Текст книги "Апельсиновая осень. Стихи"
Автор книги: Чулпан Зариф
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Про разных Богов
(1993–1994)
* * *
Давай умрём с тобою вместе –
Рука в руке и – к солнцу, к Богу!
Слагая неземные песни,
Пройдём небесную дорогу.
Моя душа к твоей так близко,
И всё равно мне – в ад ли, в рай ли…
Но, пролетев над нами низко,
Нас боги разные забрали…
1993
* * *
Пусть каждую минуту я другая,
Но я тебе не изменю!
За эту мысль себя и не ругаю,
И не виню.
Ладонь, что птица, на святом Коране –
Даю любви обет!
Не устрашусь того, что ты не мусульманин,
Единый Бог храни тебя от бед!
Пусть крест на шее серебром на злате,
Чужая речь…
Лишь бы с тобой, с тобой насколько хватит!
И ничего не утаить, не уберечь…
1993
* * *
Между нами года,
Между нами и зимы, и лета.
И теперь, как ещё никогда,
Мне неважно всё это.
Чьи-то губы, лицо
Были эти два года меж нами.
Позабылись. Поумерло всё.
Ну а мы-то, мы сами?!
Я не знаю, как ты,
Ну а я, словно солнце, горела.
И теперь точно знаю, с двухлетней своей высоты —
Никого не согрела…
1993
* * *
Что, Аллах, мне твой чёрный камень Каабы,
Моё сердце давно и черней, и мертвей…
Ещё только вчера тебе всё отдала бы,
Но сегодня ничто не отдам я тебе.
На тебя я не жалуюсь, нет! Ты всесилен.
За родителей, дом – только благодарю.
Пусть в обоих мирах мне не будет спасенья,
Всё, что хочешь! Но я иноверца люблю…
Что просить у тебя мне? Я к Богу ходила,
У него я просила, что ты не додал.
Бог смотрел, всё смотрел… И покуда молилась,
Мне казалось, он вместе со мною страдал.
Я на Бога сменить тебя не смогла бы.
Как и прежде в тебя буду верить я, но –
Что, Аллах, мне твой чёрный камень Каабы!
И черней, и мертвей моё сердце давно.
1993
* * *
Губы шепчут без страсти,
Взгляд сурово застыл.
Муж невенчаный, здравствуй!
Как все годы ты был?
Палец зноем сковало
Золотое кольцо.
Сердце так тосковало!
Но не выдаст лицо…
И не скрутит от боли
Пряди тонких волос.
А в душе – против воли –
Что-то оборвалось…
Я кольцом не бросалась,
Я всего лишь ушла.
Словно поезд с вокзала.
Не сестра. Не жена.
1993
* * *
Не христианка я, но в церкви ставлю свечку,
Чтоб мой возлюбленный не покидал меня.
Молчи! Не мучь, Господь… Тебе я не отвечу.
Уже иду к дверям.
Остановлюсь столбом закатной пыли…
Не тронь меня! Сама покину храм.
Назло всем тем, которые застыли,
Припав к твоим ногам.
Скользнула тень над алтарём. Всё круче.
Но ничего уже я не боюсь.
Не христианка я. Но как похожа участь
Возлюбленного на мою!..
1993
Прощай!
Вот рука моя – прощай! Не до свидания.
Не гляди назад.
Выпавших на долю мне страданий —
Не пересказать.
Вот глаза мои –
Без слёз и без смиренья.
В них, как прежде, – бездна зла.
Что в тебе – отчаянье, смиренье?
Ты меня не знал!..
Вот слова мои –
Прощай! – нам нет свиданий
Пусть ни здесь, ни там…
1993–1994
* * *
С белой скалы душа моя сорвалась,
В белой реке потонул тобой не услышанный вздох…
Душа моя белой была, как эта скала,
В чём провинилась я, Бог?
В чёрной ночи мои мысли чернее ворон…
Нет, – как орлы! – горделиво глядят из-за туч.
Белым туманом выходит из речки стон.
Эхом в скалах бьётся душа-ночь…
1994
* * *
Дай мне руку, друг-бродяга,
Лучший друг!
Вдруг мы встретились, однако
Не расстанемся мы вдруг.
Впереди – дорога. Ночью
Во вселенной мы одни!
Это сердце что-то хочет…
Обними!
Поцелуй меня! Пусть даже
Зря. Пусть так.
Мне – моё. А остальное –
Всё пустяк!
Говоришь, ведут дороги
Только в Рим?
Думаем – одно, другое –
Говорим…
Друг-бродяга, ты не только
Просто друг.
…Что там губы, не лишись ты
Этих рук!
1994
Песнь камней
(1994–1998)
Поэту посвящается
* * *
«Мы с тобой нанизываем на нашу нежность
Прекрасное ожерелье из одних бед…» –
Писал Пабло Альбертине. Строчки те же
Пишу тебе и я, спустя семьдесят лет.
«Я подношу тебя ко рту вместе с большой ложкой,
Глотаю вместе с супом. И думаю о тебе…»
Давно Неруды нет с возлюбленной. И что же? –
Другие поэты возлюбленных с супом глотают теперь…
1994
* * *
Я сижу в кимоно, в красном, с солнцем и белыми аистами.
Что же не скажешь мне: «О! Как ты в нём нравишься мне!..»?
Глаза подведённые, губы некстати накрашены.
А для кого всё это? Лучше не спрашивай…
Ночь уже. Но ни луны, ни собачьего воя.
Все уже спят. Так среди ночи живу я.
Вытянулась на кровати моей чёрная кошка.
Разве живу?
С каждым днём умираю немножко…
1994
* * *
Я вся была зло. И со злостью срывала клипсы.
И ядом речей хлестала, хлестала поэта.
А он сидел рядом и звал меня всё в Садабад[6]6
Садабад – местность близ Стамбула, куда съезжались весной и летом турецкие поэты в XVII–XVIII вв.
[Закрыть]…
А после швырнул на песок в гневе
турецких поэтов,
И сам же потом нагнулся, чтобы достать.
…Умнейшие турки пали к нашим ногам.
Я вся была зло и вовсе ещё не знала,
Что я же мешаю думать ему о Лейле[7]7
По легенде, когда Лейла после смерти мужа пришла к Меджнуну, он прогнал её, сказав, что она мешает ему думать о ней…
[Закрыть]…
1994
Песнь камней
Из дымчатого кварца серьги,
Из яшмы брошь.
О невозможном просите, –
Быть милосердней…
Когда один мой взгляд
И то, как нож!
Нефритовые чётки именные…
Что вызвали такой желанный сон!
О невозможном просите…
А именно:
Тех чувств, что я с собою унесу.
Тобою разлучённые рубины,
Им не смирить мой гордый, злобный дух!
О невозможном просите:
Чтоб полюбила…
Когда огонь любви давно потух.
Из дерева шкатулка, что могила:
В неё я эту песнь похоронила…
1994
К Бальмонту
Ты пел: «Горю»,
А сам, скорее, мёрз…
«То одиночество вершин,
Смерть дальних звёзд,
До них на свете никому нет дела…»
Неправда! Тех вершин и звёзд и я хотела!..
Мне – есть!
Бежал от всех,
Возжаждав снежных гор…
Скажи, ты счастлив был?
Тебе легко с тех пор?!.
Молчишь… Тебе ни до кого нет дела…
Ты – там давно. А здесь – всего лишь тело.
И то – не здесь…
1994
Думая о Джебране
Никогда не собирала виноград,
Не оглядывалась у стен города,
Который покидала.
Никогда не обжигали меня
Южные ночи.
Не помню, как погибала на чужбине,
Вдали от ливанских кедров.
Потускнело в моей памяти
И золото долин,
С которых началось восхождение.
Но почему не истает в груди
Тот холод,
Который обрела на вершинах?!.
…О, если бы я собирала виноград
У стен города, который покину!
Или хотя бы помнила
Жаркие глаза южных ночей Бшарры,
Куда не вернусь живой…
1994
* * *
Наши слова остаются в силе,
Только два мира об этом узнают.
То ли я стала очень красивой,
То ли осталась, как прежде, злая…
Кем была я? Бледной княгиней
Или к утру побеждённой «ведьмой»?
Ты для меня – неразгаданный гений,
Где-то в горах живущий медведь мой…
Только два мира… Мы пали гордо,
Но не исчезли, как майя, инки.
Наши души, как будто горы, —
Одиноки… Но и велики!
1995
* * *
В рыжих волосах пасутся кони
И целуют мягкими губами…
Это Грусть меня из дома гонит,
Это Грусть меня сводила с вами.
Это в чёрных кружевах перчатки
Чёрный ворон бьётся чёрной ночью.
Это Грусть нас склеила печатью,
Это Грусть (не я!) вас жадно хочет…
Жаркими кострами преисподней
Лижет груди, торжествуя, память.
Нет, не Грусть, а я иду сегодня!
Но не я, а Грусть уходит с вами…
Мне о вас не знаю, что напомнит.
Может даже, ненароком, сами.
…В рыжих волосах пасутся кони.
Ждут, когда разбудят их губами…
1998
Апельсиновая осень
* * *
Здесь нет зимы, здесь апельсиновая осень.
Оливки, кедры здесь листву не сбросят!..
Вечнозелёные Эгейские холмы…
И в каждом доме запах стынущей долмы[8]8
Долма – фаршированный перец.
[Закрыть]…
Здесь нет зимы. И вдоль дороги – черепахи…
Им хорошо в прохладной каменной рубахе.
Молитвенно тихи вершины гор…
И вдоль дорог гераневый забор.
И апельсины на деревьях – словно солнца!..
И аксакал, что держит чётки у оконца,
Глазами южными пьёт море, как айран…
И небо строго-свято, как Коран.
* * *
Молчали горы. Кто-то звал меня
Настойчиво…
Егише Чаренц
Кто-то звал меня в горы с тюльпанами на подоле,
Кто-то звал меня с ветром в обнимку по горным тропам.
Голос тот был знакомым мне с детства. Знакомым до боли.
Древний свод был таинственно-дымчатым, словно опал.
Кто-то звал меня… Горы молчали. Шептались ущелья.
Я тюльпаны с испугу тогда обронила к ногам.
Голос звал… И опаловый свод обещал возвращенье
К тем далёким – где с ветром в обнимку! – родным берегам.
Кто-то звал… И гора, что напротив, в чалме белоснежной,
Словно суфий, спокойно и мудро дала мне совет:
Вместе с солнцем вернуться в долину тюльпаном нежным,
Изучив небосвода языческий, древний завет.
* * *
Клеопатра! Жадный взгляд.
Глаз разрез миндалевидный.
Шитый золотом наряд.
Муж, возлюбленный завидный.
Вот обоих лишена…
Отрок-сын тебе не важен.
Клеопатра! Не жена.
Не возлюбленная даже…
Клеопатра! В волосах
Дремлет ночь коварной кошкой.
Вот, забыв презренье, страх,
Руки тянутся к лукошку…
Нила царственный тростник,
Как папирус нежный, тонкий…
Клеопатра! Кто постиг
Глаз миндальных взгляд жестокий?!.
Клеопатра! Проще – смерть.
Без любви мы жить не смеем!..
Проще с милым умереть,
В грудь ужаленною змеем…
…Там, где тени пирамид,
Где пустыня, сфинкс, Египет, –
Клеопатра! Что хранит
Твой предсмертный крик и трепет?..
В развалинах Трои
Вот ветер прикоснулся к волосам,
Эгейский ветер, помнящий Гомера.
Как мраморных гробниц тоска безмерна!
И как печально кедр льёт бальзам…
В развалинах античный, гордый град.
Свидетели – оливковые рощи…
Им ли не знать, что истины нет проще,
Чем к солнцу тянущийся виноград!
Любовь была и поводом к войне,
И символом возжажденного мира.
Здесь, на Эгейском побережье, лира
Всем любящим сочувствует вдвойне.
Оранжевый закат, что млел в глазах
Возлюбленным похищенной Елены,
Теперь – в моих очах, такой же тленной,
С Эгейским ветром в светлых волосах…
* * *
Я пришла к тебе царицей Савской,
Как к царю пришла, за доброй сказкой…
Знаю, что пройдёт и это, царь мой!
Но позволь хоть день побуду самой
Драгоценной из твоих жемчужин,
Взглядом-куполом укрытой южным!..
Даже если отошлёшь обратно,
Сын Давидов, Соломон, о брат мой! –
В виноградник заглянув соседний;
Даже если мне не быть последней
В череде твоих ночей, желаний, –
Ты позволь хоть день побыть желанной
И растаять в твоей царской страсти…
Мне – сегодня! Завтра – в божьей власти…
Колыбельная сыну
На ладонях твоих – ракушка.
Дна морского жемчужное ушко…
Так закручена, что без донца.
Перламутровая немножко…
Вот, прищурив глаза от солнца,
Ты накроешь её ладошкой.
Убаюкано, – не проснётся!
Так усни же и ты, крошка…
* * *
Ты – моя радость,
Ты – моё горе.
Ты же – вершина.
Ты же – и море.
Ты же и кнут мой,
Ты же и ласка.
Сын мой! Ты – сон мой,
Ты – моя сказка.
Спишь ты, уткнувшись
Под бок, как щеночек..
Солнца клубок ты,
Тёплый сыночек!
* * *
Мне нравится, как ты влюблён в меня.
Мы вместе восемь лет, ты всё – мальчишка!..
Ты мне родной, как в детстве первый мишка.
Мне ни на что тебя не променять.
Другим болеть, влюбившись невпопад…
Но быть всегда одним тобой любима.
И видеть, как другой проходит мимо,
Мне предвещая вместо рая ад,
А ты – всё рядом. Мне любой ты рад…
* * *
Как тянется к солнцу подсолнух,
Как реки стекаются к морю,
Так я – к тебе!
С радостью, с горем,
Теряясь в лучах твоих, в волнах.
Так я – к тебе! Зная, что гибель
Целует твоими губами.
…Я – в каждом твоём изгибе,
Как завтрашний день. Как память…
* * *
Случайно обронила вздох…
Л. Газизова
На освещённый твой порог
Случайно бросила я взгляд:
Так на любимых не глядят!
Так на закате чтут восток…
Нет, так не каются: «Прости
За переступленный порог…»
Возможно, так целуют стих.
И так трубят в жемчужный рог.
Так не прощаются, любя.
Так возвращают шёпот строк,
Как стая нежных голубят
Слетавшихся на твой порог.
Случайно обронила вздох
Я у порога твоего:
«Дай силы всё забыть мне, Бог!
Но не позволь забыть его…»
* * *
Ты испил мои глаза,
Как зелёный чай из чашки.
Ты был сон – желанный, тяжкий.
Я проснулась вся в слезах…
С губ моих испил стихи,
Белые, как снег. Как сливки.
И глаза мои – оливки –
До сих пор немы, тихи…
* * *
Нет дома на земле, куда бы мы
С тобою каждый вечер возвращались.
Мы на вокзале грустно попрощались,
Сердца молчали, мертвенно немы….
Нет дома на земле, где я смогу
Супы готовить к твоему приходу.
И слушать, как читаешь тюркам оду,
Ловя стихи, слетающие с губ.
Нет дома на земле, где я и ты
Проснёмся утром в теплоте и неге.
…Я о тебе мечтаю, как о снеге.
Я – без тебя.
И, значит, – без беды.
* * *
Меж страницами романа
Я лежу цветком забытым.
Что-то между небом, бытом.
Словно тень от чьей-то тени…
Меж страницами романа
Как забытая пометка.
Как обломленная ветка
Опьяняющей сирени…
Меж страницами романа –
От обмана до обмана…
* * *
Я как радуга над лугом –
Коромыслом, полукругом —
Словно праздник воспарила
Над землёй и над бедой.
А потом я растворилась…
И увидел ты спросонок
Как упала я со стоном
На ладонь твою – звездой…
* * *
Это август сбил с пути,
Яблок привкус кисловатый.
Легче нет сказать «Прости…»,
Если оба виноваты.
Легче нет уйти, сказав:
«Отданы в миру другим мы…»
И как-будто бы враги мы,
Больше не смотреть в глаза…
Легче нет забыть те дни,
Убаюкав сердце бытом.
Выжить. Жить. Сказав: «Забыто!..
Все же так. Не мы одни…»
* * *
Мне – моя доля,
Что послана свыше.
Всё остальное —
Выстрадав, выжить…
Мне – мой очаг,
Где жена я и мама.
В чёрных очах
Я любая желанна.
Всё остальное –
Увы! – не прибавить…
Мне – моя доля.
Мне – моя память…
* * *
Отрыдала тебя, отстрадала, отпела.
И отпустила – голубем белым.
Друг мой, лети высоко в поднебесье!
Может, последней был моей песней…
Да, отпустила голубем белым.
Поцеловать – и то не успела…
Что же, лети и не возвращайся!
Ты – не моё, ты – чужое счастье.
Друг мой, лети высоко в поднебесье, —
Сколько на свете влюблённых невместе…
Вот и тебя отрыдала, отпела
Песней последней, голубем белым…
* * *
Ты щенком скулишь у сердца.
Отдаёшься острой болью…
Чем ты был: тоской? любовью?
Что же в памяти остался
Ни возлюбленным, ни мужем?..
Ни вдвоём, ни врозь не можем…
Просто так – сгореть звёздами,
Разминувшись во Вселенной?!
…Вечность черпать горстью тленной.
* * *
Погасших звёзд серебряную пыль
Рассыпал по земле язычник-ветер.
Полынью пахнет… Дремлет степь… Ковыль…
И небо – сонмище тысячелетий…
Вот свист стрелы. И ржание коня.
И горький дым костра всё круче, выше….
И смотрят в мир, стараясь мир понять,
Раскосые глаза под чёлкой рыжей…
* * *
Стамбул!
Тебя люблю давно и безвозвратно…
На сердце – как печать… На родину обратно,
Не знаю, ляжет путь. Или судьба – быть здесь…
Стамбул!
Ты на моём челе с рожденья есть…
Мечети шахзаде, султанов и их жён.
Сей град интригами и сказкой окружён…
Не знаю, кем была – наложницей, царицей…
Стамбул!
Мне до сих пор та жизнь, что в прошлом, снится…
* * *
Мечети Стамбула, что круче и выше,
Чем слава султанов, сей град покоривших…
Глядитесь в Босфор вы. Два моря вас слышат!
И мраморный город туманами дышит…
Вы словно юнцы перед Айя-Софией.
Она – королевой, волшебницей-феей
Стоит, утопая в тюльпанах лиловых…
…В Стамбуле – лишь чувства.
В Стамбуле нет слова!..
«И даль земли, И близость всех планет…»
* * *
Дышит холодом зима. Жизнь застыла в хрупком теле…
Между нами пролегли сотни вёрст земной разлуки!
Вдруг я вспомнила, вдохнув полной грудью запах елей,
Как твои (чуть-чуть совсем!) сигаретой пахли руки…
Мне не знать, где ты сейчас. Чья рука в твоей ладони.
Мне бы знать – насколько я есть с тобой в печали ночи…
Дышит холодом зима. В хрупком теле сердце стонет.
Это сердце (мне не знать!) почему тебя так хочет…
Мой возлюбленный, родной! Робкий-робкий, нежный-нежный!..
Может, пьёшь сейчас ты чай… Я тебя ревную к чашке!
Что губами не меня ты коснулся… Как мне тяжко
И светло тебя любить. И страдать, страдать, конечно…
* * *
Я, верно, болен; на сердце туман…
Н. Гумилёв
Да, я больна… Туман окутал сердце.
Да, я люблю! Хотя нельзя любить.
А сердце всё не хочет согласиться…
Я вся горю. О, дайте мне попить!..
Нет, не обман. Он есть. Живёт в столице…
И бледен, как луна, печальный лик,
Собой затмивший все другие лица.
Он молод. Но как старец, всё постиг…
И всё молчит… Но страстен, знаю точно.
И тонких губ так пагубен изгиб!..
Он смесь кровей кавказской и восточной…
Да, я погибла… Но и он погиб!
* * *
В ночном кафе мы молча пили кофе,
Глазами губ касаясь невзначай…
Украдкой изучая тонкий профиль,
Я после кофе попросила чай.
И ночь была сильнее всех заветов,
И было «да…». И позабылось «нет!».
И были только я и он. И лето.
И даль земли. И близость всех планет…
* * *
Губы, сжатые строго,
Промолчали весь вечер…
Он – как таинство рока,
Бледный облик Предтечи.
И в глазах – обречённо
Меркло Грусти созвездье…
Я тогда была в чёрном.
И молчали мы вместе.
И никто во Вселенной
Не был ближе, желанней…
И спасаться из плена
Не возникло желанья.
Лишь в глазах обречённо
Звёзды падали горстью…
Я была тогда в чёрном,
И была ещё гостем.
Взяв в свои мою руку,
Бледный облик Предтечи, –
Он, как в таинство рока,
Верил в таинство встречи.
* * *
Цвела в столице липа… И мёдом пахла ночь.
Твои глаза так близко, так близко, что невмочь!
И опрокинул небо Всевышний в наш бокал…
И с трепетом шепнули твои мне губы: «Kal…»[9]9
Kal (тур.) – останься.
[Закрыть]
И медоносной липы хмельная пала тень
На нашу грудь. И месяц забыли мы, и день…
Но до сих пор я помню жар губ твоих и рук.
Возлюбленный!..
Любимый!..
Не брат, не муж, не друг…
* * *
Месяц август – время звёздам падать…
Время падать яблокам… И ночью
Чувствовать, что время листопада
И дождей осенних близко очень.
Месяц август… И от звёзд упавших
Звон стоит и плач на небе синем.
Упадём и мы… О душах наших
Кто заплачет вечером осенним?
Месяц август… И от яблок в теле
Вздох о рае или привкус ада?..
…Кто-то где-то в эту ночь в постели,
Спит под стоны яблок, звездопада.
* * *
Синь морей и зелень кипарисов.
А душе не вырваться из плена…
Так вздыхала, видно, по Парису
Рядом с мужем бедная Елена…
И не в радость золото одежды,
И не в радость трон, где рядом с мужем…
Солнце! Дай хотя бы луч надежды,
Что в глазах мы отражаться сможем
Друг у друга… Губы будут близко.
И луна – желтее спелой дыни…
И взойдёт звездой на небе низком
Плач по падшим дочери и сыне.
* * *
Печаль зимы сжимает сердце мне.
Борис Поплавский
На хрупкой ветке листиком застыть
Иль видеть сон под мёрзлым, белым снегом –
Мне всё равно, когда не рядом ты,
Пусть даже под одним и тем же небом!
Мне всё равно, когда печаль зимы
Коснётся сердца – в стужу или летом…
Когда на фотографиях – не мы.
Когда с другой ты куришь сигарету…
И кто сказал – печаль зимы сильней
Сегодняшней, когда вот-вот сентябрь?..
Когда мы врозь вот год уже и не
Поцеловать тебя в глаза хотя бы…
* * *
Мы увидимся вновь! И как только войдём в твой чертог,
Так к стене прислонив, ты меня поцелуешь до боли…
Я за шею тебя обниму, с рук роняя цветок:
«Целый год без тебя я болею тобою, тобою!..»
Мы увидимся вновь! И ладонью горячей ладонь
Обожжёшь мне… Дыханьем почувствовать дашь мне пустыню.
…Так, возможно, горит в преисподней Аллаха огонь.
Или утром на небе звезда моя медленно стынет…
* * *
И знаю я: любовь постигнуть трудно.
К. Бальмонт
И знаю я: не разминуться нам
И не сомкнуться… Словно две планеты
Мы рядом, но не вместе.
Разве снам
Дано постичь всю безысходность эту…
* * *
Там, где горы шепчут небу страстно
О своих желаньях на рассвете,
Я сказала: «Друг мой, всё напрасно!..»
…В горы уносил слова те ветер.
Там, где начинался древний город
С куполами, башнями, легендой, —
Я сказала: «Мне обратно скоро…
Мне туда, где море, дом и кедры…»
Нет, ничто тебя не обратило,
Ты не отпускал моей ладони!
Час судьбы, когда душа и тело
В неизбежном, словно лодка, тонет…
В имени твоём отважной птицы –
Хищника! – название и сила…
«Мне б в его объятии раствориться!..» –
Я в тот час Всевышнего просила.
Мы на башне у раскрытых окон
И у ног Арзрум – восточной сказкой…
Словно шелкопряд свой нежный кокон, –
Нас в одно вплетала осень лаской…
Ты сказал: «Мне быть с тобой на свете!
Знаю точно, что Всевышний с нами…»
В горы уносил слова те ветер
И на скалы вывесил, как знамя!..
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.