его щёку.

– «Транстек» развалится, это неизбежно, но я предлагаю тебе объединиться против других врагов. Мы создали коалицию, чтобы сместить вас, а теперь я предлагаю тебе новое сотрудничество, чтобы сместить всех остальных. Мы уничтожим и Тауэров, и Монтесов, и этих идиотов Конте. Всех!

С презрением Оскар глянул на Мерино с женой, сидящих в тени, на проститутку между ними.

– Мы поглотим весь мир, уничтожим все остальные корпорации. Останется лишь одна на весь мир – «Сенсент». Это то, что задумывал Эдуард, но не смог воплотить. Но у нас это получится. Династия Уэбстер станет править миром, а ваша семья будет на втором месте. Что скажешь?

Андрес продолжал смотреть на своего врага и молчать. Ему нечего было сказать.

После всего, что коалиция сделала его семье, он не согласился бы даже плюнуть в сторону Оскара, если бы это принесло тому выгоду. Однако Оскар был слишком поглощён своей идеей, чтобы обратить внимание на таинственное выражение лица Андреса. Оно сулило смерть. Они по-прежнему держали руки пожатыми.

– Я бы предложил это твоей сестре: Анетта заходила вчера. Но что взять с малявки? Сколько ей? Двенадцать?

Не дождавшись ответа, Оскар продолжил:

– Впрочем, неважно. Она несла какой-то бред про конец света, поэтому я посоветовал ей обратиться к психиатру. Но ты другое дело. Ты ведь сын своего отца, верно?

Пьяными глазами Оскар заглядывал в глаза Андреса, но видел лишь себя самого.

– Я верю в твою жилку. Она есть у всех тхари: это такая мышца в голове, которая напрягается, когда чувствует выгоду. Это лучшее предложение, которое ты можешь получить.

Перед мысленным взором Андреса проплывали все испытания, которые ему пришлось пережить из-за человека перед ним.

Ему нечего было сказать.

– Да, мы начали войну против вас, но теперь она окончена. Теперь вы можете вернуться домой, – заметил Оскар. Он не понимал, почему Андрес не отвечает, и пытался нащупать тему, которая развяжет тому язык.

Внезапно к нему пришло озарение, Андрес понял это по расширившимся глазам. Впервые с начала их разговора Оскар увидел, что Андрес больше не представляет собой парня, каким был полгода назад. Теперь это мрачная тень былого человека, помешанная на мести и не чувствующая ничего, кроме боли. Предлагать ему сотрудничество было таким же бессмысленным предложением, как скормить голодному псу салат из помидоров, когда рядом стоит сочный бифштекс.

Оскар наконец понял, что Андрес видит в нём лишь своего врага. Вещь, которую необходимо растерзать.

– Это ведь не я виноват во всём, – начал Оскар. – Вини во всём Тауэра.

Если бы они стояли на большом расстоянии друг от друга, Оскар уже приказал бы телохранителям увести Андреса и бросить в подвал. Но сейчас они находились слишком близко. На таком расстоянии Андрес мог одним ударом пробить ему грудную клетку и вырвать сердце. – Это Чарльз начал войну против вас, но его уже поймали.

Андрес непонимающе нахмурился.

– Ты разве не знаешь? Лиза похитила Чарльза. Забрала прямо из его лаборатории. Если хочешь отомстить, езжай к матери. Можешь хоть голову ему открутить, мне наплевать.

На это предложение Андрес не отреагировал – ему нечего было сказать.

Противостояние взглядов растянулось на целую вечность. Тьма начала застилать разум Андреса. Он почувствовал, как самые далёкие уголки его подсознания оголяются, вылезают наружу все первобытные инстинкты. Он больше не видел окружающих людей, и даже охрана перестала его беспокоить. Сейчас Андрес будто находился посреди бесконечного Ничто, и не было никого вокруг, кроме его самого и его врага, которому он всё ещё пожимает руку.

В помутнённых глазах Оскара Андрес прочёл напряжение. Кажется, тот осознавал, что находится в смертельной опасности и от дальнейших слов зависит его жизнь. Даже стая телохранителей не защитит его, когда враг так близко.

– Он сейчас сорвётся… – послышалось из-за спины Андреса.

Наконец один из телохранителей бросился вперёд, собираясь сбить Андреса на землю, но не успел даже прикоснуться – рука Андреса метнулась к горлу Оскара. Пальцами Андрес обхватил шею у основания черепа и приказал им сжаться. Приводы в его предплечье зажужжали, позволяя хватке сомкнуться с невероятной силой. Позвоночник Оскара затрещал как раз в тот момент, когда телохранитель повалил их обоих на газон.

Из-за отсутствия нервных окончаний Андрес не чувствовал ни боли, ни веса людей, навалившихся ему на спину. Они тащили его за ноги, старались оттянуть от клиента, пытались разжать его руку, били по телу. Он не видел, что происходит. Правой рукой он прикрывал голову от ударов, а левой душил своего врага, и ни один из телохранителей не мог этому помешать. Андрес как живой капкан вцепился в свою жертву.

В очередной раз ощутив на шее вибрацию от удара по спине, Андрес смог поднять голову и увидел лицо Оскара, красное и задыхающееся, за секунду до того, как что-то сломалось в позвоночнике и жизнь покинула тело Оскара в одно мгновение. Казалось, Андрес выключил своего врага с помощью волшебного рубильника.

Теперь у него освободилась рука, и Андрес начал подниматься на ноги. Его тело хоть и стало отвратительным, уродливым, но чего было не отнять, так это силы. Он двигался как грузовик, который не сможет остановить ни один человек. Медленно Андрес перевернулся на спину и посмотрел на соперников снизу вверх. Больше десятка телохранителей окружали его в этот момент. Двое держали за ноги, остальные пинали, кто-то целился из пистолета, но пока не стрелял. Все их движения были бессмысленными. С большим успехом можно было пинать камень голыми ногами. Единственной уязвимой частью тела оставалась голова, но её Андрес прикрывал руками.

Телохранителя, державшего его правую ногу, он ударил левой. Андрес услышал, как у того сломались сразу несколько лицевых костей. Он взбрыкнул и отогнал от себя ещё несколько человек, затем упёр все конечности в газон и сделал резкое движение, поднявшее его в воздух на три метра. Андрес приземлился в полуметре от мёртвого Оскара. Половина телохранителей уже достали пистолеты, но никто пока не стрелял: слишком много гостей находилось вокруг.

Сейчас перед Андресом стоял выбор: развернуться и сделать гигантский прыжок прочь от бассейна, попытаться убежать или остаться и убить как можно больше тхари. В конце концов каждый из них был виновен в смерти Арлетт. Чуть меньше, чем Оскар, ведь они были не организаторами, а всего лишь ведомыми. Но тем не менее.

Сейчас богачи вставали со своих мест и направлялись к выходу, десятки телохранителей прикрывали их отход.

Поразмыслив всего секунду, Андрес сделал единственный возможный выбор.

Он совершил гигантский прыжок, направляясь к Эмилио Монтесу, и перепрыгнул кольцо людей, окруживших его. В полёте он услышал сразу десяток выстрелов. Телохранители стреляли в него, пока линия огня не пересекалась с другими людьми. Одна пуля зацепила голову и вырвала клок волос. Другая попала в спину и застряла, третья угодила в живот, не причинив никакого вреда.

Приземлился Андрес возле молодого испанца. Карие глаза взирали на него с настоящим ужасом. Именно эту эмоцию Андрес хотел увидеть на лицах своих врагов. Телохранители попытались остановить его, но он был быстрее: металлический кулак угодил в грудную клетку и пробил её, словно это была тонкая фанера.

Тело Эмилио обмякло, он завалился на бок, но этого Андресу было мало. Ударом ноги он расплющил голову испанца.

В этот момент он почувствовал холодный ствол пистолета, прижатого к его затылку. Дёрнув головой в сторону, Андрес уклонился от выстрела в последний миг. Он развернулся, схватил телохранителя за волосы и познакомил его лицо с металлическим коленом.

Второго телохранителя Андрес схватил за ухо, оторвав одним рывком. Послышался крик боли, доставивший ему настоящее удовольствие.

Под руку попался испуганный парень в трусах, измазанный сливками. Его Андрес оттолкнул прочь: он не трогал наёмных работников, лишь тхари и их прихлебателей.

Новые выстрелы застали его по пути к Хагану, Андрес поднял руку, чтобы ни одна пуля не угодила в голову.

На его пути снова встали телохранители: один сбил его с ног, а другой прижал Андреса коленом сверху, стараясь прицелиться из пистолета в голову, поскольку стрелять в металлическое тело оказалось бесполезным.

Тому, кто находился сверху, Андрес воткнул в глаз ножку от бокала, лежащую рядом, а второго обвил ногами и повернул голову на сто восемьдесят градусов.

Новая пуля угодила Андресу в привод на ноге, из него начала вытекать чёрная жидкость.

Кое-как поднявшись, он снова прыгнул к Хагану, но очередная пуля пробила трубку в его горле, и искусственная кровь, питающая его голову, начала вытекать. Порвался шланг, дающий напор воздуха к голосовым связкам: Андрес больше не мог произнести ни звука. Накатила странная слабость, и он упал рядом с Хаганом.

Андрес слышал удары по спине, кто-то держал его, не давая подняться. Из последних сил он схватил Хагана за штанину и потянул, мужчина потерял равновесие и упал рядом. Металлические пальцы сомкнулись на челюсти богача, и через секунду Хаган потерял нижнюю часть головы.

Силы быстро покидали Андреса, но он смог перевернуться на спину и посмотреть на убегающую толпу.

Телохранитель с залитым кровью лицом, со свёрнутым набок носом, прижал его к земле, поставив ногу на грудь, и нацелил пистолет ему в голову.

В этот момент Андрес почувствовал лишь удовлетворение. Он вспомнил, как сломал шею Оскару, и улыбнулся.

«Ваш клиент сдох», – попытался он произнести, но ни звука не вырвалось из его рта. Он потерял сознание за секунду до того, как прозвучал выстрел.

Последней мыслью, проскочившей на границе сознания, было короткое понимание: лучше бы он отправился домой к Артуру. Но следом пришло облегчение. Арлетт была мертва, виновный в её смерти тоже. Андрес ни о чём не жалел.

Зоопарк. Самое опасное животное

До казино «Люмьер де Парис» грузовичок с Лилией, Мэри, Тауэром и членами банды так и не доехал: сначала дорогу им перегородила армия коалиции, идущая по Дисней-роуд, затем бунтующая толпа.

Получилось так, что они остановились напротив зоопарка Гибралтара, поэтому решили некоторое время держать Тауэра там, пока не подвернётся возможность перевести его в другое место.

Они посадили Чарльза в клетку с гиббоном, и тот сидел в ней уже целую неделю. С тех пор Лилия получала неимоверное удовольствие, наблюдая, как человек с приматом каждый день сражаются за еду.

– Как тебе новое место жительства? – спрашивала Лилия каждое утро. Ей нравилось задавать этот вопрос и видеть раздражение на лице Чарльза. Ответ её вовсе не интересовал.

– Радуйся, пока можешь, – каждое утро отвечал он.

На время протестов зоопарк был закрыт, лишь работники приходили сюда, чтобы ухаживать за животными. Всего здесь было более двух тысяч экзотических животных и множество представителей местной фауны. Самыми крупными были два азиатских слона, а мелких – несчётное количество. Каждый день Лилия бродила по зоопарку и думала, как подмять Тауэра под себя. Она надеялась убедить его развалить коалицию, но тот оказался по-настоящему крепким.

В раздумьях она ходила среди баранов, бегемотов, ежей и летучих мышей, смотрела, как черепаха плавает верхом на крокодиле, обменивалась неприличными жестами с гориллой, махала рукой чёрному медведю и получала такой же ответ, подружилась с ламой по кличке Циклоп и откровенно завидовала семейству капибар, с невозмутимым видом сидящих в джакузи.

Охранником здесь работал худощавый парень, побритый налысо. У него в запасе имелся миллион историй о здешних животных. Он с воодушевлением рассказывал, как работники спасали пингвина, брошенного родителями, как пытались подружить его с чужой стаей. О гиене, сбежавшей из клетки и спрятавшейся в католическом храме. О павиане, который ночью проник на склад и выпил пять бутылок миндальной настойки. Со смехом рассказывал, как бабуин по кличке Нерон научился выкручивать болты и каждую ночь выбирался на прогулку, после чего закручивал болты обратно. Как орангутан украл у ребёнка водный пистолет и научился им пользоваться. Вспоминал кабана, повадившегося сосать молоко из верблюжьего вымени.

В довесок рассказал личную историю, как купил краба и бросил его в холодильник. А тот оказался не просто живым, он ещё и съел всю еду, до которой дотянулся.

Жизнь налаживалась. Наконец, после стольких недель, всё было хорошо. Лилия начинала чувствовать себя королевой мира.

С каждым днём в зоопарк прибывало всё больше членов банды. Их было уже больше пятидесяти, они ходили между вольерами и без перерыва смеялись. А вокруг зоопарка расположилась одна из частных армий на случай, если коалиция узнает, где держат Тауэра. Пока это оставалось тайной, но Лилия не знала, надолго ли. Гораздо безопаснее было перевезти его в «Люмьер де Парис», однако она так устала от казино, что готова была жить хоть в загоне с зебрами, лишь бы не возвращаться в тесный номер.

Чувствуя свободу, она даже прошлась по городу и заглянула в офис личного портного. Раньше он приезжал к ним в особняк, а сейчас она, впервые за долгое время, сама приехала за новой одеждой.

В больницу, где сделали успешную пересадку тела Андресу, она приехала в красивом белом платье с прозрачными рукавами и чувствовала себя неотразимо. Впервые за долгое время.

А затем произошло сразу два ужасных события: наёмные убийцы, о которых предупреждал информатор из посёлка, напали на Андреса в ресторане, и он сбежал. Окружающий мир снова развернулся к Лилии спиной. Она не находила себе места и надеялась, что с её братом всё в порядке.

Сотни людей по всему городу искали Андреса, и это разбило иллюзию, будто жизнь Лилии, наконец, пошла нормальным чередом. Она знала своего брата – тот всегда был импульсивным, – поэтому ожидала от него невероятной глупости. С раннего возраста в Андресе периодически включался режим берсерка: он мог броситься на своего обидчика, хотя логичнее было натравить на него телохранителя или вовсе проигнорировать. Несколько раз Андрес нападал на слишком агрессивных людей, узнававших его на улице. Они снимали его на камеру телефона, сыпали оскорблениями, не давали пройти, почти выпрашивали удар по роже. И каждый раз потом приходилось выплачивать компенсации.

После побега Андреса Лилия вернулась в зоопарк и в задумчивости ходила между рядами клеток. Она гадала, куда мог направиться её брат. Что могло дать ему утешение в этот момент, но не могла придумать.

В тревожную минуту ожидания к ней подошла Мэри. Большую часть времени она проводила в главном здании зоопарка, где вела удалённую работу и параллельно училась в университете. Каждый день, заканчивая ежедневные обязанности, подруга Лилии выходила в свет как зомби: покачиваясь и не понимая, где находится.

– Мне только что сообщили, – произнесла она, разминая уставшие глаза. – Это становится дурацкой закономерностью: если мы слышим о твоём брате – это обязательно плохая новость.

Лилия кивнула. Она пристально посмотрела на Мэри и с удивлением спросила:

– У тебя радужки красные?

– Да.

– Они же у тебя голубые были.

– А ты очки сними…

Последние дни Лилия ходила в очках дополненной реальности, только на ночь снимая их для зарядки. Она так к ним привыкла, что они стали частью её ежедневного образа. Но за целую неделю ничего кроме кроссовок на ногах Альфа она не увидела.

Сняв их, Лилия заметила, что радужки Мэри стали нормального, голубого цвета.

– Ты купила образ для своих глаз? – с удивлением спросила Лилия.

– Да, технологию уже запустили, и теперь на сайте «Тилайфа» можно перейти в магазин и купить себе любой образ. Красные радужки мне обошлись всего в четыре доллара.

– Но это только для тех, кто носит очки.

– А ты выйди на улицу, – предложила Мэри. – Новое изобретение Тауэра быстро набирает популярность, поскольку стоит в десять раз дешевле телефона. Вот увидишь, скоро каждый житель города будет в таких ходить и красный цвет радужки будут видеть все окружающие.

Они двинулись вдоль ряда клеток с тамаринами, макаками, мартышками и капуцинами. В самом конце ряда находилась клетка с гиббоном, где в порванной одежде, с растрёпанной головой и грязью на лице сидел на бревне Чарльз Тауэр. Он смотрел на свои руки, опустив глаза, словно не мог поверить, что оказался таким слабым. Выглядел Чарльз ужасно неопрятно: огромное пузо, свисающее над съехавшими набок брюками, непропорционально тонкие ноги. Ботинки он снял и отложил в сторону: они были слишком тесными для постоянных движений. Сейчас он сидел только в грязной рубашке без нескольких пуговиц и чёрных брюках, лопнувших на заднице.

В углу клетки стояла зелёная миска с водой, на которой было написано «Чарльз». Гиббон ей не пользовался – ему приносили воду в бутылках. Однажды Чарльз попытался её отобрать, но проиграл в неравной битве.

Впервые за долгое время он окончательно протрезвел и выглядел болезненным как никогда: кожа побледнела, под глазами проступили круги, из-за отступающего веса начали прорисовываться скулы. Он двигался медленно, моргал с задержкой и имел очень сонный вид, хотя спал он дольше, чем кто-либо из людей в зоопарке.

– Хочешь сказать ему что-нибудь? – спросила Мэри, когда они подходили.

– Он меня совсем не уважает, – ответила Лилия. – И не слушает, что бы я ни говорила.

Они подошли ближе и остановились напротив клетки. Чарльз медленно поднял на них взгляд и едва заметно усмехнулся.

– Как дела, девчата? – вяло спросил он. – Хотите присоединиться к моей вечеринке? У меня тут вода, можете покачаться в гамаке.

– Я смотрю, ты тут обустроился, – ответила Мэри. – Нравится клетка?

– Скажем так, это не первый раз, когда мне довелось быть в клетке. Если вам интересны такого рода развлечения, могу порекомендовать одно место. Спросите мадам Галаксию, она подарит вам незабываемые эмоции. Вообще она обслуживает мужчин, но наверняка сделает исключение для таких, как вы.

– Это каких таких? – спросила Мэри.

– Ну… лесбиянок, – махнул рукой Тауэр. – Или как их сейчас называют. Молодёжь вечно придумывает новые слова, затем возвращается к старым, затем опять к новым, хотя смысл не меняется.

– Я не лесбиянка, – ответила Лилия, запнувшись.

– И я тоже, – подтвердила Мэри.

– Ну конечно, нет, – усмехнулся Чарльз, медленно поднимая мясистый палец и указывая на Лилию. – Моя младшая, Эмма, все уши мне прожужжала про тебя, Оливию и ваших кавалеров. Ей шесть, и она читает эти ваши светские блоги. Никогда не понимал, в чём интерес следить за тем, кто с кем сходится, спит и расстаётся.

– Вообще-то, я с ними просто встречалась, – возразила Лилия. – Ни с кем из них не спала.

– Ой, да можешь не оправдываться, уж точно не передо мной. – Чарльз медленно перевёл указательный палец на Мэри. – Можете спать хоть с обезьянами.

Краем глаза Лилия увидела, как Мэри закипает от злости.

– Если бы мне было важно твоё мнение, я бы сказала, что долгое время была влюблена в профессора из моего университета. Но так как мне на тебя плевать, то просто иди в жопу.

– …у мадам Галаксии превосходные сиськи, – продолжил Тауэр мечтательно. – Как бы я хотел, чтобы она оказалась здесь со своей плёткой и кожаным костюмом. Видите ли, для мужчины с такой большой властью, как у меня, нет удовольствия больше, чем позволить кому-то командовать, управлять.

– Оставь свои извращения при себе, дедуля, – остановила его Мэри. – Нам это неинтересно.

– Извращения… ты говоришь так, будто это что-то плохое. Осуждаешь меня за то, что к тебе не имеет никакого отношения. Не знаю, как вы, девочки, а я после смерти реинкарнировать не собираюсь – буду лежать и гнить потихоньку, поэтому никогда и ни в чём себе не отказываю.

– Можешь делать что хочешь, только не надо меня посвящать в свои влажные фантазии. Нам неинтересны стариковские сексуальные девиации.

– И это девиации? – переспросил Тауэр и громко засмеялся. Причём видно было, что он не притворяется. Ему на самом деле стало весело. – Знала бы, какие извращения я повидал. Некоторые из них настолько странные, что вы даже представить не можете. Знаешь, что я однажды увидел, когда зашёл в кабинет твоего отца?

– Реджа? – спросила Мэри.

– Да не твоего. Я твоего отца не знал, это значит, что он был ничтожеством. Я говорю про Эдварда.

Имя отца Лилии в разных частях света произносили по-разному. Англоговорящие люди произносили его и как «Эдуард», и как «Эдвард», с ударениями на разные буквы. Каждый человек произносил имя по-своему.

– У моего отца не было извращений, – возразила Лилия.

– Что ж. Если ты так считаешь, то я знал его гораздо лучше, чем ты. Однажды я зашёл в его кабинет, а он там сидит без штанов и наяривает. Давайте теперь сыграем в игру и угадаем, что находилось на экране монитора.

– Не было такого. Ты не видел моего отца без штанов. Иногда мне кажется, что и моя мама не видела. Это был очень интеллигентный человек.

– На экране было не порно, – продолжил Чарльз. – Там не было ни женщин, ни мужчин, ни животных, вообще ни одного живого существа. Он смотрел на…

На секунду Чарльз замолчал, давая обеим собеседницам шанс угадать, что находилось на экране.

– …графики и таблицы. Твой отец мастурбировал на курс акций «Транстека». Тогда компания ещё называлась «Келвин-Тауэр». Его капитал рос невообразимыми темпами, и это его возбуждало.

– Брехня, – возразила Лилия. – Мой отец был на редкость благородным и скромным человеком.

– Твой отец был мразью. Я ненавидел его всей душой, как и каждый житель посёлка. Он запугал каждого тхари, каждого, кто смел заниматься бизнесом рядом с ним. Когда я узнал, что его прикончила какая-то спятившая машина, это был лучший день в моей жизни. Мне начинало казаться, что он никогда не умрёт.

– В тебе говорит зависть. Ты хочешь быть на его месте, номером один в списке, самым богатым человеком в истории. Вот и поливаешь его грязью. Это мелко даже для тебя. Ты всегда будешь вторым.

– Эх, душечка ты моя, – снисходительно произнёс Тауэр, покачивая головой. Создавалось впечатление, будто он делает одолжение, объясняя им очевидные истины. – Эдварда ненавидели или боялись все, кто знал его лично. О чём это говорит?

– О том, что он был сильной личностью, – твёрдо заявила Лилия.

– Серьёзно? Ты думаешь, что благородного человека, сильную личность, будут ненавидеть девяносто процентов людей, которые его знают?

– Лишь те, что завидуют его успеху.

– Он был скотиной. Невероятно злобной и мстительной скотиной, только и всего. Не будь он таким подонком, его бы не боялись. Вам стоило бы задуматься: если вокруг всё коричневое, возможно, вы по уши в шоколаде.

– Простые люди любят нашу семью, – ответила Лилия, ставя точку в их разговоре. – Мы – единственные тхари, кто вызывает в мире хоть какое-то уважение. Это что-то да значит.

– Ну да, с теми миллиардами, что он тратил на создание своего имиджа… Каждый, кто только намеревался бросить тень на его репутацию, либо сдох, либо оказался в богом забытых застенках, где его больше никто не услышит. Никто не мог выступить против Эдварда, потому что он всегда побеждал. Как говорится, добро всегда побеждает зло: кто победил, тот и добро. Эдуард был скотиной, но все считали его благородным, поскольку никто не осмеливался пискнуть.

Разозлившись, Лилия направилась прочь от клетки Тауэра, но Мэри осталась стоять, поэтому она развернулась и посмотрела на свою подругу.

– Тебе не надоело сидеть в клетке? – спросила Мэри, подходя к прутьям. – Ты ведь можешь выйти в любой момент.

Тауэр откинулся на бревно позади него и заложил руки за голову. Вид у него был довольный, словно он находился взаперти по своему собственному желанию.

– А мне и тут неплохо. Я уже подружился с гиббоном, сегодня утром он даже поделился со мной печеньем. Не то чтобы оно было вкусным, но как жест очень меня впечатлил. Я назвал этого парня Конни Фарр, как джазового музыканта. Слышали о таком?

Тауэр поднял руки и начал делать движения, будто играет на невидимом саксофоне. Мэри отрицательно помотала головой.

– Закончи войну, которую ты начал, и окажешься на свободе. Подпиши бумагу, что не имеешь никаких претензий к семье Келвин и обязуешься больше никогда не плести вокруг них паутину.

– Вы хотите мою подпись? – комичным голосом переспросил Тауэр. – И куда вы с ней пойдёте? В суд? Лилия, объясни своей подруге, кто на самом деле управляет миром и почему ни один суд не вынесет указ против тхари.

– Тебе же нужна была подпись Лилии, – заметила Мэри. – Без неё ты не смог бы развалить «Транстек». Значит, подписи до сих пор имеют значение.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать два, – ответила Мэри.

– Двадцать два, – задумчиво повторил Тауэр. – Ну, тебе простительно, учитывая отсутствие образования.

– Я бакалавр и почти окончила университет.

– Я говорю не про научное образование. Понимаешь ли, Эдварда боялись, «Транстек» держался только на нём. С его уходом корпорация начала разваливаться. Эти девяносто триллионов долларов были стоимостью корпорации только под его управлением. В эту сумму входило всё: стоимость инфраструктуры, работников, технологий, но также и доверие инвесторов, личные связи, авторитет, даже устные договорённости. Эдвард выстраивал корпорацию кропотливо, элемент за элементом, и всё держал под контролем. Это как карточный домик, он большой, красивый, но очень неустойчивый. С его смертью пропали все личные связи, авторитет, страх. Это, по некоторым подсчётам, составляло большую часть стоимости «Транстека». Доверие к корпорации сильно упало, и теперь на неё будут нападать все, кто захочет кусок пирога. Оставшиеся тхари больше не боятся, все знают, что скотина и мразь Эдвард умер. Никто посреди ночи не ворвётся в их дома, не заберёт в тайное место их детей, а Эдвард был на такое способен, и все это знали. Медленно, но верно «Транстек» начал угасать. Двадцать лет – и от него ничего не останется. А всё почему? Потому что никто не боится Елизавету и её приёмышей. Уж простите, но вы слишком благородны, как сами выразились.

– Благородство – это положительная черта, а не отрицательная, – возразила Лилия, подходя ближе.

– Для средневекового рыцаря, возможно, и то в песнях да балладах. Благородство – это слабость, а слабость никак не вяжется с властью. Благородство – это миф, выдуманный победителями для проигравших. Благородство не для бизнесменов. Я не начинал эту войну, я её лишь приблизил. «Транстек» развалится независимо от моих или ваших действий. Если не верите, спросите у Елизаветы. Она намного старше вас и уж точно это понимает. Вот почему подписи против семьи Келвин имеют значение, а против меня – нет.

– Ты начал эту войну, значит, сможешь закончить, – ответила Мэри. – Можешь философствовать сколько угодно, нам нужно практическое решение.

– Я её не начинал, я её возглавил. Я лишь сёрфер, вставший на гребень огромной волны. А смерть Эдварда – землетрясение, создавшее её. Никто не сможет остановить цунами, можно лишь расслабиться и получать удовольствие, наблюдая, как рушится чужая империя. В конце концов не мой город окажется под водой.