Текст книги "Книга радости. Как быть счастливым в меняющемся мире"

Наша величайшая радость

Мой следующий вопрос предназначался архиепископу.

– Радость, о которой вы говорите, – это же не просто чувство. Не ощущение, которое возникает и проходит. Эта радость глубже. Вы говорите о ней как об образе жизни. Многие ждут появления этих чувств. Думают, что счастье наступит, когда они устроятся на работу, найдут любовь, разбогатеют… Вы же говорите о счастье и радости, как о чем-то, что можно иметь прямо сейчас, без необходимости ждать.

Архиепископ задумался над ответом.

– Я просто хочу сказать, что наша величайшая радость – в стремлении творить добро.

– Неужели все действительно так просто? И достаточно лишь расшевелить и поддерживать мозговой процесс, отвечающий за щедрость?

Словно заранее зная мой скептицизм, архиепископ продолжал:

– Так уж мы устроены. Запрограммированы на сострадание.

«Запрограммированы вполне буквально», – подумал я, вспомнив исследование Дэвидсона.

– Потребность делиться и заботиться друг о друге заложена в нас природой. Теряя возможность взаимодействовать, мы угасаем. Отчасти именно поэтому худшим наказанием становится одиночное тюремное заключение. Невозможно реализовать себя без участия других. Не думал, что мы так скоро подойдем к понятию нашей южноафриканской философии – убунту[14]14
  Убунту (на зулусском ubuntu) – человечность.


[Закрыть]. «Убунту» означает, что человеком можно стать лишь при участии других людей.

Учение убунту гласит: «Если у меня есть небольшой кусок хлеба и я делюсь им с тобой, это во благо прежде всего мне». Ведь даже при рождении мы не были одиноки. Для того чтобы мы появились на свет, нужны были два человека. В Библии, общей книге евреев и христиан, рассказывается прекрасная история. Бог говорит: «Адам, ты не должен быть один». Но можно возразить: минуточку, почему это он один? Разве нет деревьев, зверей, птиц? Разве можно говорить, что он один?

И тут ты понимаешь, что нам действительно свойственна глубочайшая комплементарность[15]15
  Комплементарность – взаимодополняемость, взаимосоответствие.


[Закрыть]. Такова природа вещей. И не нужно быть верующим, чтобы это понимать. Я бы не мог говорить, если бы не услышал, как это делают другие. Не мог бы ходить, как человек. Не мог бы мыслить, как человек, если бы не подражал себе подобным. У людей я научился быть человеком. Мы все частички этой тонкой сети. Это очень глубокая философия.

К сожалению, мы не замечаем этой взаимосвязи, пока не случается ужасная катастрофа. Тогда мы внезапно понимаем, что нам небезразличны жители Тимбукту, которых мы никогда не встречали, да и, скорее всего, не встретим. Но мы сопереживаем им. Отдаем свои ресурсы, чтобы помочь, потому что понимаем: все мы связаны. Мы часть единого организма и можем быть людьми лишь вместе.

Меня глубоко тронули слова архиепископа, но я чувствовал, что некоторые читатели отнесутся к ним скептически; я и сам ощущал этот скептицизм. Большинство людей не живут, изо дня в день думая лишь о том, как бы помочь окружающим. Хотим или нет, мы просыпаемся по утрам и беспокоимся, успеем ли сделать намеченное по работе, хватит ли денег на оплату счетов, сможем ли позаботиться о семье и справиться с прочими обязанностями. «Хорошие парни приходят последними» – эта поговорка иллюстрирует, что мы, западные люди, похоже, сомневаемся в ценности доброты и милосердия. Успех в нашем обществе измеряется деньгами, властью, славой и влиянием.

У сидящих передо мной двоих людей все это было, кроме разве что денег. Но я твердо знал, что никому из них никогда не придется голодать. Однако то были духовные лидеры; для них не обращать внимания на деньги нормально. А как же те, кто живет и умирает в рыночной системе? Большинство не стремятся к духовному величию и просветлению; их самое сокровенное желание – иметь возможность дать детям образование и спокойно, не нуждаясь, дожить остаток дней. Я с улыбкой вспомнил, как однажды гостил у друзей в окрестностях Лас-Вегаса. У них был прекрасный дом, скорее даже дворец, с фонтанами, ручейками и многочисленными флигелями. Он напоминал великие архитектурные памятники исламской цивилизации. Там мы встречались с архиепископом, чтобы обсудить его наследие. Приехав и увидев красоту и великолепие этого дома, он улыбнулся и сказал: «Кажется, я ошибался. На самом деле я хочу быть богатым!»

– Как ты только что заметил, – подхватил Далай-лама, которого, кажется, взволновало наше обсуждение, – люди обычно думают о деньгах, власти или славе. Но с точки зрения личного счастья это очень недальновидно. Реальность такова, что человек – общественное животное. В одиночестве он не сможет прожить, какой бы властью и интеллектом ни обладал. Поэтому лучший способ достичь желаемого и добиться своей цели – начать помогать другим. И завести друзей.

Но как сделать, чтобы эти друзья появились? – задал он риторический вопрос. – Для этого нужно доверие. А как культивировать взаимное доверие? Очень просто: покажи, что тебя искренне заботит благополучие другого человека. Тогда он начнет тебе доверять. Но если твоя улыбка фальшива, если принимаешь гостей и устраиваешь шикарный банкет, но в глубине души озабочен лишь собственными проблемами, доверия к тебе никогда не будет. Если ты думаешь о том, как бы воспользоваться людьми, как обернуть дружбу с ними себе на благо, тебе никогда не будут доверять. А без доверия не будет и дружбы. Как я уже сказал, мы, люди, – общественные животные, друзья нам необходимы. Настоящие друзья. Те, которых мы заводим ради денег и ради власти, – ненастоящие.

Архиепископ поспешил вмешаться:

– Бог – это сообщество, братство родственных душ. Бог сотворил нас, чтобы мы процветали. А человек может процветать только в обществе. Если мы замыкаемся и зацикливаемся на себе, однажды это неизбежно приведет к сильнейшему – глубочайшему – разочарованию.

Здесь нас подстерегает парадокс. Если одна из основ радости – отказ от эгоизма, значит ли это, что само стремление к радости и счастью заведомо бесперспективно и глупо? Не это ли «эгоизм глупца», как говорил Далай-лама? Архиепископ тоже упоминал, что не стоит делать достижение счастья и радости самоцелью. Так может, это неправильно – стремиться к ним?

Научные исследования показывают: когда мы воспитываем в себе радостное состояние ума, это важно не только для нас самих, но и для окружающих. Преодолев собственную боль и страдания, мы становимся более открыты для других, ведь боль заставляет нас думать только о себе. Физическая или душевная мука поглощает человека целиком, и он уже не может уделять внимание кому-либо еще. В книге[16]16
  Речь идет о книге Г. Катлера и Далай-ламы «Искусство быть счастливым». На русском языке доступна в электронном варианте.


[Закрыть], написанной в соавторстве с Далай-ламой, психиатр Говард Катлер описывает следующие результаты наблюдений: «В действительности многочисленные опросы показывают, что именно несчастливые люди наиболее сосредоточены на себе и часто ведут отшельнический, даже асоциальный образ жизни. Счастливые же люди, наоборот, обычно более общительны, гибки и талантливы, а также обладают более развитой способностью противостоять жизненным невзгодам. И, что наиболее важно, они лучше умеют любить и прощать, чем несчастливые».

Но некоторые из вас наверняка по-прежнему не понимают, какое отношение личное счастье каждого человека имеет к борьбе с несправедливостью и неравенством во всем мире. Допустим, я стану счастливым; разве это поможет облегчить страдания других людей? Если коротко, ответ таков: залечив свои душевные раны, мы обретаем силы и способность сопереживать. Но удивительнее всего то, что именно сопереживание помогает нам в первую очередь залечить свои раны. Об этом и говорили Далай-лама и архиепископ. Получается своего рода круг добра, где все извлекают пользу. Чем больше мы сопереживаем, тем больше радости испытываем; а чем больше в нас радости, тем больше возможностей ею поделиться. Наша цель не только в том, чтобы взращивать радость в себе, но, как поэтично выразился архиепископ, «в том, чтобы стать источником радости, оазисом спокойствия, безмятежным водоемом, из которого могут черпать все вокруг». Радость заразительна. Как и любовь, и сострадание, и щедрость.

Итак, быть радостным не значит быть обязательно весельчаком! Речь о более сострадательном, активном и духовном состоянии ума, не вовлеченного в себя, а обращенного к миру. Однажды мы с архиепископом работали над тренингом для миротворцев и активистов, которым предстояло отправиться в горячие точки. Тогда архиепископ объяснил, что мир или спокойствие должны исходить изнутри. Никто не сможет быть миротворцем, если нет мира в душе. По аналогии, не стоит надеяться сделать мир лучше и счастливее для всех, если мы не стремимся к тому же в своей жизни. Не терпелось услышать, как же преодолеть неизбежные препятствия на пути радости, но я знал, что придется подождать до завтра. Сегодня до начала обеда у меня осталось время лишь для одного краткого вопроса.

Я попросил Далай-ламу описать, каково это – просыпаться и сразу ощущать радость. В ответ он рассказал о ритуале, который проделывает каждое утро.

– Если вы верите в Бога, то, проснувшись, благодарите Его за то, что подарил вам еще один день. А дальше следуете воле Божьей. Но я, как нетеист и буддист, просыпаюсь и вспоминаю то, чему учил Будда. Я размышляю о том, как важны доброта и сострадание и как важно желать добра другим людям или хотя бы попытаться уменьшить их страдания. Потом вспоминаю, что все взаимосвязано, – это учение Будды о взаимозависимости всех вещей. И устанавливаю намерение на день грядущий: чтобы он был наполнен смыслом. Под этим я подразумеваю, по возможности, служение и помощь людям. Если же помочь никому не удастся, нужно постараться хотя бы не навредить. Это будет значить, что день прошел не зря.

Обед: встреча двух шутников – это прекрасно

Зал для аудиенций Далай-ламы переоборудовали в столовую. В торце комнаты – богато украшенная золотая статуя Будды в расписном деревянном футляре. На стенах – танка, красочные шелковые свитки с изображением Будды и прочих святых. Обычно эти свитки ненадолго вешают на стены монастырей для создания определенного настроя при медитации. Считается, что они вдохновляют практикующих идти по пути просветления.

На окнах белые кружевные занавески, на столе корзинки с тибетскими лепешками и пакетики с соком. Все очень просто, как будто стол накрыли для пикника. На обед нам предложили обычные тибетские блюда с кухни Далай-ламы: лапшу с овощами и момо[17]17
  Момо – аналог русских пельменей или мантов; начинка может быть мясной, овощной и даже сладкой.


[Закрыть] – знаменитые клецки на пару.

Далай-лама и архиепископ Туту сидели друг напротив друга. Сидя рядом с ламой, я ощущал в его позе и жестах силу, присущую лидерам. Я вспомнил, как твердо и в то же время бережно он пожал мою руку, когда мы впервые встретились. Его доброта не делала его слабым. Напротив, своим примером он напоминал, что милосердие – признак силы, а не слабости. На протяжении всей недели Далай-лама и архиепископ не уставали об этом твердить.

Здороваясь, Далай-лама берет вас за руку и ласково потирает ее, как сделал бы дедушка при встрече с внуком. Он заглядывает вам в глаза, глубоко чувствует то, что чувствуете вы, и касается лбом вашего лба. И что бы ни крылось в вашем сердце – радость или горе, – любое выражение вашего лица отразится, как в зеркале, на его лице. Но когда он здоровается со следующим, эти эмоции стираются; он готов к новой встрече и следующему моменту. Может, это и есть то самое «присутствие в настоящем», ощущение каждого мгновения и каждого человека, с которым мы встречаемся, без привязки к бесконечным воспоминаниям о прошлом и тревогам о будущем?

За обедом мы вернулись к теме дней рождения, старения и смертности.

– Я обращался к немецкому врачу по поводу своих колен, – сказал Далай-лама. – Он ответил, что я в отличной физической форме. Но проблема с коленями все же осталась. Вам уже не восемнадцать, сказал он, а восемьдесят; тут уж ничего не поделаешь. Какие мудрые слова! Очень важно помнить о непостоянстве всех вещей. Врач напомнил, что мне восемьдесят лет. И это прекрасно. Ведь я младше тебя, друг мой!

– Хвастаешься? – спросил архиепископ.

– Этот хлеб испек мой персональный повар, – ответил Далай-лама, протягивая почетному гостю кусок хлеба.

– Ты трогал этот хлеб своими пальцами и думаешь, теперь я стану его есть? – парировал архиепископ. – Я люблю другой, – он передал дальше по столу корзину с зерновым хлебом, а сам взял белый, улыбнувшись своему американскому врачу.

– Журналисты в аэропорту говорят: «Вы, наверное, очень рады, что приехал архиепископ Туту», – сказал Далай-лама. – А я отвечаю: «Да, я очень, очень рад. У меня будет гостить один из моих приятелей. Во-первых, он очень хороший человек. Во-вторых – религиозный лидер, серьезный практик, который уважает представителей разных духовных традиций. А в-третьих – и это главное – он мой очень близкий друг».

– Ты мне льстишь.

– А потом я сказал им, что ты часто называешь меня шутником и я тоже считаю тебя большим шутником. А когда два шутника встречаются, это прекрасно. Счастливое воссоединение, – они оба рассмеялись.

Архиепископ перекрестился и произнес молитву, прежде чем откусить хлеб.

– Все в порядке? Не слишком ли жарко? – спросил Далай-лама. Пусть для буддистов он был великим духовным лидером, бывшим главой тибетского народа и перевоплощением бодхисатвы сострадания, для нас в этот момент он был хозяином, принимающим гостей, и больше всего его волновало, довольны ли мы обедом.

– Большое спасибо, – произнес архиепископ. – Спасибо, что оказал нам радушный прием, спасибо за обед и за то, что специально расставил столько народу вдоль дороги, чтобы те приветствовали нас по пути во дворец! – Он рассмеялся. – Суп очень вкусный.

Архиепископ Туту очень любил благодарить тех, кто был к нему щедр. Бывало, он прерывал съемки или мероприятие, чтобы поблагодарить всех организаторов и участников.

– Очень вкусный суп, – повторил архиепископ, отгоняя монахов, которые пытались положить ему добавку. Все почти закончили трапезу, а он все еще ел суп. – Чудесный суп. Спасибо, спасибо, больше я ничего не буду. Только десерт чуть позже. То есть фруктовый салат. – Но, увидев, что нам подали мороженое, он рассмеялся. – Ну ладно, может быть, немного мороженого. – Он качал головой из стороны в сторону, размышляя, дать слабину или подумать о здоровье. Архиепископ очень любит мороженое, особенно сорта «ромовый изюм». Когда он останавливался у нас дома, его сотрудники сообщили, что он предпочитает: курица, а не рыба, ром с кока-колой (от которого теперь пришлось отказаться из-за болезни) и мороженое сорта «ромовый изюм». Этот сорт было не так просто найти – обычно он продавался только на Рождество, но в конце концов удалось отыскать огромную упаковку на оптовом складе мороженого. А архиепископ только один раз съел три ложечки, и нам пришлось несколько месяцев доедать остатки.

Разговор перешел к теме пересечения двух религиозных традиций – буддизма и христианства; острой проблеме религиозного конфликта и необходимости проявлять терпимость. Сначала Далай-лама сказал, что все люди на земле никогда не обратятся в буддизм или христианство.

– Последователи мировых религий должны признать, что существуют и другие конфессии, – другого выбора просто нет. Мы должны мирно сосуществовать. Чтобы жить счастливо, нужно уважать чужие традиции. Я восхищаюсь религиозными традициями других народов.

– В последний год на посту (генерального секретаря ООН. – Прим. пер.) Кофи Аннан учредил комитет, – добавил архиепископ. – Его назвали «Группа экспертов высокого уровня» – громкое название, да? В него вошли представители разных религий, и, несмотря на пестрый состав, вывод наш оказался един: с самими религиями все в порядке. Проблема в верующих.

– Это верно, – согласился Далай-лама.

Я спросил, как быть с нетерпимостью и фанатизмом, которые в последнее время распространяются, как чума.

– Доступ к информации и расширение контактов – вот единственное решение, – отвечал Далай-лама. – Я совершал паломничества к святыням всего мира, в том числе к Фатимской Богородице в Португалии, к Стене Плача и «Куполу скалы» в Иерусалиме. Как-то раз в Барселоне я встретил христианского монаха, который пять лет жил в горах отшельником и очень редко ел горячую пищу. Я спросил, в чем заключается его практика, и он ответил: «Моя практика – любовь». При этом в его глазах отразилось нечто удивительное. И ведь в самом деле, в основе каждой мировой религии лежит эта практика – любовь. Когда я встретил этого святого человека, мне даже в голову не пришло: «К сожалению, он не буддист!» или «Он христианин – вот неудача».

– Я часто говорю: неужели вы правда думаете, что… – заговорил архиепископ. Но Далай-лама повернулся к одному из монахов, разносивших еду. – Ты слушаешь? – укоризненно обратился к нему архиепископ.

Далай-лама, пропустивший его слова, продолжал:

– И это доказывает, что…

Архиепископ напустил на себя обиженный вид.

– Вот видите? Он не слушает.

– Я буду слушать тебя, только если ты применишь палку, – рассмеялся Далай-лама.

– А я-то думал, ты практикуешь ненасилие!

– Прошу, теперь говори ты. А я сосредоточусь на еде! Больше мне сегодня поесть уже не придется. – Как все буддистские монахи, Далай-лама ест только два раза в день: завтрак и обед.

– Хорошо. Я часто говорю: неужели вы думаете, что, когда – заметьте, я говорю «когда», а не «если» – когда Далай-лама попадет в рай, Господь скажет: «О, Далай-лама, вы были таким прекрасным человеком! Как жаль, что вы не христианин. Уж извините, но вам туда, где пожарче». Ясно же, какой это абсурд! – Архиепископ ненадолго замолчал, а потом, расчувствовавшись, проговорил: – Знакомство с тобой – одна из лучших вещей, что случились со мной за всю жизнь.

Далай-лама улыбнулся и принялся рассказывать другую историю.

– Ты вроде есть хотел! – пошутил архиепископ.

Далай-лама рассмеялся и снова принялся за десерт.

– Под твоим влиянием этот мир стал лучше, – продолжал архиепископ. – Скольким людям ты помог измениться – представителям разных религий и вероисповеданий? Они видят, чувствуют… вряд ли главное влияние оказывают твои речи, хотя, конечно, рассуждаешь ты неплохо… правда, не блестяще. Ученые считают тебя умным, но суть в том, кто ты есть. В какую бы точку мира ты ни отправился, люди чувствуют – ты настоящий. Ты не носишь маску и действительно живешь своим учением. Благодаря тебе многие вновь обрели веру в своих богов и добро. Ты популярен не только среди стариков, но и у молодежи. Ты и Нельсон Мандела – те двое, кто, не будучи поп-звездами, сумели бы собрать аудиторию с Центральный парк! Узнав о твоем приезде, люди стекаются толпами. Так что, когда мы говорим, что наш мир материалистичен, это справедливо лишь отчасти.

Далай-лама отмахнулся, не желая, чтобы его считали звездой или особенным.

– Всегда говорю, что я всего лишь один из семи миллиардов. И ничем не отличаюсь. Я просто пытаюсь донести до людей, что главный источник счастья – здоровое тело и теплое сердце.

Он продолжал говорить, а я думал: почему же так трудно поверить в эти слова и жить в соответствии с ними? Ведь очевидно же, что все – часть одного целого, так почему мы так часто чувствуем себя противопоставленными всему миру? Откуда в мире столько обособленности и отчуждения? Я рос в Нью-Йорке, постоянно ощущая одиночество, а ведь в то время это был самый густонаселенный город мира.

– Все хотят жить счастливо, но личное счастье зависит от счастья всего человечества. Мы должны думать обо всех людях; должны понять, что эти семь миллиардов едины. Чай или кофе? – прервался Далай-лама, ненадолго перестав быть духовным лидером и вернувшись к роли хозяина.

– Спасибо, я буду сок, – отвечал архиепископ. – В Тибете тебя растили обособленно, как человека с особым статусом. Должно быть, не сразу к тебе пришло это понимание единства.

– Да, учеба и опыт сделали меня умнее. Когда я впервые поехал в Пекин на встречу с китайскими лидерами, а в 1956 году – в Индию на встречу с правительством, переговоры были обставлены таким количеством формальностей, что я занервничал. Теперь же я общаюсь со всеми обычно, по-человечески. К чему эта официальность? Ненавижу официальность. Мы рождаемся на свет без церемоний. И умираем без церемоний. Мы ложимся в больницу без церемоний. Церемонии – это так фальшиво. Они лишь воздвигают дополнительные барьеры. Независимо от верований, все мы одинаковы, все люди. И все мы хотим жить счастливо. – Я невольно подумал, не связано ли это неприятие формальностей с тем, что Далай-ламе пришлось провести детство в «позолоченной клетке».

– А в ссылке с церемониями было покончено? – поинтересовался я.

– О да. Так что иногда я говорю: став беженцем, я освободился из плена формальностей. Стал гораздо ближе к реальности. И так намного лучше. Я часто дразню друзей-японцев, что в их культурном этикете слишком много формальностей. Иногда мы что-то обсуждаем, а они делают так, – он энергично закивал. – И я никак не пойму, согласны они со мной или нет. Но хуже всего японские официальные обеды. Я всегда шучу, что их еда больше похожа на украшение, а не на еду. Все такое красивое, но порции очень маленькие! Меня церемонии не волнуют, поэтому я прошу: побольше риса, пожалуйста, дайте мне еще риса! Столько церемоний, а порции дают такие крошечные. Птичьи. – Он доел остатки своего десерта.

– Каждый человек хочет быть счастливым, – продолжил тему я, – но почти никто не знает, что для этого нужно. Вы говорили, как важно иметь доброе сердце, но многим трудно открыться перед другими, они стесняются или испытывают страх. Боятся быть отвергнутыми. А вы говорили, что, когда начинаешь доверять человеку, в нем рождается ответное доверие.

– Именно. Настоящая дружба основана на доверии, – объяснил Далай-лама. – Если вас искренне заботит благополучие окружающих, доверие не заставит себя ждать. Доверие – основа дружбы. Мы общественные животные. Нам нужны друзья. С момента рождения и до самой смерти друзья очень важны.

Ученые давно обнаружили, что без любви человек не выживет. Сразу после рождения мать окружает ребенка безграничной любовью и заботой. Многие ученые пришли к выводу, что в течение нескольких недель после рождения самое главное для правильного развития мозга – это физическое прикосновение матери. Если с первых дней малыша изолируют, если он остается без матери и ее ласки, это оказывает самое пагубное воздействие. Как видите, религия тут ни при чем. Это чистая биология. Нам нужна любовь.

Впервые Далай-лама услышал об этом исследовании в 1980-х годах от покойного Роберта Ливингстона, биолога, которого впоследствии стал называть своим «учителем биологии». В последние годы изучением этой важной сферы занимается детский невролог и нейробиолог Тэлли Барам. Она обнаружила, что материнская ласка запускает в формирующемся мозгу ребенка механизм, улучшающий когнитивную способность и стрессоустойчивость. Материнское прикосновение в буквальном смысле предотвращает выработку гормонов стресса, которые разрушают дендритные шипики – разветвленные структуры нейронов, играющих важную роль в отправлении и получении сигналов и кодировании памяти.

– Моя мать была одной из близнецов, – ответил я. – Она родилась раньше срока и весила чуть больше килограмма. Два месяца ее продержали в инкубаторе, и никто к ней не прикасался.

– Это на нее повлияло? – спросил архиепископ Туту.

– Очень сильно, я думаю.

– Сейчас придумали… как это называется? – пытался вспомнить архиепископ Туту. – Сумку, как у кенгуру. Мы с женой Леа помогаем одной из детских больниц Кейптауна. Однажды увидели там здорового парня, который носил на груди крошечного младенца, чтобы тот слышал его сердцебиение. Говорят, так дети поправляются гораздо быстрее.

Мпхо спросила, нет ли у меня с собой фотографии дочерей-близнецов, сделанной сразу после рождения в отделении интенсивной терапии для новорожденных. У одной из наших дочерей случилось выпадение пуповины. Та заблокировала родовые пути, и уровень сердцебиения и кислорода у ребенка резко упал. Акушерка попыталась вытащить ее вакуумным экстрактором и сказала Рэйчел, что нужно еще раз потужиться, чтобы вытолкнуть ребенка, иначе придется делать экстренное кесарево сечение. Но Элиана была уже в родовых путях, так что кесарево не гарантировало безопасных родов.

Моя жена врач и прекрасно знала, что на счету каждая секунда: уровень кислорода упал до опасной отметки. Я никогда не видел, чтобы человек прилагал столько усилий, как Рэйчел в тот момент. Заставив себя позабыть о боли, она собрала свою материнскую волю в кулак и вытолкнула нашу дочь. Элиана родилась синего цвета, не реагировала на раздражители и не дышала. По шкале Апгар ей дали один балл из десяти – то есть она была едва жива.

Ее положили на тележку и попытались реанимировать. Врачи велели Рэйчел говорить с ребенком – даже в операционной, где ставки высоки, голос матери оказывает почти магическое исцеляющее действие. Самые долгие мгновения в нашей жизни прошли, пока врачи пытались вернуть девочку к жизни; они готовились интубировать ее. А потом Элиана закашлялась, сделала первый вдох и закричала – эта минута принесла невыразимую радость и облегчение. Крик малышки возвещал начало жизни. Мы все, включая акушерку, заплакали от счастья.

После травматичных родов близнецов отвезли в отделение интенсивной терапии для новорожденных. И когда чуть позже я зашел на них посмотреть, они лежали рядом и держались за руки.

О том, как важна любовь для выживания, мне известно не понаслышке. Я видел своими глазами, как материнская любовь спасла жизнь нашей дочери – та самая любовь, благодаря которой выжили все мы.

– Как это мило, – проговорил архиепископ, вспомнив о младенцах в сумке кенгуру.

– Так мы устроены биологически, – подхватил Далай-лама. – У всех млекопитающих особая связь с матерью, и люди не исключение. Без материнской заботы потомство умирает. Это факт.

– А если не умирает, то вырастает и становится кем-то вроде Гитлера, так как живет с огромным комплексом неполноценности, – добавил архиепископ.

– А мне кажется, в детстве Гитлер ничем не отличался от своих ровесников, – возразил Далай-лама. Впервые за время наших бесед между двумя духовными лидерами возникло нечто большее, чем просто шуточное разногласие. – Его мать наверняка заботилась о нем, иначе он просто не выжил бы. – Действительно, члены семьи вспоминают, что Клара Гитлер была любящей матерью, хотя отец Адольфа, по свидетельствам современников, по-видимому, был склонен к домашнему насилию. – И нынешние террористы не лишены материнской любви. Значит, даже они в глубине души…

– Боюсь, здесь я должен тебе возразить, – отвечал архиепископ. – Люди, которые вырастают угнетателями, страдают невероятным комплексом неполноценности. Им необходимо доказывать, что они что-то из себя представляют, и часто потому, что в детстве им не хватало любви.

– Да, безусловно, обстоятельства, среда, воспитание – все это имеет значение, – ответил Далай-лама. – Особенно в наше время, когда система образования уделяет так мало внимания духовным ценностям. Вместо того чтобы совершенствоваться духовно, мы становимся эгоистами и все время думаем только о себе: я, я, я. Эгоизм приводит к страху и неуверенности. Он рождает недоверие. Когда в тебе много страха, это тянет за собой недовольство. А если ты постоянно недоволен, начинаешь злиться. Психологический закон, сам принцип устройства ума и эмоций создает эту цепную реакцию. Если человек думает только о себе, он отдаляется от других, утрачивает доверие к людям и чувствует себя неуверенно; затем начинает бояться, тревожиться, пребывать в постоянном раздражении, злиться и, наконец, прибегает к насилию.

Просто поразительно, как точно Далай-ламе удалось описать психологический процесс, ведущий к «заболеванию» страхом, отчуждением и в конечном итоге насилием. Я отметил, что западные родители часто слишком зациклены на детях и не думают об окружающих. На что Далай-лама ответил:

– Да, родители тоже ведут себя эгоистично – «мой ребенок, мой ребенок». Это обусловленная любовь. А любить нужно безусловно, любить всех людей независимо от того, как они относятся к нам. Наши враги – такие же люди, наши братья и сестры, они тоже заслуживают любви, уважения и ласки. Вот что значит безусловная любовь. Вы можете не принимать действий своих врагов, но все равно любить их как представителей рода человеческого. На это способны лишь мы, люди, обладающие разумом. Животные так не умеют.

Познав на своем опыте, что такое горячая и абсолютная родительская любовь, я задумался: возможно ли действительно любить всех так же сильно? Неужели возможно расширить этот круг любви, впустив в него не только близких, но и многих других? Монаху легко отдать всю свою любовь человечеству, но у родителя есть ребенок, которого он должен воспитывать. Возможно, то, о чем говорил Далай-лама, похвальное стремление для всего человечества, но насколько оно реалистично? Едва ли мы сможем полюбить чужих детей так же сильно, как своих. Но распространить любовь шире привычных границ – почему бы и нет? Мне стало интересно, что думал по этому поводу архиепископ, имеющий детей, но к тому времени обед подошел к концу.

Я знал, что мы еще вернемся к обсуждению границ любви и сострадания, но завтра предстояло поговорить о препятствиях, мешающих радоваться жизни, – от стресса и тревоги до жизненных невзгод и болезней – и о том, как чувствовать себя счастливыми, невзирая на неизбежные трудности.