Текст книги "Апельсиновая осень. Стихи"

Чулпан Зарипова
Апельсиновая осень

© Татарское книжное издательство, 2013

© Зариф Ч. А., 2013

* * *

Пока жива – любить я буду!..

С татарской поэтессой Чулпан Зариф я познакомился в Турции, на фестивале поэзии в городе Элазыг. Там она представляла татарскую поэзию, а я был в составе азербайджанской делегации. Чулпан подарила мне свой поэтический сборник на татарском языке – «Кояшка юл тота кәрваным» (Мой караван шагает к солнцу). Так я познакомился с поэзией прекрасной татарской поэтессы Чулпан Зариф. Поэзией, наполненной солнечным светом и апельсиновым соком. Не знаю почему, но эти стихи в моём сознании ассоциировались именно с солнечным светом и апельсиновым соком. Хотя её имя больше напоминает мне «утреннюю звезду» – символ богини любви у древних народов. В том числе и у древних тюрков. В Турции и в Азербайджане о древнетюркском названии «утренней звезды» давно забыли. Её обычно называют по-арабски «Зохра» или по-латински «Венера». Но память татарского народа сохранила имя богини любви древнетюркского пантеона богов. Сохранила и философию культа поклонения богине любви. Сейчас эта философия трансформировалась в поэзию. В поэзию света и мира чувств, в поэзию жизни. Испокон веков человеческой жизнью правила любовь, и без любви эта жизнь была бы без вкуса и сока. И без света. Именно этот сок и свет породили поэзию. В поэзии Чулпан Зариф я и почувствовал этот вкус и свет. Позже я познакомился с её стихами, написанными на русском и турецком языках. Все эти стихи связывает одна красная нить – любовь. Любовь в самом большом смысле этого слова является сутью поэзии Чулпан Зариф. Мне даже так кажется, что сама богиня любви, божественная Чулпан, каждое утро озаряющая нашу жизнь, воплотилась в физическое тело поэтессы Чулпан Зариф и она её устами воспевает самое прекрасное из чувств, даруемых роду людскому Всевышним. Как Цветаева, как Ахматова, как Ахмадуллина… Однако Чулпан, в отличие от своих великих предшественниц, это чувство воспевает на трёх языках! И делает это одинаково превосходно.

Её ранние стихи, написанные на татарском и русском, – изумительные картины татарской природы. Чего только там нет: «лёгкая метель черёмух», «золотая тяжесть лета», «вечерний стон фонарей», «сиреневые улицы», «любимый, пахнущий зимою», «снег, тающий на ресницах», «рябина, горящая над могилой», «Казанский Кремль – красивый, как бог», «женщина – гордая, как Сююмбике»… Я никогда не был в Казани, но, читая стихи Чулпан, этот город оживает в моём воображении во всей своей красе. Город, где музы благословили юную поэтессу. Город, где она впервые увидела свет божий и впервые познала любовь. Город, хранящий память о доблести и любви великих булгар. И Чулпан стала одной из хранительниц формулы любви своих великих предков. Любовная лирика в её исполнении – это нечто, соединяющее божественное с земным. Это исповедь женщины, душа которой наполнена и божественными, и плотскими чувствами. Это молитва человека, молящегося пред алтарём любви:

 
Унижая себя, обижая себя,
И безумно любя, —
Осуждая меня, обвиняя меня,
Не сердись на меня.
Упрекая себя, проклиная себя, —
Бесконечно любя! –
Вспоминаю тебя, воспеваю тебя
И молюсь на тебя…
 

Она родилась в городе, впитавшем в себя аромат двух великих культур – русской и татарской. Здесь слилось воедино мусульманство с православием. Здесь есть и Запад, и Восток. Безусловно, слияние двух культур оказало очень сильное воздействие на мировоззрение и мироощущение людей. В том числе и на Чулпан Зариф. В её поэзии и Запад, и Восток сосуществуют. Как и должно быть в человеческом сознании. Бог создал людей, чтобы они творили и любили. Рукотворные храмы, созданные мыслью человеческой, не только объединяют людей, но и разъединяют. А любовь всегда объединяет! И потому любовь всегда превыше храмов. Люди молятся разным богам, но любят везде и во все века одинаково:

 
Пусть в обоих мирах мне не будет спасенья,
Всё, что хочешь! Но я иноверца люблю…
 

Последние пятнадцать лет Чулпан Зариф живёт и работает в Турции. Она известный тюрколог, специалист по татарской мифологии и преподаёт в университете. Автор многих научных трудов. Часто участвует в международных конференциях. Но мне кажется, главная её стихия – это, всё же, поэзия. По-моему, её поэтическое творчество не оценено на должном уровне ни на родине, ни в Турции. Безусловно, и в России, и в Турции есть прекрасные поэтессы, есть прекрасная любовная лирика, но в этой лирике очень мало можно встретить столько граней божественного и возвышенного чувства любви, сколько их присутствует в стихотворениях Чулпан Зариф. Да, мы живём в столетии обожествления плоти. Бог этого столетия пока что зелёный доллар, и музы поэтов увязли в трясинах плотских игр. Или же параллельно создаётся околоцерковная поэзия. Или так называемая духовная. Однако человек состоит как из души, так и из плоти! Без души он – животное, а без плоти – мертвец. В поэзии Чулпан есть и душа и плоть. Я думаю, поэзия для того и существует, чтобы наполнять чувства людей чем-то человеческим с примесью божественного. Пока живы такие чувства, и род людской будет умножаться:

 
К тебе, чтоб обиду
Отнять поцелуем.
Я – скромная с виду —
Целую, целую…
 

Прожитые годы в Турции, безусловно, повлияли на творчество Чулпан. Особенно на её турецкоязычную поэзию. Турция – хоть и светская страна, но в то же время здесь до сих пор очень сильны мусульманские традиции. Здесь слились воедино разные культуры – тюркская, персидская, древнегреческая, арабская, европейская. Здесь возрождается общность данных культур или, как это называют некоторые критики, тюркский ислам. В этом обществе есть что-то и от мусульманства, и от христианства, и от эллинизма. «Будь хоть мусульманином, хоть христианином, хоть язычником, цель твоего поклонения одна», – так сказал великий Джелаледдин Руми. Эту идею мы видим и в творчестве Чулпан. Любовь, воспеваемая ею, это любовь общечеловеческая. Ни религия, ни раса, ни национальная принадлежность не могут быть преградой. Есть миллиарды любящих сердец, есть разные ритуалы, но алтарь любви всегда един. Чулпан Зариф, будучи мусульманкой и живя в мусульманской среде, в основном обращается к алтарю любви на языке исламских ритуалов:

 
Стихи священного Корана
Прочту чуть слышно, наизусть.
Пусть кто-то лечит ими раны,
Послушают другие пусть…
 

Или:

 
Что, Аллах, мне твой чёрный камень Каабы!
И черней, и мертвей моё сердце давно.
 

Уже долгие годы она живёт на Эгейском побережье, вблизи развалин древней Трои. Она слышит из глубины веков зов камней, древних, чем языческие боги Эллады! Она, вдыхая апельсиновый аромат вечнозелёного побережья, среди оливковых деревьев и виноградных лоз, размышляет о временах, воспетых Гомером. И в глубине веков она ищет опору своей главной теме. Размышляя на развалинах Трои, она прочувствовала, что здесь бродят души тех, чья великая любовь погубила великий город. Город, который после своей гибели возродил великую этрусскую цивилизацию. Здесь нет черёмух и рябин, здесь «синь морей и запах кипарисов». Здесь (теперь уже под звуки азана) Прекрасная Елена до сих пор ищет своего славного Париса:

 
Синь морей и зелень кипарисов.
А душе не вырваться из плена…
Так вздыхала, видно, по Парису
Рядом с мужем бедная Елена…
 

Здесь жил Парис, ведомый божественной Афродитой. Здесь живёт Чулпан Зариф, ведомая божественной Чулпан. Сейчас её богиня воплотилась в едином Аллахе. Ибо она была ипостасью самого Единого. И миллиарды людей снова поклоняются ей. И татарская поэтесса, потомок славных булгар, живущая в Турции, поёт свои песни устами богини. И гимны любви, воспеваемые ею, снова наполняют людей божественным и плотским. И я ей верю, потому что вера, живущая в нас, она и есть любовь. Мы поклоняемся Аллаху, Богу, Будде, мы молимся на разных языках, но вера в нас одна. Мы верим, потому что любим. И мы любим, потому что верим.

 
Своей я веры не забуду,
Пока я верю – я жива.
Об остальном не спрашивай,
Пока жива – любить я буду!..
 

И она творит любя. Она любит людей, она любит свою родину, она любит Турцию, она любит Азербайджан. Читая эту книгу, мне даже показалось, что судьбу Чулпан направляет какое-то провидение. С помощью интуиции иль какого-то шестого чувства она в своих стихах заранее описывает то, что ещё не свершилось. В цикле «Мой караван шагает к солнцу» (1987) она предсказала свою будущую жизнь в Турции…

В её поэзии чувствуется некая система. Если не считать раннюю лирику, написанную в юношестве, всё её творчество состоит из стихотворных циклов. Читая эти циклы, можно проследить весь жизненный путь автора. В зависимости от состояния души и места проживания поэтессы меняются краски и образы… Но не меняется музыка этих стихов! А они очень музыкальны. Если в её ранних стихах мы чувствуем запах ели, клёна, черёмухи, рябины или берёзы, то в стихах, написанных в Турции, этот запах заменяется ароматом апельсинов, оливок, чинар… Запахом моря. Но ни краски, ни запахи, ни музыка не меняют суть её стихов. Они могут быть написаны и в Казани, и на берегу Эгейского моря, и в Баку. Где угодно. Однако объект поклонения в них всегда один и тот же – любовь. Или то, во что верит любящий человек.

Я не хотел бы её творчество сравнивать с чьей-либо. Она сумела создать свой стиль и её место в литературе должно определяться именно этой своеобразностью стиля. Конечно, её тема – это вечная тема. На тему любви писали почти все великие поэты. Кажется, что в этой теме нет ничего нового. Но поэт – детище своего времени. И каждый поэт в своём творчестве хочет пересказать старую истину по-своему. Кому-то это удаётся, кому-то нет. По-моему, в этом смысле Чулпан повезло. Циклы, входящие в данную книгу, – «Мой караван шагает к солнцу» (1987), «Я – твой спутник в дальнем караване» (1987–1988), «Одиночество на сто лет» (1988–1989), «И были так же смуглыми ладони…» (1988–1990), «Я снова хочу в Баку» (1990–1992), «Горы во мгле» (1991), «Вяз да орех» (1991), «Бег» (1991–1992) «Про разных богов» (1993–1994) «Песнь камней» (1994–1998), «Апельсиновая осень», «И даль земли, и близость всех планет…» – подтверждают моё мнение в совершенстве. Мне кажется, если кто-нибудь когда-нибудь будет писать о татарской поэзии XXI века (и, думаю, не только о татарской), то обязательно заговорит и о прекрасной поэтессе Чулпан Зариф. О её своеобразной поэзии, присущей только ей. Потому что она своим талантом перешагнула границы Татарстана, перешагнула границы России. Её поэзию любят и ценят в тюркских странах. Особенно в Турции и Азербайджане. Как мне известно, в Турции в основном издавались её стихи, написанные на турецком языке. Но литературные журналы Азербайджана печатали переводы её стихов, написанных и на турецком, и на русском (журналы «Улу Чинар», «Улдуз»). Наверное, есть и другие переводы. Безусловно, будут и новые. Чулпан Зариф из тех, кого всегда вспоминают. Внучка великих булгар и воплощение Богини Любви. Учёный и поэт. Достойная дочь своего народа. Читающие её стихи, несомненно её любят, вспоминают и отзываются о ней с теплотой и сердечностью. А люди вспоминают только тех, кого любят:

 
Вскоре, с годами, может,
Чувства станут сильней.
И если не ты, то кто же
Вспомнит обо мне?!.
 

Эльхан Зал Караханлы,

азербайджанский поэт, редактор журналов «Улу Чинар» и «Улдуз»

Баку, сентябрь 2011

Молитва любви

(1985–1986)

Разочарование

Желая грусть свою рассеять,

Тропою узкою, осенней,

Шурша листвой пройдусь.

Где вы, единственные силы,

Которые отнять смогли бы

Тоску мою и грусть?

Я верила, что эта осень

Не будет трогать листья вовсе,

И пятки жечь не будет мне мороз.

И вовсе не ждала мгновений,

Когда увижу ранний иней

На клумбах вместо роз.

Смотрела молча я, босая,

Как осень листья разбросала,

И прошептала: «Пусть…»

Я не нашла такие силы,

Которые отнять смогли бы

Тоску мою и грусть.

1985

* * *

Не лей напрасно слёзы,

Душу не мучай свою.

Хочешь, поймаю звёзды,

Песенку, хочешь, спою?

А хочешь, ночную прохладу

Дыханьем согрею своим?

Лишь слёзы не лей, не надо,

Ты знаешь, не рада я им…

1985

* * *

Мы с тобой вдвоём недолго были,

Рано расставанье к нам пришло.

Виновата в этом я ли, ты ли,

Только всё, как не было, ушло.

Может, часто мы с тобой грустили

И друг друга ждали у окна.

Виновата в этом я ли, ты ли,

Только ты – один и я – одна…

1985

* * *

Ну хочешь, за тебя на битву встану?

И в этой битве я не струшу, не устану,

А лишь себя отдам,

чтоб был свободным ты…

1985

* * *

…А я ведь что старая липа,

Седая декабрьская липа,

И снег мои плечи засыпал.

Лайма Ливена

Молча кутаясь в белую шаль,

Ты стоишь, как декабрьская липа.

Словно снег твои плечи засыпал,

Как и ту одинокую даль.

А холодным дыханием ветер

Рвёт седые концы твоей шали,

Плечи женственные обнажая,

Словно верности тонкие нити.

Сколько нежности, – боже! – на свете…

1985

* * *

Почему я и после разлуки

По твоим направляюсь следам?

И к тебе лишь протянуты руки,

И тебя лишь зову я всегда?..

Почему же забыть я не в силах

Наш прошедший, потерянный путь?

Ведь тебя не вернуть мне, любимый,

И любовь мне твою не вернуть…

Почему я иду по дороге,

Забывая тебя навсегда?

Ведь мои непослушные ноги

Вновь бредут по знакомым следам…

1985

Твоя усталая рука

Отцу посвящаю

С тобой я часто ладила и не ладила.

Снимая боли бывшие и не бывшие,

Твоя усталая рука меня погладила,

Твоя рука, покой забывшая…

Твоя усталая рука меня погладила,

Зимой вселяя в душу лето.

С тобой я часто ладила и не ладила…

И я прошу прощения за это.

1986

* * *

Наверное, всё это было…

А может быть, и показалось.

Но отчего я не забыла,

Как губ твоих слегка касалась

И их тепло во мне осталось…

Когда волос овсяных локон

Слегка погладила рукою,

Грустя о чём-нибудь далёком,

Тебе запомнилась такою.

И больше не была другою…

Да, это было, это было!

Конечно, мне не показалось.

Ну как же я тебя забыла,

Коль губ холодных я касалась

И в них мгновением осталась…

1986

Благославляю и боготворю

Всё до малости понимаешь,

Что-то нужное мне говоришь.

Олег Мишин

Обиды поцелуем обрывая,

Тебе всё, что имею, я дарю.

Плохое непременно забываю,

За доброе в ответ благодарю.

До малости всё молча понимаю,

О чём-то очень нужном говорю.

Таким, как есть, всё время принимаю,

Благославляю и боготворю.

1986

Жажда

На поляне, солнцем залитой, лениво

Жмурится рогатый, старый лось.

К омуту склонились ветви тонкой ивы,

Словно пряди длинных девичьих волос…

1986

Молитва любви

Унижая себя, обижая себя,

И безумно любя, —

Осуждая меня, обвиняя меня,

Не сердись на меня.

Упрекая себя, проклиная себя, —

Бесконечно любя! –

Вспоминаю тебя, воспеваю тебя

И молюсь на тебя…

1986

Экспромт

Мой каждый шаг к тебе навстречу

Всё твёрже, резче.

На просьбу каждую отвечу,

Но мне не легче…

От резких слов я не заплачу –

Смогу иначе.

Улыбка светлая в удаче

Как много значит!

Теперь я сдержаннее стала,

Грубить не стану.

Ну а любить… хоть и устала, –

Не перестану!

1986

* * *

Черёмух лёгкую метель

Кружит слегка подувший ветер

В начале мая. И теперь

Меня коснулись грусти нити.

Зачем твоя рука не та?

На них – прожитых лет оковы…

И что-то шепчут неспроста

Твои стареющие губы…

Глаза подёрнуты тоской

И собираются морщины…

И где же прежний твой покой,

Мой неулыбчивый мужчина?!

Обиды почему не те? –

Я думала. И вот очнулась:

Черёмух лёгкая метель

Твоих волос слегка коснулась…

Почему меня целуешь?

Почему целуешь в губы

И уводишь далеко?

Платья белого раструбы

Гладишь смуглою рукой.

Почему целуешь плечи,

Словно солнца луч с утра,

Под сиренями при встрече,

Разжигая боль утрат?

Что же пряди ты целуешь

Ветром пахнущих волос,

Посягая на святое,

Раз такое довелось?!.

Что ж целуешь ты колени

Неумело, невпопад.

И, прося благословенья,

Провожаешь в снегопад?

Почему целуешь руки,

Отнимая весь покой?

Ведь душа, как в день разлуки,

Наполняется тоской…

Ты же видел сколь угодно

И алмазы, и янтарь.

Так пойми ты, что сегодня

Посягаешь на алтарь!..

1986

Последняя скрипка

Как часто я себя считала

Той первой скрипкой,

Что внемлет разным причитаньям

И всхлипам.

Чьи неразгаданные струны

Целуют плечи.

Которой дарят роз бутоны

И рукоплещут.

И без которой не начнутся

Концерты в залах.

И струны с гордостью качнутся…

Но я устала

На свете жить, себя считая,

Той первой скрипкой.

Теперь моя душа витает

Над гранью зыбкой.

Теперь она похвал не знает

И роз бутонов.

Но ты, моя душа, не злая!

Ты скрипки стоны,

Которая целует в губы

От жажды мести,

Которая нескладно, грубо

Слагает песни…

Которой уделять вниманья

Совсем не стоит.

(Которую не принимает

Ничто святое!..)

…Когда тревожить перестали

Рыданья, всхлипы, –

Я поняла вдруг, что я стала

Последней скрипкой.

1986

Пусть…

Пусть руки твои, для меня

Что теплее и мягче,

Не коря, не виня,

Не ласкают иначе.

Пусть руки твои, для меня

Что и радость и муки,

Не спешат обвинять

Горечь злейшей разлуки.

Пусть руки твои, для меня

Что нужнее, дороже,

Не дают изменять,

Обращаясь построже…

1986

Мужчины заплачут…

Какая беда им не подвернётся,

Какие невзгоды им не повстречаются,

Сердцем горячим, выносливым сердцем

Мужчины не плачут, – они огорчаются…

Ну а если виски запорошило

И затронуты грустью морщины,

От любви к безвозвратному прошлому,

Может быть, и заплачут мужчины…

1986

Тебе

Тебе бы мне поведать горе,

И твой бы выслушать упрёк.

Ведь ты меня бы не на слове

От всех превратностей сберёг.

К тебе бы мне теперь вернуться,

Чтобы колени опустив,

Мне вдруг случайно улыбнуться,

И неслучайно загрустить…

В тебе бы мне себя увидеть,

Чтобы потом благодарить!

…Когда устала ненавидеть

И недостойного любить.

1986

Дедушке

Я вас не забыла и вас не забуду

Во веки веков.

М. Цветаева

Стою я, могильной ограды под вечер

Касаясь руками.

Как жаль, что на свете нам нет больше встречи:

Вы мёртвый, как камень,

Который стоит на заросшей могиле,

Как вечность, бессмертье.

Но вас не забыли… Я вас не забыла,

Поверьте!

Пусть капают слёзы на землю сырую,

Слёзы разлуки…

Я ветви рябины багряной целую,

Как руки,

Что грели меня и ласкали устало

В волнующем прошлом.

Вы в сердце остались и в памяти старым,

Хорошим.

Погладьте, как прежде, рукою усталой

Волос моих нити.

Я буду вас ждать, я совсем не устала, –

Вернитесь!..

…О, если смогла бы, я вашу могилу

Заполнила б светом.

Как много хорошего дать мне смогли вы!

Спасибо за это.

1986

Осенний мотив

Я похожа душой на осень:

Те привычки и та же грусть.

Тяжесть лета золотом сбросив,

Первым снегом над ней кружусь…

Сердцем чувствуя бабье лето,

Возвышаю я нить паутин

Нерождённой строкой поэта

В утомительно долгом пути…

1986

* * *

Осень или ближе к лету? —

Не пойму погоду эту.

То ли это первый снег,

Иль ложится яблонь цвет?

То ли это ранний иней?

Или белые сирени?

Фонарей ли стон вечерний,

Птиц ли это возвращенье?..

Не пойму погоду эту –

Осень или ближе к лету?..

1986

* * *

О чём нам говорить с тобой,

Коль струны жалобно отпели

Про ту любовь и эту боль,

И жизнь, что помним еле-еле.

Коль были сказаны слова,

Которые давно забыты

В кругу подруг и в сфере быта,

Когда смеялась и спала.

1986

* * *

Сегодня пахнешь ты зимой

И голову кружит от счастья,

Что ты, проникнув вдруг участьем,

Бесшумно следуешь за мной.

А я так чувствую тебя!

Вот ты моей коснулся шубы,

И побыстрей идёшь ты, чтобы

Меня в толпе не потерять.

И снег, не выпавший ещё,

От счастья тает на ресницах.

А мне всё кажется, что снится,

Как мы идём плечом к плечу…

1986

* * *

Нет, не помогут клятвы и обеты

Забыть тебе знакомые черты

Однажды полюбившего поэта,

Которую жестоко предал ты.

И долго будешь думать ты о прошлом,

Читая неприметные стихи.

…Как многое запомнилось хорошим,

Немногое нам вспомнится плохим.

1986

Не тебя

Пусть я сегодня чуть построже

И чуть грубей веду себя,

Но не к тебе спешу я, Боже,

И убегу не от тебя!

И, зная все земные муки,

Сказать тебе я не боюсь,

Что, простирая к небу руки,

Я, нет, не на тебя молюсь.

Не твоего я жду участья,

И не тебя простила б я

На зыбкой грани бытия,

Коль мне вернул бы смех и счастье.

1986

Мой караван шагает к солнцу

(1987)

* * *

Стоит один в холодном храме,

От боли руки заломив.

Кто – человек он или миф?

Лицо худое в скорбной раме…

Лохмотья, ниже опустившись,

Скрывают сухощавость ног.

Прохожий, кто тебе помог

Набраться кротости от жизни?!.

* * *

О низкое небо Востока!

Я чувствую даже здесь:

Суровость твоя и жестокость

В тебе и поныне есть.

Что в смуглых твоих ладонях

Такая мужская власть

Ночами от женских стонов

Позорно родилась.

* * *

Почему-то хочется

Ступать неторопливыми шагами

По пустым улицам старого Стамбула

И, завернув, вдруг очутиться

В гуще Стамбульского базара,

Где, вобрав под себя ноги,

Дремлет старый турок в сбившейся набок чалме…

И, улучив момент показать смуглую щёчку,

Нежные пальчики приподнимают чадру чёрную.

Где хитрые греки торгуют шелками зелёными —

Цвета Османов.

Где слышится дерзкий смех женщины –

В прошлом гяурки…

И хочется вновь

Ощутить жаркий полдень Стамбула

И запах волос Роксоланы

Цвета червонного золота…

И, запрокинув голову,

Смотреть на Айя-Софию…

Монолог придворного поэта

В саду турецкого султана,

Где смех и радость, жизнь и смерть,

Я никогда не перестану

На женщин медлящих смотреть.

На их атласные шальвары,

(Под ними прелесть смуглых ног!)

Как снизошедший с неба дьявол,

Пролью я крепкое вино…

Стихи священного Корана

Прочту чуть слышно, наизусть.

Пусть кто-то лечит ими раны,

Послушают другие пусть…

И, развалившись, денно, нощно,

Лелея слух, лаская слух,

Поэтов слушаю восточных,

Которым также не везло!..

И лишь к утру падёт безмолвно

Глава на дремлющую грудь.

…Как будто в Турции я снова,

Как будто можно всё вернуть!..

Экспромт

Коль забудет весь покой он,

Услыхав мой смех,

Значит, праздную, ликуя,

Свой успех.

Даже если, сзади стоя,

В спину улыбнусь, —

Пусть не знает он покоя,

Пусть!..

* * *

Мне нечего ему сказать,

Мы о своём отговорили…

Но губы шепчут и глаза

Всё выражают что-то… Или

Мне показалось оттого,

Что тяжело молчанье наше,

Которое уже неважно

Ни для меня, ни для него…

* * *

Мне выдался сегодня трудный день,

Опять сидеть, опять виски сжимать…

И так вот никого не понимать —

Ни собственного сердца, ни людей…

А с кресла встать мучительно и лень,

А руки опустить – не стоит, неохота…

И снова выдаётся трудный день,

Виски сжимая новою заботой…

* * *

Он дорогу уступает,

Не здороваясь при встрече…

А кругом безлюдный вечер

Пустотой своей пугает.

От того ли, что на плечи

Не его рука ложится,

Мне в безлюдный этот вечер

Не на кого положиться…

* * *

Вскоре, с годами, может,

Остынет твой пылкий гнев.

И вспомнишь меня хорошей,

Сгоревшей в твоём огне.

Вскоре, с годами, может,

Вдруг ни с того ни с сего

Стану тебе дороже

Всего…

Вскоре, с годами, может,

Чувства станут сильней.

И если не ты, то кто же

Вспомнит обо мне?!.