Текст книги "Последнее поколение"

Гибралтар. Чёрный паук

Дарвин никак не мог понять, кем приходятся друг другу Бартон и Изабелла. Порой они вели себя как возлюбленные, а порой общались как отец и дочь. Девушке было около двадцати пяти, ему за сорок. Несколько раз он видел, как Изабелла целует того в щёку, очень нежно. А в другой раз Дарвин смотрел, как Бартон придерживает её за плечи: довольно грубо и без малейшего намёка на ласку.

«Какая странная парочка», – в который раз подумал Дарвин.

Втроём они направлялись к больнице красного квартала, где находились сразу три члена семьи Дарвина: Андрес, Лилия и Елизавета. Бартон с Изабеллой надеялись получить хорошее вознаграждение за доставку мальчика к семье, а на полученные деньги уехать как можно дальше от Гибралтара. По их словам, они уже имели достаточно средств, чтобы уехать из города и спокойно жить долгие годы, но хотели выполнить эту работу, чтобы пребывать в комфорте до конца жизни. С большими деньгами они спрячутся от Джуана намного лучше.

Передвигаться по бунтующему городу было опасно даже в компании Бартона. Профессиональный телохранитель избегал столкновений и обходил любые места, кажущиеся ему подозрительными. В основном они передвигались пешком: ни один экипаж такси не выезжал сейчас в центр города, а станции надземных поездов сейчас были опасными как никогда.

Полуденное солнце грело Дарвину затылок, он вспотел и устал, хотел остановиться и выпить воды, но Бартон продолжал тащить его вперёд. Он походил на бульдозер, пробивающийся через развалины города.

Голодный бунт вышел из-под контроля. Если вначале люди выражали своё негодование по отношению к тхари, громили всё, что хоть как-то относилось к жителям посёлка, то сейчас наступил настоящий хаос. Бунтовщики нападали друг на друга, грабили и избивали случайных прохожих. В этой суматохе каждый заботился только о себе. Тут и там начинались драки из-за очередной порции синта, которую наркоманы не смогли поделить.

Низшие слои общества вылезли из своих нор и превращали город в огромную свалку. Образовывались новые банды и тут же распадались. На глазах у Дарвина несколько парней в татуировках с головы до пят, возрастом чуть больше двадцати, выскочили из автомобиля и тут же начали стрелять в японцев, стоящих группой у магазина электроники. Те в свою очередь открыли огонь по ним. Пули застучали вокруг, одна из них даже оставила дырку в мусорном баке в метре от Дарвина. Бартон поспешил нырнуть в боковой проход, чтобы скрыться из зоны видимости, но Дарвин успел увидеть, как из магазина выходит огромный дрон с микроволновой пушкой, похожей на металлоискатель. Это оружие он направил на прибывших парней, и те начали падать на землю, хотя ни звука, ни видимых вспышек она не излучала.

– Пройдём этот участок под землёй, – произнёс Бартон. Он всегда выглядел хмуро и разговаривал словно офицер, отдающий приказы рядовым. Короткие солнечные минуты в его вечно пасмурном настроении наступали, лишь когда вокруг не было людей. В каждом встречном он видел потенциального врага и не расслаблялся ни на минуту.

Когда кто-то в поле его зрения прятал руки за спиной или во внутреннем кармане куртки, он тут же тянулся к оружию под мышкой. Казалось, его ничто не может застать врасплох.

В противовес Бартону выступала Изабелла. Джуан заставил её выйти за него и с тех пор истязал, унижал, делал всё, чтобы ей было как можно хуже, и при этом требовал, чтобы она притворялась, изображая, как ей нравится в их доме и как она его обожает. Сбежав от Джуана, Изабелла расслабилась настолько, что игнорировала любую опасность на улице. Она вела себя беззаботно, словно птица, впервые покинувшая клетку.

– Тебе нравится Новая Зеландия? – спросила Изабелла Дарвина. Она мечтательно смотрела вдаль, пока Бартон вёл их обоих по тротуару подземной дороги.

В этом месте было необычайно людно. В прошлый раз, когда Дарвин перемещался по подземной дороге, он прошел несколько километров, встретив всего пару прохожих, а сейчас тут сидели сотни оборванцев с самодельными трубками для курения и немногочисленными пожитками. Бездомные по всему городу спускались в тоннели автострады, чтобы переждать шторм наверху. Их лица заливал тусклый отблеск ламп постоянного освещения и фары проезжающих мимо дронов.

– Я там не бывал, – ответил Дарвин.

Он вспомнил своих друзей-бездомных, которых больше не было в живых, и от этого в его горле застрял огромный ком. Казалось, среди встреченных под землёй лиц он увидит Кутайбу в неизменно порванных штанах, Серджио с его ножом, способным заколоть носорога, коротышку-индейца Руди, Шичиро в очках-телескопах. Но видел он сплошь незнакомых людей.

– Мы с Чедом решили перебраться туда, – продолжила Изабелла. – Это другая часть света, самая далёкая точка от Гибралтара. Настолько далёкая, что отдалиться ещё дальше невозможно – метр в сторону, и уже возвращаешься обратно. Там есть места, где нет людей на километр вокруг. Можно построить дом на берегу и жить в тишине месяцами, пока не захочешь выехать к ближайшему городку.

Последние её слова утонули в шуме проезжающих автомобилей. Здесь, под землёй, дроны ездили намного быстрее, чем в городе, и для разговора приходилось повышать голос, чтобы перебить шум колёс.

– Как ты попала к Джуану? – спросил Дарвин. – Почему вышла за него? Всем известно, что он урод.

– Будто у меня был выбор, – усмехнулась Изабелла. – Он выкупил меня у работорговцев. Я плыла на корабле в контейнере среди других девушек в ужасной антисанитарии. Джуан – первый, кого мы увидели, когда открылись двери того контейнера. Нас вывели, поставили перед ним; он шёл вдоль ряда девушек и выбирал тех, кто ему понравился. Перед тем как он дошёл до меня, он выбрал троих. Однако, когда увидел моё измученное лицо, сказал, что те трое ему не нужны, и выбрал меня.

– Он тебя просто купил? – удивился Дарвин. – Как в супермаркете?

– Скорее как в зоомагазине. И ему сделали скидку как постоянному клиенту.

Чем дальше они продвигались, тем медленнее шли. Бартон, изначально тащивший их за руки, замедлялся, хотя впереди их встречало всё меньше людей.

– Надо сделать привал, – сказал он после получаса ходьбы. – Короткий отдых, а потом двинемся дальше.

Бартон присел на ступеньки, ведущие к техническому помещению, закрытому на кодовый замок. Дарвин пристроился слева, и только Изабелла продолжала стоять с озабоченным видом. В этом месте бездомных было меньше, чем на окраине города. Чем ближе к центру они подбирались, тем больше редела толпа под землёй.

Окружающие сидели на бетоне, подстелив грязное одеяло или подушку, скопившую в себе больше грязи, чем пуха. Большинство из них были приезжими из разных частей света, загоревшими сильнее, чем местные марокканцы. Все мужчины носили грязные бороды, а женщины – лохматые причёски. От грязных одежд окружающей толпы несло потом, мочой, дешёвым алкоголем и наполовину разложившейся едой. Повсюду сидели собаки, такие же бездомные, как и их хозяева.

Проведя месяц на улице, Дарвин стал похож на них. Его одежда так же покрылась пятнами, и вонял он ничуть не лучше. Только Бартон с Изабеллой выделялись среди всех. Он был гладко выбритым и хорошо одетым, а она – молодой и ослепительно чистой на фоне грязных людей.

– В чём дело? – спросила Изабелла.

– Всё хорошо, – ответил Дарвин, не сразу поняв, что она обращается не к нему.

– Что? – переспросил Бартон. Он выглядел очень бледным.

– Ты сам на себя не похож: кислый какой-то и будто пьяный. Но я не видела, чтобы ты притрагивался к алкоголю. Вообще ни разу. Что с тобой?

– Всё хорошо, – ответил Бартон и постарался улыбнуться.

– Ты не смотришь по сторонам, хотя всегда это делаешь, – заметила она. – А ещё сел, но ты никогда не садишься.

– Просто устал, столько времени на ногах.

– Ты что-то скрываешь.

– Вовсе нет. Всё прекрасно.

– Помнишь, о чём мы договаривались? – спросила Изабелла. – Ты мне всегда говоришь только правду. Никакой лжи и недоверия, этого мне хватило у Тауэров. Так что признавайся.

– Я тебе не вру, – возразил Бартон. Его голос был необыкновенно слаб. – Только хочу, чтобы ты ни о чём не переживала. Это противоположность вранья.

– Противоположность вранья – правда.

Скрипя зубами, Бартон убрал в сторону полог лёгкой куртки, и под ним обнаружилось красное пятно на левой стороне живота, чуть ниже рёбер. Это была кровоточащая рана, которую он прижимал предплечьем.

– Что это? – ужаснулась Изабелла.

– Кровотечение совсем слабое, – ответил Бартон. – Важные органы не задеты. Всё будет хорошо, можешь не переживать. Потерять ухо было намного больнее, – пошутил он.

– Откуда оно?

– Ты умираешь? – спросил Дарвин, ему не хотелось видеть смерть ещё одного человека, который решил ему помочь.

– Всё будет хорошо, говорю вам. Вот почему я не хотел её показывать, вы не можете отличить тяжёлое ранение от лёгкого, а это как раз такое. Поверьте человеку, прошедшему всю войну и видевшему все типы травм.

– Тебе надо в больницу, – произнёс Дарвин.

– Мы туда и идём, помнишь? – спросил Бартон. – Ведём тебя к твоей семье, а она находится в больнице красного квартала.

– Мы до неё сегодня можем не добраться, – произнесла Изабелла, её голос дрогнул. – Нам нужно на поезд.

– Опасно. Там «Деше» и прочие отморозки, лучше медленно, но свободно под землёй.

Дарвин не мог оторваться от раны на боку Бартона. Он смотрел на неё словно загипнотизированный, из неё продолжала течь кровь, несмотря на заверения в отсутствии кровотечения.

– Раздевайся, – приказала Изабелла. – Тебя нужно перевязать.

С недовольным ворчанием Бартон снял куртку, положил кобуру на ступеньки справа, снял майку, разорвал её на части и позволил перемотать рану.

Вскоре они снова двинулись в путь, однако повязка помогала слабо. Чем дальше они шли, тем бледнее становился Бартон. Его походка менялась с прямой на виляющую, а спина всё больше сгибалась. В один момент он остановился, прислонив руку к стенке. Его ноги тряслись.

– Тебе нужно в ближайшую больницу, – повторила Изабелла. За последние десять минут она произнесла это раз двадцать.

– Я согласен, – сдался Бартон. Он направился к боковому проходу, ведущему на поверхность, но прошёл лишь половину пути: его ноги подкосились, и он рухнул на землю. – Всё хорошо, честно. Я только слегка отдохну, и мы пойдём дальше…

– Дарвин, помоги, – попросила Изабелла и взяла Бартона за руку, чтобы поднять.

Вокруг не было никого, кто мог бы помочь: они находились на маленьком участке, ведущем от подземной дороги на городскую площадь. Вверх и вниз от них уходили ступеньки, над головой находилось полуденное солнце. Кто-то снаружи кричал и пел песни.

Дарвин и Изабелла тянули Бартона вверх, тот пытался им помогать, но сил не хватало, чтобы сдвинуть огромное тело.

– Всё хорошо… – снова произнёс Бартон. Его язык заплетался. – Я только чуть-чуть полежу и сразу в бой… Пацана отведём к матери, тебя на остров… Всё будет как в сказке…

С последними словами Бартон закрыл глаза и, как бы Дарвин с Изабеллой его ни трясли, не собирался просыпаться. Он выглядел умиротворённым, словно впервые смог прилечь за годы долгой службы.

– А ну просыпайся! – крикнула Изабелла, у неё были выпучены глаза, она не моргала. Руками она вцепилась в грудь Бартона и дышала часто, словно вокруг было мало кислорода. На шее проступили вены. – Просыпайся, я сказала!

На верхней ступеньке лестницы появилась голограмма. Это был парень с длинными волосами и болезненно широкой улыбкой. Он направился вниз, шагая мимо ступенек, и остановился напротив лежащего Бартона.

– Ищете женского внимания? – спросил он, совершенно не обращая внимания на происходящее перед ним. – Попробуйте мыло «Синцин», с ним ваша кожа приобретёт естественную мягкость и приятный цвет, перед которым невозможно устоять…

– Исчезни, – приказала Изабелла, но голограмма на это не обратила никакого внимания. Её запрограммировали рекламировать мыло до тех пор, пока кто-то находился в зоне видимости.

– Имеется множество разных ароматов на любой вкус. Для людей с обильным потоотделением я могу порекомендовать в комплекте наш дезодорант, если взять его вместе с мылом, вы получите скидку…

– Уйди, – повторила Изабелла, а затем встала и крикнула прозрачному парню прямо в лицо: – Скройся, сука!

Она махнула рукой, и на короткий миг голограмма потеряла форму, превратилась в кривое подобие человека, провалившегося под землю, а затем приняла первоначальный облик.

– Людям с сухой кожей подойдёт наш увлажняющий крем…

Дарвин тряс Бартона, хотя сам не знал, зачем это делает. Необходимо было взять себя в руки и действовать с умом.

– Я позову на помощь, – сказал он и побежал в сторону подземной дороги, там вдалеке должны были находиться бездомные, кто-нибудь из них обязательно поможет.

Однако стоило ему забежать за угол, как он врезался в человека, одетого в длинное чёрное пончо с капюшоном, закрывающим верхнюю часть лица, плотные камуфляжные штаны и армейские берцы. Это был взрослый темнокожий мужчина, его зрачки светились белым огнём, а кожа имела неестественный серый оттенок. У него были приплюснутый нос и широкие губы, а голос оказался глухим, словно связки состояли из грубой, искусственной ткани.

– Осторожно, сепаратум, – произнёс незнакомец, придерживая Дарвина металлическими руками. – На нашем месте мог оказаться дрон, и тогда столкновение было бы куда более травмирующим.

Дарвин хотел было попросить помощи, но остановился. Человек перед ним выглядел слишком необычно: он походил на новую, человекоподобную версию дрона. У него из-за спины выглядывало дуло неизвестного оружия, а на шее висела шестерня с пятнадцатью зубьями. В груди у него слышались странные щёлкающие звуки. Дарвин не знал, кто перед ним находится, но чувствовал опасность, исходящую от него.

– В чём беда? – спросил мужчина. Он стоял недвижно, словно статуя, лишь длинное чёрное пончо с капюшоном колыхалось на ветру.

– Нам нужна помощь, – вымолвил Дарвин. Он, наконец, понял, почему лицо мужчины выглядело настолько необычно. У него были глазные импланты, а вовсе не отражение солнца, как показалось впервые. Зрачки были чёрными, а вместо роговицы – белые шестерни. И они вращались без перерыва: правый глаз по часовой стрелке, левый против. Дарвину казалось, что он даже слышит звук, с которым вращаются глаза незнакомца.

– Ты обратился по адресу. Если кто-то просит нас о помощи, мы всегда помогаем.

В словах мужчины Дарвин чувствовал лёгкость и непринуждённость, словно всё происходящее идёт по его плану и он знает всё, что произойдёт в будущем. За свои девять лет Дарвин много раз встречал людей, помешанных на какой-либо идее, но никто из них не выглядел настолько необычно.

– Веди, мы сделаем всё, что необходимо.

Дарвин поспешил вернуться к Бартону. Тот стал ещё бледнее, чем был до этого. Он пришёл в сознание и продолжал уверять, что ничего плохого не произошло:

– Это лишь царапина… Вот увидишь… сейчас я полежу и отнесу вас куда захотите.

При появлении человека в чёрном пончо Изабелла вздрогнула. При ходьбе незнакомец хромал и двигался так вяло, словно вот-вот упадёт на землю.

Голограмма рядом с Бартоном продолжала рассказывать о своих товарах:

– Для постоянных покупателей действуют скидки и специальные программы лояльности…

– Исчезни, – приказал человек и махнул рукой. Голограмма зашаталась и испарилась.

– Ого, – только и смог вымолвить Дарвин. Ему казалось, что голограмма будет их сопровождать до тех пор, пока они не уйдут отсюда. Это была её территория, и она бросалась на всякого, кто оказывался в этой зоне.

Незнакомец с вращающимися глазами произвёл впечатление не только на Дарвина. Как только Изабелла заглянула тому под капюшон, то отшатнулась, а Бартон потянулся к кобуре под мышкой.

– Не стоит нас бояться, – произнёс незнакомец с ухмылкой, словно получал от этого наслаждение. – Нас зовут Вольфрам, но можете звать просто Вольф.

– Кто ты? – спросила Изабелла.

– Человек, к несчастью.

С последними словами Вольф попытался поднять Бартона, однако это ему не удалось: тот был слишком крупным. Тогда он поднялся по ступеням и осмотрелся. Слева направо проходила Старбакс-роуд, перегороженная сваленными в кучу цветочными клумбами. С одной стороны дороги сейчас находился отряд национальной гвардии, с другой – толпа из сотен митингующих. Они стояли на значительном расстоянии друг от друга, и тихие, отдалённые оскорбления раздавались в воздухе.

– Ты, – произнёс Вольф и указал на дрона в виде квадратной коробки на шести колёсах. – Иди сюда.

Это был дрон-уборщик с двумя манипуляторами и мусорным контейнером. Эти механизмы продолжали работу даже во время бунтов, и никто их не трогал: во-первых, они были очень тяжёлыми и украсть такого было невероятно сложно. Во-вторых, их собирали из деталей, которые подходили только к муниципальным дронам, и никто не хотел ими торговать.

– Он не поедет, – сказал Дарвин. – Эти штуки никогда не слушают, у них даже микрофона нет.

Но к удивлению Дарвина, дрон изменил свою траекторию и покатил в их сторону. Выглядело так, будто незнакомец в пончо отдавал ему мысленные приказы. Устройство весом в несколько центнеров сейчас направлялось к ним, словно собака, взявшая команду «к ноге». Оранжевый дрон целиком покрывали царапины и отметины от ударов. Его разрисовали граффити в виде неразборчивых надписей на разных языках. Из резиновых колёс торчали осколки разбитого стекла и острые куски металла. Дрон этого совершенно не замечал.

– Спускайся и встань у того парня, – приказал Вольф, и дрон направился вниз по ступенькам.

У него был довольно высокий центр тяжести, и Дарвин думал, что тот вот-вот перевернётся и, вместо помощи Бартону, полетит на него всем своим весом. Однако со ступенями дрон справился и остановился где велено.

– Как вы это делаете? – спросила Изабелла. – Эти дроны не слушают людей.

– Не всех, – подтвердил Вольфрам. – Лишь некоторых.

Вместе с Изабеллой и Вольфрамом Дарвин поднял Бартона и положил на крышу мусорного контейнера с колёсами. Сколько бы тот ни уверял, что его лишь слегка задело, рана оказалась достаточно серьёзной: под ним натекла целая лужа крови.

– Идём, пора вылечить вашего друга, – продолжил мужчина в пончо.

– Нам нельзя в больницу, – ответила Изабелла. – Там понадобится айди, а мы скрываемся.

– В таком случае выбор у вас небольшой. Следуйте за мной.

Вольфрам направился вниз по лестнице обратно к подземной дороге. Его чёрное пончо с капюшоном, спускающееся до коленей, колыхалось на вырывающемся наружу ветру. Он повёл их в северную часть города, в сторону от того места, куда они изначально направлялись.

– Держись, скоро тебя вылечат, – говорила Изабелла и гладила Бартона по руке. Тот стал настолько слаб, что заснул, несмотря на шум мчащихся по дороге дронов.

– Вы хотите пожениться? – спросил Дарвин. Он не знал, как по-другому уточнить, кем друг другу приходятся Бартон и Изабелла. Слишком сильно его мучил этот вопрос.

– Что? – удивилась Изабелла.

– Вы любите друг друга?

– Конечно, любим, разве это не заметно?

– Нет, я имею в виду… – задумался Дарвин. – Любите ли вы друг друга как муж и жена, а не как друзья.

– Почему ты задался этим вопросом?

– Вы очень странная пара.

– Наверное, да, – согласилась Изабелла.

– Разве любящие люди не говорят это друг другу?

– Говорят, если это обыкновенные люди в нормальной ситуации. Чед никогда мне этого не говорил, но я знаю, вижу это по его глазам. Сентименты тяжело даются бывшим военным, у которых не было времени на личную жизнь. Но он раскроется, я верю в это, нужно лишь подождать.

– А ты говорила ему, что любишь?

– Нет, – ответила Изабелла с грустью. – Я тоже замкнутая. Мы как два куска чёрствого хлеба. Снаружи грубая корка, а внутри нежная мякоть. И ни один из нас не знает, как сделать тот самый первый шаг.

– Ты не выглядишь замкнутой, – заметил Дарвин. – Ты похожа на мою сестру, такая же красивая и жизнелюбивая. Ты точно не чёрствая булка.

– О, спасибо, – усмехнулась Изабелла. – Можешь не верить, но мне всю жизнь не везло в любви.

– Не верю. У моей сестры были тысячи ухажёров.

– И сколько из них задержались на продолжительное время?

– Э-э, – протянул Дарвин.

– Вот видишь. Это проклятие красивых людей: к тебе многие проявляют внимание и среди них ты выбираешь самого привлекательного, хотя стоило бы обратить внимание на самого чувственного и понимающего. В итоге красавец оказывается придурком и всё, что он приносит в твою жизнь, – лишь разочарование и боль.

Впереди их колонны двигался Вольфрам, он прокладывал дорогу мимо многочисленных бездомных и освобождал путь для дрона. Шестиколёсный мусорный бак оказался слишком крупным для тротуара и иногда с трудом проходил между защитными столбами. Окружающие смотрели с любопытством: никто из них раньше не видел, как дрон-уборщик возит на себе людей.

С каждой минутой Бартон слабел всё больше. Он был необычайно крепким, но Дарвину начинало казаться, что они не успеют добраться до больницы.

– Как ты попала в плен? – спросил Дарвин у Изабеллы. – У тебя тоже были родители-наркоманы? У меня были. Про меня просто-напросто забыли. Я несколько дней не ел, прежде чем социальная служба взломала замок нашей квартиры.

– Я выросла в Израиле. У меня там осталась большая семья: шесть братьев и две сестры. Нам с детства прививали традиционные ценности, и всю жизнь я считала себя настоящей еврейкой. Однако на свой день рождения я сдалась и напилась так, как этого не делают даже портовые грузчики. Мне было двадцать три. Просто в тот день от меня ушёл молодой человек: бросил ради двадцатилетней балетной танцовщицы. Когда мы сидели с подругами в ресторане, к нам начала приставать компания ребят…

– Среди них был работорговец?

– Если и не работорговец, то поставщик, который похищает людей. После очередного бокала вина мне стало плохо, и один из них вызвал мне такси. Очнулась я в грязном гараже среди десятков похищенных. Там воняло мочой и старой обувью, поэтому я сразу поняла, где оказалась.

– Тогда почему ты решила сбежать в Новую Зеландию, а не домой к семье?

– Джуан однажды сказал, что отпустит меня домой, только когда я отработаю свой ресурс: состарюсь. Тогда он отвезёт меня к моей «грёбаной еврейской семье, где я продолжу жить как ничтожество». Он найдёт их, мою семью, я даже не сомневаюсь. И там меня будут ждать его люди.

– Не боишься, что он навредит им? – спросил Дарвин.

– Каждую секунду я думаю только об этом, – призналась Изабелла, и на её лице промелькнула тень. – Но я не могу вернуться – не могу больше это выносить. Может, это слишком эгоистично, но я хочу сбежать как можно дальше, даже если это навредит моей семье. Я не хочу брать ответственность за поступки Джуана на себя.

Через четверть часа Вольфрам повернул направо в крохотный коридор, весь покрытый испражнениями. По всей видимости, бездомные использовали его как отхожее место: обыкновенного туалета в округе не было.

– Смотрите под ноги, – посоветовал Вольфрам. – Здесь находится наша обитель.

Он подошёл к металлической двери, закрытой на кодовый замок. У потолка висела крохотная камера видеонаблюдения, светящаяся красным. Тонким металлическим пальцем Вольф набрал комбинацию цифр, и дверь отъехала в сторону. В этом месте дрон-уборщик уже не мог двигаться, поэтому Дарвин с Изабеллой помогли Вольфраму снять Бартона и потащили в сторону двери.

Впереди их ждал длинный тёмный коридор, увитый оборванными проводами. По всей видимости, они находились неглубоко: источником света являлись металлические решётки, ведущие на поверхность.

– Дизель! – крикнул Вольф, и из-за поворота появилась удивлённая голова. Это был мужчина лет сорока в точно таком же чёрном пончо с капюшоном. У него были точно такие же глаза с вращающейся белой шестерёнкой вместо роговицы, а за спиной находилось оружие той же модели, что и у Вольфрама: похожее на короткий автомат, но стреляющее неизвестно чем.

Дизель вышел к ним навстречу и поприветствовал необычным жестом: две ладони на уровне груди. Левая параллельно полу, правая приподнята над левой. Этот жест напоминал разводной мост, когда тот открывается, чтобы пропустить корабль, но одна из створок сломалась и не смогла подняться.

– Нова мембра? – спросил Дизель на латыни. Смысл оказался Дарвину понятен, хотя слова звучали необычно. Мужчина спрашивал, новые ли это члены.

– Си нос адьювент эос, – ответил Вольфрам, и смысл этих слов ускользнул от Дарвина.

Вслед за Дизелем появилась девочка лет десяти. Она не имела ни пончо, ни вращающихся глаз, это был обыкновенный подросток в джинсовых шортах и грязно-белой майке с коротким рукавом. Объёмные чёрные волосы она заплетала в косу.

– Фара, приготовь капельницу, – приказал Дизель, и девочка скрылась в помещении за металлической дверью.

Вольфрам и Дизель потащили Бартона к столу, где в этот момент лежали медицинские приборы.

– Буллет ин вентре, – произнёс Дизель и взял в руки хирургический расширитель.

Дарвин не мог поверить, что Бартона сейчас будут оперировать. Они находились в таких грязных условиях, что одно только нахождение в этом месте могло занести в рану инфекцию.

Раньше в этом месте, должно быть, находился огромный склад с производственными помещениями. Оно было необычайно широким: в центре находился круглый зал около пятидесяти метров диаметром. Сейчас он был закрыт массивными металлическими дверями, поэтому Дарвин не знал, что находится внутри. Его огибал длинный коридор в форме кольца. На внешней стороне коридора располагались десятки дверей, ведущих в небольшие комнаты.

Стены из бетона покрывала облупившаяся краска, повсюду виднелись масляные пятна, паутина и жёлтая плесень. В нескольких местах протекали трубы водоснабжения, и под ними образовались неприятно пахнущие лужи. Дышать здесь было трудно, несмотря на близость к поверхности.

Каждая из металлических дверей была покрыта ржавчиной. Неподалёку от места, где они стояли, находился туалет. Через проём Дарвин видел старую коричневую плитку, выбитую в нескольких местах, унитаз, жёлтый от известковых отложений, и раковину, покрытую пятнами от промышленных отходов.

Вдоль каждой стены стояли ряды ржавых металлических шкафчиков для одежды, на некоторых висели замки. В одном из углов оказалось нагромождение пластиковых и железных бочек. По правую руку от Дарвина располагалась смятая дверца пожарного щита, где не осталось ни огнетушителя, ни ручного инструмента.

Люди, обитающие здесь, изрисовали стены из баллончиков надписями на латыни. Некоторые из этих слов выглядели знакомо, другие нет. Иногда встречались рисунки людей и странных животных.

Из кладовки вышла девочка с капельницей и оставила её около Дизеля. Пока что она выглядела самой живой из присутствующих: в глазах у неё не было усталости и любопытство перебиралось через край.

– Нас зовут Фара, как источник света, не как арабское имя, – произнесла она. Голос у неё был твёрдым и уверенным.

Дарвин пожал протянутую ладонь, но представляться не стал. Затем девочка протянула руку Изабелле, но та лишь посмотрела на неё как на источник заразы. Девушка стояла посреди коридора и не собиралась ни к чему здесь притрагиваться.

– Что это за место? – спросила Изабелла.

– Мы называем его «Локо веритатис», или «Место истины», – ответила Фара. – Сюда приходят, чтобы прикоснуться к великому.

Они смотрели друг на друга, словно говорили на разных языках. Наконец Изабелла указала на массивную стальную дверь, ведущую в центральный зал, и спросила:

– Что за той дверью?

– Там находится медитатио праеториум, но вход туда запрещён.

– Запрещён кем? – уточнила Изабелла с насторожённостью.

– Кремнием, – прошептала девочка с благоговением, сложила большой и указательный пальцы в кольцо, коснулась ими своего лба.

– Камнем, что ли? – усмехнулся Дарвин. – Только не говорите, что вы здесь поклоняетесь камням.

– Кремний – это имя, верно? – спросила Изабелла.

– Кремний – это наш лидер и голос великого. Он никогда не покидает праеториума и каждый день проводит в попытках познать сущность вездесущего.

– Чё за бред?! – воскликнул Дарвин и отправился к металлическим дверям, ведущим в центральный зал.

– Стой! – крикнула ему вслед Фара. – Вход запрещён.

За металлическими дверями находилось просторное круглое помещение, освещаемое дневным светом через люк в потолке. Оно было таким же грязным, как окружающий его коридор. Зал увивало огромное количество проводов: они спускались с потолка по центральному жёлобу и подключались к затылкам людей. Внутри находились около полусотни взрослых людей, они сидели в позе лотоса кругом в два ряда, все носили пончо, но капюшоны были отброшены назад. Каждый из них был пострижен налысо, и их головы блестели на солнечном свете.

К каждой лысой голове со стороны затылка подходил провод, из-за чего люди напоминали дронов, восстанавливающих заряд аккумулятора. От увиденного Дарвин совершенно забыл, зачем сюда пришёл. Он сделал несколько шагов назад и в панике пытался вспомнить, где здесь выход.

Никогда прежде он не видел такого количества механизированных людей. У большей части были металлические протезы различных конечностей: руки, ноги, у кого-то грудная клетка, шея, пальцы или часть черепа. У некоторых из них были открыты глаза, и все они были такими же, как у Вольфрама и Дизеля: белые вращающиеся шестерёнки, светящиеся в тени. Это походило бы на собрание пострадавших ветеранов войны в Индии, если бы они не сидели под землёй в полной тишине.

Чуть в отдалении находилась статуя, собранная из кусков железа и проводов: она походила на огромного чёрного паука с телом сферической формы около двух метров в диаметре и длинными ногами. Статуя располагалась под потолком, словно висела в паутине из проводов. Внизу, под ней, находился человек отдельно от остальных.

Изначально он сидел в позе для медитации, однако поднял голову при первых звуках. Выглядел он как манекен из больницы протезирования: из человеческого в нём остались лишь голова и левая рука – всё остальное, от шеи до пят, было механическим и неимоверно уродливым. Двигался он дёргано и неравномерно, словно между мозгом и телом импульсы задерживались чуть дольше, чем обычно.

– Я, пожалуй, пойду, – произнёс Дарвин и попятился. Он наткнулся на Изабеллу, удивлённо выглядывающую у него из-за плеча.

– Гости-и, – протянул человек, приближаясь к ним.

Хромающей походкой он обогнул людей в центре зала и остановился напротив Дарвина. Вблизи он выглядел даже уродливее, чем издали: каждая часть его тела была сделана из разных материалов и отличалась цветом. Грудь просвечивалась, и под ней виднелись искусственные лёгкие в виде поршней, качающих воздух по трубкам. Казалось, питался он не пищей, а каким-то раствором, подаваемым в специальный резервуар через откручивающуюся крышку.