Текст книги "Сага о Фениксе. Часть 1. Из пепла"

Закончилась подготовка к пленарному заседанию. Дэниел впервые занимался крупными организационными процессами, часто согласовывал выбор, действие, решение с Джаннет Олдридж и преподавателями: совершал технические проверки необходимого презентационного оборудования, следил за рабочими, обсуждал планирование мероприятия с преподавательским составом – он буквально носился как белка в колесе — режим многозадачности отучил его от привычки часто «вольяжничать» и выполнять задачи со скоростью улитки; не обходилось без головных болей, но успокоительный отвар, сделанный по рецептуре профессора Уильямсона и Пенни, побеждал раздражение в висках – новые силы возвращались и можно было дальше «командовать парадом», как высказывалась Клара.

Ценное содействие в организации крупного мероприятия оказала первые заместители директрисы – профессоры Элизабет Коллинз и Палладий: им удавалось уследить затем, зачем ассистент забывал после череды суматошных часов. Всё должно было быть идеально, неукоснительно, чётко, и конечно, гармонично – Дэниел несколько раз на дню сильно переживал, что кто-то не так публично осудит его вкус к оформлению Магического зала или банкета в Фартелле, изначально рассчитывал пойти в случае чего в оборону, если хоть один напыщенный член научного сообщества или госслужащий позволил бы себе фамильярно критиковать чужие заслуги – он не хотел подвести Джаннет Олдридж, которая тоже была занята более серьезными вещами и мыслями.

В семь часов начали собираться участники заседания: крупные научные конфедераты, члены Верховного Суда и Грейтфелльского совета, представители магических ассоциаций и объединений, также магических заведений (например, Бладфолла или Красной Башни), престарелые хранители и читатели эллей под эгидой Ортел-Айнерис – они кланялись и следовали по навигационному неоновому пути к Магическому залу. Тщедушно разодетые в мантии магические чины только из необходимости сжимали руку Дэниела, а он взглядом перемещал весь центр внимания на Олдридж – оба с трудом выдерживали толпу, но не показывали наружного стресса.

Заседание открылось вступительным словом директрисы: в её адрес слышались деликатные отрепетированные рукоплескания. Дэниел вместе с семнадцатилетними секретарями руководителей министерств и ведомств сидел позади трибун и составлял протоколы, в то время как основные тезисы докладчиков выводились на голографический экран с презентациями. После каждого выступления задавались вопросы, навязывались политические дискуссии, давались заготовленные ответы на вопросы – ничего интересного, скука…

Наконец-то движение появилось, когда с программой новой методики магического образования выступали профессора Коллинз и профессор Палладиум – они говорили о чём-то абстрактном, пока не предложили гостям продемонстрировать новшества Тренировочного центра.

Участники плелись, и живо обсуждали ноу-хау – лабораторию симулированной реальности – особую секцию, которая располагалась в катакомбах замка, под научно-исследовательским корпусом, выходивший на площадку с огромным разломом грота; прозрачный купол окружался не только силовым полем, но и стаей чаек, грозившиеся пробиться насмерть. Железные лестничные проходы примыкали к высеченным скалистым стенам и заканчивались в отсеке матрешечной мини-обсерватории.

Под руководством профессора Палладия, руководивший испытанием с мониторов управленческого блока, Джаннет Олдридж вошла с внутренней стороны на подиум. Независимые эксперты ждали. Внутреннее пространство засветилось чистым электрическим светом, опора под ногами у директрисы исчезла, и спустя несколько секунд она пребыла в засушливую местность, сымитировавшая пустыню. Научные сотрудники-разработчики объясняли принципы действия эффекта симуляции: за счёт сверхчастотных зарядов тёмной материи, вводились специальные коды, которые моделировали на основе «внешнего контакта» прототип другого мира или измерения в пределах заданного языка программирования; технология имела функционал менять место, ход времени, законы физики, вносить поправки и способы взаимодействия с симуляционной реальностью; становилось возможным телепортироваться на другие планеты, миры, воображаемые представления о мультивселенной; мониторинговая система через датчики фиксировала движение и трансформации эллей, подробно описывала магические реакции, физическое и психологическое состояние организма – это предназначалось для практических зачетов с целью оттачивание магических навыков с минимальными потерями и рисками, получение альтернативного опыта по безопасному использованию магических сил.

Невредимое возвращение директрисы произвело фурор. Почти никто не остался в стороне: все конфедераты громко аплодировали и просили повторить эксперимент. Дэниел только тогда увидел, чего на самом деле добивалась директриса – не сохранение престижа Ильверейн, а рывка в эволюции магического образования, которое пребывало в глубоком кризисе – «застое»; её по-настоящему волновали совсем устойчивость престижа академии, а истинное осмысление желание изменить хоть что-то в магическом застое. Комнаты симуляции появились намного раньше, однако они строго-настрого предназначались для крупных экспериментально-научных исследований – структурированные законы не предусматривали иного способа как финансирование из средств государственного бюджета, и естественным образом Олдридж прибегала к решительному внесению поправок в некоторые проекты, искала крупные инвесторские силы, подыскивала научную инициативу, держала в максимальной засекреченности разработки, советовалась с независимыми членами и коллегами – собирала замысел «по крупицам» – и в итоге смогла привлечь «верхушки» к безоговорочной капитуляции.

Новость о передачи свободных патентных прав Красной башне и тесном сотрудничестве вызвали коллективное одобрение. Действительно, усердие директрисы воспринимались восторженно, без доли снобистского и циничного не верования – она покоряла всех – ставила бывших скептиков на колени. Магистр Айрес вышел к ней, чтобы заключить в свои объятия верного члена его партии и Магического Совета, и, видимо, надеялся таким образом также получить часть ее славы. – Дэниел нахмурился, расценив дружеский жест за признак лицемерия, – ему явно не хотелось видеть, как Олдридж позволяла себе делить неделимые лавры, с тем, кто вероятно долго ограничивал её разумные планы, требовавшие огромных внутренних и внешних усилий; он не понимал тогда, почему взъелся на магистра, почувствовал в нём плутовские и многоликие начала…

Великолепную демонстрацию симулятора нельзя было не отпраздновать. Гости пленарного заседания обсуждали итоги, и не подмечали того, что Дэниел, как юный ассистент директрисы, не находил себе места – постоянно нырял между ними, подслушивал их беседы и мысленно оценивал каждого на содержание. Бокалы игристого шампанского разлетались на ура, он одиноко бродил и делал маленькие глотки до появления рядом Льёвана, которому удалось поймать его – маг удовлетворенно прочитал на лице Дэниела очередной приступ скуки: незнакомые люди, корчившие начитанность – негативно будоражили, напоминая о старых и «недобрых» временах; особый дискомфорт возникал из-за незаметной съёмки летающих сферических дронов.

– Знаешь, Льёван – они меня жутко бесят! – натягивал трубочкой губы Дэниел от недовольства.

– Ох, и язык у тебя! – заметил Льёван его агрессивный настрой, но решил поддержать своего «друга», высказавшись на ухо. – Но признаться честно, и меня….

– Здесь есть достойные люди?

– Конечно! – маг настораживающе улыбнулся, и повёл в сторону Олдридж.

– Тогда предлагаю, поменять наши координаты…

Дэниел не сразу разгадал смешной намёк Льёвана – только после того, как к ним подошел из-за спины магистр Айрес, который моментально среагировал на утвердительный жест: «Он ваш…»

– Магистр, прошу представить моего ассистента, а также престудента гуманитарно-исследовательского Софийского колледжа при Константинопольском университете, Дэниела Сноу. – директриса Олдридж сопутствовала первому знакомству Дэниела и самого лидера Объединенной Республики.

Не оставалось иного выбора – лишь выйти после стольких комплиментов вперёд и пожать руку уже знакомому мужчине – они уже встречались дважды, но знакомились впервые. Дэниел вспомнил как поднимался на Беллантриэльскую башню и подсознательно навострился. По телу пронеслись те же ощущения – невидимая наэлектризованность между ними; просияла бескомпромиссная память…

– Много о вас наслышан, молодой человек.

Джаннет Олдридж не умаляла заслуг помощника, что напоминало некоторыми фразами заезженную музыкальную пластину – щёки от одной минуты к другой краснели, сохраняя деловые качества и манеры ради поддержания авторитетности и уважения к директрисе – явная восприимчивость на комплименты мешала сохранить серьёзное, ответственное и взрослое лицо.

– Тоже, можно сказать и в ваш адрес. – ответил Дэниел, разглядывая перед собой пристальность долговечной ухмылки. Он подвергался испытанию ястребиной хватки.

– Кажется вы чувствуете себя здесь как рыба в воде?

– Да, здесь приятнее дышать, нежели в Грейтфелльском Совете на очередном Съезде Конфедератов. – дал дерзковатый ответ, который от него и ожидали.

– Невозможно не согласиться с вашей дерзкой искренностью… – ущемился магистр, словно обращался не к нему, а Льёвану и Олдрижд.

Дэниел не заметил, как и он, и магистр шли, и остались только вдвоем в этом мире, говорили, не обращая внимания на шум посторонних.

– Дэниел, а чем вы занимаетесь как практикант? – спросил Айрес.

– Готовлюсь к защите научной доклада и заодно осваиваю формальные азы юридической работы. – без стеснений ответил он – такой твердости редко удавалось отыскаться.

– О, будущий учёный-исследователь, однако … – повторял сам себе магистр, делая вид, что аналитически создавал впечатление о портрете на основе слабой зарисовки, и снова задал банальный вопрос: – И о чём ваше исследование, если не секрет?

– О Гражданской войне, – с незатейливой гордостью произнес Дэниел, и собирался добить настойчивость прозорливого охотника.

Выражение «Гражданская война» для любого представителя социалистической партии – угроза пройтись лезвием ножа по его горлу.

– И к каким выводам вы пришли? – играл в предсказуемость Айрес. Простые вопросы всегда помогали ему раздобыть сложные ответы.

– Это вы узнаете, только когда доклад опубликуют и издадут.

Дэниел намеренно увиливал от прытких силков магистра, чье честолюбивое самолюбие он уже задел.

После последних выборов (пять с половиной лет назад) общим референдумом Айрес Литэас был признан несменяемым лидером социал-демократической партии до обнаружения признаков превышения должностных полномочий или совершения преступления против конституционной безопасности и республиканской независимости; его репутация неоднократно обсуждалась, некоторые считали его «автократом в социал-демократической юбке», относительное большинство благоговело перед ним за модернизацию незаконченных реформ магистра Виктора Либермана3333
  Виктор Либерман – политический деятель, бывший лидер партии неоконсерваторов. После расследования Верховным Судом дела о сброшенных ядерных зарядах на планету Идар, ушёл добровольно в отставку и был признан виновным в совершении международного преступления, осужден на сорок лет ссылки на планет Им по решению Галактического трибунала. До Идарской войны занимался модернизацией вопросов межгалактического гражданства, семейного и экологического права.


[Закрыть]. Эпидемия грибковой пневмонии, унесшая жизни двухсот семидесяти тысяч – единственное пятно в политической карьере, но и от этого он сумел избавится, как человек, разработавший закон о регулировании специальной целительной медицины, которую запрещалось применять повсеместно с момента её создания, так как она обходилась затратнее сферы образования, трудовых, имущественных или избирательных прав. Как бы не старался верховный магистр создавать мост между народовластием и новой политической этикой постсоциализма, жажда власти горела в нём – амбициозная идеология пёрла из уст, концентрация влияния на остальные ветви власти при аккуратнейших рисках усиливалась: оттеснялись инициативы неопозитивистов, вводились суровые ограничения для транскосмического перемещения магов и граждан, не имевшие статус хранителя или члена Грейтфелльского Совета; расширение должностных полномочий в дипломатической, уголовной сфере – совокупность внешних характеристик намекала о большой вероятности возникновении нового культа личности, который удерживал в руках почти всё политическое устройство Объединённой Республики, в то время как независимые суды, действующие парламенты в республиках и провинциях, экономическая и социальная свобода, политическое многообразие одурманивали коллективный разум, не замечавший гиперопекующей сверхчеловечности. Дэниел не до конца обладал навыками усмирять негативные предчувствия – он не доверял Айресу, считал его идеалы «нежным занавесом», за которым крылся «железный».

Характерным дополнение к портрету магистра являлось особое мастерство враждебные силы делать союзническими: неподкупное внимание и раскрытие слабых, а также сильных сторон оппонента под предолгом разведки – незамысловатой беседы. Дэниел опомнился только в другой части Фартелла, где Льёван и Олдридж растворились – уловка подействовала, откровенный разговор забавлял. Нет, магистр был не ястребом, а львом с паучьими повадками.

– Дэниел, вы очень смелый человек, коль решили познакомиться с тёмным прошлым моей политической семьи. – отметил он.

– На войне – не без урона. – среагировал смело Дэниел, и не поддавался правилам игры магистра. Дерзость только помогала ему казаться поверхностным интеллектуалом, всезнайкой, который гордится замечаниями. – Борьба – предсказуемая шутка…. В ней точно проигрывают крайности.

– И вы придерживаетесь принципа нейтралитета в своём исследовании? – уходил от подозрений Айрес.

– Заметьте, не нейтралитета, а признание того, что сам по себе нейтралитет является крайностью. – ремарка притягивала, и не пряталась.

– Тогда что не является крайностью?

– Признание субъективности взгляда, конечно… Порой мы видим и слышим либо то, что хотим или не хотим слышать, или видеть, а после совершения ошибки мы готовы пассивно уйти в сторону, продолжить пеной со рта рвать и метать. Наблюдение – лучшая защита объективности….

– В таком юном возрасте, вы мыслите довольно глубоководно, – льстил магистр, ненадолго отвернув профиль в сторону.

– Было много времени для наблюдений. – паясничал с искренностью Дэниел.

– Но вы ведь боитесь осуждения, разрушения вашей наблюдательности, – Айрес унюхал место, где следовало рыть яму, но не был готов, чтобы кто-то чужой делал то же самое с ним.

– Да, но только когда кто-то пытается надавить. – обвинения сбивали след ищейки с толку.

– И тут вы уходите в сторону, чтобы «понаблюдать»…

Айрес вывел для себя, что Дэниел, несмотря на порядочную садовую ухоженность уходил в сторону не из-за цветочной капризности или искусственной трусливости, а природной дикости – обманчивой неуверенности. Он не учёл кое-чего ещё:

– А вы как раз тот тип, который и пытается убедить меня в вашей правоте, вместо того чтобы свободно признать ошибку… – защищался юноша. – Вам нравится изучать сильные и слабые стороны других…

– Поражён вашей проницательностью: мало кто умеет поймать меня за такой ловкой игрой.

– Тогда, когда мы раскрыли друг друга, не проще вынести вердикт?

– Да…, – затянул Айрес и не подбирал слова для своих оправданий. – крутить-вертеть вашу наивность можно сколько угодно, однако обмануть – одурачить кажется немыслимым. Что касается ваших слабостей, то у вас много шипов, нацеленные на других – в конце концов они попадают только на вас.

– Шипы чего? – удивление не стеснялось показывать правдивости предварительного разоблачения.

– Как чего? Роз – алых и диких!

Да, не только Дэниел применял сложные пафосные метафоры. Перед ним стоял серьёзный противник – он умел играть и дергать за тонкие натянутые нити, после собственного чувства уязвленности. Мимика потаенно зловещего и хитрого магистра придала уму снисхождения ненадолго умолкнуть, отглотнуть шампанского и увидеть возвращающиеся в поле зрения лица Олдридж и Льёвана. Третья уловка – разговор всегда имел символ круга: достигал полного оборота. Следовательно, близился финал и в этом Дэниел тоже не прогадал.

– Так в чём главный вывод о смысле Гражданской войны в нашей с вами истории? – спросил напоследок Айрес. Его любопытство тоже ожидало услышать оправдание подсознательным и не оглашённым гипотезам внутри его тревожных мыслей.

– Существует возмездие, и оно длится как колесо сансары. – изрядно пытался припугнуть Дэниел, и думал, что таким способом избавит себя от скрупулёзности шахматных ходов магистра – Ничего не уходит бесследно, цикл продолжается, как и движение времени, часть нас…

– Я очень хочу прочесть и найти эту мысль… – обманывал Айрес: всё что ему было на первый раз нужно, он вычитал и готовился анализировать, толковать.

– Тогда наберитесь терпения, магистр. – интуиция подсказала Дэниелу оставить интригу для следующей встречи, на которую он не надеялся.

Престудент попрощался, и вышел из Фартелла.

Тем временем треугольник восстановился.

– Вы, не меняете стиля, магистр. – нахальной усмешкой высказался Льёван, и после этого по его плечу прошлось несколько похлопываний магистра.

– Этот стиль разоблачен до того, как я успел что-либо сказать и запутать как следует, мой друг. – ершисто отреагировал Айрес, не знавший к чему протянуть руку: к закуске или алкоголю.

– И как, по-вашему, Дэниел? – спросила директриса и позволила себе использовать уже «не мистер Сноу», а просто имя. Для её властного коллеги это говорило о многом.

– Змея, знающая куда нападать на зазнавшегося Льва. Редчайший тип… – магистр посмеивался только наедине с размышлениями, и заметил, как бросил на себя агрессивно-снисходительный взгляд.

– Кажется вы не ошиблись. Он рожден в год Белой Змеи. – дразнил маг.

– Замечательно, другого я и не ожидал. – Айрес до последнего держал на прицеле удалившуюся фигуру престудента из зала. Его охватил испуг, – он был не безосновательным – но это разглядел только Льёван, и никто больше. Он выдохнул, и выслушал следующий комментарий:

– Вы все шутите… – не удержалась Олдридж.

– Вам, между прочим, повезло с ассистентом. – улыбнулся магистр. – Дэниел Сноу – личность, которой и никакой магии не надо! Очень печально будет видеть, если такой замечательный юноша потратит лишние годы обучения в Константинополе…

Намек был принят к сведению директрисы. Довольный этим, Айрес запил «поражение» игристым вином и теперь не знал, как дальше играть с тем человеком, с каким ему не приходилось сталкиваться – через его рентгеновские глаза прошли тысячи людей, но ни один не имел шанса хоть на полпроцента сравниться с Дэниелом – диковинным природным экспонатом: «Вот значит какие дикие алые розы на самом деле. – уверовал он. – «Мне страшно оставлять Льёвана и Джаннет на этого мятежника… – закончились утомительные раздумья открытий. – «Мы с ним одной поле ягоды. Но я – не дикая роза… Давно терновник».

Он всем сердцем ненавидел розы, особенно дикие с алыми лепестками. Четвёртый трюк, оставшийся загадкой для Дэниела, который детально запечатлел у «Пересечения нитей» членов Ортел-Айнерис – нацелившаяся, не раскрываемая непроницаемым чёрным полотном, до самых щиколоток, голова обнаружила его и не шелохнулась. Холодок прошелся по глазам и коже, почувствовавшая попадание в убийственный прицел ведьмы с худощавым, скелетным силуэтом.

Около полуночи Дэниел смотрел с высоты Беллантриэльской башни как быстроходные дирижабельные корабли, отрывались от морского причала, заполнившись ротами ведьминского ордена, сбивчивыми кучками конфедератов, обособленными фигурами, и взлетали, издавая ощутимые звуковые волны – деревья негодующе покачивались. Незаметно, на морозном звёздном небе появились затяжки, предзнаменовавшие падение снежного дождя.

Дни приближались к февралю – предварительному сроку сдачи научного доклада для официального рецензирования. Работу проверял профессор Мюррей, который положительно вносил замечания к оформлению, с интересом читал последнюю редакцию и не смел давать никаких советов – добавление художественного содержания увлекало даже его академический стиль. – он довольствовался стараниями ассистента Олдридж, знавший толк в истории больше, чем обычный любитель; иногда за чтением, казалось, Дэниел напоминал его самого в молодости – витающего непонятно где.

Эдвард Мюррей представлял неудачной копией Дэниела Сноу – того, Дэниела Сноу, который променял непостоянные мечты на строгую бытейскую определённость – об этом напрямую говорили: чрезмерно флегматичное бледное лицо, вороньи волосы, вязкое и худощавое тело (смотря на него почему-то хотелось пасть в апатию и подумать о надвигающемся хлысте тоски) – интеллигентный мужчина вызывал доверие, но ощущение внутреннего слабоволия, и мягкотелость сильно отталкивала на психологическом уровне. По словам (сплетням) Эмели, у него с Элизабет Коллинз был служебный роман – наблюдения же доказывали обратное: знаки внимания и любви выдавали супружескую пару – Дэниел не прогадал, но решил «забыть» и никому не усложнять жизнь, оставить секрет профессоров только им в распоряжение (им вероятно нравилось создавать показную невинность перед студентами, сохранять изюминку в отношениях, не ограничивать себя «семейными» стандартами и стереотипами).

– Хмм… – слышалась реакция профессора Мюррея. – Довольно, неплохо, мадам. – обращался он к директрисе. – Думаю членам комиссии и рецензентам придётся туго… – он одобрительно повернул лицо на Дэниела, который держался благородной девицей – его опущенные руки скрестилили пальцы и нежились в ответной улыбке.

– Мне тоже так кажется. – Олдридж потвердила мнение преподавателя. Она имела ученую степень – доктора юридических наук, много изучала историю, и как эксперт ей наконец-то было приятно читать отсылки к использованной магической хронике, – той, что содержалась только в двух местах: в библиотеке или у Олфрая – философский и политико-правовой контекст перевешивал чашу весов зрелого скепсиса.

Директриса видела разницу между эссе и докладом – практика действительно пошла на пользу Дэниелу: его голос стал громче и смелее, решителен и изобретателен. Она видела писательские задатки… Но последние месяцы интерпретировали те достоинства, которых её ассистент не до конца признавал за собой – он словно переставал быть тем, Дэниелом Сноу, который пугался не ублажить её требовательности и военной рациональности, вечно терялся и плохо планировал дела, не умел концентрироваться – часто отвлекался от выполнения задач, рассеяно метался, когда наглядно терялся в поисках документа или отчета, пытался не показывать сильного стресса – и тем не менее достойно держался, извлекал уроки из работы над ошибками, мило искрился от внимания в свой адрес и делался самостоятельным (уже не спрашивал в каждом сомнении совета, а начинал доверять опыту и навыкам внутренних логических связей). Перед ней был кто-то больше, чем застенчивый мальчик, мечтавший запереться в рамках цели только поступить в Константинопольский университет. Олдридж, благодаря Айресу, вернувший к ранним задумкам, видела совершенно иные варианты грядущих перспектив её ассистента.

Дэниел заканчивал составлять приказ и несколько официальных писем «счастья» для бюрократического отдела в государственном органе, собирался уходить, перед этим поставить подпись на документах и голографированных копиях. Олдридж с удовольствием сделала небрежный росчерк, смотрела за тем, как он убирал рабочий стол и спешно засобирался к друзьям на совместный ужин.

– Дэниел, присядьте на минутку, – пригласила она занять кресло для переговоров – Хочу с вами поговорить… – директриса сложила пальцы в замок, опрокинула на них подбородок и вспомнила надеть очки.

Значился особый повод, не имевший ничего личного с рабочими моментами.

– Что не так с докладом? – преждевременно засуетился Дэниел, и нервно зачесывал волосы за уши.

– Нет, все хорошо. Вы превосходно справились. – не спешила Олдридж, потому что чувствовала, что нуждалась в безошибочном формулировании предложений, и подводила к важному разговору обдуманно – Дело вовсе не в этом… – Тогда что вас беспокоит?

– Просто, не кажется ли вам, что вы достойны большего, чем просто обучение в Константинопольском университете?

– Уточните… – попросил он. В голову ничего не приходило ничего очевидного и ярко-выраженного.

– Я имела в виду, что долго за вами наблюдала, и пришла к выводу, как и многие из моих коллег, что вы очень способный молодой человек. Я хочу вам сделать особое предложение… – и тут она не успела договорить, как её невольно перебили эмоции юноши:

– Какое? – обгоняла его тревога.

– Прошу меня выслушать и не перебивать, – делала уместное замечание директриса и жестом руки продолжила высказываться. – Мой давний знакомый, а именно директор Красной Башни – Владимир Всеволодович, с которым вы встречались на пленарном заседании мельком, обучает таких юношей и девушек как вы.

– Вы предлагаете мне отправиться туда?! – Дэниел вновь отреагировал несдержанно, и резко замолчал – просто для него это показалось неожиданным и сомнительным: «Почему Олдридж предложила мне уехать в Россию? Как вообще ей надоумилось такое выложить? Неужели верит, что из меня может получиться какой-нибудь военный или мастер боевых искусств – она вообще видела меня?! – растерянно думал он. – «Я не гожусь на такую роль… Мне до начального уровня младшего курсанта, как до луны пешком с моими данными, да и планы совершенно другие на жизнь…»

– Я имела в виду, что Красная башня – это возможность получить государственное звание, совместить воинскую дисциплину с научно-исследовательской деятельностью, ускорить процесс влития в крупное научное сообщество экспедиторов и космических исследователей, дипломатов или консультантов-представителей…

– Но я всегда хотел поступить в Константинопольский университет… – отрицал Дэниел как обычно – боялся брать на себя риск, не хотел провалиться, и особенно разочаровать чужие надежды-привилегии, поданные как собственные. На самом деле он просто не знал, что и думать дальше. – Красная башня, навряд ли то место, где я могу полноценно реализоваться.

– Во многом вы остаётесь предубедительным. – Олдридж увидела на лице юноши его автоматическое желание повиноваться воле пустого идеала, который изживался и терял значимость, и он этого не хотел до конца признавать, но уже принимал факты перемен – идти по старому пути теперь означило заблаговременно начать идти в никуда – к разочарованию жизни. – Красная башня – это не только военное училище, а более гибкая система образования, где студенты изучают боевые искусства и потом осваивают другие профессии наравне с магами.

– Извините, но претендовать на данное место только из-за глубоких увлечений Ильверейн крайне неразумно, мадам. – говорил вежливо Дэниел. Он не собирался задевать за живое заботу Олдридж о нём, но, посмотрев на неё, уже заключил, что, к сожалению, обижал её.

Женщина ожидала получить отказ – об этом её предупредил Льеван, уверивший, что для Дэниела поступление в Константинополь – лучшее учебное заведение для способных молодых людей – способ доказать самому себе, что он держит слово и умеет доводить дела до конца. «Как он не понимает?! – сетовала она – «С ним обманчиво играет красочная картинка академической атмосферы. Он слишком творческий, он не будет подчиняться императиву фундаментализма и снобизму профессоров, какими они не были бы заманчивыми и всезнающими, он только потеряет время…. Где же его ветреность, переменчивость, которой обнадеживал Льёван?!

Дэниел вернул, Олдридж вдруг смело заявив:

– Простите, но мне известно кто сподвиг вас на такую мысль… Магистр Айрес?!

Эта манера везде вставлять извинения оправдывала ранние мысли директрисы, однако она не отвлекалась от поразительного точечного чутья.

– Откуда вы это узнали? – ясный взгляд и заставил её поверить в нечистое совпадение.

– Интуиция.

– При любом раскладе, об этом я думала раньше: вы, по моему мнению, себя сильно недооцениваете. – директриса выразила резкое несогласие.

Она насквозь видела не огранённый потенциал его человеческого минерала.

– Может быть…. Но сейчас я не могу принять ваше предложение, простите. – вот оно самое… Снова и снова.

– Прекратите.

– Я очень благодарен вам за то, что вы для меня сделали…. Просто не хочется жить теми надеждами, в которые верите пока только вы, но не я…

– Тогда не смею вас задерживать. – суховато-сдержанной и одновременно вспыльчивой гордостью прекратила разговор Олдридж.

– Всего доброго, мадам. До завтра. – в расстроенных чувствах выходил Дэниел.

Дверь кабинета закрылась. Джаннет огорчилась – она предполагала, что сумеет выстоять схватку с сомнениями «мистера Сноу», и ошиблась – действительно, будто тренировки с мистером О «Прайером, кружок профессора Уильямсона, изучение эллерийского языка под Олфраем, студенческая дружба вершили плетение другой судьбы, отвечавшая на зов неосуществленных амбиций. Странное ощущение не покидало её в основном не столько из-за мнения магистра Айреса, сколько из-за спонтанности Олфрая …. «Что он нашёл в Дэниеле? Он столько лет не подпускал к себе никого… Да, и мне Дэниел уже не безразличен… Боюсь признаться, что привязалась к нему… Необъяснимые чувства… – рассуждала она, и потом словно телепатически обращалась к естеству ассистента – «В чем же ваша сила? Чем вы так покоряете… Мою душу так точно!» Дэниел в тот вечер не пришёл на ужин, а обратился за невесомой поддержкой старейшины, который молчал и не смел тревожить его мыслей после беседы с Олдридж. Он забывался в эллерийском языке – он казался ему поэтическим и совершенным, – и в передышках признавал, что крепко-накрепко привязался к магическому образу жизни, который разделял с друзьями: по пятницам они с Пенни изучали прелести травологии, эликсиров и ядов, в предыдущий вторник Джеймс и Ваня прошли в полуфинал соревнований гонок, в котором почетный титул вернул Мелдор – неожиданно затихший; по субботам Тед учил базовым навыкам самообороны с помощью воздушных посохов – уметь ловко держаться на ногах, увиливать от прямых агрессивных атак, стараться двигаться молниеносно, доверять телесным ощущениям; а хмурыми вечерами время застывало от пролистывания томов с древней магией, которые удачно сочетались с исторической и мифологической хроникой – некоторые части не переводились без помощи Олфрая, что оставлял иногда его одного, погрузившись в медитативный транс.

Записи Палладина Нэнзидаль3434
  Палладин Нэнзидаль (4351—4637 г н.в.) (в переводе с эллерийского «нэн» – мудрость) – шестая из сильнейших Палладинов Земли в период II Магической эпохи. Изначально была магом воды и покорила остальные магические элементы на летающих островах, где прожила остаток жизни, занимаясь целительством и прорицанием. Предсказала перед смертью начало Гражданской войны. Была убита собственным учеником – Паладином Васариен, которому предрекла мучительную гибель от рук магического дома Вилларесов.


[Закрыть] требовали полной мыслительной самоотдачи; несколько выражений составляли пять цельных контекстов: какой из них приближался к истине – вопрос не только внутренних соображений, но и недостающих крупиц достоверных знаний.