Текст книги "В нужное время"

Глава 7

Алекс окунулась в учебу с головой: в первом же семестре выбрала себе шесть предметов. Она спешила поскорее разделаться с обязательными предметами, чтобы заняться тем, что ей нравится. Однако скоро выяснилось, что ее интересует все: и семинар по английской литературе XVIII века, где требовалось писать (этому Алекс была очень рада – понимала, что для творческого развития необходимо сочинять не только детективы и триллеры), и история, и математика, и гендерные исследования. Приходилось много читать, но Алекс это радовало. В старших классах она училась легко, и теперь была рада столкнуться с чем-то более трудным и познавательным.

Столь же усердно занималась и одна из ее соседок, девушка из Гонконга, специализировавшаяся по физике. Она мечтала поступить в Массачусетский технологический институт, туда не попала, однако не бросала усилий и стремилась перевестись туда, проучившись год здесь. Вместе с Алекс они ходили в библиотеку. Другую свою соседку Алекс почти не видела: та в первую же неделю закрутила роман с однокурсником и постоянно где-то пропадала с ним вдвоем.

В конце месяца Алекс отправилась на выходные домой, в монастырь, захватив с собой целую сумку книг и недописанную работу по английской литературе. Единственное, что угнетало ее в колледже, – в этой суматохе было некогда писать рассказы.

В первый же вечер после ужина в комнату к ней зашла сестра Регина, и они проговорили допоздна. За этот месяц сомнения Регины не исчезли, напротив, усилились, и она уже хотела признаться в них матери Мэри-Мэг. За годы в монастыре Регине случалось видеть монахинь, которые разочаровывались и уходили, и она не желала становиться одной из них, но и оставаться в монастыре становилось тяжелее. Алекс понимала, что подруга расстроена и подавлена, и слушала ее с участием и тревогой.

– Тебе надо поговорить с матерью Мэри-Мэг, – наконец сказала она.

Что еще посоветовать, она не знала. Хотя Алекс прожила в монастыре четыре года, «монашеское призвание» оставалось для нее загадкой. Она верила в Бога, но не настолько, чтобы посвящать ему всю жизнь! Пусть Алекс еще не влюблялась, а ходила на свидания лишь пару раз из любопытства, мысль никогда не выходить замуж, запретить себе любовь, семью и детей казалась странной и неестественной. Поэтому она понимала смятение сестры Регины и сочувствовала ей.

– А чем ты будешь заниматься, если уйдешь? – спросила она.

Под влиянием Алекс Регина тоже начала писать, и, пожалуй, неплохо, но скорее для развлечения. Того внутреннего горения, того неудержимого желания сочинять, что сжигало саму Алекс, в ней не было – и ясно было, что творчество никогда не станет для нее делом жизни.

– Стану учить детей, как и сейчас, – ответила Регина.

Но ясно было: мысль об уходе из монастыря ее пугает. В монастыре она несчастлива, однако здесь все привычно; а что ждет за его стенами? Алекс не знала, что посоветовать, ей не хватало жизненного опыта, и она молчала.

Алекс снова приехала в монастырь на День благодарения, а потом на рождественские каникулы. В эти дни у нее сложилась идея романа, но сесть за работу она решила летом, когда появится больше времени.

Весной дел по-прежнему было много, но каждую свободную минуту Алекс работала над сюжетом будущей книги. Эта история не давала ей покоя, словно грызла изнутри, стараясь выбраться наружу. Она не могла дождаться мая и окончания занятий, чтобы сесть за роман. В конце весны, узнав, что на будущий год ее переселят в другую комнату в соседнем общежитии, Алекс съехала из колледжа домой, в монастырь, и здесь, в привычной обстановке, немедленно принялась за книгу. Три недели она трудилась днем и ночью, почти не отрываясь от машинки, и написала несколько глав, прежде чем устроилась на работу в букинистический магазин, где часто покупал книги ее отец. Директор магазина, впечатленный ее начитанностью и знаниями, предложил ей место сразу на два месяца.

Днем Алекс работала, а вечером возвращалась домой и писала, писала, писала; и в последнюю неделю августа завершила черновик романа. Очень вовремя – ведь на следующей неделе ей предстояло вернуться в колледж. Четыреста страниц лежали у нее на коленях, и от восторга Алекс едва могла дышать: ей девятнадцать лет, и она только что закончила свою первую книгу! Всю эту ночь она не сомкнула глаз.

Утром за завтраком мать Мэри-Мэг заметила, что Алекс выглядит усталой. «Неужели развлекалась всю ночь?» – шутливо спросила она, прекрасно зная, что шумными вечеринками и ночными развлечениями Алекс не интересуется; каждую свободную минуту она посвящает своему роману.

– Вчера вечером я закончила книгу. Черновик, – тихо ответила Алекс.

Над романом она работала каждый вечер до трех-четырех часов ночи, порой и до рассвета, а потом принимала душ, одевалась и шла на работу. И теперь, когда книга была закончена, чувствовала себя осиротевшей. Странное было ощущение: будто и не она это написала, словно кто-то или что-то другое, используя ее как инструмент, создало через нее целый новый мир. «Может, это папа?» – думала Алекс.

Мать настоятельница улыбнулась, хорошо понимая ее увлечение. Она ясно видела: Алекс – настоящий писатель, из тех, для кого сочинять – как дышать. Остановить это невозможно, да мать Мэри-Мэг и не пыталась.

– Почитаете? – спросила Алекс. – Мне важно понять, хорошо получилось или нет. Иногда мне кажется, что ничего, а порой – что лучше все это порвать и сжечь!

Ей нужен был сейчас объективный взгляд – взгляд доброжелательного читателя. Но сестра Регина не интересовалась детективами, а сестру Ксавье истории Алекс пугали, и лишь мать Мэри-Мэг читала ее рассказы с интересом и удовольствием.

– Алекс, я уверена, что все хорошо! Конечно, я прочитаю.

Через двадцать минут Алекс появилась у нее в кабинете с растрепанной рукописью в руках. Она еще раз перечитала свой роман, внесла множество исправлений и поправок, так что теперь в тексте, пожалуй, было нелегко разобраться.

– Начну сегодня вечером, – пообещала мать настоятельница, положив роман на стол.

Как счастлива была бы Алекс, если бы увидела, что в эту ночь свет в ее келье не гас до рассвета! Но она этого не видела: спала сном младенца, освободившись от своей истории, что много месяцев билась у нее в сердце, текла по жилам вместе с кровью и не давала ей покоя.

На следующее утро мать настоятельница вышла к завтраку усталой и не выспавшейся, и Алекс не осмелилась задать терзавший ее вопрос. Вдруг ей не понравилось? Заявит, что сюжет слишком запутан, а те или иные повороты интриги неестественны? Больше всего Алекс волновал сюжет: она вписала в историю множество загадок, вела четыре или пять сюжетных линий сразу – писать такое труднее, чем править пятеркой диких, необузданных лошадей! Но теперь боялась: неужели ход событий получился слишком запутанным, эмоции – нарочитыми и неправдоподобными, а развязка, соединяющая сюжетные линии воедино, попросту глупой?

Через два дня после завтрака, когда Алекс разговаривала с Региной, мать настоятельница подошла и попросила ее зайти к себе в кабинет. Алекс и Регина переглянулись. На лице Регины отразился испуг: помня, что мать Мэри-Мэг обладает хорошей интуицией и знает обо всем, что происходит в монастыре, она решила, будто настоятельница каким-то образом догадалась о ее сомнениях. Алекс молча поднялась и двинулась за Мэри-Мэг.

– Мне следовало бы на тебя рассердиться! – серьезно произнесла та, когда Алекс села напротив. – Из-за твоей книги я три ночи не спала!

На лице Алекс проступило облегчение, однако она хотела услышать что-нибудь еще.

– Алекс, – продолжила монахиня, – это нечто необыкновенное. Одна из лучших книг, какие мне случалось читать! Ее необходимо издать – и, клянусь, она сразу сделает тебе имя! Ты должна отправить рукопись в издательство.

– Вам… понравилось? – не веря своим ушам, прошептала Алекс.

Мать настоятельница широко улыбнулась:

– Еще как! Я оторваться не могла, все эти дни только и думала о том, что будет дальше! Я просто в восторге. Не знаю, может, «восторг» – не совсем подходящее слово для таких негодяев, как твои персонажи, однако сюжет у тебя великолепный и фантазия богатая! Боже мой! За четыреста страниц ты ни разу не повторяешься, ничего не «провисает», нигде не становится скучно читать! И совершенно невозможно угадать, что произойдет дальше! В общем, тебе нужно издаваться!

– Но я не могу прийти в издательство просто так, без агента, – заметила Алекс, – и не знаю, где его искать. Я уже много об этом думала. Авторов, у которых нет агентов, никто не принимает всерьез. «Самотек» в издательствах обычно даже не открывают. Кроме того, агент подскажет, куда мне обратиться, какое издательство может заинтересоваться такой книгой.

– Наверняка я знаю кого-нибудь, у кого может быть знакомый литературный агент!

Настоятельница вернула Алекс рукопись, еще раз поздравила ее и повторила, что обязательно что-нибудь придумает.

Словно в каком-то счастливом тумане Алекс вернулась к себе. Не успела она войти в свою комнату, как в дверь просунула голову Регина.

– Ну что? – поинтересовалась она. – Что она сказала? Обо мне что-нибудь говорила?

– Нет, только о моей книге. Ей понравилось. Посоветовала мне печататься, но я не представляю, как и где.

Сестра Регина вздохнула с явным облегчением:

– Извини, что я так на тебя насела. Просто очень боюсь, что матушка угадала мои мысли. От нее же ничего не скрыть!

Через два дня мать Мэри-Мэг зашла к Алекс в комнату.

– Я поговорила со всеми, кто может знать издателей или литературных агентов – и вот самое лучшее, что сумела найти. – Она протянула Алекс листок бумаги: на нем твердым почерком настоятельницы были выписаны женское имя, номер телефона и адрес в Нью-Йорке. – У одной из наших сестер зять работал в издательстве. Сейчас он на пенсии, однако обещал мне поспрашивать о хороших агентах – и вскоре перезвонил. Лично он эту женщину не знает, но говорит, что репутация у нее безупречная. Правда, работает она с известными и успешными писателями, так что, возможно, тобой не заинтересуется. Но в любом случае кого-нибудь тебе посоветует. Зовут ее Роуз Портер. Позвони ей и договорись о встрече.

Алекс прижала листок бумаги к груди, словно Святой Грааль, и поблагодарила мать Мэри-Мэг с таким трепетом, будто возносила хвалу Богу за совершенное чудо. Несколько минут спустя она уже сидела у телефона в холле и дрожащей рукой набирала номер.

– «Портер, Стейн и Джаннини»! – раздался сухой, деловитый женский голос на том конце провода.

Алекс едва не бросила трубку – такой охватил ее ужас. Однако она пробормотала, что хочет поговорить с Роуз Портер.

«Подождите, пожалуйста», – сказал голос в трубке; и Алекс ждала, казалось, целую вечность, а потом ее попросили подождать еще немного. Странно, думала она, что меня не спросили, по какому вопросу звоню. Она назвала свое имя – Алекс Уинслоу, но ведь Роуз Портер оно ни о чем не говорит! К счастью, Алекс не знала, что девушка с деловитым голосом – временная сотрудница, ничего не смыслящая в делах агентства, все обязанности которой заключаются в том, чтобы снимать трубку и звать сотрудников к телефону.

Вскоре в трубке раздался другой женский голос – немолодой, властный, с нотками нетерпения:

– Слушаю вас.

– Я написала криминальный триллер! – выпалила Алекс. – Четыреста двенадцать страниц. Это моя первая книга, и мне нужен агент. Я уже печатала рассказы в детективных журналах, – добавила она, а затем, вспомнив, что еще нужно сказать, назвала фамилию человека, который порекомендовал ей Роуз Портер.

По голосу Роуз сразу поняла, что «дебютантка» на том конце провода молода и напуганна. Обычно в подобных случаях она предлагала прислать рукопись почтой, чтобы ее прочитал и отрецензировал кто-нибудь из младших сотрудников. Однако что-то в этой девушке ее заинтересовало, может, ее волнение или то, как она, собрав все силы, преодолевала страх.

– А почему вы решили написать криминальный триллер? – поинтересовалась Роуз.

– Я читаю их с десяти лет. Триллеры – моя страсть, как и писательство.

– Вот как? С десяти лет? Как же это получилось?

– Мой отец обожал триллеры – и приучил к ним и меня.

– Вообще-то триллеры – литература не для молодых женщин, – заметила Роуз.

– Да. Отец мне тоже так говорил. В журналах я печатаюсь под псевдонимом – только фамилия и первая буква имени. Можно и книгу выпустить под псевдонимом…

В голове у Алекс снова вихрем пронеслись размышления о том, нужно ли публиковать книги под мужским именем – но женщина на том конце провода лишь рассмеялась.

– Давайте сначала я прочитаю книгу, а потом уже будем о псевдонимах беспокоиться! – И, поколебавшись, добавила: – Мне хотелось бы с вами познакомиться. Может, привезете мне рукопись сами?

На мгновение Алекс показалось, будто сейчас она лишится чувств.

– Когда?

– Завтра в три часа вам будет удобно?

Алекс не верила своим ушам.

– Да, да, конечно, я приеду! – пробормотала она, думая, что, если понадобится, и пешком придет в Нью-Йорк. Да что там, босиком по стеклу прибежит!

– Напомните еще раз, как вас зовут.

– Александра Уинслоу.

– Что ж, мисс Александра Уинслоу, увидимся завтра в три часа.

Алекс пробормотала слова благодарности, повесила трубку и почти в истерике бросилась в кабинет к матери Мэри-Мэг.

– Я завтра еду в Нью-Йорк!.. К ней… к этой женщине… отвезу ей рукопись… пожалуйста, можно мне сделать копию на ксероксе?

Мать Мэри-Мэг разрешила – и остаток дня Алекс провела у старенького монастырского ксерокса, снимая со своего романа несколько копий, на всякий случай.

Больше она никому не сказала, куда едет, но на следующее утро, надев простое черное платье и туфли без каблуков, села на поезд и в два часа вышла в Нью-Йорке, на станции Пенн. В Нью-Йорке была жара, в черном платье Алекс обливалась потом. На такси она доехала до офиса агентства на Пятой авеню, около Центра Рокфеллера, явилась на встречу на десять минут раньше назначенного времени, прижимая рукопись к груди, и взволнованно назвала девушке за стойкой свое имя.

После пятнадцатиминутного ожидания в холле появилась невысокая женщина в безупречном темно-синем костюме от «Шанель», на каблуках, с модной короткой стрижкой и в очках. Посмотрев на Алекс, она, вероятно, сразу поняла, кто перед ней, и улыбнулась.

– Александра? Пойдемте ко мне в кабинет.

Алекс долго шагала по коридору: ноги ее утопали в пушистом ковре, взгляд скользил по картинам на стенах – явно подлинникам, и, скорее всего, очень дорогим. Наконец они вошли в угловой кабинет, откуда открывался восхитительный вид на Манхэттен. За огромным письменным столом Роуз Портер казалась совсем маленькой, однако присутствие ее подавляло.

– Это ваша книга? – Она указала на рукопись, которую Алекс прижимала к груди.

Та кивнула. Роуз Портер протянула руку – и Алекс передала ей рукопись так бережно, с таким трепетом, словно отдавала своего первенца. Несколько секунд Роуз листала рукопись, затем подняла голову и улыбнулась.

– Вижу, вы серьезно над ней работали, – заметила она, указывая на многочисленные исправления и добавленные страницы.

– Да.

«Сразу ясно, что это ее первая книга!» – подумала Роуз.

– Название мне нравится. – Она снова посмотрела на первую страницу, где было название, выведенное заглавными буквами: «Вороненая сталь». – А сколько вам лет, Александра?

В литературных кругах Роуз Портер была известна своей строгостью. Не раз ей случалось сознательно наводить страх на «молодых и талантливых авторов», чтобы сбить с них спесь. Но эту девушку пугать не хотелось – она и так до ужаса напугана, и было нечто трогательное в том, что, несмотря на страх, она так мечтает издать свою книгу.

– Девятнадцать, – ответила Алекс, глядя Роуз в лицо, и та поморщилась.

– Я-то думала, двадцать четыре или двадцать пять… хотя выглядите вы на четырнадцать лет. Что ж, если дойдет дело до издания, то ваш возраст мы издателю не сообщим.

– И имя тоже, – попросила Алекс. – Я хочу публиковаться под мужским псевдонимом.

Роуз приподняла брови:

– Уверены? Это может создать проблемы, особенно если книга хорошо пойдет или если вы будете писать и дальше.

– Уверена. Зная, что я девушка, читатели не будут воспринимать меня всерьез. Папа всегда мне так говорил.

– Ну, с этим я не соглашусь. Однако все по порядку: сначала я прочитаю книгу, потом будем обсуждать подробности. Вы живете здесь?

– Нет, в Бостоне.

– И приехали сюда, чтобы увидеться со мной? – удивилась Роуз.

Алекс кивнула.

– Я очень благодарна, что вы согласились встретиться со мной лично! – выпалила она.

Роуз привыкла к капризным авторам, к тем, кто считает себя гением, а от агентов и издателей только что луну с неба не требуют; а в этой девушке, готовой ехать из другого города, потому что Роуз назначила ей встречу, было что-то искреннее и трогательное. Роуз испытывала к ней едва ли не материнские чувства.

– Как с вами связаться?

Алекс написала на листке бумаги свое имя, адрес и телефон.

– Я учусь в Бостонском колледже, – сообщила она, однако для связи дала телефон монастыря.

– Вам придется некоторое время подождать. Обычно я не читаю новых авторов сама, и сейчас у меня запланировано несколько поездок. Однако возьмусь за вашу книгу, как только появится свободная минута.

Роуз Портер чувствовала, что должна прочитать рукопись Алекс сама, не доверяя это молодым сотрудникам или стажерам. Было в этой девушке нечто необычное – и юный возраст, и нехарактерный для женщины жанровый выбор, и серьезность, с какой она относилась к своему творчеству. Всем литературным агентам известны истории о том, как «с улицы», из ниоткуда вдруг появляется выдающийся писатель, и каждый агент мечтает, чтобы такой начинающий автор попал именно к нему. Если Алекс – именно такой случай, Роуз не собиралась его упускать.

Она поднялась с места; встала и Алекс, не сводя глаз с рукописи на столе. Заметив, как она смотрит на свой роман, Роуз улыбнулась.

– Обещаю вам, к вашей рукописи я отнесусь бережно. Но, надеюсь, у вас есть копия?

– Конечно.

Алекс еще раз поблагодарила Роуз, попрощалась с ней, спустилась на лифте вниз и выбежала на улицу, готовая кричать от восторга. Обратно к станции она летела как на крыльях, не замечая удушливой нью-йоркской жары. «Вот и все, – думала Алекс. – Все, что могла, я сделала: мой роман в руках у агента – а дальше, как говорит мать Мэри-Мэг, остается лишь положиться на Бога».

Глава 8

Через неделю после поездки в Нью-Йорк начался второй учебный год в Бостонском колледже. От агента вестей пока не было, но Алекс и не ждала их так быстро: понимала, что Роуз Портер – человек важный и занятой и еще не скоро прочитает ее книгу. В середине сентября Алекс пришел в голову сюжет следующего романа, и на выходных, когда соседка по комнате уехала домой, она села и принялась писать. Надо было делать домашнее задание, однако Алекс не могла остановиться; слова буквально лились из-под ее пальцев на бумагу. К концу выходных она закончила проработку сюжета, написала несколько страниц первой главы и была счастлива тем, какой шокирующей, захватывающей дух и сразу привлекающей внимание получилась первая сцена. Второму своему роману она дала название «Тьма».

Через две недели, в октябре, когда Алекс написала вчерне четыре главы нового романа, наконец пришла весть от Роуз Портер. Мать Мэри-Мэг позвонила ей в колледж и сказала, что агент просила ее перезвонить. Чего ждать, Алекс не знала, может, об отказах Роуз Портер тоже сообщает лично? Спустившись в холл общежития, она набрала номер. На сей раз соединили ее быстро.

– Я прочитала «Вороненую сталь», – деловым тоном произнесла Роуз.

– Спасибо! – выдохнула Алекс.

– Роман отличный. Разумеется, редактура не помешает, но это мы обсудим позднее. Я готова представлять ваши интересы. Думаю, смогу продать вашу книгу. Мы ее перепечатаем и на следующей неделе начнем рассылку. Я пришлю вам договор: если он вас устроит, подпишите и вышлите мне один экземпляр, а второй оставьте у себя. Если у вас есть свой юрист, наверное, вам следует показать договор ему.

– Да… есть… – пролепетала Алекс, пораженная всем, что слышала.

– Под каким именем вы хотели бы опубликовать книгу? Все еще намерены использовать мужской псевдоним?

– Да. Александер Грин.

– Почему Грин?

Вероятно, девичья фамилия матери или что-нибудь подобное, решила Роуз. Чаще всего авторы выбирают псевдонимы именно так.

– Мой любимый цвет[1]1
  От англ. green – зеленый. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], – объяснила Алекс.

– Боже мой, вам как будто тринадцать лет! – со смехом воскликнула Роуз. – Лучше хорошенько подумайте – ведь это имя останется с вами надолго, и важно, чтобы оно вам нравилось. Книга ваша очень хороша, и я буду счастлива представлять вас.

Роуз не кривила душой: роман Алекс поразил ее зрелостью и мастерством. Робкая девочка, не имеющая ни малейшего представления о мире литературы или об издательском бизнесе, оказалась сложившимся писателем, причем незаурядным. «Как же мне с ней повезло!» – думала Роуз.

– Спасибо, – вежливо промолвила Алекс. – Сейчас я работаю над новым романом. Написала уже четыре главы.

Эта новость порадовала Роуз. Алекс не стала ждать, пока выйдет первая книга, не ждала даже реакции своего первого читателя – немедленно села за следующую! Это признак настоящего писателя: он сочиняет не ради денег или славы, не ради читательских похвал, а просто потому, что не писать не может. Истории рождаются в нем одна за другой и властно требуют воплотить себя на бумаге. Таково писательское призвание, которое чаще всего идет рука об руку с истинным талантом.

– Вам нужен человек, кто будет помогать с редактурой, – заявила Роуз, снова переходя на деловой тон. – Зовут его Берт Кингсли, и, к счастью для вас, живет он в Бостоне. Сейчас на пенсии, но время от времени снова берется за дело. Работает только с писателями, которые ему нравятся. Позвоните ему, скажите, что вы от меня, я с ним свяжусь и предупрежу о вас. С ним будете работать и над «Вороненой сталью», и над следующей книгой. Редактор он опытный. Немного ворчлив поначалу, но к этому вы привыкнете. О деньгах не беспокойтесь, все оплачиваю я – вернете потом, из гонораров за ваши книги. Если то, что вы пишете, ему понравится, он станет для вас ценным союзником. Постарайтесь научиться у него всему, чему сможете, – таких редакторов почти не осталось.

Алекс записала номер телефона Берта, который продиктовала ей Роуз. «Дозвониться до него не так-то легко, – продолжала она, – он не всегда берет трубку и не всегда перезванивает, но вы будьте настойчивы!» Судя по словам Роуз, этот Берт был каким-то угрюмым и ворчливым стариком, и Алекс немного боялась звонить ему, но что ж, стоило хотя бы попробовать! В том, что касается его профессиональных качеств, она доверяла суждению Роуз.

Через три дня в монастырь прислали договор в двух экземплярах. Алекс позвонила Биллу Бьюкенену, попросила посмотреть, переслала один экземпляр ему, и в начале следующей недели он перезвонил и сказал ей, что все в порядке. Можно подписывать.

– Алекс, а ты, значит, написала книгу? – спросил Билл, и по голосу чувствовалось, что он удивлен и впечатлен. Алекс по-прежнему сочиняет – и теперь уже не рассказы, а роман! Как рад был бы ее отец, как бы ею гордился!

– Да, и уже пишу следующую!

– Потрясающе! Только, Алекс, не забывай и о развлечениях. Когда же веселиться и наслаждаться жизнью, как не в студенческие годы?

Что ж, жизнью Алекс наслаждалась, но наивысшее наслаждение ей приносило творчество. Она по-прежнему не ходила на свидания и почти нигде не бывала. В комнате с ней жила теперь только одна соседка, девушка из Миссисипи; она собиралась замуж, постоянно пропадала где-то со своим женихом, и Алекс это вполне устраивало. Никто не мешал ей работать.

На следующей неделе, выждав время, чтобы Берт Кингсли успел получить и прочитать ее книгу, Алекс позвонила ему.

Стариковский голос Кингсли звучал так, словно звонок вырвал его из сладкого сна. Алекс долго извинялась, но все равно он, кажется, был не слишком рад ее слышать.

– Да, Роуз Портер звонила. Прислала мне вашу книгу.

Прочитал или нет, он не сказал, а спросить Алекс не осмелилась.

– Я сейчас пишу следующую, – наконец призналась она. – Мы с Роуз подписали договор…

– Да, она мне говорила, – буркнул он.

Похоже, Роуз была права – с этим старым ворчуном будет нелегко иметь дело!

– Роуз думала, что, может, вы согласитесь помочь мне с редактурой, – осторожно продолжила Алекс.

– Вообще-то я на пенсии. А с молодыми авторами столько возни!

Воцарилось долгое молчание. Алекс не знала, что сказать. Вскоре Берт сказал:

– Ладно, приезжайте в субботу. К тому времени я как раз дочитаю.

Он продиктовал свой адрес – в Кембридже, неподалеку от студенческого общежития Гарварда, где, по его словам, в прошлом преподавал.

По разговору Берт не слишком понравился Алекс, даже напугал ее. Но она твердо решила выполнить все, чего хочет от нее Роуз, так что в субботу села на велосипед и в назначенное время – в полдень – уже звонила в дверь. Казалось, целую вечность он шел к двери, а когда открыл ее, уставился на Алекс так, словно не мог сообразить, кто она. Алекс назвала свое имя. Он кивнул и жестом пригласил ее войти. Вид у него был удивленный. Берт никогда бы не сказал этого вслух, но его поразило, как хороша собой Алекс и как молода. «Совсем девчонка!» – подумал он.

Вместе с хозяином Алекс поднялась в просторную гостиную, где царил беспорядок. Повсюду – стопки книг, газет, на столе гора рукописей и тут же остатки вчерашнего ужина, на кофейном столике пустая бутылка из-под красного вина. Ясно было, что Берт живет один и нуждается в домработнице. Сам он выглядел под стать своему жилищу: старик в дырявом растянутом свитере, с лохматой бородой и седыми волосами, торчащими во все стороны, как у Эйнштейна. Роуз говорила, что ему лет шестьдесят, но Алекс он показался древним, как динозавр. И еще у нее возникло подозрение, что бутылку он вчера прикончил в одиночку и теперь у него похмелье.

Берт сдвинул стопку рукописей, освобождая для Алекс место на диване, а сам опустился в большое мягкое кресло. Пружины заскрипели под его тяжестью.

– Я прочитал ваш роман.

После этих слов воцарилось молчание. Берт строго смотрел на Алекс поверх очков, а она ждала продолжения, почти не сомневаясь, что дальше он заявит: «Такими романами только печку топить!» – или нечто подобное.

– Начало нужно упростить, – произнес Берт. – А в последних двух главах замедлить ход действия, там вы спешите.

Алекс перевела дух. По крайней мере, он не считает, что роман никуда не годится! А это – насчет начала и конца – она подозревала и сама.

– Во второй главе вы предоставляете сразу слишком много информации. Это замедляет действие и затрудняет чтение. Часть вставных эпизодов можно поместить в следующие главы.

Берт взял со стола ее рукопись со своими пометками, перелистал – и принялся показывать Алекс, куда предлагает перенести эпизоды. Слушая его комментарии, Алекс со всем соглашалась. По существу, в книге ничего не менялось, однако изменения, предложенные Бертом, действительно делали повествование более выигрышным и облегчали чтение.

С Бертом Алекс провела два часа. Он не предложил ей даже стакана воды, ни о чем не спрашивал, не рассказывал о себе – интересовался только книгой. Однако все его замечания и советы были дельными. Он мгновенно замечал проблемы и предлагал для них простые, но убедительные решения.

– Что ж, поработайте над книгой и приходите в следующую субботу, – наконец сказал он. – Кстати, ваша книга мне понравилась.

Сердце у Алекс сильно забилось. Она сообразила, что из его уст это высшая похвала.

– Роуз насчет вас не ошиблась, – продолжил Берт. – Очень меня упрашивала, иначе я бы не согласился. Но у нее на таланты наметанный глаз. В общем, жду вас через неделю в это же время. И план следующей книги тоже приносите.

И с этими словами он закрыл за ней дверь.

Домой Алекс летела как на крыльях, чувствуя, что с помощью этого ворчливого старика книга действительно станет намного лучше. Ей казалось, Берт настраивает ее книгу, словно музыкальный инструмент, и полирует так, чтобы она засияла и заблестела всеми своими гранями.

Алекс сделала изменения, о которых он говорил, и явилась через неделю, вместе с планом и первыми четырьмя главами нового романа. Правку, внесенную ею в «Вороненую сталь», Берт одобрил. Затем налил себе полный стакан вина (ей не предложил) и сказал, чтобы приходила еще через неделю. Это Алекс справедливо расценила как приглашение на выход, и, улыбнувшись, попрощалась с редактором. Возвращаясь домой, она думала о том, что, несмотря ни на что, ей нравится работать с Бертом. И еще о том, как он дошел до такой жизни – почему одинок, почему дома у него такой беспорядок, а сам выглядит так, словно давно махнул на себя рукой?

Позвонив Роуз в понедельник, Алекс сообщила, что уже дважды встречалась с Бертом, и они успешно работают вместе. Добавила, что отправила ей копию «Вороненой стали» с изменениями, внесенными по его совету.

– Как он вам? – спросила Роуз с ноткой беспокойства в голосе. Алекс поначалу не поняла, что она имеет в виду.

– Как вы и говорили – неприветливый и ворчливый, – ответила она. – Но советы дает замечательные! Книга стала намного лучше!

– Вот поэтому Берт Кингсли считается одним из лучших в своем деле. В книге важно не только то, что написано, но и как написано. С какой скоростью вести рассказ, как расположить друг относительно друга сюжетные линии, в какой момент сообщить то или иное, – автору, сочинившему историю, это не всегда ясно. Здесь нужен взгляд со стороны. И у Берта взгляд почти сверхъестественно острый.

Алекс с этим согласилась.

– А вообще, он как… в порядке?

Алекс не совсем поняла, о чем спрашивает Роуз и, поколебавшись, решила ответить честно:

– Дом его выглядит так, будто там бомба взорвалась, да и сам он тоже. Берт не слишком-то вежлив, но и не груб. И говорит только о книге. Моя книга ему понравилась, для меня это главное.

– Он был трезвым?

– Да. То есть… когда я уходила, налил себе стакан вина, но при мне не пил. И был трезвым. А что, – спросила она, жалея Берта, который, может, напился после ее ухода, – у него с этим проблемы?

Роуз вздохнула. Наверное, не следовало об этом рассказывать, но к этой талантливой девушке, которую взяла под свое крыло, Роуз ощущала доверие и чувствовала, что с ней можно поделиться.

– Сейчас – кажется, нет, слава богу. Берт держится. Но было время – сильно пил. Ему пришлось пережить удар, от которого он так и не оправился. Видите ли, Берт был из тех убежденных холостяков, что никогда не женятся. Но однажды, уже в сорок лет, страстно влюбился в свою студентку. Яркая, талантливая была девушка, писала стихи и исторические романы – совсем не в вашем духе, но весьма впечатляющие. Она ответила ему взаимностью, и несколько лет они были счастливы вместе. Но… знаете, в книгах ее всегда ощущалось какое-то тяготение к смерти, даже любование смертью. Такое бывает: некоторые авторы начинают писать, надеясь справиться со своими внутренними проблемами. Потом в семье у нее случилось несчастье, по-моему, сестра умерла от рака или от чего-то подобного, и Фэй покончила с собой. Ей было двадцать шесть лет. Страшная трагедия, тяжелая потеря для всех нас. Берт был совершенно раздавлен. Целый год пил, что называется, не просыхая. Так никого больше и не полюбил, живет с тех пор отшельником. Со временем вернулся к преподаванию – но был уже совсем не тот. Словно лучшая его часть умерла вместе с ней. Однако редактор он по-прежнему прекрасный. Печальная история. С Бертом бывает тяжело, но я люблю его всем сердцем и очень рада, что вы с ним сработались. Сотрудничество с Бертом – бесценный опыт, он будет для вас полезен.