Текст книги "Злая Русь. Схватка"

Даниил Калинин
Злая Русь. Схватка

Серия «Военная боевая фантастика»

Выпуск 57

© Даниил Калинин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

– Отче, не знаю я, правильно ли мы поступаем. Собрались бы всей ратью, объединились бы с киевлянами, черниговцами…

– Да что ты заладил, зятек, – киевляне, черниговцы? Нешто струсил?! Забыл, что ли, как мы уже поганых татар побили? Где их сила была, где их мощь? Простые степняки – с ними бы и половцы в одиночку справились, коли бы духом покрепче оказались.

Крупный и тучный, с широкой окладистой бородой, делающей его голову еще больше, князь галицкий Мстислав Мстиславич по-медвежьи напирал на своего зятя, князя волынского Даниила Романовича, заставляя того принять свою волю. Однако последний, обычно всей душой расположенный к отцу жены, коего он почитал за собственного (родного ведь сгубили ляхи, когда княжичу всего три годка исполнилось), на сей раз подобрался, не желая уступать Удатному тестю, одно имя которого заставляло трепетать его врагов! Не из того теста был вылеплен волынский князь, в десять лет впервые напавший с мечом на человека, пытающегося разлучить его с матерью – а в двенадцать впервые принявший участие в настоящем военном походе. В шестнадцать же Даниил уже сражался с ляхами во главе собственной дружины, отнимая у Лешека Белого порубежье Волынского княжества… И сейчас уже начавший яриться Мстислав вдруг разглядел в направленном на него прямом и спокойном взгляде зятя не замечаемую им ранее стойкость, отголоски закипающего в ответ гнева – и вызов. Словно Даниил безмолвно вопрошал его: «Что, попробуешь забрать жену мою, свою дочь, как забрал другую дочь у Ярослава Всеволодовича? А хватит ли сил?»

Сил Удатному хватило бы наверняка. Но именно сейчас его галицкой дружине как никогда требовалась помощь крепкого волынского войска, славящегося стремительным копейным тараном да тяжелой броней. А потому князь галицкий (все же в первую очередь князь, а не воевода), принялся плести словесные кружева, стремясь уже не сломить зятя, а убедить его, перетянуть на свою сторону разумными доводами и воззвать, в конце концов, к родственным чувствам:

– Даниил, ну разве не был ты на военном совете? Разве не слышал ты киевского князя: никуда не уйду с берега? Старый пень скорее пустит корни у речного холма, чем примет бой! Да, слова его могут показаться разумными – лучше всего бить татар на переправе, когда только часть степняков перейдет реку, пусть и большая часть. Прижать к воде и перебить, обратить в бегство, не дав разойтись, разгуляться по степи… Да только и татары ведь не дурни, лезть в заранее подготовленную ловушку. Чего им буром переть через реку, на щиты наших пешцев, под удар княжьих дружин? Они степняки – сегодня здесь, а завтра уйдут степью к границам Черниговского княжества, попробуй, поймай! Придется рать делить, а значит, останемся мы без пешцев, с одной лишь конницей – в меньшинстве. Нет, раз уж принимают поганые бой, нужно тем воспользоваться!

Тесть сумел, наконец, обратить разговор в нужное ему русло и подобрать правильные слова. И все же зять предпринял уже заметно более робкую и неуверенную попытку возразить:

– Больше всех Мстислав Черниговский пострадает, коли татары в сторону его княжества пойдут. Однако сам он не желает поддержать наш удар…

Но князь галицкий только свирепо усмехнулся:

– Мстислав не пойдет – пойдет следом за нами Олег Курский! А за его дружиной – и другие черниговские полки… Ты не трусь, зятек, мы все по уму сделаем. Половцы первыми переправятся через реку, их поведет мой лучший воевода, Ярун. Куманы велики числом – они отгонят передовые отряды татар и завяжут перестрелку с основными силами поганых. А пока суть да дело, твоя конная рать пройдет бродом, построится – да незаметно для ворога подберется к половцам, шагом. За спинами кипчаков, глядишь, татарва-то волынян и не увидят… Только копья вверх не задирайте! Ну, а когда с половцами ты сблизишься, Ярун прикажет тем расступиться – и ты клином, стрелой пролетишь сквозь их ряды, доскакав до татар. Подумай сам – на разгоне жеребцы твоих гридей да отроков быстрее степняцких кобыл, не успеют поганые ускакать. А как свяжешь ты ворогов боем, так уж и я своих пешцев на помощь приведу. В ближнем бою лучники-кочевники что с нашими дружинниками да ополченцами сделать смогут, рогатинами вооруженными да ростовыми червлеными щитами защищенными? Ничего! С крыльев же татар половцы обхватят, чтобы бежать поганые не сумели – так и вырубим всех подчистую!

Неверно истолковав молчание зятя, Мстислав пошел в последнюю атаку:

– Да ты не думай, Даниил Храбрый – не одного же тебя с волынянами отправляю. Я же тебе всех своих всадников отдам – удар получится что надо! Вспомни, до того татар сами половцы и били, с посильной помощью наших конных дружин. И пусть поганых было не так много, передовые отряды – разве не сдюжим мы, бросив на ворога все силы?! А уж там, ежели что, конные дружины Олега Курского да Мстислава Немого, князя луцкого, тебя поддержат. Вместе – победим!

На словах план тестя казался действительно вполне разумным, а доводы его справедливы. И не желая портить отношения с тестем из-за киевского князя, не просто так прозванного «Старым» (что подразумевало собой и дряхлость, и немочь, и нерешительность), Даниил Волынский (а ведь прозвище «Храбрый» пришлось ему по душе) решительно тряхнул головой, словно прогоняя какое наваждение и недобрые предчувствия:

– Будь по-твоему, отче. Первым пойду!

Мстислав Мстиславич свирепо и радостно оскалился, после чего крепко хлопнул зятя по плечу:

– Вот это правильно! Побьем сами поганых, без старого хрыча и черниговского труса. И вся слава нам достанется!

При словах о славе глаза Удатного засверкали яростными и какими-то безумными огоньками. Отчего спину Даниила Романовича словно холодом обдало. Увидел бы он эти огни пораньше – так еще бы раз подумал, стоит ли соглашаться на предложение тестя. Но теперь уж князь волынский слово свое дал – а слово князя тверже камня должно быть, крепче стали…

Наутро, с первыми лучами солнца, половцы и галицко-волынские рати первыми начали переправу. Татары сразу заприметили угрозу: поднялись к небу предупредительные дымные столбы, и в лагере поганых начался спешный сбор – уж как отчаянно барабаны загрохотали! Сторожевое охранение вступило с половцами в перестрелку – но куманы с легкостью отогнали врага, ибо были куда многочисленнее.

Все же татары успели изготовиться к бою – лагерь их был расположен далеко от речного берега. Да и не думал Мстислав Мстиславич внезапным ударом уничтожить ворога на стоянке, видел он, что сторожи поганых всю ночь у реки держались… Задрожала земля под копытами тысяч низкорослых монгольских коней, не очень быстрых, но очень выносливых. Пошли две конных тьмы на сближение, взмыли в воздух тысячи срезней!

И сразу стало понятно, отчего татары раньше половцев били – чаще и дальше летят их стрелы, сильнее ранят врагов плоскими, широкими наконечниками. К тому же куманы вперед толпой прут, а вороги, с восхода прибывшие, «хороводы» закручивают с тридцати шагов и бьют прицельно. Стрелы же кипчаков заметно реже забирают жизни агарян.

Это не передовые отряды татарские – по очереди бить, опираясь на дружины русичей!

Но ведь и этим утром половцы не в одиночку на сечу вышли. Переправились вслед за «своими погаными» конная волынская да галицкая рати, шагом повели коней дружинники, скрытые от глаз татар спинами многочисленных кипчаков… Опытный воевода Ярун, возглавлявший удачную оборону Ржева и переживший страшную Липицкую сечу, вовремя подал знак половцам расступиться. И когда по центру разошлась тьма куманов, дав проход галицко-волынской рати, та узким стальным клином устремилась вперед, врезавшись в татарские «хороводы».

Смешались ряды поганых, коих на скаку протаранили гриди-русичи, закованные в дощатые брони. Длинными пиками вышибают дружинники агарян из седел, топчут копытами тяжелых рыцарских жеребцов, разят чеканами да булавами. Подались татары назад, спешно убегая от тяжелых всадников западных княжеств. Безостановочно рубят в спины ворогов волынские вои, смело устремившиеся в бой.

Ломит Русь татар, ломит!

На правом крыле повел вперед своих пешцев Мстислав Удатный, уже практически переправилась на вражий берег дружина Олега Курского. Близка победа – еще чуть-чуть, и добьют союзники агарян с восхода, ликом смуглых, словно в саже перемазанных, да поголовно черноволосых – как смоль.

Но не знал того Мстислав Мстиславич, князь галицкий, что столкнул его злой рок с одним из самых грозных полководцев Чингисхана – Субэдэем…

Глава 1

Не только легкая и многочисленная половецкая рать скрыла собой бронированные рати тяжелых русских всадников. На левом крыле татарских тумен встал батыр Джэбэ с отборными панцирными батырами-хошучи и бронированной гвардией Чингисхана – копейщиками тургаудами и лучниками-хорчинами. Ярко сверкают на солнце стальные пластины худесуту хуяг (сплошных монгольских панцирей) да наконечники и крюки копий-чжид… Имея приказ Субэдэя, подготовившего засаду для орусутов и кипчаков, атаковать на свое усмотрение, многоопытный Джэбэ выбрал лучший момент для удара. Батыр хладнокровно дождался, когда замедлились, выбились из сил жеребцы русичей, до последнего преследовавших бегущих лубчитен, татарских конных лучников. Дождался, когда разделилась русско-половецкая рать, и увлеченные погоней кипчаки заметно оторвались от галицко-волынских дружин… А после бросил тургаудов в бой, всей массой тяжелых бронированных нукеров ударив по правому крылу растянувшихся клином орусутов.

Поздно заметили дружинники нового врага, до последнего державшегося за спинами простых степняков… А когда поворотили коней навстречу поганым, уже не осталось времени ни на собственный разгон, ни сил у жеребцов – и главное, Даниил Романович уже никак не успевал перестроить клин!

Монголы ударили цельным кулаком, сминая тонкую цепочку повернувших навстречу ворогам дружинников…

Отчаянно заржали раненые срезнями хорчинов жеребцы смельчаков-орусутов, все же попытавшихся взять разгон для рыцарского куширования. А следом на дружинников Галича и Волыни штормовым валом обрушились многочисленные хошучи и тургауды!

Татары не пытались таранить – но, сблизившись с русичами, с силой, на скаку кололи чжидами или стаскивали гридей из седел, зацепив крюками. Прямо в лица отроков младшей дружины полетели страшные монгольские срезни, метко бьющие с десяти шагов, жутко засверкали на солнце стремительно рубящие сабли степняков да палаши чжурчженей…

А главное – главное, что тургаудов оказалось едва ли не вдвое больше!

Отчаянно рубился потерявший копье Даниил Романович позолоченной княжеской секирой, в своей крепкой дощатой броне и сам похожий на разъяренного медведя. Окружили своего князя волынские бояре, грудью встав на пути поганых – но то один, то другой падал под верткой степняцкой саблей…

Иль тяжело рухнул под копыта коня, стащенный чжидой из седла.

Сильный укол вражеского копья стальные пластины княжеского панциря выдержали. Но когда рухнул сверху крюк монгольской чжиды, то вонзился острием в стык пластин, пробил звенья кольчуги – и неглубоко вошел в правое плечо Даниила… Сгоряча не почувствовав, что ранен, князь с силой рубанул секирой по древку вражеского копья, обезоружив татарина. А сблизившись с ворогом, нанес страшный удар чекана такой силы, что узкое лезвие топора буквально вмяло стальные пластины брони вскричавшего тургауда в его же плоть!

Сразив противника, оглянулся Даниил Романович по сторонам – и не смог удержать горестного клича: от дружины его остались лишь два островка еще бьющихся гридей. Но по центру поганые уже опрокинули русичей. И что того страшнее – побежали половцы, побежали, вытаращив глаза и не слыша приказов ханов да воеводы Яруна. Побежали, потому как ударил им навстречу второй, более многочисленный отряд легких татарских всадников под началом самого Субэдэя. Те же поганые, кого половцы до того преследовали, разошлись в стороны, развернули двужильных монгольских кобыл – и атаковали с крыльев, окружая, давя половцев.

И те побежали…

Мстислав же Удатный, увидев удар главных сил татар, потерял выдержку и бегом бросил своих пешцев на помощь зятю, своим верным гридям и галицким боярам. Но если сбившись в «ежа», ощетинившись копьями и прикрывшись ростовыми червлеными щитами лучших воев, вставших в первый ряд, ополченцы еще могли остановить вражий натиск, то на бегу они мгновенно растеряли все свои преимущества перед тяжелыми всадниками татар. И когда уже отряд воев сильно растянулся, по галицкому полку ударили тургауды и хошучи, развернувшие своих коней навстречу новому противнику. Ударили и с головы, и с правого бока, в одно мгновение смяв пешцев.

И все же жертва галичан, отвлекших на себя часть лучших татарских батыров, спасла Даниила Романовича да горстку его уцелевших гридей и бояр. С великим трудом – но смогли они вырваться из кольца окружения! И то лишь потому, что конные дружины Олега Курского да Мстислава Немого, не более шести сотен ратников общим числом (!), смело врубились в левое крыло монгольской гвардии.

Разогнавшиеся на скаку витязи клином вонзились в толпу поганых, буквально сметя длинными пиками первые ряды врага. Будь курских и луцких дружинников числом поболе – может, и иначе сложился бы ход боя… Но углубившись в ряды лучших батыров Джэбэ, немногочисленный клин русичей застопорился – и сгинул, окруженный со всех сторон. Сгинул в яростной сече, не отступив и шага!

Хлынули назад разбитые кипчаки, ошалело выпучив глаза и ничего не замечая от охватившего их ужаса. Хлынули в сторону брода, прямо на пеший полк Курска! И встать бы северянам нерушимой «стеной щитов» перед половцами, как когда-то под Сновом, встретить трусливых степняков градом стрел, принять их на тяжелые, массивные рогатины. Но не из того теста сделаны русичи, чтобы бить соратников, союзников – пусть и бегущих. Решили расступиться, дать проход – и на том берегу Калки, видя это, также начали расступаться и черниговцы.

Вот только северяне не успели завершить перестроение. И в разбредающихся, но не успевающих разойтись ополченцев врезались на полном скаку половцы, подстегиваемые страхом и страстным желанием выжить – во что бы то ни стало выжить! Мало кого из них беспокоило, что разгоряченные яростной скачкой лошади сбивают русских пешцев, что копыта их топчут союзников, только что подаривших им возможность уцелеть.

А вместе с половцами скакали оставшиеся волынские и галицкие дружинники, ведомые Мстиславом Мстиславичем и Даниилом Романовичем. Скакали по телам раздавленных степняцкими кобылами курских воев, чья дружина совсем недавно спасла их. Скакали, забыв о воинской чести и мужестве. Скакали, увлеченные общим страхом, поддавшись первобытному инстинкту, призывающему бежать от сильного врага.

Не глядя, не видя ничего перед собой, пролетели до Днепра дружинники Залозным шляхом – и только бросившись к воде и начав судорожно глотать студеную речную воду напрочь пересохшим ртом, Даниил Романович вдруг понял, что ранен. А когда он, наконец, утолил свою жажду, то услышал страшный приказ почерневшего от горя и усталости, разом постаревшего лет на десять Мстислава:

– Рубите днища ладьям. Всем, кроме наших, – рубите!

Немного пришедший в себя Даниил возмутился, попытался образумить, как кажется, обезумевшего тестя:

– Отче, что ты творишь?! Как прочие русичи смогут домой вернуться, если мы потопим все суда?

– Молчи, щенок! Некому будет возвращаться, все в землю лягут. А если не порубим мы ладьи – татары догонят нас, всех перебьют. Слышали меня? Рубите!

Никогда еще не видел волынский князь галицкого таким истерично свирепым, с совершенно безумным, горячечным взглядом. Вдруг понял он, что если и дальше будет противиться – то тесть его просто убьет. Оглянулся Даниил по сторонам – и понял, что волынских дружинников совсем немного подле него осталось, а Мстислав с верными телохранителями даже в бою не был. И что сила сейчас – за ним.

И тогда князь волынский струсил, позволив свершиться в тот черный день очередной подлости и бесчестью.

…Уже много позже Даниил Романович узнал, что суматошное бегство половцев сквозь ряды пытающихся пропустить их северян смешало порядки черниговского и курского полков. И что наседающие им на плечи татары с ходу ударили по русичам, не дав выстроить «стены щитов». Ополченцы городских полков и боярских дружин приняли страшный бой в рассеянном строю – и были разбиты.

Однако многие из них бежали – бежали к ладьям на Днепровском берегу. И черниговские, и смоленские ратники, преследуемые на Залозном шляхте татарами. Под прикрытием бросившихся наперерез поганым конных дружин Смоленска и Чернигова, пешцы уже в степи построились «ежами», окружив себя «стеной щитов» и копьями. Медленно побрели они к вожделенному берегу, поминутно теряя соратников и родичей от частых и метких монгольских срезней. Множество раз наскакивали на орусутов поганые, пробуя на прочность стену русских щитов. И каждый раз откатывались с потерями.

Но когда добрели вои до берега, многоголосный стон горя исторгли их уста! Ибо нашли они свои ладьи порубленными, подтопленными – и такое близкое спасение, как многим из них казалось, обернулось очередным страшным испытанием. Воям предстоял пеший путь до самой границы русских княжеств, десятки верст под палящим солнцем – и татарами за спиной!

Стоит ли говорить, что вернулась домой лишь жалкая горстка черниговских и смоленских воев? И ведь с тех пор доселе крепкое Смоленское княжество стало уступать воинственным литвинам, не имея сил сдерживать натиск разоряющих порубежье разбойников.

Никогда уже более оно не восстановит прежней ратной силы…

Схожая участь постигла и Киевское княжество. Князь Мстислав Романович Старый собрал весьма мощную рать в семь тысяч воев. И в отличие от прочих князей он не пренебрег поражениями ясов и половцев, да смутными, но страшными слухами из далекого Хорезма о новом могучем враге. Также не купился Старый на относительно легкие победы над передовыми отрядами татар – а потому и не пытался искать победы в открытом поле. Еще перед битвой он поднял дружину и ополчение на каменистый кряж, возвышающийся над рекой, окружив свой лагерь стеной из телег.

А где было возможно – приказал ставить и надолбы.

На глазах киевлян татары последовательно разбили половцев, галицкую и волынскую рати, смяли, сокрушили черниговские и смоленские полки. Прийти на помощь соратникам Мстислав Романович не захотел – а может быть, просто и не успел, не смог…

Но оставшись в одиночестве, киевляне три дня продержались под натиском татар. Густые обстрелы лубчитен они пережидали, спрятавшись под телегами или прикрывшись щитами. А после – отчаянно отбивали штурмы спешившихся степняков, остервенело рубя их секирами на длинных рукоятях и сбрасывая поганых со стен гуляй-города ударами палиц и копий. Татар, пытающихся поджечь телеги, разили сулицы, метко и ловко метаемые русичами, и стрелы отроков младшей дружины да черных клобуков.

Однако какую же страшную муку испытывали киевляне, глядя на воды влекущей их Калки – такие близкие, но такие недосягаемые…

Поняв, что победить силой не выходит, Субэдэй пошел на хитрость: он отправил к Мстиславу Романовичу воеводу бродников Плоскиню, пообещав ему, что если русичи сдадут оружие, то татары не прольют и капли их крови. Плоскине, присоединившемуся к агарянам со своими бродниками, еще когда те сражались с половцами, пришлось выполнять требование нойона – но он не лукавил, целуя крест на том обещании, что дал ему хитрый монгол.

Субэдэй не обманул – сложивших оружие киевлян не рубили, а начали давить, пируя на их спинах! И именно в момент расправы над киевлянами к Калке подошел отряд богатыря Александра Поповича, в числе дружинников которого были и его щитоносец Тороп, и рязанский богатырь Добрыня Золотой Пояс, и славный Еким Иванович, и прочие рязанские да владимирские ратники… Числом их было всего семь десятков витязей.

И все семьдесят смело ударили по татарам, не ожидающим появления врага и беснующимся над безоружными русичами. Стрелой вонзился богатырский клин в самую тьму ворогов, и едва ли не прорвался до ставки темников. Но теряя ратников с каждой пядью пройденной ими земли, все до единого богатыри пали в схватке с тургаудами…

Киевское княжество, потеряв большую часть своих ратников, так и не возродило былую мощь, повторив сим судьбу Смоленска.