Текст книги "Покорение дворца Яньси. Том 1. Путь служанки"

Глава 5
Отбор

Произошедшее в саду Юйхуа было лишь маленьким камешком, брошенным в глубокое море, – никто особо и не придал значения случившемуся, и вскоре всё вернулось на круги своя. Слишком много других дел требовали внимания.

– Ваше величество, ваше величество! – В сад дворца Чанчунь, задыхаясь, вбежала служанка по имени Минъюй. – Отбор вот-вот начнется, вы уже должны быть готовы!

Среди множества разнообразных цветов сейчас в саду цвели только жасмины. Лепестки белым ковром усыпали пространство двора, а посреди них стояла женщина в скромном платье. В руках она держала ножницы и увлеченно подрезала цветущие ветки. В саду было так тихо, что слышалось легкое дуновение ветерка, шорох опадающих листьев и щелканье ножниц.

Она и вправду не слышала или же просто притворилась?

Минъюй не была точно уверена, а потому подала знак красивой служанке, стоявшей неподалеку. Эта служанка в скромной одежде держала в руках медный чайник и на первый взгляд казалась самой обычной прислугой, в чьи обязанности пока входила только уборка. На самом деле то была Эрцин, старшая служанка ее величества императрицы. Это был очень высокий статус, и ей позволялось куда больше, чем Минъюй.

Подойдя ближе, Эрцин прошептала:

– Ваше величество?

С щелчком ножниц цветок жасмина сорвался с ветки, а женщина повернулась. В этот момент цветущий сад вмиг поблек, словно все прекрасные цветы существовали лишь для того, чтобы оттенять ее красоту.

Это была императрица, госпожа из рода Фуча.

– Сегодня их черед мериться красотой, мне-то зачем готовиться? – произнесла она, склонив голову. Закрыв глаза, сделала глубокий вдох, а затем мягко улыбнулась. – Уж лучше я буду наслаждаться обществом цветов.

Императрицу не особо волновал предстоящий отбор наложниц, а вот ее слуги не находили себе места от беспокойства. Минъюй металась, точно мартышка, которой не досталось банана:

– Да как же так? Если вы не пойдете, то разве этим не развяжете руки хозяйке дворца Чусю?

– Минъюй, следи за словами! – Эрцин, точно монах Сюаньцзан[24]24
  Буддийский монах, ученый, путешественник и переводчик времен династии Тан. Также герой романа У Чэнъэня «Путешествия на Запад», в котором с помощью обруча, полученного от богини милосердия Гуаньинь, укрощал царя обезьян Сунь Укуна.


[Закрыть], одним взглядом заставила девушку замолчать и замереть на месте. А затем ласково обратилась к госпоже:

– Но, ваше величество, отбор очень важен, вам непременно нужно присутствовать. Если вдовствующая императрица узнает, то скажет, что вы не способны надлежащим образом управиться с гаремом!

Говорят, жизнь во дворце бурлит, точно воды в бескрайнем океане – там мелкая рыбешка становится пищей для более крупной, а во дворце же на каждого тоже найдется управа. Вот и заставить императрицу Фуча бросить свои цветы могла только ее величество вдовствующая императрица.

– Э-эх! – беспомощно вздохнула госпожа Фуча, стряхивая с платья землю. – Такие молодые, а такие докучливые. Ладно, давайте, пойдем посмотрим.

Минъюй засияла и от радости подпрыгнула на три чи[25]25
  Мера длины, равная примерно 1/3 метра.


[Закрыть]:

– Ваше величество, я сейчас же помогу вам с облачением.

Девушка развернулась и помчалась во дворец так, что только пыль во все стороны разлеталась.

– Вот проказница, – снисходительно покачала головой императрица Фуча.

– Точь-в-точь обезьянка. Да, вот еще что. – Эрцин аккуратно сняла застрявшее в прическе ее госпожи круглое семечко жасмина. Императрица на миг замерла, а затем прыснула со смеху.

Отбор наложниц проходил в павильоне Яньхуэй императорского сада Юйхуа.

Все переодевание заключалось в том, что императрица Фуча просто сменила одежду на более опрятную, отмыла руки от земли, а краситься не стала. Но даже так она выделялась среди всех и внешностью, и положением.

– Прибыла благородная супруга Хуэй! – возвестил старший евнух.

В сопровождении служанок появилась нарядно одетая, с изысканным макияжем наложница и нарочито изящной походкой медленно прошествовала в павильон Яньхуэй.

Некоторым женщинам макияж не нужен – густой слой косметики делал их вульгарными. К таким относилась императрица Фуча. Но были и те, кому макияж, роскошный туалет и звенящие украшения были необходимы. Например, благородной супруге Хуэй. В ушах у нее висели серьги из жемчуга дунчжу[26]26
  Жемчуг дунчжу производился на севере Китая. Правители династии Цин считали дунчжу сокровищем и использовали для инкрустации головных уборов и украшений, символизирующих власть и почет.


[Закрыть], запястье украшали четки из восемнадцати шариков зеленой яшмы и двух турмалинов, но особенно выделялся головной убор – далачи[27]27
  Традиционный головной убор маньчжурских женщин.


[Закрыть] с изумрудной бабочкой и рубиновым пионом. Они были выполнены так искусно, что при ходьбе создавалось впечатление, будто бабочка порхала вокруг самого настоящего пиона.

Если такое количество украшений навесить на кого-нибудь другого, он станет похож на полку с драгоценностями – кто взглянет, увидит лишь их, а не человека. Но с благородной супругой Хуэй дело обстояло иначе. Подобно пиону, который на правах царя цветов затмевает все остальные, госпожа Хуэй подавляла все это великолепие собой.

Она изящно подошла к императрице, вежливо и элегантно поклонилась, только в жестах и голосе сквозило неприкрытое высокомерие:

– Приветствую ее величество императрицу.

Эрцин сохраняла спокойствие, а вот лицо Минъюй исказилось от негодования. Одно слово императрицы Фуча, и эта обезьянка может в мгновение ока подпрыгнуть и отвесить крепкую оплеуху этой нахалке. Однако императрица Фуча лишь легко улыбнулась и сказала:

– Полно, нет нужды в формальностях.

Она еще не договорила, а благородная супруга Хуэй уже поднялась и заняла свое место – чуть поодаль. Она приняла чай из рук служанки, сделала пару глотков, бросила оценивающий взгляд на девушек снаружи павильона и произнесла:

– В этот раз девицы довольно изысканного качества, и даже есть несколько прелестных и довольно милых.

На лице императрицы не дрогнул ни один мускул, она улыбалась все так же доброжелательно и тепло:

– Отбор во времена Великой Цин отличается от предыдущих. Необходимо выбирать девушек из хороших семей, обладающих добродетелями, чтобы достойно прислуживать императору. Внешний вид не так важен.

Благородная супруга Хуэй рассмеялась, прикрыв рот рукой. Смех лишь придавал ей красоты, она была точно пион в пик цветения. Не только мужчины, но даже женщины преклонились бы перед ней.

– Так и совсем страшненьких-то тоже выбирать не стоит. Вот посмотрит его величество – а у той ни кожи ни рожи. Какие же наследнички тогда у нее уродятся?

На первый взгляд беседа казалась вполне обыденной, на деле же превращалась в настоящее поле боя. Все вокруг молчали, девушки снаружи еще ниже опустили головы, не смея лишний раз даже вздохнуть.

Говорят, что и орхидея, и пион красивы сами по себе, но стоит им столкнуться, один из них непременно проиграет. К удивлению всех окружающих, императрица Фуча на сей раз, казалось, отступила.

– Девушки прекрасны, но им не сравниться великолепием с вами, – мягко произнесла она.

Упиваясь победой, благородная супруга Хуэй возгордилась еще больше. Раздался ее переливчатый, словно серебряные колокольчики, смех.

– Ваше величество, – сказала она, – вы мне льстите. Но всё же пион – истинный царь цветов, не каждому дано сравниться с ним.

– Вы! – Минъюй задохнулась от гнева, казалось, она вот-вот разразится бранью, но, заметив, как императрица махнула рукой, нехотя отступила, сжав кулаки.

– Прибыл его величество император!

Громкий голос прервал перепалку, и в павильон вошел высокий мужчина приятной наружности. В одежде он придерживался тех же принципов, что и императрица Фуча: знал меру в украшениях, его темно-зеленое одеяние выглядело очень деловито, неброско, края рукавов пахли тушью, словно перед приходом сюда он разбирался с бумагами.

Это и был император Айсиньгёро Хунли.

– Приветствуем ваше императорское величество, – раздался слаженный хор голосов жен и слуг.

– Довольно. – Хунли быстро подошел к императрице и, протянув руку, помог ей встать. На лице появилась теплая улыбка. – Императрице не нужно так церемониться.

Первая фраза относилась ко всем, но вот последняя предназначалась только для Фучи. Благородная супруга Хуэй с каменным лицом сверлила взглядом их соединенные руки, в глазах ее горела ревность.

Хунли не заметил этого, да и сам отбор был для него рутиной. Он помог императрице сесть, занял свое место и, подперев щеку рукой, повелел:

– Начинаем.

– Слушаюсь! – прокричал старший евнух. – Дочь начальника Палаты по уголовным делам Сочоло Даоцзиня, Сочоло Юйли, пятнадцати лет.

Высокая и худенькая девушка поспешно вышла вперед.

Хунли, прищурившись, глянул на нее:

– Сегодня ветер очень сильный. Тебе, должно быть, совсем тяжко пришлось.

– Нет, вовсе нет, – поспешно ответила девушка.

Но тут неожиданно раздался насмешливый голос благородной супруги Хуэй:

– Точно, ваше величество, такая тощая, один порыв ветра, и она улетит.

Хунли промолчал, но поджал губы, скрывая улыбку.

Старший евнух лучше всех умел читать по лицу своего господина и, едва завидев эту улыбку, тотчас огласил:

– Пожаловать цветок[28]28
  На отборе у каждой девушки была табличка с именем. Если она успешно проходила отбор, то табличку оставляли. Если же нет, то ей жаловали цветок.


[Закрыть]!

В то же мгновение в павильон вошел младший евнух с серебряным подносом в руках, на котором лежали пышные цветы. Девушке ничего не оставалось, как взять цветок и немедленно покинуть зал.

Отбор продолжился.

– Дочь главы Конюшенного управления Гань Танлиня, Гань Жуюй, шестнадцати лет.

Вошла круглолицая полноватая девушка.

Хунли едва глянул на нее и усмехнулся:

– И сколько раз в день ты ешь?

Девушка смутилась, но, поскольку вопрос задал сам император, не ответить было нельзя:

– Три раза.

– Да что ты! – продолжал подтрунивать Хунли. – А по виду уж точно не меньше пяти, иначе как ты смогла так отъесться, что почти догнала императорских борцов сянпу[29]29
  Вид единоборств, от которого произошло японское сумо. Изначально так назывались все виды борьбы, где не требовалось оружие.


[Закрыть]?

Дворец не нуждался в таком большом количестве борцов, а уж гарем тем более.

– Пожаловать цветок! – огласил евнух и объявил следующее имя: – Дочь управителя столичной области Чжанцзя Сысяня, Чжанцзя Жухун, пятнадцати лет.

Смуглокожая девушка просеменила вперед.

Уже две кандидатки не прошли отбор, остальные волновались, побаиваясь вопросов Хунли.

– Ты каждый день обливаешься соевым соусом и загораешь на солнце?

– А? – не поняла девушка. Вопрос был уж слишком диковинным. Но затем она поспешно закачала головой: – Нет, я из дома и носу не показываю, какое уж тут солнце…

– Ха-ха-ха! – рассмеялась благородная супруга Хуэй. – Его величество говорит, что лицо у тебя слишком смуглое. Ой, а если поближе глянуть, так у тебя еще и веснушки!

От ее насмешек лицо девушки вспыхнуло от стыда, глаза наполнились слезами. Получив свой цветок, она повернулась и быстро убежала.

А евнух меж тем назвал следующее имя:

– Дочь главы Жертвенного приказа Уя Сюншаня, Уя Цин-дай, семнадцати лет.

Поведение девушки полностью отличалось от того, каким было в саду Юйхуа. Она сосредоточилась на главных своих талантах: грациозности движений и походки.

Каждая из красавиц имела свои особенности. Императрица Фуча была изящна, как орхидея, выросшая среди горной долины, а благородная супруга Хуэй своим великолепием напоминала пион. Уя Циндай с ее внешностью и в подметки им не годилась, но у нее была легкая и чрезвычайно изящная походка, любой бы непременно обратил на нее внимание.

– Ой! – удивилась благородная супруга Хуэй, подняв брови. – Что это там на полу?

Все проследили за ее взглядом. Там, где прошлась Уя Цин-дай, виднелись отпечатки лотосов, они цепочкой извивались между девушками и заканчивались у ног красавицы Циндай.

Вдруг раздался голос Хунли:

– Что это с твоими туфлями?

Он и в самом деле заметил…

Уя Циндай была в полном восторге. И хотя она старалась сдерживаться изо всех сил, получалось у нее плохо.

– Ваше величество, это называется лотосовые шаги! – Ее голос дрожал от радости.

– Вот как? – усмехнулся Хунли. Усмешка эта была холодной и пугающей, но девушка списала это на игру воображения.

В следующее мгновение император строго приказал:

– Снимите с нее туфли. Я хочу посмотреть!

Глава 6
Отдать жизнь в чужие руки

В чем же дело? Всё произошло внезапно. Улыбка еще не успела сойти с лица Уя Циндай, как два младших евнуха оказались рядом и в четыре руки прижали ее к полу, а старший лично снял с нее туфли и показал императору подошву.

Хунли взглянул с холодной усмешкой:

– Так ты, оказывается, вырезала лотосы.

Благородная супруга Хуэй помахала рукой, и евнух поднес обувь ей. Взглянув, она рассмеялась:

– И нанесла пудру. Неудивительно, что остаются следы. А ты на славу постаралась!

Она смеялась, а на лице Хунли не было и тени улыбки. Он сурово приказал:

– Стража! Вывести ее отсюда!

Уя Циндай резко пришла в себя, упала на колени и что есть сил поползла к императору. По ее красивому личику градом лились слезы:

– Ваше величество, ваше величество! Я лишь подражала лотосовым шагам, хотела пройти отбор. Государь, смилуйтесь, пощадите! Ваше величество, императрица, молю, спасите меня!

Ни императора, ни благородную супругу Хуэй ее мольбы не тронули, лишь императрица Фуча вздохнула и, повернувшись к Хунли, спросила:

– Ваше величество, девушка лишь хотела превзойти соперниц на отборе, она не замышляла ничего дурного. Раз она вам не понравилась, то пожалуйте ей цветок, и дело с концом. Если изгнать ее таким образом, то как она людям на глаза покажется?

– Так и есть, ваше величество! – Уя Циндай вырвалась из рук евнухов и распростерлась перед Хунли. – Я прибыла во дворец на отбор наложниц, если меня подобным образом изгонят, то это навлечет позор на всю семью. Как же мне быть? Пощадите, помилуйте, ваше величество!

Она снова распростерлась ниц, звонко ударившись лбом о плитки пола. Теперь она была очень похожа на Цзисян, но тогда Уя не хотела отпускать девушку, а теперь уже император не желал отпускать ее.

– Я давно уже издал указ, запрещающий девушкам из ханьских семей, участвующим в отборе и причисленным к знаменным кланам, бинтовать ноги. Но сегодня девушек с перевязанными ногами было достаточно много, – холодно отрезал Хунли. – Не только знаменосцы Хань, но и семья Уя, я погляжу, следует этому безнравственному обычаю. Пань Юйну[30]30
  Она же госпожа Пань, наложница Сяо Баоцзюаня.


[Закрыть] была бесстыжей распутницей, Сяо Баоцзюань – бестолковым тираном! Ты подражаешь ей – хочешь внести смуту?! Если позволить такой девке войти во дворец, это обязательно навлечет беду. Я не только вышвырну ее вон, но и отца накажу, чтоб другим неповадно было!

– Нет, нет! – хотела было возразить Уя, но сильные руки евнухов вцепились в нее, словно клешни, и потащили к выходу. – Не надо, ваше величество! Не надо! Я осознала свою ошибку! Правда, осознала! – Девушка сопротивлялась изо всех сил, точно животное, которое ведут на бойню, надрывно кричала и плакала: – Точно! Это всё та чертова служанка! Это она меня подставила! Это не я! Намазать эту пудру не было моей иде… мф-ф-ф!

Опасаясь, что скандал вызовет монарший гнев, один из евнухов заткнул ей рот рукой, лишая последнего шанса оправдаться.

– Ум-м-ф-ф… м-м-ф-ф!

Голос ее постепенно стих, лишь на полу остались две цепочки лотосовых отпечатков как доказательство, что некогда здесь прошла юная красавица.

– Слуги, ототрите пол! – холодно приказал Хунли. – Смотреть на это не могу!

– Есть! – Несколько служанок с метлами наперевес сразу же приступили к уборке.

Так во дворце был стерт последний след Уя Циндай.

– Ая-яй! Это же… неужели сестрица Уя?

Девушки в саду Юйхуа стояли в очереди в отведенном месте, ожидая, когда назовут их имя. Некоторые из тех, кто первыми вошли в зал, уже вернулись с цветами. Вот только Уя Циндай как сквозь землю провалилась. Девичьи сердца наполнялись ревностью, они опасались, что Уя Циндай пришлась по нраву его величеству.

Никто и представить не мог, что в следующее мгновение двери распахнутся и два евнуха втащат в помещение девицу со всклокоченными, распущенными волосами.

– Эта сумасшедшая девка – неужели сестрица Уя? – удивилась одна из девушек.

– Но на ней явно одежда сестрицы Уя, – ответила другая.

Потрепанная безумица и вправду была одета в платье Уя Циндай, в ушах и на запястьях были ее украшения. Единственным отличием были ступни. Сейчас по земле волочились перебинтованные ножки размером в три цуня, а красивых туфелек с вырезанными на подошвах лотосами не видно было и в помине.

– Больно, как же больно, – плакала в голос несчастная. Голос также явно принадлежал Уя Циндай. – Ноги, мои ноги…

Без обуви ее ноги страшно болели и уже не могли оставлять следы лотосов, напротив, за девушкой по плиткам, точно красные извивающиеся змеи, тянулись две кровавые дорожки.

– Чертова дрянь! Это ты меня подставила! – пронзительно закричала Уя Циндай. – Я тебя и с того света достану!

Эта сцена произвела на всех неизгладимое впечатление, долгое время никто не мог вымолвить ни слова.

Особенно испугалась робкая от природы Лу Ваньвань. Она вцепилась в рукав Налань Чуньсюэ и прижалась к ней всем телом. Даже в голосе ее слышалась дрожь:

– До чего же страшно! Что же она такого натворила, что император ее так наказал?

Налань Чуньсюэ задумалась, глядя на кровавые следы, а потом неожиданно шепотом выдала:

– Неужели это из-за того, что императору не понравились ее туфли?

– Как же так? – прикрыв алые уста рукой, удивленно спросила Лу Ваньвань. – Эти лотосовые шаги такие необычные, как же это могло не понравиться?

– Мы с тобой только-только оказались во дворце, откуда нам знать о вкусах императора? – понизив голос, возразила Налань Чуньсюэ. – Но та молоденькая служанка, она-то как узнала?

– Ты говоришь о той красивой девушке из сада?

– Она ведь новенькая, тоже первый раз во дворце. Уж если нам невдомек, откуда же ей знать?

– И то верно, – согласилась Налань Чуньсюэ. Возможно, Уя Циндай просто не повезло и туфли, которые она имела неосторожность надеть, вызвали гнев императора.

Но что, если эта юная служанка все-таки что-то знала?

Если это так, то получается, что Уя Циндай не ногу, а жизнь свою отдала в ее руки, и теперь та девушка может распоряжаться ее судьбой как захочет!

От этой мысли у Налань Чуньсюэ все внутри похолодело, и она пробормотала:

– Кстати, а как там эту служанку звали?

– Инло.

– Что такое? – спросила Вэй Инло, оторвавшись от своего занятия, и повернулась к Цзисян.

Цзисян хотела что-то сказать, но промолчала, двери вышивальной мастерской со скрипом открылись, и вошел евнух в темной одежде. Едва увидев его, девушка поспешно склонилась над своей вышивкой.

– Управляющий У, – поприветствовала евнуха матушка Чжан[31]31
  Матушками называли старших служанок-наставниц, они намного старше и опытнее тетушек, а круг их прав и возможностей гораздо шире. Как правило, матушки были уже пожилого возраста.


[Закрыть], наставница, ответственная за обучение новеньких шитью и вышиванию.

У Шулай махнул рукой, прерывая изъявления почтения:

– Я пришел посмотреть на новых служанок.

Матушка Чжан почтительно последовала за ним.

– Кхэ! – неожиданно кашлянул У Шулай.

Звук был тихим, но у нескольких служанок дрогнула иголка в руке. Почти сразу же они вернулись к работе, но движения стали намного быстрее, девушки надеялись, что У Шулай похвалит их мастерство.

И только Вэй Инло размеренно продолжала свою работу.

– Всегда найдется хотя бы одна серьезная, – сказал У Шулай. Он остановился возле Вэй Инло и сложил руки за спиной. Довольно покачав головой, он подошел к Цзисян.

– А есть и такие, за которыми глаз да глаз нужен.

Цзисян так перепугалась, что ее маленькое личико покраснело, на улице было нежарко, но волосы на висках у девушки взмокли. Стиснув зубы, она торопливо взялась за иглу, но уколола палец. Тихо пискнув от боли, сунула палец в рот.

У Шулай снова покачал головой и двинулся дальше. Как только он ушел, Цзисян замерла, опустив голову.

– Что случилось? – спросила Вэй Инло. Она наклонилась, чтобы посмотреть на вышивку Цзисян, и неодобрительно нахмурилась.

Вышивка была сделана наполовину, само качество оставляло желать лучшего, но это была не совсем вина Цзисян. На ее правой руке потопталась Уя Циндай. Рану хоть и обработали, но рука почернела и распухла, нормально отдохнуть девушке никто не дал, и она работала через боль.

Сейчас на ткани виднелось красное пятно. То ли кровь из проколотого пальца, то ли открылась рана на руке.

Как бы то ни было, вышивка была испорчена.

– Как… как же быть? – всхлипнула Цзисян и попыталась стереть пятно рукой.

– Цзисян, не надо, – попыталась остановить ее Вэй Инло, но было поздно. Едва заметный раньше, теперь кровавый след расползся по ткани и стал виден.

Рядом с ними сидели Цзиньсю и Линлун. Цзиньсю, как всегда, не смогла удержаться от колкости:

– Служанка должна быть умной и сообразительной, а ты такая дурочка, что рано или поздно тебя все равно вышвырнут из дворца, так что не трать зря силы!

Линлун, землячка Цзисян, попыталась выразить сочувствие, состроила участливое лицо.

– Очень жаль.

– Линлун! – по-детски воскликнула Цзисян, глаза ее покраснели, голос сорвался. – Мы же вместе выросли, помоги мне что-нибудь придумать, пожалуйста.

Однако в минуту опасности Линлун предпочла забыть о прошлом и сразу же отказалась:

– Я-то тут как помогу, да и моя вышивка еще не закончена!

Цзисян огляделась. В мастерской стоял стол из сандалового дерева, на нем расположилась медная курильница с вырезанными на ней животными, в которой уже наполовину сгорела палочка благовоний[32]32
  Время полного горения такой палочки составляет примерно тридцать минут.


[Закрыть]. Когда она догорит до конца, время, которое было дано на вышивку, истечет.

– Как же быть? – запричитала Цзисян, начиная плакать. Тут она почувствовала, что руки ее пусты. Вэй Инло забрала ее пяльцы и всучила ей свои.

– Ты? – Цзисян была потрясена.

– Вытри глаза, – не отрываясь от работы, практически приказала Вэй Инло. Поменяв вышивки, она уже корпела над новой. – Нет нужды заставлять матушку Чжан смотреть на твои слезы.

Всё произошло так быстро, что увидеть эту аферу успели лишь немногие. Цзисян, Цзиньсю и Линлун обменялись растерянными взглядами. Наконец Линлун прошептала:

– С ума сошла? Там должен быть вышит золотой карп. А с таким пятном его уже никак не спасти! Прошла уже половина времени, ты не успеешь сделать всё заново!

Вэй Инло прищурилась, глядя на вышивку и что-то прикидывая, потом вновь заработала иглой. Она улыбнулась Цзисян.

– Не хватает еще пары стежков на пионе. Поможешь мне его закончить?

– Инло, ты хорошо подумала? – не унималась Линлун.

Не дожидаясь, пока Вэй Инло ответит, Цзиньсю засмеялась:

– А тебе не всё равно? Не выпендривайся!

Цзисян замерла, глядя на пяльцы, и протянула их обратно Вэй Инло, качая головой:

– Забери, забери! Не могу тебя в это втягивать. Давай скорей назад мою вышивку!

Вэй Инло легким движением руки остановила девушку и бросила взгляд в сторону. Цзисян проследила за ее взглядом, увидела приближающуюся к ним матушку Чжан, замолчала и поспешно взялась за шитье. А затем обомлела. Пион на вышивке был как настоящий и невероятно красивый. Не хватало только последнего стежка.