Текст книги "Святая и дикая. Тайные силы женской природы"

Услышь, милая, хриплый голос мудрой Старицы, звучащий в глубине твоих костей. Она поведет тебя сквозь эту медитацию, пойдет с тобой рядом и поможет понять, что время, проведенное в подземном саду, было ключевой главой твоей истории, очень важной для твоего личного роста. Прощение освобождает: гнев и презрение к себе за то, что ты провела столько времени в саду, отнимает у твоего сердца и души энергию. Прощая себя, ты льешь целебное снадобье на свою страждущую женского начала душу. Твой путь прекрасен, как он есть. Возвращайся в сад, Жрица, и позволь Старице повести тебя за руку.

«Следуй за мной, Дева, – приказывает она, протягивая к тебе свои иссушенные ладони. – Мы должны вернуться в место, против которого ты когда-то восстала».

Своим внутренним взором ты видишь пейзаж своего сада, того, в котором ты чувствовала себя в безопасности, где твои маски сочетались с масками других, но твоя дикая природа, покажи ты ее слишком рано, была бы отвергнута.

Ступай в свой подземный сад, в свой Эдем. Следуй за своей защитницей: она будет оберегать тебя со всей стойкостью волчицы-матери. Она с тобой, и тебе ничто не угрожает. Больше здесь никого нет. Ты видишь сад так явственно, воспринимаешь его всеми органами чувств. Какие цвета ты видишь? Какие звуки слышишь? Обойди сад, заново изучая места, которые так хорошо знаешь. Коснись пальцами того, что тебе было запрещено трогать, когда ты росла здесь. Вообрази, как нарушаешь правила этого места. Пустись в пляс, провозгласи свое истинное имя. Пропой клятвы, как если бы они были полноправной мантрой: «Узри меня такой, какая я есть. Услышь меня такой, какая я есть. Познай меня такой, какая я есть. Люби меня такой, какая я есть».

А теперь зачаруй этот адский сад. Представь себе, как он начинает меняться – его небо темнеет, словно кто-то приглушает свет, все кругом заливает серое сияние. Позволь Старице подвести тебя к Древу познания. Где-то в этом блекнущем, выцветающем саду растет яркое, блистающее от росы древо, и мудрая Старица внутри тебя может найти его.

«Я знаю дорогу, Жрица», – говорит она, берет тебя за руку и ведет туда, где ты точно не была раньше.

Когда отыщешь древо, ты увидишь и его – самый прекрасный материнский дар в мире. Сам сад едва освещен, но это древо озарено розово-золотым сиянием свободного женского начала. Листья у него такого яркого изумрудно-зеленого цвета, что кажутся сверкающими, а кора широкого ствола отмечена старостью. Ветви увенчаны плодами – такими безупречными, что их кожура испещрена древними символами: Бог, Богиня, Таинство.

Это древо – символ твоего священного пробуждения, милая. Его цвета – оттенки твоего освобождения, а в его облике предстала перед тобой твоя собственная дикая природа. Подойди к древу, Жрица, но ступай медленно. Проведи кончиками пальцев по коре и вдохни душистый аромат запретного плода. Когда будешь готова – протяни руку и сорви самый спелый плод грешного вожделения, который только найдешь. Проведи языком по его бокам, запусти зубы в сочную мякоть Святой дикости.

Съешь плод без остатка. С каждым укусом представляй, как темный сад становится неосязаемым и рассеивается густым, черным, горячим дымом, который повисает вокруг тебя. Когда насытишься, глубоко вдохни и впусти этот черный жгучий дым в свои легкие, а затем выдохни и посмотри, как он вьется вокруг. Вдохни снова, втягивая дым в свое священное тело, но на этот раз, милая, выдохни серый туман, теплый и легкий. Вдохни туман и выдохни прохладную белую дымку. Вдохни эту дымку и выдохни чистый бриллиантовый свет.

Задержи этот образ перед глазами, Жрица, ведь ты только что преобразила свою память о саде. Наконец, начни ритмично вдыхать и выдыхать этот белоснежный свет, погружаясь в транс. На вдохе думай «я теперь», на выдохе – «прощена».

С каждым вздохом освобождай себя от вины и стыда, который накопился за время, которое ты провела здесь. Ты благодатна и безвинна. Ты не ошибаешься, ведь ты – бескрайнее, космическое, бесконечное чудо женского начала. Пусть все станет светом, милая. Древо познания и твоя мудрая проводница исчезают в сиянии твоей сущности. Теперь повторяй такие слова: на вдохе – «я теперь» – на выдохе – «Дикая».

Я Дикая. Ты Дикая. Мы Дикие. Она Дикая.

И да будет так.

Жрицы дикой земли снова и снова возвращаются домой в чащобу, восставая против правил бесконечных садов, вырастая из тесных мирков, когда их души становятся воплощенным плодородием. И, наконец, мы находим свою землю. Мы находим ее, не зная точно, кто мы такие, но будучи уверенными в том, кем мы не являемся. В жизни Дикой женщины бывают случаи, когда почва под ее ногами становится зыбкой, когда ее алтарь плавает на поверхности великого и загадочного моря, а не покоится на предсказуемой земле. Это – межвременья, и в этот миг магия преображения сильнее всего.

Чтобы объединить стихию Земли со стихией Воды, мы должны поразмыслить о нашем исходе из сада, который, может быть, и был совершен импульсивно, однако стал нашей земной точкой посвящения. С него началось наше странствие. Без Земли наш поиск дикого дома стал бы бесцельным и невозможным. Благодаря этой стихии Жрица может понять, что именно ей не принадлежит, и решить, какие черты сада она не возьмет в свой новый дом. Водные же течения ее чувственности понесут ее в верном направлении. Если ее потянет ко дну, она сможет смело опуститься на дно, потому что Земля снова примет ее в свои объятья, подарит ей ощущение надежности и напомнит, что если Жрица будет падать, почва всегда поймает ее.

Утраченные стихи священного женского начала: я не заблужусь

Змей был одновременно тайной и тенью. Когда весь ее мир замер в равновесии, Лилит прочла свое будущее в его черных зеркальных глазах. Она увидела, как строит новую жизнь из своих кристальных страстей и глиняных умений; эта жизнь стоила одиночества, горя и гнева, и Лилит поняла, что рискнула бы всем на свете ради такой свободы.

Никогда она не ведала такого счастья, как в тот миг, когда заглянула в самоцветные зерцала души змея. Никогда и ничего она так не жаждала. Лилит не могла остановиться. Она забыла о своем детском страхе быть брошенной, отвергла все, чему научилась верить, и поцеловала холодную змеиную чешую. Она шепотом вознесла молитву, говоря со змеиной кожей:

«Я не знаю, где мое место, но здесь я остаться более не смогу. Мое время в саду вышло. В этом змеином поцелуе я перерождаюсь. Нынче ночью я буду блуждать во мраке пустыни, но я не заблужусь».

И да будет так.

Книга Воды

Дары стихии Воды можно принять только с помощью творческого начала. Наши корни уходят глубоко в землю, и потому стихия Земли – наша почва и наше посвящение. Вода же – наша воплощенная, чувственная, текучая молитва. Когда мы позволяем себе полностью погрузиться в свои ощущения и принять все, что нам предлагает этот мир, наши чувства становятся вратами к познанию себя самих и нашего места в этой великой и сложной общности, в которой мы рождены жить. Здесь, в глубинах нашего «я», мы становимся подводными русалками-искательницами, и нас швыряют волны нашей собственной сексуальности. Мы сдаемся текучести и хаосу, веря, что радость и удовольствие заложены в самом странствии, а не в его неведомом благословенном финале. Мы прибиваемся к берегу, силимся удержаться на поверхности и снова ныряем в пучину волн. Здесь мы исследуем свое тело и утверждаем свое право чувствовать всё, что захотим, – и пробирающий до костей холод одиноких морей, и благое тепло священных вод, которые обещают нам бесконечное наслаждение.

Архетип Дикой женщины: Дева необузданной чувственности.

Темы в истории: призвание дома счастья, возвращение себе воплощенного чувства, чествование желания, пробуждение дикого искусства, надежда и влечение.

Давай окунемся в воды цвета индиго. Здесь, в глубинах нашей души, мы призовем наш дом счастья. Мы почтим наше право ощущать себя разумными, дикими созданиями, мы покажем миру, чего стоит желание женщины.

Глава 4
Стихи Воды

Стихия Воды учит нас поддаваться эмоциям, разрешать себе пробовать все сладкое и горькое, что есть на свете, и радоваться тому, что мы созданы из плоти и кости. Архетип Девы необузданных чувств отражает глубинное знание, утерянную часть праматеринской мудрости, которую женщинам приходится изучать в мире, где у старейшин отнята их самодостаточность и полноправное место целительниц. Глубинное знание, к которому нас через циклы ран и заживлений несут потоки стихии Воды, таково: женщина со зрелой, плодородной и любящей душой не только может искать удовольствия и заявлять свои права на радостное и всеобъемлющее уединение – без этого она не сможет обрести личную свободу.

Чувственность Дикой женщины тесно связана с ее свободой. Как человечество не может подобрать духовности одно общее имя и утвердить единый путь ее достижения, так и женщина не может донести до другой женщины, что значит быть чувственно свободной. Но я постараюсь рассказать тебе об этом. Сильно упрощая, это понятие можно объяснить так: это то, как мы независимо от других вкушаем соки жизни, и это понятие гораздо шире сексуальности. Чувственная женщина пробует мир всем телом, кожей и языком, упиваясь дарами ощущений. Любые общественные рамки, которые ограничивают ее сексуальную уверенность, эмоциональную целостность, эротическую невинность или телесную независимость, закрепощают ее творческий и духовный опыт. Дева необузданной чувственности позволяет себе свободно и полно проживать свои впечатления, быть соблазнительницей истины с плавно танцующими бедрами, раскрываться в тактильном, стихийном ощущении прохладной морской воды, мягкого солнечного тепла и легкого ветра. Она вправе пробовать на вкус поэзию, пить сочный аромат рассвета. Она плывет на глубине, эта Дикарка, и стремится обрести родной дом внутри себя, отныне и навсегда.

Подумай об отношениях между твоим чувствующим телом и эмоциями, желанием и творческим началом, свободой и радостью. Пусть эти строки помогут тебе познать себя. Знай, что изгибы твоего тела те же, что и у всех женщин твоего рода. Поверь, исцеляясь сама, ты утишаешь боль своих предков, лечишь эти всестихийные женские раны, которые влияют на женщин с тех пор, как пришло в движение колесо времени. Вообрази множество своих прародительниц, которые счастливо плещутся в свободных потоках воды где-то по ту сторону бытия. Подумай о тех моментах, когда твои чувственность и духовность мимолетно сливались воедино – эти мгновения стали путями твоего посвящения, ключевыми точками на Красной тропе, ведущей к духовному росту, которым наслаждались эти славные старицы, когда их тела еще дышали.

В языческом пантеоне много богинь, которые полностью погружаются в свою искреннюю радость, хотя их судьбы не лишены минут страдания. Эти воплощения божественного женственного света излучают и отражают жизнеутверждающую энергию Девы, ту часть нашей дикой души, которая требует от нас чувствовать, наслаждаться природой, течь, как река, с силой и благодатью. Дева необузданной чувственности живет в наших самых нежных воспоминаниях о морских волнах, вкусе долгожданной пищи, о ласках откровенного и любящего тела, о душистом лавандовом поле. Она прикасается к миру с намеренной невинностью – и, как библейская Саломея, танцует с соблазном и обретает силу в движении.

В Новом Завете христианской Библии Саломея, дочь Ирода, – это соблазнительница, которая становится выше морали и требует убить Иоанна Крестителя. Ее танец семи покровов описан уже не в Библии, а в драме Оскара Уайльда, созданной в конце XIX века. Согласно христианскому тексту, она танцевала перед гостями, собравшимися на празднестве в честь дня рождения царя Ирода. Монарха так восхитил ее танец, что он позволил Саломее просить его о чем угодно. Она повелела принести голову пророка на блюде, и царь «не пожелал отказать ей» в этом.

В этом сказании отчетливо виден тот факт, что в торжестве женской сексуальности мужчины усматривали особенно тяжкий грех. А ведь, учитывая исторический контекст притчи, Саломею, скорее всего, насильно заставили танцевать и уж точно подорвали ее телесную независимость патриархальными общественными нормами. Неизвестно, хотела ли Саломея обнажаться перед гостями, сколько ей было лет, каковы были ее права в отцовском доме, да и существовала ли эта девушка на самом деле. Но мы знаем точно, что имя Саломеи покрыли позором. Она стала воплощением роковой женщины, своей красотой и обольстительностью толкнувшей царя на убийство человека, который считался святым.

Архетипы других богинь – скандинавской Фрейи и индуистской Лалиты – отражают иные качества чувствующей Девы. Фрейя – воплощенная женственность – одновременно сильна и сексуальна. Один из мифов повествует о ее якобы безнравственности: она идет на соитие с гномами, чтобы заполучить драгоценное ожерелье. Однако Дикая женщина читает это сказание как притчу о спасении души и понимает, что Фрейя использует свою сексуальность, чтобы заполучить не безделушку, а кусочек своей самости. Эта богиня воплощает в себе сексуальную смелость, щедро приправленную амбициями.

Пусть самые твои осмысленные отношения с другими будут миниатюрной копией твоих отношений с миром.

В отличие от Саломеи, она не предлагает мужчинам оценивать себя, ей не нужно просить у них исполнить ее желания. Фрейя использует свою сексуальность, чтобы получить то, что принадлежит ей по праву. Женская обольстительность была изгнана в тень греха вместе с колдовством и пониманием цикла жизни и смерти, но мы находим эту силу в архетипе Дикой женственности и возвращаем ее себе.

Индийская тантрическая созидающая богиня Лалита – это чистая, незамутненная эротическая невинность. Она весьма независима и всегда отстраняется от тех, с кем сходится. С ней вечно приключаются истории, которые повествуют о ее сексуальности. Один из главных уроков, который преподносит нам Лалита, таков: пусть самые твои осмысленные отношения с другими будут миниатюрной копией твоих отношений с миром.

Лалита является воплощением телесной, чувственно выраженной любви. Она игрива и радостна – истинное олицетворение двойственных энергий коронной и сердечной чакр. Ее сексуальность повенчана с духовностью.

Для Девы необузданной чувственности, во всех ее воплощениях, ценно именно богатство даров ее тонко чувствующего тела, которое поддерживает интимную связь с ее миром. Дикие женщины не смогут сполна насладиться радостью бытия, пока не вернут себе право чувствовать, ведь никто, кроме нас, не знает точно, что и как мы ощущаем. В минуты радости мы возвращаемся к своему телу, к воплощенному опыту мимолетной, но сильнейшей эмоции. Счастье – это духовный обряд, который напоминает, что значит быть живой, что значит быть творческой душой, облаченной в женскую кожу.

Скажи мне, Жрица, где в твоем теле таится радость? Например, легкость бытия, которая приходит вместе с приятными событиями. Если ты чувствуешь, что твоя способность радоваться ограничена тревогой, беспокойством, травмой или запретом на чувства, то вообрази себе, как ты срываешь эти покровы, раздираешь их и отбрасываешь прочь. Ты – Дева необузданной чувственности, и это история о том, как ты возвращаешь себе радость.

Легенда об одаренной соблазнительнице: история Саломеи

Ее больше не заставят танцевать. Она сбежала из-под тяжелой руки патриарха, забрала себе этот краткий миг и спряталась под одеждами, чтобы в ней не узнали беспутную царевну. Путь к берегу реки был долог, на послеполуденном небе поднялась новая, девственная луна. Красная тропа, которая привела ее из дворца к реке, была камениста и трудна, она заросла дикой травой и пахла грязью и цветущим лотосом.

Саломея не думала о том, что станет с ней, если ее поймают купающейся без разрешения отца. Оступаясь, она клялась себе не отвлекаться, клялась приковать себя к текущему моменту собственным дыханием и сделать происходящее с нею священным обрядом.

Саломею звали порочной, хрупкой и нескромной. Ее кожа была покрыта кровавыми отметинами – их оставили те, кто говорил ей слова любви. Ее тело было захватано незваными руками. Стоя перед быстрыми водами реки, Дева необузданной чувственности решила: она не позволит своей испещренной шрамами коже отнять у нее все те ласки, которые Святая дикость могла предложить разумному созданию. Она поклялась не просто выжить, но насладиться завораживающим величием этого мира – не прозябать в тревоге, но восславлять свое тело как святыню.

Она ни перед кем не должна была отчитываться и могла сама решать, рассказать ли миру свою истину. К этой точке она шла целую вечность: не к берегу, но к праву вернуть себе радость жизни, и, хотя у нее многое отняли, это мгновение принадлежало ей. Саломея вошла в грязную воду, увязая ногами в песке, поддающемся под ее весом; она стояла широко, совсем не по-женски. Убедившись, что она одна, бунтарка сняла первый покров – из грубой и толстой ткани, которая поднимала ее груди, но сковывала дыхание.

«Я сбрасываю покров безупречной хорошей девочки», – прошептала она несмело, держа тяжелую одежду в руках и гадая, действительно ли хочет отпустить ее. В этот момент она засомневалась, что может стоять здесь, обнаженная по грудь и такая уязвимая. Она подумала о раскрытых ртах, нахмуренных лбах и о том, как ее учили быть незримой и неслышной.

Она глубоко вздохнула и увидела дряхлую русалку, которая грела свои усталые кости на камне по ту сторону реки. Ее груди низко свисали, а истончившиеся, давно поседевшие волосы мокрыми прядями прилипли к розово-голубой чешуе. Ее стареющую кожу покрывали яркие изображения цветов и священные знаки, ее раскрашенные губы и глаза сверкали. Старая мавка напевала сама себе грубую русалочью песнь, игриво плеща хвостом по воде. Саломея затаила дыхание, чувствуя в этом создании древнюю мощь, воплощенную чувственную свободу, которой дева до этого мгновения и не знала. Старая русалка посмотрела Саломее прямо в глаза, будто спрашивая: «Чего же ты ждешь, девочка?», с шумным плеском нырнула в бурную реку и скрылась под водой.

Живот девы свело первородной женской решимостью. «Я сбрасываю покров прилежной чистоты и безупречного совершенства!» – воскликнула она, сжимая кулаки, и голос ее дрогнул от утробной силы, поднимавшейся в ней. Она опустила одежды в воду.

Приободренная смелостью собственного голоса, она начала качать бедрами и изгибать свои длинные руки. Она развязала покровы, стягивавшие ее запястья так тесно, что они оставили алые следы. Эта грубая узловатая ткань не давала ее сердцу искать того, что ему хотелось, а ладоням – ласкать нежную кожу ее собственного тела. «Я сбрасываю покров доступности, и никому отныне нет хода на святую землю моей плоти. Я сбрасываю покров вины!» Течение понесло ткань прочь, и Саломея смотрела, как она извивается, точно маленькая речная змея. Река уносила ее путы, оставляя ее танцевать, подобно святой волшебнице, чья величайшая магия рождается на дне священного колодца, обрамленного ее бедрами.

Набрав немного воды в ладони, Саломея окрестила себя во имя Святой сексуальности. Впервые с тех пор, как она познала, каково быть женщиной в этом жестоком мире, эта Жрица ощутила себя королевой-правительницей собственного тела. Медленно и грациозно поворачиваясь, она размотала длинный шелковый пояс. «Я сбрасываю покров слащавой покорности! Эта плоть, эти кости – все это мое, и только мое!» Ткань вздымалась на глади воды в ритме ее сердцебиения, и дева могла поклясться, что видела, как маленькое рогатое существо ухватило зубами пояс и утащило на дно.

Саломея двигалась все разнузданнее, она всплескивала воду и спускалась все ниже по течению, вскрикивая от чистого наслаждения. Она развязала еще два покрова, увивавшие ее бедра, и потопила их в воде. «Я сбрасываю покров первородного греха! Я не послушный предмет, и меня больше не тяготит общечеловеческое зло! Я сбрасываю покров Божьего осуждения! Я ни в чем не каюсь перед теми, кто считает меня испорченной, и я разрываю любые связи со своим родом, с людьми, которые запирают меня в клетку приличий, морали и законов, писаных мужской рукой».

Тело Саломеи покрывали вода, пот, грязь и сладострастие. Остался лишь один покров, но узел на нем был раздражающе тугим. Дева терзала его пальцами и бранилась, охваченная паникой, и ответом на ее богохульные слова стали вздохи изумления. Подняв глаза, Саломея увидела, что ушла далеко от потаенных берегов, от дома и от того, чем она была. Презрительные взгляды окружили ее со всех сторон, и матери закрывали глаза своим детям. Эти насмешливые чудовища стыдили ее взорами и шепотами, и осуждение нахлынуло на нее волнами резких звуков, тяжелых вздохов и едва слышной брани, которые резали ее, точно кинжалы. Они звали ее шлюхой и распутной девкой, и ее Дикое сердце едва не остановилось, однако она поняла, что жалкие бичи их ругани ничего для нее не значат. Это не ее родной язык, в языке Богини нет места словам, которые унижали бы чувственную свободу женщины. Их ругань не могла пробить только что возведенные ею стены, прочные границы ее женственной души, которые защищали ее от самых ужасных оскорблений.

Она рассмеялась и показала язык шепчущимся сплетникам, срывая последний покров со своего тела. «Я сбрасываю покров стыда, бессердечные вы создания! Давайте, зовите меня демоницей! Говорите, что я запятнала имя своего отца! Спросите меня, не забыла ли я стыд, и я отвечу вам с открытым сердцем и разведенными ногами!» С этими словами она скомкала покров, потрясла мокрым комком ткани перед своими наблюдателями, а затем швырнула его прямо в незнакомого дворянина, вероятно, высокородного и непогрешимого.

Затем нагая Жрица встала на колени в воде, откинулась на спину и позволила водам нести ее прочь, к Диким землям.

Саломея заметила, что за нею по берегу бегут дети – с почтением или из любопытства, она не знала, – но она направила взор ввысь, к розовеющему закату и растущему полумесяцу девственной луны. «Это самый священный мой день, – прошептала она. – Я свободна от покровов, я пробудилась. Взирайте на меня такую, поскольку я больше не стану танцевать, чтобы ублажить мужчин. Я потребую голову любого, кто свяжет мне запястья, и воды этой полной духов реки станут моим дворцом, пока я не найду свой новый, дикий дом».