Текст книги "Честно и откровенно. Эпизод первый"

Неудачники, – вспомнила Яна. – Именно так назвала подобных мужчин Алина…

Но может, этот вовсе не такой, Янчик?

А какой, по-твоему, Янштейн?

Просто грустный человек, не нашедший пути для дальнейшего развития и вставший в жизненный тупик. Сейчас он возвращается домой с уловом, ради которого пожертвовал личным временем и силами. Рано утром он снова поедет на работу, например, на металлургический завод. Может, он так сильно устает по вечерам, что у него не хватает сил на бритье? А может, не для кого бриться? Он ведь не встречается с важными людьми, чтобы подписывать контракты и выпивать с ними шампан…

Или он вправду, как отметила сегодня Алина, проводит свободное время за компьютерными играми, напивается в одиночестве или… какая-то фраза там была нехорошая и грубая…

Яна даже не попыталась вспомнить те слова, чтобы завершить мысль. Вместо этого на ум ей снова пришел Дмитрий.

Как же Ольге повезло!

Сколько раз Яну терзала эта фраза?

Она и сама не помнила. Никогда не считала.

Много раз. Много-много-много раз, и вот опять!

В детстве часто душила зависть к подруге, и поныне порой.

Ольга вовремя урвала себе кусочек счастья, хитрюга! Смелая проказница с бешеным внутренним ритмом нашла-таки свои стремительные воды. А когда судьба подарит мне мое счастье? Где оно ходит-бродит? Меня ли ищет? Существует ли вообще?..

Углубившись в мысли и, видимо, не до конца осознав, что телефонный разговор уже завершился, девушка вслух возразила себе:

– Оно сейчас ласкает в постели мою под…

Мужчина с удочкой снова поднял на нее удивленный взгляд.

Яна опешила.

– Ой, извините, это я не вам! – оправдалась она, пожалев, что в этот момент не использовала наушники-гарнитуру. В оном случае можно было отбрехаться, сказав, что она ведет беседу по смартфону. Растерявшись, Яна от неловкости не придумала ничего лучше, кроме как соврать: – Понимаете, я актриса театра, заучиваю монолог, скоро важный спектакль.

Это первое, что пришло ей на ум. Видимо, недавно прочтенная новость о погибшем драматурге невольно вызвала в подсознании определенные ассоциации.

Мужчина улыбнулся глазами и понимающе кивнул.

Зачем я это сказала, дура? – Яна отругала себя за наглое вранье, но слово, как известно, не воробей.

Да забей ты и не парься, все нормально! – Снова послышался мысленный голос Ольги. – Скорее всего, этот чувак выбросит это из головы, как только выйдет из автобуса.

Затем вспомнились давние сообщения Алины:

Сейчас никто ни о ком долго не думает.

Особенно о незнакомых.

Все вокруг зациклены только на себе…

И это действительно факт, скорее всего! Меня он не запомнит. Алину бы он наверняка еще долго не забыл, а вот меня…

– Хотите рыбки? – неожиданно предложил мужчина. Голос его на удивление оказался молодым, не грубым, не прокуренным, но тихим от скромности и неуверенности.

Вполне себе мелодичный голос, тон спокойный, – отметила про себя Яна. – И вроде адекватный человек, не дебил… А может, извращенец? На первый взгляд этого не определить.

Но вслух выразила недоумение:

– Что, простите?

– Если любите рыбу, могу поделиться. Она очень свежая. Я сам ловил. На Березовке, за городом, там очень тихо. И мне сегодня повезло поймать несколько карпов и пару небольших сомов.

Ох, от кусочка свежего сомика, пожаренного с картошкой, помидорками и луком, я бы сейчас не отказалась!

– Нет, спасибо, – ответила Яна. – Я не ем рыбу.

– Ладно. – Мужчина заметно погрустнел. – Извините.

Судя по его глазам, продолжать разговор он не намеревался.

С одной стороны, это радовало.

Хотя нет, с всех сторон это радовало.

Так было проще. Можно снова уплыть в мысли, воспоминания и мечты, в которых был Дима, Дима, Дима, Дима, Дима и еще много Димы, с разных ракурсов, в разных ситуациях, в разных настроениях, но все тот же один-единственный и неповторимый Дима, Дима, Дима, и больше никого в этом мрачном, холодном и пещерно-сыром мире.

Яна даже не замечала, что все это время неприлично пялилась на грязную одежду мужчины с удочкой, отчего он явно ощущал себя неловко.

Но вскоре автобус подъехал к очередной остановке.

Мужчина резко вскочил, будто только сейчас вспомнил, где живет, и, немного пошатываясь, побрел к выходу.

Яна проводила его взглядом и сделала вывод, что этот человек просто смертельно устал от бесконечной рутины, и ей почему-то стало его жалко.

А чего его жалеть, Янштейн? Смотри, какой он здоровый! Руки и ноги есть, вроде сильные, не дистрофик. Голова на месте, и дай бог, если он использует ее не только для того, чтобы шапку носить!

Немного полноватый – это, кстати, недостаток №4. Талия и пузо ярко выражены даже через верхнюю одежду…

На себя сначала посмотри, Янштейн, блин!

Но это ведь поправимо, верно, Янчик? Если, конечно, человек сам захочет что-то в себе исправлять…

Да фиг с ним! Он мне никто и звать его никак!

Но Яна все еще задумчиво рассматривала спину незнакомого мужчины. И когда он обернулся, чтобы как бы невзначай бросить на нее последний взгляд…

Я ему понравилась?!

…Яна торопливо отвернулась в окну, изобразив интерес к архитектуре давно приевшегося города. А когда мужчина неуверенно вышел из автобуса, то мысли о нем сразу же исчезли из ее памяти.

Влюбленная парочка уткнулась в свои смартфоны. Между ними будто сразу возникла невидимая стена, отчего они теперь казались обычными, совершенно незнакомыми друг другу пассажирами.

Как трудно порой сблизиться с человеком, – подумала Яна, – но как легко потом от него отдалиться. Это так несправедливо!

Ей вновь стало грустно. Она отвернулась к окну, уплыв в свои мысли и переживания. На ум в тысячный раз, если не больше, пришел Дмитрий.

Прекрати! Сколько можно себя мучить?

Но выбросить эти мысли Яна уже не могла.

Так всегда бывало – как только она вспоминала Диму, его образ сразу же намертво вставал перед глазами, и отвлечься удавалось с большим трудом.

Яне оставалось проехать еще две остановки, поэтому в этот раз она не стала бороться с сердечным порывом и позволила себе окунуться в мечты.

15. «Это личная жизнь каждого»

Фрагмент диалога в групповом чате мобильного мессенджера. Профиль Алины Иньязовой, два года назад

[2 декабря 2019 г.]

Вы 22:20

Больше всего на свете боюсь.

Что он когда-нибудь узнает правду.

Тогда он перестанет меня уважать.

Будет считать меня шалавой.

Наверное, я такого не вынесу.

Как ему в глаза смотреть буду?

Ольчик 22:21

Блин, опять та же пластинка заново.

Все это уже никак не изменить.

Мой тебе совет: забей и не парься!

Янчик 22:21

Если бы я узнала нечто подобное о своей матери, я бы, конечно, знатно офигела, но винить ее ни в чем не стала бы. Что было – то было, ничего уже не попишешь. К тому же это была бы ее личная жизнь, и я не имела бы права ее осуждать. Наоборот, еще раз поблагодарила бы за то, что дала мне жизнь.

Ольчик 22:22

Свою мамашку не стала бы осуждать, говоришь?

Тогда почему ты осуждаешь других?

Янчик 22:22

Никого я не осуждаю! Люди в своих спальнях вправе делать что хотят. Главное, чтобы меня туда не тащили.

Ольчик 22:23

А никто и не собирается, верно?)))

Янчик 22:23

Мы сейчас вообще не о том говорим, Оля!

Вы 22:24

А если он все-таки узнает?

То как мне быть в этом случае?

Попытаться все объяснить?

Но он не захочет понять, я уверена.

Ольчик 22:24

А кто вообще ему расскажет, Алинок?

Вы 22:25

А кто еще знает, кроме вас, как думаешь?

Маман моя может.

Янчик 22:25

Но зачем ей это?!

Вы 22:25

Чтобы против меня настроить, например.

Ольчик 22:26

Я до сих пор охереваю, если честно.

Как можно быть такой дурой, Алинок?

Кто тебя за язык тянул?

На хера ты вообще все ей рассказала?

Ольчик 22:27

Такие вещи вообще никому нельзя рассказывать.

Ну, кроме нас с Янштейном, конечно.

Мы тебя всегда поймем и поддержим.

Вернее, я-то сразу поддержу.

Но Янштейн перед этим нос сморщит.

Ольчик 22:28

А мамашкам такое знать незачем.

Теперь вот живешь с последствиями.

Вы 22:29

Выпили вместе, она полезла в душу.

Вино во мне заплакало.

Язык понесло, и я ей открылась.

Думала, поймет, а вышло набекрень.

Я сама была в ахере, если честно.

Не ожидала такого от матери.

Идиотка, ёма-на!

Я про себя сейчас говорю.

Вы 22:30

Жалко, нельзя время назад вернуть.

Я бы все по-другому сделала.

Хрен бы согласилась вообще на все.

Сейчас до сих пор с Колей вместе были бы.

Ольчик 22:31

Во всех бедах дочерей всегда мамашки виноваты.

Жизненный опыт мне подсказывает.

У мужиков всегда папашки виноваты.

Таков удел всех несчастных людей.

А их сейчас полно вокруг.

Я прекрасно понимаю тебя, Алинок.

Моя мамашка тоже меня ненавидит.

Янчик 22:32

Не пори чушь, она тебя очень любит, Оль! Позвони ей, она за тебя переживает и скучает сильно.

Ольчик 22:33

Янштейн, только не начинай опять, окей?

Не надо меня жизни учить, я прохаванная уже.

Пусть живет, как хочет.

А я буду жить, как хочу только я.

Скучает, переживает – ее проблемы.

Янчик 22:34

Стерва ты! Нельзя же так! Мама ведь, а не чужой человек! Родила тебя, выкормила, вырастила, воспитала.

Вы 22:34

Насчет воспитания ты чуток загнула, Янчик.

В Ольге его, как у шимпанзе.

Ольчик 22:35

Сама ты шимпанзе, слышь!!!

Вы 22:35

А я уже даже не помню вообще.

С чего у вас весь сыр-бор начался.

Ольчик 22:36

Что-то с памятью твоей стало, что ль?

Альцгеймер в окошечко стучит?

Вы 22:36

Не каркай, я не настолько старая еще.

Просто не запоминаю чужие проблемы.

Мне своих по горло хватает.

Напомни вкратце, впадлу, что ль?

Ольчик 22:37

Да потому что я институт бросила.

Я же на последнем курсе документы забрала.

Мамашка мне дома хай-вай устроила.

Я уехала и больше не вернулась.

Пусть сама живет среди огорода своего.

Потом она, конечно, остыла, смирилась, простила.

Написала мне как-то, но я ее заблокировала.

И все, трындец, с тех пор не общались.

Вы 22:38

А, вспомнила, да.

Ёма-на, четыре года уже прошло!

Куда время летит!

Янчик 22:39

Оль, мама твоя была права во всем, я считаю. Зря ты документы забрала. Меньше года оставалось до диплома, потерпела бы. Она столько денег и нервов в тебя вбухала, и все коту под хвост. Конечно, ей обидно стало, и она начала ругать тебя. Я ее прекрасно понимаю.

Ольчик 22:40

Как раз твоего мнения мне сейчас не хватало, блин!!!

Все думала, как бы у Янштейна мнения выспросить?

А тут оно само выскочило, как из жопы на лыжах!

Так что запихни это обратно, плиз!

Янчик 22:41

Оля, перестань, пожалуйста! Все, больше не буду тебе ничего говорить. Не обращайся ко мне за советами тогда.

Ольчик 22:42

Да мне до одного места твои советы!

У меня своя башка на плечах есть.

Янчик 22:42

А то и видно!

Ольчик 22:43

Завались там, Янштейн!

Ты умная, вот сама и учись.

А мне эта канитель просто надоела.

Мусоливание одного и того же, зубрежка, семинары, сессии, нервотрепка постоянная, тетрадки гребаные.

Преподы надменные, бегаешь за ними, как дура.

На третьем курсе физрук только после минета зачет мне поставил, урод.

На хера юристу физкультура вообще???

Устала я от всего этого, не мое это.

Вы 22:44

Я в начале последнего курса родила.

Но и то смогла доучиться.

Ольчик 22:45

Молодец, возьми с полки пирожок!

У тебя Коля был и мать помогала.

Они с ребенком сидели, пока ты на пары ходила.

Вы обе меня взбесить сейчас хотите?

Вы 22:46

Вывод неверный.

Я только с третьего раза поступила.

Не в моих интересах было бросать.

Никто не хочет тебя бесить, остынь!

Янчик 22:47

Не обращай на нее внимания! Я тут подумала. Алина, может, твоя мама тоже со временем смирится, простит, и вы снова подружитесь?

Вы 22:48

Вряд ли.

Она мне уже два года мозг этим выносит.

Называет шлюхой и прошмандовкой.

«Грешница» – любимое оскорбление ее.

На ровном месте бучу поднимает.

До всего докапывается.

Идиотка, ёма-на!

Я сейчас про нее говорю.

Ольчик 22:49

За что ее прощать, Янштейн?

Ее мать это вообще колебать не должно.

Это личная жизнь каждого.

Никто не имеет права в нее лезть.

Даже мамашки, я так считаю.

Янчик 22:49

В религию ударилась, что ли?

Ольчик 22:50

Это ты сейчас кого тупой назвала?

Янчик 22:50

Алину спросила про ее маму. Я не называла никого тупой, читай внимательнее!

Вы 22:51

Не-не, Янчик!

Скорее, просто притворяется.

Симулирует, изображает, лицедействует.

В церковь не ходит, посты не блюдёт.

Но чуть что, морали читает про грехи.

Бог то, Бог сё, древние мудрости.

Из книжек каких-то нахваталась на старость лет.

Достала уже, если честно.

Ольчик 22:52

У нее просто недотрах конкретный, я считаю.

Короче, если она у тебя мудрая баба, то у нее хватит ума держать язык за зубами.

Антону такое знать незачем.

Любым сыновьям вообще не принято знать такое о матерях, если уж на то пошло.

Вы 22:53

Согласна с тобой полностью.

Хоть бы он никогда ни о чем не узнал!

Янчик 22:53

Ладно, я спать. Завтра очень сложный день.

Ольчик 22:54

Да, иди в свою кроватку.

Маленьким девочкам пора баиньки.

Подмыться на ночь не забудь.

А то детишки твои разбегутся с утра)))

Вы 22:55

Оль, прекрати!

Спокойной ночи, Янчик!

Чмок тебе:

[смайлик: «лицо, посылающее поцелуй»]

Янчик 22:55

Ты не прошмандовка и не шлюха, Алиночка! Тебе просто однажды не повезло, но ты справишься!

Янчик 22:56

За своей промежностью лучше следи, Оль!

Алина, и тебе добрых снов, милая!

Ольчик 22:57

Какие между вами нежности прям!

Что тут происходит вообще?

Вы 22:57

Обычная дружба, все как и с тобой!

16. «Одни вянут, другие цветут»

29 ноября 2021 года, понедельник, вечер

Женщина открыла дверь и взглянула на дочь, как на нежеланного гостя. Это была моложавая пенсионерка с вечным отпечатком грусти на лице. Ее плотное, но довольно упругое вопреки возрасту тело обтягивал старый выцветший халат. В жидких крашеных волосах упорно проступала седина.

Брезгливо оценив букет в руках Алины, мать решила не упустить случая проворчать:

– Еще один веник в соломенном тазике. Скоро уже ставить некуда будет.

– Одни вянут, другие цветут. – Алина вошла в квартиру, закрыла дверь и заперла ее на внутренний замок.

– Где шлялась? У тебя рабочий день заканчивается в шесть.

– Были с Янчиком у Ольги. – Алина поставила букет на тумбу и сняла пальто.

– Что делали? Хотя дай угадаю: с мужиками куролесили, небось? А я тут одна должна с твоим ребенком сидеть? Я что, нянька, по-твоему?

– Он же твой внук, мам. – Алина повесила пальто на крючок и запихнула шарф в рукав.

– Я еще не до конца сдурела, помню.

– Мы с подругами просто выпили по бокалу вина по случаю новоселья. И все, клянусь!

– Знаю я твои бокалы вина! Ты после них слишком развратна и податлива, как показывает опыт. Эх… – Женщина устало махнула рукой и пошаркала на кухню.

Алину больно уколол упрек матери, но она заставила себя не отвечать на него. Вместо этого бросила вслед:

– Ты специально изнутри заперлась, чтобы узнать, как поздно я вернусь?

– За тобой только и нужен глаз да глаз.

– Пожалуйста, мам, не начинай! Я ведь не маленькая. Мне уже тридцать лет.

– А ума как не было, так до сих пор и нет.

– Хватит, мама-а! – наконец вспыхнула Алина.

Женщина не ответила.

Алина сняла сапожки и влезла в тапочки.

В прихожей возник шестилетний мальчик в мятой пижаме. Он прижимался плечом к стене, будто прилипший.

– Приветик! – нежно поздоровался он, тря глаза. Каждый его вдох сопровождал бронхиальный свист.

– Здравствуй, Антош. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

Алина опустилась на одно колено и прижала сынишку к груди. Мальчик обвил ее шею ручонками. Во время объятья его затрудненное дыхание ощущалось более явно – хрупкое тельце будто вибрировало. Алина погладила сына по спине, словно пытаясь усмирить бушующий в нем недуг.

– Чем занимался сегодня? – спросила она.

– Играл в компьютер немного. Рисовал. Но бабушка сказала, что я весь день пинал х…

– А ты слушай ее больше! – прервала Алина. – И не повторяй за ней плохие слова.

– Какие плохие слова? – не понял Антон.

Из кухни послышался злорадный смешок.

– Мам, хватит учить его всякой ерунде! – крикнула Алина.

– Можно подумать, он без меня не нахватается, – донеслось в ответ. – Я вот тебя некоторым вещам не учила, но ты вполне с ними справляешься, верно?

– Каким вещам? – спросил сынишка.

– Никаким! – отрезала Алина. – Не слушай ее. Иди в нашу комнату.

– Не хочу-у. Я так по тебе скучал.

Алина тяжко вздохнула и выпрямилась. Она прижала Антона к бедру и как бы невзначай зажала ему уши ладонями.

– Так и будешь всю жизнь меня попрекать? – крикнула она.

– Конечно, нет, – донеслось из кухни. – Это необязательно. У тебя результат теперь на всю жизнь перед глазами. Волей-неволей сама всегда будешь вспоминать и жалеть.

– Мне нечем дышать. – Мальчик попытался высвободиться.

Алина отпустила его.

– О чем жалеть, мам? – Антон расслышал концовку фразы.

– Ни о чем. Речь не о тебе. Иди в комнату.

– Не хочу.

– Возьми букет и иди в комнату! – Алина включила строгость.

Мальчик взял корзинку с цветами и потопал в угловую спальню.

Алина направилась на кухню. Войдя, она застала мать сидящей в темноте за столом. Женщина пялилась в одну точку и остервенело грызла семечки.

– Я хочу побыть одна, – сказала она.

– Ну уж нетушки! Сама начала.

– Сама и закончу.

Настроение Алины вконец испортилось. Ей захотелось поругаться, выплеснуть на кого-нибудь весь накопившийся в душе негатив. Также ее одолевало стремление защититься, оправдаться хотя бы ненамного, поскольку отношение к себе со стороны матери она считала несправедливым. Из груди рвались какие-нибудь крепкие остроты, чтобы в отместку уколоть женщину как можно больнее.

Алина включила свет, отчего мать на секунду сощурилась.

– Ты реально думаешь, что я о чем-то жалею? Нет, мам, ошибаешься! Знай, появится у меня возможность – повторю! А потом похвастаюсь перед тобой. Тебе ведь уже никогда такое не светит, потому что… – Алина умолкла, поняв, что на эмоциях перешла грань. – Извини, мам, что-то я немного лишканула. Я вообще имела в виду не это, а… ну… просто…

Включился здравый смысл, и ругаться расхотелось. К тому же в положении Алины это было невыгодно. Мать, – не менее эмоциональная женщина, принимающая все близко к сердцу, – могла снова психануть, заставить дочь собирать чемодан и катиться по всем семи ветрам.

– Ничего мне не светит, говоришь? Потому что цветок мой якобы завял? – Мать, грызя семечки, продолжала пялиться в одну точку. – Договаривай, не бойся. Я сильная, все выдержу.

– Ты о чем, мам? – Алина сделала вид, что не поняла.

– Твои слова: «одни вянут, другие цветут». Что ты имела в виду? Мол, ты у нас такая фифа, а я старая кляча, да? Что любви и внимания я теперь недостойна, и мне пора на убой, верно? Одна ты у нас вся из себя такая особенная, красивейшая, мечта мужчин, богиня хренова!

Алина опешила. Она села за стол напротив матери.

Взгляд той теперь проходил сквозь дочь.

– Мам, ты чего?! Я вовсе не это имела в виду. Ты неправильно меня поняла и додумала какую-то херню. Я ведь говорила про цветы. Букеты у нас не копятся, потому что завядшие я сразу же выбрасываю до того, как появится следующий. Мам, послушай!

Алина протянула руку, но женщина отстранилась.

– Не надо мне мамкать. И не трогай меня!

– Все с тобой нормально, мам! Не старая ты еще. Я тебя понимаю, тебе надоело каждый день сидеть в четырех стенах, но ты сама почему-то никуда не выходишь и ни с кем не общаешься, даже с соседями.

– Я с твоим сыном сижу вообще-то, если ты забыла.

– А я работаю, скажи! Мой декрет давно закончился, на садики и нянь у нас лишних денег нет. Я не могу с ним сидеть. Думала, ты мне помогаешь из-за любви, а не от безысходности.

– Его я люблю, он маленький еще, невинная душа.

– А меня, прошмандовку грешную… – Алина дала матери самой закончить фразу, но та демонстративно промолчала. Алина смягчила тон. – Завтра Антоша ляжет в больницу на две недели, будет тебе долгожданный отдых и свобода. Выйди на улицу, прогуляйся, сделай новую прическу, посиди в кафе, сходи в кино или театр, развейся, познакомься с кем-нибудь, в конце концов.

– И на хрена козе баян?

– Чтобы общаться, дружить, приглашать или ходить в гости, проводить время, веселиться, улыбаться. Для чего же еще?

– Кому сдалась старая бабка, да?

– Мам, прекрати! Тебе всего пятьдесят восемь.

– Спасибо, что напомнила.

– Это не конец света. Для своих лет ты еще ого-го! По фигуре вообще многим тридцатилетним фору дашь.

– Ничего никому не хочу давать.

– Тогда зачем вообще весь этот разговор? – Алина снова начала злиться.

– Понятия не имею. Ты сама приперлась ругаться. Я хотела спокойно посидеть одна.

– Что опять с тобой, мам? Осеннее обострение, что ль?

Но женщина, орудуя пальцами и челюстями, промолчала. Посмотрела в глаза дочери, и во взгляде ее не было ни капли любви или сожаления, лишь промелькнула какая-то давняя глубокая обида. Шелуха от семечек брызгала на тарелку и поверхность стола.

– Мне надоело так, – продолжила Алина. – Мы цапаемся с тобой каждый вечер из-за всякой ерунды. Я понимаю, что давно потеряла твое уважение. Уже четыре года ты шарахаешься от меня, как от прокаженной. Я так больше не могу! Давай обговорим все честно и откровенно. Я тебе рассказывала, у нас с подругами есть такое правило, поэтому мы всегда очень близки и доверяем друг другу. Давай тоже так попробуем. Честно и откровенно! Может, придем к каким-нибудь компромиссам. Скажи мне, чего ты от меня хочешь? Только правду! Просто оторви и вывали все, что на душе, а дальше будь что будет. Может, тебе станет легче? Знаешь, чаще всего это помогает.

– Хорошо, будь по-твоему. – Мать глубоко вздохнула и «вывалила»: – Я хочу, чтобы ты съехала.

Алина потеряла дар речи. В душе ее взорвалось отчаяние, обдав осколками все смутно намеченные планы.

– А-а, вот к чему ты ведешь! Ты выгоняешь меня? Но почему? Обычно родители наоборот рады, когда дети живут с ними, а ты…

– А я другая.

– Но у нас вполне хватает места нам троим. Мы с Антоном, как ты и хотела, в одной комнате. У тебя своя спальня. Гостиная всегда свободна.

– Я говорю не про спальные места. А про возможности. Про спокойную атмосферу в семье. Про личностную свободу. Тебе нужно определяться, избирать свой путь. Антону нужен отец, мужчина в семье, с которого можно брать достойный пример. И я одинокая женщина с молодой душой, которая тоже хочет устроить личную жизнь.

– Так строй, йопта! Кто тебе не дает? – Алина, поглощенная отчаянием, уже не вдумывалась в ответы.

– Сними квартиру или захомутай какого-нибудь богатенького дурака с жильем. Ты взрослая, как не устаешь повторять, придумай что-нибудь. Устрой свою личную жизнь, а потом я спокойно подумаю над своей.

– А Антон?

– Может пожить у меня. Хотя бы первое время, пока не встанешь на ноги. Он мне не мешает. Ребенок есть ребенок.

– Мам, ты же знаешь, почти вся моя зарплата уходит на кредиты…

– Не надо было их брать, дурёха! Хотела красивой жизни, цацки всякие, модный гардероб, ненужные побрякушки – вот и докатилась. Нужно было заранее рассчитать свои желания и возможности. Для чужих дяденек ты это делать умеешь, за их миллионными сделками следить, дорогущую рекламу организовывать. А в своем собственном кошельке почему-то разобраться так и не смогла. Зачем пять лет в институте училась, непонятно.

– Ты права, есть грешок. Так уж вышло. Была молодой, глупой, хотела быть лучше всех, красивее, моднее, казаться богаче. Но теперь-то я все осознала. Я выплачиваю долги по возможности. Поэтому у меня просто-напросто не хватит денег на аренду квартиры. Я тебе сто раз предлагала разменять нашу или…

– Еще раз повторяю: мое наследство трогать не смей! Твой дедушка, царствия ему небесного, после войны этот дом своими собственными руками строил. Тут каждый третий кирпич в стенах закреплен его тяжелым трудом.

Алина, еле сдерживая слезы, выдохнула вопрос, адресуя его, скорее, к себе самой:

– Господи, что же мне делать?

– Не поминай в суе! – потребовала мать. – Думай! Спать с мужиками без меня научилась, вот и здесь воображение включи.

Алине надоел этот тягостный разговор. На нее вдруг с новой силой опять навалились усталость и апатия. В очередной раз захотелось сдаться – плюнуть на все и поплыть по бурному течению. И пусть оно приведет лишь к высокому водопаду, с которого можно будет долго и неумолимо падать в ледяную пустоту.

– Хорошо, – кивнула Алина. – После Нового года я подумаю над этим.

– Решено. – Женщина отпихнула тарелку и резко встала из-за стола. – Я ответила тебе честно и откровенно, больше не хочу развивать эту тему и затыкаюсь. Все, я спать! Не шумите там. И хватит подолгу торчать в ванной, только воду зря тратишь.

– Я моюсь вообще-то. Или мне грязной ходить?

– Тебе на мытье хватает пятнадцать минут, я давно это знаю. Думаешь, не понимаю, чем ты там занимаешься? Слышала однажды. Найди себе мужика и живи с ним.

– Как его найти, если ты каждый мой шаг контролируешь?

– Пока живешь со мной, буду контролировать! Чтобы никакими извращениями здесь не занималась, и я могла нормально людям в глаза смотреть. А будешь жить отдельно, хоть оргии с прохожими на улице устраивай, мне все равно.

– Мам! – Алина сделала еще одну попытку приблизиться.

– Не трогай меня, сказала! Не хочу к тебе прикасаться, ты мне противна. Вырастила на свою голову расфуфыренную шлюху. Слава богу, о твоем позоре не знает никто, иначе бы я давно со стыда сгорела.

– Давай я просто сдохну, чтобы тебе стало легче! – вспылила Алина. – Пойдет?

– Не смей умирать, пока не выплатишь кредиты, – потребовала мать. – Не надо оставлять меня по уши в своих долгах. Я и так всю жизнь на вредной работе пахала, годами ради тебя серой дышала, хочу хотя бы на старость лет нормально пожить.

Женщина удалилась в свою комнату, хлопнув дверью.

– Сука! – в сердцах буркнула Алина, но сразу пожалела об этом. На душе появилось неприятное тяжелое чувство, похожее на мокрый песок. Казалось, внутри оторвалось что-то важное, затем упало в бездну и навеки в ней потерялось.

Пытаясь справиться с чувством опустошения, Алина высыпала шелуху в мусорное ведро, протерла стол, вымыла тарелку, затем ушла в комнату, которую вот уже шесть лет делила с сыном.