Текст книги "Страсть. Тантрический путь к пробуждению"

Глава 9. Суть реальности

Мы часто преуспеваем – и я достиг в этом определенного мастерства – в следовании духовному пути без того, чтобы этот путь изменял нашу повседневную реальность. Мы заинтересовываемся, обучаемся, остаемся верными учению, становимся буддистами, тантристами, ведантистами, суфиями, кем угодно. Это простое изменение приводит нас в приятное спокойное состояние, но не всегда возвращает обратно в повседневную жизнь.

Вместо этого мы следуем выбранному нами духовному пути, открываем его тайны, переживаем прекрасные глубокие моменты, когда находимся в компании с другими людьми или с учителем. Мы увлеченно читаем, принимаем новую философию, каждый день посвящаем некоторое время медитации и другим практикам. Маленький алтарь с изображением Шивы или Будды вместе с фотографией учителя напоминает нам об этой новой жизни. Каждый день мы приносим цветы и зажигаем благовония – и все это без каких-либо радикальных изменений в нашей обычной жизни.

Эта двойственность проистекает из того факта, что мы погружены в духовную фантазию – какой бы утонченной она ни была, – не включаясь полностью в поиски. Затем мы удивляемся, что наши реакции те же самые, что в наших действиях не остается и следа от медитации, что наши обеты, заповеди, которые мы соблюдаем, – это просто страховочная сетка, неспособная изменить нас. На самом деле мы не хотим устанавливать глубокую связь с реальностью нашей жизни; мы предпочитаем развивать маленький островок преданности, на который мы можем время от времени уходить.

Кашмирские учителя хорошо понимали это отсутствие реальности в духовном поиске. В течение нескольких тысяч лет они рассматривали все аспекты этого вопроса и изобрели простую и утонченную практику. В соответствии с ней люди выбирают в качестве области практики всю повседневную реальность внутри общества, не отвергая его и не отделяясь от чего бы то ни было, а просто позволяя осознанию проявляться в каждом акте жизни.

Каждый день, с озорным блеском в глазах, мой учитель Дэви спрашивала меня, что эта практика меняет в моей повседневной жизни. Ее цель состояла в том, чтобы помочь мне понять, осознавал ли я с момента, когда открыл глаза, до момента, когда снова их закрыл, свою манеру ходить и дышать, каждое мгновение жизни, гармонию каждого прикосновения, каждого жеста, каждого ощущения, каждой эмоции, каждой мысли. Для Дэви вся область реальности должна была быть взята в осаду и поглощена сознанием.

С самого начала нашего знакомства Дэви заставляла меня замечать каждое мгновение отсутствия в мире, каждое резкое или неосторожное движение или действие, каждый автоматизм. Обучение у нее было сосредоточено на легком, но постоянном присутствии в мире. Когда она говорила со мной о философии, она всегда возвращалась от общих идей к реальности жизни и к постоянной практике.

Для Дэви человек, стремящийся к духовности, – это человек, который позволяет всем действиям или движениям, связывающим его с миром, свободно и бесконечно циркулировать как на внутреннем уровне ощущений, эмоций и мыслей, так и на уровне действий. Она говорила, что одно мгновение полного присутствия стоит того, чтобы прочитать все тексты всех поэтов, всех философов. Дэви была великой сахаджией[8]8
  От санскр. «сахаджа» – «естественный».


[Закрыть], совершенно спонтанным, пробужденным существом.

Сначала эта настойчивость была мне неприятна, потому что оскорбляла мою духовную мечту. Я чувствовал себя каким-то хаотично жестикулирующим паралитиком, чьи автоматизмы были настолько глубоки, что я редко избавлялся от них. Я не мог физически избежать присутствия Дэви ни днем, ни ночью, поэтому для меня было невозможно ускользнуть от этого постоянного осознания.

Я предпочел бы практиковать ритуал, читать мантры, сосредоточиваться на янтрах[9]9
  Янтра – геометрический символ, рисунок, используемый при медитации.


[Закрыть], делать поклоны, медитировать часами напролет, как я делал, практикуя випассану в Таиланде. Но Дэви не давала мне того, чего я ожидал; она хотела помочь мне освободиться, оставаясь в обыденных ситуациях, и это было революцией в моей жизни.

Не было никаких других ритуалов, кроме как дышать, ходить, купаться в ледяной воде водопада; смотреть на землю, лишайники, деревья, листья, обычные предметы; устанавливать глубокий контакт с жизнью, реальностью. «Крепко держись за реальность всем своим существом; больше нечего искать!» – говорила она.

Если идти по этому пути, то поначалу особенно не хватает чего-то экзотического, магического, необыкновенного. Ничего впечатляющего, никаких изменений с точки зрения внешней энергии, только внутренние движения! Все дело в гармонии. Кашмирцы, большие любители музыки, часто сравнивают йогиню или йога с саранги, струнным инструментом, настройка которого является особенно сложным и длительным процессом из-за большого количества взаимосвязанных струн.

Мне нравилось чувствовать дрожь при звуках тибетской музыки каждую ночь в Сонаде, в монастыре Калу Ринпоче. Мой учитель и те, с кем я сидел рядом, переносили меня в другие миры. Я вибрировал от этих практик в теплой и расслабленной, юмористической и строгой тибетской атмосфере. С Дэви ничего не происходило. Мы черпали воду, готовили скромную еду, сидели в тишине; она давала мне наставления; мы гуляли, наслаждались солнцем, расслабленно веселились – но присутствуя в реальности.

Я старался просто прикоснуться к жизни, по-настоящему ощутить ее под пытливым, добрым и напряженным взглядом этой женщины, которая казалась мне легким душистым ветерком, непоколебимой скалой, капризным ручейком, бегущим по изгибам реальности, а иногда и горячей волной, которая погружала меня в пучину насилия.

Любая мелочь наполняла ее изумлением. Ее экстаз постоянно подпитывался небольшими изменениями в окружающем мире. В ней не было никакой преднамеренности, просто немедленное и неизменное наслаждение каждым мгновением. По сравнению с этим и несмотря на мою чувственную натуру, у меня было впечатление, что я полностью отрезан от мира. Ее непоколебимая радость, блестящий взгляд, постоянная дрожь создавали впечатление, что она занимается любовью с мельчайшими частицами Вселенной.

Постепенно она посвятила меня в эту не связанную с позами йогу присутствия, возникающую из осознания. Для тантристов осознание не следует из деятельности; напротив, именно деятельность вытекает из осознания. Таким образом, наши чувства воспринимают внешний объект не для того, чтобы втянуть его внутрь, к воспринимающему; напротив, это осознание возникает, выходит наружу и прикасается к миру, возвращая все проявления мира их источнику.

Это объясняет, почему тантристы различных школ, практикующие дзогчен, махамудру и чань-буддизм, настаивают на присутствии в реальности. Без него нет осознания, а без осознания практика не приносит плодов.

Глава 10. Источник сознания

В се эти учения начинаются с очень простого наблюдения: есть только сознание. Различные виды йоги не являются средствами достижения этого сознания. Абхинавагупта[10]10
  Абхинавагупта (ок. 950–1020) – теоретик кашмирского шиваизма.


[Закрыть], тантрический философ X века и один из величайших мыслителей Индии, говорит в своем монументальном труде «Тантралока» («Свет тантры»): «Все, что запрещено, все, что поддерживается, виды йоги, основанные на таких элементах, как контроль дыхания или чего-то другого, – все это ложно» [XIII].

Освобождаясь таким образом от различных видов йоги, тантрические учителя хотели указать на это единственно существующее сознание, и для них внимание к реальности является самым простым и непосредственным способом непрерывного проявления сознания. Остается только разум, потому что он допускает «более обширное, всеобъемлющее осознание, отличающееся большой проницательностью, которое постоянно все больше и больше интериоризует себя», – говорит Абхинавагупта в том же тексте [XIV].

Как можно видеть, это постоянное обращение к источнику существования освобождает тантриста от всякой приверженности каким-либо моральным или этическим принципам. Тантрист отвергает все запреты, все внешние и последовательные поиски, включающие ритуальные формы, верования, догмы и даже метафизику, которые не имеют никакого влияния на практическом уровне. Это также одно из основных учений Будды, который никогда не отвечал на подобные вопросы.

Нет ни трансцендентности, ни очищения. Учителя определяют чистоту как «все, что проживается осознанно», а нечистоту – как «все, что проживается автоматически и без присутствия». Осознание заменяет все, а без него нет духовности.

Для того чтобы достичь этого глубокого осознания, необходимо, чтобы наш инструмент – тело – был идеально настроен, и именно здесь возникает вопрос о нашей чувственности. Какова ценность тела, удивительные функции которого не действуют? Как может сознание сферически развернуться внутри застывшей формы, не стремящейся к естественной текучести?

Поэтому первым шагом является восстановление этих функций, вкуса к жизни, способности воспринимать мир с постоянным удивлением ребенка. Легко понять, что это может произойти только в рамках более широкого, всеобъемлющего принятия того, чем мы являемся на самом деле. Такая задача становится невозможной, если мы воспринимаем себя иначе, идеализируем себя, стираем часть нашей личности всякий раз, когда обнаруживаем внутри себя территории, недостойные внимания.

Это принятие себя – очень тонкий процесс, потому что оно подразумевает глубокий контакт с нашей теневой стороной, со всем непонятным в нас и со всеми тайными источниками, скрытыми в самой глубокой части нас. Полностью вступить на этот путь – единственный способ избежать последующего столкновения с тем, что мы отсекли бы от себя и что значительно выросло бы в темноте. Все, от чего мы отказываемся в ложной мечте соответствовать какой-либо системе, – это именно то, что впоследствии придет и преградит нам путь.

Такой подход восстанавливает свободу воли, поскольку больше нет подчинения религиозному авторитету или одному из его посланников. Нет никого, кто мог бы принести нам откровение или служить посредником между божественными сферами и нашим стремлением к наполненной жизни; если бы они были, они не могли бы оказаться в нас. Внутри нас все трепещет, и мы обладаем всеми средствами, чтобы получить доступ к этому миру. Мы – божественное, мы – храм, мы – поклоняющийся. Целостное и непорочное сознание всегда было внутри нас; ничто и никто не может дать его нам или затмить его блеск.

Таким образом, речь уже идет не о том, чтобы отсечь чувства, желания и страсти, а о полном осознании этих энергичных скакунов, чтобы они могли быстро нести нас к постоянному присутствию в мире. Это всеобъемлющее, более широкое представление о глубоком достоинстве человека часто понимается неправильно. Некоторые люди полагают, что оно относится к вседозволенности, и, позволяя себе следовать своим эгоистическим наклонностям, они все больше застревают в страдании и отсутствии. Это битва импульсивности против спонтанности. Импульсивность жестока и разрушительна, потому что она не позволяет осознать другого человека и мир. Спонтанность полна благодати, поскольку она дается непосредственно через осознание реальности окружения.

Наши желания бессильны, если они не связаны с вибрирующей реальностью. Верно, что человек ничего не может осознать без желания; таким образом, он должен погрузить желание в действенность спанды [божественной, внутренней трепетной вибрации]. Если человек вложит всю свою энергию в одно желание, если он пройдет весь путь со своим побуждением, то он сольется с божественной энергией желания [XV].

«Тело немедленно дарует совершенство, то есть уверенность в истинной природе вещей… благодаря контакту с силой своего „я“», – говорит Абхинавагупта [XVI].

Но как желать, не страдая? Как отдаться страсти, не подвергшись разрушению? Почему почти все духовные пути запрещают чувственность, желания и страсть? Зачем отсекать часть человеческого потенциала, чтобы обрести полноту жизни? Какая же это полнота, если она не включает в себя все человеческое?

В этом случае тантрические учителя также отвергли все предрассудки. Они полностью осознанно рассмотрели все импульсы, которые проходят через человеческое существо, и вместо того, чтобы отрицать эти живые и мощные силы, проигнорировали мнение людей о своих страстях и внимательно сами исследовали их.

В результате на протяжении тысячелетий, в течение которых происходила передача тантризма, они пришли к некоторым удивительным и совершенно новаторским выводам о чувственности, желаниях и страстях.

Глава 11. Наслаждение жизнью

Овладевая дыханием и развивая тактильную чувствительность, мы обнаруживаем, что больше наслаждаемся жизнью. Наш язык чувствителен к молекулам, которые вступают с ним в контакт. Это чувство функционирует в тесной связи с обонянием.

Тантрическая йога предполагает, что мы изменим свой взгляд на желание, чтобы улучшить наше восприятие и вкусовую чувствительность. Например, если мы выпиваем стакан воды, веря, что эта вода хочет нас, мы будем испытывать осознанное переживание; мы почувствуем, как вода проникает в нас и проходит через нас. Все, что мы вкушаем, может дать нам важный опыт единения со стихиями. В 72-й строфе Виджняна-бхайрава-тантры прямо говорится об этом переживании: «Радуясь изысканным блюдам и напиткам, полностью испытайте это наслаждение и через него познайте высшее блаженство» [XVII]. Это постоянное внимание к сути вещей ведет нас непосредственно к переживанию божественного через полное осознание. Оно устраняет дистанцию между миром и нами, каждое мгновение восстанавливая наше активное участие в жизни.

Я осознаю все, что касается моего языка, нёба, рта. Я открываю себя ощущениям, вкусу предметов и людей.

Мои губы и язык – одни из самых чувствительных областей тела. Я использую их полностью осознанно, чтобы войти в контакт с миром. Как ребенок, я играю в игру, кладя в рот все, что меня привлекает, и заново открываю забытые вкусы.

Я позволяю своему телу войти в состояние вибрации через вкусную пищу.

Я получаю пользу от совместного приема пищи, чтобы позволить всем моим чувствам открыться другому человеку.

Глава 12. Желание и его объект

Желание – одна из наших жизненных сил. Отрицать желание или хотеть отсечь его – значит лишить себя ни с чем не сравнимой движущей силы; это значит истощаться и становиться безжизненным, что отличает многих «религиозных» людей. Слово «религиозный» означает «связанный». А что может лучше связывать, чем желание? Кашмирские учителя признавали эту силу, и их интересовало не желание как таковое, являющееся неотъемлемой частью жизни, а связи между желанием и его объектом.

Если все исходит из сознания, то ни одно действие не является более ценным, чем любое другое. Желание Бога – это желание; желание отречься от желания – это само по себе желание. Поэтому невозможно следовать духовному или мистическому пути, искореняя желание. Для тантристов желание – это признак бесконечной креативности сознания. Отсекая его, мы отсекаем важную часть нашего сознания.

Строфа 105 Виджняна-бхайрава-тантры [XVIII], одного из самых древних тантрических текстов и источника всей йоги, не связанной с позами, описывает эту ситуацию выбора: «Желание существует в вас, как и во всем. Осознайте, что оно также пребывает в объектах и во всем, что может постичь ум. Затем, открыв универсальность желания, войдите в его сияющее пространство» [XIX].

Для тантристов желание – это само движение, сама природа Вселенной. Для того чтобы не отсекать его, они рассматривали его в абсолютном виде и задавали себе вопрос: «Чего мы на самом деле желаем?» Мы можем легко поверить – и это соответствует в целом нашему фрагментарному восприятию мира – что мы желаем обладать людьми или объектами. Следовательно, мы идем по жизни как хищники, стремясь присвоить себе все, к чему может прикоснуться наше желание. Через короткое время мы осознаем, что не удовлетворены, и этот механизм урезанного желания постоянно подталкивает нас к желанию большего количества объектов в бесконечном цикле, который в конечном итоге уступает место разочарованию.

Затем тантрические мастера задумались: «А что, если желание – это желание чего-то другого, а не объектов?» Если бы желание было просто сиянием, которое дает нам ощущение жизни, энергией, дрожащей вибрацией, которая приводит нас в движение, то было бы абсурдно позволить ему быть поглощенным объектами и потерять его, как только мы получим объект или осознаем, что не можем достичь цели. Это глубокое движение есть сама жизнь, и эту дрожь испытывают все йогини и йоги именно потому, что они остаются в сиянии желания, не делая его зависимым от объекта. В этот момент объекты воспринимаются как поддерживающие это сияние, а не уменьшающие его.

В тантрической садхане есть особая практика, связанная с приведенной выше строфой, когда йог воспринимает мир как желание. Все: лист, падающий с дерева, небо, снег, вода, которую он пьет, его пища – желает его. Таким образом, он вступает в чрезвычайно тонкие отношения с объектами. Мы иначе прикасаемся к чашке чая, которая желает нас, мы иначе смотрим на дерево, которое желает нас, потому что каждый контакт с реальностью становится прославлением универсальности желания. Таким образом, больше не существует фиксации на одном объекте.

«Вы скучаете по одному человеку, и весь мир кажется безлюдным» – стихотворение Ламартина хорошо выражает этот вид отсутствия в мире, при котором мы становимся полностью выведенными из равновесия желанием, сосредоточенным на одном человеке, на одном предмете, которое овладевает нами до такой степени, что скрывает от нас мир.

Постоянному удовлетворению мешает то, что мы уменьшаем наше желание, вместо того чтобы позволить ему расцвести и распространиться на все объекты. Уменьшенное желание препятствует непрерывному потоку сознания, ощущений, мыслей и эмоций. Когда отдельный объект занимает исключительное место в нашем уме, когда наше существо напряженно стремится к этому объекту, внутри нас прекращается движение и поселяется страдание.

С другой стороны, когда желание охватывает весь мир, отсутствие одного объекта остается совершенно незамеченным, потому что поток осознания может свободно войти в контакт с тысячами других. Так живут тантристы: постоянно присутствуя во всей реальности. Таким образом, они постоянно сталкиваются с бесконечным разнообразием мира. Им больше не нужно хватать, удушать объекты этого мира; они оставляют их свободными, и контакт, который они устанавливают с миром, настолько богат, что нужда, разочарование или одиночество никогда не приходят и не поселяются в их жизни.

 Пламя желания, которое зажжено от своего собственного невидимого огня, заставляет взгляд тантристов сиять так ярко, делает их постоянно влюбленными в реальность, делает их такими живыми, такими трепещущими, тогда как все это время они ничего или почти ничего не потребляют.

В обществе Дэви я ощущал превосходство ее желания, которое включало все объекты, в то время как мое тратило время, изнуряя себя, изолируя один объект за другим и не учитывая многообразия объектов. Для нас все есть сознание, и все, что проявляет себя, беспрестанно ведет нас обратно к сознанию.

Таким образом, чувства становятся чудесной палитрой, которую мы открываем миру, окрашивая его в тысячи цветов, так что реальность непрестанно и свободно с любовью возвращает нас к нашему собственному «Я».

Глава 13. Высшая реальность

Миры не разделены надвое. Абсолют находится в самом сердце реальности. Все вибрирует, все реально. Мы не верим, что объекты восприятия иллюзорны, и очень близко подходим к чань-буддизму в этом видении реальности мира как сознания, лишенного отдельной реальности. Все взаимосвязано, все является одновременно образом и отражением.

То, что мы говорим о «Я», приближает нас к некоторым буддийским школам, таким как йогачара Асанги, который говорит о Великом «Я». Кроме того, тантристы говорят, что одно из имен Шивы – это Великая пустота или Великий простор, который содержит в себе весь мир, все формы, мысли и эмоции, подобно пустоте некоторых известных в прошлом учителей буддизма. Шестой патриарх чань-буддизма пишет:

Маха означает «великий». Ум всеобъемлющ, как пустое пространство, и не имеет границ…

Знающие наставники, не слушайте моего объяснения пустоты и не привязывайтесь к пустоте. Если вы сидите неподвижно с пустым умом, вы привязываетесь к недифференцированной пустоте…

Знающие наставники, пустота Вселенной способна вместить в себя формы и очертания десяти тысяч вещей: Солнца, Луны и звезд; гор, рек и великой земли; фонтанов, источников, ручьев, потоков, трав, деревьев, зарослей и лесов; хороших и плохих людей, хороших и плохих дхарм[11]11
  Дхарма – совокупность норм или правил, необходимых для поддержания космического порядка.


[Закрыть], небес и преисподней, всех великих морей, Сумеру[12]12
  Примечание Патриарха: Сумеру – центральная гора каждой мировой системы, по-китайски называющаяся «мяо као» («удивительно высокая»).


[Закрыть] и всех гор – все содержится в пустоте [XX].

Что же мешает этому сферическому развертыванию чувств, огню желания и заставляет наше переживание реальности непрестанно разрываться между удовольствием и страданием? Что мешает нам ощутить вкус постоянного присутствия желания?

Здесь снова кашмирские учителя возвращаются к источнику, сознанию. Мы способны жить реальностью мира непосредственно, без того чтобы ум постоянно откладывал это наслаждение, комментируя его, оценивая, пряча его в установлении различий.

Постоянное осознание, которое позволяет ощущениям, эмоциям и мыслям не застывать внутри нас, – это то, с чем мы можем столкнуться во время созерцания или медитации. Все начинается с изучения того, что есть, – то есть нашей проблемы, нашей трудности в восприятии всего в данный момент. Открытость к возбуждению – это возможность для спокойствия. Мы никогда не пытаемся измениться, действовать иначе; вместо этого мы пытаемся позволить себе осознать, что действительно происходит внутри нас. Мы заметим, что этого достаточно для того, чтобы устранить все, что блокирует текучесть жизни.

Таким образом, в этом покое и тишине мы ясно видим нашу беспокойную и запутанную реальность. Мы осознаем тот факт, что эта проблема связана с работой нашего возбужденного ума, который постоянно дает оценки событиям, классифицирует, принимает, отвергает, избегает их или пытается ухватиться за них. Спокойное осознание позволит нам понять тот факт, что тело обладает неограниченной способностью быть в гармонии с миром, проявляя необычайную точность, изящество и спонтанность, – если мы перестанем мешать ему своими мыслями, на которые всегда влияют сомнение, взгляды других, чувство вины, фундаментальная боязнь стать ничем.

В «Хеваджра-тантре» мы читаем:

В отсутствие тела нет блаженства, поскольку без тела невозможно говорить о блаженстве. Мир пронизан блаженством, мир и блаженство взаимозависимы.

Подобно тому как запах цветка не существует в отсутствие цветка, точно так же блаженство невозможно испытывать без формы и других качеств.

Я – это существование так же, как и не-существование. Я – просветленный, поскольку я просветлен относительно истинной природы вещей. Но те глупцы, которые страдают от тупости, не знают меня [XXI].

Когда мы полностью утрачиваем представление о нечистоте тела, тогда в нас поселяется это блаженство. Шива провозглашает:

О Дэви, некоторые люди утверждают: «Тело состоит из примесей, таких как микробы, черви, фекалии, моча, мокрота, кровь, плоть, кожа и так далее. Как мы можем предложить такое тело гуру?» С такими мыслями они не делают подношения.

Это неправильно. Тело, в котором пребывают гуру и «Я», можно считать только чистым. Никогда не должно быть никакого чувства нечистоты при подношении тела.

Семьдесят две тысячи каналов,

проходящих через пять оболочек,

здесь «Я» всегда находит свой дом.

Муктананда, мудрые видят в нем

храм Господа [XXII].