Текст книги "Светлый старец"

«Войны не будет!»

Эта книга должна была выйти еще до начала трагических событий на Украине 2014—2015 годов. Что-то этому помешало. А когда началась гражданская война и кровавый геноцид русского и украинского народа, работа над книгой как абсолютно мирным проектом вынужденно прервалась. Такой паузе поспособствовал и еще один факт. Приблизительно в 2004 году, когда к власти на Украине пришли «оранжевые», многие православные украинцы подозревали и чувствовали, что на Украине скоро может начаться гражданская война. Уже тогда на западе страны пытались вновь захватывать храмы, угрожали монахам Почаевской Лавры, и вообще в стране появились страхи новых гонений на Православие, войны против всего русского, русскоязычного, «москальского». Тогда же, в «посторанжевый» период, появились законы о запрете русского языка, начались закрытия русских школ, запреты русскоязычных программ в официальных теле– и радиоэфирах. В целом была достаточно накаленная обстановка. Я тогда учился в Лавре и как-то пришел к о. Феодору и высказал ему опасения людей о войне между Россией и Украиной (именно из-за новых властей Украины, которые тогда уже начинали говорить о России как о своем заклятом враге), на что батюшка очень твердо и громко произнес: «Войны не будет, войны не будет!» Тогда эти слова успокоили и быстро забылись. Действительно, войны никакой не случилось. Но когда зимой 2014-го произошел государственный переворот в Киеве, а затем полилась кровь в Одессе, Мариуполе, на Донбассе, эти слова отчетливо вспомнились. И фактически заморозили работу над книгой. Я никогда не считал батюшку неким «прозорливым старцем», вещающим о судьбах мира, но очень хотелось, чтобы в таком важном вопросе, как отношения между Россией и Украиной, в вопросе мира между нашими народами он не ошибался. До того времени я не помнил, чтобы какие-то оснополагающие вещи, о которых говорил о. Феодор, не сбывались в том ключе, в каком он их раскрывал. А тут… Неужели батюшка все-таки ошибся в своем слове? И только спустя год или даже полтора после начала украинской трагедии я по-новому услышал сказанные про Украину слова. Точнее, я нашел другие его слова, развеявшие все мои сомнения, слова обнадеживающие и жизнеутверждающие. Это слова о том, что Украина и Россия воссоединятся. Да, войны между нами не будет. Это невозможно. Будет – воссоединение. А войны не может быть по определению. Не могут быть посланы два братских народа, а по сути – один и тот же разделенный народ, убивать друг друга, как бы сильно кому-то этого ни хотелось. Та война, которая началась в наши дни на Украине – это не война между двумя государствами и двумя народами. Это война граждан Украины, часть из которых одурманена прозападной пропагандой и глубоко губительными идеями украинского национализма. Под воздействие этой пропаганды подпали и русские люди, исповедующие каноническое православие. Вряд ли отец Феодор мог предполагать и прозревать ту страшную трагедию, очевидцами которой являемся сегодня все мы, он говорил только о мире между нашими народами. Более того – о воссоединении наших народов. Точнее, одного разделенного русского народа. Батюшка искренне считал себя (хотя сам родился на Украине) русским человеком и говорил, что вообще украинцев нет, а есть русские люди. «Все мы русские», – вот его слова. Так что говорил о. Феодор о той большой войне между нашими странами, которой нет и быть не может. Наоборот, русские – единственные, кто помогает спасти нынешних украинцев, а по факту русскоязычное и мировоззренчески русское население современной Украины от гибели и вымирания, от геноцида и произвола постановочных властей в Киеве. Сегодня Россия ведет войну не против, а за Украину. Если смотреть оптимистично, то впереди – воссоединение нашего народа. По мнению старца Феодора, оно обязательно случится. И хотя дается оно, как мы видим, большой кровью и горем, но это значит, что и единство будет тем крепче и сильнее, чем сильнее страдание народное. Теперь в это новое единство русское лично я безусловно верю.

Архимандрит Феодор о своей семье55
  Грамматика оригинала большей частью сохранена. В текст внесены лишь незначительные изменения.


[Закрыть]
(рукопись, расшифровка)

Страница 1

Дополнение к вышесказанному об отце моем Данииле Васильевиче и моей семье. Отец – сын крестьян этого же села, Василия Агафоновича, в последнее время жизни перешедшего из крестьян в разнорабочие фабрики. Мама (бабушка о. Феодора. – Прим. авт.-сост.) – крестьянка Варвара Даниловна. Любила трудиться и до самой смерти переходила на работу и помощь: то к своему старшему сыну Роману, то к дочери Параскеве. Она единственная из большой семьи оставшаяся в живых и ныне находящаяся в болезненном состоянии, имея от роду 85 лет… Живет на нашей улице одна.

Страница 2

Муж тети Паши – мой крестный отец. На 3-й день после смерти моей матери Зинаиды в последний раз посетил нашу хату при поминовении нов. Зинаиды и, простившись со мною, той же ночью от паралича скоропостижно перешел в другую жизнь. Преставился 17 октября сего 1990 года рано утром, не успев получить последнего напутствия на вечную и бесконечную жизнь. Подай, Господи, ему добрую и вечную память и со святыми упокоение. Имя ему Илия. Он хотя и безразличен был к вере, но мирен, кроток – не пил и не курил.

Страница 3

Мать моя – нов. Зинаида была дочерью кулака и больной от юности матери (моей бабушки Ольги Кирилловны), которая была больна ревматизмом всех суставов, последнее время жизни неподвижно лежала на постели в течение 10 лет. Скончалась от болезни, голода и холода во время немецкой оккупации и пережитков войны весной 1944 года и погребена – за неимением возможности быть отнесенной на кладбище – в своем саду, который после суда над родителями был отобран активистом. Кресты-памятники порублены вместе с… (далее неразборчиво)

Страница 4

…а могилы сровняны с землею. Отец матери Симеон Максимович был зажиточным крестьянином, имел 25 десятин земли и обрабатывал ее без наемного труда – со своей семьей. Умер после раскулачения мученически, от голодной смерти, в чужом доме – ранней весной 1933 года.

Отец Даниил Васильевич с 14-летнего возраста пошел в наймы и работал разнорабочим: грузчиком и плотником в шахтах Донбасса, на заводах – сахарном и спиртовом – в своей деревне. Перед В. О. войной и до оккупации – на Станции г. Сумы в Стецковской от завода экспедиции и пользовался мизерным…

Страница 5

…заработком как грузчик. За простой и безработицу между разгрузкой вагонов и переправкой сырья на транспорте в спиртзавод иногда по целому месяцу не получал ни одного рубля, ожидая прибытия очередных вагонов для разгрузки. Во время войны погружал и отправлял детали заводов и ценности города и своего завода в тыл фронта, сохраняя достояние страны от похищения оккупантами. На той же экспедиции находился до самой оккупации фашистами Сумской области и станции (далее неразборчиво).

Страница 6

Во время нем. оккупации обрабатывал землю и пóтом добывал себе и семье кусок хлеба. От 1933 года и до смерти Генералиссимуса бедная наша семья не имела возможности иметь самого насущного хлеба. Все были полунагими, босыми и голодными. В 33-м году в течение полугода не было ни одной крошки хлеба, несмотря на то, что в этом году был обильный урожай хлеба и других продуктов. Весь урожай хлеба и картофеля был перегнан на спирт или согнил от вредительства временщиков.

Страница 7

Из большой и мирной дедушкиной семьи перед войной оставалось 7 человек. Из них 6 нетрудоспособных: бабушка, мать, болезненная от переживаний и труда, всю жизнь ожидавшая смерти и буд. жизни, и четверо малолетних детей. Покойный отец от завода получал 200 грамм хлеба к обеду, а мы с «0» условных показаний, «бурьяном» и отходами от спиртзавода «бардой». Немножко помогала тетя, которая в войну тоже потерпела катастрофу.

Страница 8

Немцы при отступлении сожгли все ее достояние и вырубили сад. А ее прострелили в живот и эвакуировали вместе с ее малолетними детьми и старушкой матерью. Дети довезли ее до нашего двора, где она и скончалась, приняв напутствие от священника. Погребена в нашем же саду. А за ней отошли мои младшие сестра Нина и братик мл. Иоанн – умерли от дифтерита в Великий пост 1943 года. Погребены в том же нашем саду, а за ними последовала и другая тетя Наталия – старшая сестра матери.

Страница 9

Умерла осенью 1943 года от сыпного тифа, свирепствовавшего во время войны, а через полгода преставилась и бабушка, не выдержав до победного конца испытания. С начала 1943-го и до следующей весны в нашей избе было отпето 5 покойников. Из бывшей большой семьи до последнего текущего года (1990. – Прим. авт.-сост.) оставалось, кроме меня, только 2 человека – престарелая мать, инвалид 2-й группы и брат Леонид – 1-й группы.

Страница 10

Леонид, после освобождения Сумской области, был недообучен разминированию территории и при разминировании полей просчитался, был смертельно ранен и чудесно остался жив до сего дня, получая пенсию самую минимальную – как неимеющий рабочего стажа и специальности, доставляющих инвалиду привилегию и лучшее обеспечение.

Я с 14 лет – пономарь при сельской церкви, а с 18 лет – воспитанник М. Д. С. и студент академии. Монах – с 1953 года.

Часть II
Воспоминания

Митрополит Владимирский и Суздальский Евлогий (Смирнов)

…В Лавре нельзя было не заметить эту троицу удивительную: отца Тихона (Агрикова), архимандрита Кирилла, сейчас лежащего на одре, и скончавшегося недавно Феодора. Они вместе шли в духовной академии, потом стали преподавателями. Один из них, Тихон, стал сразу преподавать на следующий год по окончании академии историю Ветхого и Нового Завета… Отец Тихон отличался хорошим, глубоким, живым, примерным пастырским словом. Вот пока не выбьет слезы из слушающих, не закончит. Видит, что они еще холодные, еще каменные, и начнет снова, снова начнет в какие-то глубины… А как заблестят глаза – он заканчивает. Слово коснулось. Отец Кирилл тоже всегда прекрасно проповедовал в Троицком соборе…

Я помню и о. Феодора. Он тоже выходил на проповедь, тогда еще игуменом, потом архимандритом. Он нес послушание такое… широкое. Во время богослужения – свечной ящик, он всегда сложный. Паломников много, стоят толпой, и надо, знаете, всех обслужить. И отец Феодор здесь был за ящиком ну прямо асс. Я помню, когда проходил мимо – и не увидишь его, весь в работе: надо выдать просфоры, записать синодики, окружен со всех сторон. Ну, понимаете, одна Лавра была на свете всего тогда66
  Имеется в виду – на территории тогдашнего СССР.


[Закрыть]. А сегодня, вы знаете, теперь около тысячи уже монастырей. И вот он так нес свои послушания. Видел его трудовые будни: на своих плечах носил просфоры. А вы знаете, сколько это? Священники только и успевали вынимать. Это целые ящики, гора, вот такая гора просфор (показывает). Столько надо было священникам сделать – за всю Россию вынуть частички!.. Он нес еще послушание библиотекаря.

Когда я поступил в 60-м году в монастырь, почему-то меня сразу привлекли тоже в библиотеку. Вот мы там с ним встретились лицом к лицу. Тогда библиотека была прекрасной, фундаментальной. Но скоро случилось так, что академия запросила книги по богословской науке. Вот мы с ним разделяли – и отвезли туда большую машину. Я за него иногда заступал, выдавал книги братиям, вот такой был контакт с ним… На клиросе он не пел, но он читал. Он исповедовал людей.

Когда я стал иеромонахом, поставили меня и других молодых ставленников на ночь исповедовать в Трапезном храме. Я встал к аналою – у меня кучечка, десяточек. У Тихона – толпа. У Кирилла – тьма. У Феодора – все остальные. И храм весь так поделен, а молодым это на руку. Я десяток поисповедую – и быстрей в келью спать. А они всю ночь, всю ночь исповедуют, эти старцы… Мне отец Феодор подарил из своих личных книг проповеди Иннокентия Херсонского. Вы знаете, что Иннокентий Херсонский был всезолотой проповедник? Его канонизировали не за то, что он вериги носил, постился. Но за его превосходное всезолотое слово… Пять томов подарил мне отец Феодор. И она меня очень выручала каждый раз – книга… А вообще, он (Феодор) тихо себя поставлял, старался быть совершенно незаметным. В тени. Ничего громкого от него не было видно. Но в этом чувствовалась его святость…

Воспоминания матушки Наталии Глебовой

Моя первая встреча с о. Феодором произошла так. Двадцать лет назад в нашем военном городке умирала женщина. Мы были с ней дружны. После ее кончины решили с приятельницей поехать заказать молитвенное поминание о упокоении души. Сначала заехали в Троице-Сергиеву Лавру, потом поехали в Черниговский скит, где повстречали игумена Бориса (ныне покойного), попросили его молитв. Разве могла я тогда оценить, каких людей Господь ставил на моем пути? На душе тогда было просто, тихо и радостно.

Был теплый майский день, и времени, и сил было достаточно. Моя попутчица предложила доехать до Лозы: она слышала, что там служит очень хороший батюшка. Поехали. В храме нам сказали, что с батюшкой мы совсем чуть-чуть разминулись – он поехал в Лавру, но, возможно, он еще на остановке (конечная, поэтому автобус какое-то время стоял). Мы – бегом! Бежала, путаясь в длинной юбке, не помню, был ли на голове платок, только вижу, что сидит батюшка на скамеечке и смотрит, как мы к нему быстро приближаемся. Благословились, высказали свою просьбу. Смотрит батюшка то на меня, то чуть в сторону: «Птичка наша прилетела». А у меня свое в голове: «Вот мой батюшка, о нем и говорил иеромонах, которого я недавно просила быть моим духовником…» Спрашиваем, сколько же денежек за поминание нужно дать? Батюшка улыбается: «А сколько ж у вас есть?» Достали какие-то копейки, больше не было: «Батюшка, хоть разочек помяните». Тут уж он начал нас одаривать и по сию пору продолжает это делать. Подарил маленькую книжечку – «Житие Сергия Радонежского», просфорочку дал…

Подошел автобус, батюшка сел, а я так всю дорогу и простояла рядом с ним, слушая обо всех достопримечательностях, мимо которых проезжали. Из-за шума мотора я многое не могла расслышать, ничего не могу и сейчас вспомнить, только одно стучало в голове: «Я нашла батюшку!» Вернее – Бог послал.

Уверена, что еще при жизни о. Феодора многое ему открывал Господь. Восстанавливая храм св. Марии Магдалины, батюшка много трудился физически. Подробнее об этом мог бы рассказать о. Сергий – как они, молодые в то время ребята, просто падали от усталости после трудового дня, а батюшка еще шел и молился той молитвой, которая доставала до небес. Случайно заметили, что мысы обуви о. Феодора были ободраны, – сколько земных поклонов он положил за нас?!

Батюшка как-то раз заметил вслух, что все время около него находится примерно 12 человек (т. е. те, которые постоянно жили, трудились и молились на приходе; многие из них были или после психушки, или просто потерянные и никому не нужные люди). Так вот, однажды один из них решил подражать духовному подвигу – перестал спать ночью, а, сидя на стуле, молился. В скором времени ноги его страшно отекли. Как же ругался о. Феодор, узнав о его самочинии!

Подъем обычно был для всех в 4:30 или 5:00 утра. Затем общее молитвенное правило, завтрак и работа по восстановлению храма. Вечером также – общее молитвенное правило и не позже 23 часов укладывались спать. Часто сам батюшка проходил по кельям, следя за порядком. Чай не благословлял вообще. Помню, многие заваривали и пили эвкалипт. Не раз о. Феодор говорил о его целебных свойствах. Однажды у одного такого послушника сильно разболелась голова. Придя к батюшке, он потребовал: «дайте или таблетку, или благодати!» Что батюшка дал этому послушнику – я не знаю, но голова у него болеть перестала. Известно мне только, что у самого батюшки таблеток никогда не было, свои сильные головные боли, которые случались у него по временам, он терпел, зарывшись головой в подушку.

Был со мной такой случай. Собрались ехать к батюшке. Отец Сергий тогда постоянно был с батюшкой, а я с пятилетней дочерью ездила с вечера субботы и после воскресной службы и трапезы возвращалась домой. Так вот, по дороге к автобусу мне вдруг что-то вступило в поясницу с такой силой и болью, что даже пришлось остановиться. Еле передвигая ногами, все-таки дошла до автобуса и доехала до храма. После всенощной, подойдя на исповедь к батюшке, сказала о своем болезненном состоянии. «Да, все мы болеем», – с тем и отпустил. Устраивались на ночлег обычно в полуподвальном помещении (ниже храма). Обычные матрасы в несколько рядов лежали на полу, на них и спали. Расстилая одеяло, вдруг поняла: спина вообще не болит! После Литургии благодарила батюшку за молитву, а он только улыбнулся и благословил.

Батюшка постоянно повторял: «претерпевый до конца спасен будет», «ищите волю Божию», «хочешь спастись – исполни заповеди!», «я к себе никого не зову и никого от себя не гоню». Часто на заданный вопрос он велел открыть Евангелие, называя главу, стих, и велел вслух читать.

Однажды к нему приехала женщина. Он хорошо знал и ее, и ее дочь, которая в то время училась в Свято-Тихоновском университете. Часто после учебы ей (дочери) приходилось поздно возвращаться домой, родители все время переживали. Чтобы ее удобнее было встречать с электрички, батюшка благословил делать звонок по сотовому (хотя в целом он не особо одобрял пользование такими телефонами, считая их опасными для здоровья. – Прим. авт.-сост.). При поступлении в Тихоновский требовалась рекомендация. Поехали Евдокия (мать) с Татьяной к батюшке. Выслушал их о. Феодор и говорит: «Напишите сами что нужно, а я подпишу». И ушел. Что делать? Решили молиться. Через некоторое время батюшка вернулся. Они к нему: «Батюшка, мы не знаем, что писать, благословите поработать во славу Божию». – «Ну идите, помогайте…» Копают канаву плечо к плечу мать с дочерью, тяжелая земля, одежда грязная, а сами радостные. Домой ехали счастливые: «Рекомендую» и «Принять». Теперь Татьяна уже закончила университет, вышла замуж за сына священника, потом и сама стала матушкой.

…Нас батюшка не только благословил на венчание, но и принял [в этом деле] самое непосредственное участие. Это был 1998 год, 9 лет мы были уже в браке, который решили скрепить венчанием по благословению отца Феодора. Вот тогда батюшка открылся нам не только как священник, как духовник, но и как родной отец, как родитель. Он сам ездил с моим мужем в Никольский храм в Сергиевом Посаде к о. Александру Хлебникову, договаривался, чтобы тот нас венчал. Спрашивал, куплены ли кольца, даже денежки на их покупку приготовил, но колечки оказались совсем недорогие и наших личных средств хватило на их приобретение. 22 января мы были на всенощной в академическом храме, приложились к мощам преподобного Сергия, съели по свежей лаврской коврижке, запивая горячим чаем на морозном воздухе, и счастливые поехали к батюшке в Лозу. 23 января было назначено венчание.

После вечерней трапезы батюшка пригласил нас в свою келью. С нами была 8-летняя дочь, также свидетелем этого события был послушник Алексей (теперь монах Варлаам, живет на подворье ТСЛ). Стоим мы перед батюшкой, в его келье, он показывает нам две пары икон для венчания: «Выбирайте». Выбрали на синем фоне, украшенные густым тонким узором, икону Спасителя и Казанскую… Батюшка смотрит на нас, улыбается, берет в руки наши иконы – и вдруг (как так?) икона Спасителя оказывается тяжелее иконы Богородицы! Начинаем рассматривать, Алексей тоже берет иконы и подтверждает разницу: абсолютно одинаковые по размеру и разные по весу. Потом выясняется, что одна икона под стеклом, а на другой лик закрыт слюдой. Иконы выбраны. Батюшка пристально смотрит на меня: чем еще одарить? Берет книгу и медлит, как бы раздумывает. Потом передает мне и опять как будто о чем-то думает, вглядываясь в даль. В моих руках книга святого Амвросия Медиоланского «О девстве и браке». Потом обращается к нашей дочери: «А ты будешь замуж выходить или нет?» Она молчит, мне кажется, что по малолетству она не знает, что ответить… Спрашиваем у батюшки разрешения, чтобы назавтра разрешил кому-нибудь из братии ехать с нами. Получаем благословение и тихо уходим.

Прошло много лет. 23 января 2009 года наша старшая дочь рожает сына Леонида. А мы в 2012 году оказываемся в той же келье, где вместо убогости и простоты сделан евроремонт, а на том месте, где мы стояли, получая благословение батюшки, стоит круглый стол, за которым матушка Ольга с радушием и хлебосольством потчует нас чаем. Вот такая история…

…Вчера в Лавре было большое торжество, во время которого владыку Евлогия возвели в сан митрополита (митрополит Владимирский и Суздальский. – Прим. авт.-сост.). Вечером того же дня в Александровском благочинии он служил вечернюю службу, во время которой многие батюшки и другие гости собрались, чтобы ему сослужить и поздравить, на что он в ответном слове сказал: «Вот вы меня поздравляете, но когда сегодня на меня надели белый клобук, я очень расстроился, потому что белый клобук не предал белизны моей душе…» Был он задумчив и грустен.

Отец Наум, лаврский духовник, – очень известный и прославленный в народе батюшка, светильник веры… А мы опять и опять вспоминаем нашего отца Феодора, который служил в бедном малочисленном приходе, окруженный самыми простыми людьми, а порой людьми отвергнутыми обществом и выброшенными просто на улицу. С ними и восстанавливал практически без средств храм. А потом его силой увезли из прихода. Какая слава была ему от людей? На него писались черные доносы, пропитанные злой человеческой клеветой, писали люди, жившие в том же поселке. Кто может исчислить его слезы? Кто может познать силу его молитв? Я думаю, что издание книги о батюшке будет светлым лучиком в его память, в его прославление, в свидетельство его святости на нашей грешной земле.

С любовью о Господе, о. Сергий и Наталья, 13—18 февраля, 20 июля 2013 г.