Текст книги "Грани безумия. Том 2"

– И помогает? – с искренним интересом спросил Бальтазар в ошеломленном молчании остальных.

Похоже, только он и старший Риккарди получали от рассказа удовольствие.

– Только если отравитель – дилетанто, – так же откровенно ответил Лучано. – Мастер подберет такой состав, который будет безопасен сам по себе, но смертелен в сочетании с этим противоядием. Это очень удобно – дать человеку отраву, а он сам довершит дело, выпив ее второй компонент. Прекрасный выбор для тех, кто делит с отравленным одну бутылку вина или даже кубок.

Он улыбнулся снова, а кто-то из людей Лавальи громко икнул. Кажется, теперь это был канцлер. Но Лучано интересовал совсем другой человек. Похоже, Энцио Риккарди утратил дерзкий настрой? Беллиссимо! Тем более стоит продолжить!

– Очень интересно, – задумчиво признался Бальтазар. – Значит, если бы кто-то и вправду отравил монтильи, даже вы могли бы не распознать?

– Я не единственный мастер ядов, есть и другие, – пожал плечами Лучано и неторопливо допил вино под пристальными взглядами всех семерых. – Но именно эту бутылку я бы травить не стал. Слишком сложно и несвоевременно. Как верно заметил ваш брат, мы пили все вместе, а принятое заранее противоядие иногда не срабатывает. Редко, но бывает. Зачем так бессмысленно рисковать? Гораздо проще отравить сам бокал, их ведь расставили перед нашим приходом, а места определяются этикетом. Или нанести яд на обивку моего кресла. Есть составы, которые превосходно действуют при вдыхании. Правда, тогда моим соседям тоже досталось бы, но чем они дальше сидят, тем меньше доза и легче воздействие. Убить таким ядом нелегко, но можно вызвать долгую болезнь, и редкий целитель определит ее причину. Свечи… Нет, свечи имеет смысл травить только в личном кабинете, которым не пользуются другие люди, ну или в спальне. Иглы в подлокотнике кресла тоже ненадежны. Осторожный человек всегда поймет, что укололся неспроста, и может успеть принять необходимые меры. А вот если бы на месте этого отравителя был я…

– Да-да? – с очень странным лицом уточнил Бальтазар. – Что бы сделали вы?

– Перья, – очень уверенно сказал Лучано. – Мне ведь нужно будет подписать какие-то бумаги, верно? Перья – самый лучший выбор! Их держат в руке и достаточно близко к лицу. Правда, я мог быть в перчатках, к придворному костюму они даже положены. Но для этого подают угощение, ведь за столом перчатки принято снимать… А если бы у меня были действительно неограниченные возможности, я бы отравил ключи!

– Ключи?! – выдохнул Бальтазар, и Лучано мечтательно улыбнулся, наслаждаясь темным сладким азартом, затопившим его изнутри.

– Ну да, ключи! – подтвердил он, в упор посмотрев на Энцио, а потом снова переведя взгляд на его брата. – Ключи от Лавальи! Это единственный предмет, с которым я никак не мог избежать встречи! Я держал эту подушку больше минуты – вполне достаточно, чтобы надышаться… ну, например, «алой искрой»! И через пару недель выплюнуть легкие в приступе кашля. Конечно, от «искры» есть противоядие, но оно помогает лишь в первые несколько часов, потом уже поздно. Да, ключи – это беллиссимо! Только мне бы понадобилась помощь грандсиньора Корнелли…

– Ваше высочество! – Осанистый градоправитель в ужасе уставился на Лучано, его лицо побагровело. – Вы… вы…

– О, не беспокойтесь так, синьор, – утешил его Лучано в некотором смущении, опасаясь, что толстяку станет плохо. – Никакой «искры» на ключах и подушке точно не было, за это я ручаюсь. «Алая искра» пахнет забродившим виноградом, ее легко распознать. Да и варить ее мало кто умеет. – И добавил почти с сожалением: – Обычно все просто травят вино. Дилетанти…

– И не говорите, – согласился Бальтазар с тем же странным выражением лица.

Энцио крупно сглотнул и наконец-то опустил взгляд. Люди из Лавальи взирали на Лучано так потрясенно, словно с ними заговорил один из резных гербовых львов, и только старый Риккарди чуть заметно улыбнулся, приподняв кончики губ, и тут же посерьезнел.

– Прекрасный рассказ, – уронил он в грозовой тишине гостиной. – Очень полезный и познавательный. А теперь не перейти ли нам к делу, ради которого мы собрались?

Глава 13. Сколько стоит принц?

– Сочту за честь, грандсиньор, – склонил Лучано голову.

Краем глаза он заметил, что рука Энцио двинулась ко второй бутылке монтильи, но тут же отдернулась обратно. Хм… А кому из Риккарди должна была достаться Лавалья? Наследница – дочь Бальтазара, но старший из сыновей наверняка хочет получить от отца родной Джермонто. За столько лет он уже подобрал свиту, с которой будет править после смерти старого Риккарди, знает все тонкости местных дел и договоров… А Эмилию придется выдать замуж за кузена, Бальтазар не зря об этом упомянул. И кто у нее кузен?

Если у Энцио есть сыновья, для него все складывалось превосходно. Объединить две ветви семьи через брак и уехать в Лавалью опекуном ее малолетних правителей! Его сыну не больше пяти-семи лет, значит, впереди у Энцио были долгие годы опекунства. А регент Лавальи – это куда приятнее и выгоднее, чем вечно второй при старшем брате в Джермонто. И вот такое прекрасное будущее уничтожило одно лишь появление Лучано? Да уж, серьезная причина для расстройства. И даже для дерзости, если ты немножко идиотто и не привык скрывать свои чувства и мысли, как отец и старший брат.

Да уж, Беатрис намного превосходила братца силой духа. Ее гнев был похож на расплавленный металл, обжигающий одним своим видом, а злость грандсиньора Энцио напоминает чинский фейерверк – такая же яркая, быстрая и… бесплодная?

– Пожалуй, прежде всего мне стоит попросить прощения, – вдруг сказал Риккарди совершенно не то, что Лучано рассчитывал услышать. – Бальтазар хотел сделать вам прекрасный сюрприз, и я не смог его отговорить. Увы, сюрприз получили не только вы. Если бы новости оказались для вашего высочества не столь неожиданными, возможно, сейчас ваш дед сам рассказывал бы вам о договоренностях между Лавальей и Джермонто.

Лучано молча склонил голову, подтверждая правоту старого принца. Да, нехорошо получилось. Если бы он знал, к чему приведет его откровенность, придержал бы язык и рассказал Бальтазару всю правду иначе. Не так откровенно и жестоко. Хотя рассказал бы все равно.

А Риккарди размеренно продолжил:

– Теперь это мой долг. Долг перед Бальтазаром, которому я обещал позаботиться о его наследнике, перед осиротевшей Лавальей и перед родным Джермонто, который долго был ей союзником. Лучшие люди Лавальи, которые участвовали в обсуждении этих договоренностей, станут свидетелями, что я сейчас выражаю волю покойного Бальтазара, не добавляя ничего от себя. Вы мне верите, ваше высочество?

Вопрос был таким же бесстрастным, как и сказанное до него, но Лучано едва удалось не вздрогнуть. Он видел руки Франческо Риккарди, спокойно лежащие на столе, и единственный перстень на правой сверкал позолоченным гербовым львом поверх огромного рубина. Никаких амулетов правды, которыми не гнушается любой купец. Но неужели Риккарди всерьез рассчитывает на его искренность?!

– Грандсиньор, у меня нет никаких причин подозревать вас в утаивании истины, – осторожно отозвался он, понимая, что все ждут ответа. – Я знаю, что вы были дружны с его высочеством Джанталья, и надеюсь, что Джермонто сохранит верность Лавалье.

Как же хотелось оглядеть «павлинов» и посмотреть, что выражают их лица! Определить по ним, правильно ли он себя ведет, как мастер определяет готовность зелья по его цвету, запаху, бурлению и еще дюжине тонких признаков. Но нельзя! Хотя оценивают его сейчас не только Риккарди, но и люди Лавальи, явно искать у них одобрения нельзя ни в коем случае! Это значит показать свою слабость…

Риккарди удовлетворенно кивнул и заговорил снова:

– Когда Бальтазар убедился, что вы и вправду его внук, он предложил мне брачный союз между нашими домами. При иных обстоятельствах в этом не было бы нужды, мы и так смешали кровь совсем недавно, однако сейчас Лавалья ослаблена. Будем откровенны, ваше высочество, лучшего союзника вам не найти.

Лучано снова молча кивнул, подозревая, что делать это ему сегодня придется часто. А если он примет столь щедрое предложение, то и не только сегодня. Краем глаза он заметил, что грандсиньоры Лавальи тоже слегка кивают, соглашаясь.

– Я обещал Бальтазару, что позволю вам самому выбрать невесту. Благо выбрать есть из кого. – По губам старого принца снова скользнула быстрая улыбка, на этот раз, пожалуй, довольная, даже гордая. – Всеблагая Мать милостива к моей семье. У моего сына Энцио две дочери, одна – трех, вторая – пяти лет. Признаться, я был бы рад, если бы вы избрали в жены одну из них. Конечно, консуммировать брак вы сможете не скоро, и потому я готов на многое закрыть глаза, если в главном вы будете вести себя благоразумно…

– Его высочество имеет в виду, что вы можете позволить себе внебрачные связи, если они не будут оскорбительными для вашей супруги и не приведут к рождению бастардов, – заговорил вдруг низким глубоким голосом канцлер Моретти и повернулся к Риккарди. – Грандсиньор, позвольте мне защитить интересы моего повелителя. Если он выберет принцессу Лючию или принцессу Сантину, ждать наследников придется слишком долго. И Лавалья, и Джермонто желают скрепить этот союз как можно скорее и крепче. Принцессе Лауре уже пятнадцать, она готова к консуммации брака, а с рождением детей можно и подождать года два-три. Три года – это не дюжина или даже больше!

– Лаура сговорена, о чем вам, друг мой, прекрасно известно. – Улыбка Риккарди была мягкой и почти виноватой, а потом он глянул на Лучано и пояснил: – Лаура – дочь моего младшего брата Винченцо, и она помолвлена с арлезийским принцем Орландо. Иначе я, конечно, предложил бы вам ее в первую очередь.

– Его высочеству Орландо – тринадцать, – невозмутимо парировал канцлер. – Он вполне может подождать одну из дочерей грандсиньора Энцио, а королевской семье Арлезы глубоко безразлично, за какой из девиц Риккарди брать приданое. Вы можете предложить ему даже Эмилию, отчего нет?

– О, вот это, боюсь, не стоит даже обсуждать. – Голос Риккарди зазвучал еще мягче. – Мы уже решили, что Эмилия выйдет за своего кузена Марко, сына моего дорогого Энцио. Это будет прекрасная пара. Бальтазар слишком тяжело перенес потерю жены, пусть хотя бы дочь останется возле него.

Лучано молча похвалили себя за то, что угадал с прошлым планом двух старых крокодилов. Они и вправду собирались отдать Лавалью младшему Риккарди.

– И сохранит вам права на Лавалью? – фыркнул канцлер. – Ваше высочество, вы же понимаете, что теперь нам придется не только заключать брачный союз, но и подыскивать возможности… появления на свет наследников рода Джанталья? Если союз моего повелителя окажется действительно бесплодным, разумеется. Всегда ведь можно надеяться на чудо! – Он осенил себя кругом Благих с таким набожным видом, что Лучано искренне восхитился. Это же надо! Задумывать прямое святотатство в отношении брачных обетов и считать это богоугодным делом! Ох уж эти грандсиньоры… А Моретти продолжил: – Но если в вашем доме останется принцесса, имеющая права на Лавалью, пусть и менее значимые, чем у его высочества Лучано, кто поручится, что какой-нибудь негодяй не пожелает поднять мятеж от ее имени?

– Мятеж от имени Эмилии и в пользу Риккарди? – прищурившись, поинтересовался торговый принц. – Даже не знаю, что это будет за негодяй, столь услужливый и любезный к нашему дому… Но я вас вполне понял, дорогой синьор Моретти. И ответить на ваше законное беспокойство очень легко. Его высочество Лучано сам может жениться на Эмилии. Они кузены, Всеблагая Мать разрешает браки в такой степени родства.

– Но ей тоже пять лет! – Канцлер даже привстал, возмущенно взирая на Риккарди, который оставался хладнокровным, как опытный игрок в карты. – Нам все равно придется ждать слишком долго!

– Зато не будет никаких вопросов о крови Джанталья, – безмятежно отозвался старый крокодил. – И если даже небольшой секрет его высочества вдруг выплывет на свет… Хотя, право, не представляю, кто мог бы его выдать! – Он тонко улыбнулся. – Так вот, в этом случае принцесса Эмилия на троне Лавальи хотя бы обеспечит наследников нужной линии. Даже небольшая примесь крови Джанталья – лучше, чем ничего.

Канцлер упал обратно в кресло, изумленно глядя на Риккарди, и Лучано показалось, что Моретти не хватает слов. «Благие и Баргот, – подумал он в искреннем злом восхищении. – Какое дивное представление! Сколько намеков, скрытых угроз и обещаний! У них ведь даже мысли нет спросить меня самого! Действительно, а зачем? Брак принца – слишком важная сделка, чтобы заключать его по желанию самого принца. О, как я теперь понимаю Альса… Какая изумительная усмешка судьбы!»

– Кстати, если пять лет кажутся вам слишком юным возрастом, – задумчиво продолжил принц, – почему бы не обратить взгляд на Дорвенант? У меня там тоже две внучки. Да, они носят имя Дорвенн, однако мы ведь можем договориться как разумные люди. Алиеноре и Беренике уже исполнилось восемь, и наш дорогой Лучано прекрасно знает их нрав и склонности, так что ему будет гораздо легче выбрать! Не так ли, мальчик мой?

Он улыбнулся с такой доброжелательностью, что Лучано немедленно захотелось выпрыгнуть в окно. А потом как можно быстрее добраться до портала, оказаться в Дорвенанте и забиться под кровать в королевской спальне, притворившись Перлюреном.

– А если король Аластор не согласится? – уточнил канцлер с явным интересом. – У него могут быть свои планы на замужество принцесс.

– Ну, с чего бы ему не согласиться? – пожал плечами старый крокодил, поглядывая на Лучано прямо таки с отеческой нежностью. – Насколько мне известно, их с вашим повелителем связывает близкая дружба. Дорвенант породнится с Лавальей, его величество Аластор – со своим другом Лучано, а Риккарди – с Джанталья. Более удачного союза и представить нельзя! Все, что нужно его высочеству, это назвать имя своей будущей супруги, а я готов немедленно выступить сватом. Аластор Дорвенн – разумный и очень хозяйственный молодой человек. Наверняка он оценит мое предложение снять с него расходы на приданое и свадьбу. Ему такие расходы сейчас не по карману, а я могу проявить щедрость в память о моей бедной Беатрис. Ну, скажем…

Пауза, которая за этим последовала, была так тщательно рассчитана, что Лучано захотелось бросить на сцену букетик цветов и пригоршню монет в знак восхищения мастерством актера.

– Две дюжины полноразмерных торговых судов… – медленно уронил Риккарди.

– С его высочеством Бальтазаром разговор шел о трех дюжинах! – выдохнул канцлер.

– Но я тогда не знал, что моей внучке придется рожать от неизвестного мужчины, потому что ее муж бесплоден, – негромко возразил Риккарди все с той же ласковой полуулыбкой. – Я обещал Бальтазару позаботиться о его внуке. Видят Благие, именно это я и собираюсь делать со всем старанием. И все остальные позиции в договоре о приданом останутся без изменений. А флота Лавалье и своего хватает. Мы все восхищаемся умением и мужеством грандсиньора Браски, – указал он взглядом на адмирала. – Что значит какая-то дюжина кораблей, когда у Лавальи такой флотоводец?

– Как флотоводец обязан возразить, что лишних кораблей не бывает, – угрюмо буркнул Браска, глядя куда-то мимо Риккарди. – Чтобы сдерживать набеги Султанской Порты, мне нужны новые корабли ежегодно. А чтобы отправиться наконец в разведку морского пути к Вендии, кораблей необходимо еще больше. И я, признаться, очень рассчитывал на эти три дюжины! Надеюсь, хотя бы договоренность о постройке новых судов на верфях Риккарди остается в силе?

Риккарди что-то ответил, Лучано видел, как шевелятся его губы, но не смог разобрать ни слова, потому что виски пронзила игла боли, а мир вокруг заполнил густой запах вишни. Сладко-пряный, несущий одновременно аромат цветов и спелых плодов, он обрушился такой тяжелой волной, что у Лучано перехватило дыхание, а в ушах так же разом послышались два голоса, чужой – старушечий, и его собственный, хмельной и веселый:

«Вижу книги, лютню и сад… Породистые лошади и собаки, шелка и бархат… и герб – его не разглядеть… Твоя судьба свернула на чужую колею…»

«А что обычно просят у Странника? Богатство, здоровье, долгую жизнь, титул, удачу? Что еще нужно для счастья? Я бы попросил оказаться на своем месте. Там, где нужен именно я!»

«Но это не мое место, – подумал Лучано с такой ледяной отстраненностью, словно и в самом деле смотрел пьесу, только теперь игра актеров казалась отвратительно фальшивой, а сюжет – странным и глупым. – Я не понимаю, что делаю здесь и сейчас, среди людей, для которых я марионетто, и вопрос только в том, кто именно будет меня дергать за веревочки. Я слышал, что дорогие куртизанки устраивают среди поклонников торги за ночь своей любви. Но даже у них больше права распоряжаться собой, чем оставляют мне. И что я здесь тогда делаю?! Разве ради этого я отказался от жизни Шипа и бессмертия аккару? Ради того, чтобы стать марионетто Риккарди и самым дорогим куртизано в истории Итлии? Принц, которого купили за две дюжины кораблей, не считая остального приданого… О, цена и вправду блестящая! На месте Риккарди я бы давным-давно заказал самого себя Шипам, очень уж дорого я обхожусь их семье. От поручительного письма Беатрис и до сегодняшних милостей синьора Франческо. Щедрый человек этот грандсиньор Риккарди. Позволяет мне выбрать невесту, разрешает заводить любовниц и даже помогает породниться с Альсом! Ну не идиотто ли я, что хочу отказаться от подобной удачи? И ради чего?! Кто мне сказал, что я все еще нужен в Дорвенанте?! Кому я там нужен?! Но… это не мое место. И в колею, которую нагадала синьора Минри, я уже никогда не вернусь. Того Лучано, для которого она предназначалась, нет и никогда не было. Не существует Лучано Джанталья, он умер, едва родившись, и я ему не наследник, как бы ни старались эти почтенные великодушные грандсиньоры. Это. Не мое. Место».

И стоило ему сказать себе последние слова, как дышать стало легко, смутная тревога и ощущение неправильности происходящего исчезли, даже захотелось рассмеяться в голос, но Лучано, разумеется, сдержался. Он снова оглядел семерых человек, сидящих за столом – богатых, знатных, могущественных властителей двух торговых королевств. Любой из них в прошлом мог купить его услуги, но теперь… теперь всех денег Лавальи и Джермонто не хватило бы заплатить за его свободу. Просто потому, что продавать ее Лучано не собирался.

«Не торопись, мальчик мой, подумай, – шепнул ему в уши голос мастера Ларци, на удивление утратив привычные насмешливые нотки. – Как бы тебе потом об этом не пожалеть. Ты ведь помнишь слова магистра Ладецки, что милость короля – очень зыбкая почва, не стоит возводить на ней здание своей судьбы? Что, если ты и вправду больше не нужен Аластору? Если для Айлин ты живое и болезненное напоминание о потерянной любви, мешающее найти счастье в браке? Что, если Дорвенант превосходно обойдется без тебя, а в Вероккью лучше не возвращаться, чтобы снова не стать пешкой в играх грандмастеров? Что тогда, Фортунато?»

«Тогда я найду себе другую жизнь, – упрямо отозвался Лучано. – И она все равно будет моей собственной! Я помню не все ваши уроки, мастер, но тот последний разговор не забуду никогда. Мои ошибки и преступления, мои победы и мечты – они будут моими, как и путь, который я выбрал!»

В ушах зазвенело, как от сильного напряжения, и Лучано испугался, как бы кровь не пошла носом. С ним такое бывало всего пару раз, да и то в детстве, когда хватал на тренировке лишнего. А сейчас-то с чего?!

«Может, с того, что это настоящий бой? – сказал он себе. – И если ты его проиграешь, ни в Дорвенант, ни к мастеру и вправду лучше не возвращаться. Ты ведь не хочешь принести с собой вражду таких людей?..»

– А что же скажет наш молодой принц? – прорвался в его мысли голос Риккарди, и в комнате разом стало тихо.

И «павлины», и «вороны» посмотрели на Лучано с одинаковым жадным ожиданием, и он глубоко вздохнул, собираясь и духом и телом, как перед боем, где только один шанс на удачный удар. Пока противник его не ожидает, пока недооценивает выросшего в бедности мальчишку, который просто не может упустить птицу счастья…

– Знаете, ваше высочество… – медленно и расчетливо начал Лучано, чувствуя, что каждое слово увесисто падает в тишину вокруг. – Не могу не задаться вопросом, с чего вы решили, что все эти переговоры вообще имеют смысл? – Он оглядел потрясенно замерших людей, пытающихся понять услышанное, и позволил себе ту же ледяную улыбку, с которой Лоренцо Стилет обычно наносил смертельный удар – быструю, легкую и не трогающую взгляд. – Скажите, грандсиньор, когда я успел согласиться на все, что вы обсуждаете? Да, мне вручили ключи от Лавальи, но это вы решили, что я их принял. Право, решительно не понимаю – с чего? Разве я подтвердил это хоть словом? Разве сказал, что признаю себя Джанталья и повелителем Лавальи? Мне вот помнится, грандсиньоры, что этого не было. – Он снова медленно обвел взглядом лица собеседников и от новой улыбки удержался. – Я глубоко благодарен, грандсиньор, что вы взяли на себя труд устроить мне встречу с родным дедом. Я скорблю, что потерял его, не успев узнать по-настоящему. Видят Благие, на грандсиньора Бальтазара я не в обиде. Возможно, я даже постарался бы стать ему почтительным любящим внуком. Но даже ему я бы не позволил решать собственную судьбу. А она, эта судьба, привела меня в Дорвенант, где я и намерен оставаться. Не принцем Джанталья, а лордом Фареллом. Не повелителем Лавальи, а подданным короля Аластора Дорвенна. Я ему, знаете ли, присягнул на верность.

Он перевел дыхание, и Риикарди-старший, отойдя от первого изумления, с абсолютно непроницаемым лицом вставил:

– Уверен, он с радостью разрешит вас от клятвы, узнав обстоятельства.

– Он – возможно, – согласился Лучано. – Даже не сомневаюсь в этом. Аластор Дорвенн – образец благородства и не раз говорил, что не станет удерживать меня против воли, хотя имеет на это право. Но дело не в нем, грандсиньор, а во мне. Это я не хочу той судьбы, которую выбрал для меня мой дед. Возможно, она мне положена по праву крови, но запихнуть меня на трон силой вряд ли получится даже у вас, а добровольно я туда не сяду. Право, грандсиньоры, мне жаль, что вы потратили на меня столько времени, за это я искренне прошу прощения. Вы вольны решить участь Лавальи как вам угодно. Главное – без меня.

Он замолчал, и семеро, застывшие статуями, снова превратились в живых людей. Лучано смотрел и видел каждого из них. Непроницаемое лицо старого Франческо и его чуть более живую копию – Бальтазара Риккарди. Яростную надежду в глазах Энцио, вдруг осознавшего, что его притязания на Лавалью снова обрели жизнь. Канцлера Моретти, хватающего воздух ртом. Ортино и Корнелли, которые то и дело беспомощно переглядывались, словно спрашивая друг друга, не послышалось ли им. И адмирала Чезаре Браску, который смотрел на Лучано с веселым, почти радостным изумлением, как на нечто небывалое. Такие разные! И одинаково чужие, как бы ни клялись ему в дружбе или верности…

– Мой дорогой синьор Лучано, – снова очень мягко и вкрадчиво начал Риккарди-старший. – Зачем же торопиться с решением? Понимаю, вам нелегко принять, что ваша жизнь так внезапно и сильно изменилась. Но поверьте, эти перемены к лучшему. Что, если вашей судьбе вовсе не угодно, чтобы вы остались в Дорвенанте? Разве не потому она столкнула вас с Бальтазаром, что вы заслуживаете лучшей участи? Куда более высокой и блистательной, чем место у чужого трона. Если я правильно понял характер короля Аластора, он будет искренне рад вашей удаче, как и следует верному другу. Так зачем же швырять великолепный дар судьбы ей в лицо? Даже своим любимчикам она не делает подобных подарков дважды, а вы, мальчик мой, не совсем еще поняли, что именно вас ждет. Вы станете вровень с любыми сильными мира сего. Сможете оказать покровительство друзьям и наказать врагов… О, поверьте, даже король Дорвенанта оценит вашу дружбу куда выше, когда из простого дворянина вы станете принцем! Возможно, у вас в Дорвенанте какой-то сердечный интерес? Можете забрать ее или его с собой, дать место в своей свите и осыпать милостями – вас будут любить еще сильнее. А можете обратить взгляд на Лавалью, там очень многие будут рады вашему вниманию… Узы брака – всего лишь формальность, которая должна подтвердить нашу дружбу, а если вы расстроены изменением приданого, то это, право, пустяки, не стоящие вашего внимания. В знак уважения Джермонто даст вам обещанные три дюжины кораблей. Грандсиньор Браска поведет флотилию на поиск новых земель и торговых путей – от вашего имени! И эти открытия прославят вас в веках даже больше, чем уже совершенный подвиг!..

– Ваше высочество, – прервал его Лучано, пристально посмотрев в глаза. – Мне кажется, вы неправильно меня поняли. Я не торгуюсь, грандсиньор. Я отказываюсь.

– Даже не зная – от чего именно? – напряженно бросил Риккарди в тяжелой вязкой тишине, которая накрыла комнату.

– Ну отчего же – не зная? – пожал плечами Лучано. – Прелести королевской жизни мне прекрасно известны, как и ее тяготы. На одной чаше весов – роскошь и власть над чужими жизнями, на другой – постоянный страх за свою собственную и вечное недоверие даже к самым близким. И первого, и второго я наелся еще в Шипах, а потом, став королевским фаворитом, насмотрелся еще больше. Придворная жизнь для меня чем-то новым не стала. Когда удовольствия слишком легкодоступны, они быстро надоедают. Куртуазно воспитанная дама в постели не лучше девчонки из таверны, а голод можно утолить одним блюдом вместо пяти перемен. – Он усмехнулся. – И когда ты знаешь три способа отравить виноград прямо на ветке, очень трудно наслаждаться тем, что тебе его приносят на золотой тарелке, а не на глиняной. Так что не трудитесь, грандсиньор, на эти приманки я не ловлюсь. Насколько понимаю, вы собирались отдать Лавалью своему младшему сыну? Благими клянусь, я ему не соперник, пусть забирает.

Если бы Лучано всерьез оскорбился недавней дерзостью Энцио Риккарди, то сейчас был бы полностью доволен местью. Младший Риккарди посмотрел на него так, словно ключи от Лавальи ему швырнули в лицо. Он в этом явно увидел не подарок, а милостыню.

– Допустим, вы действительно обещаете от чистого сердца… – Старший Риккарди смотрел на него, словно увидел впервые в жизни. – Но подобные дела таким образом не делаются! Позже вы можете изменить мнение, и что тогда? Мятеж под вашим именем? Допустим даже, вы этого не захотите! Вас могут попросту использовать… Что смешного?!

Лучано, который невольно улыбнулся, тут же посерьезнел и ответил:

– О, прошу прощения, грандсиньор! Просто вспомнил кое-что. Точнее, кое-кого. Одного юношу, который сомневался, принимать ли ему трон. Вы не поверите, но я ему говорил в точности это же самое. Прямо вашими словами! У него, правда, в отличие от меня, иного выхода не было. А у меня – есть. И за это я от всего сердца благодарен вашей семье. Вы-то отлично знаете, что делать с Лавальей, и принесете ей куда больше пользы… Что до ваших опасений, их я как раз могу развеять…

Простая до глупости и дерзкая до безумия мысль озарила его так ярко, что Лучано на мгновение задохнулся, а потом продолжил вдохновенно и уверенно:

– Если угодно, грандсиньор, мы заключим договор. Лавалья принадлежит мне? Беллиссимо! Я готов продать ее вам! Эти великолепные синьоры будут нашими свидетелями, а моя тайна – гарантией. Лавалье нужен не просто принц крови Джанталья, но тот, кто способен передать эту кровь дальше. Если бы я хотел взойти на трон, это, пожалуй, не стало бы помехой. Наследников действительно можно обеспечить… разными способами. Но если я нарушу договор, вы можете рассказать всем, что я бесплоден, и станет понятно, почему я бесполезен для Лавальи. А если меня попытаются затащить на трон какие-нибудь заговорщики, клянусь, я объявлю об этом сам. Зачем им принц, династия которого кончится с его смертью? Проще начинать сразу бороться за трон лично для себя, но это уже ваша забота.

– Благие и Баргот… – выдохнул Риккарди с таким лицом, что Лучано снова испытал искреннюю гордость, прямо как в тот раз, когда рассказывал, что за полученные деньги построит в Дорвенне фонтан в свою честь. Тогда Риккарди смотрел точно так же, а дважды удивить настолько матерого хищника – это кое-что значит! – И что же вы хотите за Лавалью?..

– Многое, – честно признался Лучано и лучезарно улыбнулся. – Синьор Браска, вы не откроете еще бутылку вина? Я бы сам, но вам ближе.

– Да, ваше высочество! – Адмирал поспешно свернул сургучную пробку и торопливо наполнил собственный бокал. Отхлебнул и только тогда спохватился: – Простите ради Благих! В горле пересохло…

Кивнув, Лучано принял у него бутылку, плеснул себе на три пальца вина, передал ее дальше. Пока бутылка шла по кругу, глотнул, дождался, пока старший Риккарди тоже пригубит, и заявил:

– Я хочу, чтобы вы простили кредиты, которые дали Дорвенанту! Два прошлых и третий, который Аластор Дорвенн получил от вас недавно.

Франческо Риккарди подавился вином и закашлялся. Моретти, который как раз наливал себе, уронил бокал, и густая красная жидкость, в сиянии свечей так похожая на кровь, полилась по темному полированному дереву стола. Энцио Риккарди выпучился, словно пойманная рыба, и даже невозмутимый Бальтазар резко вдохнул и выдохнул. Корнелли и Ортино задышали глубоко, часто и сипло, а Чезаре Браска коротко рассмеялся, заглянул в свой бокал и тихонько проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Всеблагая, до чего же жаль. Какой принц получился бы…

«И мне почти жаль, – молча согласился с ним Лучано. – Сдается, с этим я бы точно поладил. Отправил бы его на поиски пути к Вендии… Но нельзя же иметь все, что хочется».

– Да ты с ума сошел, мальчишка! – рявкнул Риккарди, откашлявшись и продышавшись. – Ты представляешь, о каких деньгах идет речь?!

– Я представляю, что речь идет о целом городе, – невозмутимо парировал Лучано, дрожа от возбуждения, восторга и страха одновременно и изо всех сил скрывая эту дрожь. – И не просто о городе, а о Лавалье! Огромный флот и лучший флотоводец Эдора! Торговые гильдии, мануфактуры, ремесленные союзы… Может, я не торговый принц, но считать деньги меня учили. Прибылью от Лавальи вы вернете себе эти кредиты за дюжину лет! Ну за двадцать – самое большее. И дальше Лавалья станет приносить чистый доход. А Дорвенант разорен, даже с новыми мануфактурами он будет возвращать эти долги лет пятьдесят, не меньше. Если не сто. Да и то если следующий король окажется хозяином не хуже Аластора Дорвенна. Что довольно сложно, Благими вам клянусь!