Текст книги "Сага о Фениксе. Часть 1. Из пепла"

К обеду поезд добрался до Византии1414
  Византийская Республика (Византия) – вторая по величине республика, включающая территории нынешней Италии, Греции, Турции, Балканских и других средиземноморских государств. Является самым богатым культурно-историческим и автономным центром всего мира. Столица – Константинополь. Примечание. Многие республики называются старыми названиями после начала Второго Ренессанса, когда Земля вышла из глобального кризиса и одержала победу в освободительном движении от колониальной зависимости планеты Элион.


[Закрыть]. Дэниэл оживлённо глядел на открытые виды Средиземного моря – его лазурные берега от интенсивности солнечного света сливались с мраморной пеной скал, изредка мелькали аквамаринные линии на фоне бледноватого водянистого безоблачного неба.

В глубине республики простирались незамысловатые леса, сплошняком состоявшие из массивных сосен и елей, изворотливого кизила, маленького граба на открытых утесах. Проскальзывали астрагаловые поля, частично выглядывали карликовые горы, садовые плантации в деревенской местности.

Льёван безостановочно рассказывал свои заметки о Константинополе, что только сыпало соль на рану Дэниела – но тот из вежливости отвлекался на совершенное иное: на удобные багажные отделения, пассажирские места с выдвижными рабочими столиками, единое окно с панорамным видом, сушку для ног и обуви и прочие детали. Проводницы предлагали полноценный завтрак, не утруждались от просьб стариков и чувствительных пассажиров.

«Аврора-экспресс» был трансграничным поездом дальнего следования первого класса, объезжавший и пролетавший весь земной континент: начинал и заканчивал маршрут в столице Объединённой Республики. Позволяли такую поездку либо командировочные, либо состоятельные граждане, либо студенты магических заведений, как Ильверейн. Дэниел получил счастливый билет по особой квоте – без неё путь продлился бы четыре дня, включая пересадки.

Вместо того чтобы предаваться природным красотам, Дэниел развлекал себя самым любимым занятием – это одиночная игра в «отгадай портрет»: в объектив, первым делом, попали дети (ещё не подростки, но и не маленькие), за ними следовали более старшее, чем он сам поколение, – они не отрывали взглядов от голографических функций планшетов, и имитировали взгляды весьма сосредоточенных и деловых взрослых, – на десерт подавались пожилые интеллигенты, обожавшие скрасить чьё-либо стеснение старческой и порой философской болтовней. Столичные граждане, как особый вид осмысленного искусства интуитивного описания выделялись строгими изысканными костюмами, жакетами, стрельчатыми брюками, а некоторые женщины, например, сидели в длинных приталенных юбках с боковым разрезом, в грандиозных скроенных пиджаках с лаконичными аксессуарами – их всех объединяло наличие матовых оттенков драгоценных металлов (чаще всего золота) и обожание геометрии в модном крое, описывавший прозаичность провинциалов. Дэниэл обладал эстетическими задатками и чувством стиля, хотя носил одно и тоже, и при виде различий заключил – консервативный шик и строгость грейтфельцев, как и других горожан Нью-Айленда поддерживали образность пускай незначительной – но элитарности.

Пятнадцатиминутная остановка на станции «Заповедный лес» приостановила игру Дэниела – слишком большой наплыв новых лиц. Только он приготовился взяться за чтение книги, его и Льёвана покой потревожили взбалмошные голоса, доносившиеся чуть ли не на весь вагон.

– Я тебе говорю, что ты дурак! – бурчала девушка, круто пихнув напарника.

– Сама дура! – не отставал парень.

– Ты же сказал, что я рыжая бестия?! – не успокаивалась она. Её негодование сопоставлялось Дэниэлом как черта отменного холерика, да и в придачу истероида.

– Ой, не возникай мне тут… – цокнул он, но продолжил тащить дополнительный чемодан.

– А не зачем меня бесить! – не могла угомониться привлекательная незнакомка. – Сейчас, как дам! – с потешным гневом замахнулась она, и увидев только издевательскую улыбку в ответ, не удержалась и наступила парню на ногу, потом довольная, с приподнятым подбородком прекратила мелкую ссору фразой: «Скажи спасибо, что я вообще с тобой разговариваю…»

Дэниэл сперва подумал – это страстная и токсичная влюблённая парочка, которая спелась по принципу несовместимости кошки с собакой. Они направлялись к нему и Льёвану. «О, Боже – что может быть ужаснее их!» – примерно так он рассуждал. Но сделать ничего было нельзя – как и поменять билеты, если бы нашлась такая возможность… Однако, вряд ли жизнь так умеет глупо шутить – всё-таки она знает кого к кому случайно подсаживать. Эти её случайные комбинации! Не знаешь, чего ожидать… и в каком-то смысле – это делает жизнь интереснее, заманчивее на вступление в совершенно другую игру – альтернативную интерпретацию.

Двое новых попутчиков, как оказалось – друзья, тоже знали Льёвана.

– Здравствуйте, мастер Льёван, – с игривой почтительностью поздоровалась в начале девушка.

– Здравствуйте, Эмели, Джеймс… – ответил маг, натянув сдержанность чтобы не засмеяться после хорошего представления. – Я вижу у вас как обычно?

– А чего вы ожидали?! – не устоял обогнать подругу, так именуемый Джеймс. – Эта дама, или сие «принцесса» думает, что я её личный слуга – ёрничал он в свою защиту, и не ожидал увидеть рядом с Льёваном новое лицо (ему, как и Эмели было известно, что мастер никогда не садился с незнакомцами), и сразу же подозрительно спросил: – А кто с вами сидит?

Дэниэл уклонялся от прямых взглядов, делал вид, что до беспамятства был погружен в книжный мир, и никак не собирался реагировать на бестактный, по его мнению, вопрос. Льёван раскусил приём юноши и хотел только сгладить, скорректировать портреты лучших «закадычных» друзей – усмирить всезнайство стремления к проницательности.

– Джеймс, прошу, – просила Эмели, – Давай сначала присядем, а уж потом вопросы… – однако её жгучее любопытство превысило запросы общительности друга. – Не видишь человек читает. Не отвлекай!

Она ловко сыграла и надеялась, что Дэниел в благодарность моментально отреагирует, но ранее упустила из виду приподнятую ухмылку правого уголка губы, означавший только: «Пытается так извиниться, хитрая лиса!»

– Нет, все нормально. – также вежливо подыграл Дэниэл, и надеялся таким образом избавиться от внимания попутчиков. Тщетно!

Недовольные его несговорчивостью, Эмели и Джеймс переключились на Льёвана, и едва усидели в момент «гляделок» на Дэниела, искусно отводивший ответные подозрения. Они тараторили про совместные каникулы, а манера их речи придавали атмосфере удовольствие после обсуждения сплетен. Маг искренне смеялся, услышав историю про первый поцелуй Эмели с каким-то знакомым Джеймса, не умевший от слова совсем проявлять деликатное отношение к даме, – впоследствии она прилюдно положила его на лопатки. На самом деле, оказалось, – это был сговор Джеймса, который хотел из-за пари превзойти подругу в знакомствах. «Выхватили» что называется оба!

Дэниел вовлечено слушал, не подавая вида острой заинтересованности. «Вот это страсти!» – сдерживалась с трудом смешинка на лице, уткнувшись в страницы бумажной книги. Внутренности так и распирало от непристойной, но любимой привычки подслушивать чужие подробности.

Какое его ждало разочарование, когда Льёван решил вроде бы «случайно» отойти ненадолго к профессору Уильямсу – Эмели и Джеймс знали, что уйти на минуточку и оказаться в его компании – застрять на три «часика» за дивными беседами.

Их осталось трое. Дэниел из нежелания показаться грубым и невоспитанным передумал пересаживаться на свободные места: сверлящие экстравертные четыре глаза напротив допекали его – таких гиперактивных и настойчивых он встречал впервые….

Он целенаправленно не сдавался, продолжив наводить впечатление замкнутого и скучного человека, искусившись недовольной реакцией сверстников. Джеймс от нависшей скуки сразу же умозаключил: «Всё с ним понятно! Сноб! Подумаешь, мне… особенно то и хотелось… хотя… Рядом с Эмели вечно уши чешутся!» Эмели держалась, и была убеждена, что показная неприступность Дэниела – маска интеллигентности, за которой пряталась ранимость и недоверчивость; она внимательно следила за ним, отводя пристальный анализ лица на пилочку для ногтей (та иногда её выручала в неловких ситуациях).

Два «брата-акробата», перекинувшись разочарованными взглядами друг на друга, поджав губёхи и скрестив руки в замок, не могли смириться с тем, что им не удалось уломать Дэниела на знакомство – они всегда добивались расположения у любого, заводя человека в разговоре с полуслова, а тут…. Тотальный нокаут самонадеянности! Он же чувствовал высокомерную очевидность: «Очень настырные и неусидчивые. Мои предположения оказались верны… Силёнок у них маловато, чтобы развязать мне язык».

Общение представилось бесперспективной затеей… Дэниэл искрометно отвлёкся от имитированного чтения и еле сдерживал внутреннее хихиканье – его давно никто из посторонних так не веселил.

– Дэниэл, а почему ты едешь с Льёваном в Ильверейн? – решился спросить Джеймс.

– Мы давние знакомые, – ответил Дэниел, словно он не догадался о любопытстве студентов. – но в Ильверейн я еду на практику, в качестве престудента.

Данная новость взбесила Джеймса: «Теперь это личико будить нагло пилить своим загадочным взглядом…» – он не хотел признавать поражения, в отличие от Эмели, которая устала ухаживать за ногтями и наблюдать сквозное неприятие между двумя сверстниками, поэтому поступила как настоящая «умная» женщина:

– Ну, тогда может быть заново познакомимся?

Был установлен паритет. Но Дэниел продолжил сканировать с головы до пят манеры и привычки поведения новых собеседников.

Первым на очереди, оказался, Джеймс Фастелли – четырнадцатилетний парень с атлетичной внешностью: с крепкой шеей, крупными плечами и мускулистыми руками. Он был смугловатым, имел густые, как брови, так и кучерявые чёрные волосы, метал взглядом из дисков орехового цвета; горбинка на носу у межбровной переносицы говорила о высокой степени амбиций, самоуверенности в собственной неотразимости и расчётливости. Джеймс рисовался воплощением складного и заносчивого, но харизматичного юноши – Дэниел признавался в глубочайшей зависти – ему на самом деле всегда нравились бойкие, уверенные и порой бестактные люди, говорившие только то, что первым стрельнёт на ум – да и девушки, в целом, как остальные люди вешались к такого рода весельчакам, лидерам и душе компаний… Вряд ли кто-то способен устоять от заразного чувства юмора, оптимизма и желания быть впереди планеты всей…

Почему Дэниелу хотелось разглядеть внутренность и наружность в начале Джеймса? Всё очевидное – просто! Джеймс – противоположность и образ, к которому стремилась низкая самооценка Дэниела. А чем он не нравился Джеймсу? Наверное, задетым «Эго» – то есть было чему поучится, ведь его чрезмерная поведенческая открытость и прямолинейность иногда лишали способности видеть людей насквозь. Урок Дэниела заключался в том, что он наконец-то приблизился к ответу почему не обзавёлся товарищем или настоящим другом – всему виной несчастная демонстрация недоверия, наличие негативных установок, и последнее, корень зла – гордость одиночки, чьи убеждения считались «выше» и «правильнее» остальных обывателей.

Умелость Эмели разбавила атмосферу «липких» масок, теперь её «чуйка» симпатизировала Дэниелу – она отвечала взаимностью.

Эмели де Болуа – роскошная, высокая девушка, с огненно-рыжими волосами и волнистыми прядями, собранными в единых пушистый-распушистый хвост. Броские зелёные кошачьи глаза, тонкая переносица прямого носа, гладкая и ухоженная кожа; хлопающие ресницы очаровывали и обманывали – ну просто «красотка»! Хотя она не обладала хрупким женственным телосложением, её врожденное классическое женское начало создавало совершенство – нравилось пользоваться рациональным перфекционизмом, позволявший быть не во всём идеальной.

Быстрая уверенная речь Эмели позволила узнать много-много интересного…

Первое, она была первым исключением из правил, среди граждан Грейтфелла, но частично привитые манеры деловых жестов или мимики так и не выветривались свободолюбием. На самом деле, она восхваляла небеса, что имела возможность отдохнуть от чопорных демагогий, интеллектуальных вечеров, опер и балетов, политических диспутов и собраний только в Ильверейн, брала пример с философской расслабленности Джеймса – каким-то удивительным образом ей удавалось перещеголять успеваемость прилежных студентов.

Второе, Эмели помимо желания стать первоклассным заклинателем земли, её талант и любовь к моде лепили будущее перспективного дизайнера и модельера. Столько идей, нарядов, образов, не укладывались в представления Джеймса о том, что мастерская подруги существовала в полнейшем бедламе – творческом беспорядке. Упреки на неё не действовали – она считала, что делала своё дело на максимум, и, следовательно, находились издержки.

Третье, Эмели – ещё тот крепкий орешек, к ней в карман за словом не полезешь. Многим парням в академии, казалось, что она легкодоступная, но по итогу каждый узнавал, что она была способна любого «наглеца» и «скунса» взять, так сказать, крепко за мошонку и отстоять себя в схватке за право уважать её чувства и принципы…

После забавной истории Джеймса о том, как он на занятии химии залил всю лабораторию, испортив всей группе задания по основам магии, и тем самым спас всех от контрольного профессора Мюррея, Эмели шлепнула губами от неприятных воспоминаний, которые испортили её новый костюм, а вот Дэниел смеялся и уже не чувствовал скованности, словно его щекотали.

Несколько часов пролетело незаметно… Дэниел решил угостить попутчиков фирменным угощением Клары – в итоге её пирожки «обожествили». Поезд проехал через Александрийские врата и мчался по небесным рельсам, огибая высокие облачные долины. Солнце стало прозрачного, немного усыпляющего цвета. В самых низинах и обрывах, края плывущих островков отдавали нежной голубизной. Неощутимый страх высоты сковал, когда заглянул вниз – сплошные пушистые развивающиеся плотна.

– А сколько нам еще добираться? – спросил Дэниел.

– До Айседаля?! – хотела уточнить Эмели, но передумала и ответила на вскидку. – Примерно пять с половиной часов.

Аврора пролетала мимо Района Открытых летающих островов1515
  Р.О.Л.О – Район Открытых Летающих Островов – скопление искусственно созданных островных зон, на которых занимались реабилитацией экосистемы Земли (в частности военные и учёные выращивали чистые леса, водоёмы. В центре каждого острова находилось топливное ядро, которое заставляло остров находится в состоянии левитации. Искусственные острова были заброшены, после начала Двадцать пятой колониальной войны с Элионом, однако остались пребывать в состояние полёта за счёт магии.


[Закрыть] – заброшенного края с перевернутыми «угольными» пирамидами: огромные и обширные плоские вершины застилались полянами и джунглями, блики искусственных водоёмов и водопадов стремились в морскую пропасть, редко попали в объектив руины домов. Дэниэл, увидев реальность очередного документального фильма делил мир на несколько горизонтов: один – земной, ничем не приметный, а второй – фантастичный, выходивший за рамки замочной скважины…

И тут… в призрачной дали показалось новое чудо – два танцующих дракона. Их крылья пускали маленькие искорки, чешуя сливалась с твердью летающих островов: они кружились, словно гимнасты, выполнявшие акробатические трюки, поднимались и плавно опускались, и в конце дальнего представления расправили крылья и… готовились уплывать…

– Это огненные ласточки, – пояснил Джеймс, как спортсмен и укротитель драконов. – они одни из единственных, кто любит покрасоваться, и живёт за приделами Диких Земель и Земли Драконов.

– Интересное у них название… – пытался опомниться Дэниел

– И не говори! – поддерживала Эмели, засмотревшись на грациозные движения «неземных» созданий, – Вот, кому известна настоящая свобода! Не то, что этим… – и указала взглядом на остальных пассажиров, вздохнув с упрёком. – Ничем их не удивишь…

Чёрные драконы кружили волновыми дугами пару мгновений, разогнались в чистой вышине и рыбками нырнули в небесные воды. Образовались облачные всплески, разрывы в долине затянулись.

Дэниел не заметил, как Джеймс и Эмели оставили его одного после наступления сумерек. Время мчалось сквозь ночную пустоту. В окне ничего нельзя разглядеть из-за плотного освещения – только расплывчатые отражения. Он уснул буквально на пару часов. Смена часовых поясов утомила его насмотренность непостоянными пейзажами.

– Эй, Дэниел, проснись – – будил Льёван. – Не хочу, чтобы пропустил…. Скоро мы прибудем в Айседаль.

Незаметно произошло снижение. Пассажирский поезд плыл по кромке моря, вдоль необитаемых берегов, его вагоны проносились – расступалась пенная линия; на отмели стеклянная вода отражала морскую траву и перекаты подводных растений; коралловые рифы выныривали около первой гряды юго-восточных островов, укрывавшие неприметную жемчужину архипелага – остров Дуан.1616
  Дуан – третий по величине остров архипелага Архатэрр («Дикие земли»). Является необитаемым. В первые дни I Магической эпохи являлся островом-порталом в другие измерения.


[Закрыть] Среди гигантских роговых скал, принимавшие спокойные колебания в свои объятия, появилась небольшая цепочка из отдалённых клочков земли с широчайшими и песчаными береговыми линиями, окутанные тёмно-фиолетовой лагуной – за её пределами пролегала дорога из догоравших звёзд, отражаемых на поверхности: она с относительностью времени сливалась с единством чёрной таинственной уходящей темноты. За очередным «краем» прятался космический корабль «Ифлида» – разрушенный сферический истребитель, оставлявший напоминание о падении на землю метеоритом, чья ярость покоилась нескончаемым ритуалом океанического омовения: металлические блестящие остатки вбирали блики далёких светил, и их грани передвигались, сияя между трещинами крупных блоков и оголенных соединительных тканей гигантского шарообразного корпуса.

Сновидение – ярчайшее из возможных, словно не прекращалось…. Продолжалось…

Взгляд Дэниела померк и возродился в следующее мгновение – Айседаль.1717
  Айседаль (в переводе с эллерийского «край восходящих горизонтов») – один из крупных полуостровов, образованный на территории Дальнего Востока. До Тёмных тысячелетий был эвакуационными нейтральными землями. После появления магии стал «сердцем» магического мира на Земле.


[Закрыть]

Чем дальше неслась Аврора, тем сильнее время в тот день откатывалось назад – иллюзия будущего. Магический огненный шар озарял пылающий горизонт над синим беззвёздным небом, свет которого проносился над морем беззаветным теплившимся раскатом. Ровная бессмертная ночная тишина медленно утопала в пути из расступавшегося алеющего и чешуйчатого золота.

Непредсказуемая дисгармония побережий плавно тащила за собой перекатывающийся солнечный диск, скрывала его за горами, которые назывались сопками. Выныривая из лесистых объятий, утро освещало бесчисленный беспорядок мысов с ближайшими скалистыми островками – «кекуры» увенчивались на вершинах мелкими кривыми деревьями из малахитовой хвои. Волнистые хаотичные долины, находясь в тени солнечных лучей, покрывались тёмно-зеленым и холодным пенистым налётом, обрываясь, оставляя насыпи из каменных бусин у кромок безмятежных берегов Тихого Океана.

Глубоководный нырок проносил мимо неопределённых просторов Айседаля. Здесь сочеталось несочетаемое: малозаметная, но редкая широта болотистых пустошей заменялись смешанными широколиственными лесами из тонкоствольного монгольского дуба, выпрыгивающих каштанов и затерявшихся ясеней; лещина переплелась с таежными высокими соснами, а те с редчайшими тисовыми аллеями, елями, пихтами и чёрными березами – это особенно наблюдалось в направлении к старинной уцелевшей горной цепи – Сихотэ-Алинь.

Эмели и Джеймс впечатлялись поэтическому взгляду Дэниела, который окутался всем сознанием в неизведанный мир божественного мгновения. Льёван не отвлекал его, и узрел воскрешение его непонятой мечты. Дэниел, тогда ещё не мог помыслить, что Айседаль станет для него тем самым непостижимым краем на стыке горизонтов, станет его землей обетованной – началом всех начал.

Лиственный коридор из хилых деревьев разрастался на стволах плющом; высокая нескошенная сорняковая трава расстилалась вдоль одиноких дальних домов, а низменные кусты вдоль железной дороги цеплялись за густые заросли на склонах, создавая паутинистый ветвистый лабиринт.

Путь к Ильверейн пролегал через широкую тропу, разделявшая лесной простор от края мысовых скал, где морская даль заполнялась игрой мерцающего белого полотна. Солнце встало высоко и его ослепительный свет разгонял перистое небо. Утренняя прохлада ветра доносилась в такт шумом волн и сбавляла натиск нарастающей жары.

За крутым изогнутым поворотом дубовой аллеи показался обособленный необычный замок Ильверейн1818
  Ильверейн (в переводе с эллерийского «иль» – свет, «вер» – соединение, слияние», «рейн» – течение, река. Означает «Танец Солнца и Луны») – высшая академия магических искусств. Создана в 453 году н.в. первыми магами-повстанцами во времена повстанческой борьбы с гонениями.


[Закрыть]. Льёван шел, Дэниэл, не спеша, по мере приближения, разглядывал выступающий и протяжённый застекленный боковой фасад, питавшийся теплом отражающих лучей; массивный купол отсылал классической архитектурных древних соборов; у отвесного края держалось соединение из колонн в несколько уровней.

Наружные основания Ильверейн мраморного тона перетекали в позолоченность, мелкие искривления стекол размывали четкость скульптурных орнаментов. Натуралистичные контуры создавали возрожденное небесное величие и композиционное нерукотворное единство.

Свободно гуляющий ветер сносил с ног на открытой местности широкого моста – сильнее гудел, проникая в прощелины грота, где рукоплескали чувственные волны. Поверхностные волнующие грани Бриллиантового моря качались, накладывались одна на другую – стальная синева боролась с ослепительными зеленовато-бирюзовыми пятнами.

Парадная полуарка отворила Дэниелу вход в центральный двор: тёмный, пустой и заброшенный – его мистическая глухота нарушалась старым пышным ясенем, одиноко окруженным светом, из толстой кроны которого просачивались ветви открытых павильонов и галерей, чья инаковость подчеркивалась карбоновыми соединениями с витражными башнями, стремившие стать частью сияния минерального кристалла, наполнявшийся подземной и наднебесной магической силой.

– Дэниел, лучше не отставай от меня. – поторапливал его Льёван. – Иначе от восхищения заблудишься….

– Хорошо… – Дэниел сжимал пальцами ладони от эстетического исступления, и после поспешил догонять мага.

Открылись врата вестибюля. Немыслимое… Посреди пространства, сиявшего янтарным светом, широкая парадная лестница вела невидимым изгибами на вверх. Отполированные полы полностью отражали мельчайшие детали, зеркальные стены и потолки освещали тонкие грани ступеней и балюстрад, статуи эйр вели прямиком в небесную высь. Многоступенчатая лестница первого этажа разделялась каменной водопадом минерального источника, а плотные заросли лазы простиралась везде.

Геометричная органика. Неисчислимые арки и колонны безграничными вершинами ветвей держали иллюзорные потолки, увенчанные фресками движущихся небес. Выше и выше, сплетение коридоров превращали пространство в райский гиперреалистичный лес из сверхматерии, которая содержала всю силу природного света солнца и серебряной луны в радужных мозаичных контрастах.

Зал с величественными статуями Ветряной Рехс и Огненной Арсалии1919
  Ветряная Рехс и Огненная Арсалия – первые эйры на Земле (763 – 903 год н.в.). Рехс первоначально была первым первородным магом воздуха и овладела землей после сестры Арсалии. Являются первыми выпускниками Ильверейн и основателями Драконьих гонок, а также магами выступавшие против репрессий Международной конфедерации.


[Закрыть] провожал: слева к замкнутыми этажам, соединенным балконными переходами и более узкими, затемненными галереями; бархатная ширма скрывала главный коридор Ильверейн – Золотой путь – особенное место, то самое, которое Дэниел отдаленно пытался разглядеть вдалеке, проходя Мятную рощу. Зеркальные позолоченные полы и стены одаривали теплом каждого луча. Панорама нескончаемого окна открывала новый вид, затаивший дыхание: мостовая вела к скалистым берегам, отгороженным полесьем, уходившим за сопки – чем дальше приходилось идти, тем морской горизонт становился бескрайним, его голубизна прятала блики, водная гладь обретала внутренний покой.

Двери центрального зала Фартелла, где проходили празднества, общие собрания и ежегодная церемония посвящения, были закрыты и ожидали своего часа: за ними одна лестница спускалась в ботанический сад и академическую оранжерею, другая поднималась высоко в Юго-западное и Северо-восточное крыло замка. Вписанные в стены кариатиды искусно сопровождали Льёвана и Дэниела мимо Магического и Исторического залов, следовавшие друг за дружкой с помощью анфилад. Взбираясь, Дэниел, не успел опомниться, как широкомасштабное пространство выходило к путанице из мостовых переходов над глубокой пропастью, словно свежо-расплетённый клубок паутины. Льёван, говорил, что они находились в «сердце» Ильверейн – «Пересечение нитей».

– Поговаривают, – начал пояснять маг. – это место дышит магией, и проходя по одной из дорог, ты всегда придешь туда, где тебя поджидает либо ответ на вопрос или сама судьба. – он пытался заинтриговать. – Ну, а ещё, здесь находятся студенческие общежития, библиотека и большая часть учебных корпусов. Многие верят, что именно из-за влияния древнего заклинания, ни преподаватели, ни студенты не имеют вероятности пропустить занятия или заблудиться. Так, что если хочешь куда-то прийти, но не знаешь – то смело приходи сюда…

Дэниелу понравилась присказка к суеверию, и более того он не ожидал, что Льёван покинет его у служебного лифта директорского крыла.

– Мне нужно кое-что сделать. Ни пуха, ни пера, утёнок! – решил поддержать он, прежде чем сбежать.

Лифт поднял Дэниела в директорскую, которая состояла из нескольких этажей: первый был заставлен полками с книгами, а между ними пролегал проход в совещательный зал с огромным столом и стульями, выходившие в сторону изогнутого окна, а лично кабинет находился над расписным потолком с пробегающими облаками.

– Здравствуйте, мистер Сноу. – послышался низкий голос.

Он повернулся на слух, и взгляд увидел спускающуюся по ступеням мощную и высокую, волевую женщину, полную седых, волос, уложенных тюрбаном (один плотный локон опускался гордо на правое плечо). Одетая в чёрно-зеленое приталенное платье-мантию, вышитое с золотистыми тончайшими узорами, она властной медленной походкой наблюдателя приближалась к нему. Слегка морщинистые носогубные складки, подтянутое грубое лицо, и тонкие, но выразительные, как серые глаза, губы придавали её очертаниям признаки грозной пантеры, что могла без самодовольства, с достоинством заменить на тронном пьедестале льва. Суровый вид не позволял испуганно опускать взгляда – наоборот, заставлял лицезреть горную непоколебимость дисциплинированной мимики. Джаннет Олдрижд подошла к Дэниелу и удостоила его крепким рукопожатием – её руки, казалось, были крепче и сильнее силача.

– Я рада, что вы прибыли сюда. – сказала она, и решила не терять ни минуты – переходила сразу к делу. – Прошу пройти в мой кабинет обсудить перед праздником кое-какие детали…

Директриса уступила дорогу молодому человеку, и они оба вошли в скромное и светлое помещение, уставленное различными стеллажами и галографическими глобусными картами, а напротив мини-оранжереи втискивался крупный стол и кресло.

Прежде чем, сесть, Дэниел от волнения спросил:

– В этой академии все освещается естественными источниками, даже ночью?

– Совершенно, верно. – удивилась женщина, но не показывала того, что ей показалось весьма неуместным и «странным». Так или иначе, она не могла не ответить, чтобы не нарушить стандартов. – Технологии позволяют вырабатывать солнечную энергию и освещать все коридоры замка. Жилые помещения питаются за счет ультрасолнечных батарей. В позднее время суток здесь светлее, чем в Грейтфелльском дворце Единства.

Дэниел замялся, и наблюдал за тем, как директриса собралась, прежде предложив чаю, от которого он не отказался.

Олдридж не пыталась на протяжении переговоров проникаться излишней симпатией к столь неловкой и застенчивой опосредованности прилежного и ответственного из-за тревожности поверхностного образа Дэниела. Она не меняла кремниевого выражения лица, однако не виделась во внутренности сухарем, скорее сдержанной и практичной, особенно в употреблении слов – её не интересовала связь престудента с Льёваном, а волновало чисто служебное сотрудничество.

– Мадам, если вам не трудно объяснить, то в чем состоит моя работа на будущий год? – осмелился спросить юноша.

– Вы будете моим личным помощником, ассистентом.

– Вы думаете я справлюсь? – не ожидал услышать подобного Дэниел. Он думал его посадят за какую-нибудь монотонную, скучную и пылью работу. – Мне только четырнадцать…

– Мистер Сноу, вы слишком ужасного мнения о себе. – отрезала правду она.

– Извините… – стыдился своей неуверенности он.

Его ответ не произвел никакого эффекта. Олдрижд опустила на секунду стальной подбородок, помолчала, и продолжила:

– Мне понравилось ваше вступительное эссе. – она вдруг начала хвалить заслугу Дэниела, чтобы перейти к более существенным вещам. – Вам нужно уметь отстаивать свою позицию, поэтому прошу обсудить наши планы.

Дэниелу предстояло ежедневно разбирать и читать корреспонденцию, составлять официальные запросы и акты, вести протоколы студенческих и преподавательских заседаний, проверять и делать учет всего документооборота. По срочному трудовому договору он числился сотрудником с должностью; ему предоставлялся доступ во все служебные и иные помещения академии, в том числе Библиотечный Архивный фонд. Практика, в дополнение, оплачивалась на полставки, и равнялась зарплате, официанта в приличном ресторане, рабочий день не превышал четырех часов (теоретически, конечно); предоставлялось отдельное жилое помещение в студенческом общежитие, полноценное питание, право участвовать во всех мероприятиях, включая научно-исследовательские. Остальное время предназначалось для личного отдыха и подготовки доклада под началом директрисы как научного руководителя. Внимательно ознакомившись с соглашением о неразглашении и прочими приказами, он без колебаний поставил на необходимых экземплярах роспись.

– Отлично, буду ждать вас завтра ровно в девять часов – пробежала хилая улыбка директрисы, которая захотела напоследок провести практиканта в его комнату. – Сейчас, прошу за мной….

– Да, мадам. – с радостным послушанием ответил Дэниел.

Олдрижд поджала губы от предсказуемости. Она надеялась, что новенький, очередной практикант сможет ужиться с её строгостью и перестанет в конец то извинятся, то вежливо произносить слабое «да, мадам». – с другой стороны уверенность не покидала мнения, будто «мистер Сноу» всё вытерпит, потому что обладает чертами угождать чужим ожиданиям и следовать правилам, а значит не возникнет никаких проблем…

Обиталище Дэниела находилось в Восточной башне – самой удачной и удобной. Мимо проносились целые корпуса с редколлегиями, творческими кружками, вроде музыкальных и театральных, которые пробуждали энтузиазм понаблюдать за командными процессами: спорами, выдумками, идеями и коллективным планированием. Олдрижд успела вкратце просветить об активной жизни Ильверейн: она видела, как он хотел расспросить, но боялся задать вопрос не по деловому существу, и тоже считал её сугубо несговорчивой и отрешённой, однако это никак не задевало.

Выдержанная геометрия гостиной общежития подражала атмосфере учёности, напоминая астрономическую обсерваторию. Они вошли в узкий проём и поднимались на самый верх башни. Директриса отвечала на приветствия студентов, которые выходили из комнат, чтобы помочь кому-нибудь разобрать чемоданы: многие удивлялись тому, что она провожала какого-то незнакомца. В конце последнего этажа появилась дверь. Олдрижд приложила специальную карточку-замок и передала в руки Дэниела.

– Это ваши апартаменты, так сказать… – вольно сказала она, взявшись за ручку и впустив нового жильца внутрь.

Неожиданно для Дэниела его поприветствовал дружелюбный голос искусственного интеллекта:

– Приветствую вас, мистер Сноу. Меня зовут Ингли. Рад познакомится с вами! Чем могу быть вам обязан?