Текст книги "Грани безумия. Том 2"

А вышло вот так. И этому жалкому старику, который виновато и заискивающе смотрит ему в глаза, просто нельзя швырнуть все, что Лучано хотел сказать много лет. За что его карать? За то, что отказался от еще не рожденного внука? Да на его месте ни один дворянин не сделал бы большего! Что проще и понятнее, чем откупиться от простолюдинки, с которой твой сын побаловался разок-два? Иные даже откупаться не стали бы, сама дура виновата, если не сообразила, как избавиться от позора. А Джанталья обеспечил его мать, потребовав самую малость – чтобы та пощадила его душу, и так истерзанную семейной бедой.

Нет, если кого и обвинять, то это родного папашу, но до того уже в Садах не дотянешься. Или милую матушку, которая взяла деньги за рождение никому не нужного ублюдка, а самого ублюдка оставила в корзине перед приютом. Ну, спасибо, что не притопила в канаве, как лишнего щенка.

А Джанталью ему ненавидеть не за что, и сложись жизнь иначе, найди его старик несколькими годами раньше… Может, Лучано был бы счастлив стать ему внуком! Подумать только, из Шипов – в принцы! Да об этом даже сказки бессмысленно придумывать, любой только посмеется. А у него могло бы случиться! И принцем он уж точно был бы не хуже, чем многие… Но что теперь об этом думать?

– Синьор Бальтазар, – опять повторил Лучано и не выдержал – отвел все-таки глаза. – Я не могу принять ваш…

Дар? Наследие?

– Мальчик мой, конечно, ты можешь! – с радостной уверенностью заявил Джанталья, и этой радости, просто лившейся из его голоса, хватило, чтобы Лучано выдохнул:

– Синьор Бальтазар, вы хотите оставить Лавалью тому, кто продолжит ваш род. Но это не я. Простите, это невозможно.

Если раньше в зале было просто тихо, то сейчас тишина стала твердой и холодной, как утоптанный сугроб – хоть ножом ее режь. И в ушах почему-то зазвенело. Лучано окинул взглядом застывших, как статуи, свидетелей, и продолжил так же торопливо, как до этого говорил Бальтазар:

– Я вас ни в чем не виню, синьор Бальтазар. Вы поступили честно. И великодушнее, чем многие на вашем месте. Но теперь это все уже неважно. Не имеет значения. Я не продолжу ваш род.

– Не… – выдавил старик, глядя на него с недоумением. – Но… почему…

– Потому что я – Шип, – безжалостно уронил Лучано, чувствуя себя так, словно воткнул нож в грудь старого Джантальи и поворачивает его там с каждым словом. – И хуже того, я старший мастер. Вам неоткуда знать, но при посвящении в младшие мастера Шипов, которые на это идут, лишают возможности иметь детей. Навсегда. Необратимо. Я не продолжу ваш род, синьор Бальтазар, потому что гильдия забрала у меня эту способность.

– Как… – выдохнул Джанталья, и непонимание в его взгляде медленно перетекло в ужас. – Но нельзя же… Мальчик… Целители!..

– Целители не помогут, – устало сказал Лучано, старательно не глядя в сторону остальных свидетелей. – Поверьте, синьор. Вы, конечно, можете к ним обратиться, но я сам варил это зелье. А я хорошо делаю свою работу. Скорее обугленная головешка зацветет, чем мое семя даст ребенка. Мне в самом деле жаль, синьор, но если я и вправду последний Джанталья, значит… я последний.

– Не может… – захрипел Бальтазар, подаваясь к нему, и кто-то в зале вскрикнул. – Не… может… мальчик… внуки… кровь… моя…

Выгнувшись, он схватился за воротник темного камзола, рванул его, открывая белую рубашку, закатил глаза, покачнулся и начал тяжело оседать. Лучано подхватил старика, помог ему опуститься на пол рядом с креслом, придержал разом обмякшее тело. Рядом кричали про целителей, кто-то суетился, потом возле Лучано оказался старый Риккарди, заглянул упавшему в лицо.

– Фран… ческо… – прохрипел тот, закатывая глаза, и из последних сил ткнул пальцем в Лучано. – Мальчика… моего…

– Не обижу, Бальтазар, – твердо сказал принц Джермонто и сжал руки умирающего. Потом поднял на Лучано взгляд и дернул уголком рта, мрачно буркнув: – Зачем же так…

– Солгать было бы лучше? – тихо поинтересовался Лучано, глядя, как из крупно вздрагивающего тела его деда на глазах уходит жизнь, и совершенно не понимая, что должен чувствовать. – Он имел право знать, что я для него бесполезен.

– Бесполезен?! – Лицо Риккарди снова дернулось, даже перекосилось, а потом принц тяжело вздохнул: – Он так обрадовался… Бедняга Бальтазар. Если бы ты сказал это из ненависти, я бы понял! Но кому нужна эта правда?

Не ожидая ответа, он встал, глядя на старого друга, который в последний раз содрогнулся и затих на коленях у Лучано. Лучано тоже опустил взгляд на лицо человека, которого даже не успел назвать дедом. Человека, который, как ни крути, только что сделал его принцем, пусть и на несколько минут. Внутри было холодно и пусто, лишь грызла сердце глухая тоска пополам с сожалением, что все обернулось вот так. Интересно, если бы пешка в арлезийских башнях могла что-то ощущать и думать, не это бы она чувствовала, дойдя до края доски и обнаружив, что хотела совсем иного?

Глава 10. Фраганский лис

– Ваше величество, у меня к вам необычное дело.

Голос канцлера прозвучал так странно, что Аластор поднял глаза от бумаги, которую изучал, и воззрился на лорда Аранвена с изумлением. Нет, ему не почудилось, лорд Ангус и в самом деле был в некотором замешательстве. Ангус Аранвен – и в замешательстве! Пару мгновений Аластор пытался это запомнить, как всякое невероятное явление, которое может никогда не повториться, а потом поинтересовался:

– Более необычное, чем вот это?

И указал взглядом на документ, присланный из королевского суда. В нем на сотне с лишним страниц излагалась история тяжбы между благородными семействами Файденвиль и Мортенглад, которая длилась вот уже семьдесят пять лет. Предметом тяжбы явился заливной луг с примыкающей рощей, который обе стороны считали своим, обвиняя соперников в подлоге документов, незаконном захвате земли, подкупе судей и королевских чиновников, избиении чужих крестьян и… непристойных действиях с крупным рогатым скотом. Причем прилюдных, что придавало деянию особенную оскорбительность. Характер действий в бумагах не описывался, и последние полчаса Аластор мучился от жажды подробностей, но запрашивать таковые посчитал ниже своего достоинства.

– А, дело о лужке! – мгновенно узнал канцлер пухлую папку. – Позвольте поинтересоваться, вы уже что-нибудь решили по нему?

– Пока нет, – признался Аластор. – В доказательствах там Баргот шею сломит, а сам лужок, насколько я понимаю, не очень-то спорщикам и нужен, им главное – доказать свою правоту. Его ведь уже присуждали… пять или шесть раз?

– Восемь, – меланхолично сообщил канцлер. – И всякий раз проигравшая сторона подавала апелляцию, пользуясь неотъемлемым священным правом дворянства на королевское правосудие. Боюсь, ваше величество, истина там и правда никому не нужна. Точнее, не получится убедить стороны, что справедливое решение существует.

– Интересно, а хорош ли этот спорный надел? – задумался Аластор. – Заливной луг и роща… Вот что, милорд Ангус, отправьте туда оценщиков и определите стоимость земли. Я его куплю.

– Как прикажете, ваше величество, – склонил голову канцлер. – Но позвольте спросить – у кого из них? А если вы намерены разделить плату, осмелюсь предположить, что спор продолжится, только теперь уже из-за денег.

– А деньги, – злорадно сообщил Аластор, – я лично пожертвую в храм Всеблагой Матери! И пусть она сама решает, кого из спорщиков одарить ответной милостью. Уж Всеблагая в долгу не останется! А королевское терпение испытывать хватит!

В темно-серых глазах канцлера мелькнуло такое изумление, что Аластор испытал приступ ребяческой, но совершенно искренней гордости, а потом Аранвен склонил голову, задержавшись в церемонном кивке дольше обычного, и сказал:

– Блестящее решение, ваше величество. Поздравляю. Действительно блестящее.

– Ну вот, а теперь к вашему делу, – обрадовался Аластор, с наслаждением отодвигая папку и думая, что с удовольствием выпил бы шамьета.

Однако трогать колокольчик, чтобы вызвать Джастина, не стал. Глупость полнейшая, но почему-то на душе скребли кошки, стоило подумать про обычный кухонный шамьет. Его, конечно, сварили бы старательно и даже по итлийскому рецепту, но… Ближе всего это чувство было к суеверию – дурацкому, нелепому, но оттого не менее тревожному. Как будто если он выпьет шамьет, приготовленный кем-то другим, Лучано не вернется из Итлии. Чушь какая! Просто чужой шамьет Аластору не нравится! Но уж несколько дней можно и потерпеть.

– Ах да, дело… – вздохнул канцлер. – Оно действительно связано с некоторыми затруднениями. Нет-нет, ваше величество, ничего опасного или неприятного, просто… на моей памяти такого не было, хотя само дело нельзя признать уникальным. Я бы даже сказал, что оно весьма логично в данной ситуации…

– Милорд Ангус, вы меня уже заинтриговали до предела, – сообщил Аластор и все-таки тронул колокольчик. Дождался, когда Джастин вышколенной тенью покажется в кабинете, и велел: – Чашку ягодного отвара с медом. Это мне, а лорду-канцлеру…

– Тоже, пожалуй, – согласился Аранвен. – Что ж, тогда не смею далее тянуть, ваше величество. Несколько часов назад в особняк фраганского посольства прибыли гости. Новый помощник посла взамен прежнего, два младших секретаря, еще несколько не очень значимых личностей и некий месьор Армантье. Во всяком случае, портальному магу он представился именно так. Флоризель, виконт Армантье.

– Так, и что? – нахмурился Аластор, мельком отметив, что у месьора Армантье подозрительно знакомое имя. – Никогда о нем не слышал.

– О, боюсь, что все-таки слышали, – вздохнул канцлер. – Однако называли его иначе. Армантье – один из младших титулов наследника фраганского престола. По традиции дофин использует его, когда хочет придать своему визиту неофициальность. Избежать, так сказать, необходимости соблюдать полный этикет… Видимо, приняв корону, его величество Флоризель сохранил за собой любимый титул.

– Погодите, милорд, вы это серьезно?! У нас в Дорвенне сам фраганский король?!

– Особняк посольства считается территорией Фраганы, – сдержанно напомнил канцлер. – Так что формально его величество – у себя дома. Хотя мы можем предъявить претензию, что столь высокопоставленное лицо воспользовалось портальной площадкой и пересекло половину Дорвенны, не сообщив нам о визите. Разумеется, если хотим это сделать.

– Да Баргот с ним, – махнул Аластор рукой. – Что мне, жалко его по улицам Дорвенны в посольство пропустить? Но зачем? Зачем ему это?!

– А вот это уже доподлинно известно, ваше величество. – На тонких губах канцлера появилось подобие улыбки. – Посол Фраганы буквально сразу прислал письмо. Он осведомляется, не соблаговолит ли ваше величество дать месьору Армантье аудиенцию частным порядком.

– Встреча? – сообразил Аластор, чувствуя, как быстрее стучит сердце. – Он просит о встрече? Да, разумеется! Но… Погодите, лорд Ангус, а почему именно так? Можно подумать, я бы отказался принять его как положено, со всеми церемониями.

– Наверное, потому что эти самые церемонии отнимают много времени? – мягко предположил канцлер. – При встрече двух королей требуется очень строгий протокол, и готовить ее нужно не меньше месяца. А в случае Дорвенанта и Фраганы – даже дольше. Все-таки некоторые раны еще слишком свежи… А возможно, дело в том, что месьор Армантье будет гораздо свободнее в высказываниях, чем его величество Флоризель.

– Понимаю, – кивнул Аластор. – Передайте, что я согласен и приму… Впрочем, нет! Передайте фраганцам, что месьора Флоризеля Армантье ждут во дворце, а примет его лорд Аластор Вальдерон. Я надеюсь, они поймут и не обидятся?

– О, не сомневайтесь, ваше величество. – Улыбка лорда-канцлера стала довольной, как у наставника, чей ученик дал особенно удачный ответ. – Уверен, они оценят вашу любезность должным образом. Действительно, так намного лучше!

* * *

– Милорд Армантье к вашей светлости, – церемонно провозгласил Джастин, предупрежденный, что сегодня Аластор не желает пользоваться королевским титулом.

И отступил в сторону, пропуская гостя в малый кабинет. Фраганец вошел упругим стремительным шагом, сдернул шляпу с пером и описал ею полукруг, изящно поклонившись. Полы легкого кавалерийского плаща при этом слегка распахнулись, показывая синий дорожный камзол, замшевые штаны и сапоги для верховой езды. Похоже, он тоже предпочитал ездить не в карете.

Аластор неторопливо поднялся из-за стола и ответил малым поклоном равного равному, словно действительно был провинциальным дворянином, принимающим соседа, вздумавшего заглянуть на огонек.

– Прошу, месьор Армантье, – сказал он по-фрагански и указал рукой на кресло. – Рад вас видеть.

– О, я тоже рад, месьор Вальдерон! – отозвался гость и удивленно блеснул глазами. – А вы… совсем не такой, как я себе представлял.

«Вы тоже!» – едва не ответил Аластор. Его величество Флоризель Четвертый не слишком походил на фраганца. Правда, он был кареглазым и смуглым, а локоны, спадавшие ниже плеч, отливали чистым каштановым золотом, но на этом фраганское в его внешности закончилось. Ростом Флоризель оказался лишь немного ниже самого Аластора, да и в плечах был широк в отличие от остальных лично известных Аластору фраганцев, не слишком высоких, сухощавых и изящных. На короля Флоризель походил еще меньше – и простотой одежды, и свободными без малейшей надменности манерами, и даже полным отсутствием свиты! О последнем Аластор подумал не без зависти.

– Надеюсь, не слишком разочаровал, – усмехнулся он в ответ, пока фраганец снимал плащ и отдавал его вместе со шляпой Джастину. – Вино или шамьет?

– Вино, пожалуй, – попросил Флоризель, непринужденно опускаясь в кресло, и Аластор велел камердинеру:

– Арлезийского белого. Того, что прислал милорд магистр. – Снова повернулся к гостю и пояснил: – Увы, у нас в Дорвенанте приличного вина не делают, а фраганским вас поить как-то странно. Я, признаюсь, не знаток вин, однако моему наставнику, он тоже фраганец, этот сорт очень нравится. Его делают в поместье моего друга на побережье Арлезы.

– Арлезийское – прекрасный выбор, – живо согласился Флоризель. – И я вполне доверяю вкусу месьора д’Альбрэ, если речь идет об этом достойном человеке. Кстати, разрешите принести извинения за этого болвана, брата вашего наставника. Уверяю, я ему подобной глупости не приказывал и крайне им недоволен.

– Не стоит беспокойства, – отозвался Аластор. – В свою очередь прошу прощения, если был слишком резок.

– О, что вы! – махнул фраганец ухоженной рукой с одним-единственным перстнем – оправленный в золото сапфир блеснул в точности, как его глаза. – Какие пустяки! Фрагана изрядно задолжала месьору д’Альбрэ-младшему за верную службу. И мне жаль, что он получил весточку с родины таким неприятным способом. Полагаю, этот вопрос мы решим…

– Месьор д’ Альбрэ изъявил желание стать подданным Дорвенанта, – немного суше, чем собирался, сообщил Аластор, но фраганец, кажется, не обиделся.

– Понимаю, – согласился он. – Однако тем больше причин не оставаться у него в долгу. Кстати, месьор Вальдерон, позвольте выразить восхищение – вы великолепно говорите на моем родном языке! Я знаю дорвенантский, но намного хуже! А у вас такой чистый выговор, что вас можно принять за моего соотечественника, причем из Люрьезы.

– Благодарю, – улыбнулся Аластор. – У вас очень красивый язык, мне было приятно его учить.

«Особенно когда дорогой наставник, ругаясь по-фрагански, гонял меня вокруг усадьбы, словно лошадь на корде. А потом объяснял, какой неуклюжий болван с двумя левыми руками, растущими из места пониже спины, достался ему в ученики. Тут поневоле каждое слово запомнишь! Да благословят Семеро месьора д’Альбрэ и его столичный выговор, который тоже, оказывается, сам собою в меня впитался. Теперь хоть не чувствую себя дикарем…»

Дверь открылась, и на пороге появились сразу двое – Джастин и уморительно серьезный Дани в новом щегольском костюмчике. Оба держали по серебряному подносу, но если у камердинера там стояли хрустальные бокалы и тарелочки, то Дани сосредоточенно нес бутылку арлезийского и светился от гордости за порученное ему дело.

Подойдя к столу, Джастин расставил принесенное, забрал у Дани бутылку, передав ему свой поднос, открыл ее и оставил вино дышать. Затем сделал шаг от стола и поклонился, ожидая дальнейших распоряжений. Дани с той же старательной серьезностью скопировал его поклон и тут же любопытно посмотрел на гостя.

– О, ваши слуги тоже берегут семейные традиции, – одобрительно сказал Флоризель. – Какой очаровательный паж. Если не ошибаюсь, это господин Джастин и юный месьор Дани?

– Вы прекрасно осведомлены. – Аластор взглядом отпустил Джастина, и тот, взяв Дани за руку, исчез из кабинета вместе с мальчиком. – Неужели ваших шпионов интересуют подобные мелочи?

– Неужели вы считаете это мелочью? – насмешливо парировал фраганец. – Или, хотите сказать, при моем дворе нет ваших шпионов?

– Ну, если бы их там не было, пришлось бы завести, – хмыкнул Аластор, разливая вино. – Терпеть не могу, когда в хозяйстве чего-то не хватает.

Флоризель мгновение озадаченно смотрел на него, а потом хохотнул и откинулся на спинку кресла уже совершенно свободно. Взял бокал, втянул аромат бледно-золотистого напитка, так что красиво вырезанные крылья истинно фраганского носа заметно шевельнулись, и прищурился от удовольствия.

– Определенно мне тоже нравится это вино, – признал он. – Великолепный букет! Где, говорите, его делают? Я бы заказал пару ящиков.

– В поместье Вуаль. – Аластор пригубил, про себя сожалея, что нельзя выпить чего-нибудь послаще. Гостеприимство, чтоб его… – Насколько я знаю, этот сорт хозяин не продает на сторону, оставляет для себя и для друзей. Но попрошу его сделать для вас исключение.

– Буду премного благодарен, месьор, – кивнул фраганец с преувеличенно серьезным видом, но в его карих глазах опять блеснули смешливые искры.

Пару минут они молчали, потягивая вино. Флоризель заедал его тонко нарезанным сыром, Аластор – аппетитными ломтиками ветчины. Когда жидкого золота осталось на донышке, фраганец поставил бокал на стол и мечтательно сказал:

– Прекрасный вечер, не находите? Хорошее вино, увлекательная беседа…

– Можем еще о лошадях поговорить, – подхватил Аластор. – В лошадях, в отличие от вина, я хотя бы разбираюсь. Кстати, благодарю за подарок на коронацию. Отличный жеребец, я уже свел его с несколькими кобылами. Что там еще положено обсуждать при первой встрече? Виды на урожай?

– Пощадите, – фыркнул фраганец. – Что вам лично я успел сделать плохого? Разговоров о бюджете и урожае мне хватает и дома, клянусь Благими. – И тут же неуловимо посерьезнел, словно сбросив некий налет веселого расслабленного шутовства. – Скажите, месьор Вальдерон, правда ли, что вы не испытываете к моей стране, ну, скажем, неприязни?

Чуть склонив голову набок, он испытующе взглянул на Аластора, и перед ответом Аластор немного помедлил, а потом сказал совершенно искренне:

– Неприязни – нет. Хотя мне бы полагалось, наверное. Мой отец – я сейчас не про короля Малкольма – мой отец воевал с вами, и не окажись Пресветлый Воин к нему милостив, нашей семье дорого обошлось бы желание Фраганы расширить владения. Многим в Дорвенанте повезло гораздо меньше, а уж сколько нам эта война стоила… До сих пор не можем расплатиться с долгами и вряд ли скоро расплатимся. Но винить в этом всю Фрагану как-то… неправильно. Это как Дорвенант винить за то, что он достался мне разоренным. Вот к отцу вашему, месьор Армантье, я теплых чувств точно не испытываю, но ему в Садах Претемной Госпожи это безразлично. А что я стану думать о нынешней Фрагане, зависит теперь только от вас.

Он взял бутылку и снова наполнил оба бокала. Флоризель несколько мгновений задумчиво смотрел на Аластора, потом вздохнул и уронил:

– Благодарю за искренность. Мои люди были правы, нам действительно стоило встретиться и поговорить. Причем именно так, без жадных завистливых дураков, которые станут каждого из нас толкать под руку и нашептывать про старые обиды или новые победы. Скажу прямо, раз уж вы ответили мне так же. Новой войны с Фраганой можете не опасаться. Прошлая далась и нам слишком дорого. Его величество Флоримон, мой отец, полагал, что война будет быстрой и, разумеется, победоносной. Пушки, считал он, способны достойно противостоять магии; притом у них не кончается резерв, и даже если уничтожить сотню пушек, их быстро заменят новые.

– А заменить сотню погибших магов куда сложнее, – буркнул Аластор, и Флоризель развел руками.

– Именно так. Он чудовищно ошибся. Война вышла затяжной и разоряла страну не хуже нашествия варваров. Месьор Корсон не пропускал армию дальше Озерного края, люди начали болеть, а целителей у нас почти не было. Боевой дух тоже оказался не на высоте. Солдаты дезертировали… Знаете, люди часто отважно сражаются в самых страшных боях, но когда их годами морят в окопах вдали от дома, а сверху летят проклятья вперемешку с дождями и снегом – тут даже самые храбрые теряют мужество. Прошу прощения, но я до сих пор рад, что месьор Корсон так вовремя скончался! Не знаю, сколько еще мог выдержать Дорвенант, но Фрагана точно не вынесла бы этого бесконечного ожидания. Когда Корсона сменил Ворон Дорвенанта, я был счастлив уже тем, что начались настоящие сражения! По крайней мере, стало понятно, что нам не придется стоять в Озерном Крае еще семь лет!

– Вам? То есть вы тоже…

Аластор удивленно взглянул на собеседника. Он не помнил точно, сколько тому лет, но вроде бы немногим больше тридцати. К тому же он единственный сын. Флоримон рискнул наследником?

– Ну да, воевал, – просто подтвердил Флоризель. – В самые опасные места меня бы никто не пустил, конечно, да и охрану заставили взять, но все эти годы я мотался между Озерным краем и Люрьезой, по нескольку месяцев проводя на позициях. Отец был недоволен, но ему пришлось признать, что иначе армию не удержать.

– А я всегда думал, – признался Аластор, – что Корсон был не слишком хорошим полководцем. Что он истощил армию, остатки которой потом спас Бастельеро.

– Может, и истощил, – пожал плечами фраганец, – однако не только свою, но и нашу. После семи лет в болотах и торфяниках Озерного края у нас изрядно поубавилось опытных офицеров и обученных артиллерийских расчетов. С ними, извольте знать, та же беда, что с магами – учить долго и дорого, а гибнут они как обычные солдаты. Нет уж, месьор Вальдерон, любого, кто предложит мне снова повоевать, я буду подозревать либо в чудовищной глупости, либо в государственной измене. И поступать с ними соответственно.

– Значит, – медленно начал Аластор, пристально вглядываясь в ясные карие глаза. – Вы хотите предложить мне…

– Союз, – подтвердил Флоризель. – Крепкий союз между нашими странами, по возможности скрепленный браком.

Браком… по сердцу словно резануло тупым зазубренным ножом, кровь оглушительно застучала в виски, и Аластор едва совладал с лицом.

– Моя жена скончалась слишком недавно, – процедил он. – Надеюсь, вы понимаете, насколько ваше предложение… преждевременно?

– Понимаю, – согласился фраганец и вздохнул, не отведя взгляда. – И приношу самые искренние извинения. Но вы наверняка знаете и сами, что вам не дадут оплакивать ее величество слишком уж долго. Поверьте, брачные предложения польются бурным потоком в самом скором времени, если этого еще не случилось. Вам все равно придется заключить родственный альянс, выбрав тем самым будущих союзников. А девиц, достойных положения вашей супруги, не так уж много. И если уж на то пошло, выбирать жену вам придется не по глазам, улыбке и прочим личным достоинствам, а по приданому, которое она принесет, и преимуществам, которые даст этот брак. Я и сам точно в таком же положении, мне ли вас не понять.

Аластор молча кивнул. Спокойная, полная сдержанного участия речь фраганца каким-то немыслимым образом прогнала боль и усмирила гнев. В самом деле, ведь не требует же Флоризель ни немедленной помолвки, ни свадьбы!

– Я должен подумать, – уронил он, когда молчание затянулось до неучтивого.

– Разумеется! – с явным облегчением воскликнул фраганец. – Я рад, что вы согласились хотя бы поразмыслить над моим предложением! У меня две сестры, они умны и красивы, обе немного моложе вас. Если вы согласитесь рассмотреть мое предложение, они могут приехать в Дорвенант погостить. Разумеется, по окончании глубокого траура! А в приданое за любой из них, – добавил он, чуть понизив голос, – я передам в ваше владение Меруа.

Аластор едва не задохнулся. Меруа! Город-порт, куда заходят корабли из Арлезы, Итлии, а может, даже Вольфгарда! Выход в море, которого у Дорвенанта нет! Немыслимо щедрое приданое, небывалое даже по королевским меркам! Правда, имея столько портов, сколько есть у Фраганы, наверное, можно себе позволить отдать один. И все же… Дело ведь не только в том, что Фрагана лишится порта, но и в том, что Дорвенант, получив его, невероятно усилится! О, выход в море – это просто мечта! Похоже, Флоризель очень любит сестер!

Или рассчитывает вскоре вернуть порт и прихватить что-то еще?

– Я не намереваюсь захватить Дорвенант через брак, – невозмутимо добавил Флоризель. – Уверен, вы должны были об этом подумать, я подумал бы непременно. Могу поклясться любым из Благих, хоть всеми семью на выбор, могу подтвердить свои слова на артефакте правды. Я дам за сестрой порт, но у Дорвенанта нет ни морского флота, ни верфей. Разумеется, вы можете строить корабли в Арлезе или Итлии, но это дорого, да и ждать вам придется долго…

«Или во Фрагане, – подумал Аластор. – Где мне, пожалуй, сделают скидку как родственнику. Конечно, это будет дешевле, чем на верфях Арлезы или Итлии, зато эти деньги получит Фрагана. Отличное предложение. И даже, кажется, честное, если все именно так, как оно выглядит. Брак и совместная выгода свяжут недавних врагов и если не превратят в лучших друзей, то могут сделать вполне надежными партнерами. Как это по-королевски… Не прошло и месяца со смерти Беа, которую я клялся любить вечно. И вот уже всерьез думаю о браке с незнакомой девицей, потому что она принцесса Фраганы с ошеломительно богатым приданым. Да, я и вправду становлюсь королем. Вот и еще один шаг…»

– Ну а если вам не придутся по сердцу ни Флоретта, ни Флоранс, – продолжил фраганец, деликатно сделав вид, что не заметил его смятения, – то я готов посвататься к любой из ваших сестер. Конечно, девочки еще малы, но я подожду лет пять или шесть, пока они вырастут. Правда, в этом случае приданое за невестой придется давать вам, но на прочность нашего союза это не повлияет. Всегда найдется другая возможность для взаимной выгоды.

И замолчал, поблескивая глазами и делая вид, что поглощен смакованием вина. Вот ведь хитрый фраганский лис, хоть и выглядит тем еще медведем!

– Я буду рад принять в гостях ваших сестер, – твердо сказал Аластор. И не удержался: – Месьор Флоризель, вы ведь совсем меня не знаете. Вдруг я окажусь не лучшим мужем для вашей сестры?!

Флоризель допил вино, поставил бокал и любезно улыбнулся.

– В день своей смерти мой отец сообщил Флоретте, что она выйдет замуж за принца Франческо Джанталья. Не знаю, известно ли вам, что у старика Джанталья было два внука…

– Известно, – кивнул Аластор. – Они ведь оба погибли, так?

– Да, но тогда еще были вполне живы и здоровы. Хотя не знаю, можно ли назвать умственно здоровыми тех, кто вел подобную жизнь. Франческо и Леандро Джанталья соревновались в распутстве так яростно, словно были бессмертными. Бесконечные попойки, непотребные женщины, дурман всех сортов… Пока их дед занимался делами Лавальи, молодые принцы устраивали скачки по городу, и горе тем, кто не успевал увернуться от копыт их лошадей. Еще они обожали прилюдно купать куртизанок в игристом фраганском, швырять нищим пригоршни жемчуга и смотреть, как те насмерть дерутся за подачку, травить уличных мальчишек собаками и бесчестить горожанок из неблагородного сословия. Однажды брат девицы, которая приглянулась принцу Леандро, вернулся домой как раз вовремя, чтобы вышвырнуть насильника и спасти сестру. То ли он не узнал принца, то ли был слишком горяч, но наставил ему синяков и даже сломал нос. Их высочества так оскорбились, что следующей ночью подожгли дом этой семьи, а людей, которые выскакивали наружу, лично расстреливали из арбалетов. Прекрасная забава, не так ли? Впрочем, не могу не признать, что этот случай весьма разгневал Бальтазара Джанталью, так что оба принца на какое-то время притихли.

– И ваш отец хотел выдать вашу сестру за… это чудовище?! Он что же, не знал?! Или…

– Ну как же он мог не знать? – тихо спросил Флоризель, и Аластор почувствовал себя полным болваном под этим снисходительным и почти сочувствующим взглядом. – Или вы полагаете, что наши осведомители в Лавалье были слепыми и глухими? Разумеется, они писали подробные донесения, которые исправно ложились отцу на стол. И разумеется, я умолял его не делать этого… Повторял то, что сейчас рассказываю вам, говорил, что Флоретта не заслуживает… Да что там, ни одна женщина в мире не заслуживает подобной участи! Но отец велел мне не лезть в это дело. Он сказал, что Франческо Джанталья не посмеет обидеть жену столь высокого происхождения, а развлечения мужа Флоретты не касаются. Ей должно быть достаточно почета от придворных и внимания от супруга, а там пойдут дети, и все постепенно наладится.

– Что за бред?! – не выдержал Аластор. – Наладится? Жизнь с таким человеком?! Простите, месьор Флоризель, но вашей сестре несказанно повезло, что его величество Флоримон так вовремя…

И осекся. Флоризель смотрел на него совершенно непроницаемым взглядом блестящих карих глаз, на его губах играла рассеянная улыбка, а пальцы нежно поглаживали ножку бокала.

– Очень вовремя, – согласился он невозмутимо через несколько мгновений полной тишины. – Я тоже так считаю. Иногда самое лучшее, что человек может сделать для своих родных и своей страны – это вовремя умереть. Знаете, зачем ему нужен был именно этот брак? Батюшка лелеял мечты о реванше. Он хотел новой войны с Дорвенантом, на этот раз победоносной. Войны, оплаченной золотом Джанталья. Он прекрасно знал, что пока на троне Лавальи старый Бальтазар, эти планы несбыточны. Бальтазар – старый друг Франческо Риккарди. И Бальтазар никогда бы не дал денег на войну с государством, королева которого – дочь его друга. Но правители не вечны, а Франческо был старшим внуком. Понимаете интригу?

– Всеблагая Мать… – прошептал Аластор. – Если бы ваш отец и Франческо не погибли…

– Тогда, полагаю, Бальтазар Джанталья очень скоро отправился бы в Сады, – до ужаса просто подтвердил Флоризель. – Франческо остался бы его наследником и повел Флоретту под венец. Батюшка взял бы у него кредит и потратил на новую войну с вами. Конечно, Ворон Дорвенанта никуда не делся, но он тоже смертен, в конце концов, а повторять прошлые ошибки и воевать по правилам батюшка не собирался. Даже очень могущественные некроманты превосходно умирают от яда или арбалетного болта в спину. Все это он лично изложил мне, гордясь таким прекрасным планом.