Текст книги "Умница Эллиот"

На это Ахерн только закатил глаза, ударил себя по лбу и начал хохотать так, что пиво из бутылки выплескивалось на пол.

– Рад, что поднял вам настроение, – буркнул я.

– Ты! – задыхаясь, сквозь слезы прокричал Ахерн, – если ты танцор Чабби Чекера, то я гитарист Джимми Хендрикса, черт побери!

– А почему бы нет, – сказал я.

Ахерн на это заржал ещё больше. Ну хоть в чем-то ему угодил. Все ещё под гогот Ахерна я вылез из своей рабочей формы и направился в постель, по дороге получив пустой пивной бутылкой по заднице. Я оглянулся – Ахерн, вытирая слезы, похлопал рукой по месту рядом с собой.

– Ну что ещё? – сказал я как можно небрежней.

– Я не для того ждал тебя полдня, чтоб созерцать, как твои армейские труселя уходят спать, Тостер. Не будь букой, сейчас начнётся «Шоу Энди Гриффита».

Ладно, так уж и быть, я прошлепал обратно к дивану, получив от Ахерна, в знак благодарности, уже раскрытую бутылку пива. Нам нравилось это шоу, мы посмеялись от души. А под конец, когда двинулись спать, Ахерн сказал, что персонажи из сериала очень напоминают ему нас. Я спросил его, кто же из нас, кто.

– Я, само собой разумеющееся, шериф Тейлор, а ты братец-недотепа Файф, который вечно мне все портит.

Я пожал плечами. Более удачного персонажа мне и ожидать не следовало.

Ладно, в общем, занимаемся мы на следующее утро в цеху разборкой очередной доисторической рухляди, ну, точнее, я занимаюсь, а плут Ахерн очень технично отлынивает от работы, прикрываясь мытьем полов. И тут в цех заглядывает какая-то важная шишка в погонах, прошлепывает прямиком ко мне, я отдаю честь, и он начинает нести какую-то околесицу.

– Рядовой первого класса Тостер?

– Так точно.

– Сегодняшним днем Пентагоном дан указ о частичном освобождении вас от рабочих обязанностей, в связи с вашим предстоящим туром в качестве помощника всеми любимого Чабби Чекера. Но, вам, разумеется, не стоит забывать о своих первоначальных обязанностях и соблюдать военный устав, так как вы все ещё находитесь на службе армии США.

Отчеканив такую дребедень, он развернулся на сто восемьдесят градусов, так, что я услышал хруст суставов, и зашагал обратно к выходу, полностью игнорируя приветствие Ахерна, приняв его, по всей видимости, за обычного уборщика. Этот ирландский детина уже давно себя запустил. Оброс щетиной, длиной волос мог потягаться с самим Тарзаном, а от своей преданной дружбы с пивом и телевизором, отрастил солидное брюшко и стал сам похож на пивной бочонок. Стоя в обнимку со шваброй, он показал высшему органу язык и скорчил рожу.

– Это надо же, – протянул он задумчиво, – этот Чекер и правда большая шишка. Бьюсь об заклад, закажи ты себе завтрак в постель, на утро сам министр Макнамара пожалует к тебе с ветчиной и блинчиками.

И вот, накануне дня икс я носился, как ошпаренный и был весь, как на иголках. Завтра был мой звёздный час. Ахерн лишь ухмылялся своей ядовитой улыбочкой, подбоченившись на подушке и глядя, как я пакую свой скудный багаж.

– Ты натренировал свой тощий зад? – спросил он.

Я в это время сидел на полу и разглядывал тюбик с зубной пастой, судя по картинке, с красным перцем.

– Полож эту ядренную, это моя паста, она не для сосунков. Я спрашиваю, ты хоть раз за эти три гребанных дня соизволил крутануть бёдрами для приличия?

– У меня все и так на мази, – отмахнулся я, – с поддержкой только не лады, да отрабатывать не с кем.

– Ты не лечи мне тут, – буркнул Ахерн, – видел я твои танцульки по ящику. Ваше выступление сегодня утром крутили в повторе, и ты был просто неподражаем. Особенно великолепно смотрелся в красном занавесе.

– Не издевайся, – говорю я, – я был на сцене с Чабби Чекером, а это уже хорошо.

– Одного самомнения тут мало будет. Но не боись, я уже насуетил тебе подмогу.

И тут я только разинул рот, чтоб узнать, кого он взял мне в подмогу, как дверь с треском открывается и в комнату влетает это чучело Фингер. Она подмигивает Ахерну, сплевывает в руку жвачку и по пути налепляет её на фото моей мамы, что красуется на холодильнике, прям на лицо, а затем направляется ко мне.

– Я готова, – выдаёт она.

Ахерн, заметив моё озабоченное лицо, объясняет, что Фингер и есть моя подмога. Девченкой она всерьёз занималась твистом, и даже получала грамоты и призы за выступления.

В общем, натренировались мы с лихвой. Что не говори, а Фингер знавала толк в этом деле. Под конец я уже мог и правда потягаться с лучшими хореографами страны. Тушение сигареты и вытирание полотенцем проделывал просто блестяще. Правда, когда дошло до поддержки, Фингер удержать не смог, тут только груди выдают по три кило каждая. Она всей своей тушей завалилась на меня, придавив мне лицо своими бидонами. На этой ноте Ахерн объявил конец тренировок, заметив, что мы уже нарушили все границы – учитель не должен извращать ученика – это уже статья.

Ладно, на следующее утро за воротами завода меня ожидал чёрный тонированный лимузин, а за рулём сидел неизменный верзила Нед, вечный соглядатай Чекера. Ахерн провожал меня до машины в своём поношенном полосатом халате и тапочках.

– Слушай, я очень надеюсь, что ты не такой болван, каким кажешься, и что не занимаешься всей этой туфтой за бесплатно, – заговорщески прожужжал он мне в ухо.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– А то, идиот, что обычно хореографам выплачивают их трудом заработанные денюжки. У тебя был договор с Чекером об оплате труда?

– Неа.

– Не могу поверить, – схватился за голову Ахерн, – ты что, дубина, решил благотворительностью заняться? Как это на тебя похоже!

– Я об этом как-то не думал. Я поговорю с ним перед выступлением.

– Обязательно! – тряхнул головой Ахерн, – иначе скажи, что это нарушение кодекса об оплате труда честных граждан и чтоб искал себе другого простофилю, которого можно обводить вокруг пальца, ты понял, что нужно сказать, дубина?!

Я сказал, что вроде да, главное, ничего не напутать. Ахерн только тяжко вздохнул, приобнял, и пожелал удачи.

– Буду смотреть тебя вечером по ящику. Я, конечно, пожертвую шоу Гриффита ради этого дерьма, но так уж и быть, поддержу тебя своей фирменной отрыжкой.

– Очень мило с твоей стороны, – поблагодарил я.

– Ладно, парень, мне сегодня ещё разбирать по частям мотоцикл второй мировой. Если повезёт завести, может ещё по цеху покуралесю.

Он хитро ухмыльнулся и зашагал обратно за ворота. Я залез в лимузин, и мы двинули в международный аэропорт Филадельфии. Там нас должен был перехватить Чекер на своём частном самолёте и увезти в Эри, где должно было состояться наше дебютное выступление. Иззи, как и следовало ожидать, была уже там. Они довольно мило беседовали и попивали шампанское в кожаных креслах.

Пролёт проходил, мягко говоря, не очень. Самолёт бросало из одной воздушной ямы в другую. Иззи то и дело пищала, а Чекер, по обыкновению, выругивался. Он посоветовал нам не беспокоиться и выпить немного вина для храбрости, к чему мы незамедлительно приступили. Затем он поинтересовался, как у меня обстоят дела с поддержкой.

– Не важно, – говорю, – но твист я таки разучил. Одна парашютистка знает в нем толк.

– Что за бред ты несёшь? – разозлился Чекер, – я хочу немедленно созерцать, как эта особа парит у тебя над головой.

В общем, как вы уже догадались, этот черт приказал нам отрабатывать поддержку прям во время полёта. Это было то ещё зрелище, особенно, когда эту бандурину в очередной раз заносило. И поддержка получалась соответственная. А вперемешку со спиртным зрелище было хоть куда. Мы носились вдоль салона, от головы до хвоста, сшибая по пути кресла и весь рабочий персонал, Иззи то и дело вопила и тумасила меня, приказывая отпустить, а Чекер лишь закатывал глаза и повторял что-то типа «форменные неудачники».

Ладно, с горем пополам мы все-таки добрались до Эри, измотанные и уставшие, как собаки. И в такси, по дороге к нашему концертному залу я набрался таки храбрости и спрашиваю у Чекера, не думает ли он оплачивать нам наши выступления, на что он лишь выразительно приподнял брови и насупился.

– Имей совесть, Тостер. Я и так сполна за все это дерьмо расплатился. Ты что же, думаешь, так легко было Пентагон уговорить отпустить их солдата плясать танцульки?! Как бы не так, парень. Теперь мне придётся до конца своей жизни петь и танцевать у всех этих военных шишек на свадьбах, днях рождениях, Пасхе и даже бар-мицвах. Так что скажи спасибо и за это, ненасытная бестолочь!

В общем, надежды Ахерна не оправдались. А я и на сцене засветиться был не прочь, поэтому не стал раздувать из мухи слона, а покорно пошёл за остальными.

Нынешний зал был раз в пять больше того кафе в Филадельфии. Я вспомнил, что с поддержкой у меня все ещё не ахти, и у меня затряслись коленки. Чекер сказал, что ему нужно немного освежиться перед выступлением и пошёл искать здешний бар, а Иззи пошла в дамскую комнату, «припудрить носик». Я увязался за ней, потому что слоняться без дела не хотелось, а она заметила, что я её преследую, и скрестила руки на груди.

– Ты куда это? – строго спрашивает она.

– С тобой, – говорю, – разомнемся как следует, перед выступлением.

– В каком смысле?! – опешила она.

– Мне поддержку отработать нужно. Ты же не хочешь и на сцене так опозориться.

Она только отмахнулась от меня.

– Слушай, придурок, я с тобой эту гребанную поддержу не буду делать, где бы то ни было. Не хочу остаться калекой, у меня впереди ещё блестящая звёздная карьера. Возможно, Чабби не знает, но можно вполне обойтись и без неё.

С этими словами она с громким треском захлопнула передо мной дверь дамской комнаты.

– Только много не кури, – сказал я ей сквозь дверь, – а то подпортишь себе свою будущую карьеру.

Мне вдруг тоже приспичило в туалет, выпили мы в самолёте прилично. Направился я на поиски мужской комнаты, но бродил и петлял коридорами, наверное, с полчаса, а туалетом и не пахло. Шёл я мимо каких-то дверей с именными табличками, заглядывал то в одну, то в другую. И вот, в одной из них показывается вдруг тучная чернокожая дамочка и смотрит на меня так строго. Я ей, где мол, туалет, а она ещё больше ноздри раздувает. Совсем обезумели все сегодня.

– Вы что, молодой человек, меня не узнали? – спрашивает она.

– Да вроде не встречал вас раньше, – отвечаю я.

А она фыркнула и надменно так на меня смотрит сверху вниз.

– Первая леди джаза, – говорит она, – обладательница голоса диапазоном в три октавы, мастер скэта и голосовой импровизации, тринадцать премий «Грэмми».

– Ну, это все очень круто, – говорю, – но мне все ещё нужно знать, где здесь туалет, мне по нужде, понимаете.

– Нахал! – она хлопнула передо мной дверью с такой силой, что несколько щепок приземлилось мне на голову.

Элла Фицджеральд, прочитал я на табличке. Ну что я виноват чтоли, что и слыхом о такой не слыхивал. Вот всегда-то от этих барышень одни капризы.

В общем, я обошёл кругом и вышел там же, откуда заходил, а именно, возле дамской комнаты. И что же вы думаете, эта дурацкая мужская рукомойня располагалась в трех метрах от неё. Всегда вот так – не вижу ни черта дальше своего носа.

Запропастился я в туалете на целый битый час, снова вляпался в то же дерьмо – бумаги не видать. А под дверью уже собралась целая делегация из Чекера, Иззи и ведущего концерта, который вопил, что мы уже должны двигаться к сцене, а не торчать у туалетов. Тут ещё подошла эта Фицджеральд поинтересоваться, в чем тут дело, что за столпотворение. Чекер отвечает, что его танцор, судя по всему, прилип к унитазу.

– Эрнест, ты одарённый человек. Зачем тебе сдались эти сопляки? Вокруг полно профессионалов, – слышу я голос Фицджеральд.

– Профессионалам я буду отстегивать часть своего гонорара, Эл, а здесь все просто и понятно. Я даю этим юнцам напрыгаться на сцене и засветиться по телевизору, а взамен получаю большую и восторженную публику. Чем не взаимовыгода?

В этот момент я заметил приклеенный к стенке кабины плакатик с мордой Чекера. Сорвал его и как следует подтерся этой гнусной бессовестной личностью.

На сцену нас буквально за шиворот волок этот чернокожий верзила, секьюрити Чекера.

– Надеюсь, ты хоть сейчас не налажаешь? – сквозь зубы процедил Чекер. – Сегодня нас транслируют по всей стране, будь умницей.

Этот громила вытолкнул нас на сцену, и мы стояли столбом в свете прожекторов, пока Чекер раскланивался перед гостями и настраивал микрофон.

– Слушай, нам, по всей видимости, придётся сделать поддержку, – прошептал я Иззи, – ты же не хочешь разочаровать своего кумира.

– Я тебе уже все сказала, – отрезала она.

В общем, тут оркестр заиграл всеми любимую «Делай твист снова» и мы понеслись во все тяжкие. Мне очень понравилось танцевать перед большой рукоплещущей толпой, меня захватил ритм и танец, и, в общем, я был просто неподражаем. Мы очень хорошо спелись с Иззи Бред – в этот раз я попадал точно в такт её движениям. Но кульминационный момент с поддержкой неминуемо надвигался. И вот, Чекер уже кричит гостям, что сейчас они увидят полет ласточки, в исполнении Иззи Бред и тут ей было уже не отвертеться. Я собрался с мыслями, принял стойку, но Иззи будто колеблется и отчаянно смотрит то на Чекера, то на мои воздетые кверху руки. Камнем преткновения стал брошенный в неё помидор, а затем яблочный огрызок, угодивший прямо в голову. Вот такая светская публика, черт побери!

Иззи разбежалась, к моей величайшей радости я её словил, но меня стало заносить по всей сцене, как пьяного, я никак не мог обрести равновесие. И в следующий момент я уже несусь в сторону зала и запускаю бедную Иззи прямо в толпу! Это было нечто. Хорошо, что вечеринка проходила в вертикальном положении, в противном случае, Иззи сейчас красовалась бы на чьём-нибудь подносе вместо запечённой свинки.

– Неандерталец, – час спустя поносил меня в гримерке Чекер, – девочке крупно повезло, что кое кто из толпы вызвался её поймать, хотя зал сегодня был настроен не особо дружелюбно. Ты мог лишить меня танцорки, идиот!

Парой минут спустя я постучал в номер Иззи, чтоб извиниться, но на этот раз, вместо ожидаемой порции пепла, она потушила бычок о мои новые белые кроссовки. Что ж, вполне заслуженно.

Далее, с перерывом в два дня, идёт Гаррисбург. Самое пекло Пенсильвании, столица и все дела. Мы должны были выступить на фуршете, в каком-то огромном банкетном зале. Накануне Чабби Чекер собрал нас в этом самом пустом зале и объявил, что отныне наша поддержка будет выглядеть немного иначе. И вся суть её сводилась к тому, что Иззи больше не должна была разгоняться, бегать, и тому подобное. Она просто становилась спереди меня, подпрыгивала и должна была ухватиться своими руками за мои. И так, паря в воздухе и держась за руки, она должна была широко раскинуть ноги, демонстрируя публике все свои прелести. Хороший маркетинговый ход продумал Чекер, вам не кажется? Люди повалят со всех близлежащих округов, чтоб поглазеть на такое зрелище. В мои обязанности входило лишь крепко сжимать её кисти, чтоб не уронить. Ну, это я ещё мог сносить. Так мне казалось, по крайней мере. Однако очень тяжко удерживать на свободном весу пятьдесят пять килограмм женского мяса.

Перед самым выступлением, стоя за занавесом, Иззи робко поинтересовалась у Чекера, можно ли на время выступления ей нарядиться в джинсы, или хотя бы в гимнастический костюм, чтоб не светить перед зрителями всеми неподобающими местами.

– Девочка, это для твоего же продвижения, – отзывается Чекер, – протерпи пару минут и станешь востребованной у многих важных шишек в этом зале.

Перед кем же это надо засветить задом, чтоб стать востребованным, подумалось мне.

В общем, я вышел на сцену и не подозревая, что нынешнее выступление окончится полным провалом. Вначале все шло очень даже ничего. На двух песнях мы удачно станцевали и сделали по несколько поддержек. А вот на третьей фортуна от меня отвернулась, я держал Иззи на весу, из толпы свистели и вовсю щелкали объективами. А затем меня начало кренить в сторону, и кренило до тех пор, пока мы на всем ходу не вписались в оркестр трубачей. Грохот стоял такой, что запросто мог потягаться со взрывом динамита, что я пережил на войне. Трубачей раскидало кого за кулисы, кого на пол зала, а Иззи ныла, что у неё болит рука, и кажется, вывернута лодыжка.

Чекер, в общем то всегда не отличался добротой, а сейчас был зол, как черт.

– Ты уволен, горилла, уволен! – орал он, выпихивая меня из гримёрки. – Ради всего святого, езжай обратно и разбирай свои железяки, чтоб глаза мои тебя больше не видели!

Он приказал своему громиле доставить меня до аэропорта, но я был очень голоден, поэтому попросил его подождать, пока я проштудирую все окрестные столы. Секьюрити молча кивнул и дал знак, что будет ждать меня около дверей.

Подносы на столах ломились от угощений. Но посреди всей съестной кутерьмы я раздобыл лишь один шоколадный пончик и зачерпнул себе немного смородинного пунша. Затем проявил свою галантность, налив немного рядом стоявшей девушке, в белом платье и с кудрявым гнездом на голове.

– Вы очень любезны, – говорит она, и тоже тянется за пончиком.

Её голос показался мне до одури знакомым.

– Селли, это ты? – спрашиваю я, пытаясь заглянуть под кустистую копну.

Девушка оборачивается, и правда, это моя ненаглядная Селли!

– Эллиот! – вопит она, и прыгает мне на плечи, – жив-здоров, мудила!

– Ты какими судьбами здесь? – спрашиваю, – пришла на моё выступление глянуть?

– Нет-нет, я живу в этой гостинице. Мы с подругой и парой других ребят несколько месяцев назад приехали в Филадельфию, на митинг. Я натворила там немало делов, а теперь вынуждена отсиживаться здесь. Вечно посещаю подобные мероприятия, денег у меня уже почти не осталось, а на фуршетах всегда много еды и все бесплатно.

– А я был танцором самого Чабби Чекера. Всего каких-то пару минут назад. Только испортил все сегодняшнее выступление и теперь уволен.

– Ну, тогда мы с тобой товарищи по несчастью, получается, – улыбнулась Селли, – кстати, я тут с парочкой кое каких обкурышей, пойдём, познакомлю.

Мы прошли в другой конец зала. Там, под большим кустом папоротника сидели два каких-то амбала, туманным взглядом окидывая все происходящее.

– Это Джордж и Тони, – представляет их Селли.

Тот неуклюжий здоровяк, что был Джорджем, увидев меня, растянул свой широкий рот в глумливой усмешке.

– А это не ты там твист отплясывал с Чекером и этой мисс американские прелести?

– Ну да, вроде, – говорю.

– Здорово ты разнес оркестр, – заржал он, ткнув в бок Тони.

– Спасибо, – отвечаю, – рад, что вас позабавил.

Тот, что звался Тони, меньше ростом, но угрюмей и мрачней, этакий пижон с прилизанными волосами, повернулся к Селли.

– Сегодня портье подсунул нам под дверь счёт. И он впечатляет. Так что в этом месяце ты тоже платишь свою часть, детка. Или ты собираешься и дальше пользоваться нашей добротой?

– Тони, но ты прекрасно знаешь, что у меня сейчас трудности с работой.

– Мне все равно, надоело терпеть нахлебницу. Не можешь платить, пусть тебя забирает твой твистопляс, – он кивнул в мою сторону.

Селли бросила на меня взгляд, полный отчаяния, и меня вдруг осенило. А почему бы и нет, черт возьми.

– Ты едешь со мной, – говорю и беру Селли за руку, а затем поворачиваюсь к Джорджу, – и кстати, у Чекера освободилось место для танцора. Если тебе нравится та девченка, то дерзай. Ты сможешь найти его у бара, наверняка он уже в стельку пьяный.

Мы ехали в аэропорт в приподнятом настроении. Я держал Селли за руку и был на седьмом небе от счастья. По дороге бы заехали в «Ратушу», отель, где обитала Селли, она собрала свою сумку и мы двинули дальше. Я поинтересовался, почему у неё проблемы с работой.

– Всё очень просто, я военная преступница, – заявляет она.

– Не понял.

– В Филадельфии был не просто митинг. Это было огромное шествие во имя прав и свободы человека, не поверишь, там говорил речь сам Мартин Лютер! Так получилось, что мы с подругой пару дней маршировали с легендарными «Чёрными пантерами» и боролись за отмену военного режима для чернокожих. Мы ходили с плакатами, на которых обзывали полицейских свиньями, а их руководитель Хьюи во всеуслышание орал это в рупор. И не поверишь, ещё через пару дней вся полицейская рать Пенсильвании нацепила на форму значки в виде поросячьей морды, и вышла навстречу параду с обратными лозунгами – « Свиньи – это прекрасно», кто бы мог подумать! В общем, дальше – хуже. Начались массовые беспорядки, люди бросались в полицейских самодельными бомбочками и камнями, а мы с Хьюи тем временем под шумок поджигали флаг на полицейском участке. Фото сделал какой-то белый мудак, который был членом сегрегации, и в итоге, моё фото уже пару месяцев мелькает на всех передовицах газет. Я вынуждена скрываться, и работу найти нет ни малейшей возможности. И ты не представляешь, как же я уже мечтаю избавиться от этого гнезда на голове!

– Вот это да. Если бы я читал газеты, давно бы уже знал, что ты здесь, – говорю я. – Колись, что у тебя с этим Хьюи?

– Это все, что ты услышал? – рассмеялась Селли. – Мы просто друзья, балда. На данный момент он в тюрьме, с того самого марша. А ты что, ревнуешь?

– Да нет, – говорю, – так, интересна твоя личная жизнь, мы же друзья.

Селли ухмыльнулась и толкнул меня в бок.

– Я тебя люблю, дурачина.

Я зарделся, как свёкла и до самого аэропорта мы больше не заговаривали. Пока Селли стояла к стойке регистрации, я сбегал до автомата, закинул пару монет и позвонил Ахерну, к нему было одно нехитрое дельце.

– Привет болван, – было первое, что я услышал на свое приветствие, – знаешь, я смотрел много разных комедий и уморительных шоу, но они и рядом не стояли с твоими выступлениями, я просто умирал со смеху! Не хотел бы оказаться на месте твоей партнерши, ей богу!

– С ней все в порядке, меньше будет зазнаваться. Слушай, можешь выручить?

Узнав, что через пару часов он должен оставить в мусорных баках, за территорией завода, рабочую форму Фингер, для того, чтоб провести на завод военную преступницу, Ахерн взбеленился.

– Ты что, спятил?! Если администрация завода об этом пронюхает, нам несдобровать! Ты знаешь, как строго обходятся с заключёнными в военных тюрьмах?! Ей богу, если ты не дотрешь где-нибудь на полу пятнышко, тамошние надзиратели заставят тебя сожрать твою же тряпку, и им плевать, что когда-то ты сражался за их страну.

– Но ей некуда идти, у неё нет ни работы, ни денег, как бы ты поступил на моем месте?

С минуту Ахерн о чем-то размышлял, недовольно покряхтывая, затем объявил, чтоб поступал, как знаю, только если все это дело вскроется, он не при делах. Я готов был расцеловать его.

– Неси сюда свою задницу, и свою красавицу. Об одежде я позабочусь.

– Вы лучший сержант на свете.

– А ты дуболом, каких свет не видывал.

В этот момент ко мне подошла Селли с билетами в руках, до вылета нам оставались каких-то сорок минут. Я сказал ей, что сержант дал добро, и она ответила, что это, должно быть, очень добрый и благородный человек. Я не стал её переубеждать, пусть думает так, пока есть возможность.

Всё прошло, как по маслу. Синюю форму Фингер мы нашли в баке, аккуратно сложенную в огромную коробку из под сухих завтраков. Селли облачилась в неё, и мы беспрепятственно добрались до нашего холостяцкого обиталища.

Ахерн, как ему и полагается, встретил меня смачным подзатылем, и сказал, что отродясь не видел таких убогих танцоров. Зато увидев Селли, он так и расплылся, как сыр на тарелочке. Тут она ещё наконец снимает свою искусственную химию и светлые длинные волосы спадают ей по плечам.

– Боженьки, – только и вымолвил Ахерн, – ты гляди только, какого ангела занесло в наше захолустье! Даже как-то стыдно такое прекрасное создание селить в нашем мужском отстойнике.

– В моей жизни бывали места и похуже, – улыбнулась Селли.

– А я тебя припоминаю. Пару раз твоё фото мелькало в местной газетенке. Ты та забастовщица, что с Пантерами якшалась?

– Она самая, – говорит Селли, – только больше я туда ни ногой, с меня хватит. Сейчас шумиха уляжется, я постараюсь найти работу и зажить нормальной жизнью.

– Вот и правильно, – говорит Ахерн, – а теперь пойдём, я покажу тебе, во что мы превратили свою холостяцкую нору, женская рука бы нам здесь не помешала, если ты понимаешь, о чем я. А вечером познакомлю тебя с Фингер, она тебе понравится.

Ахерн приобнял Селли за плечи и повёл её на экскурсию по необъятному миру мусора и пыли.

В общем, с этой поры, как в нашу скромную мужскую семью влилась Селли, жизнь наша потекла в другом русле. В хорошем, разумеется. На работу мы теперь спешили в приподнятом настроении, и в радостном предвкушении летели обратно. Теперь мы всегда знали, что нас ждёт чистая ухоженная квартира, вкусный горячий ужин, и компания в виде прекрасной девушки. Что ж, тут стоило, ради чего жить!

Так протекала размеренная, гармоничная жизнь в нашем уютном мирке. По вечерам к нам приходила Фингер, мы играли в лото, пили вино или все вместе смотрели Шоу Энди Гриффита. В общем, весело проводили время.

В один из таких вечеров, когда Селли с Фингер весело болтали на кухне, вместе готовя ужин и пританцовывая под песни Фрэнка Синатры, Ахерн отволок меня в сторону и взяв за плечи, спросил, нравится ли мне она.

– Даже не знаю. Если убрать фиолетовые тени, гнездо с головы и немного уменьшить грудь, может она вполне и ничего, – говорю я.

– Да не Фингер, идиот, я тебя про светловолосого ангела спрашиваю.

– Ааа, ну так бы сразу. Ну конечно нравится. Думаю, я даже влюблен в неё. И никогда до неё никого не любил.

– Тогда чего ты, идиот, ждёшь? – вопрошает Ахерн, а сам пожирает Селли своим противным похотливым взглядом, – эх, твои бы мне года, я бы зажёг с этой красавицей, помяни моё слово.

– Ты о чем? – не понял я.

– Я так понимаю, ты никогда до сего момента не оставался с девушкой наедине? – спрашивает он.

– Не было возможности.

– Тогда ты в нужном месте, в нужное время и в нужных руках. Завтра я устрою тебе свидание твоей мечты, дубина.

– Где, в этой холупе чтоли? – спрашиваю.

– А это уже не твоего ума дело. Это предоставь мне, дядюшка Ахерн знает толк в этих делах. Ты уж доверься мне, потом ещё спасибо скажешь, парень.

Уж не знаю, насколько Ахерн силен во всех этих делах, романтикой от него никогда не пахло, но раз он так настаивал, почему бы и нет. Тем более, что о свидании с Селли я мечтал уже полжизни.

На следующий день Ахерна не было видать все утро, а я в ожидании его был весь, как на иголках. Селли сладко нежилась в постели, которую я так самоотверженно пожертвовал ей, перейдя спать на жёсткий допотопный диван. Я сидел за столом в каком-то оцепенении, наблюдая, как она спит. Сидел час, сидел полтора, и наконец, дверь с треском открывается и в комнату влетает Ахерн, весь какой-то растрепанный и возбуждённый.

– Всё малыш, через каких-то полчаса сюда заявится Фингер, заграбастает Селли к себе, под каким-нибудь дамским предлогом, и отведет в назначенное место. Потом пойдёшь ты. Мы уже обо всем позаботились, можешь не беспокоиться, все на высшем уровне, пальчики оближешь.

Как раз такие вот фразы Ахерна меня всегда невольно заставляют волноваться. Пока мы с Ахерном чаевничали, проснулась Селли. Она сладко потянулась, и мы пожелали ей доброго утра. Но как только она подошла к столу и спросила, сделать ли нам тосты, или, может, соорудить сэндвичи, Ахерн тут же усадил её на стул, и сказал, что есть столько углеводов на завтрак вредно. Он налил Селли чаю и сказал, что иногда человеку необходима разгрузка. И мы втроём пили один лишь гольный чай. А этот черт сидел через стол и без конца мне подмигивал, мол, все пока идёт по плану.

Не успели мы и чай допить, как приходит Фингер, и говорит, что у неё для Селли есть подарок. Она заказала себе по почте превосходное платье, но ей пришло не по фигуре, поэтому нужно немедленно пойти и примерить его на Селли.

Как только они ушли, Ахерн спрашивает, есть ли у меня какой-нибудь мало-мальски подобающий костюм для свидания. Я говорю, что в арсенале у меня только спортивный, от «Рибон Спорт», который Селли подарила мне на Рождество. Ахерн лишь закатил глаза и притащил мне свой, жуткий коричневый костюм в клеточку. Но он, на счастье, оказался мне слишком велик, рукава болтались до пола. Тогда он приволок из своего гардероба не менее ужасный праздничный джемпер, чёрный с белыми оборками, кажется, он стащил его с какой-то маскарадной лавки, такие ещё в старину одевали. А ещё серые брюки, больше похожие на шаровары. А под конец все это безобразие он приправил большой порцией своего приторно-сладкого одеколона и прилизал мне волосы бриолином.

– Выглядишь, как парень с обложки, – гордо выдал Ахерн, отходя немного назад и созерцая свое произведение искусства, – ну просто вылитый Марлон Брандо.

Я лишь смотрел на все это убожество в зеркало и боялся, как бы Селли при виде меня не испугалась и не убежала, потому что напоминал я, скорее тех шутов гороховых, которые в цирке рассекают по сцене на таких высоченных ходулях, но уж точно не звезду экрана.

Ладно, с приготовлениями покончено и Ахерн ведёт меня какими-то чигирями и коридорами вглубь завода. Там мы спускаемся по ступенькам в какой-то огромный цех, в котором я раньше не был. Затем Ахерн замирает на одной из лестничных площадок, и с кульминацией в голосе сообщает, что мы прибыли.

– Вы конечно извините, сержант, но я никогда не представлял свидание своей мечты на лестнице военного завода, – говорю я.

– Да не здесь, идиот, смотри чуть ниже и чуть левее.

Я поглядел, куда он показывал, но так и не высмотрел ни Селли, ни столика со свечами, ничего и близко такого, что могло бы напоминать о моем предстоящем свидании.

– Ты что, дубина, и правда думаешь, что я устроил бы тебе посреди рабочего цеха ресторан?! Гляди дальше, разогрей котелок, а то каша к мозгам совсем пристыла.

Тут я и заприметил её. Подводную лодку, малого водоизмещения, стоявшую в углу зала и поинтересовался, неужели там. Ахерн гордо тряхнул своими кудрями и глаза его заблестели.

– Голландец. Красавец, а? Первая подводная лодка ВМФ США. В начале века использовалась для подготовки мичманов в Аннаполисе, затем кочевала по многим выставкам и музеям, прежде чем была подана сюда на слом. Настоящее свидание мечты, для настоящих мужчин, что скажешь?

Я лишь молча кивнул, никто бы и не сомневался, что Ахерн найдёт белее лёгкий путь устроить мне свидание. В общем, мы направляемся к этой ржавой посудине и по ступенькам карабкаемся вверх. Прежде поднять крышку люка, Ахерн строго настрого приказал мне соблюдать одно строжайшее правило.

– Никогда и не при каких обстоятельствах не закрывай крышку люка! Этому барахлу уже больше полувека, и вся конструкция, вплоть до последнего болтика в засове люка, проржавели будь здоров! И если ты не уверен, что в ближайшие часы кто-то появится поблизости, даже не вздумай его задраивать, ты меня понял, дубина?!