Текст книги "Русские писатели и публицисты о русском народе"

Алексей Степанович Хомяков (1804–1860)

Нам стыдно бы было не перегнать Запада. Англичане, французы, немцы не имеют ничего хорошего за собою. Чем дальше они оглядываются, тем хуже и безнравственнее представляется им общество. Наша древность представляет нам пример и начала всего доброго в жизни частной, в судопроизводстве, в отношении людей между собою; но всё это было подавлено, уничтожено отсутствием государственного начала, раздорами внутренними, игом внешних врагов. Западным людям приходится всё прежнее отстранять, как дурное, и всё хорошее в себе создавать; нам довольно воскресить, уяснить старое, привести его в сознание и жизнь. Надежда наша велика на будущее.[107]107
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч. М., 1911. Т. 3. С. 20.


[Закрыть]

…но вы не сказали ничего лестного для Малой России, а она заслуживает особую похвалу. Она имеет то, чего мы не имеем, да и иметь не будем: бо́льшую грацию, бо́льшую склонность к объективности, бо́льшую художественность.

Письмо к К. С. Аксакову от 24 июля 1842 г.[108]108
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч. М., 1904. Т. 8. С. 330.


[Закрыть]

…я часто или почти всякий день ходил на выставку; но я ходил с тем только, чтобы глазеть, любоваться, учиться, говорить с торговцами, радоваться кое-каким успехам и досадовать на излишнюю сметливость русского человека, который очень проворно все перенимает и не берет на себя труда что-либо понять, все очень скоро придумывает и ничего не хочет додумать.[109]109
  Там же. Т. 3. М., 1914. С. 86.


[Закрыть]

В нас живет желание человеческого сочувствия; в нас беспрестанно говорит теплое участие к судьбе нашей иноземной братии, к ее страданьям, так же как к ее успехам; к ее надеждам, так же как к ее славе. И на это сочувствие, на это дружеское стремление мы никогда не находим ответа: ни разу слова любви и братства, почти ни разу слова правды и беспристрастия. Всегда один отзыв – насмешка и ругательство; всегда одно чувство – смешение страха с презрением. Не того желал бы человек от человека.

(Запись 1845 г.)[110]110
  Там же. Т. 1. М.,1911. С. 3–4.


[Закрыть]

Да, по правде (и с позволения Аксакова), неужели наша московская почва не только <не> хороша, но хоть сколько-нибудь сносна? Неужели это не совершенная пустыня в нравственном и даже умственном отношении?

Письмо к Ю. Ф. Самарину от 6 апр. 1846 г.[111]111
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч. Т. 8. М., 1904. С. 252.


[Закрыть]

Мнение Запада о России выражается в целой физиономии его литературы, а не в отдельных и никем не замечаемых явлениях. Оно выражается в громадных успехах всех тех книг, которых единственное содержание есть ругательство над Россией, а единственное достоинство – явно высказанная ненависть к ней; оно выражается в тоне и в отзывах всех европейских журналов, верно отражающих общественное мнение Запада.[112]112
  Там же. Т. 1. М., 1911. С. 32.


[Закрыть]

Вопросы политические не имеют для меня никакого интереса; одно только важно, это вопросы общественные. Например, у нас правительство самодержавно, это прекрасно; но у нас общество деспотическое: это уж никуда не годится.

Письмо к А. Д. Блудовой от 26 ноября 1848 г.[113]113
  Там же. Т. 8. М., 1904. С. 374.


[Закрыть]

Кажется, подозрительность и вражда к западной мысли стали проявляться с некоторою силою после Флорентийского собора и латинского насилия в русских областях, тогда подвластных Польше. Развились они вполне вследствие безумной и глубокой ненависти к русским людям, доказанной Швециею и купечеством и баронством прибалтийским; более же всего вследствие вражды и лукавства польских магнатов и латинского духовенства. Мало-помалу народная стихия стала являться исключительною и враждебною ко всему иноземному.[114]114
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1911. С. 153–154.


[Закрыть]

Я уверен, что такие посещения, как ваши, в Чухонскую землю небесполезны. Это нравственное завоевание, которому легче поддаются люди, чем насильственному. Пусть бедный латыш видит, что русский человек, как бы он ни был поставлен высоко, сохраняет те человеческие чувства, которых немец ему не показывал никогда.

Письмо к А. Д. Блудовой в Ревель от 14 июля 1850 г.[115]115
  Русский Архив. М., 1879. № 3. С. 379.


[Закрыть]

…беспристрастная критика должна признать, что земля русская в большей части своего населения приняла более обряд церковный, чем духовную веру и разумное исповедание Церкви.

<…>

В древней Руси просветительное начало не могло преодолеть вещественных препон, противопоставленных ему разъединением, и мысленных преград, противопоставленных невежеством.

Неровно и неодинаково было действие этого начала на различные стихии, составляющие общество. Бо́льшая часть сельских миров приняла христианство без ясного понимания его высокой святости; но их кроткие нравы и семейно-общинный быт, согласуясь с его требованиями, освятились его благодатным влиянием и прониклись его живым духом. Сознание этого проникновения выражают они тем, что не знают иного имени, кроме имени христиане (крестьяне), и, обращаясь к своему собранию, приветствуют его словом: «православный». Под благословением чистого закона развились общежительные добродетели, которым и до сих пор удивляются даже иноземцы, несколько беспристрастные, и которым, может быть, ничего подобного не представляла еще история мира. Благородное смирение, кротость, соединенная с крепостью духа, неистощимое терпение, способность к самопожертвованию, правда на общем суде и глубокое почтение к нему, твердость семейных уз и верность преданию – подают всем народам утешительный пример и великий урок, достойный подражания (если можно подражать тому, что есть последствие целого исторического развития). Но до́лжно также признаться, что вследствие неясного понимания всех требований веры, личные добродетели не развивались в сельских мирах в той степени, в какой развивались добродетели общежительные. Есть, без сомнения, несчастные (хотя и редкие) исключения, испорченные общины, и гораздо менее редкие и в высшей степени прекрасные исключения, высокие личные добродетели в сельском быту; но правило общее остается неоспоримым. Те же самые общины, удаленные от внешней и внутренней борьбы, которая потрясала всю землю русскую, и от всякого вредного влияния, и в то же время просвещаемые светом многочисленных обителей, основанных великими святителями, составляют в некоторых частях Северной Руси, особенно в Вологде, сплошное народонаселение, свободное от раскола, далеко превосходящее по своим нравственным достоинствам лучшие области какой бы то ни было страны на земном шаре.[116]116
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1911. С. 231, 241–242.


[Закрыть]

…но у нас встретить героя, в земле, отличающейся стереотипным бессмыслием взгляда и улыбки и стереотипною пустотою сердца и головы – это удача, которую можно смело назвать милостию Божиею.

Письмо к Н. Д. Свербееву от 28 дек. 1853 г.[117]117
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч., Т. 8. М., 1904. С. 411.


[Закрыть]

Нас бьёт не сила (она у нас есть) и не храбрость (нам ее не искать), нас бьют, и решительно бьют, мысль и ум.

Письмо к А. Н. Попову (осень 1855 г.).[118]118
  Там же. С. 213.


[Закрыть]

Вследствие особенных обстоятельств исторического развития <…>, права личности были не только оставлены без внимания, но и совершенно принесены в жертву общему строительству. Таков ход нашей истории, как гражданской, так и духовной.[119]119
  Там же. Т. 3. М., 1914. С. 286.


[Закрыть]

К России

 
В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна!
О, недостойная избранья,
Ты избрана! Скорей омой
Себя водою покаянья,
Да гром двойного наказанья
Не грянет над твоей главой!
 

1854

<Наша земля> верит высшим началам, она верит человеку и его совести; она не верит и никогда не поверит мудрости человеческих расчетов и человеческих постановлений. От того-то история и представляет такую, по-видимому, неопределенность и часто такое неразумение форм; а в то же время, вследствие той же причины, от начала этой истории постоянно слышатся такие человеческие голоса, выражаются такие глубоко-человеческие мысли и чувства, которых не встречаем в истории других, более блестящих и, по-видимому, более разумных общественных развитий. Для России возможна одна только задача: быть обществом, основанным на самых высших нравственных началах <…>.

Всё, что благородно и возвышенно, всё, что исполнено любви и сочувствия к ближнему, всё, что основывается на самоотречении и самопожертвовании, – всё это заключается в одном слове: Христианство. Для России возможна одна только задача: сделаться самым христианским из человеческих обществ. От этого к мелкому, условному, случайному она была и будет всегда равнодушною: годно оно – она примет; не годно – она поболит да перебудет, а все-таки к цели пойдет. Эта цель ею сознана и высказана сначала; она высказывалась всегда, даже в самые дикие эпохи ее исторических смут. Если когда-нибудь позже и переставали ее выражать, внутренний дух народа никогда не переставал ее сознавать. Отчего дана нам такая задача? Может быть, отчасти, вследствие особого характера нашего племени; но, без сомнения, от того, что нам, по милости Божией, дано было Христианство во всей его чистоте, в его братолюбивой сущности.[120]120
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч. Т. 3. М., 1914. С. 334–335.


[Закрыть]

Александр Васильевич Никитенко (1804–1877)

1 января 1829 г.

Удивительно, как наши женщины низкого сословия преданы пьянству. Весь дом, в котором я квартирую, не исключая и моей хозяйки, наполнен сими грубыми творениями, которые не упускают случая предаться самому бесшабашному разгулу. Ссоры и форменные побоища обыкновенно заключают их беседы, и одна угроза квартального заставить их мести улицы усмиряет этих жалких детей невежества.[121]121
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 85.


[Закрыть]

13 февраля 1829 г.

…дай только нашей публике заметить, что ты хочешь говорить с ней о чем-нибудь полезном и серьезном, то увидишь перед собой одно пустое пространство.[122]122
  Там же. С. 86.


[Закрыть]

25 сентября 1830 г.

Холера уже в Москве. Это известно официально. <…> Итак, мы не на шутку готовимся принять сию ужасную гостью. В церквах молятся о спасении земли русской; простой народ, однако, охотнее посещает кабаки, чем храмы Господни; он один не унывает, тогда как в высших слоях общества царствует скорбь.[123]123
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 93.


[Закрыть]

30 декабря 1830 г.

Истекший год вообще принес мало утешительного для просвещения в России. Над ним тяготел унылый дух притеснения. Многие сочинения в прозе и стихах запрещались по самым ничтожным причинам, можно сказать, даже без всяких причин, под влиянием овладевшей цензорами паники… Цензурный устав совсем ниспровержен. Нам пришлось удостовериться в горькой истине, что на земле русской нет и тени законности. Умы более и более развращаются, видя, как нарушаются законы теми самыми, которые их составляют, как быстро одни законы сменяются другими и т. д. В образованной части общества все сильнее возникает дух противодействия, который тем хуже, чем он сокровеннее: это червь, подтачивающий дерево.[124]124
  Там же. С. 95.


[Закрыть]

21 марта 1832 г.

Недавно выслушал я прелюбопытную лекцию опытной психологии – у квартального надзирателя. Он пришел в канцелярию по какому-то делу. Я начал с ним разговор о предметах его звания. По его словам, величайший разврат царствует в классе низших чиновников, мещан и купцов, которые позажиточнее. Мой квартальный наблюдатель полагает этому две причины: необразованность и жажду роскоши. Каков! Не прав ли он? Молодая женщина, говорит он, спокойно продает себя за новую шляпку, платье или другое более или менее ценное украшение. Муж ее, с своей стороны, несет куда не следует свои деньги и здоровье. Опытные старухи стерегут молоденьких невинных девушек, увлекают их и бросают в объятия тому, кто даст за них дороже.[125]125
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 115.


[Закрыть]

20 апреля 1832 г.

По сердцу и чувству мы, русские, богаче всех других европейских народов. Но по твердости духа мы ниже их: вот почему так много несообразности в наших страстях и понятиях.[126]126
  Там же. С. 116.


[Закрыть]

15 февраля 1834 г.

Русь – покорная раба, до полусмерти забитая татарами и своими князьями, потонувшая в фатализме христианства, дух коего был подавлен буквою.[127]127
  Там же. С. 137.


[Закрыть]

15 апреля 1834 г.

Нравственное бесчиние, цинизм обуял души до того, что о благородном, о великом говорят с насмешкою даже в книгах. Сословие людей, сильных умом, литераторов, наиболее погрязло в этом цинизме. Они в своих произведениях восхваляют чистую красоту, а сами исполнены нравственного безобразия. Они говорят об идеях, а сами живут без всякого сознания высших потребностей духа, выставляют в жизни своей самые позорные стороны житейских страстей.

Может быть, и всегда так было, но от иных причин. Причина нынешнего нравственного падения у нас, по моему мнению, в политическом ходе вещей. Настоящее поколение людей мыслящих не было таково, когда, исполненное свежей юношеской силы, оно впервые вступало на поприще умственной деятельности. Оно не было проникнуто глубоким безверием, не относилось так цинично ко всему благому и прекрасному. Но прежнее <правительство> объявило себя врагом всякого умственного развития, всякой свободной деятельности духа. Не уничтожая ни наук, ни ученой администрации, оно, однако, до того затруднило нас цензурою, частными преследованиями и общим направлением к жизни, чуждой всякого нравственного самопознания, что мы вдруг увидели себя в глубине души как бы запертыми со всех сторон, отторженными от той почвы, где духовные силы развиваются и совершенствуются.

Сначала мы судорожно рвались на свет. Но когда увидели, что с нами не шутят; что от нас требуют безмолвия и бездействия; что талант и ум осуждены в нас цепенеть и гноиться на дне души, обратившейся для них в тюрьму; что всякая светлая мысль является преступлением против общественного порядка, – когда, одним словом, нам объявили, что люди образованные считаются в нашем обществе париями; что оно приемлет в свои недра одну бездушную покорность, а солдатская дисциплина признается единственным началом, на основании которого позволено действовать, – тогда все юное поколение вдруг нравственно оскудело. Все его высокие чувства, все идеи, согревавшие его сердце, воодушевлявшие его к добру, к истине, сделались мечтами без всякого практического значения – а мечтать людям умным смешно. Все было приготовлено, настроено и устроено к нравственному преуспеянию – и вдруг этот склад жизни и деятельности оказался несвоевременным, негодным; его пришлось ломать и на развалинах строить канцелярские камеры и солдатские будки.[128]128
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 142–143.


[Закрыть]

21 июня 1834 г.

Русских везде в Германии, не исключая и Берлина, ненавидят. Знаменитый Крейцер сам сказал Калмыкову после взятия Варшавы, что отныне питает к нам решительную ненависть. Одна дама пришла в страшное раздражение, когда наш бедный студент раз как-то вздумал защищать своих соотечественников. «Это враги свободы, – кричала она, – это гнусные рабы!»[129]129
  Там же. С. 147.


[Закрыть]

31 июля 1834 г.

Город[130]130
  Архангельск (примеч. составителя).


[Закрыть] разделяется на две части: немецкую и русскую. Торговля в руках иностранцев <…>.

Немецкая часть города отличается опрятностью и миловидностью домиков. Русские купцы живут в грязи и торгуют, как плуты. Пьянство в большом ходу. Губернатор жаловался, что у него нет ни одного чиновника, который не был бы вор или пьяница. Он должен наблюдать за ними, как за испорченными детьми. Чтобы они по возможности меньше пили, он старается их держать больше при себе, часто заставляет с собою завтракать и обедать. Кто не явился по приглашению, за тем уже приходится посылать дрожки, чтобы привезти хоть пьяного. Надо сначала его отрезвлять, а затем уже поручать ему дело. В случаях сватовства родственники невесты, наводя справки о женихе, уже не спрашивают, трезвый ли он человек, а спрашивают: «Каков он во хмелю?» – ибо первое почти немыслимо. Большинство и чиновников, и других городских обывателей коснеют в невежестве.[131]131
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 153.


[Закрыть]

15 июня 1835 г.

Возвратились из-за границы студенты профессорского института. У меня были уже: Печерин, <М. С.> Куторга-младший, <А. И.> Чивилев. Калмыков приехал прежде. Они отвыкли от России и тяготятся мыслью, что должны навсегда прозябать в этом царстве рабства. Особенно мрачен Печерин. Он долго жил в Риме, в Неаполе, видел бо́льшую часть Европы и теперь опять заброшен судьбою в Азию. По словам их, ненависть к русским за границею повсеместная и вопиющая. Часто им приходилось скрывать, что они русские, чтобы встретить взгляд и ласковое слово иностранца. Нас считают гуннами, грозящими Европе новым варварством. Профессора провозглашают это с кафедр, стараясь возбудить в слушателях опасения против нашего могущества.[132]132
  Там же. С. 172–173.


[Закрыть]

15 января 1841 г.

Печальное зрелище представляет наше современное общество: в нем ни великодушных стремлений, ни правосудия, ни простоты, ни чести в нравах, словом – ничего, свидетельствующего о здравом, естественном и энергическом развитии нравственных сил. Мелкие души истощаются в мелких сплетнях общественного хаоса. <…> Ум и плутовство – синонимы. Слова «честный человек» означают у нас простака, близкого к глупцу, то же, что и добрый человек. Общественный разврат так велик, что понятия о чести, о справедливости считаются или слабодушием, или признаками романтической восторженности. И понятно, ведь с ними не соединяется ничего существенного, – это пустые, книжные слова. Образованность наша – одно лицемерие. Учимся мы без любви к науке, без сознания достоинства и необходимости истины. Да и в самом деле, зачем заботиться о приобретении познаний в школе, когда наша жизнь и общество в противоборстве со всеми великими идеями и истинами, когда всякое покушение осуществить какую-нибудь мысль о справедливости, о добре, о пользе общей клеймится и преследуется как преступление?[133]133
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 228–220.


[Закрыть]

28 октября 1841 г.

Для нас, в России, еще не настал период нравственных потребностей. Общественное устройство подавляет всякое развитие нравственных сил, и горе тому, кто поставлен в необходимость действовать в этом направлении. Это самое тяжелое положение, потому что ложное. Не того нам надо. Быть солдатом или человеком – вот наше единственное назначение.[134]134
  Там же. С. 240.


[Закрыть]

22 января 1842 г.

Наше высшее сословие не имеет никаких нравственных опор и, естественно, должно падать с развитием образования в среднем и низшем классах. Но не само ли высшее сословие в том виновато? Оно вовсе не заботится о приобретении морального перевеса, – ведь кто, например, учится в университетах? Плебеи, а аристократы только «проходят курс» для аттестата. Мне памятен Пажеский корпус, из которого я, несмотря на ласки начальства, ушел, потому что не видел в аристократическом юношестве ни малейшего сочувствия ни к науке, ни к ее представителям.[135]135
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 244.


[Закрыть]

9 февраля 1843 г.

Перовский составил себе прекрасную репутацию в публике тем, что смотрит строго за весами, за мерами, за тем, чтобы русские купцы не мошенничали, без чего они, впрочем, как без воздуха, не могут жить.[136]136
  Там же. С. 262.


[Закрыть]

25 мая 1843 г.

Важную роль в жизни играют государственное воровство и так называемые злоупотребления: это наша оппозиция, наш протест против неограниченного самовластия. Власть думает, что для нее нет невозможного, что ее воля нигде не встречает сопротивления; между тем, ни одно ее предписание не исполняется так, как она хочет. Исполнители притворяются в раболепной готовности все сделать, что от них потребуют, а на самом деле ничего не делают так, как от них требуют.[137]137
  Там же. С. 268.


[Закрыть]

15 ноября 1843 г.

О рабская Византия! Ты сообщила нам религию невольников! Проклятие на тебя! В самом деле, все, что есть самого великого в христианстве, тонет в этом позолоченном хламе форм, которые деспоты придумали, чтобы самой молитве преградить путь к Богу. Везде они – и они! Нет народа, нет идеи, всеобщего равенства! Иерархия подавляющая, пышность ослепительная, чтобы отвести глаза, отуманить умы, – всё, кроме христианской простоты и человечности.[138]138
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 272.


[Закрыть]

21 октября 1845 г.

Я начинаю думать, что 12-й год не существовал действительно, что это – мечта или вымысел. Он не оставил никаких следов в нашем народном духе, не заронил в нас ни капли гордости, самосознания, уважения к самим себе, не дал нам никаких общественных благ, плодов мира и тишины. Страшный гнет, безмолвное раболепство – вот что Россия пожала на этой кровавой ниве, на которой другие народы обрели богатства прав и самосознания. Что же это такое? Действовал ли, в самом деле, народ в 12-м году? Так ли мы знаем события! Не фальшь ли все, что говорят о народном восстании и патриотизме? Не ложь ли это, столь привычная нашему холопскому духу? Нас бичуют, как во времена Бирона; нас трактуют как бессмысленных скотов. Или наш народ, в самом деле, никогда ничего не делал, а за него всегда делала власть и лица? Неужели он всем обязан только тому, что всегда повиновался – этой гнусной способности рабов. Ужас, ужас, ужас!..[139]139
  Там же. С. 294.


[Закрыть]

24 декабря 1848 г.

Если наука не может существовать без некоторой доли независимости ума и самоуважения, так убьем науку, – вот основная мысль комплота обскурантов, которые теперь так усилились, что думают навсегда уничтожить дело Петра. <…> Впрочем, на обществе Сандвичевых островов можно выводить какие угодно узоры: оно всему подчинится. Оно всякой силе готово сказать: «Идите княжить над нами».[140]140
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 318.


[Закрыть]

7 января 1849 г.

В городе невероятные слухи о закрытии университета. <…>

Увидим, как произойдет это любопытное событие! В России много происходило и происходит такого, чего нет, не было и не будет нигде на свете. Почему же не быть и этому?[141]141
  Там же. С. 320–321.


[Закрыть]

12 февраля 1849 г.

В обществе нет точки опоры; все бродят, как шалые или пьяные. Одни воры и мошенники бодры и трезвы. Одни они сохраняют присутствие духа и видят ясно цель своей жизни – в стяжании. Злоупотребления повсюду выступают открыто и нагло, даже не боясь наказания, которое случайно падает из сильной руки, а не из недр закона. Безнравственность быстро распространяется и, как холера, поражает даже души простые и не лишенные чувства чести, но не находящие безопасности в честных убеждениях и поступках. Наш попечитель, Мусин-Пушкин, сделан сенатором. На днях он мне говорил, что, читая сенатские записки, он приходит в ужас от беспорядков и злоупотреблений, свирепствующих в гражданских и уголовных делах. Он еще новичок в этой сфере, и потому его поражает эта гнилая атмосфера.[142]142
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 326–327.


[Закрыть]

28 марта 1850 г.

Общество быстро погружается в варварство: спасай, кто может, свою душу![143]143
  Там же. С. 336.


[Закрыть]

28 октября 1854 г.

Безалаберность – вот девиз нашего общества, а ложь его кумир. Оно лжет ежеминутно мыслью и делом, сознательно и бессознательно.[144]144
  Там же. С. 389.


[Закрыть]

7 апреля 1855 г.

Вражда к немцам сделалась у нас болезнию многих. Конечно, хорошо, и следует стоять за своих – но чем стоять? Делом, способностями, трудами и добросовестностью, а не одним криком, что мы, дескать, русские! Немцы первенствуют у нас во многих специальных случаях оттого, что они трудолюбивее, а главное – дружно стремятся к достижению общей цели. В этом залог их успеха. А мы, во-первых, стараемся сделать все как-нибудь, по-«казенному», чтобы начальство было нами довольно и дало нам награду. Во-вторых, где трое или четверо собралось наших во имя какой-нибудь идеи или для общего дела, там непременно ожидайте, что на другой или на третий день они перессорятся да нагадят друг другу и разбредутся. Одно спасение во вмешательстве начальства.

<…> Конечно, между нашими есть много людей со способностями, но им не дана способность хорошо употреблять свои способности.[145]145
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 407–408.


[Закрыть]

20 апреля 1855 г.

Наша гражданственность еще не сложилась, потому что у нас нет главного, без чего бывает сожитие, но не гражданственность, а именно: духа общественности, законности и честности, обеспечивающих прочность взаимных отношений и договоров. У нас мало нравственности, потому что мы не истребили в себе многих пороков, искажающих нашу народность, и не развили многих добродетелей, ей присущих.[146]146
  Там же. С. 411.


[Закрыть]

15 сентября 1855 г.

Наше общество одарено способностью все делать легко, но оно не выказывает способности делать что-нибудь как следует и как до́лжно. Его девиз: как-нибудь.[147]147
  Там же. С. 420.


[Закрыть]

16 октября 1855 г.

Русский ум удивительно склонен довольствоваться словами вместо дел – начинать и оканчивать одними хорошими намерениями, которыми, как говорится, вымощен ад.[148]148
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С. 422–423.


[Закрыть]

29 февраля 1856 г.

Воровство, поверхностность, ложь и неуважение законности – вот наши главные общественные раны.[149]149
  Там же. С. 431.


[Закрыть]

9 октября 1856 г.

Плетнев пишет из Парижа, что его всего больше поражает во французах единство национального чувства. Причину тому он полагает в их вере в свое национальное превосходство. «Отчего у нас, – спрашивает он, – нет таких великих результатов народности, как у них?» – и отвечает: «От недостатка веры в наши моральные качества!» А я думаю – от неразвитости самих моральных качеств у нас. Способностей у нас много, но, увы, не меньше и безнравственности.[150]150
  Там же. С. 445.


[Закрыть]

10 июля 1858 г.

Вообще в провинции видишь и слышишь мало утешительного. Плутни, злоупотребления в делах правосудия и администрации здесь еще в полной силе. В простом народе особенно неприятно поражает повальное пьянство.[151]151
  Там же. С. 31


[Закрыть]

25 августа 1858 г.

Никто в России не выносит своего величия. Это грустно, но несомненно.[152]152
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 2. С. 34.


[Закрыть]

30 ноября 1858 г.

«Всякий народ, – говорит Лютер, – имеет своего дьявола». Дьявол русского народа есть разногласие во всем, что касается общественных интересов, страсть все относить к себе, мерить собою. Это и мелкое самолюбие, кажется, общий порок славянских племен: оно-то и мешает развитию у нас духа ассоциации. Мы стоим на том, что лучше повиноваться чужому произволу, чем уступить в чем-либо своему собрату.[153]153
  Там же. С. 47.


[Закрыть]

9 марта 1859 г.

Шли рассуждения (в Комитете по делам книгопечатания) об обществах трезвости, которые быстро распространяются в Империи, чем правительство поставлено в большое затруднение. С одной стороны, угрожает подрыв откупу, а с этим вместе значительные убытки для казны, а с другой – нельзя же правительству препятствовать благородному порыву народа не пьянствовать. Муханов требовал напечатать статью не в осуждение трезвости, а в осуждение незаконного действия крестьян, определивших сечь и штрафовать пьющих.[154]154
  Там же. С. 69.


[Закрыть]

3 мая 1861 г.

Однако добродушный русский народ, который, по словам Погодина, встретил свободу с умилением сердца, кротко и благодарно, начинает в разных местах проявлять свое вековое невежество и грубое непонимание закона и права. Вчера опять тамбовский помещик рассказывал мне, что у него в имении тоже были сцены неповиновения властям: «Не хотим работать, и дай нам земли, сколько хотим». Опять принуждены были призвать солдат для растолкования им, что работать до́лжно и что земля не вся их. В другом имении крестьяне бросились с топорами в барский лес и еще до раздела весь вырубили.[155]155
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 2. С. 188.


[Закрыть]

19 ноября 1861 г.

Но все это невольно надламывает во мне веру в нашу национальную способность самим устраивать свою судьбу. Невольно приходит на ум, что русский народ в самом существе своем носит невозможность самообладания, невозможность нравственной и политической самозиждительности. Не общее ли это на всех славянах проклятие? Спаси, Боже![156]156
  Там же. С. 242.


[Закрыть]

6 января 1862 г.

В России бездна способностей, но людей, приспособленных к делу, очень мало. Отчего это?[157]157
  Там же. С. 254.


[Закрыть]

4 ноября 1862 г.

Наклонность к ничегонеделанию вместе с праздным, безрезультатным разгулом мысли и фантазии, кажется, лежит в натуре нашей. Удивительнее всего, что эти стремления к пустоте, прикрываемые вычурным умозрением или умничаньем, мы готовы вменить себе в достоинство и восхищаться этим, как истинно самородною чертою нашей широкой цельной натуры. В самом деле, великая, широкая натура! Англичанин что-нибудь сделал и делает, француз что-нибудь сделает и делает, немец тоже, а мы создаем свою историю из ничегонеделания или преследуем такие отчаянные фантастические задачи делания, что делание по ним опять-таки превращается в ничего.[158]158
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 1. С.301–302.


[Закрыть]

21 января 1863 г.

Русский человек не выносит трех вещей: труда, порядка и своего величия.[159]159
  Там же. Т. 2. С. 311.


[Закрыть]

14 ноября 1863 г.

Сверху собачья старость и разврат, снизу – грубое и глубокое невежество. Мудрено ли, что Европа считает нас варварами?[160]160
  Там же. С. 376.


[Закрыть]

2 декабря 1863 г.

В уме у нас нет недостатка, но величайший недостаток в характере и честности.[161]161
  Там же. С. 382.


[Закрыть]

5 декабря 1863 г.

Надобно очень любить Россию, чтобы не чувствовать отвращения ко всей безалаберности нашей администрации, умственному и нравственному разврату так называемого образованного общества, глубокому невежеству и дикости масс и вообще отсутствию всякого понятия законности и честности во всем народе. По глубокому сознанию моему могу сказать, что я люблю отечество и сколько мог служил ему честно. Но как часто моей любви приходится бежать под защиту великодушия от тысячи бесчестных или бестолковых явлений нашей общественности. Сколько раз эта любовь была оскорблена самыми недостойными поступками моих соотчичей, а более всего их грубейшим нарушением правил самой обыкновенной общественной честности. Довериться в чем бы то ни было своему соотечественнику в большом деле или малом – значит непременно остаться в дураках. Когда и как мы выйдем из этого?[162]162
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 2. С. 383–384.


[Закрыть]

23 декабря 1863 г.

К чему приведет нас эта страшная деморализация сверху до самого низу? Внизу, конечно, меньше ее, но тут глубина невежества, совершенно варварское состояние, равняющее нас чуть не с краснокожими, и полнейшее отсутствие всяких понятий о долге, справедливости и законе – особенно о законе.[163]163
  Там же. С. 390.


[Закрыть]

6 января 1864 г.

Воровство денное и но́чное в огромных размерах, каждый день и каждую ночь разбой, пьянство, небывалое даже в России, так что пьяные толпами скитаются по улицам <в Петербурге. – Д. С.>, валяются и дохнут как скоты, где попало. Между опивающимися есть мальчики пятнадцати лет, а сегодня извозчик мне говорил, что он видел четырехлетнего ребенка.[164]164
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 2. С. 393–394.


[Закрыть]

21 января 1864 г.

Удивительно, как мы, русские люди, равнодушны ко всякому общественному делу и как нас нужно принуждать что-нибудь делать.[165]165
  Там же. С. 398.


[Закрыть]

16 апреля 1864 г.

Русский народ не знал доселе ни религии, ни нравственности, ни знания, как те, которые вбивали в него насильственно и механически. Мудрено ли, что к нему ничего из этих благодатей не пристало, ничего не вошло внутрь, не сделалось моральною силою и побуждением души. Он нравственен, религиозен по внешности, по обряду, по преданию, без малейшей внутренней уверенности и сознания. Знание ему тоже навязывается извне посредством или угроз, или поощрений. Не следует ли, наконец, обращаться прямо и просто к его здравому смыслу, к его человечественным инстинктам, к его замечательным дарованиям, особенно к его нуждам, чтобы мало-помалу пробуждать в нем стремление к знанию и благородные нравственные и религиозные наклонности?[166]166
  Там же. С. 430–431.


[Закрыть]

28 мая 1864 г.

Вот в чем русская женщина заслуживает порицания. Суетность и страсть к разным нарядам, не к изяществу – доходит у нее до нелепости.[167]167
  Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955–1956. Т. 2. С. 443.


[Закрыть]

25 июля 1864 г.

Удивительный этот русский народ! Ума не приложишь к нему. Ведь вот, например, теперь заворовался, запил, заплутовался так, что ей-богу, серьезно говоря, тяжело с ним жить. А между тем чувствуешь, что в нем есть что-то такое, которое так и тянет к нему, что-то до того доброе, умное, обаятельное, что никакой немец, никакой француз и даже англичанин не могут с ним сравняться. Вот и бьешься с ним, как рыба об лед. Беспрестанно он бесит тебя своими гадостями в кабаках, на улицах, на рынках, в мастерских; то в самые мрачные минуты вырывает у вас улыбку веселья своим простодушным, беззлобным и беззаботным пренебрежением всех житейских невзгод и трудностей; то трогает вас до слез какою-нибудь истинно великодушною геройскою выходкою, вовсе не кокетничая ею и не понимая даже смысла ее. Черт знает, что это такое![168]168
  Там же. С. 453.


[Закрыть]