Текст книги "Трактир «Ямайка»"

Глава 5

Шли дни. Мэри Йеллан с угрюмой решимостью подчинилась распорядку жизни в трактире «Ямайка». Было ясно, что она не может бросить тетю одну перед лицом наступающей зимы. Может быть, когда придет весна, удастся уговорить Пейшенс Мерлин, и они вдвоем уедут из здешних мест в тихую и мирную долину Хелфорда.

Во всяком случае, Мэри на это надеялась. А пока нужно постараться по мере сил одолеть безрадостные полгода, которые ей предстоят. Если получится, Мэри в конце концов разоблачит своего дядю и отдаст его и его дружков в руки правосудия. На контрабанду еще можно было посмотреть сквозь пальцы, хотя Мэри было довольно противно столь бесчестное занятие, но сейчас она убедилась – Джосс Мерлин и его шайка этим не ограничиваются. Настоящие головорезы, они никого и ничего не боятся, не останавливаются даже перед убийством. Мэри ни на минуту не забывала ту первую субботу. Болтающаяся на крюке веревка говорила сама за себя. Мэри не сомневалась, что дядя Джосс вместе со своим приятелем убили незнакомца и закопали его труп где-то в степи.

Но доказать это было невозможно, и при свете дня вся история казалась совершенно фантастической. В ту ночь Мэри снова поднялась в свою комнату, потому что, судя по открытой двери бара, дядя Джосс мог вернуться в любую минуту. Должно быть, она заснула, измученная всем увиденным. Когда она проснулась, солнце стояло уже высоко и внизу в холле слышались суетливые шаги тети Пейшенс.

От ночных дел не осталось и следа. В баре подмели и прибрали, мебель расставили по местам, осколки стекла вынесли, и с балки не свисала веревка. Сам хозяин провел все утро в конюшне и в коровнике. Он выгребал вилами навоз и занимался всяческой работой, какую полагается выполнять человеку, имеющему скот. В полдень он явился на кухню, жадно набросился на еду и стал расспрашивать Мэри о том, какую живность они держали в Хелфорде, советовался с ней по поводу заболевшего теленка и ни слова не проронил о том, что происходило ночью. Он как будто был в хорошем настроении, даже позабыл ругать жену, которая, как обычно, не отходила от него, заглядывая ему в глаза, как собака, которая старается угодить своему хозяину. Джосс Мерлин вел себя как трезвый, абсолютно нормальный сельский житель. Невозможно было поверить, что всего несколько часов назад он убил человека.

Правда, может быть, в этом виноват не он, а его загадочный приятель. Но во всяком случае, Мэри своими глазами видела, как он гонял по двору несчастного голого идиота, слышала, как тот визжал под ударами хозяйского кнута. Мэри видела, как дядя Джосс верховодил в гнусной пьяной компании в баре, и слышала, как он угрожал незнакомцу, который осмелился пойти против него. А теперь вот сидит перед ней, уминает тушеное мясо и, качая головой, сокрушается о заболевшем теленке…

Мэри отвечала «да» или «нет» на вопросы дяди Джосса, пила свой чай, исподтишка наблюдая за ним, переводя взгляд со стоявшей перед ним полной тарелки на его длинные крепкие пальцы, пугающие своей силой и ловкостью.

Прошло две недели. Субботние разгулы не повторялись. Может быть, хозяин и его соучастники, довольные своей последней добычей, решили немного передохнуть. Мэри больше не слышала фургонов. Несмотря на то что она теперь спала крепко, стук колес наверняка разбудил бы ее. Дядя Джосс, судя по всему, не возражал против ее прогулок по степи. Мэри с каждым днем лучше узнавала окружающую местность. Ей то и дело попадались новые, не замеченные раньше тропинки, которые вели на взгорье и в конечном итоге приводили к торам. Мэри научилась обходить сочную травку с пушистыми метелками, которая как будто манила подойти поближе, а на самом деле прикрывала коварную трясину.

Несмотря на одиночество, Мэри не чувствовала себя особенно несчастной. Прогулки по степи в сгущающихся сумерках, по крайней мере, укрепляли ее здоровье и помогали немного развеять уныние долгих темных вечеров в «Ямайке», когда тетя Пейшенс сидела, сложив руки на коленях и уставившись на огонь в очаге, а Джосс Мерлин закрывался в баре или уезжал верхом в неизвестном направлении.

Общаться здесь было не с кем. Никто не приходил в трактир поесть или отдохнуть. Кучер дилижанса сказал правду: дилижансы и почтовые кареты больше не останавливались у трактира. Дважды в неделю, стоя во дворе, Мэри видела, как они проезжают мимо, грохоча вниз по склону, и поднимаются на следующий холм, к Пяти дорогам, ни на минуту не замедляя хода и не останавливаясь перевести дух. Один раз Мэри узнала «своего» кучера и замахала ему рукой, но он не обратил на нее внимания и только сильнее хлестнул лошадей. Мэри с каким-то безнадежным чувством вдруг поняла, что люди, должно быть, равняют ее с дядей Джоссом. Даже если бы она добралась до Бодмина или Лонстона, с ней никто не захочет разговаривать, все двери будут для нее закрыты.

Временами будущее представлялось девушке очень мрачным, тем более что тетя Пейшенс с ней практически не разговаривала. Правда, иногда она брала Мэри за руку и говорила, как рада, что та поселилась у них, но по большей части бедная женщина жила словно во сне, машинально возилась по хозяйству и почти все время молчала. А когда заговаривала, то в основном это были бессмысленные излияния на тему, каким большим человеком мог бы стать ее муж, если бы его не преследовали ужасные неудачи. Нормально общаться с нею было просто невозможно. Мэри старалась не огорчать тетю, разговаривала с ней как с ребенком. Все это действовало на нервы и требовало огромного терпения.

Поэтому Мэри пребывала в самом раздраженном состоянии в один дождливый и ветреный день, когда нельзя было идти гулять, и она решила вымыть длинный каменный коридор, идущий в задней части дома по всей его ширине. Возможно, тяжелая работа полезна для укрепления мускулатуры, но она отнюдь не улучшила настроения девушки. Дойдя до конца коридора, Мэри уже всей душой ненавидела «Ямайку» и ее обитателей. Еще чуть-чуть – и она выбежала бы в огород за кухней, где трудился, не обращая внимания на дождь, ее дядя, и выплеснула бы ведро с грязной мыльной водой прямо ему в лицо. Но когда Мэри взглянула на тетю Пейшенс, которая, согнувшись над очагом, ворошила палкой тлеющий торф, у девушки опустились руки. Она уже собралась приняться за каменный пол в прихожей, как вдруг со двора донесся стук копыт, и в следующую минуту кто-то громко постучал в закрытую дверь бара.

Это было целое событие, ведь до сих пор никто из проезжих даже близко не подходил к «Ямайке». Мэри побежала за тетей, но в кухне никого не было. Выглянув в окно, Мэри увидела, что тетя семенит по огороду к мужу, который нагружал торфом тачку. Они были далеко и не могли услышать, что кто-то подъехал. Мэри вытерла руки фартуком и вошла в бар. Видимо, дверь в бар не была заперта. К своему удивлению, Мэри увидела, что какой-то человек сидит верхом на стуле, держа в руке полный до краев стакан эля, который он преспокойно нацедил себе из бочки. Несколько минут Мэри и новоявленный посетитель молча смотрели друг на друга.

В нем было что-то очень знакомое, но Мэри не представляла, где могла встретить его раньше. Тяжелые, полуопущенные веки, изгиб рта, линия подбородка, дерзкий, прямо-таки нахальный взгляд, которым он одарил Мэри, – все это казалось ей уже виденным однажды и чрезвычайно несимпатичным.

Как он смеет разглядывать ее с ног до головы, неторопливо отхлебывая свой эль? Мэри вышла из себя.

– Что это вы вытворяете? – резко спросила она. – Вы не имеете никакого права заходить в бар и брать напитки без спроса. И вообще, хозяин не любит, чтобы сюда являлись посторонние.

В другую минуту ей самой было бы смешно слышать, как она бросается в бой за дядюшку Джосса, но тяжелая и грязная работа временно отшибла у Мэри чувство юмора, и она невольно сорвала раздражение на том, кто подвернулся под руку.

Мужчина допил эль и протянул стакан за новой порцией.

– С каких это пор в «Ямайке» водятся барменши? – поинтересовался он. Пошарил в кармане, вытащил трубку, раскурил и выпустил дым прямо в лицо девушке.

Совершенно разъярившись, Мэри вырвала трубку из его руки и не глядя швырнула на пол. Трубка разлетелась на куски. Посетитель пожал плечами и принялся насвистывать, причем безбожно фальшивил, отчего Мэри еще больше рассвирепела.

– Разве так обслуживают посетителей? – спросил он, внезапно перестав свистеть. – Не очень-то удачно здесь выбирают прислугу. Вчера я был в Лонстоне, там девушки куда воспитаннее… и к тому же хорошенькие, как картинка. Ты посмотри на себя: прическа вся развалилась, мордашка чумазая…

Мэри повернулась к нему спиной и двинулась к двери, но он окликнул ее:

– Налей мне эля! Тебя ведь для этого здесь держат, нет? Я проскакал двенадцать миль после завтрака, до смерти пить хочется.

– Да хоть бы пятьдесят миль, мне-то что? – огрызнулась Мэри. – Вы вроде неплохо здесь ориентируетесь, вот и наливайте себе сами. Я скажу мистеру Мерлину, что вы в баре, пусть он вас обслуживает, если захочет.

– Да ну, лучше не беспокоить Джосса, он с утра злой, как медведь, у которого болит голова, – отозвался посетитель. – Да и вряд ли он мне обрадуется. А что случилось с его женой? Он что, выгнал ее из дому, чтобы освободить местечко для тебя? Не слишком ли круто? Ты-то не станешь его терпеть целых десять лет.

– Если вы хотите видеть миссис Мерлин, то она на огороде, – отрезала Мэри. – Выйдите вон в ту дверь и поверните налево, увидите грядки и курятник. Пять минут назад они оба были там. Через этот коридор вам идти нельзя, я там только что вымыла и не собираюсь надрываться еще раз.

– Не волнуйся так, я никуда не спешу, – проговорил неизвестный. Он все еще рассматривал Мэри, явно не зная, что о ней подумать. Его наглый, с ленцой взгляд, такой неуловимо знакомый, приводил Мэри в бешенство.

– Хотите вы видеть хозяина или нет? – выпалила она наконец. – Я не могу здесь весь день стоять и ждать, пока вы надумаете. Если он вам не нужен и если вы уже напились, положите деньги на стойку и – до свидания.

Посетитель рассмеялся, блеснув зубами в улыбке. И снова что-то отозвалось в ее памяти, но девушка по-прежнему никак не могла сообразить, кого он ей напоминает.

– Ты и Джоссом так командуешь? – спросил неизвестный. – Ну, значит, он здорово переменился. Надо же, какая у него, оказывается, многогранная натура! Никогда бы не подумал, что он, вдобавок ко всем остальным своим забавам, еще заведет себе девку. А куда вы деваете на ночь бедняжку Пейшенс? Кладете ее спать на полу или устраиваетесь в постели втроем?

Мэри густо покраснела.

– Джосс Мерлин – мой дядя, – сказала она. – Тетя Пейшенс – единственная сестра моей покойной матери. Меня зовут Мэри Йеллан, если это вам о чем-нибудь говорит. Всего хорошего. Выход у вас за спиной.

Она выскочила из бара и влетела на кухню, прямо в объятия хозяина дома.

– Черт тебя побери, с кем это ты сейчас разговаривала в баре? – рявкнул он. – Я, кажется, предупреждал, чтобы ты держала рот на замке?

Его оглушительный голос разносился по всему коридору.

– Ладно тебе! – крикнул человек, сидевший в баре. – Не бей ее. Она разбила мою трубку и отказалась меня обслуживать. Сразу видно твое воспитание! Иди сюда, дай на тебя посмотреть. Надеюсь, эта девчонка тебе маленько вправила мозги.

Нахмурившись, Джосс Мерлин оттолкнул Мэри и вышел в бар.

– А, это ты, Джем, вот оно что, – протянул Джосс. – Что тебе понадобилось в «Ямайке»? Лошадь купить я не могу, если ты за этим. Времена нынче тяжелые, я беден, как полевая мышь после больших дождей.

Он закрыл за собой дверь, и Мэри осталась в коридоре.

Она вернулась к ведру с водой, вытирая фартуком грязь с лица. Так это Джем Мерлин, дядин младший брат! Ну конечно, она же сразу увидела сходство, только, как дурочка, не поняла, на кого именно он похож. У него те же глаза, только без кровавых прожилок и без набрякших мешков под ними, и тот же рот, только твердый, а не слабый, как у Джосса, и нижняя губа не отвисшая. Таким, наверное, был Джосс Мерлин лет восемнадцать-двадцать назад, да этот чуть стройнее и пониже ростом.

Мэри плеснула воды на пол и принялась яростно скрести каменные плиты, крепко сжав губы.

Что за мерзкая порода эти Мерлины с их наглостью, и грубостью, и бесцеремонностью! Этот Джем по характеру такой же жестокий, как его брат, – это видно по форме губ. Тетя Пейшенс говорила – он из них самый худший. Хотя он на целую голову ниже Джосса и вдвое уже в плечах, в нем чувствуется скрытая сила, которой нет у старшего брата. Он весь какой-то хищный и в то же время легкий, поджарый. А у хозяина трактира подбородок обвис и плечи сгорблены, словно под непосильным грузом. Как будто вся его мощь, растраченная без толку, мало-помалу сошла на нет. Мэри знала, что так бывает с пьющими людьми, и в первый раз начала догадываться, что нынешний Джосс Мерлин – лишь жалкий обломок того человека, каким он был когда-то. Она поняла это, сравнив его с младшим братом. Трактирщик сам погубил себя. Если у младшего голова хоть немного работает, он должен крепко держать себя в руках, чтобы не отправиться по той же дорожке. Но может быть, ему на это наплевать. Похоже, какой-то злой рок мешает Мерлинам продвинуться в жизни. Слишком страшная история у их семьи. Мать Мэри, бывало, говорила: «Дурная кровь всегда скажется, тут уж ничего не поделаешь. Сколько с ней ни борись, она в конце концов одолеет. Иногда, может, два поколения проживут достойно, а в третьем, глядишь, все начинается сначала». Как грустно! Сколько сил, способностей растрачено зря! К тому же еще бедная тетя Пейшенс увязла в этом мерлинском болоте, потеряла раньше времени свою молодость и красоту, и, если уж смотреть правде в лицо, сейчас она почти ничем не лучше того слабоумного парня из Дозмари. А ведь тетя Пейшенс могла бы теперь быть женой благопристойного фермера где-нибудь в Гвике, у нее были бы сыновья, дом, земля и все маленькие радости нормальной счастливой жизни: сплетни с соседками, походы в церковь по воскресеньям, поездки в город в базарные дни, сбор урожая… Что-то прочное, что она могла бы полюбить. Она прожила бы долгую, спокойную жизнь, пока ее волосы наконец не поседели бы, жизнь, полную нормальной работы и безмятежного довольства. А вместо всего этого она живет, как последняя замарашка, с этим пьяным скотом! «Ну почему женщины так глупы, так близоруки?» – недоумевала Мэри и с такой злостью терла последние плиты пола, как будто этим могла сделать мир чище и уничтожить все следы женского безрассудства.

Она так разошлась, что после холла взялась подметать унылую, полутемную гостиную, уже много лет не ведавшую метлы. Взметая тучи пыли, Мэри яростно выбивала убогий, протертый до дыр коврик. Она так погрузилась в это малоприятное занятие, что даже не услышала, как кто-то кинул в окно камешек. Мэри опомнилась только тогда, когда оконное стекло треснуло под градом мелких камней. Выглянув в окно, Мэри увидела Джема Мерлина. Он стоял рядом со своей лошадью.

Мэри нахмурилась и отвернулась от окна, но в ответ снова посыпались камешки. На этот раз стекло треснуло основательно, маленький осколочек выпал совсем и вместе с камешком полетел на пол.

Мэри отодвинула засов на тяжелой входной двери и вышла на крыльцо.

– Что еще? – спросила она, вдруг мучительно осознав свои растрепанные волосы и грязный мятый фартук.

Джем по-прежнему с любопытством рассматривал Мэри, но нахальства у него заметно поубавилось и даже хватило совести выглядеть чуть пристыженным.

– Прости, если я был с тобой груб, – сказал он. – Я как-то не ожидал увидеть в «Ямайке» женщину, да еще такую молоденькую. Подумал, Джосс привез себе красотку из города.

Мэри снова покраснела и с досадой закусила губу.

– Какая уж из меня красотка, – презрительно бросила она. – Хороша бы я была в городе в этом старом фартуке и тяжеленных башмаках! По-моему, всякий, у кого во лбу глаза торчат, мог бы увидеть, что я – деревенская.

– Не знаю, не знаю, – рассеянно отозвался он. – Если на тебя надеть нарядное платье, туфельки на каблучке и воткнуть в волосы гребень, ты, пожалуй, сошла бы за леди, даже в большом городе вроде Эксетера.

– Видимо, я должна считать это комплиментом, – сказала Мэри, – большое спасибо, конечно, только я лучше буду носить свое старое платье и выглядеть такой, какая я есть.

– Это еще не худший вариант, – одобрил Джем.

Мэри подняла глаза и увидела, что он смеется над нею. Она повернулась к нему спиной и хотела уйти в дом.

– Ладно тебе, не уходи, – позвал он. – Я, конечно, заслужил эти сердитые взгляды, но, если бы ты знала моего братца так же хорошо, как я, ты бы поняла, почему я ошибся. Странно видеть девушку в трактире «Ямайка». Зачем ты вообще сюда приехала?

Мэри настороженно смотрела на него с крыльца. Сейчас он казался серьезным и на минутку перестал быть похожим на Джосса. Если бы он был не из Мерлинов!

– Я приехала к тете Пейшенс, – сказала Мэри. – Моя мать умерла несколько недель назад, а больше у меня нет родных. Одно я могу вам сказать, мистер Мерлин: я благодарю Бога за то, что моя мать не видит сейчас, во что превратилась ее сестра.

– Надо думать, брак с Джоссом – не ложе из роз, – хмыкнул брат хозяина. – По характеру он всегда был чистый дьявол и пьет как губка. Зачем она вышла за него? Он всегда был такой, сколько я его помню. В детстве он меня часто колотил и сейчас был бы не прочь, если бы только посмел.

– Наверное, ее очаровали его красивые глаза, – сказала Мэри с презрением. – Мама говорила, тетя Пейшенс вечно порхала, как бабочка, еще в Хелфорде. Она отказала фермеру, который просил ее руки, и уехала вглубь страны, там и познакомилась с вашим братом. Во всяком случае, на мой взгляд, это был худший день в ее жизни.

– Стало быть, ты не шибко обожаешь нашего трактирщика, – насмешливо бросил Джем Мерлин.

– Ни капельки, – ответила Мэри. – Он грубиян, и еще того хуже. По его вине тетя Пейшенс превратилась из счастливой хохотушки в несчастную, забитую рабыню. Этого я ему не прощу никогда в жизни!

Джем засвистал, перевирая мотив, и потрепал лошадь по шее.

– Мы, Мерлины, всегда плохо обращались со своими женщинами, – сказал он. – Помню, отец так избивал маму, что она встать не могла. Но она от него не уходила, всегда была на его стороне. Когда его повесили в Эксетере, она три месяца ни с кем слова не сказала. Поседела от горя. Бабушку я не помню, но говорят, она сражалась рядом с дедом близ Коллингтона; когда солдаты хотели забрать его, одному из них прокусила палец до кости. За что она его так любила, трудно сказать. После того как деда арестовали, он о ней ни разу даже не спросил и все свои сбережения завещал другой женщине, которая жила на том берегу Теймара.

Мэри молчала. Ее ужаснуло безразличие, с которым он все это рассказывал, – ни стыда, ни осуждения. Должно быть, он, как все в их семье, от рождения не способен к нежным чувствам.

– Долго ты собираешься оставаться в «Ямайке»? – вдруг спросил он. – Ты же здесь просто пропадаешь. Общаться-то не с кем.

– Ничего не могу поделать, – ответила Мэри. – Я не уеду, если тетя не поедет со мной. Я не могу оставить ее здесь после того, что я видела.

Джем нагнулся стряхнуть комок грязи, приставший к подкове.

– Да что ты могла увидеть за такое короткое время? – спросил он. – По-моему, здесь довольно тихо.

Мэри не поддалась на подначку. Кто знает, вдруг дядя Джосс подговорил брата вызнать у нее, что ей известно. Нет, все-таки она не совсем дурочка. Мэри небрежно пожала плечами:

– Однажды в субботу я помогала дяде в баре. Не могу сказать, чтобы мне понравилась та компания, которая там собирается.

– Да уж, представляю, – сказал Джем. – Посетители «Ямайки» не обучены хорошим манерам. Им некогда, они все больше сидят в окружной тюрьме. Интересно, что они о тебе подумали? Небось ошиблись так же, как я, и теперь сплетничают о тебе по всей округе. Джосс еще, пожалуй, начнет играть на тебя в кости. Оглянуться не успеешь, какой-нибудь грязный браконьер взвалит тебя к себе на лошадь и увезет в свои края, по ту сторону Раф-Тора.

– Вряд ли это может случиться, – ответила Мэри. – Ни с кем я не поеду, разве что меня изобьют до потери сознания.

– Если уж на то пошло, все едино, в сознании женщина или без сознания, – возразил Джем. – Бодминский браконьер даже не заметит разницы.

Он снова засмеялся и мгновенно стал в точности похож на дядю Джосса.

– А чем вы зарабатываете на жизнь? – вдруг с любопытством спросила Мэри. Она заметила, что речь у Джема намного грамотнее, чем у его брата.

– Я конокрад, – ответил он дружелюбно. – Но на этом много не заработаешь. В карманах у меня всегда пусто. Тебе нужно заняться верховой ездой. У меня есть маленький пони, он как раз подошел бы тебе. Поехали сейчас со мной, посмотришь на него.

– А вы не боитесь, что вас поймают? – спросила Мэри.

– Кражу лошади очень трудно доказать, – объяснил он. – Допустим, пони убежал из загона, владелец начинает его искать. Ты сама видела, в степи кишмя кишат одичавшие лошади и прочий скот. Хозяину нелегко будет найти своего пони. Скажем, у пони были приметы – длинная грива, белый чулок на ноге, на ухе клеймо в виде ромба. Вот хозяин едет на ярмарку в Лонстон, приглядывается к лошадям. Но своего пони он не находит. А пони-то, обрати внимание, там! Его покупает какой-нибудь барышник и тут же перепродает подальше от побережья. Только грива у лошадки подстрижена, все четыре ноги одного цвета и клеймо на ухе имеет форму полоски, а не ромба. Хозяин на него второй раз и не посмотрит. Просто, правда?

– Очень просто, я даже удивляюсь, почему вы не ездите мимо «Ямайки» в собственной карете с напудренным лакеем на запятках, – выпалила Мэри.

– А, вот то-то и оно. – Джем покачал головой. – В цифрах я не силен. Прямо-таки удивительно, как быстро деньги утекают у меня из рук. Знаешь, на прошлой неделе у меня лежало в кармане десять фунтов. А сегодня всего один шиллинг болтается. Потому-то мне и хочется, чтобы ты купила моего пони.

Мэри невольно рассмеялась. Он был настолько откровенен в своей бесчестности, что невозможно было на него сердиться.

– Я не могу себе позволить тратить деньги на забавы, – сказала она. – Я стараюсь откладывать на старость, а если когда-нибудь уйду из «Ямайки», мне пригодится каждый пенни, уж это точно.

Джем Мерлин внимательно посмотрел на нее и вдруг, оглянувшись по сторонам, наклонился к самому ее уху.

– Слушай, – тихо сказал он, – забудь всю чепуху, что я тут натрепал. Сейчас я говорю серьезно.

«Ямайка» – не место для девушки и вообще для женщины. Мы с братом никогда не дружили, я могу говорить о нем все, что захочу. У нас разные дороги, и плевать нам друг на друга. Но тебе незачем мешаться в его грязные дела. Почему бы тебе не сбежать? Я тебя провожу до самого Бодмина.

Он говорил очень убедительно, и Мэри чуть было не доверилась ему. Но она все время помнила, что он – брат Джосса Мерлина, а значит, может ее выдать. Она не решалась открыться ему, по крайней мере пока.

– Мне не нужно помощи, – сказала Мэри. – Я могу сама о себе позаботиться.

Джем вскочил в седло и сунул ноги в стремена.

– Ладно, – сказал он. – Не буду к тебе приставать. Если когда-нибудь я тебе понадоблюсь, мой дом на той стороне Тревартского болота, там, где начинается Пустошь Двенадцати. Во всяком случае, я там пробуду до весны. Всего хорошего.

И не успела Мэри сказать в ответ хоть слово, как он уже умчался.

Мэри медленно вернулась в дом. Она доверилась бы ему, не будь он Мерлин. Ей был отчаянно нужен друг. Но этим другом не мог стать брат трактирщика. Если уж на то пошло, он просто-напросто обыкновенный конокрад, бесчестный негодяй. Он немногим лучше, чем коробейник Гарри и вся их шайка. Оттого что у него обаятельная улыбка и приятный голос, она готова была ему поверить, а он, может быть, все это время посмеивался над нею про себя. В нем – дурная кровь, он каждый день нарушает закон, и, как ни посмотри, он брат Джосса Мерлина, от этого никуда не денешься. Он сказал, что с братом его ничто не связывает, но это тоже могла быть ложь, просто чтобы завоевать ее симпатию. Возможно, он и заговорил-то с ней по указке трактирщика.

Нет, что бы ни случилось, она должна рассчитывать только на себя, доверять никому нельзя. В «Ямайке» даже стены пропахли обманом и нечистой совестью, поблизости от них опасно говорить вслух о том, что думаешь.

В доме снова было темно и тихо. Хозяин вернулся к куче торфа в саду, тетя Пейшенс возилась на кухне. Неожиданный гость лишь ненадолго перебил однообразие долгого, скучного дня. Джем Мерлин словно принес с собой кусочек внешнего мира, который, оказывается, не ограничен одними вересковыми пустошами с угрюмыми гранитными торами по краям. А теперь, когда Джем уехал, он как будто унес с собой ненадолго выглянувшее солнышко. Небо затянули низкие тучи, с запада пришел вечный дождик, вершины гор окутались туманом. Ветер пригибал к земле черные кустики вереска. Утренняя злость у Мэри прошла, вместо нее наступило какое-то тупое безразличие, вызванное усталостью и отчаянием. Впереди маячили бесконечные дни и недели, а вокруг не было ничего, кроме белой зовущей дороги, каменных стен и несокрушимых гор.

Мэри представила, как Джем Мерлин скачет верхом прочь из этих мест, с песней на губах, подгоняя своего коня. Наверняка он с непокрытой головой, не боится ни ветра, ни дождя и сам выбирает свою дорогу.

Она вспомнила зеленую дорогу, которая ведет в деревню Хелфорд, все вьется между деревьями и вдруг выходит к самой реке, где плещутся на мелководье утки, а с полей доносится крик пастуха, скликающего коров. Жизнь идет своим чередом, а она, Мэри, застряла здесь, связанная обещанием, и звук шагов тети Пейшенс ей словно напоминание и предостережение.

Мэри смотрела, как струйки дождя исчеркали стекло в окне гостиной. Она сидела одна, опершись подбородком на руку, и слезы сбегали у нее по щекам в такт дождевым каплям. В равнодушном оцепенении Мэри не вытирала их, а сквозняк из двери, которую она позабыла закрыть, шевелил длинную оторванную полоску обоев на стене. Когда-то обои были в розочках, но теперь рисунок выцвел, стал серым, в бурых пятнах сырости. Мэри отвернулась от окна, и холодная, мертвенная атмосфера трактира «Ямайка» сомкнулась вокруг нее.