Текст книги "Сага о Фениксе. Часть 1. Из пепла"

Джеймс – последний, кто принял Дэниела. Пройдут года, и всякий раз он будет с ностальгической усмешкой вспоминать их первое знакомство.

Проблемой уверенного, на первый взгляд, студента была его ревность и ведомость. До появления Дэниела в Ильверейн все лавры внимания от близкого окружения, в которое входили Эмели, Ваня и Тед, принадлежали исключительно ему; он всегда находился в центре, гуще событий, заводил с лёгкостью активные и выгодные связи с товарищами по Драконьим гонкам и старшекурсниками, и брал вверх если не учёбой дисциплинированностью или крохотной одаренностью, то харизмой и неиссякаемым оптимизмом, гибкостью в общении.

Ассистент стал ещё сильнее злить, когда Эмели чаще предпочитала болтать не с тем, кого знала четвертый год, а с тем, с кем познакомилась относительно недавно – Ваню это тоже касалось. Скрываемому недовольству, казалось, не было конца и края. Дэниел выглядел в глазах Джеймса практически самым отвратительным человеком, который обладал иллюзорным преимуществом – навыком угодливости и подозрительной открытости, никак не вязавшаяся с наглядной зажатостью и низкой самооценкой. Иногда он ловил себя на мысли, что перегибал палку, но стоило лишь заметить за столом Фартелла Кэсседи или Теда, не заводившие ни с кем крепкой дружбы, то в те моменты вскипал необоснованный субъективный протест: «Нет, ты посмотрите на него?! Даже не стыдится показывать себя во всей красе! Еще и заставляет Теда смеяться! И это после того, что мне рассказал Мелдор…. Уверен он как серый кардинал – всем улыбается и притворяется… Противно! Беее!»

Ведомость Джеймса проявлялась по-особенному: он всегда имел собственную точку зрения, но она формировалась только либо с учетом мнения большинства, либо под не давящим, но манипулятивном влиянии. Мелдор, как лучший, одаренный среди прочих студентов, преуспел в этом виде мастерства. У него безусловно находились причины ухудшить положение Дэниела, внедрить в ум Джеймса ложные, искажённые выводы. Никто не задавался вопросом почему талантливый спортсмен, будущий кандидат в заклинатели огня, мастер в техниках древнемагического прорицания имел право говорить об ассистенте Олдридж с открытым презрением и показывать ненависть, вышедшая за рамки последней размолвки с Тедом. «Тед и Мелдор не разговаривают?! Они были практически не разлей вода!» – поражался этим размышлениям Джеймс, и в итоге осознал, что не всё так, как представлялось первоначально – «Что они нашли в нём? Может быть я не прав…» – он хотел узнать Дэниела настоящего, когда завал себе такие вопросы – в голове никак не укладывался когнитивный диссонанс. Он решил разобраться – устроить маленький судебный процесс тому, кого не считал искренним.

Ушло примерно пол месяца, и за рутинным приемом пищи, веселя преданную публику, Джеймс пристально наблюдал за Дэниэлом – собирал все аргументу за и против неустойчивого обвинения и сомнительного оправдания. При оценке каждой из позиций невещественных доказательств нагрянула мысль обратиться к экспертному, адвокатскому мнению – беспристрастному перед лицом его хилой морали – Льёвану.

Наступил декабрь, зимние осадки не торопились одарить Ильверейн пушистыми и теплыми снежинками, погода чего-то ожидала. Джеймс настроился на серьёзный разговор с мастером боевой магии – по личному убеждению, Льеван умел разбираться в людях, да и при всех его достоинствах, Джеймса заинтересовали их редкие встречи с Дэниэлом – это чаще случилось в Ботаническом саду возле тополиного перехода к Античному дворику.

И вот однажды, Джеймс застал Льёвана абсолютно одного, и осмелился спросить:

– Льёван, а вы с Дэниелом давно знакомы?

– Давно. – ответил маг. В начале его лицо удивилось от неожиданного вопроса, а потом обрисовалось крепким умилением. – Я его малюткой застал. – Он опомнился, поняв в чем заключалась причина. «Неужели, сам Джеймс хочет признаться в своей ошибке?» – думал он, и тоже спросил, как будто ни о чём не догадывался: – А тебе зачем, Джеймс?

– Да я вот… – никак не осмеливался признаться Джеймс, – Ну как вам это сказать… – и всё-таки собрался. – Я… Ну, короче: вы же знаете, как отношусь к Эмели, Ване… Я стал очень часто и плохо думать о Дэниеле… Нужен ваш совет

– Ясно. – послышался неочевидный вздох.

Льёван дал весомые показания – рассказал о прошлом Дэниела, которое он одновременно сумел разделить и не до конца осознавал их печальную значимость. Он убедил Джеймса в том, что Дэниел избегал знакомств из-за опасности показывать слабости – проживать чувство жалости по отношению к себе – по-прежнему находился в плену архетипа сломленного, но независимого.

– Вот значит, как… – часто делал Джеймс такие паузы, слушая доводы мага. Он теперь сочувствовал Дэниелу, и винил голос не замороченного разума. Ему никогда не доводилось сталкиваться – он всегда считал, что все проблемы человека, кроются в его неумении адаптироваться к обстоятельствам, принимать их условия. В случае с Дэниелом, всё оказалось наоборот – не таким простым и закономерным.

– Я знаю, Дэниел – не ангел, – делал итоги Льёван. – однако внутри него больше ангельского, чем во мне… – задумался он ненадолго, и вставил подходящее заключение. – В этом я убедился. Иногда он такой беззащитный, маленький «утёнок»

– Утенок!? Почему? – спросил студент.

– Ну что ты, Джеймс! – удивлялся его недогадливости Льёван – Сказка Андерсена. Дэниел, как и другие достойные люди – лебеди по натуре, но их заставляют верить, что они навсегда останутся гадкими утками на убой хозяев, сородичей или охотников. Он очень мечтательный, проницательный и ранимый, и в то же время строптивый – вся моя боль и страх за него заключается в том, что он считает и то и другое чистой слабостью, неким пороком, недостатком….

Джеймс увидел правду. Он поверил, что маски перестали действовать и показывать недействительное – в Льёване не проскальзывало ни на одно мгновение противоречия в защитительной речи.

– Моя встреча с ним после долгих лет показала насколько он потерян и ищет себя – уверенность. Скольких сил мне далось это видеть? – Льёван, словно позабыл, что говорил с Джеймсом, погрузился в другое, и снова упал на ровную плоскость. – Не знаю: что я делал, если бы не личный ответ Олдридж?! Считай, всё пропало… – и тут он свёл пессимизм на нет. – Сейчас я немного спокоен, особенно когда вижу его улыбку…

– А… – соглашался так Джеймс.

– Что-то мы с тобой разболтались – собрался уходит маг, поправив завязанный пояс на мантии и накинув капюшон. Он поведал всё то, что чувствовал к Дэниелу. Эта забвенность поразила студента.

Откровение настолько потрясло Джеймса, что он немедленно помчался в замок, и конечно надеялся поговорить с Эмели. Присутствовали и другие – Тед внимательно слушал, да в принципе, как и все, но акцент ставился только на подруге.

– Эмели мне так не ловко… – расковался Джеймс. – Признаться, мне стыдно… Почему я раньше не подумал поговорить с Льёваном?!

Его беспокойное лицо побудило Эмели не пороть горячку, и не усугублять положение фразами-паразитами «а я же говорила», «а я же предупреждала» – она разжала прищуренные губы и поняла, что закадычный друг нуждался в её поддержке – надеялся избавится от тяжести нарастающей драмы.

– Дурачок… – с пониманием одной рукой приобняла его шею. – Я знаю тебя с первого зачета Палладия, который мы пересдавали трижды! Мы ведь привыкли видеть или делать людей открытыми при общении с нами. Признай, что Дэниел просто поубавил нашу спесь. – напоминала ему она. – Мы ведь, хотели перемыть ему косточки, когда увидели рядом с Льёваном …Признайся: в тебе просто говорило задетое эго….

– Только я не понимаю, – задавался уже другим он. – Почему Мелдор на него взъелся? Столько на него наговаривает…

– Ну это вопрос, конечно не по моей части, – пыталась быть на все сто откровенной подруга. – Но, по мне, ты дружишь с ним, как с другими компаниями только ради того, чтобы не оказаться в неудобном положении – оставаться на виду у всех, иметь авторитет среди остальных студентов, тешить собственное самолюбие…. – Эмели была весьма суровой, но это не как не сказалось на продуктивности её мнения – она не межевалась. – Это все пустое, Джеймс…

– Ты говоришь, как взрослая, – посмеялся Джеймс

– Ах, Джеймс, нам скоро пятнадцать! – воскликнула она. – Мы и есть почти-что взрослые… Трудный возраст…

– А что ты думаешь? Ну, о Дэниеле…

– Своеобразный. – отмечала она, и объясняла в чём заключалась особенности Дэниела – Нам повезло. У нас были любящие родители, мы росли, могли удовлетворять свои желания. Кажется, что у других тоже должно быть так… Но, увы – жизнь другая… – и потом посоветовала сделать шаг на путь исправления. – А, если честно, то тебе лучше поговорить с Дэниелом.

Идею Эмели поддержали. Джеймс лежал в кровати, и вдруг понял, что всегда убегал от взросления… Он не хотел отпускать своё счастливое детство – там, где всё было довольно просто: не приходилось сильно сомневаться и долго выбирать – всё происходило само собой: друзья, школа, успех среди сверстников – никаких усилий. Его восприятие прошлого текло по маслу, никогда не пропитывалось горьковатостью, не смешивалось и не казалось однообразным. Сознание стремилось усидеть на двух стульях – оттянуть и замедлить время. То, что с ним происходило, касалось не только совести, а ещё чего-то другого. Стало невыносимо думать… Он не собирался c годами стать незаметным, испытывать частое чувство завышенных ожиданий от жизни. Он вроде бы был не готов отрекаться от юности, которая медленно перетекала к стадии молодости….

Всё встало на свои места, когда один случай навсегда доказал Джеймсу простую истину – мир взаимосвязан и тесен там, где ты никогда бы не предположил…

Золотой путь практически проплыл перед ним – он как-раз поздно возвращался в общежитие. Остановиться и резко затесаться под шумок заставила очень разоблачительную сцену – Дэниел и Мелдор неудачно (или нет) пересеклись:

– Ты предал меня, да и ещё… – говорил Дэниел – Ты знаешь, что я не хотел этого.

Джеймс не понимал, что происходило – двое незнакомцев, как оказалось, очень давно знакомы…

– Ты неудачник, Дэниэл, и всегда им был! – перебил Мелдор.

– Я это сделал, потому что ты унизил меня! Ты предал моё доверие!

– Винишь меня!?

– Манипулятор! – рыкнул Дэниел.

– Ой как страшно! – передразнивал Мелдор – Кстати, что будет, если твои приятели узнают о твоём грязном секрете!? – он явно выводил на слабо.

– Думаешь напугать?! – не сдерживалась смелость Дэниела. – В отличие от тебя, я не стану шантажировать тем же… Так что оставь меня в покое. Я не введусь на такие игры.

– Ой-ой-ой! А то что?! Что ты мне сделаешь?!

Джеймс впервые увидел того Дэниела, которого описывал Льёван – тот с непокорным и беспощадным зрительным контактом угрожал Мелдору, отстаивал своё право.

– Я бы посмотрел, как тебя бы встретили раньше с такими словами. – ужалил напоследок Мелдор и исчез из виду.

Джеймс не дожидался следующего дня: он отыскал нужную комнату и постучался в дверь, а после вошёл – Дэниел читал, пальцы поспешно убирали слёзы – эмоции закупоривались при виде посетителя

– Дэниэл, – одолело неловкое чувство. – можно с тобой поговорить?

– Да, конечно, – ответил он. – А что ты хотел?

Пришлось выкладывать. Дэниел не противился и довольно просто расставил всё по полочкам:

– Мы с Мелдором познакомились, когда уже умер мистер Джойс… Мне было десять… Незадолго до начала учебного года Фиона устроила приём, он был там с бабушкой. Скверная женщина, но сам он показался мне приятным. Потом, я узнал, что он вместе со мной в классе будет учится… Я знал, что если он будет общаться со мной в лицее, то его тоже могут подвергнуть насмешкам. Так и должно было случиться, если бы я его не отговорил… Мы держались в стороне, и дружили только на званых вечерах или прогулках… – говорил с осложненным придыханием, и пытался выдохнуть, чтобы не волноваться. – Я так ему доверился, вверил ему… Думал, мы друзья…. А что оказалось?

– Что между вами случилось? – спросил Джеймс, и не пытался торопить его – видел, как ему было не легко говорить об этом, словно неприятный момент злостно дергал корни и ранил их.

– Он обманул меня…. – Дэниел опустил глаза настолько низко, что стыдное воспоминание надеялось не, но он не собирался утаивать – не хотел быть трусом в своих собственных глазах, и продолжил: – Прошло полгода. Была зима. Он обещал меня научится кататься на коньках, и позвал на выходные за город на замершее озеро. Я конечно, как трусишка сомневался выходить на лёд, но он уговорил… – ладони схватились за локти, тело немного наклонилось и согнулось – Я провалился… А там… на берегу… Вышли одноклассники. Все было подстроено… Они так смеялись, а ведь не умею плавать… до сих пор. Меня настигла дикая паника, а он стоял и смотрел, и пока я держался, говорил, что всё то время нашей «дружбы» – всё только для того, чтобы выведать моё настоящее мнение о каждом ученике в классе – Мелдор таким образом добивался их расположения. Он выведал все мои секреты… И поэтому меня решили проучить…. Наказать за нелестные слова… Я чуть не захлебнулся. – Дэниел после вспомнит как вынужденно спасётся, мокрый и униженный потащится домой через холодный лес в горючих слезах, упадет к дверям и будет выхаживаться Кларой, заболев пневмонией. Он не ничего не расскажет, надолго замолчит и только через месяц в тряске пойдет в лицей, как в новый круг ада. Так, начался период, когда пропускались уроки.

– Зачем, и ещё таким мерзким образом? – недоумевал Джеймс

– Думаю, он не видел другого выхода. – нет, он не оправдывал Мелдора, просто личный опыт подвёл его к данному выводу – «компромат», о котором хотел знать Джеймс. – Всё дело в его социальном положении… Его мать убила отца-деспота – тот был госслужащим в Мидраксе – дело громкое… После приговора её признали умалишенной, лечили долго, но она повесилась…

– От куда ты это узнал, если он не рассказывал.

– Подслушивал часто… Мисс Фейенберх залезла в большие долги, когда арестовали все имущество, после встречного иска от родителей погибшего… Остались только дом и пенсия бывшего судьи. Ей пришлось увести Мелдора и двух годовалую сестру куда-нибудь подальше от шумихи. Она всё начала пропивать после смерти дочери, брала деньги и с трудом возвращала… Если бы кто-то узнал из одноклассников, то кто-нибудь доложил бы родителям и считай, его самого и его сестру отправили в приют, а бабушку лишили родительских прав… – ненадолго успокоился Дэниел, видимо, ощущал, что не выдержит, не справится…. – Он боялся шантажа, стыдился бедности…. И его страшный кошмар случился из-за меня…

– Ты всё всем рассказал?

– Да, – отвечал он. – Я так его возненавидел, так хотел, чтобы он страдал и вот… Он пострадал, а меня ещё сильнее невзлюбили – первое время даже плевали в лицо…

Джеймсу едва выносил вместе с ним эту боль. Он видел, как не мог оставаться безучастным к творящемуся подавленному состоянию сверстника, особенно вслушиваясь: «Я очень сожалею, что позволил так с ним поступить… – Просто мне было так больно… Так…. Я всех их боялся и презирал….

– Эй, все хорошо, – он гладил Дэниела утешительно по спине. – Мне не стоило так поступать.

– Нет, не думай так. Я ведь видел, как тебе не понравился… Этому были причины… – ложно оправдывался Дэниел из-за вины перед всем на свете.

Сбивчивые ответы помогли Джеймсу прожил вместе с ним его переживания. Льёван действительно, оказался прав – абсолютно во всём. Дэниел был самым откровенным, неподдельным и смелым, больше чем он.

– Это я должен извиняться, – взял за руку Джеймс и печально улыбнулся. – Прости меня.

– Ничего…

Они немного поговорили о чем-то своём, и Джеймс ушёл со спокойным сердцем – гордостью и приливом сил. Он решил разобраться с Мелдором – покончить с его гнусной ложью. Ему не впервой приходилось постоять за «слабых» – но слабыми всегда для него были те, кто нападал и властно манипулировал другими более «сильными». Он понял, что никогда не позволит себе ни другим быть в этом состоянии жертвы; он хотел сорвать маски…

Дэниел ничего не подозревал, и никогда не узнает об этом – только когда откроет укромные стеллажи воспоминаний, которые затеряются в ушедших жизнях. Эмели, Тед и Джеймс решили поставить обидчика на место.

Мелдор тренировался один на летающем острове – предпочитал оттачивать приёмы в утреннее, дообеденное время. Он смутился, когда увидел кучку знакомых, особенно не ожидал суровое появление Теда, или как он его звал «Тео».

– О, какие люди! С чем пожаловали? – он уже обо всём догадался – «проклятый» Дэниел Сноу – причина его бед.

– Перестань ерничать, у нас серьёзный разговор – ответил Тед, навсегда разочарованный в очень близком друге.

– Не ожидал, что, после лет столь нашей крепкой дружбы, ты захочешь выяснить отношения!

Джеймс сдерживал кулаки и, игнорируя прыскающие смешки, выложить грязную правду, а затем удивиться, что Мелдор оставался неуязвимым – только внешне: внутри сжались все негативные реакции. За дело принялись женские угрозы – самые опасные и непредсказуемые, какие бы стереотипы не существовали бы – в ход пустилась превосходное предупреждение Эмели – она подошла к симпатичному и холодному старшекурснику, начала вертеться как кошка, и провела длинным пальцем по его симпатичному подбородку:

– Запомни, «яхонтовый» мой, тронешь Дэниела: будешь иметь дело с нами… – она взглядом просверлила самодовольство Мелдора. Ему некуда была деться. – А ты меня знаешь…. Один удар, и ты без почки! Ну или Пенни может тебе чего-нибудь подсыпать – она не против. Ты ведь понимаешь, насколько мы женщины коварны!

– Стерва же ты! – ужалил Мелдор, стиснув волком зубы.

Трое развернулись, и приготовились идти, как он воззвал Теда. Джеймс никогда не видел в знакомом такой злости и разочарования.

– Всё кончено, Мелдор!

– Неужели, после стольких лет?! – готов был закричать Мелдор

– Я всё бы тебе простил, может быть и стерпел бы… – Тед не скрывал своих чувств. Для него, однозначно – все, даже самые крепкие нити оборвались. Он не хотел больше жить в обмане. – Я не хочу больше тебя не видеть, не слышать… Ты понял?! – Крупная потеря, большая жертва. – Не оставишь Дэниела в покое, я не постесняюсь: переломаю твой зазнавшийся хребет…

– Тео?! – Мелдор, словно упрашивал вернуться – молил взглядом о прощении.

– Не смей! – Тед взял его за горловину, он сдерживался, чтобы не выпустить боль из глаз – Ты мог всё рассказать, я бы понял бы, но ты выбрал себя, а не нас …. Ты, которого я знал – не существовало. Ты трус…

Джеймс впервые увидел слёзы Теда – того, кто никогда их не показывал. Он знал, что Мелдор был для него «братом». Всё разрушилось в одночасье. И он, и Эмели поддержали его, заметили, как ему трудно стало двигаться – не хватало сил ровно дышать.

За их спинами, в полном одиночестве Мелдор не знал куда выпустить его несдерживаемую внутреннюю звериную ярость – заевшие мысли рычали, зубы оскалились, бешенные глаза бились в истерике: «Ненавижу, ненавижу тебя, Дэниэл Сноу!

Ненавижу! Всем сердцем тебя ненавижу…»

Наступила, то что в Айседале называли «настоящая зима». Пошёл первый снег. Чистый понедельник. За несколько часов полуостров накрыло белыми сугробами: побережье ожидало периода спячки – сковывалось льдами.

Отменили занятия – студенты гурьбой выбегали в открытые дворы. Джеймс вытащил Дэниела, который влюбленно наблюдал за падающими осадками из окон замка. Везде устраивались снежные битвы, стоили недолговечных снеговиков – все знали, что следующим днём или будет настолько тепло, что снег растает, или будет настолько ветрено, что от снега не останется и следа – либо затвердеют снежные серые массы, либо зимний пух разнесется кристалликами по воздуху. На этом погодном безошибочном предсказании время не имело право тратиться впустую.

Джеймс заставил Дэниела наплевать на созерцательность и воспользоваться случаем наверстать часть утраченного детства; его закидывали, но теперь он убегал и реагировал на натиски, принимал их с удовольствием – верещал вместе с Пенни, когда у них получилось попасть прямо в лицо меткому Теду или шустрому Джемсу, когда Эмели несколько раз хитро прикрывалась другом, а после просила ребят отыграться снежными шарами за его неудачные шутки. А что Кесседи? Кесседи оказалась воплощение преспокойного зла – так, как снег состоит из воды, она глумилась, когда меняла его физическое состояния, заставляя ноги студентов застыть, и при подставных падениях делала вид что не при делах.

Горло Дэниела под длинным шарфом першило, руки розовели также сильно, как и шеки… К снежной битве подключались и преподаватели – профессор Коллинз и Мюррей, заигрывавшие друг с другом, отвлекались на студентов, не меньше чем Льёван и другие. Профессор Уильямс, хихикая, пытался мухлеванием попасть в Джеймса, но попал в локоть директрисе, которая проходила по павильону замка – она, озираясь, притворно сохранила тверды взгляд, и тут, через считанные секунды на голову преподавателя свалилась снежная куча. Джаннет Олдридж удовлетворённо направилась дальше в Северное крыло.

Ильверейн позволил себе в будний день побеситься. Только к четверти пятого часа, многие валились с ног, наслаждались усталостью после окончания обильного снегопада. Джеймс был благодарен небу за такой подарок.

Двадцатого декабря Джеймс, как следует посоветовавшись с постоянной компанией, подготовил для Дэниела особый сюрприз. В воскресенье, в довольно сносную облачную погоду, он уговорил его последовать в непроницаемой повязке на глазах. Заклинание, которое наложила Кесседи, не позволяло Дэниелу преждевременно испытать подозрения и страх перед сюрпризом.

Находясь на скалистом острове только вдвоём, Дэниел почувствовал сильный накалившийся жар воздуха, прокатившийся по лицу, словно его облили парным молоком. Слепота исчезла и первым, что увидел Джеймс в его глазах – это предвиденный ступор. Обнюхивающие ноздри дракона с обсидианово-фиолетовым окрасом чешуи смотрели на Дэниела, а желтые янтарные глаза, равнявшиеся половине человеческого туловища, обыскивали «внутренности».

– Это Акселорн, – шепнул на ухо Джеймс, и посоветовал не показывать страха – Ты можешь к нему притронуться. Даю чистую гарантию, что он не разорвет тебя… – пошутил он.

Дэниел, после десятиминутных уговоров, вытянул осторожно руку, слушал наставления укротителя драконов, и всё-таки прикоснулся несколькими пальцами к горячей коже, которая не обжигала – она дарила ощутимое тепло сильного напора водяного пара, оседавший капельками на лице и руках. Он зря прикрывал горловину чёрного пальто – существо органическим звуком своего дыхания оберегал от холодного ветра, проникал внутрь сухой кожи воздушными волнами.

Джеймс расплылся, и после одобрительно гладил и направил покорный взгляд на питомца, продолжив говорить на неизвестном ментальном языке.

– Акселорну ты понравился. – отвечал он. – Это большая редкость для него. Он крепкий старичок, но иногда обожает вредничать как Эмели… – Ты его понимаешь? – спросил Дэниел.

– Да, я, как и мои товарищи учимся понимать их. – с пониманием говорил Джеймс. Они первые доказали человеку, что у всего живого есть разум, язык, философия, система знаний… Драконы видят людей на сквозь и им принадлежит истинная свобода – их невозможно укротить – только дружить, если они сами так решат. Иначе – они признают тебя своим подобием, сородичем. Понимаешь?!

– Наверное… – подрагивал голос Дэниела, который отпускал страх перед огромными ноздрями дракона

– Их никак не заставишь делать что-то против воли, поэтому Драконьи гонки для них – это игра – даже больше чем для нас, спортсменов. Они никогда не соревнуются между собой, а таким образом устанавливают тесный контакт друг с другом…. На языке драконов мы – «дхарос2727
  в переводе с эллерийского «дхар» – сущность, ар – бескрайнее небо, воздух, материя живого дыхания, ор – единство, слияние, неприступность.


[Закрыть]» – их Альтер Эго… И также: кто наш друг, тот и их друг…

Заброшенный коллизейный стадион, руининистость высоких скал, покрытые толстой ледяной глазурью мятежных волн, будоражили умеренную горячность Акселорна – он поделывал метровые шаги, вертелся вокруг Джеймса и Дэниела, – его крылья в зимнем тусклом свете бросали металлические ровные и режущие блики – слушал команды и издавал рычание, отгонявшие беспокойные и неукротимые ветра прочь.

– Эйсар2828
  Эйсар (от эллерийского слова «эйс» – огонь) – заклинание, призывающие выпустить дракона его пламя, способное защитить от чужого магического воздействия


[Закрыть]! – прокричал Джеймс.

Дракон низверг из пасти небольшой поток торнадного синего пламени, которое поднялось и затем обернулось оранжевой яростью – в самом конце он повернул морду к «дхаросу», изворачивался несколько минут и присел, словно грелся ящеркой на раскаленном камне.

– Ах, хитрец! – обратился Джеймс к нему, а потом к Дэниелу. – Хочет полетать…

Он приготовил седла (они заранее, случайно валялись под первым рядом зрительских трибун), проверил безопасность, и про себя смеялся, до сих пор полуразинотому рту нового приятеля, который переосмысливал истинный нрав драконов – вместо свирепых и мстительных появились черты игривых и своенравных существ, приближавшие человека к самому осмыслению природной свободы. Акселорн немного начал возникать, а Джеймс просил лишний раз не исполнять перед гостем – чуточку потерпеть. Он предупредил Дэниела при взлёте – ухватиться, в первую очередь, за специальные поручни, держаться крепко, и если возникнет необъятный страх, то можно было ухватиться за живот.

– Но я боюсь высоты? – отнекивался Дэниел. – Очень сильно….

– Доверься, мне. – просил Джеймс, и его уговоры подкреплялись очень сильными аргументами. – Ты многое потеряешь, если откажешься. Лови момент, Дэниел! Когда у тебя появиться возможность испытать такое?! – закончил он, и дал ему руку, чтобы тот успел взобраться, пока было не поздно.

Голос дракона, превышал диапазоны китов, сменился на более обезьяний (в смысле, затейливый и весёло-настораживающий) от неудержимого желание тронутся от земли, взлететь и покориться двум мощным тёмным парусам.

Собрав волю Дэниела в кулак, Джеймс был не против, что Дэниел схватил его сразу за живот – так это было и с Пенни, и с Эмели, – он просил сразу же свыкнуться к плотному и жмущему бедра сидению, когда дракон, полностью изогнув спину, резво приготовился к охотничьему прыжку прочь от «Воронки», в даль. Джеймс за секунду до старта посоветовал нагнуться сильно вперёд и прижаться к нему.

Оба крепко сжали узду, божественные крылья расправились и понеслись… Сиюсекундная потеря гравитации дала времени почувствовать полное облегчение – вся тяжесть не прокатилась мурашками по телу. Огромный остров уменьшился до размеров крупного пятна. Молниеносный полёт сильно бил по ногам, и как следует свыкнувшись с порывистостью Акселорна, ревевший от собственного превосходства, всадник сумел скомандовать курс на большую высоту.

Спустя несколько спокойных минут вдоль нескончаемого туманного горизонта, не предугадав замысла дракона, Дэниэл не сразу моментально сориентировался на резкий рывок, запустившийся вверх, словно ракета в космос. Испуг и боязнь соскользнуть и упасть то поступала, то отступала, когда он сильно обхватил Джеймса, закрытыми глазами молил остаться живым и невредимым.

– Ну, дружок, а теперь наша фирменная вертушка!

Желание смотреть вниз было чем-то вроде мнимого самоубийства, а взгляд в высь – ежесекундной фантазией смерти; горлу и носу не хватало того воздуха, который не пробивался по телесным переполненным скважинам, и только, переборов пульсации страха перед полутьмой, открылись глаза. Акселорн, стремительно набрав скорость и эпицентр высоты, через несколько мгновений застыл на пересечении облачных границ, разделявшие землю и небо.

Бескрайние небеса. Своды, состоявшие из спиральной вереницы кучевых облаков, напоминали сахарную вату. Упругий ветер лёгкими касаниями проскальзывал по волосам и ладоням, опутав невидимой дрожью. Воздушные потоки несли дракона дальше и дальше, где лучи оседали на лиловом полотне.

Теперь над земной поверхностью дышалось свободно и непринужденно. Душой заправляло наступление безмятежной эйфории Дэниела, разделенное Джеймсом и Акселорном, довольствовавшимся затеей. Не до конца верилось в фантастичный сон, и закрыв глаза Дэниел снова открывал их – продолжал наслаждаться тихим и бескрайним миром, где пел звонко ветер. Окрыленность наполнили его с полна, а волшебные крылья продолжали направляться по ту сторону прежней реальности…

Джеймсу удалось заставить Дэниела самостоятельно расправиться, наконец вдохнуть полной грудью, и не боясь сопротивления, поднять руки и превратить их на мгновение в самые что ни на есть крылья.

Многое измениться…. Джеймса всегда будет возвращать к счастливым годам – так или иначе они связались с неповторимым звонким неповторимым свободным смехом Дэниела. Это смех – счастье…. Снова и снова. Удивительно, но они станут лучшими друзьями… Он, сидя на поляне с Акселорном, где-то посреди хаоса и покоя будет вспоминать время настоящей беззаботности, идеализма и благополучия… Нет, эти чувства не канут – их сменят другие поры в его жизни – не определённые… Он представит, как продолжит плыть по течению? Куда оно ведет и чем заканчивается? Что-то унесется из памяти океана, а что-то никогда не покинет… Дэниел вечно будет держать его на плаву, или он его… Течения его вод более предсказуемые из-за «текучести», «покорности», чем ветра Дэниела, которым они покоряются…

Несомненно, и Джеймс, и Дэниел будут заканчивать зреть вместе, но по-разному… Они – бессознательно правое плечо друг друга. Джеймс – последний, кто отпустит плечо Дэниела, как бы тот не хотел отпускать… Вновь на живых снимках наступить июнь, потом июль их последнего лета юности… Потом всё как в тумане, и вновь надежда… На прощание всему этому он скажет: «Живи, Дэниел – проживи, так как бы этого хотел… Ни о чём не жалей… Обрети наконец покой…»

Где-то – везде доносится мелодия издавна знакомой флейты, на которой играет Тед. В ней изливается музыка безграничных воспоминаний – истинных. Фотографии не прекратят этого круговорота перерождений. «Север» … Открывается небесная долина на закате или рассвете дней – уже всё давно едино. Голоса звучат в сущности Дэниела Сноу.