Текст книги "Игра в свидания"

– У меня в холодильнике пусто, – сообщила она, входя вместе с ним в дом.

Не дав ей продолжить, Жан-Пьер забрал у нее сумку и портфель, ногой закрыл входную дверь и впился в ее рот таким страстным поцелуем, что у Пэрис перехватило дыхание. Когда он отпустил ее, она долго не могла отдышаться. Никогда в жизни ее так не целовали, даже накануне вечером было не то.

– Пэрис, я сошел с ума! – в отчаянии произнес он и снова ее поцеловал.

Не отрывая губ, Жан-Пьер снял с нее куртку, затем блузку и бюстгальтер, и она не сделала ничего, чтобы его остановить. Она не хотела его останавливать. Она хотела, чтобы он продолжал. И он продолжал.

Она тоже начала его раздевать. Расстегнула рубашку, ремень на джинсах, «молнию»… В считаные мгновения они стояли обнаженные в прихожей, тесно прижавшись друг к другу. Не говоря ни слова, Жан-Пьер подхватил ее сильными руками и уверенно понес наверх, в спальню, словно делал это уже тысячу раз.

Он опустил Пэрис на постель и долго смотрел, а потом издал звериный стон и принялся целовать ее всю. Он касался ее трепещущими пальцами, и Пэрис тоже трепетала от неземного блаженства. Она повернулась, желая доставить удовольствие и ему, сомкнула губы и проделала такое, отчего он со стоном запрокинул красивую голову с мальчишеской шевелюрой и закричал. Потом он лег рядом с ней, и у них был такой секс, какого Пэрис еще не знала. Это был ураган страсти, увлекший обоих в губительный водоворот, они не могли остановиться и готовы были продолжать без конца.

Потом они лежали в объятиях друг друга. Гладя ее по шелковистым волосам, Жан-Пьер сказал, что любит, и Пэрис сразу поверила этому едва знакомому человеку.

– Je t'aime, – хрипло прошептал он и снова кинулся ее целовать.

Он был не в силах оторваться от нее, а она – от него. Лишь спустя много часов они заснули, а очнувшись на рассвете, снова занялись любовью, но уже не так бурно.

Пэрис знала, что эту ночь ей не забыть никогда. Она вся была во власти чар Жан-Пьера.

Глава 25

К счастью, первые дни их романа пришлись на выходные. Двое суток напролет они провели в постели и ни разу не оделись. У Пэрис было единственное желание – быть с ним.

В субботу они заказали пиццу и намазали себе хлеб арахисовым маслом. Жан-Пьер терпеть не мог казенную пищу, но умял все это, даже не заметив. Для удовлетворения ему была нужна только Пэрис.

В воскресенье вечером они наслаждались гидромассажной ванной, когда позвонила Мэг. Пэрис разговаривала с дочерью, но ни словом не упоминала о своем новом мужчине. Жан-Пьер почувствовал, что она не хочет это обсуждать, и на протяжении всего разговора не издал ни звука. Когда через час позвонил Вим, история повторилась.

Пэрис не спрашивала Жан-Пьера, что они теперь станут делать. Ясно было, что ничего. Он хотел быть с ней, пока будет можно, и оба были готовы получить столько удовольствия, сколько им было отпущено. Они рассматривали это как короткий, но бурный эпизод. У Пэрис такое было впервые, и она ничего больше не ждала от этих отношений. Она совершенно не собиралась превращать их во что-то более серьезное, вытягивать из него обещания или клясться в чем-то самой. Она не задавала вопросов и не ждала ответов. Пусть короткое, но это было счастье, подарок судьбы. Больше ей ничего не было нужно. Она догадывалась, что Жан-Пьер того же мнения.

Но уже в понедельник, уходя на работу, она спросила, чем он намерен сегодня заняться. Жан-Пьер взглянул на нее отсутствующим взором.

– Надо съездить в редакцию одного журнала. Мне про него еще в Париже рассказывали. Хочу посмотреть, на что они способны.

– Вечером тебя ждать?

– Постараюсь.

Он улыбнулся и поцеловал ее. Номер в отеле продолжал числиться за ним, хотя он уже три дня там не появлялся. С той минуты, как в пятницу он вошел в ее дом, одежда ему ни разу не понадобилась – они по большей части ходили по дому голые и лишь иногда набрасывали махровый халат или полотенце. Пэрис совершенно его не стеснялась, и оба не могли насытиться друг другом.

Перед уходом она протянула Жан-Пьеру запасную связку ключей и показала, как управлять сигнализацией. Ее нисколько не смущало, что малознакомый человек станет хозяйничать в доме в ее отсутствие. Она готова была доверить ему не только дом, но и себя саму. Ей было с ним очень легко.

– Merci, mon amour, – сказал он и взял ключи. – Пока.

Он послал ей воздушный поцелуй и вышел из дома вскоре после нее.

– Как прошел уикенд? – поинтересовался Бикс, едва Пэрис переступила порог.

Та рассеянно повернула голову и повесила куртку на вешалку.

– Прекрасно. А у тебя?

– Этим ты не отделаешься! – Он слишком хорошо ее знал. – Жан-Пьер еще не уехал?

– Думаю, нет, – с невинным видом ответила Пэрис, и на этот раз Бикс ничего не увидел в ее глазах. Она так устала, что с трудом держала их открытыми.

Вечером, когда Пэрис приехала домой, Жан-Пьер был уже там и даже начал готовить ужин. Он запек в духовке баранью ногу со стручковой фасолью, купил сыра и французский батон. Получился великолепный ужин. Только усевшись за стол на кухне, Пэрис вспомнила, что он ездил в редакцию.

– Как твой визит? – спросила она с набитым ртом.

Оба изголодались – ведь они почти три дня толком не ели.

– Было интересно, – ответил он. – Журнал небольшой, но работают они со вкусом. Это новое издание.

– Ты что-нибудь будешь делать для них?

Жан-Пьер кивнул и, пристально глядя на нее, задал прямой вопрос:

– Пэрис, ты хочешь, чтобы я остался или уехал? Если я останусь на месяц или два, это не слишком осложнит твою жизнь?

Она долго испытующе смотрела на него, а потом честно сказала:

– Я бы предпочла, чтобы ты остался.

Она сама подивилась своим словам, но это была правда.

Жан-Пьер просиял. Он был готов на все, лишь бы ей угодить.

– Тогда я остаюсь. Виза у меня на полгода. Но как только ты скажешь, я уеду.

Это уже был уговор, который, впрочем, ее совершенно устраивал. Никто не знает, что он здесь, и все ночи и выходные принадлежат им.

Из-за занятости Мэг теперь почти не приезжала, а у Вима были промежуточные экзамены, и свободное время он все больше проводил с друзьями. У них в распоряжении был целый месяц, а потом на один день приедет Мэг – она хотела попрощаться с матерью перед тем, как лететь к отцу на День благодарения. Жан-Пьер давно выписался из отеля, но сказал, что с удовольствием удалится на то время, когда у нее будет Мэг.

– Да, так будет лучше, – согласилась Пэрис.

Она не хотела шокировать дочь и даже не знала, как будет перед ней оправдываться, если та узнает.

Мэг прилетела вечером во вторник. Вим тоже приехал с ночевкой. Пэрис обожала, когда дети дома, расстаралась с ужином, чего не делала даже для Жан-Пьера. А наутро оба улетали в Нью-Йорк. Ричард оставался в Лос-Анджелесе с дочкой.

– Мам, ничего, что мы уезжаем на праздник?

Мэг знала, что Пэрис приглашена к Биксу со Стивеном, но это же только один вечер; она боялась, что маме будет тяжело одной в такие дни. У нее пока не так много друзей в Сан-Франциско, а о наличии мужчины Мэг не подозревала.

– Все в порядке. Ведь вы же будете со мной на Рождество, это самое главное.

И лишь позднее, когда они с Мэг готовились ко сну, а Вим сидел внизу один, Пэрис поделилась с дочерью своим секретом, и то лишь отчасти. Она не привыкла иметь секреты от Мэг, а то, что с ней происходило в последний месяц, было во всех отношениях из ряда вон выходящим. Пэрис рассказала, что встречается с новым мужчиной, что он француз. Но не стала говорить, что он живет у нее и на пятнадцать лет моложе. Для одного раза достаточно.

– Какой он?

Мэг обрадовалась за мать. Как всегда, когда в жизни Пэрис происходило что-то хорошее.

– Очень милый. Он фотограф. Он здесь по работе, на несколько месяцев.

– Плохо, – огорчилась дочь. – И когда ему возвращаться?

– Не знаю. Пока мы прекрасно проводим время, а что будет дальше, одному богу известно, – философски заметила Пэрис.

– Он вдовец или разведен?

– Разведен. Сыну десять лет.

Она не стала говорить, что Жан-Пьер и сам недавно вышел из детского возраста.

– Странно, сейчас так много немолодых мужчин, у которых маленькие дети.

Мэг имела в виду собственного отца. Про маминого приятеля она решила, что он просто поздно обзавелся семьей.

Пэрис пробурчала что-то невразумительное и сделала вид, будто рот у нее полон зубной пасты. Она понимала, что рано или поздно придется признаться по меньшей мере в том, что разница в возрасте существует. Ее саму это нисколько не волновало, Жан-Пьера тоже, тем более что его бывшая жена тоже была старше, правда, всего на пять лет. Но как это воспримут дети, Пэрис не знала, и это ее тревожило. Она теперь чувствовала себя обманщицей, в особенности после реплики о немолодых отцах. Жан-Пьера никак нельзя было назвать немолодым…

На другой день в офисе Пэрис не выдержала и поделилась своей тревогой с Биксом.

– Мне кажется, в наши дни этому не придают значения, – успокоил ее Бикс. – Старше, моложе, ровесники – какая разница? У пятидесятилетних женщин двадцатипятилетние любовники, семидесятилетние старики женятся на тридцатилетних и заводят детей. Мир переменился. Многие вообще не считают нужным вступать в брак и рожать детей. Одинокие мужчины и женщины сплошь и рядом берут на усыновление. Старые нормы канули в Лету. По-моему, сейчас можно делать все, что хочется. Или почти все. Никто тебя не осудит. Надеюсь, твои дети отнесутся к этому нормально.

Но Пэрис он не убедил.

В День благодарения она после недолгих колебаний позвонила детям, которые гостили у отца. К телефону подошла Рэчел, и Пэрис сразу попросила позвать Мэг. Дочери она ничего нового не сказала, лишь обменялась с ней ничего не значащими фразами, а Вима попросила поздравить от нее папу с праздником. Она знала, что со дня приезда Вима в колледж они с Питером практически не общались – не было повода, да так оно и проще.

После этого они с Жан-Пьером отправились к Биксу со Стивеном и чудесно отметили праздник. Для Жан-Пьера это был первый День благодарения, и ему было интересно. А в последовавшие выходные они ходили в кино и посмотрели целых три картины – две французские и одну американскую. Жан-Пьер обожал кино.

Следующий месяц они провели в своем замкнутом раю, как близнецы в материнской утробе. Они чувствовали себя защищенными от неприветливого внешнего мира и были абсолютно счастливы. Правда, Пэрис по-прежнему ходила на работу, и они с Биксом провели несметное количество рождественских праздников, а Жан-Пьер много снимал для нового журнала. В редакции не верили своему счастью и на всю катушку использовали заезжую знаменитость, так что Жан-Пьеру пришлось дать немало объяснений по поводу того, как это он на целых два месяца выпал из поля зрения парижских и нью-йоркских издателей. Утешить их ему было нечем – он пока не знал, когда вернется к своему обычному ритму. Виза у него была до апреля, а потом надо будет либо оформлять вид на жительство, что сопряжено с массой сложностей, либо возвращаться домой. Но пока все в их мире было безоблачно и просто. Пэрис никогда не была так счастлива.

Она пригласила Ричарда тоже приехать к ней на Рождество и вдруг осознала, что для того, чтобы с ними был и Жан-Пьер, придется объясняться с сыном и дочерью. Но рано или поздно это все равно должно было произойти. Пэрис решила, что от судьбы не уйдешь, и за неделю до Рождества позвонила дочери. Правда, набирала номер она дрожащей рукой. Пэрис придавала большое значение поддержке и одобрению со стороны детей и сейчас боялась их реакции. Вдруг скажут, что их мамочка совсем спятила?

Она немного поболтала с Мэг и наконец решилась запустить свою бомбу.

– Мэг, у меня произошло кое-что необычное… – начала она.

Не дождавшись продолжения, дочь спросила:

– Ты все еще встречаешься со своим французским фотографом?

Она интуитивно догадывалась, что речь именно об этом.

– Да, встречаюсь. Если ты не против, я бы хотела, чтобы на Рождество он был с нами. Он здесь больше никого не знает, если не считать коллег и Бикса со Стивеном.

– Мам, и чудесно!

Мэг была благодарна матери за то, что она пригласила Ричарда, и очень хотела, чтобы у нее тоже все было хорошо.

– Думаю, мне надо тебя кое о чем предупредить.

– Что, он со странностями? – насторожилась Мэг.

– Нет, никаких странностей… – Пэрис ничего не оставалось, как выложить всю правду. – Просто он не такой, как я. В смысле возраста. Он моложе.

В трубке воцарилось молчание, и Пэрис показалось, что они с дочерью поменялись ролями – теперь ей приходилось оправдываться.

– И намного?

Пэрис перевела дух:

– Ему тридцать два года.

Ну вот, она наконец сказала.

Мэг явно была ошарашена и ответила не сразу:

– Ого! Очень даже намного…

– Да. Но он вполне зрелый мужчина.

Пэрис рассмеялась про себя. «Зрелый»! Да он совсем пацан, в строгом соответствии с возрастом, и порой в ней пробуждались материнские чувства – только, конечно, не в постели.

– Ну, может, не совсем так, – уточнила она. – Он просто совершенно нормальный тридцатидвухлетний мужчина. Не то что я, старая дура. Но мне с ним очень хорошо.

Это была чистая правда. Она не притворялась.

– Это замечательно.

Мэг старалась сохранять благоразумие, но Пэрис слышала по голосу, что дочь в шоке. Да уж, обычной ситуацию никак не назовешь. Не только для Мэг это было большой неожиданностью.

– Ты влюблена? – встревоженно спросила дочь.

– Кажется. По крайней мере, в данный момент. Но рано или поздно ему придется уехать. Это не может продолжаться вечно. Вообще-то он и сейчас уже многим жертвует, это тоже не может долго продолжаться. Работает здесь на один крохотный журнальчик, тогда как ему место в «Харперс Базар» или «Вог». Но мы замечательно проводим время.

– Мам, самое главное, чтобы ты была счастлива. Просто не делай резких движений. Например, не выходи за него замуж.

Мэг не верила в такой брак. Правда, у них с Ричардом разница в возрасте была куда больше, но это казалось более нормальным – мужчина старше женщины. Мэг была в шоке от одной мысли, что ее мать завела роман с каким-то мальчишкой. Только поговорив с Ричардом, она немного успокоилась. Он не верил, что ее мать может совершить какую-нибудь глупость, а такие пары – зрелая женщина и молодой мужчина – встречались на каждом шагу, особенно в кругу знаменитостей.

В настоящем шоке оказался Вим.

– Сколько, ты говоришь, ему лет? – переспросил он дрогнувшим голосом. – Но это же все равно, что я буду встречаться с четырехлетней девочкой!

Пэрис поняла, что он крайне расстроен.

– Нет, не все равно, – спокойно сказала Пэрис. – Жан-Пьер – взрослый человек.

– А зачем ему женщина твоего возраста? – с юношеской бестактностью воскликнул Вим.

Ему казалось, что весь мир сошел с ума. Отец бросил маму и ушел к женщине чуть старше Мэг, а скоро у них еще и ребенок родится. Это же глупо, дурной тон! А теперь и мать завела шашни с мальчишкой, чуть не вдвое ее младше. Да, молодым везде у нас дорога. Родители точно чокнулись.

– Это ты у него сам спроси, – ответила Пэрис по возможности спокойно.

Ей не хотелось выглядеть глупо в глазах детей, а основания для этого были. К счастью, Жан-Пьер вел себя так, словно его это все не касается. Стоило ей завести разговор о возрасте, как он небрежно отмахивался, и Пэрис тут же переставала замечать эту проблему. Как ни странно, у них и в самом деле все шло прекрасно. Посторонним они казались красивой парой. Никто на них не таращился, пальцем не показывал, и Пэрис испытывала от этого большое облегчение.

Дети прибыли накануне сочельника, и Пэрис готова была провалиться сквозь землю, когда знакомила их с Жан-Пьером. Со стороны это выглядело как стая собак, обнюхивающих чужака.

Пока Пэрис колдовала над ужином, Ричард пытался растопить лед. В конце концов это ему удалось, и не успела Пэрис и глазом моргнуть, как все уже хохотали и подшучивали друг над другом, а к концу вечера и вовсе стали друзьями. Даже Вим наутро уже играл с Жан-Пьером в сквош, а к моменту, когда стали усаживаться за праздничный стол, казалось, что он не столько ее приятель, сколько друг ее детей. Все сомнения и тревоги куда-то испарились.

Это было дивное Рождество! Даже мысль о том, что Мэг встречается с мужчиной, который годится ей в отцы, а сама она крутит любовь с молодым, который ненамного старше ее детей, вызывала у Пэрис только улыбку.

– Твои дети мне очень понравились, – с теплотой в глазах сообщил Жан-Пьер, когда они поднялись в ее спальню. – Хорошие. И ко мне так мило отнеслись. Они на тебя не сердятся?

– Нет. Спасибо, что ты все понимаешь.

Пэрис сознавала, что для него все это тоже непросто. Живет в чужой стране, язык знает неважно, работает в журнале намного ниже того уровня, к какому он привык, живет с женщиной, которая годится ему в матери – ну, почти, – и к тому же ее взрослые дети устраивают ему смотрины. Но Жан-Пьер держался великолепно. В постели он с улыбкой протянул ей маленький сверточек, и, развернув нарядную упаковку, Пэрис обнаружила изящный золотой браслет от Картье с изображением Эйфелевой башни. Браслет был украшен маленьким золотым сердечком, на одной стороне стояли ее инициалы, на другой – его. Поверх сердечка было выгравировано по-французски: «Я тебя люблю».

– С Рождеством, любовь моя! – шепнул он.

Со слезами на глазах Пэрис протянула ему свой подарок. Оказалось, они покупали их в одном магазине. Пэрис выбрала для Жан-Пьера часы от Картье. Что бы теперь ни случилось, она знала, что это Рождество навечно останется у нее в сердце.

Они упивались каждым отпущенным им мгновением и продолжали жить в своем магическом шаре. Но постепенно он наполнялся более осязаемыми вещами. Теперь в этом шаре были и ее дети, и по крайней мере сейчас все у них было хорошо. Да здравствует Рождество!

Глава 26

Мэг с Вимом и Ричардом пробыли у Пэрис неделю, а в Новый год всей компанией отправились кататься на лыжах в Скво-Вэлли, где остановились в большом отеле. Жан-Пьер оказался превосходным лыжником и лихо гонял с горы, как подросток. Вим с удовольствием катался с ним, а Ричард, Мэг и Пэрис выбирали себе менее крутые склоны. Вечером все вместе шли куда-нибудь ужинать.

Отдых для всех получился великолепный. Пэрис даже удалось в новогоднюю ночь не думать о том, что это годовщина свадьбы Питера с Рэчел и что через пять месяцев у них появится малыш. Зато она отлично помнила, каким тяжелым был для нее этот день год назад, когда она окончательно убедилась, что Питер ушел от нее навсегда и отныне принадлежит Рэчел.

Одеваясь к ужину, она задумалась, и это не укрылось от Жан-Пьера.

– Тебе грустно?

– Нет, просто задумалась. Все в порядке.

Она улыбнулась, а Жан-Пьер мгновенно догадался, что у нее на душе, и нахмурился. Пэрис знала, что он не любит, когда она вспоминает Питера. Почему-то это его обижало. Он начинал думать, что она любит его меньше, чем бывшего мужа. На самом деле все было куда сложнее. Ведь речь шла о ее прошлой жизни, о воспоминаниях, о сердцах, которые, по ее представлению, были связаны навеки, что бы там ни написали юристы в своих бумагах. Однажды она попыталась объяснить это Жан-Пьеру, после чего он два дня ходил мрачный. Он воспринимал чувства Пэрис к Питеру как предательство, и объяснять что-либо было бесполезно. Пэрис сделала вывод, что есть слова, которые лучше не произносить. Он не понимал, какое значение для нее имел распад семьи. Наверное, в силу своей молодости.

Временами, несмотря на все его обаяние и теплоту, Пэрис начинала ощущать разницу в возрасте. Жан-Пьер смотрел на жизнь глазами молодого человека и жил сегодняшним днем. Никаких планов не строил и терпеть не мог загадывать наперед. Он был человек сиюминутных страстей и поступал так, как ему казалось лучше в данный момент, не задумываясь о последствиях, что порой раздражало Пэрис.

В Рождество Жан-Пьер позвонил сыну, но тут же признался, что они почти чужие и утраты он не ощущает. Он с самого начала мало с ним общался. И не позволял себе его любить, что, по мнению Пэрис, было неправильно. Она считала, что у Жан-Пьера есть перед ребенком обязательства, однако тот не разделял ее мнения. Он был убежден, что ничем не обязан сыну, и бесился от того, что приходится посылать деньги на его содержание.

Мать мальчика он ненавидел и откровенно в том признавался. Собственно, они поженились лишь затем, чтобы ребенок родился в браке, и очень быстро развелись. Никакой привязанности ни к мальчику, ни к его матери он не испытывал. Считал их обузой и старался не замечать. Короче, сына он избегал, и это очень огорчало Пэрис. Она говорила, что это безответственно – ведь другого отца, кроме Жан-Пьера, у мальчика нет. Но он, казалось, был рад, что не испытывает никаких чувств к сыну, поскольку в свое время мать мальчика пыталась им манипулировать. Всякий раз, как об этом заходил разговор, Пэрис высказывала убеждение, что так нельзя, что долг перед ребенком должен быть сильней ненависти к его матери, но из этого ничего не выходило. Жан-Пьер давно вычеркнул их из своей жизни. В конечном итоге страдал ребенок, и Пэрис это тревожило.

Но их с Жан-Пьером взгляды на эту проблему не совпадали и, скорее всего, никогда не совпадут. И Пэрис перестала об этом говорить. Зачем зря ссориться, расстраивать себя? Она осталась при том мнении, что Жан-Пьер недостаточно внимания уделяет сыну и ведет себя по отношению к нему эгоистично. Но, может быть, он просто слишком молод?

Были и другие вопросы, по которым их мнения расходились. Например, Жан-Пьер намного проще относился к работе и сослуживцам, общался с более молодыми людьми, и Пэрис от этого испытывала неловкость. Она привыкла проводить досуг с людьми ее возраста, а он то и дело приводил домой двадцатилетних, отчего Пэрис начинала чувствовать себя динозавром.

Не совпадали их взгляды и на такую важную вещь, как брак. Жан-Пьер часто говорил на эту тему, а Пэрис, напротив, старательно ее избегала. Временами она задумывалась и приходила к выводу, что с Жан-Пьером у нее длительные отношения не сложатся. На это указывало множество кое-каких мелких признаков – его выбор друзей, его мальчишество, граничащее с инфантильностью, даже его политические убеждения, куда более либеральные, чем у нее, хотя к социалистам он себя не относил.

Богатство в любой форме Жан-Пьер считал оскорбительным. Все буржуазные ценности отрицал. Не выносил старомодных идей, традиций и бессмысленных, с его точки зрения, обязательств перед другими людьми. Он обладал исключительной свободой мысли и страстно ненавидел все элитарное. Его неизменно бесили устраиваемые Биксом и Пэрис мероприятия – он считал их воплощением людских амбиций. Отчасти так и было, но Пэрис и Биксу нравилось устраивать людям праздники, а элитарность составляла существо их бизнеса.

Пэрис понимала, что в какой-то мере воззрения Жан-Пьера объясняются тем, что он француз. А главное – что он так молод. В этом вся суть. Единственная давняя традиция, которую он принимал, был брак, поскольку Жан-Пьер был романтиком и ценил преданность. За это Пэрис любила его еще больше. Полная противоположность Чандлеру Фриману, для которого такого понятия, как верность, вовсе не существовало.

Жан-Пьер был не такой, он все чаще наседал на нее с вопросом, выйдет ли она за него замуж, пусть не сейчас. И грозил уйти, если она не согласится. Пэрис не давала никаких обещаний, но иногда эта мысль посещала и ее, хотя не так часто, как его. И она всегда приходила к противоположному выводу. Ей казалось, что со временем разница в возрасте и восприятии жизни скорее разведет их в разные стороны, чем наоборот.

Перед отъездом из Скво-Вэлли Мэг задала ей тот же вопрос. В тот день она все-таки отважилась выйти с братом и Жан-Пьером на более сложный склон, предоставив маме и Ричарду осваивать безопасные горки. А вечером подступилась к матери с вопросом о ее возлюбленном.

– Мам, ты не думаешь выйти за него замуж?

В ее глазах угадывалась тревога.

– Нет. А что?

– Да так, ничего… Просто мы с ним сегодня вместе были на подъемнике, и он сказал, что хочет жениться. И надеется следующим летом отправиться всей компанией в путешествие по этому случаю. Я не поняла – это его идея или твоя.

Она явно была обеспокоена.

– Его, – вздохнула Пэрис и погрустнела.

Она понимала, что в один прекрасный день жизнь возьмет свое. Она не видела себя рядом с таким молодым мужчиной ни через пять, ни тем более через десять лет. Временами он казался ей мальчишкой, хотя не выносил, когда она его так называла. Но это была правда. Беззаботный, независимый – и очень молодой…

Обладая столь вольнолюбивым характером, Жан-Пьер терпеть не мог что-то планировать и всюду опаздывал. Порой его трудно было воспринимать как взрослого человека. У него не было того чувства ответственности, каким обладала Пэрис, он понятия не имел о каких-то обязанностях. Зачем обманывать себя? Время, история, опыт – эти понятия никто не в силах отменить, их надо брать в свою копилку, и тогда они обогатят тебя, как патина на старинной бронзе. Это происходит не сразу, но, когда ты их имеешь, никто их у тебя не отнимет. Пэрис понимала, что до зрелости и ответственности Жан-Пьеру еще очень далеко, если вообще ему это суждено.

– Мам, он классный, мне он очень понравился, – призналась Мэг, стараясь не обидеть мать. – Но он во многом напоминает мне Вима. Немного шалопай, немного сумасшедший… Они оба не воспринимают жизнь в комплексе, для них главное – весело провести время. Ты – другое дело. Ты тоньше чувствуешь людей, хорошо в них разбираешься, всегда знаешь, что им нужно и зачем. А он порой ведет себя как мальчишка.

Беда была в том, что Пэрис вполне разделяла ее точку зрения.

– Спасибо, – с теплотой произнесла она.

Пэрис была тронута. Все те изъяны, какие подметила в Жан-Пьере Мэг, она видела в нем сама. Неотразимый, обаятельный, сладкий мальчик. Но все же – мальчик. С нежным и любящим сердцем, но в то же время страшно безответственный. Он понятия не имел, что значит отвечать за другого человека, а Пэрис это знала хорошо.

К тому же она была убеждена, что рано или поздно ему следует обзавестись детьми – настоящими, а не такими, как существующий отдельно от него мальчик где-то в другом городе. А она не собиралась рожать ему детей, хотя он не раз об этом заговаривал. Жан-Пьер считал, что со временем они созреют для ребенка. Пэрис плохо себе это представляла и не была уверена, что это будет возможно просто физически. Даже если забеременеть прямо сейчас, к моменту рождения ребенка ей стукнет сорок восемь, что уже непросто. Стало быть, откладывать нельзя, иначе может вовсе ничего не выйти. Нельзя ждать лет пять, когда Жан-Пьер остепенится и осядет на одном месте.

В общем, брак представлялся во всех отношениях нереальным. Зато как было хорошо его просто любить! Но, так или иначе, через четыре месяца у него кончится виза. Жизнь заставит принимать решения, которые обоим принимать не хочется. И Пэрис старалась об этом не думать.

– Мэг, на этот счет не волнуйся, – успокоила она дочь.

– Мам, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Во что бы то ни стало. Ты это заслужила. Особенно после папиного предательства. Если ты считаешь, что всегда будешь счастлива с Жан-Пьером, – выходи за него. Мы все ему симпатизируем. Просто мне кажется, для длительных отношений он плохо подходит.

Ей хотелось, чтобы рядом с мамой был человек, способный о ней позаботиться, а в отношении Жан-Пьера на этот счет были большие сомнения. Ему это даже в голову не приходило. Конечно, Пэрис была вполне в состоянии сама о себе позаботиться, а также и о нем. Порой она воспринимала Жан-Пьера как свое третье чадо.

– Мне тоже кажется, он мне не вполне подходит, – печально проговорила Пэрис. – А жаль.

Насколько было бы легче! А то опять придется окунаться в большой враждебный мир. Эта мысль была ей невыносима. Жан-Пьер с ней так нежен, никто к ней так не относился, как он. Даже Питер. Но одной нежности мало. Даже любви, в сущности, недостаточно, если говорить о спутнике жизни. В мире слишком много жестокости, кому, как не Пэрис, это знать…

В тот вечер, лежа с ним в постели, Пэрис не могла отделаться от одной мысли: как пережить разрыв с Жан-Пьером. Даже представить было страшно. Да, много предстоит решений. Но не сейчас. Позже.

Они возвращались в город и чувствовали себя одной большой семьей, включая Жан-Пьера. Пэрис смотрела, как он кувыркается в снегу, как ведет микроавтобус, который она по этому случаю взяла напрокат, и все больше убеждалась, что он по своему отношению к жизни гораздо ближе к ее детям, чем к ней.

Она понимала, что имела в виду Мэг. Жан-Пьер устраивает веселые розыгрыши, рассказывает анекдоты, и это ей в нем очень нравится. Он заставляет ее молодеть душой, но не настолько, чтобы сравняться с ним возрастом. В Скво-Вэлли они с Вимом то и дело затевали игру в снежки, и в точности, как Вим, Жан-Пьер никогда не знал меры. Они забрасывали друг дружку снегом до изнеможения, игнорируя все увещевания и призывы, являлись все мокрые и разбрасывали одежду по полу. Двое мальчишек. Даже Мэг в свои двадцать четыре была более взрослым человеком. Иногда, когда «мальчики» о чем-то говорили, Пэрис с Ричардом переглядывались поверх их голов и тогда становились похожими на родителей, приехавших в бойскаутский лагерь навестить своих детенышей. Спору нет, Жан-Пьер был очаровательный «детеныш». Она любила его не меньше своих детей. И не могла себе представить, что когда-нибудь они расстанутся.

Пока же Пэрис и Жан-Пьер по-прежнему были сказочно счастливы. Шестого января они отмечали Крещение, и Жан-Пьер купил праздничный кекс с запеченной в нем запиской. В записке оказалось одно слово: «Младенец», которое привело его в восторг. Это была французская традиция, и он объяснил Пэрис ее смысл.

Они ездили в Кармель и Санта-Барбару, исходили пешком Иосемитский заповедник, побывали у Мэг и Ричарда в Лос-Анджелесе. В День святого Валентина Мэг, задыхаясь от счастья, позвонила матери – но сюрприза не получилось: накануне звонил Ричард и просил у нее руки дочери. Пэрис их благословила. Свадьбу решено было играть в сентябре. По случаю помолвки Ричард подарил Мэг кольцо с большим камнем. Теперь ей не терпелось похвалиться перед мамой.

К своему испугу, Пэрис тоже получила кольцо от любимого, не такое крупное и изысканное, но с тем же подтекстом, хотя на словах Жан-Пьер предложения не делал.

Пэрис недоставало ее обручального кольца, она до последнего момента его не снимала – пока Питер не женился на другой. И вот теперь колечко, преподнесенное Жан-Пьером, – тонкая золотая полоска с крошечным бриллиантовым сердечком, – вновь согрело ей и руку, и сердце, заставило в который раз задуматься, не связать ли свою жизнь с этим юношей. Случаются ведь и более невероятные браки.