Текст книги "Рог Роланда"

Как вышло, что она взяла шефство над запойным стариком? Она этого и сама не знала. Ее притянула к этому седому мальчику, к этому неисправимому авантюристу сила, для которой в учебниках не было определения. Алиска не могла бросить того, кого предали любимые ученики, – и не бросила.

Она знала, что самое тяжелое позади, что Шемет уже понемногу выкарабкивается из депрессии. Возвращаться в институт, сражаться за место на кафедре он, конечно, не станет. Но ведь есть и другие ученики, которые трудятся в других городах! Да и сама она теперь – ученица.

Когда Шемет не был слишком пьян, они усаживались за стол, одинаково подперев подбородки сцепленными ладонями, и он говорил, говорил… Он цитировал наизусть Сведенборга в каком-то допотопном переводе и Джордано Бруно, приплетая туда же эриксоновский гипноз и бриллианты, которые прямо в перстнях увеличивал Калиостро.

Как-то он спросил, над чем сейчас работает Алиска. Она увернулась от прямого ответа – почувствовала, что если принесет начатую курсовую, Шемет спьяну озарится благим порывом и кинется вписывать недостающие куски. Он был щедр, этот азартный старик, похожий на гигантский серебряный одуванчик, и он нуждался именно в том, чтобы отдавать накопленное, но она пока не могла принять. Сперва она должна была дать сама. Именно так Алиска понимала справедливость.

Последние рывки на самом выходе из депрессии были мучительны – она обнаружила Шемета лежащим на диване, а на полу стояли две водочные бутылки – одна совсем пустая, другая – на треть. Что-то в старике сопротивлялось уже назревшей необходимости продолжать жить по-человечески. Депрессия оказалась комфортным и многое оправдывающим состоянием.

– Жареную картошку будете? – спросила Алиска.

– Валяй!

После того, как неизвестная компания утащила с кухни хорошую сковородку, две кастрюли и доску для хлеба, Алиска стала прятать посуду. Вторая сковородка хранилась за холодильником. Алиска начистила и накрошила картошки с луком и развела на кухне такой аппетитный аромат, что Шемет не выдержал – приплелся.

– Нечего пачкать посуду! – распорядился Шемет, и они наворачивали горячую картошку прямо со сковородки.

– Я в Питер звонила, Федотову, – прочавкала Алиска. – У них там в журнале редактор поменялся. И первое, что опубликовал, – статью Уфимова про астрал!

– Какой еще Уфимов?

– Ну, этот… атомный физик… его все время по телеку показывают… – тут Алиска выдала желаемое за действительное, Уфимов говорил довольно занудливо и был неудобным партнером для тележурналистов, потому что на вопрос «что нового?» отвечал по меньшей мере десять минут. Писал, правда, куда лучше, и Алиска справедливо заподозрила, что у него над душой стоит какой-то злобный редактор, возможно – в домашнем халатике и в бигудях, и внимательно следит, как бы профессора не занесло в чересчур научные эмпиреи.

– Ну и что?

Алиска посмотрела на Шемета с удивлением. Она не сразу вспомнила, что старик, решив уйти от суетного мира, сгоряча отдал телевизор дворничихе.

– Он подводит очень серьезную базу под теорию концентрированного ментального импульса, – набравшись мужества, сказала она.

Оказалось, у Шемета была еще одна открытая бутылка водки – на кухонном подоконнике, среди пустых пивных. Алиска ахнуть не успела, как он уже сделал большой, мощный, прямо царственный глоток.

Она безмолвно выругала себя последними словами – иначе он ведь и не мог ответить на ее бестактное высказывание. Напоминать Шемету про ментальный импульс – значило вызывать в его памяти все дурное, свалившееся на его седую голову после неудачных экспериментов.

И тут же на нее накатила злость. Старик не выйдет из депрессии, пока кто-то не наберется мужества и не вскроет этот гнойный нарыв, решительно и безжалостно. Те же, кто остался в этой беде верен Шемету, его жалели.

– Так вот, Уфимов разработал теорию сверхвысокого вакуума, – словно не замечая бутылки, – продолжала Алиска. – В теории ментального импульса было все, кроме среды, в которой этот импульс распространяется. А в теории Уфимова как раз и есть среда! Существование которой не противоречит законам физики!

– Ты у нас, оказывается, уже и в физике разбираешься? – пробормотал Шемет. – Дурочка, это он тебе голову морочит. Легче всего объяснять физические теории людям, которые не знают, кто такой Ньютон.

– Аркадий Андреевич! Вы бы сперва сами прочитали, а потом хаяли! – Алиска знала, что вежливость на пьяного Шемета не действует, а громкую команду он выполняет.

– А чего читать? Через полгода никто про этого Уфимова н вспомнит. Прочтут люди, которые-таки знают физику, и наведут порядок.

Обороняясь, он пожелал питерскому затейнику своей собственной судьбы. И не возразишь, подумала Алиска, если ментальный импульс можно было доказать экспериментально, то на каком синхрофазотроне докажешь этот самый сверхвысокий вакуум?

– А что, Нобелевская премия – это аргумент? – спросила она.

– Пусть сперва получит! – тут сквозь слой алкоголя, который уже явственно всплескивал в ушах у Шемета, что-то все же пробилось к рассудку. – Его что, выдвинули на соискание?!.

– Ну да, ну да! Если он докажет существование среды, в которой возможно возникновение астроменталов, то можно будет продолжить опыты, только совсем иначе!

Шемет уставился на Алиску и сделал еще один глоток. Алиска с ужасом подумала, что он нашел самое верное средство обороны – допьет до конца и вырубится, и самым надежным образом уйдет от разговора.

Но именно сейчас – она это чувствовала! – можно было пробиться сквозь стенку, которую он выстроил между собой и собой, между Шеметом – светилом института и Шеметом – старым алкоголиком.

Алиска вскочила, выхватила у него бутылку и выплеснула остатки в раковину. Шемет шарахнулся – он еще не видел девушку в такой ярости. Ее лицо странным образом исказилось, губы вытянулись, верхняя даже вздернулась, и на левой щеке нарисовалась вертикальная тень – внезапно, словно мазнули черной краской.

– Ну вот, там еще на два булька было… – растерянно сказал он. – Иди ты со своим Уфимовым сама знаешь куда… Ни ты, ни я ни хрена не смыслим в ядерной физике… И вообще никто ничего ни в чем не смыслит… просто бывают вещи необъяснимые, и все, и точка… И не хочу я больше ничего объяснять…

– А если я знаю, почему опыты оказались неудачными? Они другими просто не могли быть! – Алиску понесло, и она ощутила настоящую радость полета. – Добровольцы честно тужились и получали деньги за каждый академический час, а это же чушь собачья! Чтобы пустить ментальный импульс, в первую очередь нужна сильная эмоция, понимаете? А откуда у них эмоции, если им за академический час платят?

– Послушай, не звезди… Сходи лучше, возьми бутылек… – тихо попросил Шемет.

– В другой раз! Вы что, действительно не понимаете, что значит статья Уфимова? Это ведь – пять процентов на поверхности! Для дураков, которые читают такие журналы! А девяносто пять – настоящая научная база! Для профессионалов!

– Ага – для тебя…

– Эти опыты нельзя было проводить на белых мышках! – Алиска треснула кулаком по столу. – Для них нужно стихийное бедствие, пожар, наводнение, я не знаю что! Почему у Калиостро получилось, а у Шемета не получилось? Потому что Калиостро сделал ставку на эмоции! Когда его Екатерина выперла из Петербурга, он сказал, что уедет сразу через семь застав! И его ждали сразу на семи заставах! Он сконцентрировал сильный импульс в узком пространстве – и это уже было измененное пространство, как у Уфимова! Его увидели на семи заставах, потому что люди безумно хотели его увидеть! Вот! А чего хотели добровольцы! Получить за два академических часа и свалить поскорее!

– Так что – мне их на сковородке поджаривать?! – вдруг заорал Шемет и тоже грохнул кулаком по столу. – Есть же еще и этика!

– Да! Есть! И должен прийти человек, который назовет вещи своими именами! Вранье – враньем и предательство – предательством! Вот тогда и будет этика!

– И что же это за человек?!

Наверно, Шемет ждал новой порции отвлеченных рассуждений и гуманно дал собеседнице время выстроить несколько фраз, насыщенных полемическим задором.

– Это – я… – негромко произнесла Алиска. – Посмотрите на меня, Аркадий Андреевич, только внимательно… Смотрите… Это – я… Вы даже не представляете, сколько во мне сейчас силы!… Вы просто не знаете, сколько силы в ожидании… Я разбудила ожидание, понимаете? Сто человек изо всех сил ждут… ну, как же вам это объяснить?!.

– Тебя – ждут? – он не поверил, и правильно сделал.

Если бы поверил или притворился, что поверил, – Алиска опять заговорила бы, и все кончилось сползающим в тупое и взаимное непонимание спором.

Но она сжала кулачки и разом ударила или о столешницу.

Откуда она знала, что необходим удар, что требуется мгновенное напряжение всего тела? Особенно – рта, губ, до боли в челюстях? И голову запрокинуть? Таким убедительным движением вскинуть подбородок, что и Шемет невольно сделал то же самое?

Они увидели синюю темноту, увидели тусклые проблески, висящие неровными рядами, увидели смуглое узкое лицо и грязную повязку, что захватывала подбородок и щеку. По краю холщовой полосы шла кайма засохшей крови. Прихваченные повязкой жесткие черные волосы топорщились, как ежиные иголки.

Этот невысокий худощавый воин в кожаной броне положил обе руки на незримую рукоять меча. Чуть поворачивая голову, воин искал источник звука. И чем вернее определялось направление, тем сильнее сжимались пальцы.

– Ну вот же он… – прошептала Алиска. – Звучит, слышите? Звучит!

Рига, 2002